Страница:
Булла: Dominus ас Redemptor, 1773 г.
Эта победа над иезуитами, которые не находили теперь себе приюта нигде, кроме «еретической» Пруссии и «схизмаической» России, доказывала, что Португалия, Испания и итальянские государства не были способны к прочному, установленному на принципе свободы, прогрессу. Помбаль продержался на своем посту до смерти короля Иосифа (февраль 1777 г.). Но при дочери его и преемнице Марии наступила снова реакция; поднялась целая буря обвинений против человека, который нажил себе врагов не через некоторые ошибки, а именно путем проведения мер полезных. Нашлись и судьи, не задумавшиеся приговорить 82-летнего старца как повинного в государственной измене. Королева удовольствовалась, однако, ссылкой его в его поместья, где он и умер через год. Аранда пал еще в 1775 году, по весьма характерной причине: один из его агентов, Олавидес, в бытность свою андалузским губернатором, составил проект заселить Сиерру-Морену чужеземными колонистами, по примеру Фридриха Вильгельма и Фридриха II в Пруссии. Но он вовсе не знал своих сограждан, обещая переселенцам свободное отправление их богослужения, тогда как наряду с немцами-католиками были среди колонистов и протестанты. Этого не могли перенести верные паписты; им ничего не стоило обличить Олавидеса как свободомыслящего и опаснейшего еретика: он был предан в распоряжение инквизиции, осужден и заточен в монастырь, из которого ему по счастливилось, однако, убежать через некоторое время.Франция
Преследование иезуитов во Франции привело к другим последствиям. Оно было здесь лишь одним звеном в цепи событий, результатом которой стал великий государственный и общественный переворот. Некоторые члены ордена вписались в большие торговые и денежные предприятия и при банкротстве одного из банкирских домов кредиторы его хотели наложить арест на французские имения ордена, не довольствуясь уплатой долга одними церковными службами. Парижский парламент присудил орден к уплате (1761 г.) и в этом случае была поднята завеса со всей его деятельности. Во Франции были тогда сильны янсенисты, старые враги иезуитов, и парламент осудил своим актом все их дела, характеризуя учение иезуитов именем безбожного, убийственного и т. д. Всем французским подданным воспрещалось вступать в члены ордена. Правительство, которое не могло обойтись без парламента при своих финансовых затруднениях, не осмелилось идти против бури, но предоставило ее своему течению, и в августе 1762 года парламент снова объявил орден противогосударственным, опасным учреждением. Приговор был вполне основателен, хотя парламент вел дело вообще незаконным порядком, доказывая тем, насколько настроение во Франции принимало более и более анархистский характер. В этот период времени имели здесь сильнейшее влияние те два писателя, воздействие которых на всех их современников было могущественнее, чем чье-либо: это были Вольтер и Жан Жак Руссо. Первый из них покончил уже со своими скитаниями и поселился, с 1758 году, на границе Франции и Женевского кантона, в своем поместье близ Фернея. Отвратительное судебное убийство, внушенное тулузскому парламенту религиозным фанатизмом, и повторение вскоре другого подобного приговора – вызвали у Вольтера прославивший его взрыв негодования против искажения и опозорения всего божественного в человеке,– негодования искреннего и составлявшего лучшую черту его характера. В красноречивых, достойных его великого таланта словах излил он всю свою горечь против мрачного духа, пожравшего здесь свои жертвы. «Ecrasez 1'infame! – воскликнул он, возбуждая всех против фанатизма и безумных преследований.Обвинение Вольтера в том, будто он разумел под словом infame христианство, – это одна бессмысленная ложь, потому что он не был способен на подобную глупость, – не по набожности, которой у него не было, но по своему ясному, развитому и свободному от предрассудков пониманию. Руссо действовал глубже и более роковым образом на массы, выпустив в свет в течение этих лет свои главнейшие сочинения: «Новая Элоиза» (1761 г.), «Contrat social» и «Эмиль, или О воспитании» (1762 г.). О его литературных трудах и его личной жизни будет еще говорено ниже, в связи с историей французской революции, вспыхнувшей в 1789 году Руссо соединил в себе все, что производит воздействие на полуобразованные умы, среди общественного брожения и государственного строя, отягченного всякими злоупотреблениями и неправдами. Сын ремесленника, выросший в республиканской Женеве среди протестантства, самоучка, бросаемый судьбой в разные стороны, без определенных занятий, непрактичный вполне, Руссо восхваляет первобытное состояние человека, рисуемое ему его пылкой фантазией,– восхваляет с красноречием безыскусственным, истекающим из здоровой или больной души, но, во всяком случае, непобедимым: «Все прекрасно, исходя из рук Творца, и все искажается в руках человеческих». И перед этим поверхностным суждением исчезает для него все достояние истории, все авторитетное: церковь, государство, общество, потому что все это одно уклонение от природы. Такое мышление очень выделялось в то время, когда и без того все противоестественное во всех созданиях человеческих слишком бросалось в глаза. Теория Руссо оправдывала его последователей в отрицании и ниспровержении всяких авторитетов, хотя он и не побуждал к тому непосредственно, уже по тому одному, что не был способен ни к какой практической роли. Но самое это его личное бескорыстие в вопросе усиливало его влияние: толпа возводила его в пророки именно потому, что он не добивался ничего для себя. Глубины чувства в нем не было, но он обладал французской склонностью к сентиментальности, что придавало его словам такую горячую убежденность, что он сам верил своим речам, если можно назвать верой крайнюю односторонность ума, неспособного следить за чужой мыслью и не вырабатывавшегося никогда из своих собственных рамок.
Правление Людовика XV с 1763 г.
Установившийся в 1763 году мир дал французскому правительству возможность посвятить себя проведению крайне необходимых реформ. Но такая деятельность была немыслима без участия короля, а он оказывался уже неспособным к ней, если и был способен до сих пор. Смерть сразила многих из его приближенных: в 1764 году умерла созидательница франко-австрийского союза маркиза Помпадур; в 1765 года не стало дофина; в 1768 году окончила свою печальную жизнь королева, последствием чего было лишь появление на горизонте, через какой-нибудь месяц, новой фаворитки, которую повенчали с графом Дюбарри, чтобы прикрыть ее слишком недвусмысленное прошлое. Это вторжение улицы в большой свет имело известное политическое значение и враги системы графа Шуазёля постарались получить в свою пользу новую подругу короля. Шуазёль был уволен в 1770 году; руководство делами перешло к канцлеру Мопу (с 1768 г.) и аббату дю Терре, генерал-контролеру финансов (с 1770 г.). Этот последний был не лучше и не хуже своих предместников; он указывал тоже на необходимость сбережений, но франко-австрийский союз, поглотивший уже столько миллионов, не допускал урезать расходы (последняя уплата оставшихся еще за Францией субсидий была произведена лишь в 1769 г.); теперь этот союз вырастил еще новый цветок: брак дочери императрицы Марии Терезии, Марии Антуанеты, с новым дофином, внуком Людовика XV. Могло ли брачное торжество обойтись без ряда блестящих празднеств? Последние годы Людовика были ознаменованы мерой, которую можно назвать, в известном смысле, весьма важной: она состояла в упразднении парламентов. Эти учреждения привыкли заявлять громадные притязания при Людовике XV: они представляли собой постоянную оппозицию; присвоив себе право судебного приговора, они хотели насиловать верховную власть. Канцлер Мопу, искусно подготовив свой удар, нанес его в январе 1771 года. Всем советникам парижского парламента порознь было предложено объявить: желают ли они продолжать свою службу или нет? Отказавшиеся, числом более 150, были сосланы, а взамен прежнего порядка в округе парижского парламента были учреждены шесть новых высших судов; одновременно была уничтожена масса вопиющих злоупотреблений, также и покупаемость мест. Привилегированное сословие, из которого набирались и пополнялись парламенты, заявило горячий протест, вызвало целую бурю, но Мопу провел свою меру: у него были тоже свои сторонники; многие писатели одобряли его; начало возрождению Франции было положено. Население быстро примирилось с новыми судебными порядками, а прочие ведомства подверглись тоже твердо проведенным полезным реформам. Вскоре наступило существенное условие для дальнейшей успешной реформенной работы: жалкий король скончался в Версале, в мае 1774 года, после своего 59-летнего царствования.Людовик XVI, 1774 г.
На престол вступил его внук, двадцатилетний Людовик XVI. Его царствование разделяется событиями 1789 года на две части, из которых вторая принадлежит новому времени и новому миру, а первая причисляется к старой эпохе, обозначаемой у французов названием «Ancien regime».Нам придется, дойдя до сказанных событий, то есть до собрания сословных представителей в Версале, 5 мая 1789 года, вернуться еще раз к этой первой части правления Людовика XVI, но теперь, для понимания общего состояния Европы в то время, необходимо сделать беглый обзор про исходившего в эти годы в великой стране и до сих пор еще играющей руководящую роль во многих отношениях. Воцарение молодого короля встретило горячее сочувствие населения, более основательное, нежели то обычное, которое вызывается в массах одной жаждой новизны при каждой перемене правителя: юный король был действительно одушевлен искренней любовью к своему народу, большим запасом доброй воли и отличался нравственной чистотой. Он немедленно удовлетворил оскорбленные чувства совестливости нации, – тогда обладавшей еще таким чувством, – удалив последнюю из тех бесстыдных женщин, которые позорили собой царствование развратнейшего из французских королей. В менторы Людовику был навязан старый царедворец, граф Морепа, который, однако, оказал большую услугу молодому королю, предложив ему назначить на пост генерал-контролера финансов, следовательно, к тому источнику, от которого Франция могла ждать исцеления своих неисчислимых зол, такого человека, как Роберт Жакоб Тюрго, бывшего до того интендантом в Лиможе. Тюрго (род. в 1727 г.) был сторонником но вой политико-экономической науки. После знаменитого краха общества «Миссисипи и южных морей» французы обратились снова к возделыванию земли и к поземельной собственности как к надежнейшему источнику довольства; политико-экономические вопросы серьезно занимали общественное внимание; система Гурнея, отводящая главное место в народном благосостоянии торговле и промышленности, оспаривалась или хотя бы уравновешивалась учением физиократа Франциска Кенэ (Quesnay), который считал основой этого благосостояния только произведения почвы. Обе системы требовали, во всяком случае, коренных реформ, устранения известных привилегий, совершенного уничтожения всяких преград к свободному и благотворному проявлению мысли, а среди таких мыслителей, способных воспользоваться оказанной свободой на благо человечества, Тюрго снискал себе уже издавна почетное имя. Он обладал большими познаниями, громадной способностью к труду и чистым желанием приносить пользу, воодушевлявшим в ту прогрессивную эпоху многих избранников, веривших в подобную силу добра на земле. Занимая свою должность в Лиможе и сделав там массу полезного, он научился и тому, как всякие теории, в том числе и излюбленная им «физиократическая», могут приспособляться к действительности. Но ему не удалось удержать молодого короля от ошибки, именно от восстановления парламентов в том же году. Бывшие их члены и их сторонники так шумели, что Людовик принял этот шум за голос народа. Между тем, дело возбудило одно недовольство: восстановленное в своих правах парламентское сословие и его приверженцы были не удовлетворены, потому что вместе с тем не были восстановлены и прежние злоупотребления, а лица судебного ведомства, лишившиеся своих мест при этой новой реформе, стали врагами правительства. В течение нескольких лет, однако, Тюрго мог продолжать свою реформаторскую деятельность, благодаря тому, что друг его, президент Ламбиньон де Мальзерб, человек честный и возвышенного характера, вступил в министерство в качестве шефа парижского департамента и заведующего королевским двором. Он был опорой для Тюрго, который представил полный проект реформ по своему ведомству, характеризуя этот план перед королем такими словами: «Ни банкротства, ни повышения налогов, ни займов». Он надеялся достигнуть такого результата посредством общего обложения земли «Subvention territoriale», к которому он хотел привлечь и привилегированные классы, которые были бы щедро вознаграждены за то допущением свободы в торговле зерном. Далее, он проектировал различные частные реформы для искоренения злоупотреблений, из которых многие были действительно уничтожены. Необходимость сбережений была тоже очевидна, и король, лично нимало не склонный к расточительности, был вполне готов на них со своей стороны. Тюрго как истинный государственный деятель понимал тоже и нужду в производительных расходах: он пролагал дороги, устраивал лучшие пути сообщения, намечал план широкого народного образования, при избежании наступательных войн и пользовании народным духом, в смысле участия народа в общинном самоуправлении, которое, начиная с мелких муниципий, восходило бы до провинциальных управ, завершаясь национальной муниципией. Но именно этот смелый план, переиначивавший все в старой Франции, смутил, по-видимому, короля, вообще не обладавшего твердостью. Вполне разделяя убеждения своего министра и сам честный и прямой по природе, молодой король не смог отстоять своего достойного советника против враждебной ему партии, избравшей своим орудием юную, неопытную, ничего не смыслившую в делах королеву, в то время еще всецело преданную своим ребяческим увеселениям. В мае 1776 года был уволен Тюрго; Мальзерб удалился от дел еще раньше.
С увольнением Тюрго были отложены и реформы. Мы не будем останавливаться здесь на последовавших сменах министров и систем, на возраставшем расстройстве финансов, усиливавшемся брожении умов, неудаче всех мер, принимаемых для спасения и завершившихся радикальнейшей изо всех: созывом Генеральных Штатов. Такого собрания не бывало во Франции с 1614 года.