Ганс Иоаким фон Циттен, кавалерийский генерал. Гравюра работы Тоунлея, 1786 г.
1761 г.
   В октябре 1760 года король Георг, вскоре после этих успехов английского оружия, скончался. Его знаменитый министр, которому Англия была обязана своим господством на морях, оставался еще некоторое время на своем посту и при следующем короле, Георге III, правление которого должно было продлиться до 20-х годов XIX столетия. Надежда на мир опять исчезла, так как новый король испанский, Карл III (с 1759 г.), выказал желание воевать против Англии, заодно со своим родственником, королем французским. Но на материке в этом году не произошло никаких важных военных событий. Победа, одержанная Фердинандом над маршалом Брольи у Беллингаузена (близ Падерборна) в июле 1761 года, не изменила существенно положение дел; Фридрих, со своей стороны, еле-еле мог выставить в поле две армии, в 96 000 чел. Брату Генриху он поручил отстаивать Саксонию от Дауна, а сам взялся за мудреную задачу – защищать Силезию против Лаудона и русских.
Силезия. Лагерь при Бунцельвице
   План Лаудона и русских заключался в том, что они должны были закончить завоевание Силезии, а оттуда двинуться на Берлин и взятием его закончить кампанию. Но русская армия соединилась с австрийской только в августе, в результате собралась грозная сила в 130 000 человек (83 000 русских и 47 000 австрийцев), которой Фридрих мог противопоставить только 50 000 человек. Но, к счастью для него, русский главнокомандующий Бутурлин не ладил с Лаудоном и время проходило в бесплодных спорах между ними. А Фридрих между тем, не желая ничем рисковать, окопался в укрепленном лагере близ Бунцельвица и решился выжидать нападения союзников. Напрасно побуждал Лаудон своего товарища к совместному действию и нападению на лагерь: неделя проходила за неделей, и Фридрих преспокойно отсиживался за окопами. 11 сентября главные силы русской армии вдруг отделились от армии Лаудона и стали удаляться в восточном направлении, оставив при австрийском главнокомандующем только корпус Чернышева. Фридрих вздохнул свободно! Он избег без пролития крови грозившей ему страшной опасности. По этому поводу рассказывают следующий известный анекдот. В одну из самых тяжких минут этой кампании Фридрих на разные обнадеживания Циттена отвечал ироническим вопросом: «Уж нет ли у тебя какого нового союзника в запасе?» Генерал, человек очень религиозный, отвечал королю: «Союзник все Тот же, прежний – там, над нами! Тот нас не оставит!» Король, полнейший атеист, про ворчал на это: «Ну, на Того нечего надеяться... Он больше не творит чудес». Но когда русские отступили и дела Фридриха приняли, благодаря этому, благоприятный оборот, Фридрих, при встрече с Циттеном, заметил ему: «Ну, твой союзник сдержал слово!»
Утрата Кольберга. События в Англии
   Однако рисковать еще было нельзя. Воодушевленный Фридрих вздумал было вторгнуться в Богемию, чтобы вынудить Лаудона к выступлению из Силезии, но тот воспользовался этим движением короля, чтобы напасть на Швейдниц, в котором среди гарнизона было много ненадежных элементов. Около этого времени Фридрих подвергался даже весьма курьезной опасности: дворянин-протестант, некий барон Варкоч, и католический ксендз сговорились между собой и составили заговор, целью которого было овладеть особой короля и выдать его австрийцам. Выполнение этого замысла не состоялось: заговор был случайно открыт, и оба заговорщика едва успели укрыться от преследования властей, поднятых на ноги. Они заочно были осуждены за государственную измену и казнь совершена над их изображениями.
   Последней неудачей этого года была утрата померанской крепости Кольберга, которая в течение этой войны была трижды осаждаема шведскими и русскими войсками и, наконец, на этот раз, после мужественной четырехмесячной обороны, сдалась на капитуляцию (16 декабря). Около того же времени и в Англии дела приняли неблагоприятный для Фридриха оборот. Государственный муж, столь смело правивший внешней политикой Англии, Вильям Питт, отказался в октябре от своего поста, не сойдясь во взглядах со своими трусливыми коллегами, которые не хотели, по его предложению, ответить на интриги Испании немедленным объявлением ей войны. Он не поладил с аристократией, да и самому королю, Георгу III, крепко не полюбился за то, что этот замечательный деятель постоянно имел в виду интересы всей нации, а не того меньшинства ее, представителями которого являлись лорды, заседавшие в парламенте. На место Питта был назначен человек самых дюжинных способностей, личный друг и любимец юного короля – шотландец, лорд Бут, и Фридрих тотчас же ощутил на себе эту перемену. Договор о субсидии, получаемой им из Англии, истекал 12 декабря 1761 года и новый министр этого договора не возобновил: английский посланник, Митчел, большой почитатель Фридриха, пользовавшийся его доверием, вынужден был сообщить ему это неприятное известие.
Россия: кончина императрицы Елизаветы, 1762 г.
   И вот Фридрих расположился на зимние квартиры в Бреславле и занялся решением совершенно неразрешимой задачи – заботами о пополнении сильно поредевших его войск при крайне оскудевших материальных ресурсах. Большая часть Саксонии и Силезии была во власти австрийцев, а Померания занята была русскими... Положение было отчаянное – и вдруг судьба избавила Фридриха от самого грозного из его врагов! 5 января 1762 года императрица Елизавета Петровна скончалась, и на престол вступил ее племянник, Петр III Федорович, герцог Голштинский, объявленный наследником российского престола еще при жизни императрицы.
Император Петр III и его супруга
   Новый император был человеком не только неподготовленным, но и по самой природе, и по воспитанию своему неспособный к управлению судьбами великого и могущественного государства. Страстно привязанный к своей родине, маленькой Голштинии, которая по объему своему не равнялась даже приобретениям императрицы Елизаветы на юге России (см. карту). Петр III, переселившись в Россию, никак не мог свыкнуться со своим новым отечеством. Русская жизнь и обычаи, русский народ и русский язык – все это было ему не по нутру, все нелюбо, и потому не только при своем дворе, но даже в войске он стал вводить голштинские порядки и блестящим русским гвардейцам ставил в образец жалких голштинских солдат и офицеров. При таком пристрастии к Голштинии он просто благоговел перед Фридрихом, королем прусским, и тотчас по вступлении на престол поспешил предложить ему мир, дружбу и даже помощь против его врагов.
    Приобретения России на Юге в период царствования Елизаветы Петровны
   Все русское общество и преимущественно русское войско были страшно возмущены тем, что военные действия против Пруссии приказано было прекратить как раз в то время, когда Фридрих был уже доведен до отчаяния и в исходе войны почти нельзя было сомневаться. 5 мая был заключен Петром III мирный трактат с Фридрихом, по которому Россия возвращала Пруссии все занятые ее крепости и завоеванные области. Но этого Петру III показалось еще мало: уже в июне месяце он заключил с Фридрихом договор о союзе, оборонительном и наступательном, причем 20-тысячному корпусу Чернышева приказано было соединиться с войсками Фридриха, а также передать пруссакам все заготовленные в Померании магазины с провиантом. Сверх того, император приказал вознаградить население Померании за понесенные во время войны разорения и убытки, несмотря на то, что участие в этой войне и самой России обошлось очень дорого. Таким образом, Петр III одним росчерком пера лишил Россию всех тех выгод и преимуществ, какие она могла получить от своего участия в Семилетней войне, благодаря блестящим победам русской армии.
   Само собой разумеется, что такая чисто личная политика, противная русским интересам и несогласная с достоинством могущественной державы возбудила в России общее неудовольствие против Петра III. Он сам еще более вооружал всех против себя, постоянно отдавая предпочтение иноземцам перед русскими и слишком явно выказывая свое неуважение к православию. Всеобщее недовольство, возбужденное Петром III, нашло себе отголосок и сочувствие в его супруге, императрице Екатерине Алексеевне, которую Петр III не любил, отдалял от себя и даже оскорблял своими выходками. Одаренная обширным государственным умом, Екатерина отлично понимала ошибки своего супруга, опасалась их последствий для России, которую искренне любила, и именно потому решилась произвести государственный переворот (28 июня 1762 г.), которым побудила своего супруга к отречению от престола. Вскоре после того император Петр III скончался и императрица Екатерина II Алексеевна вступила в управление Российской империей за малолетством наследника престола, цесаревича Павла Петровича. Большую государственную мудрость выказала Екатерина в том, что, нарушив заключенный ее супругом договор о наступательном и оборонительном союзе с Фридрихом, она, однако, сохранила в силе мирный трактат с Пруссией, вероятно, вполне сознавая бесполезность для России ее участия в европейской коалиции против Фридриха.
Мир с Россией и Швецией
   Сообразно этому новому положению дел посланы были приказания и Чернышеву, который тотчас отделился со своим корпусом от пруссаков и не принимал уже участия в том деле при Буркерсдорфе (21 июля), которое происходило между пруссаками и австрийцами, под личной командой Дауна. Месяца два спустя, 9 октября, был завоеван пруссаками Швейдниц; 29 октября принц Генрих при Фрейберге в Саксонии одержал еще победу над имперской армией. Но с той минуты, как Россия отпала от коалиции, все стало клониться к миру, и к началу ноября между Пруссией и Австрией уже заключено было перемирие до 1 марта 1763 г.
1763 г. Губертсбургский мир и Парижский мир
   На Западе война вспыхнула вновь в 1762 году. 13 августа французский и испанский посланники заключили новый «pacte de famille» (семейный союз), новый домашний Бурбонский договор, по которому Испания дала тайное обязательство в том, что она еще до 1 мая 1762 года должна будет объявить войну Англии. Это, конечно, побудило даже и миролюбивого лорда Бута к тому, что он объявил войну Испании (4 января 1762 г.). Война эта была поведена одновременно и на море, и в Германии; испанцы попытались было возбудить против Англии и ее давнюю союзницу, Португалию, но встретили энергичный отпор со стороны одного из португальских государственных людей, с которыми нам еще придется ближе ознакомиться впоследствии. В Германии же счастье и в этом году благоприятствовало Брауншвейгскому принцу, так что ни на море, ни на суше испанцам не повезло в их военных затеях: в Вест-Индии они лишились Гаванны, в Восточной Азии – Манилы и Филиппинских островов. Наконец оба премьера – и Шуазёль, и Бут – выразили желание заключить мир. Позабыв об интересах своих союзников, и тот, и другой начали переговоры о мире, чем немало способствовали тому, чтобы и Пруссия с Австрией вступили также в переговоры.
   Таким образом, 10 февраля 1763 года в Париже был заключен мир между Англией, Францией и Испанией, а 15-го – мир между Австрией и Пруссией в саксонском замке Губертсбурге (близ Торгау). По первому миру остров Минорка был возвращен англичанам; в Северной Америке Новая Шотландия (Акадия), Канада до Миссисипи, Кап-Бретон и острова в заливе Св. Лаврентия, а равно и некоторые вест-индские острова – уступлены Англии; равно и французские владения на реке Сенегале; в Африке за французами оставлена Горея, в Ост-Индии – Пондишери и status quo 1749 года; в Европе возвращен Франции о. Бельиль у берегов Бретани; испанцы уступили англичанам Флориду и взамен того получили от французов Луизиану; Куба и Филиппинские острова также были возвращены им англичанами; французские войска очистили германскую территорию; в дальнейшей войне обе державы обязались сохранять нейтралитет. Но о дальнейшей войне не могло уже быть и речи: сложная, тягостная, долгая борьба закончилась чрезвычайно немногосложным мирным договором между Австрией и Пруссией, и Пруссией и Саксонией; императрица-королева и король Фридрих взаимно гарантировали друг другу целостность и неприкосновенность их настоящих владений, при чем Фридрих, в качестве курфюрста Бранденбургского, обещал подать голос на будущих имперских выборах за эрцгерцога Иосифа.
   В среду 30 марта, между 8 и 9 часами вечера, король Фридрих вернулся, наконец, в Берлин. Он, по возможности, старался избегать шумно выражаемых ему всеми чувств общего расположения: он уже весь готов был предаться новой и трудной заботе – исцелению тех язв, которые долгая, тягостная война нанесла его стране, в течение семи лет напрягавшей все свои силы для того, чтобы с достоинством вынести эту борьбу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Европейские государства с 1763 по 1789 г.

Европа во второй половине XVIII столетия
   Вторая половина XVIII столетия была особенно плодотворной в отношении развития человечества, и созидательная работа поколений 1740-1780 годов совершенно несправедливо заслонена в памяти потомства двумя событиями первостепенной важности: Семилетней войной и Французской революцией. Несомненно, что значение этой войны и ее итоги сыграли очень важную роль в судьбах многих европейских стран. Слишком примитивным представляется мнение, нередко вновь возникающее в наше время, что подобные войны вызваны лишь честолюбием и эгоистическими целями королей и правительств. Эта война имела общеевропейское значение, непосредственно касалась народа в самом широком смысле этого слова, и потому, как для короля, так и для обычного гражданина, было весьма важно то, что доброе дело, за которое одни ратовали мечом, другие своим трудом, одержало верх после долгой борьбы против вдесятеро превосходящих вражеских сил.
   Доказательством того, что это было справедливое дело, служил его успех, свидетельствующий всегда о правоте борьбы там, где духовные силы преодолевают громадные материальные преграды. Именно такое положение вещей сформировалось в это время в Пруссии: сам король, его генералы и офицеры, до последнего гренадера, и все его чиновники, от министра до простого писца, на протяжении этих семи лет отдавали борьбе все свои душевные силы с совершенно иным чувством, нежели то делали противники Фридриха. Как уже было сказано выше, в Англии смотрели на него как на пионера протестантизма. Он сам употреблял это выражение, хотя никак не мог применять такого определения по отношению к себе в смысле конфессиональном: «Enfin, – пишет Фридрих своей сестре из Лейтмерица (13 июля 1757 г.), – здесь поставлены на карту два важных интереса: свобода Германии и дело протестантства, за которое пролито уже столько крови», – и везде, даже в лагере его противников, существовала многочисленная тайная община, желавшая успеха такому пионеру. Но вкладывать в смысл этого слова церковное или религиозное понятие, особенно в применении его к Фридриху, было бы глубоко ошибочно.
   Разумеется, религия или то, что отдельные люди считают религией, играла в этих событиях свою роль, впрочем, как и во всех людских делах: одни руководились искренней набожностью, чистым упованием на Бога, другие – бессмысленной ненавистью к еретикам, но собственно религиозной войной Семилетняя война не была. Наиболее существенным мотивом ее была государственность, и величие дела заключалось в том, что король и его народ отвоевали себе свое государство – свою отчизну в политическом значении слова.
   Но борьба за самостоятельность велась не в одной Пруссии: всюду происходило то же умственное движение, замечалось, более или менее, осознанное стремление к этой самостоятельности, выражавшееся, необходимым образом, в желании сбросить с себя церковные узы, отвергнуть религиозные предрассудки, обрести «просвещение». В этой просветительной работе принимали участие, в различной степени, все европейские народы, за исключением турок, и это придает особенный интерес изучению названных сорока или пятидесяти лет, особенно же периоду от Семилетней войны до 1789 года. Подобная прогрессивная работа среди человечества связывается неизбежно с вопросами о завоеваниях и власти, о земельных владениях и покорении стран, так что представление об одном факторе неразрывно связано с представлениями о других. Необходимо поэтому рассмотреть различные государства Европы с этой двойной точки зрения, причем начало освобождения Америки от европейской опеки, служащее преддверием к новому веку, будет изложено нами в особой главе.
Романские государства
Италия
   Как мы уже отмечали, реформационное движение XVI столетия почти не коснулось собственно романских государств: Италии, Испании, Португалии. Эти страны потому и не продвинулись вперед; но теперь наступило время, когда сами их правительства осознали настоятельную необходимость в известных преобразованиях. Прежде всего приступил к этому делу Неаполь, первый король которого из Бурбонской династии, Карл III, вступивший на престол в 1735 году, нашел себе деятельного сподвижника в лице Бернардо Тануччи, тосканца (род. в 1698 г.), состоявшего профессором государственного права в Пизе. Он вступил в борьбу с двумя главными основами ущерба, наносимого экономической жизни страны: привилегиями дворянства и крайней численностью духовенства, доходившей до 112 000 человек в королевстве. В одном городе Неаполе было 16 000 таких лиц, что составляло по 28 монахов на 1000 обывателей; при этом их имущества были освобождены от налогов и сами они не подлежали мирской юрисдикции. Король и Тануччи испросили у папы необходимые разрешения и затем стали действовать самостоятельно, не стесняясь уже ничем. Взимание налогов было установлено более правильно, что послужило к облегчению населения и утроило доходы казны; посвящение в духовное звание было ограничено настолько, что не превышало 10 человек на каждую 1000 мирян.
Португалия
   В 1759 году скончался испанский король, Фердинанд VI. Неаполитанский король Карл, его сводный брат, вступил на престол, а корона обеих Сицилий перешла к его третьему сыну, Фердинанду. Реформы, к которым Карл хотел приступить в Испании, облегчались и вместе с тем затруднялись событиями, происходившими в Португалии с 1750 года. В этом году Иоанну V наследовал его сын, Иосиф I (1750-1777 гг.), оказавший своей стране большую услугу, тотчас по своем воцарении, тем, что он назначил своим министром иностранных дел бывшего португальского пленника в Лондоне, Себастьяна Хозе Карвальхо, маркиза Помбаля. Как человек образованный, опытный и одаренный большими природными способностями Помбаль превосходил всех окружающих и скоро управление государством перешло в его руки. Вникая в положение дел, неутомимый в труде, энергичный, он решил покончить, прежде всего, с рутиной, в которой коснел прежний государственный механизм, и провел необходимые реформы прежде, нежели его противники успели понять его планы. Инквизиция лишилась права конечного приговора, аутодафе прекратились, на заносчивость знати была наложена узда, полицейские меры усилены. Вместе с тем финансы улучшились, благодаря сокращению безумных придворных расходов и учреждению особого штата сборщиков податей, получавших правильно свое жалованье. Вводя эти реформы, Помбаль покровительствовал и промышленности. Ему пришлось выказать свою твердость в роковой день, 1 ноября 1755 года, когда Лиссабон подвергся тому страшному землетрясению, которое составило эру для всего века: в течение нескольких минут тысячи жертв погибли под развалинами домов, церквей и дворцов, а остальное население боролось с хлынувшими из берегов волнами Таго, пожарами и неистовствами освобожденных преступников. Среди общего отчаяния и паники Помбаль сохранил свое присутствие духа, распоряжался спокойно, умел утишить волнение, являясь лично повсюду, и скоро из развалин погибшего города вырос новый Лиссабон, прекраснее прежнего. Помбаль старался помочь этой внезапной катастрофе с той же неослабной энергией, с какой боролся против глубоко вкоренившихся экономических неурядиц; эта борьба необходимым образом приводила его к столкновениям с духовенством, особенно с иезуитами, которые, как было указано выше, даже и в Америке не сочувствовали новым методам управления. Они не замедлили, разумеется, указывать народу на бывшее страшное землетрясение как на кару Господню за грехи министра против их ордена; но Помбаль был не из робких: он начал с изгнания иезуитов из дворца (19 сентября 1757 г.), испросил в Риме реформу ордена, которая и была предписана папой, хотя, разумеется, с тайным противоположным приказом к иезуитскому начальству, по римскому обычаю. После избрания конклавом Климента XIII, благоволившего к иезуитам, они снова стали кичиться, но покушение на жизнь короля, напугав его, доставило Помбалю случай покончить с ними. Он донимал их собственными средствами, пользуясь их неосторожным вмешательством в торговые предприятия, причем переходил далеко за пределы законности в своих обвинениях. Защита или сопротивление с их стороны были немыслимы при неожиданности принимаемых против них мер. Так, в сентябре, 113 иезуитов были посажены на корабль и отправлены в Чивита-Веккию, куда они прибыли лишь после долгого скитания по морю; за ними последовал вскоре второй и третий транспорт. В следующем году прибыли такие же грузы из колоний. Подробности этих арестов ужасны; о каких-нибудь правах или хоть о суде не было и речи; можно только сказать, что к иезуитам применялась та же мерка, какой они мерили других: они приносили в жертву целям своего ордена всякое человеческое благополучие и государственное спокойствие, попирали все права, забывали об учении Христовом, – теперь, ради своих целей, государство поступало с ними так же безжалостно, не щадя среди них ни возраста, ни заслуг.
Помбаль и иезуиты
   Цель, преследуемая здесь Помбалем, состояла в организации народного образования, чего нельзя было достигнуть, не уничтожив иезуитского влияния в стране. Но для того, чтобы это образование упрочилось, нужно было создать нечто жизнеспособное, коренное, и Помбаль хорошо понимал эту задачу. Он обновил всю образовательную систему в широких размерах и увенчал эту работу реформой Коимбрского университета; но слабые стороны этой преобразовательной деятельности, благодетельной и великой по существу, должны были, тем не менее, обнаружиться. В Германии и входящих в нее государствах реформация XVI столетия вызвала к жизни стремление к научным исследованиям, – вернее сказать, что во всех слоях населения, на всех общественных его ступенях, развились миллионы таких стремлений, заставлявшие народ искать истинного света и прогонявшие всякий застой; здесь же, на романской почве, находилось лишь несколько высших отдельных лиц, просвещенных и старавшихся распространить просвещение между низшими. Они сделали многое и заслужили неувядаемую славу; но они не могли заставить нацию сделать громадный шаг вперед и нагнать северные народности. Тем не менее попытка Помбаля возродить и сделать независимой Португалию с ее каким-нибудь трехмиллионным населением остается великой заслугой. Ему удалось отстоять независимость страны против англичан, не нарушая при этом старинного и необходимого союза с могущественной державой; когда же Бурбонские дворы (1762 г.), опираясь на фамильный договор, обратились коллективно к Португалии с требованием вступить с ними в оборонительный и наступательный союз против Англии, маленькое государство снова сумело сохранить свою независимость. Энергичный Помбаль предусмотрел опасность и был наготове: английское вспомогательное войско, прибыв под начальством графа Вильгельма Шаумбург-Липпе, нашло приготовленные для него громадные продовольственные запасы. Граф скоро прогнал ненавистных испанцев из Португалии и организовал в ней 32-тысячную, весьма хорошую армию, пригодную, по крайней мере, для обороны страны на испанской границе.
Испания при Карле III
   В Испании реформы проводились Карлом III с помощью двух приглашенных им из Неаполя итальянцев, Скуилаче и Гримальди, причем первой задачей их было крайне необходимое преобразование полиции. И здесь тоже общественное мнение было настроено против иезуитов, которым король вначале покровительствовал. Одна незначительная, сама по себе полицейская мера, касавшаяся шляп и плащей известного образца, вызвала в Мадриде (март 1766 г.) страшное восстание, вынудившее короля уволить Скуилаче. Но король, глубоко оскорбленный при этом в своем достоинстве, решился тем тверже держаться системы бывшего министра, для чего пригласил к себе одного арагонского магната, графа Аранда, который окружил себя такими выдающимися юристами, как Фигуэрас, Кампоманес, Мониньо. Действительно ли мятеж был вызван иезуитами или правительство только воспользовалось наветами на них, но оно выставило этот предлог для их изгнания, по примеру соседней страны. Без всяких переговоров с папой и по отданным втайне приказам они были арестованы повсюду в Испании и ее колониях в одни и те же сутки и препровождены в назначенные порты для дальнейшего выселения. Испанцы поступали в этом случае еще более жестоко, нежели португальцы; по крайней мере число грубо арестованных здесь было значительнее и, вместе с тем, усиливалась их беспомощность: они были высажены массой в Папской области, уже крайне пострадав от всяких притеснений и лишений при своем морском путешествии. Это был целый флот: 6000 человек, большей частью уже стариков, изгнанных из Испании и других бурбонских владений, Неаполя, Пармы, принадлежавших Фердинанду IV и герцогу Фердинанду. Климент XIII осмелился подвергнуть духовной опале этого последнего; основываясь на известной булле, направленной против еретиков «in coena Domini», он пригрозил герцогу отлучением. Но он наткнулся на целую фалангу защитников светского абсолютизма: три Бурбонских двора захотели, конечно, поддержать принца их дома. Шуазёль сумел затронуть эту жилку бурбонской надменности и у своего государя, вследствие чего все эти Бурбоны перешли от представлений папе к насильственным действиям: Авиньон и Венессин были заняты французами, Беневент и Понтекорво – неаполитанцами, причем союзники угрожали даже Риму. Восьмидесятидвухлетний папа скончался среди этих событий. Преемник его, Климент XIV (Лоренцо Ганганелли), выдерживал еще несколько времени, но наконец был вынужден склониться на требования католических дворов: 21 июля 1773 года он подписал буллу «Dominus ас Redemptor noster», которой он, «по зрелом обсуждении, тщательном рассмотрении и от полноты апостолической власти», упразднял орден иезуитов. Но смерть этого папы в следующем году (22 сентября 1774 г.) только ухудшила положение восстановленного ордена, потому что общественное мнение, хотя весьма непоследовательно, ставило им на счет и эту кончину.