Страница:
Этот убийца, по имени Фельтон, был так потрясен словами «увещания» в котором Бекингем назывался врагом религии и государства, что думал совершает богоугодное дело. По его убеждению, все действия, направленные на пользу общества – допустимы и позволительны. Всякий добрый англичанин должен был разделять такое мнение, однако перед своей казнью он понял всю тяжесть своего преступления и невозможность оправдывать какими-либо соображениями об общей пользе то, что осуждалось божескими законами.
Между тем становилось ясно, что петиция, хотя и принявшая вид закона, не достигла своей цели. Король, возмущенный радостью страны при известии о кончине герцога, не узрел, что этот симптом является весьма серьезным предостережением и продолжал взимать свою пофунтовую и потонную пошлину. По-прежнему продолжались незаконные аресты без всякого разбирательства, по-прежнему будоражили умы проповеди в пользу такого абсолютизма, произвольная раздача должностей или повышения по службе. Общество возмущалось на возраставшее число папистов и на происки пробравшихся в Англию иезуитов.
Такое настроение царило в стране, когда вновь был созван парламент, в январе 1629 года. Король вновь требовал делегирования ему вышеназванных пошлинных доходов в течение всего периода его правления, как то велось со времен Эдуарда IV. Парламент, со своей стороны, твердо отстаивал свое право определять денежные затраты, и издал новое «увещание». Чтобы не допустить этого документа на обсуждение, король отсрочил заседания парламента, о чем спикер, Джон Финч, доложил собранию, после чего хотел удалиться, но некоторые депутаты удерживали его на месте силой до тех пор, пока «увещание» не было прочитано и одобрено большинством.
Как мы уже видели, при подписании Пражского мира (1635 г.) пфальцские дела были предоставлены на добрую волю императора. Карл более уже не занимал в этом вопросе влиятельного положения отчасти из зависти к возрастающей силе Франции, особенно на море, а отчасти потому, что у него все более назревал план преобразования Английского государства на основе королевских прерогатив – другими словами, он хотел добиться неограниченной монархической власти, подобно существовавшей в некоторых континентальных государствах.
Главным правительственным деятелем Англии был в то время Ричард Уэстон, и он удачно справлялся со своей задачей в условиях крайне обременительного государственного долга и разнообразных постоянно возраставших обязательств казны. Таможенные доходы при нем увеличились вследствие процветания торговли, которой способствовал мир с Испанией, но канцлер казначейства пользовался и другими, более или менее тайными, источниками пополнения казны. Не вступая ни в какие споры о возобновлении некоторых притязаний короны, хотя и законных, но отмененных обычаем, он ввел систему монополий, откупов и пр. Самым важным, как в финансовом, так и в политическом смысле, из этих сомнительных средств был так называемый, корабельный сбор. На основании обязанности короля защищать торговлю и берега государства на всех его подданных, а не только на одних береговых жителей, была наложена особая подать в пользу короля, и судебные палаты, решавшие споры по этому предмету, давали заключения благоприятные для такой опасной теории. Они оправдывали ее, например, тем, что военные приготовления 1588 года, обеспечившие отражение испанцев, были произведены по указу королевы без всякого участия в том парламента.
Такие аргументы встречали мощный отпор и один джентльмен из Бокингемшейра, Джон Гампден, представитель старинного земельного зажиточного дворянства этой провинции, не согласился заплатить наложенных на него двадцати шиллингов, аргументируя это именно тем, что такая подать не была утверждена парламентом и, следовательно, взимание ее было незаконным. Он был обвинен по суду, но пример его все же нашел подражателей. В сущности, руководствуясь такими соображениями, можно было взимать какую угодно подать и на содержание сухопутного войска. Между тем, иностранцев поражало даже то обстоятельство, что при процветании страны и возрастающем благосостоянии, король вовсе не думает об увеличении своей армии, несмотря на усиление народного недовольства.
Однако нельзя было упрекнуть короля Карла в том, что он тратит средства из государственной казны безрассудно. Содержание его двора не превышало того, что требовалось для поддержания достоинства страны, личная его жизнь была безупречна. Более того, он принимал все меры по поддержанию торговли и колонизации, толково и с любовью поощрял живопись, архитектуру, литературу и театр. Его никак нельзя было назвать легкомысленным и если он и добивался усиления королевских прерогатив, то делал это с целью улучшения государственного устройства. Но несмотря на столь благие намерения, ему откровенно мешали его личные недостатки. Отсутствие такта, упрямство, присущее всем Стюартам, и не допускавшее их поступиться чем бы то ни было, в случае же неизбежности согласиться на что-либо противное его убеждениям, он делал это не иначе, как с затаенной мыслью снова все изменить при более благоприятных обстоятельствах. «Карлу недоставало, – замечает, со свойственною ему тонкостью тот немецкий историк, которому мы обязаны столькими меткими характеристиками, – того чувства, которое заставляет человека отличать исполнимое от неисполнимого». Другими словами, можно сказать, что ему недоставало рассудительности для правильного, применения своего ума к действию.
Если бы Карл ограничился политической сферой, то мог бы одержать победу. Этой стороне его стремлений много содействовал весьма преданный ему и способный человек, бывший член парламентской оппозиции, Томас Уэнтворт, перешедший в другой лагерь потому, что здесь открывалось больше простора его честолюбию. Король назначил его своим наместником в Ирландии и Уэнтворт вел здесь дела весьма успешно. Но совмещение религиозного насилия и политического было большой ошибкой со стороны Карла. Оно придало оппозиции стойкость и то внутреннее содержание, которое удвоило ее значение.
На протяжении ближайших лет деятельность оппозиции была направлена, впрочем, безуспешно, против двух главных учреждений, служивших Карлу основой существования его системы: звездной палаты или чрезвычайного светского суда, члены которого назначались от правительства, а компетенция осталась неопределенной, и верховной комиссии, подобного же чрезвычайного духовного суда, которому подлежали все дела, касающиеся лиц, именуемых господствующей Церковью «еретиками».
В 1637 году дела оппозиции были настолько плохи, что многие даже из числа влиятельных членов парламента и лидеров партий думали о переселении за море, с целью найти там свободу для исполнения своих религиозных обязанностей. С 1640 года эмиграция в Америку приняла, действительно, большие размеры, но Карл I совершил самый безумный шаг – решил установить в Шотландии свою англиканско-абсолютистскую систему.
Тот факт, что король взял себе в жены «хананеянку», порождал здесь большее негодование, нежели в Англии, и посещение Шотландии Карлом, которого сопровождал архиепископ Лауд (1663 г.), не произвело в стране благоприятного впечатления. Его старания ввести здесь англиканскую обрядность были слишком явными.
Умышленное отклонение созыва «general assemblies» и на основании королевского приказа учреждение в Шотландии Верховной комиссии по примеру Англии вызвало общее недовольство. Люди начали рассуждать об активной и пассивной борьбе. «Страдать или повиноваться – выходит одно», – толковал народ. Но существовала еще и епископская партия, и ни Карл, ни тупоумный прелат, настраивавший его, не думали отступать.
В 1635 году при активном участии короля была составлена в англиканско-епископальном духе книга канонов, опубликованная в 1636 году и которая должна была получить обязательное применение во всем королевстве. Относительно толкования Ветхого Завета было достигнуто соглашение, но когда в октябре была провозглашена новая литургия, всюду распространилась молва о скором восстановлении папизма. К Пасхе 1637 года был обнародован новый церковный закон, немедленно вступивший в силу. Новая литургия должна была происходить в первый раз в большой Эдинбургской церкви Св. Джиля, 23 июля 1637 года. Все правительственные должностные лица явились на церемонию. Но только декан собрался приступить к службе, как в церкви поднялся страшный шум: крики, всякая брань огласили воздух, стулья и все, что попадалось под руку, полетело в декана и в епископа. При этом присутствовали и набожные дворяне и проповедники, но общее возбуждение было настолько сильно, что королевское правительство и даже сам Лауд посчитали за лучшее повременить с введением новых церковных правил.
Партия решилась предъявить обвинение епископам и отвергнуть епископство вообще как несоответствующее старинными законами и самому Писанию. Король поступил здесь так же, как в и Англии, но его ответы с речами об истинной религии, о правах и о льготах жителей, о даровании амнистии не выражали его настоящих намерений и могли только усилить волнение, которое приняло форму открытого союза и завершилось торжественным договором, под названием «Covenant», который был обнародован в Эдинбурге 28 февраля 1638 года и подписан множеством лиц из высшего и низшего дворянства, духовенства и городских обывателей. Восстав против папизма и опираясь на парламентские решения в пользу реформатов, они требовали уничтожения Верховной комиссии, прежнего ограничения епископской власти общими собраниями, которые должны были впредь созываться ежегодно. Однако при этом подтверждалась и прежнее недовольство епископами.
Король отправил в Шотландию в качестве своего верховного комиссара знатного тамошнего уроженца, маркиза Джемса Гамильтона, который старался достичь соглашения. Он противопоставил вышеуказанному конвенту другой, которым с согласия короля восстанавливалось прежнее положение дел и допускались все те уступки, какие были незадолго до того – мера, совершенно достаточная для умиротворения нации или ее пресвитерианского большинства. Но было уже поздно. Знамя конвента было поднято, и народные массы, даже не до конца понимающие значение этого слова, привлекались им, как боевым кличем. И когда уже по королевскому повелению в ноябре 1638 года в Глазго состоялось генеральное собрание, значительное его большинство оказалось состоящим из «ковенантов», с которыми не было возможности войти в соглашение.
Это собрание объявило себя компетентным для суда над епископами. Изданное королем распоряжение о роспуске этого съезда и оглашенное на городской площади города Глазго, осталась без последствий. «Пертские статьи» были признаны недействительными, епископат уничтожен, епископы, в зависимости от степени их участия в королевском законодательстве в последнее десятилетие, были не только лишены своих кафедр, но и подвергнуты отлучению.
Командование их войском принял на себя Александр Лесли, один из наиболее выдающихся людей из числа тех многих шотландцев, которые сражались на материке за торжество протестантства. Он служил в шведской армии и прошел свою военную школу под знаменами Густава Адольфа. Он происходил не из знатного рода и состоял в свите лорда Рота, но он обладал боевым опытом и его мнение имело большой вес на военном совете.
Обе армии встретились на границе в то время, как английский флот подошел к Фрису на Форте. Но королевскому войску недоставало той уверенности и того религиозного энтузиазма, которые одушевляли шотландцев, и дело кончилось переговорами, которые привели к соглашению, известному под названием «Бервикского мира». Войска были распущены, шотландские крепости возвращены королю, который взамен этого соглашался на отмену епископата и на созыв нового собрания и парламента, на котором должны были разрешиться спорные вопросы. Этот договор был принят с радостью всем протестантским миром, породив надежду на то, что Карл будет действовать в духе таких людей, как Лесли, то есть придерживаться политики защиты протестантства, и примет участие в континентальной борьбе, а шотландские войска помогут ему отвоевать обратно Пфальц.
Но, к несчастью Карла, его внешняя политика была столь же нерешительна и непоследовательна, как и внутренняя. При этом он постоянно подрывал одной из них другую. Карл постоянно колебался между Францией и Испанией, а при его дворе не переводились интриганы и интриганки обеих этих партий. Вследствие этого все его старания на пользу племянника были напрасны. В этом случае, как и в других, он хотел достигнуть цели, но избегал средств к ее достижению. Обладая проницательным умом, он ясно усматривал все трудности и опасности различных путей, но не обладал способностью принять твердое решение и неуклонно идти к намеченной цели. Французы называли его образ действий двусмысленным; в деле о Пфальце он вел переговоры как с ними, так и с испанцами, а те отплачивали ему за это весьма недвусмысленным сочувствием к шотландцам.
Бервикский мир оказался бесплодным. С обеих сторон были сделаны наилучшие заверения, но разногласия не исчезли. Ни собрание духовенства, ни парламент, созванный после того (август 1639 г.), не проявили никакой уступчивости. Парламент даже предъявил такие требования к теории государственного преобразования, что для короны оставалось лишь одно ее имя, а лидеры большинства не затруднились войти в соглашение с французским королем. В тайном послании к Людовику XIII, они просили его покровительства, ссылаясь на давнюю связь Франции с Шотландией.
Это был военный человек, но с юридическим образованием, высокого роста, неустрашимый и полный веры в себя. Он получил титул графа Страффорда и быстро привел в порядок ирландские дела. Ирландский парламент без всякого затруднения изъявил свою готовность снабдить короля войском и деньгами. Страффорд смело советовал принудить шотландцев к повиновению силой, а для сбора необходимых на то денежных средств созвать английский парламент – чего не было уже в течение одиннадцати лет. Если же этот парламент отказался бы от предложения, которое затрагивало честь нации, в равной мере как и честь короля, то такой отказ должен был вполне оправдывать чрезвычайные меры, к которым мог прибегнуть король.
Религиозное разногласие было для всех важнейшим предметом на этом заседании парламента, который, как и предшествовавшие ему, стоял твердо на том, что сначала следовало облегчить тяготы народа, а затем уже вести речь об ассигновании денег. Король вступил в переговоры: он обещал отказаться от корабельного сбора, получив взамен разрешение на двенадцать субсидий, и дать Палате общин время изложить все свои жалобы. Верхняя палата поддержала короля и даже Нижняя не отклоняла примирения, но Карл не мог отрешиться от своих тайных мыслей.
Начиная с марта, Шотландия стала готовиться войне, а в июне по собственному почину в Эдинбурге собрался парламент без присутствия королевского комиссара, а заседания открылись без символов королевской власти: меча, скипетра и короны, чего до того времени не бывало. В течение нескольких дней были приняты весьма важные решения: духовенство было лишено права заседать в парламенте, равно как и в судах, чем остался вполне доволен низший клир. Другие решения также были направлены к усилению парламентской власти. Позиция, занятая английской палатой общин и сочувствие лидеров оппозиционной партии ободряли шотландцев. Они издали красноречивый манифест, в котором настоятельно убеждали англичан в общности интересов обеих стран. Ссылаясь на готовившееся вторжение английских войск в Шотландию, они справедливо указывали на то, что Англию вынуждают обнажать меч на ее же собственную религию, в то время, как обеим странам одинаково подобало защищать истинную веру и законную свободу королевских подданных против партии, окружавшей короля и вселявшей всюду суеверие и рабство.
Лесли перешел старую англо-шотландскую границу, реку Твид, во главе 20 000 человек, подошел к Тайну, осадил Ньюкасль и Доргэм. Король и Страффорд находились у Йорка, но они напрасно надеялись, что появление шотландцев на английской земле возбудит в народе национальный дух, разожжет его племенную вражду.
Между тем становилось ясно, что петиция, хотя и принявшая вид закона, не достигла своей цели. Король, возмущенный радостью страны при известии о кончине герцога, не узрел, что этот симптом является весьма серьезным предостережением и продолжал взимать свою пофунтовую и потонную пошлину. По-прежнему продолжались незаконные аресты без всякого разбирательства, по-прежнему будоражили умы проповеди в пользу такого абсолютизма, произвольная раздача должностей или повышения по службе. Общество возмущалось на возраставшее число папистов и на происки пробравшихся в Англию иезуитов.
Такое настроение царило в стране, когда вновь был созван парламент, в январе 1629 года. Король вновь требовал делегирования ему вышеназванных пошлинных доходов в течение всего периода его правления, как то велось со времен Эдуарда IV. Парламент, со своей стороны, твердо отстаивал свое право определять денежные затраты, и издал новое «увещание». Чтобы не допустить этого документа на обсуждение, король отсрочил заседания парламента, о чем спикер, Джон Финч, доложил собранию, после чего хотел удалиться, но некоторые депутаты удерживали его на месте силой до тех пор, пока «увещание» не было прочитано и одобрено большинством.
Неограниченное правление, 1629 г.
После этого Карл решился править без парламента, по примеру многих своих предшественников. Это решение тотчас же отразилось на внешнеполитических делах – королю пришлось отказаться от той роли в великой континентальной борьбе, какая подобала могущественному положению Англии. Он заключил мир с Францией, расторгнув прежний союз с гугенотами, взамен чего французское правительство сняло с него жесткие условия по содержанию его придворного штата, оговоренные брачным контрактом со стороны его супруги. В том же году (1630 г.) было заключено соглашение с Испанией. Что касалось Германии, то Карл довольствовался полумерами в отношении дел своей сестры, своего зятя и их потомства. Английские и шотландские войска, под командой маркиза Гамильтона, высадились у Узедома (июль 1631 г.) и приняли участие в некоторых военных операциях. Затем Карл отправил послов на Гейльбронский конвент для защиты интересов своего племянника после смерти Фридриха в ноябре 1632 года, и в Вену, где им пришлось выслушать одни сдержанные обещания потому, что там предпочитали «реальную дружбу с Испанией и Баварским курфюрсшеством ненадежному союзу с Англией».Как мы уже видели, при подписании Пражского мира (1635 г.) пфальцские дела были предоставлены на добрую волю императора. Карл более уже не занимал в этом вопросе влиятельного положения отчасти из зависти к возрастающей силе Франции, особенно на море, а отчасти потому, что у него все более назревал план преобразования Английского государства на основе королевских прерогатив – другими словами, он хотел добиться неограниченной монархической власти, подобно существовавшей в некоторых континентальных государствах.
Главным правительственным деятелем Англии был в то время Ричард Уэстон, и он удачно справлялся со своей задачей в условиях крайне обременительного государственного долга и разнообразных постоянно возраставших обязательств казны. Таможенные доходы при нем увеличились вследствие процветания торговли, которой способствовал мир с Испанией, но канцлер казначейства пользовался и другими, более или менее тайными, источниками пополнения казны. Не вступая ни в какие споры о возобновлении некоторых притязаний короны, хотя и законных, но отмененных обычаем, он ввел систему монополий, откупов и пр. Самым важным, как в финансовом, так и в политическом смысле, из этих сомнительных средств был так называемый, корабельный сбор. На основании обязанности короля защищать торговлю и берега государства на всех его подданных, а не только на одних береговых жителей, была наложена особая подать в пользу короля, и судебные палаты, решавшие споры по этому предмету, давали заключения благоприятные для такой опасной теории. Они оправдывали ее, например, тем, что военные приготовления 1588 года, обеспечившие отражение испанцев, были произведены по указу королевы без всякого участия в том парламента.
Такие аргументы встречали мощный отпор и один джентльмен из Бокингемшейра, Джон Гампден, представитель старинного земельного зажиточного дворянства этой провинции, не согласился заплатить наложенных на него двадцати шиллингов, аргументируя это именно тем, что такая подать не была утверждена парламентом и, следовательно, взимание ее было незаконным. Он был обвинен по суду, но пример его все же нашел подражателей. В сущности, руководствуясь такими соображениями, можно было взимать какую угодно подать и на содержание сухопутного войска. Между тем, иностранцев поражало даже то обстоятельство, что при процветании страны и возрастающем благосостоянии, король вовсе не думает об увеличении своей армии, несмотря на усиление народного недовольства.
Однако нельзя было упрекнуть короля Карла в том, что он тратит средства из государственной казны безрассудно. Содержание его двора не превышало того, что требовалось для поддержания достоинства страны, личная его жизнь была безупречна. Более того, он принимал все меры по поддержанию торговли и колонизации, толково и с любовью поощрял живопись, архитектуру, литературу и театр. Его никак нельзя было назвать легкомысленным и если он и добивался усиления королевских прерогатив, то делал это с целью улучшения государственного устройства. Но несмотря на столь благие намерения, ему откровенно мешали его личные недостатки. Отсутствие такта, упрямство, присущее всем Стюартам, и не допускавшее их поступиться чем бы то ни было, в случае же неизбежности согласиться на что-либо противное его убеждениям, он делал это не иначе, как с затаенной мыслью снова все изменить при более благоприятных обстоятельствах. «Карлу недоставало, – замечает, со свойственною ему тонкостью тот немецкий историк, которому мы обязаны столькими меткими характеристиками, – того чувства, которое заставляет человека отличать исполнимое от неисполнимого». Другими словами, можно сказать, что ему недоставало рассудительности для правильного, применения своего ума к действию.
Правление Карла. Архиепископ Лауд
Все это выразилось ясно в отношениях Карла к религиозным делам. Ему было необходимо найти в народе опору своему личному способу правления, и потому он благоволил к своим католическим подданным, которым, по их признанию, никогда еще не жилось так хорошо. Законы против них не были отменены, но оставались бездейственными. Сторонники короля, как и враги, в равной мере ожидали, что он восстановит католицизм, хотя сам Карл был далек от такой мысли, твердо придерживаясь основ английской Церкви и сознательно отвергая папизм. Но отстаивая свои церковные прерогативы столь же упорно, как и политические, он хотел обеспечить безусловное преобладание в государстве введенному епископо-королевскому церковному строю. Для этой цели Карл избрал ближайшим своим сподвижником Уильяма Лауда, возведенного им в достоинство примаса Англии и архиепископа Кентерборийского,– человека, разделявшего ее воззрения, но крайне ограниченного. Лауд был предан английской Церкви до фанатизма, и потому слыл ярым противником восстановления главенства папы. Однако склоняясь к арминианству по своим богословским воззрениям, он обладал ортодоксальной нетерпимостью, и потому особенно ненавидел пуритан, число которых постоянно росло, причем они приобретали силу именно благодаря тяготевшему над ними преследованию.Карл и пуритане
Уже Иаков I жаловался на то, что в его государстве так расплодились эти «ехидны», как он высокомерно обзывал пуритан. С тех пор среди среднего сословия и даже части дворянства значительно укоренилось то более строгое понимание христианских истин и значения реформации, которое получило кличку «пуританства». Пуритане восставали против внешней обрядности англиканской Церкви, роскошных процессий, свечей, крестов, риз и митр, «старого суеверия, требовавшего поклона перед алтарем» [19]других частностей, унаследованных от папства, т. е. от «царства антихристова», как они выражались, действительно, не имевших ничего общего с простотой евангельского слова, скорее даже противоречивших ему. По этой же причине восстали протестанты против епископства и всей иерархической системы, столь сильно разнящейся с изначальным идеалом христианства. Но самой глубокой и основной причиной противоборства пуритан было «постыдное происхождение англиканской Церкви, созданной в угоду страсти и пороков деспота, позорной уступчивости одних и низких интриг других, поэтому обязанной своим существованием всему, что противно Богу и Писанию и совместимой лишь с придворной суетностью, мирскими потехами, пляской, театральными зрелищами и прочими бесовскими забавами». Все негодование секты обрушилось на светские удовольствия, особенно на распространившуюся общую страсть к театру. Один пуританин, игравший значительную роль в парламентской борьбе, Уильям Прин (Prynne), написал книгу «Histriomastix» (бич лицедеев), за что на нем были выжжены клейма и отрезаны уши.Если бы Карл ограничился политической сферой, то мог бы одержать победу. Этой стороне его стремлений много содействовал весьма преданный ему и способный человек, бывший член парламентской оппозиции, Томас Уэнтворт, перешедший в другой лагерь потому, что здесь открывалось больше простора его честолюбию. Король назначил его своим наместником в Ирландии и Уэнтворт вел здесь дела весьма успешно. Но совмещение религиозного насилия и политического было большой ошибкой со стороны Карла. Оно придало оппозиции стойкость и то внутреннее содержание, которое удвоило ее значение.
На протяжении ближайших лет деятельность оппозиции была направлена, впрочем, безуспешно, против двух главных учреждений, служивших Карлу основой существования его системы: звездной палаты или чрезвычайного светского суда, члены которого назначались от правительства, а компетенция осталась неопределенной, и верховной комиссии, подобного же чрезвычайного духовного суда, которому подлежали все дела, касающиеся лиц, именуемых господствующей Церковью «еретиками».
В 1637 году дела оппозиции были настолько плохи, что многие даже из числа влиятельных членов парламента и лидеров партий думали о переселении за море, с целью найти там свободу для исполнения своих религиозных обязанностей. С 1640 года эмиграция в Америку приняла, действительно, большие размеры, но Карл I совершил самый безумный шаг – решил установить в Шотландии свою англиканско-абсолютистскую систему.
Положение дел в Шотландии с 1618 г.
Стремления Иакова I восстановить и здесь епископальное правление и ввести один церковный епископальный строй для обоих королевств – не имели особенного успеха. Епископы опять получили право заседать в шотландском парламенте, но средоточие духовной силы, ее законодательная власть, была прерогативой общего собрания духовенства (the general assembly). Пертские статьи (1618 г.), которыми предписывалось коленопреклонение при принятии причастия и соблюдение больших праздников, почти не соблюдались как дворянством, так и народом по причине распространения среди них кальвинистских идей. Это направление, еще не утвердившееся в Англии, было уже господствующим в Шотландии.Тот факт, что король взял себе в жены «хананеянку», порождал здесь большее негодование, нежели в Англии, и посещение Шотландии Карлом, которого сопровождал архиепископ Лауд (1663 г.), не произвело в стране благоприятного впечатления. Его старания ввести здесь англиканскую обрядность были слишком явными.
Умышленное отклонение созыва «general assemblies» и на основании королевского приказа учреждение в Шотландии Верховной комиссии по примеру Англии вызвало общее недовольство. Люди начали рассуждать об активной и пассивной борьбе. «Страдать или повиноваться – выходит одно», – толковал народ. Но существовала еще и епископская партия, и ни Карл, ни тупоумный прелат, настраивавший его, не думали отступать.
В 1635 году при активном участии короля была составлена в англиканско-епископальном духе книга канонов, опубликованная в 1636 году и которая должна была получить обязательное применение во всем королевстве. Относительно толкования Ветхого Завета было достигнуто соглашение, но когда в октябре была провозглашена новая литургия, всюду распространилась молва о скором восстановлении папизма. К Пасхе 1637 года был обнародован новый церковный закон, немедленно вступивший в силу. Новая литургия должна была происходить в первый раз в большой Эдинбургской церкви Св. Джиля, 23 июля 1637 года. Все правительственные должностные лица явились на церемонию. Но только декан собрался приступить к службе, как в церкви поднялся страшный шум: крики, всякая брань огласили воздух, стулья и все, что попадалось под руку, полетело в декана и в епископа. При этом присутствовали и набожные дворяне и проповедники, но общее возбуждение было настолько сильно, что королевское правительство и даже сам Лауд посчитали за лучшее повременить с введением новых церковных правил.
1637 г. Оппозиция в Шотландии. Конвент
Но положение с каждым днем становилось серьезнее. Шотландские беспорядки приобретали все большее значение в связи с великой всемирной борьбой, происходившей на континенте. В это время произошла битва под Нордлингеном, в которой паписты одержали верх. Началось сопротивление против объединенного могущества «скипетра и митры». Недовольство вводимой литургией и сходки по этому поводу множились, но это не удовлетворяло недовольных: нечего было колебаться там, где приходилось выбирать между гневом Божьим и гневом королевским.Партия решилась предъявить обвинение епископам и отвергнуть епископство вообще как несоответствующее старинными законами и самому Писанию. Король поступил здесь так же, как в и Англии, но его ответы с речами об истинной религии, о правах и о льготах жителей, о даровании амнистии не выражали его настоящих намерений и могли только усилить волнение, которое приняло форму открытого союза и завершилось торжественным договором, под названием «Covenant», который был обнародован в Эдинбурге 28 февраля 1638 года и подписан множеством лиц из высшего и низшего дворянства, духовенства и городских обывателей. Восстав против папизма и опираясь на парламентские решения в пользу реформатов, они требовали уничтожения Верховной комиссии, прежнего ограничения епископской власти общими собраниями, которые должны были впредь созываться ежегодно. Однако при этом подтверждалась и прежнее недовольство епископами.
Король отправил в Шотландию в качестве своего верховного комиссара знатного тамошнего уроженца, маркиза Джемса Гамильтона, который старался достичь соглашения. Он противопоставил вышеуказанному конвенту другой, которым с согласия короля восстанавливалось прежнее положение дел и допускались все те уступки, какие были незадолго до того – мера, совершенно достаточная для умиротворения нации или ее пресвитерианского большинства. Но было уже поздно. Знамя конвента было поднято, и народные массы, даже не до конца понимающие значение этого слова, привлекались им, как боевым кличем. И когда уже по королевскому повелению в ноябре 1638 года в Глазго состоялось генеральное собрание, значительное его большинство оказалось состоящим из «ковенантов», с которыми не было возможности войти в соглашение.
Это собрание объявило себя компетентным для суда над епископами. Изданное королем распоряжение о роспуске этого съезда и оглашенное на городской площади города Глазго, осталась без последствий. «Пертские статьи» были признаны недействительными, епископат уничтожен, епископы, в зависимости от степени их участия в королевском законодательстве в последнее десятилетие, были не только лишены своих кафедр, но и подвергнуты отлучению.
Вооруженное восстание в Шотландии, 1639 г.
Король принял вызов. В январе 1639 года он представил своим верным подданным в Англии оправдание, служившее ответом на постановления шотландского собрания, и собрал войско в 20 000 человек при содействии англиканского духовенства, дело которого было и его делом. Шотландцы со своей стороны выступили «за Христов венец и за Ковенант», или, как читалось на их знаменах: «За Господа, Короля и Ковенант». Они все еще придерживались той фикции, что восстают не против самой основы существовавшего государственного строя и не против короля.Командование их войском принял на себя Александр Лесли, один из наиболее выдающихся людей из числа тех многих шотландцев, которые сражались на материке за торжество протестантства. Он служил в шведской армии и прошел свою военную школу под знаменами Густава Адольфа. Он происходил не из знатного рода и состоял в свите лорда Рота, но он обладал боевым опытом и его мнение имело большой вес на военном совете.
Обе армии встретились на границе в то время, как английский флот подошел к Фрису на Форте. Но королевскому войску недоставало той уверенности и того религиозного энтузиазма, которые одушевляли шотландцев, и дело кончилось переговорами, которые привели к соглашению, известному под названием «Бервикского мира». Войска были распущены, шотландские крепости возвращены королю, который взамен этого соглашался на отмену епископата и на созыв нового собрания и парламента, на котором должны были разрешиться спорные вопросы. Этот договор был принят с радостью всем протестантским миром, породив надежду на то, что Карл будет действовать в духе таких людей, как Лесли, то есть придерживаться политики защиты протестантства, и примет участие в континентальной борьбе, а шотландские войска помогут ему отвоевать обратно Пфальц.
Но, к несчастью Карла, его внешняя политика была столь же нерешительна и непоследовательна, как и внутренняя. При этом он постоянно подрывал одной из них другую. Карл постоянно колебался между Францией и Испанией, а при его дворе не переводились интриганы и интриганки обеих этих партий. Вследствие этого все его старания на пользу племянника были напрасны. В этом случае, как и в других, он хотел достигнуть цели, но избегал средств к ее достижению. Обладая проницательным умом, он ясно усматривал все трудности и опасности различных путей, но не обладал способностью принять твердое решение и неуклонно идти к намеченной цели. Французы называли его образ действий двусмысленным; в деле о Пфальце он вел переговоры как с ними, так и с испанцами, а те отплачивали ему за это весьма недвусмысленным сочувствием к шотландцам.
Бервикский мир оказался бесплодным. С обеих сторон были сделаны наилучшие заверения, но разногласия не исчезли. Ни собрание духовенства, ни парламент, созванный после того (август 1639 г.), не проявили никакой уступчивости. Парламент даже предъявил такие требования к теории государственного преобразования, что для короны оставалось лишь одно ее имя, а лидеры большинства не затруднились войти в соглашение с французским королем. В тайном послании к Людовику XIII, они просили его покровительства, ссылаясь на давнюю связь Франции с Шотландией.
Страффорд
Этот документ попал в руки английского правительства и ускорил принятие решения королем возобновить военные действия. В это же время Карл вызвал из Ирландии в совет самого отважного и энергичного из своих слуг лорда Томаса Уэнтворта, ирландского наместника. Как уже было сказано, Уэнтворт состоял сначала в оппозиции, будучи самым страстным и опасным противником Бекингема, но потом, руководствуясь своим честолюбием и жаждой власти, перешел на сторону короля, проявив на различных высоких должностях свои недюжинные государственные и административные способности, особенно управляя Ирландией.Это был военный человек, но с юридическим образованием, высокого роста, неустрашимый и полный веры в себя. Он получил титул графа Страффорда и быстро привел в порядок ирландские дела. Ирландский парламент без всякого затруднения изъявил свою готовность снабдить короля войском и деньгами. Страффорд смело советовал принудить шотландцев к повиновению силой, а для сбора необходимых на то денежных средств созвать английский парламент – чего не было уже в течение одиннадцати лет. Если же этот парламент отказался бы от предложения, которое затрагивало честь нации, в равной мере как и честь короля, то такой отказ должен был вполне оправдывать чрезвычайные меры, к которым мог прибегнуть король.
2. Долгий парламент и междоусобная война, 1640-1649 гг.
Созыв английского парламента, 1640 г.
Парламент собрался в апреле 1640 года. Он был открыт речью лорда-хранителя печатей, Финча, употребившего неудачную риторическую притчу о Фаэтоне, которому не следовало заступать на место Феба,– это означало, что парламент не должен был позволять себе править государственной колесницей, а изъявить, главным образом, свое согласие на субсидии, требуемые для войны, необходимость которой доказывалась открытыми взаимоотношениями шотландских лордов с Францией. Их послание к французскому королю было зачитано и Финч закончил выступление заверением, что король будет праведным, кротким и милостивым правителем. Однако в зале нашлись люди, понимающие, судьба каких вопросов решалась в данный момент, и их нельзя было подкупить словами. Они понимали, что шотландцы отстаивают религиозный принцип,– тот самый, которого также придерживались лидеры Нижней палаты, а именно – безусловное протестантство. Один из этих лидеров, Джон Пайм (Рут), произнес речь, в которой доказывал, что источник всего зла, переносимого страной, кроется только в папстве, с которым необходимо решительно разорвать связь.Религиозное разногласие было для всех важнейшим предметом на этом заседании парламента, который, как и предшествовавшие ему, стоял твердо на том, что сначала следовало облегчить тяготы народа, а затем уже вести речь об ассигновании денег. Король вступил в переговоры: он обещал отказаться от корабельного сбора, получив взамен разрешение на двенадцать субсидий, и дать Палате общин время изложить все свои жалобы. Верхняя палата поддержала короля и даже Нижняя не отклоняла примирения, но Карл не мог отрешиться от своих тайных мыслей.
Роспуск парламента. Шотландия
Желательное снисхождение к католикам теряло всякое значение, потому что оно было связано с уничтожением старинных английских вольностей и зависело от колебаний нынешней политики. Поэтому Нижняя палата стояла на своем, требуя подчинения католиков, обеспечения неприкосновенности частного имущества и парламентской свободы. В королевском совете такое развитие событий было предусмотрено, и потому решение распустить парламент было принято очень быстро. Парламент был распущен в мае 1648 года, к великой радости радикальной оппозиции, которая и не надеялась, что он сумеет отстоять дело свободы. Король тоже выражал свое удовольствие по поводу этого роспуска. Огорчилась одна только умеренная партия.Начиная с марта, Шотландия стала готовиться войне, а в июне по собственному почину в Эдинбурге собрался парламент без присутствия королевского комиссара, а заседания открылись без символов королевской власти: меча, скипетра и короны, чего до того времени не бывало. В течение нескольких дней были приняты весьма важные решения: духовенство было лишено права заседать в парламенте, равно как и в судах, чем остался вполне доволен низший клир. Другие решения также были направлены к усилению парламентской власти. Позиция, занятая английской палатой общин и сочувствие лидеров оппозиционной партии ободряли шотландцев. Они издали красноречивый манифест, в котором настоятельно убеждали англичан в общности интересов обеих стран. Ссылаясь на готовившееся вторжение английских войск в Шотландию, они справедливо указывали на то, что Англию вынуждают обнажать меч на ее же собственную религию, в то время, как обеим странам одинаково подобало защищать истинную веру и законную свободу королевских подданных против партии, окружавшей короля и вселявшей всюду суеверие и рабство.
Лесли перешел старую англо-шотландскую границу, реку Твид, во главе 20 000 человек, подошел к Тайну, осадил Ньюкасль и Доргэм. Король и Страффорд находились у Йорка, но они напрасно надеялись, что появление шотландцев на английской земле возбудит в народе национальный дух, разожжет его племенную вражду.