радетелей, что им душно и тошно на Родине, а на Западе-де рай, то отпустили
несчастных в те самые райские кущи. Да и вошли в положение руководителей
американской пропаганды, опять же только в интересах гуманизма избавили их
от утомительных хлопот по доставке идеологической контрабанды из СССР, так
сказать, воссоединили источники "информации" с потребителями. Наверное,
очень своевременно, ведь в США ужасно много хлопочут о разного рода
"воссоединениях", и мы пошли навстречу.
Если судить по гласным откликам с Запада, то "мученики" там обрели
покой и довольство. Мы на них злобы не таим, а посему решили: вот и славно,
от всей души помогли людям. Но очень скоро от лиц, знавших "правоборцев" в
СССР, пополз слушок - неважно живется в раю. Нашей первой реакцией было
крайнее недоумение: как же так? Затем даже сомнение - может быть, злые
языки. Все это рассеялось как дым, когда следственные органы нам предъявили
несколько писем, адресованных тем в СССР, кого знали отставные "мученики" и
кому доверяют. В них-то они и излили душу...
На дармовщину на Западе располагал Любарский, который в СССР вместо
своей специальности астрофизика давно переквалифицировался в
профессионального антисоветчика. Тогда он вертелся вокруг небезызвестного
"фонда Солженицына", распорядителем которого по воле западных спецслужб был
рецидивист Гинзбург. Они неплохо погрели руки около денег "фонда", а когда
распорядителя власть разлучила с "фондом", для Любарского настали золотые
деньки. Один из очевидцев так описывал времена, когда Любарский воцарился в
бывшем доме Гинзбурга в Тарусе: "Диссидентские" ходоки буквально полонили
Тарусу. Любарский делил их на значимых и незначимых, принимая первых с
царской роскошью, не жалея иностранных деликатесов, других угощая стаканом
чая... Жадные, корыстные, подлые, лицемерные - все это подходит к личностям
"диссидентов", и я видел их именно такими, снявшими "маски" после ареста
Гинзбурга... "Фондовский пирог" глотали не жевавши, отталкивая друг друга
как свиньи от корыта... Доедая и проживая "фонд", они знали, что новых
поступлений не будет, и все решили улизнуть за границу". Значит, к самому
источнику благ.
Оказавшись у источника, Любарский впал в недоумение и теперь скулит в
письме: "Большая, конечно, проблема для нас, эмигрантов, - это работа. Все
блага жизни здесь в общем-то даются при единственном серьезном условии: надо
работать не за страх, а за совесть, так, как мы... работать не умеем.
Синекур тут нет... Мы не умеем так работать, темп, интенсивность не
выдерживаются... В большинстве случаев наши эмигранты начинают жаловаться на
неуверенность в будущем. Это, однако, их вина (точнее, их беда), ибо,
получая что-то, надо уметь и давать. В Европе это еще не так остро. В
Америке чувствуется сильнее. Места есть. Проблема - как занять их".
А как их займешь, когда тот же Любарский давным-давно отвык от любого
труда. Ведь для него, по уши погрязшего в антисоветской болтовне, как
следует из письма, "профессиональная работа уже не существует". Да даже если
бы и существовала, перспективы найти понимание, скажем, в Австрии или Италии
равны нулю. По причине очень основательной: оглянувшись по сторонам, он
заключил: "Своим хамством, рвачеством, вымоганием денег, воровством в
отелях, жульничеством, грязью за несколько лет наша братия довела... венцев
и римлян до состояния тихой ненависти к нам".
А на что тогда "астрофизик" живет? Он обнаружил, что "фонды"
существовали для него и подобных только тогда, когда он мутил воду в СССР.
Теперь же приходится отрабатывать каждый грош, мотаясь по разным странам с
языком на плече - произнося антисоветские речи на различных сборищах. За что
и кормят.
Конечно, эта публика быстро уяснила, что, мягко говоря, было бы
неосмотрительно покусывать руку, дающую корм. Поэтому публично они
помалкивают, кланяются и благодарят. Но в письмах-то сдержать раздражения не
могут - катили на Запад, надеясь стать не меньше как оракулами, а на деле
оказались ничтожными винтиками в громадном механизме антикоммунистической
пропаганды. Что до их "переживаний", то никому до них дел нет. Как сообщил
Любарский, "бороться за тебя ради тебя никто не будет".
Да, при ближайшем рассмотрении перехваленная американская цивилизация
предстала перед разинувшими было рот на чужое совершенно иной. Вот и
жалуются они тайком от "гостеприимных хозяев" в письмах дружкам в СССР. "В
ужас привел Нью-Йорк, - сообщает Любарский. - Нигде я не видел такой грязи,
неустроенности, подавленности какой-то, как в Нью-Йорке".
Посему, высказал догадку Юра, и поселился в Мюнхене, где тоже свили
гнездо западные спецслужбы, в первую очередь агентура ЦРУ. Отсюда Любарский,
как видим, специалист по "фондам", какими-то тайными путями достал Репина.
Итоги их договоренности Юра видел собственными глазами, скромнейший
выпускающий еженедельника стал сорить деньгами.
Суетная гордыня иной раз не знает пределов, а если свое место в жизни
человек еще определяет числом денежных знаков (неважно, как полученных) в
своих карманах, его буквально распирает желание доказать всем, всем, всем
собственное величие над простыми смертными. С большой серьезностью Репин
навязался Юре (надо думать, не ему одному) с рассказами о том, что он
"деятель" международной значимости, распорядитель "фонда Солженицына" по
Питеру. Ошарашенный журналист (а как бы вы почувствовали себя на его месте?)
отнес сказанное за счет безудержной фантазии. В ответ Репин вытащил из
тайника внушительную пачку денег, многозначительно заявив - "тепленькая".
Только что получил от какого-то иностранца. Юра онемел, а Репин закусил
удила. Его понесло.
Посыпались имена, всяческие подробности. Вот тут и всплыли те два
шпиона. Покопавшись в бумагах, Репин извлек картотеку "политических
заключенных" в СССР. В числе самых "выдающихся" он и назвал этих шпионов. На
карточке Григоряна значилась пометка Репина: "Отказался во время своих
действий, направленных на подрыв коммунистического строя, от платного
вознаграждения, когда ему представители свободного мира предлагали за
доставленную информацию. Пользуется среди многих заключенных репутацией
осторожного, не весьма приятного человека, хотя существует и противоположное
мнение". О Капояне - "замкнутый". Эти курьезы, с сохранением орфографии
Репина, Юра с его разрешения и списал, как и заключительную аналогичную
фразу на обеих "объективках", - "нуждается в материальной и моральной
поддержке".
Памятуя о том, что ЦРУ отступилось от них, Юра подступил к Репину с
вопросами: что за чертовщина, он что, с ума сошел, объявляя себя
покровителем шпионов? Да и не делая из этого особого секрета, Юра предрек
ему неизбежное столкновение с законом. Надув щеки и не пряча блудливых глаз,
Репин изрек нечто непонятное о "гуманизме" и понес околесицу насчет "узников
совести" и прочего. Где эти "узники совести", взъярился Юра. Здесь, хлопнул
по пухлой картотеке Репин.
Да, компания впечатляющая: Б. осужден за измену Родине. Семья порвала с
ним. Пометка Репина: "Нуждается в моральной поддержке, и желательно
добиться, чтобы на его имя посылала от себя письма его дочь" (между прочим,
1967 года рождения). Б. Убийца. Пометка Репина: "Мало развит. Требует
моральной и материальной поддержки, так как тяжело переживает свою отсидку.
Желательна переписка внутренне-воспитательного характера для приобретения
уверенности и моральных истин". В. осужден за измену Родине, пометка:
"Помочь развить обширную переписку с земляками". Г. уголовник-рецидивист,
под кличкой Люцифер. Пометка: "Помогать". Е. пытался наняться в агенты ЦРУ.
"Ввиду своей стойкой позиции и участия в правозащитной борьбе... нуждается в
усиленной моральной поддержке. Также материальной". В. бывший полицай,
уголовник. "Плохих отклонений от лагерной морали не замечено. Вроде
порядочный (уточнить). Нуждается в материальной поддержке?"
Д. осужден за попытку гнусного дебоша. Пометка: "Нуждается в
ненавязчивой морально-материальной поддержке". З. осужден за попытку угона
самолета. Пометка; "Занимался гомосексуализмом. Аполитичен. Нуждается в
сильном моральном воздействии посредством писем". К. осужден за шпионаж.
Пометка: "Убежденный антикоммунист. Встал на путь борьбы с целью помочь
свободному миру. Нуждается в усиленной моральной и материальной поддержке".
Картина ясна. Репин по различным каналам выяснял контингент заключенных
в лагерях. Он, вероятно, не один выносил суждение о том, кому нужна
пресловутая "поддержка". Но не все шпионы, убийцы, бандиты и прочие
удостаивались ее. А только те, кто принимал участие в "акциях", то есть:
пытался и в местах заключения демонстрировать свою лютую злобу ко всему
советскому. Будь ты хоть шпион из шпионов, но если осужденный раскаялся и
встал на путь исправления, на карточке значилось - "гнилой", и
соответственно "помощи" не жди.
Большой изобретательности нет, повторение до точки гинзбургской затеи с
"фондом Солженицына". Битая схема - ЦРУ от имени экс-"страдальца" нелегально
переправляет деньги нынешним "страдальцам".
Все до тошноты знакомо. "Помощь" оказывается не за так, а в оплату за
услуги - подрывную работу, которую надлежит не прерывать, даже отбывая
наказание. Коль скоро шпионить, грабить, убивать по понятным причинам под
караулом нельзя, принимай участие в "акциях" против администрации мест
заключения, изображай из себя "узника совести". За что и получишь
пресловутую помощь - десятку-другую в год, да не всегда, зато слова
ободрения шепотком. Они много не стоят. Впрочем, и ободрение не всегда, ибо
в цепочке радетелей - ЦРУ, НТС, Любарский, Репин, неизвестные посредники -
помыслы устремлены в другом направлении. Пока наверняка очень скромная
сумма, выписанная в ЦРУ на "благое дело", дойдет до "страдальца", на каждом
звене цепочки она, пустяковая с самого начала, истает, каждый служитель
"святого дела" торопится собственной рукой вознаградить себя за труды. Проще
говоря, ворует, следуя примеру "основоположника" дела - мошенника Гинзбурга.
В одном из конспиративных писем из-за кордона "дорогого друга" Репина
озадачили сбором сведений, составляющих государственную тайну. Помимо этого,
разумеется, приказ сообщать о том, как ведут себя лица, подобные
перечисленным в картотеке Репина. И раздраженный выговор по поводу сведений,
посланных на Запад о Лубмане (помните того авантюриста, который попытался
было поступить в агенты ЦРУ?): "Описание "дела Лубмана" составлено плохо.
Каша эмоций, а ни дела, ни биографии нет. Эту кашу просто невозможно
использовать". Оно и понятно, в картотеке Репина значился и Лубман,
содержание дела которого излагалось так: "Лубман советовал западным
радиостанциям заботиться о точности и правдивости сообщений, шире
использовать критические материалы из сов. прессы, дополняя информации на
эту же тему".
Мы уже видели, за что Лубман был привлечен к уголовной ответственности,
отнюдь не за благие пожелания, а конкретные, тяжкие преступления. Гнев ЦРУ -
НТС в этом случае на своего платного горе-информатора Репина, однако,
понятен. Он проявил нерасторопность, переслал на Запад "легенду", которую
распространяет, видимо, сам Лубман о себе, пытаясь предстать "невинно"
пострадавшим агнцем. А по новейшим воззрениям ЦРУ, нужно хвастать иным -
подрывной работой против нашего государства и народа.
Скучная и противная история с банальным началом и концом. Летом 1982
года обнаглевшего Репина арестовали. Итак, пресечена еще одна попытка ЦРУ
организовать силы, враждебные нашему государству. Не хилых
"правозащитников", оказавшихся в полной изоляции в нашем обществе, а людей,
по мнению ЦРУ, покрепче. Один из вопросников, присланных Репину от ЦРУ через
НТС (10 страниц убористой печати, 68 вопросов и многие десятки подвопросов),
бесподобен: кадры для нечестивого воинства надлежит подбирать среди лиц,
столкнувшихся с уголовным кодексом.
Судите сами. "Вопрос 15. Примерное процентное соотношение заключенных
лагеря (тюрьмы) по видам совершенных преступлений: а) хулиганство, б)
грабеж, в) кража, г) хищение государственного или общественного имущества,
д) убийства, е) изнасилования, ж) политические - с расшифровкой статьи УК,
по которой осужден, и краткая характеристика дела, з) прочие преступления".
Так называемые "узники совести" имеют все основания считать себя кровно
обиженными. Коль скоро они не преуспели получить хоть какую-нибудь
поддержку, их задвинули. По значимости поставили в строю ЦРУ в затылок за
секс-маньяками и перед уголовной шпаной, а в гвардию ЦРУ собирается набирать
хулиганов, грабителей, воров и убийц! Какой же иной вывод можно сделать из
этого?
Собственно, о том же пишет и орган НТС "Посев". Что-то участились в
последнее время в нем рецепты уголовного пошиба. В октябре 1981 года,
рассуждая о способах финансирования "подпольной, конспиративной войны" (в
статье под заголовком "Кое-что о добывании средств"), бандитский орган
рекомендует спекулировать автомашинами, дубленками и вообще "дефицитом".
Многоопытные в этих делах сотрудники журнала дают очень подробные советы,
как проворачивать надлежащие преступные операции. Вообще, подчеркивается в
редакционной статье в этом же номере, нужно подыскивать в уголовном мире
"надежных" людей. И далее, "вся эта работа, разумеется, требует закрытых
методов, а не таких, какие использовались правозащитным движением".
В мартовском номере за 1982 год "Посев" разъясняет: "Демократическое
движение свои задачи уже выполнило. Сейчас на повестке дня создание народной
революционной организации, которая будет готовить Россию к будущей великой
революции". Эка хватили! Эпитеты высокие, а на деле признание очевидного -
провала отщепенцев и ставка на людей, которых по заданию ЦРУ выискивал,
например, Репин. О "величии" той революции и качеств той "организации"
свидетельствует классификация кадров, которые пытались собрать ЦРУ хотя бы
его руками. Уголовники - вот на кого ныне надеется опереться ЦРУ!

    13



Теперь о том, кто нашими врагами на Западе провозглашен чуть ли не
пророком, о Сахарове. Считается просто неприличным бросить даже слово упрека
или подвергнуть Сахарова любой критике. Пророк, и все!
Если посмотреть по существу, то даже среди врагов Советского Союза
(точнее, между ними, "своими") Сахаров предстает совершенно иным. Однодумец
священника Дудко, привлеченного в 1980 году в СССР к ответственности за
подрывную работу, некто Тетенок писал Дудко из США 7 января 1979 года:
"Позицию, занятую Сахаровым, я не разделяю. Вот если помните, здесь Эндрю
Янг (черный посол в ООН) заявил, что в США есть политзаключенные, так на
него набросились вес в Белом доме, даже Вэнс обругал его. Потом, когда
второй ран он встретился с палестинцами, его засекли евреи и вытурили с
поста в ООН. Как видите, свобода высказываний в США сопряжена с
определенными обязательствами, а точнее, ругать можно СССР. А Сахаров ведет
себя так, будто он посвящен в военные секреты, зная наперед планы. Со
стороны его это в лучшем случае провокация, а в хорошем работа на Запад.
Неужели Сахаров такой простофиля, что не может уловить дух народа, его
корни, историю, культуру!"
Немало аналогичных оценок содержится в "служебных" документах
"правозащитников". Что касается приведенного и других писем к Дудко, то,
быть может, они сыграли кой-какую роль в том, что он осознал преступность
дела, за которое взялся, помимо прочего не подобающего его сану, и, как
известно, публично раскаялся.
Те, кто ведет подрывную работу против Советского Союза, поднимают
оглушительный шум по поводу Сахарова, документируя каждый его шаг. Они в
штыки встречают объективную оценку в СССР деятельности Сахарова. Тот самый
"Посев" преподнес как сенсацию: "Горьковская правда" (12.6.1980 г.)
опубликовала статью Н. Яковлева "Предатели" с грубыми нападками на А.
Сахарова и А. Солженицына. Автор статьи утверждает, что в СССР не хватает
продуктов потому, что Сахаров призвал Запад к торговому бойкоту СССР, а
также "оправдывает гонку вооружений". Орган Горьковского обкома ВЛКСМ
(22.6.1980 г.) "по просьбе читателей" перепечатал из "Известий" от 15.2.1980
г. статью "Цезарь не состоялся", содержащую клевету и грубые нападки на
Сахарова".
Коль скоро речь пошла обо мне, то все же нужно уточнить. Статья
"Предатели" отнюдь не написана в 1980 году, а является перепечаткой части
моей статьи "Продавшийся и простак", появившейся в феврале 1974 года в
издании Советского комитета по культурным связям с соотечественниками за
рубежом "Голос Родины". Что касается второй упомянутой статьи "Цезарь не
состоялся", то это перепечатка статьи, появившейся не в "Известиях", а в
"Комсомольской правде". Она принадлежит перу советских журналистов А.
Ефремова и А. Петрова.
Ни в моей статье, ни в статье этих авторов, разумеется, нет и намека на
"клевету", а содержится разбор взглядов Сахарова и разъясняются цели и
методы его подрывной работы против СССР. Впрочем, не будем рассуждать
вообще, а посмотрим на обе статьи. (С большим удовлетворением я увидел, что
нет необходимости менять и запятую в моем материале, написанном почти десять
лет назад.) Итак, пусть читатель рассудит. Вот выдержка из статьи
"Продавшийся и простак":

"Отбросы научно-технического прогресса.

Наша эпоха научно-технической революции ставит перед человечеством и
серьезные социальные задачи. Восторг перед возможностями науки и техники
Запада зачастую переходит в глубокий пессимизм, когда начинают размышлять,
какие беды могут сотворить чудеса XX века в руках людей нравственно
ущербных. Как организовать общество, как интегрировать величайшие
научно-технические свершения в жизнь человечества, не лишив его жизни? На
этой почве расцветают различные теории "технократии", когда ставится знак
равенства между знанием техники и способностью управлять обществом.
Безмерные претензии сторонников "технократии" - предмет исследования
футурологов и объект постоянных насмешек подлинной научной фантастики. Один
из основоположников этого жанра - итальянский писатель Лино Альдони - вложил
в уста героя маленького рассказа "Абсолютная технократия" поучительные
рассуждения:
"Стив предался размышлениям о технократии... Во время оно человеческое
общество было крайне неорганизованно, на руководящие посты назначали самых
неопытных, в то время как люди высокого интеллекта всю свою жизнь могли
занимать весьма жалкое положение. Так во всяком случае было написано в
учебниках. В двадцатом веке вес еще процветал варварский строй. У власти
стояли не техники-специалисты, а политиканы; эта порода людей, страдающих
манией величия и излишней горячностью, исчезла с наступлением эры
технократии... Стив даже не понимал толком, что так ценно в этой абсолютной
технократии. Он знал лишь одно - абсолютная технократия считается настоящим
благом для всего человечества. Он рос в религиозном почитании социальных
законов, принимая их с той же непосредственностью, с какой в детстве учатся
говорить"[46].
Вымышленный человек будущего, Стив думает об этом в
драматически-юмористической ситуации - при сдаче экзаменов, включающих
неевклидову геометрию и теорию относительности, для занятия должности
подметальщика улиц второго разряда. Альдони приглашает читателей своего
рассказа посмеяться над эксцессами логического завершения теорий
"технократии". Действительно смешно, хотя не очень весело.
Герои нашего рассказа - люди куда как серьезные в отличие от простака
Стива, они точно знают, в чем состоят блага "технократии". Правда, математик
по образованию Солженицын и физик Сахаров принимают свою неосведомленность
за уровень развития гуманитарных наук. Не знают они и о другом - в свое
время промышленная революция породила анархизм, а научно-техническая
революция также имеет свои издержки - иные никак не могут подыскать себе
подобающего, по их мнению, места в обществе. Но это их не смущает. В
развязном письме на имя руководителей партии и правительства от 19 марта
1970 г. Сахаров, коснувшись сложнейших вопросов общественной жизни, пытается
анализировать их, по его профессиональному выражению, "в первом приближении"
или оговариваясь "важно, как говорят математики, доказать "теорему
существования решения". Видимо, тоже метил заявить о себе.
Вооруженные столь точным и уместным методом, они строят модель
идеального общества. Первый приступ к решению многотрудной задачи Солженицын
сделал еще в "Августе Четырнадцатого", заставив своих положительных героев
пуститься в рассуждения, как облагодетельствовать человечество, внеся
должный порядок в его неустроенность. Удачливый делец Архангородский веско
изрекает революционерам: "Вас тысячи. И никто давно не работает. И
спрашивать не принято. И вы - не эксплуататоры. А национальный продукт
потребляете да потребляете. Мол, в революцию все окупится" (стр. 534). Сей
муж, наделенный проницательностью необыкновенной, отрицает известные формы
организации общества: "Не думайте, что республика - это пирог, объедение.
Соберутся сто честолюбивых адвокатов - а кто ж еще говоруны? - и будут друг
друга переговаривать. Сам собою народ управлять все равно никогда не будет"
(стр. 536).
Начатки солженицынской азбуки, следовательно, состоят в том, что
политика, политические партии - груз для человечества излишний. Промахнулись
"сто честолюбивых адвокатов" (а столько их и заседает в сенате США!), явно
промахнулись. Они, расточая средства налогоплательщиков на содержание
подрывных радиостанций, засоряющих эфир злобным бредом Солженицына, не
усмотрели, что он уже списал почтенных сенаторов со счетов как лиц,
совершенно бесполезных. Но это их забота. Пойдем дальше.
Другой мудрец, любовно выписанный в книге и наделенный титулом
инженера, добавляет: "Я считаю - Союз инженеров мог бы легко стать одной из
ведущих сил России. И поважней и поплодотворней любой политической партии...
Деловые умные люди не властвуют, а созидают и преображают, власть - это
мертвая жаба. Но если власть будет мешать развитию страны, - ну, может,
пришлось бы ее и занять" (стр. 527). Не пришлось - в России свершилась
Октябрьская революция, и в "Архипелаге Гулаг" Солженицын возвращается к этим
же планам, но уже от своего имени.
Грубо фальсифицируя историю, он утверждает, что диктатура пролетариата
якобы направлена против технической интеллигенции. И тут же демагогия -
сознательно смешивается политическое понятие диктатуры пролетариата и
конкретное руководство экономикой. Октябрьская революция открыла широчайший
простор для взлета научно-технической мысли, по Солженицыну, дело обстояло
наоборот. "Как могли инженеры воспринять диктатуру рабочих - этих своих
подсобников в промышленности, малоквалифицированных, не охватывающих ни
физических, ни экономических законов производства, - но вот занявших главные
столы, чтобы руководить инженерами?" (стр. 392). Где это видел Солженицын,
разве в декларациях "рабочей оппозиции", бескомпромиссно осужденных партией?
Все эти нелепости не заслуживали бы внимания, если бы они не проясняли
сверхидею Солженицына - в обществе должна господствовать "технократия".
Уровень интеллектуального свершения Солженицына, достигнутого посильной
ему умственной работой, можно сопоставить разве с приведенными рассуждениями
героя рассказа итальянского фантаста, включая текстуальное совпадение. Итак,
откровение Солженицына: "Почему инженерам не считать более естественным
такое построение общества, когда его возглавляют те, кто может разумно
направить его деятельность? (И обходя лишь нравственное руководство
обществом, - разве не к этому ведет сегодня вся социальная кибернетика?
Разве профессиональные политики - не чирьи на шее общества, мешающие ему
свободно вращать головой и двигать руками?) И почему инженерам не иметь
политических взглядов? Ведь политика - это даже не род науки, это
эмпирическая область, не описываемая никаким математическим аппаратом да еще
подверженная человеческому эгоизму и слепым страстям" (стр. 392-393).
Вот и докопались до сути дела, которое, как мы видели, прекрасно
уместилось в крошечном сатирическом рассказе фантаста. А тут то же вещается
с напыщенным видом пророка, размазывается на полотне романа в многие сотни
страниц.
Коль скоро Солженицын помянул неведомую "социальную кибернетику" и тем
обнаружил свою ученость, досмотрим, как относился к проблеме осчастливить
математическими методами, кибернетикой и прочим общественное устройство сам
Н. Винер. При известной широте взглядов, страстной приверженности к новым
гипотезам основатель кибернетики твердо знал: "Гуманитарные науки - убогое
поприще для новых математических методов". "Нравится это нам или нет, но
многое мы должны предоставить "ненаучному", повествовательному методу
Профессионального историка"[47]. В интереснейшей книге
"Акционерное общество Бог и Голем" он заклинал: "Отдайте же человеку -
человеческое, а вычислительной машине - машинное"[48].
Появление кибернетики в свое время свело с ума адептов "технократии"