ГЛАВА ПЯТАЯ
Людовик XIV. Война с аугсбургскими союзниками. Ризвикский мир. Великобритания при Вильгельме и Марии

   Вышеуказанная победа была одержана в самый решительный момент. События в Шотландии и Ирландии, обусловившие изгнание последнего Стюарта из Англии, принадлежат уже всецело к истории великой континентальной борьбы, то есть войны аугсбургских союзников (1688– 1697 гг.) против притеснителя Европы, врага протестантства и всякой иной формы свободы.
Европейская война 1688-1697 гг.
   Эта война происходила на различных полях битвы всей Европы и длилась девять лет. Первые дела на Рейне были, действительно, весьма успешными для французов: в октябре 1688 года маркиз Буфлер с 20 000 человек подступил к Майнцу, который сдался без сопротивления. Кобленц и Кёльн устояли, благодаря своевременной помощи. Но Трир, равно как укрепление кёльнской епархии, – эти последние, добровольно сданные архиепископом Вильгельмом фон Фюрстенберг, – перешли в руки французов. Тем временем в Англии совершился переворот, лишивший Людовика его преданнейшего вассала, и император Леопольд не усомнился вступить в союз с узурпатором-еретиком, который в своем двойном качестве короля английского и штатгальтера нидерландского мог располагать силами обоих государств. Сам папа тоже видел в нем поневоле союзника для борьбы со своим обидчиком, Людовиком XIV. Трактат с Генеральными Штатами и Англией был заключен в Вене 12 мая 1689 года. Им обусловливалась общая война, всеми силами, и восстановление всего положения согласно мирным договорам 1648 и 1659 годов. Император выказал при этом необыкновенную уступчивость. В начале 1689 года французы страшно опустошили Пфальц, подвергнув разорению цветущие города: Мангейм, Гейдельберг, Шпейер, Вормс и другие. Лувуа со своим обычным жестокосердием объяснял такую военную меру невозможностью оставлять в каждом городе гарнизоны при малочисленности французских войск на этом театре войны. Все продовольственные средства плодородной местности уничтожались ради того, чтобы они не достались неприятелю. Так отстаивали французы право пфальцской принцессы Елизаветы Шарлоты, супруги герцога Орлеанского, которую сокрушали эти ужасы на ее родине; но она была не в силах склонить к милосердию высокомерного короля. Французам не удалось, однако, удержать за собой Майнц при всех этих мерах, и маркиз д'Юксель во главе 10 000 войска был вынужден капитулировать (1689 г.) перед армией герцога Лотарингского, подкрепленной баварскими полками, между тем как бранденбургцы брали обратно Бонн и Рейнберг.
    Поджигатель Меляк. Гравюра XVII в.
   В Нидерландах произошло нечто более решительное лишь в 1690 году. Французы были здесь под командой одного из способнейших и отважнейших военачальников, маршала Люксембургского, выдающегося члена высшего французского общества. После интриг и разнузданности придворной жизни он бросался во все трудности и лишения войны, чтобы предаться потом снова вихрю светских удовольствий. Колебания испанцев и раздоры немецких князей из-за главной команды облегчили ему успех: 1 июля 1690 года он одержал блистательную победу над принцем Вальдеком у Флерюса, не послужившую, однако, ему на пользу, вследствие подкреплений, доставленных Вальдеку курфюрстом Бранденбургским. В Италии и на море французское оружие тоже торжествовало в этом году. Герцог Савойский примкнул к союзникам, но французы, под начальством Катина, разбили его при Стаффорде (август).
Шотландия, 1690 г.
   В продолжение всего 1691 года Франция одерживала еще верх над соединенной Европой; она действовала успешно и в Испании: французский флот в Средиземном море бомбардировал Барселону, но главнейший враг Людовика, Вильгельм III, завоевал окончательно Англию и мог теперь принять деятельное участие в континентальной войне. В 1689 году дела приняли в Шотландии такой же оборот, как в Англии. В Эдинбурге тоже собрался Конвент, который, восставая против католицизма еще резче, нежели английский, издал «декларацию прав», подобную лондонскому договору, и в которой, пользуясь случаем, пресвитериане выговорили себе возвращение их прежнего церковного строя. И в силу этого договора они предлагали английской королевской чете и шотландскую корону. Но один из членов шотландского дворянства, храбрый офицер Грагэм Клавергоуз, маркиз Денди, стоял за своего короля. Собрав небольшой конный отряд, он бросился в горы и поднял горцев именем короля Иакова. Борьба была непродолжительна, но полна романтического интереса: в этом своеобразном мирке мелких и крупных кланов и дружин, предводительствуемых Мак-Клинами и Кланранальдами, Макдональдами, Камеронами, Стюартами, наступило дикое оживление, по горам и долам, от одного клана к другому переносился, как в старину, огненный крест под звуки горного рожка, возвещая наступавшую войну. В Киликранском ущелье (7 июля) дикая отвага горцев одержала верх над регулярными войсками, обратившимися в полное бегство; но в самый момент победы пал маркиз Денди, единственный человек, способный сдерживать этих сынов природы с их страстями и мелкими распрями, – и эта потеря превратила победу в поражение. Королевская партия была уничтожена и пресвитериане, овладев положением, дошли до самых резких решений, которые Вильгельм умерял по возможности. Как человек без предрассудков, он успел, вообще, положить лучшие начала в основу религиозной терпимости, чувство которой было с его стороны совершенно искренне и не затемнялось никакими задними мыслями.
Иаков II в Ирландии. Битва на реке Бойн, 1690 г.
   Дела в Ирландии представляли больше затруднений правительству; туземное, древнекельтийское население стояло за короля и его великого союзника, истребителя еретиков, Людовика XIV, уже вследствие одной своей ненависти к протестантским властям и притеснителям. Только Север, города Лондондерри и Эннискилен, опора протестантства на острове, держали сторону Вильгельма и Марии; в остальной стране перевес был в пользу Иакова, который прибыл сюда лично с французским вспомогательным отрядом, и в течение всего 1689 года счастье ему благоприятствовало. Но при всем том необузданный и непостоянный характер ирландцев, одушевленных, преимущественно, жаждой мести и насилия, ставил Иакова в весьма затруднительное, даже опасное положение. Решительная битва произошла 11 июля 1690 года при реке Войн, протекающей к северу от Дублина, приблизительно на середине восточного побережья острова, и впадающей в Ирландское море. С юга надвинулись сюда франко-ирландские войска, под начальством французского генерала Лозена и бывшего английского короля; с другой стороны пришла армия самого пестрого состава: в ней были английские, голландские, датские, бранденбургские отряды, но все это были воины испытанные и между ними находился один полк, набранный из изгнанных французских гугенотов, которому представлялся теперь случай сразиться с виновниками их изгнания. Эта армия, состоявшая из 36 000 человек, шла под начальством короля Вильгельма и маршала Шомберга, который как протестант тоже оставил французскую службу в 1685 году, чтобы поступить в ряды бранденбургской армии, и принял теперь охотно участие в предприятии Вильгельма.
    Фридрих, маршал фон Шомберг. Гравюра работы Б. Пикара с портрета кисти Г. Кнеллера
   Этот замечательный военачальник пал сам в этой битве, но войска Вильгельма одержали решительную победу и Иаков должен был покинуть остров вместе со своими союзниками. В течение некоторого времени ирландцы держались еще под начальством вождя, католика Тирконеля, которого назначил к ним сам Иаков, считаясь еще их королем; но дело несчастного острова было уже проиграно. Последние надежды Иакова на возвращение себе престола с помощью Франции были уничтожены морским боем при Ла-Гоге (департамент Ла-Манш), 29 мая 1692 года французский флот, на котором Иаков хотел возвратиться в Англию, сразился с англо-голланским, но понес поражение, которое напоминает о поражении, которое потерпела испанская армада сто лет назад. Англия может действительно считать этот день началом своего преобладания на морях.
    Морское сражение при Ла-Гоге, 29 мая 1692 г. Уничтожение французского флота соединенным англо-нидерландским, под командованием адмиралов Рёсселя и Альмонда. Гравюра работы Р. де Гуга, XVII в.
   Сам Вильгельм, мало ценивший то, что люди называют счастьем, мог теперь, после усмирения Ирландии, принять личное участие в континентальной войне; он повел войско на выручку города Намюра, осажденного французами. Сам Людовик прибыл к своей армии, как он это делал обыкновенно, когда был уверен в успехе. Ему посчастливилось и в этот раз: Намюр был взят, прежде чем подоспел Вильгельм. Нападение союзников на Штейнкирхен было тоже неудачно, и французское оружие несколько ослабело лишь в 1695 году. Осада Люттиха, которой руководил сам Людовик, осталась безуспешной; движение дофина на Верхний Рейн было тоже отражено маркграфом Людовиком Баденским и курфюрстом Саксонским. В июле того же года, в сражении под Нервинденом, французы снова одержали блистательную победу: ими командовал маршал Люксембургский, и Вильгельм потерял здесь 75 орудий, 66 знамен и 12 000 человек; но если счастье ему не благоприятствовало, то несчастье не заставляло его падать духом, как некогда и адмирала Колиньи, с которым он разделял стойкость, лучшее качество военачальника, состоящего в то же время и главою большой партии. Он сохранил свое положение, и если в Италии и за Пиринеями французы одерживали победы, как, например, Катина при Марсале, то они все же не достигали ощутимого успеха: Барселона оставалась невзятой. Повсюду, вопреки их обычной военной системы, французам приходилось вести оборонительную войну. Представитель этой системы безрассудного натиска и захвата, министр Лувуа, умер уже в 1691 году. В 1695 году Франция утратила лучшего из своих военных вождей, маршала Люксембургского, который сам обращал внимание Людовика на видимое улучшение неприятельских войск. Сверх того, одновременное ведение войны на столь многочисленных пунктах требовало громадных средств, в которых уже ощущался недостаток; французское правительство начинало сознавать тот вред, который оно нанесло Франции бессмысленным преследованием гугенотов. Король Людовик видел неисполнимость своих планов на этот раз; но он, посредством патриотического налога, успел собрать еще денег на новый поход (одно духовенство пожертвовало 10 миллионов), и 100-тысячная армия, под начальством маршала Вильруа, выступила против Нидерландов. Вильруа не решился, однако, на генеральное сражение, и Вильгельм, у которого был Когорн, инженер, стоивший Вобана, успел отнять у французов Намюр. На море французы уже не могли тягаться с англо-голландским флотом и должны были ограничиваться каперской войной.
Ризвикский мир, 1697 г.
   Людовик находил нужным поберечь на время свои средства для того, чтобы иметь возможность приступить к новой большой войне за испанское наследие, в случае смерти испанского короля Карла, которому нельзя было уже предвещать долгой жизни. С самого начала 1696 года шведский король Карл XI начал заботится о мире. В военных действиях наступило некоторое затишье и известным успехом для Франции было лишь отпадение герцога Савойского от континентального союза; но Людовику пришлось уступить ему Казале и Пинероль за переход его на французскую сторону. Мирные переговоры начались в мае 1697 года, в Ризвике, замке или загородном дворце Вильгельма близ Гааги, приспособленном для приема уполномоченных европейских держав. Людовик улучшил свое положение победами над испанцами в 1697 году: в Европе он взял у них Барселону, а по ту сторону океана, в Дариенском заливе, на северо-западном берегу Южной Америки, Картагену. Но 20 сентября, в Ризвике, был заключен мир между Францией, Англией, Нидерландами и Испанией, а 30 октября – между Францией и императором. Мир с Англией и Нидерландами последовал, относительно территориальных условий, на основе Status quo ante bellum. Большой и тяжелой уступкой для Людовика было то обстоятельство, что он должен был теперь признавать своего исконного врага за короля Англии и дать обещание не помогать его врагам ни прямо, ни косвенно. Поэтому для Иакова, с которым он продолжал, впрочем, обращаться с королевской и рыцарской вежливостью, исчезала теперь всякая надежда. Испания получила обратно отнятое у нее французами в Каталонии или Нидерландах, впрочем, это не особенно огорчало Людовика, потому что он надеялся вскоре увидеть принца своего дома на испанском престоле. Стоимость этой войны и этого мира пала на Германское государство. Людовик отдал обратно завоеванное им в Эльзасе или «присоединенное» им там с помощью замечательного истолкования прав, или, лучше сказать, превращения бесправия в право. Теперь были возвращены: Фрейбург, Брейзах, Кель, Филиппсбург, герцогство Цвейбрюкен. Герцог Лотарингский получил свои земли согласно Status quo 1670 года, с Нанцигом, Битшем, Гамбургом, Людовик удержал Саарлуи и Лонгви. Ему пришлось отказаться от покровительствуемого им самозванного курфюрста Кёльнского, спор о Пфальце предоставлялся на решение папы, но за то Франция продолжала владеть всем, что приобрела на левом берегу Рейна, в особенности Страсбургом. Город был приписан к «галльской короне» и вычеркнут из имперского списка. Людовик сыграл ловкую иезуитскую шутку и, без сомнения, с согласия императорских уполномоченных, в самую последнюю минуту, он прибавил, что в возвращаемых им областях условия католического исповедания должны были оставаться в том виде, в каком находились теперь, при подписании договора. Между тем, эти условия были только что утверждены здесь им, завоевателем, и с насилием, о котором свидетельствуют его преследования гугенотов. Но все были утомлены борьбой и никто не желал более поднимать меча из-за этих французских эмигрантов или из-за туземных пфальцских протестантов.
    Людовик XIV в возрасте 51 года. Гравюра работы П. Симона, 1694 г.
Последствия
   В общем, однако, последствием этой великой войны было ослабление французского могущества, это проявилось, например, в том, что при очищении польского престола в 1697 году, за смертью Яна Собесского, был избран не французский кандидат, принц Конти, а императорский, именно, курфюрст Саксонский, Август. Далее будет указано, насколько эта великая война и одновременные с нею события на Востоке и Севере послужили известному укреплению немецкой народности. Во внутренних делах Франции было тоже заметно уменьшение высокомерных притязаний Людовика. Под влиянием госпожи Ментенон, с которою он был тайно обвенчан с 1685 года (о ней будет еще речь впереди), он отступил несколько от той церковной политики, которую преследовал с 1682 года, и находился в лучших отношениях к папе; та часть гугенотов, которую его драгуны обратили в католичество, пользовалась теперь тоже известной терпимостью, происходило это, без сомнения, не из человеколюбия и не из просвещенной религиозности, убедившейся в том, что эти новообращенные оставались чуждыми прочему населению, не смешивались с ним и питали глубокую ненависть к правительству. Король просто убеждался в том, что безрассудные преследования принесли один только громадный вред численности населения, торговле и промышленности французского государства.
Франция
   В последнее десятилетие этого века католицизм понес, вообще, большие утраты. Год 1688 и рождение сына у английского короля Иакова можно считать апогеем стремлений и надежд католической партии, возникших с 1648 года. Но потом дела приняли оборот, исключавший всякую будущность для католицизма как в Англии, так и вообще на севере Европы. Это было вполне очевидно, потому что в Англии решающее слово по религиозному вопросу принадлежало даже не какому-либо просвещенному или фанатично-преданному протестантской идее деспоту, а всесильному сознанию самостоятельного народа, тогда как во Франции все решалось под влиянием одного ханжества.
Англия при Вильгельме III Оранском. Виги и тори
   Задача, которую Вильгельм III принял на себя вместе с великобританской короной, была не из легких; но внешние дела и высокое положение, занятое им во главе коалиции, повлияли счастливо и на утверждение его авторитета в стране. Он был чужеземец, и именно это менее всего прощал ему народ; сама его степенность, прирожденная властность при ясной воле, самостоятельность, благоразумие, стойкость – исключали, понятным образом, те легкие свойства, которые делали популярными даже таких недостойных правители, как Карл II. Он отличался веротерпимостью, действительным свободомыслием, а та партия, на которую ему необходимо было непосредственно опираться, именно англиканская, была бессердечна, мелочна и, будучи спасена им от большой опасности, создавала ему же тысячи затруднений своими ничтожными придирками и требованиями. Вильгельм соотносил свои действия с широкой европейской точкой зрения, между тем как руководящие сферы в Англии смотрели на все лишь под углом своего эгоистического островитянского интереса, и если сознавали великую цель правителя, то не соглашались на средства, которые вели к ней. Большинство парламента, в который превратился Конвент, отверг полную амнистию, предложенную Вильгельмом, равно как и обширные мероприятия на пользу конформистов. Вильгельм успел вынудить у англиканской Церкви лишь отмену карательных законов против протестантских диссентеров. Неприязнь английских националов обратилась против голландских приближенных Вильгельма, хотя он не мог обойтись без них, не смея положиться на английскую знать, осуждавшую все, даже численность постоянного войска, на которое высшие классы смотрели со времен Кромвеля почти с ребяческим, хотя и понятным недовольством. Движение и заговоры якобитов начались тотчас после воцарения Вильгельма и не прекращались вполне во всю его бытность английским королем. Весьма многие не соглашались приносить присягу, которой они должны были отречься от Иакова, и если не открыто, то втихомолку осушали стакан за здравие «короля, который за морем». Виги воспользовались, прежде всего, своей победой над тори, издав билль, которым все те, кто при Иакове II выдавал городские промысловые свидетельства, лишались теперь права занимать какие-либо должности в городских корпорациях. Вильгельм решился на отважный и ловкий шаг, распустив парламент. В новом, созванном им в марте 1690 года, тори были в большинстве, на которое Вильгельм опирался, зная, что может рассчитывать и на вигов в крайнем случае: возвращение «короля из-за моря» было бы для них равносильно полной их гибели. Благодаря такому положению вещей, мог быть издан весьма милостивый манифест. Внешняя война и ее успех послужили также на пользу Вильгельму; ирландское восстание было вполне подавлено; приверженцы Иакова в горной Шотландии потерпели полное поражение, причем отряд Макдональда из Гленкое, сопротивлявшийся долее других, был истреблен жесточайшим образом: исполнение кровавой расправы было поручено смертельным врагам племени Макдональдов, Кемпбелям, которые постарались утолить при этом свою дикую ненависть.
   Как было уже сказано выше, сражение при Ла-Гоге уничтожило слишком поспешные надежды Иакова на возвращение с помощью французов. В течение этого времени выработался парламентский порядок правления: Палата общин усвоила себе в финансовых вопросах право подробного, часто мелочного и тягостного надзора, а в 1693 году она предложила билль, согласно которому каждый парламент избирался бы не иначе, как на трехлетний срок. Но Вильгельм сознавал себя уже достаточно властным для того, чтобы отказать в утверждении такого проекта и, несмотря на этот отказ, палата снабдила его щедрыми средствами для заграничной войны. Часть этих расходов была отнесена на будущее, то есть приходилось покрыть их займом, и эта необходимость послужила поводом к основанию знаменитого английского банка (1694 г.). В том же году, Вильгельм решился принять известный «Triennial-act», чем вынудил оппозицию к уступке по другим вопросам.
    Вильгельм III Оранский, король Англии. Гравюра работы П. ван Гунста с портрета кисти Брандона
    Мария II, супруга Вильгельма III Оранского, королева Англии. Гравюра работы П. ван Гунста с портрета кисти Брандона.
Смерть Марии. События дальнейших лет
   Тотчас же вслед за тем Вильгельму пришлось испытать тяжкую и незаменимую утрату – смерть умной, безупречной и во всех отношениях замечательной женщины – его жены. Мария понимала, насколько ее слабохарактерный и болезненный супруг был далек от идеала государя, какой был нужен Англии; она, однако, охраняла его даже от столкновений с ее же родным отцом и в их спорах всегда держала сторону супруга.
   Смерть жены не подорвала королевских прав Вильгельма: этот случай был оговорен в «Постановлении» (Act-of-Settlement) и не отнимал у него единичных прав на владение королевским престолом. Между тем, партийные распри разогрелись еще сильнее: повсеместно королевская власть вынуждена была уступать парламентской. Якобиты строили новые планы и в их рядах не редкостью были важнейшие имена государства. Все, по-видимому, было у них окончательно подготовлено как по эту, так и по ту сторону моря, и дело стало только за успехом или неудачей рискованного предприятия – заговора против жизни короля, когда Вильгельм (к счастью, вовремя) был предупрежден одним из лиц, причастных к заговору, в 1696 году. Но именно этот-то заговор и послужил к усилению королевской власти: парламентом было решено образовать «Общество» (Association) для охраны правительственных постановлений 1689 года: всякий, не желавший письменно обязаться в исполнении их, лишался права занимать какую бы то ни было государственную должность. Таким образом, Вильгельм продержался еще до Ризвикского мира, который представлял большие выгоды для англичан. Англия, низведенная при Карле II и Иакове II почти в степень вассального владения Франции, теперь решительно избавилась от нее. По возвращении Вильгельма с континента, подданные встретили его теплее обыкновенного. Но парламент, осыпавший короля изъявлениями признательности, шел, однако, вразрез с его требованиями. Так, например, он настаивал на том, чтобы сохранить весьма внушительные размеры войска, не распуская его, тогда как Вильгельм весьма разумно требовал, чтобы эти размеры были ограничены для Англии лишь 7000 человек, а для Ирландии 12 000 человек постоянного войска. Таковы были взаимные отношения короля и его парламента в 1699 году, когда главные представители народной власти особенно не ладили со своим повелителем за то, что он не высказывался ни за которую из их партий. Несогласие и недовольство парламента достигало высших пределов, когда дело касалось отличий или наград людям, близко стоящим к королю: враждебное чувство к последним до того увлекло членов парламента, что они объявили недействительными наделы землями в Ирландии, которые были пожалованы Вильгельмом его преданным слугам и друзьям: генералам Джинкелю и Рювиньи, Бентинку и Кеппелю, которые оказали ему большие услуги при покорении возмутившихся ирландцев. В июле 1700 года скончался одиннадцатилетний Вильгельм, герцог Глостер, единственный оставшийся в живых сын принцессы Анны. Опять Англии угрожало возвращение Стюартов и потому не мудрено, что этот вопрос овладел всеобщим вниманием и еще более осложнился три месяца спустя: в Испании скончался последний из Габсбургов на испанском престоле. Это обстоятельство оказалось такой политической задачей, над которой уж давно безуспешно задумывался Вильгельм. Явился еще и новый вопрос, чего держаться: войны или мира? К этому случаю придрался король, чтобы распустить враждебный ему парламент и созвать новый, который не замедлил признать за своим королем права полновластного хозяина в своих владениях.
   Но прежде чем заняться обозрением дальнейших событий, которыми богато начало XVIII столетия, посмотрим, что делалось в восточных и северных землях Европы и в Германской империи с 1648 года.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Германия со времен Вестфальского мира. Крушение могущества Османской империи. Карловицкий мир. Великий курфюрст и первый король Пруссии (1700 г.). Успехи цивилизации после эпохи реформации

Германия с 1648 г.
   Период Тридцатилетней войны принято считать большим бедствием для всей Германии, и все, что мы до сих пор о нем говорили, только подтверждает это общее мнение. Взятие Страсбурга, этого прекраснейшего из старинных городов, может служить достаточно типичным примером ужаса и разорения, которыми так насыщена эта война. Да и на литературу того времени можно указать, как на одно из доказательств пагубного влияния междоусобицы. В то время, как в Англии, Испании, Франции и Италии начало XVIII века ознаменовалось небывалым расцветом литературы, в Германии был полный застой, губительно отражавшийся на даровании немецких писателей как прозаиков, так и поэтов. Такой (по сравнению с другими землями) упадок немецкой литературы отчасти объясняется тем, что все силы, все участие населения было поглощено ведением войны немцев с немцами же и на немецкой территории. Бедственность положения была, конечно, не одинакова в разных частях Германской империи и соответствовала времени и обстоятельствам. Но в общих своих чертах бедствие было повсеместно и настолько сильно, что земли, сравнительно легко пострадавшие от тридцатилетних междоусобиц, оправились лишь в XIX веке, т. е. достигли снова той степени зажиточности и благоустройства, в какой их застала война.