Страница:
— Не столь близко, как с его светлостью герцогом Кинвэйлским, но достаточно близко.
Это было не что иное, как признание. Несмотря на опасность, которую несла с собой Инос, вельможа одной своей спокойной фразой обещал, что не выбросит ее на улицу, и это решение принял он от лица всех своих родичей и знакомых.
«Велика же твоя власть, сенатор», — подумала Инос.
Как дуновение ветерка, пронесся по гостиной взволнованный шепоток — и стих. Гости проглотили сказанное без возражений.
Сенатор же переключил свое внимание на Азака. Насмотревшись вдоволь, он проронил:
— Моему скромному дому оказана великая честь принять высокого гостя, как вы, ваше величество.
Азак тяжело вздохнул и, казалось, еще глубже утонул в подушках софы:
— Напротив, достойный сенатор, честь оказана исключительно мне.
Инос покосилась на мужа; джинн выглядел донельзя изумленным.
— Ваше положение не из легких, — продолжал Ипоксаг. — Я говорю о вас обоих! Властвовать одновременно над Алакарной и Краснегаром, между которыми лежит целый мир, немыслимо. Знавал я подобные прецеденты, но султанат и королевство слишком уж далеки друг от друга.
Публика прятала улыбки за веерами, платочками, перьями шляп, пытаясь по мере сил переждать неловкость ситуации. Сенатор верно подметил: оставаясь вместе, Азак и Инос не могли править обоими королевствами. От одного придется, отказаться.
— Боджи, — позвал сенатор, не соизволив шелохнуться, — как давно в последний раз пользовались правом Призыва?
— Кажется, в прошлой династии, — проворчал седеющий грузный мужчина. — Да, сто лет тому назад, если не больше.
— Завтра, ваше величество, я представлю вас регенту, — сообщил Ипоксаг. — Чем быстрее это будет сделано, тем лучше, потому что я не хочу оказаться в двусмысленной ситуации, да и тебе грозит немалая опасность.
— Я ценю твою заботу, сенатор, — поклонился Азак.
— И лучшее оправдание твоего присутствия в Хабе — Призыв к Четверке.
От этих слов султана передернуло. Таким расстроенным Инос его никогда не видела.
— Я надеялся, что частная просьба к одному из Хранителей...
Ипоксаг прервал султана, не дав договорить:
— К кому ты обратишься? Ясно, что к Олибино взывать невозможно. Олибино поддерживает легионы, а в деле с вами обоими он уже увяз по уши. Блестящая Вода непредсказуема и тоже каким-то боком причастна ко всей этой истории с Краснегаром. Гибельное отступление легионов от Краснегара могла устроить только колдунья Севера, ведь чародей Востока, несомненно, пытался защитить солдат, но не смог. Что задумала Блестящая Вода, чего она хочет, я не знаю. Может быть, ее волнует только судьба Краснегара, а Алакарна ей безразлична? Далее, Литриан. Он тоже совался в ваше королевство, и его интерес тоже более чем загадочен. Можно, конечно, предположить, что неприятная для нас ситуация — очередное развлечение, устроенное Хранителями для собственного удовольствия. Бывает, что им надоедают игры с колдунами и они берутся за нас, простых людей. К тому же один из Четверки — эльф, а мыслят эльфы вовсе не так, как люди.
Инос была очарована. Она уверовала, что сенатор из тех людей, которые кое-что знают о мрачных Хранителях и их тайных замыслах. Многое: из сказанного не было Для нее новостью, но уж очень давно ей хотелось услышать это из авторитетного источника.
— Как насчет Запада? — буркнул Азак, так и не дождавшись продолжения речи сенатора.
— А-а-а! — протянул Ипоксаг и заговорил с еще большей опаской, чем раньше. — О колдуне Зиниксо мало что известно. Он — ровесник Тиффи и занял этот пост совсем недавно. Пока еще он ничем не привлекал ничьего внимания. После избрания он отказался от традиционного приветственного обращения Сената. Его не было и на утверждении регента.
Умолкнув, сенатор о чем-то раздумывал, но все же решил продолжить рассказ:
— Гномы, как правило, очень недоверчивы — это у них в крови, а для Зиниксо осторожность, похоже, основа существования; во всяком случае, подозрительность у него возведена в превосходную степень. Литриан, без сомнения, ненавидит его, ведь эльфы и гномы не выносят друг друга. Когда Зиниксо сразил Аг-Ан, Литриан и Олибино объединились и попытались покончить с гномом сразу же на месте.
Откуда-то с кресел раздалось предупреждающее покашливание, но худощавый сенатор даже не обернулся...
— Информация получена из авторитетнейшего источника, — успокоил труса Ипоксаг.
Для многих присутствующих известие о поединке колдунов действительно оказалось новостью, и весьма неожиданной. Сквозь маски вежливого внимания пробивалось неподдельное любопытство, терзавшее их обладателей. Утопая в кресле, Ипоксаг презрительно игнорировал эту бурю страстей.
— Так что колдун Запада не без причины опасается своих коллег. Союзницей Зиниксо может оказаться Блестящая Вода, но насколько верной своему слову она будет и как надолго хватит ее верности? Кто же станет полагаться на столь ненадежного союзника? Кроме того, — добавил сенатор в заключение, — у вас молодая и очень красивая жена, ваше величество. Мой совет тебе — не просить милости у Зиниксо. — Азак вспыхнул и бросил на Инос косой взгляд.
Ипоксаг слегка повернулся и глянул через плечо на остальных гостей, словно приглашая их вступить в разговор.
— Найдет ли кто-нибудь ошибку в моих логических построениях? Я считаю, что частная беседа принесет больше вреда, чем пользы. Что скажете, господа?
Никто не собирался опровергать сенатора.
— Если просьба не годится, то чем лучше Призыв к Четверке? — насупив брови, спросил Азак. — Ты считаешь, мой случай безнадежен?
Инос оставалось только гадать, что заботит ее мужа, — то ли сам факт публичного обсуждения позорного проклятия, то ли опасения, что Хранители предпочтут Краснегар, а не Алакарну и прикажут джинну уехать в северное королевство и быть там мужем властительницы? Инос старалась заглушить в своей душе крошечные ростки надежды вернуться на родину. Клятва связывала ее с Азаком до самой смерти, и она, разумеется, безропотно смирится с мужем-джинном; но быть женой Азаку в Краснегаре было бы гораздо легче, чем в Алакарне.
— Сомнителен, но не безнадежен, — утешал Азака Ипоксаг. — На Совет Четверки возложена особая ответственность. Если собрать их всех вместе, может быть, они вспомнят о своих обязанностях — бороться с использованием колдовства в политике. Все вместе они станут защищать не тебя, Азак, а Протокол, то есть самих себя. Ведь Протокол надежно защищает их друг от друга. Так что они вполне могут согласиться снять с тебя проклятие, вылечить твою жену и отправить тебя обратно в твое королевство. Сделать это для них — сущая безделица, зато сие деяние — великолепная демонстрация их магической силы и беспристрастия. Эшло, что обо всем этом — скажешь ты, каково твое мнение?
— Ваш план безупречен, достойный сенатор, — подал голос тот. — Я думаю, что такой ход даст нужный результат. Коллективно они частенько покрывают мелкие грешки друг друга.
Коренастый вельможа, к которому Ипоксаг обращался как к Боджи, кашлянул, прочищая горло, и добавил:
— Регент проведет голосование, если они заартачатся.
Сенатор и несколько других гостей заулыбались; пряча свою веселость в кулачок, они вспомнили какую-то дворцовую сплетню, которую не сочли возможным разглашать.
— Тебя тоже нужно представить, — обратил свой ясный взор к Инос сенатор, — и по возможности скорее. Неужели ты не осознаешь, в какой ты опасности, даже здесь, сейчас?
— Э-э... нет! — промямлила потрясенная Инос. А она-то успокоилась, пребывала чуть ли не в эйфории! Как некстати она расслабилась, но ведь за последние несколько месяцев она так измучилась...
Ипоксаг сочувственно улыбнулся.
— Хранитель сообщил, что ты мертва. Как только ты появишься публично, он будет ославлен в лучшем случае как дурак, а в худшем — как лжец.
Онемев, потрясенная Инос смогла лишь кивнуть. Она только сейчас осознала, насколько была слепа.
— Так что чем быстрее мы покажем тебя живую, тем лучше. Как ты думаешь, знает ли Калкор о предсказании в волшебном окне?
— Достойный сенатор, откуда же ему знать то, что видела я?
— М-м-м. — Сомнением дышало не только лицо, но все существо сенатора. — Боюсь, что он все-таки знает. — Ипоксаг потер пальцами подбородок, хоть никакой бороды там не было. — Сегодня он сказал кое-что... Он ждал поединка, но не с троллем, а дуэль с Анджилки явилась для него неожиданностью. Может быть, о пророчестве рассказала ему Блестящая Вода? Он — один из ее ставленников. Колдунья — гоблинша, и это объясняет ее пристрастие к любованию страданием и смертью. Ты абсолютно уверена, что Рэп мертв? — Глаза сенатора впились в нее, как две рапиры.
Инос молча смотрела на Азака. Отвечай сам на это, говорил ее взгляд.
— В ту ночь, когда мы уезжали из Алакарны, он был еще жив. Я видел его, достойный сенатор. Но тело его разъедала гангрена. Было бы невероятно предполагать, что сейчас он все еще жив. Он мог протянуть еще два-три дня не больше.
По крайней мере, джинн был не настолько лицемерен, чтобы изображать сожаление по покойному. Но сенатор, пристально всматриваясь в султана, наверняка догадывался о чувствах Азака к человеку, испортившему ему свадьбу.
— Что ж, Инос, тебя необходимо представить ко двору, — насупился сенатор, — и не позже чем завтра.
— Для регента это будет большим сюрпризом, — кашлянул Боджи. — Я надеюсь, ты пошлешь ему записку, предупредишь его?
— Нельзя этого делать! — встревожился Ипоксаг. Он даже я завозился в кресле и поменял положение ног. — Если Олибино заподозрит, что Иносолан в Хабе, тогда она исчезнет из Хаба, и Боги знают, где она будет, живая или мертвая. Эшло, ты увидишь регента раньше, чем любой из нас. Оброни ему намек, что я готовлю корзину тухлых яиц, но не касайся подробностей. Ему достаточно мимолетного предупреждения, чтобы сориентироваться в ситуации.
Вельможа и не подумал отказываться, хоть и не просиял от счастья, получив подобное поручение. Снова Инос поразилась могуществу сенатора.
— Олибино — не единственный, кто окажется приперт к стенке. Итбену придется объявить недействительным королевский сан нашего несчастного кузена Анджилки. В этой ситуации Калкор вынужден будет взять обратно свой вызов на дуэль с королем Краснегара и оставить в покое беднягу Анджилки. А это очень хорошо, потому что вся история с дуэлью попахивает колдовством... кроме того, Калкор...
Вдруг хмурое выражение лица сенатора сменилось улыбкой, и он спросил:
— Скажи, Инос, быстро ли ты бегаешь? Любопытно, сколько стоит тролль? Кузен Азак, не желаешь ли, из соображения экономии, взять на себя защиту августейших интересов своей жены? — В шутливом тоне Ипоксаг еще раз подчеркнул невозможность объединения султаната и королевства, двух владений, расположенных на противоположных концах света, а от Азака с тонкой ловкостью интригана потребовал немедленного выбора между ними, лишний раз напоминая джинну, что он, варвар и чужестранец, допущен к высокой политике, творимой этими горожанами, собравшимися в гостиной.
Варвар оказался достаточно хитер, чтобы распознать все это, и, сжав челюсти, молча выжидал. Гости тоже ждали.
У Инос заныло сердце. Она не сомневалась в ответе. Выбор был ясен, неизбежен, абсолютно разумен и на редкость логичен. Кто же предпочтет голым аристократическим скалам жемчужину Весеннего моря?
— Думаю, моей жене следует отказаться от каких-либо притязаний на Краснегар, — заявил Азак.
Взоры всех обратились на Инос. Ошеломленная, она молчала. Конечно, ее отречение решило бы многие проблемы, но не ее личные. Регент, несомненно, был бы доволен, а Ипоксаг избавился бы от неприятностей. Собственно, ее замужество уже требовало от нее отречения от короны Краснегара. Инос вспомнила об отце и почувствовала себя виноватой, ведь она дала слово заботиться о королевстве — но потом поклялась Богам Брака быть верной Азаку... К тому же Инос сомневалась, примут ли ее в Краснегаре, признает ли Нордландия, ей даже не было известно, сколько от ее королевства оставили импы.
И все же в глубине сердца жила крохотная искорка надежды. Воскрешение Инос из мертвых давало ей последнюю возможность снова увидеть Краснегар. Она решила не отказываться от короны до тех пор, пока ее не обяжут сделать это.
— Я бы предпочла подождать, пока мой муж не обратится к Четверке, — сообщила она.
— Хороший ответ, — кивнул Ипоксаг и, кажется вздохнул с облегчением. — Теперь Калкору придется отложить поединок до тех пор, пока Четверка не решит дело Азака. Должен признаться, я был не в восторге от мысли, что нашего кинвэйлского кузена зарубят топором на одре болезни, а я уверен, тан на это способен. Хорошо, что завтра мы сможем задержать это возмутительное состязание. Регенту это понравится. Пожалуй интермедия с нашим участием — единственный яркий лучик во мраке!
Сенатор поднялся и, повернувшись лицом к собравшимся, объявил:
— Завтра я представлю Инос на Эбнилино поле. Я уже объяснял, почему это необходимо делать публично. У кого-нибудь есть вопросы, замечания или советы? — Ипоксаг внимательно оглядел непроницаемые лица. — Высказывайтесь! Ситуация сложная и чревата для нас крупными неприятностями. — И все же ответа не было. — Нет? — еще раз с довольным видом переспросил сенатор. — Что ж, тогда я предлагаю всем как следует выспаться. Морд о’Грул против Калкора — эта новость, несомненно в мгновение ока облетела Хаб. Утром народ запрудит улицы, всем посмотреть охота. Так что, собираясь на поле, учтите наличие хаоса по дороге.
Гости поднялись и начали расходиться, незаметно для самих себя разбиваясь на группы.
Некоторые подходили к Азаку и Инос с пожеланиями удачи. Джинн был явно изумлен столь щедрой дружбой, оказываемой ему из-за его жены. Внешнее спокойствие Азака не обмануло Инос. Она видела, что его грызут сомнения и подозрения. Джинны не хуже гномов страдали мнительностью. Однако Азак был исключительно любезен, он умел держать себя в смешанном обществе. Султан не верил в искренность импов и считал, что его жена не способна правильно оценить их отношение к нему.
Некоторые из присутствующих женщин жадно пялились на султана, что вообще-то должно было бы успокоить самолюбие Азака и вызвать ревность Инос, но этого не происходило.
Ни один из мужчин, находящихся в гостиной, не мог сравняться в привлекательности с султаном. Особое восхищение вызывал его высокий рост, Азак возвышался над всеми присутствующими, в том числе и над Тиффи. Юный гвардеец как раз входил в комнату с посланием в руке и кислым выражением на лице.
— Мне приказано еще до рассвета прибыть на поле, дедушка. Вам, боюсь, придется доверить свою безопасность Барабанщику. У тебя все в порядке?
— Конечно, — ответил сенатор и пошутил. — Когда увидишь рассвет, ты его узнаешь? — Затем Ипоксаг посерьезнел и, показав на письмо с приказом, посоветовал: — Не смотри на это легкомысленно, парень. Если не весь город, то уж как минимум половина его собирается смотреть, как пират будет драться с троллем. Такие толпы придут, каких ты и не видывал! Гвардейцам будет нелегко, особенно когда я представлю Инос, ведь ее прибытие автоматически отменяет поединок, и люди почувствуют себя обманутыми. Тогда жди мятежа!
Часть шестая
1
Это было не что иное, как признание. Несмотря на опасность, которую несла с собой Инос, вельможа одной своей спокойной фразой обещал, что не выбросит ее на улицу, и это решение принял он от лица всех своих родичей и знакомых.
«Велика же твоя власть, сенатор», — подумала Инос.
Как дуновение ветерка, пронесся по гостиной взволнованный шепоток — и стих. Гости проглотили сказанное без возражений.
Сенатор же переключил свое внимание на Азака. Насмотревшись вдоволь, он проронил:
— Моему скромному дому оказана великая честь принять высокого гостя, как вы, ваше величество.
Азак тяжело вздохнул и, казалось, еще глубже утонул в подушках софы:
— Напротив, достойный сенатор, честь оказана исключительно мне.
Инос покосилась на мужа; джинн выглядел донельзя изумленным.
— Ваше положение не из легких, — продолжал Ипоксаг. — Я говорю о вас обоих! Властвовать одновременно над Алакарной и Краснегаром, между которыми лежит целый мир, немыслимо. Знавал я подобные прецеденты, но султанат и королевство слишком уж далеки друг от друга.
Публика прятала улыбки за веерами, платочками, перьями шляп, пытаясь по мере сил переждать неловкость ситуации. Сенатор верно подметил: оставаясь вместе, Азак и Инос не могли править обоими королевствами. От одного придется, отказаться.
— Боджи, — позвал сенатор, не соизволив шелохнуться, — как давно в последний раз пользовались правом Призыва?
— Кажется, в прошлой династии, — проворчал седеющий грузный мужчина. — Да, сто лет тому назад, если не больше.
— Завтра, ваше величество, я представлю вас регенту, — сообщил Ипоксаг. — Чем быстрее это будет сделано, тем лучше, потому что я не хочу оказаться в двусмысленной ситуации, да и тебе грозит немалая опасность.
— Я ценю твою заботу, сенатор, — поклонился Азак.
— И лучшее оправдание твоего присутствия в Хабе — Призыв к Четверке.
От этих слов султана передернуло. Таким расстроенным Инос его никогда не видела.
— Я надеялся, что частная просьба к одному из Хранителей...
Ипоксаг прервал султана, не дав договорить:
— К кому ты обратишься? Ясно, что к Олибино взывать невозможно. Олибино поддерживает легионы, а в деле с вами обоими он уже увяз по уши. Блестящая Вода непредсказуема и тоже каким-то боком причастна ко всей этой истории с Краснегаром. Гибельное отступление легионов от Краснегара могла устроить только колдунья Севера, ведь чародей Востока, несомненно, пытался защитить солдат, но не смог. Что задумала Блестящая Вода, чего она хочет, я не знаю. Может быть, ее волнует только судьба Краснегара, а Алакарна ей безразлична? Далее, Литриан. Он тоже совался в ваше королевство, и его интерес тоже более чем загадочен. Можно, конечно, предположить, что неприятная для нас ситуация — очередное развлечение, устроенное Хранителями для собственного удовольствия. Бывает, что им надоедают игры с колдунами и они берутся за нас, простых людей. К тому же один из Четверки — эльф, а мыслят эльфы вовсе не так, как люди.
Инос была очарована. Она уверовала, что сенатор из тех людей, которые кое-что знают о мрачных Хранителях и их тайных замыслах. Многое: из сказанного не было Для нее новостью, но уж очень давно ей хотелось услышать это из авторитетного источника.
— Как насчет Запада? — буркнул Азак, так и не дождавшись продолжения речи сенатора.
— А-а-а! — протянул Ипоксаг и заговорил с еще большей опаской, чем раньше. — О колдуне Зиниксо мало что известно. Он — ровесник Тиффи и занял этот пост совсем недавно. Пока еще он ничем не привлекал ничьего внимания. После избрания он отказался от традиционного приветственного обращения Сената. Его не было и на утверждении регента.
Умолкнув, сенатор о чем-то раздумывал, но все же решил продолжить рассказ:
— Гномы, как правило, очень недоверчивы — это у них в крови, а для Зиниксо осторожность, похоже, основа существования; во всяком случае, подозрительность у него возведена в превосходную степень. Литриан, без сомнения, ненавидит его, ведь эльфы и гномы не выносят друг друга. Когда Зиниксо сразил Аг-Ан, Литриан и Олибино объединились и попытались покончить с гномом сразу же на месте.
Откуда-то с кресел раздалось предупреждающее покашливание, но худощавый сенатор даже не обернулся...
— Информация получена из авторитетнейшего источника, — успокоил труса Ипоксаг.
Для многих присутствующих известие о поединке колдунов действительно оказалось новостью, и весьма неожиданной. Сквозь маски вежливого внимания пробивалось неподдельное любопытство, терзавшее их обладателей. Утопая в кресле, Ипоксаг презрительно игнорировал эту бурю страстей.
— Так что колдун Запада не без причины опасается своих коллег. Союзницей Зиниксо может оказаться Блестящая Вода, но насколько верной своему слову она будет и как надолго хватит ее верности? Кто же станет полагаться на столь ненадежного союзника? Кроме того, — добавил сенатор в заключение, — у вас молодая и очень красивая жена, ваше величество. Мой совет тебе — не просить милости у Зиниксо. — Азак вспыхнул и бросил на Инос косой взгляд.
Ипоксаг слегка повернулся и глянул через плечо на остальных гостей, словно приглашая их вступить в разговор.
— Найдет ли кто-нибудь ошибку в моих логических построениях? Я считаю, что частная беседа принесет больше вреда, чем пользы. Что скажете, господа?
Никто не собирался опровергать сенатора.
— Если просьба не годится, то чем лучше Призыв к Четверке? — насупив брови, спросил Азак. — Ты считаешь, мой случай безнадежен?
Инос оставалось только гадать, что заботит ее мужа, — то ли сам факт публичного обсуждения позорного проклятия, то ли опасения, что Хранители предпочтут Краснегар, а не Алакарну и прикажут джинну уехать в северное королевство и быть там мужем властительницы? Инос старалась заглушить в своей душе крошечные ростки надежды вернуться на родину. Клятва связывала ее с Азаком до самой смерти, и она, разумеется, безропотно смирится с мужем-джинном; но быть женой Азаку в Краснегаре было бы гораздо легче, чем в Алакарне.
— Сомнителен, но не безнадежен, — утешал Азака Ипоксаг. — На Совет Четверки возложена особая ответственность. Если собрать их всех вместе, может быть, они вспомнят о своих обязанностях — бороться с использованием колдовства в политике. Все вместе они станут защищать не тебя, Азак, а Протокол, то есть самих себя. Ведь Протокол надежно защищает их друг от друга. Так что они вполне могут согласиться снять с тебя проклятие, вылечить твою жену и отправить тебя обратно в твое королевство. Сделать это для них — сущая безделица, зато сие деяние — великолепная демонстрация их магической силы и беспристрастия. Эшло, что обо всем этом — скажешь ты, каково твое мнение?
— Ваш план безупречен, достойный сенатор, — подал голос тот. — Я думаю, что такой ход даст нужный результат. Коллективно они частенько покрывают мелкие грешки друг друга.
Коренастый вельможа, к которому Ипоксаг обращался как к Боджи, кашлянул, прочищая горло, и добавил:
— Регент проведет голосование, если они заартачатся.
Сенатор и несколько других гостей заулыбались; пряча свою веселость в кулачок, они вспомнили какую-то дворцовую сплетню, которую не сочли возможным разглашать.
— Тебя тоже нужно представить, — обратил свой ясный взор к Инос сенатор, — и по возможности скорее. Неужели ты не осознаешь, в какой ты опасности, даже здесь, сейчас?
— Э-э... нет! — промямлила потрясенная Инос. А она-то успокоилась, пребывала чуть ли не в эйфории! Как некстати она расслабилась, но ведь за последние несколько месяцев она так измучилась...
Ипоксаг сочувственно улыбнулся.
— Хранитель сообщил, что ты мертва. Как только ты появишься публично, он будет ославлен в лучшем случае как дурак, а в худшем — как лжец.
Онемев, потрясенная Инос смогла лишь кивнуть. Она только сейчас осознала, насколько была слепа.
— Так что чем быстрее мы покажем тебя живую, тем лучше. Как ты думаешь, знает ли Калкор о предсказании в волшебном окне?
— Достойный сенатор, откуда же ему знать то, что видела я?
— М-м-м. — Сомнением дышало не только лицо, но все существо сенатора. — Боюсь, что он все-таки знает. — Ипоксаг потер пальцами подбородок, хоть никакой бороды там не было. — Сегодня он сказал кое-что... Он ждал поединка, но не с троллем, а дуэль с Анджилки явилась для него неожиданностью. Может быть, о пророчестве рассказала ему Блестящая Вода? Он — один из ее ставленников. Колдунья — гоблинша, и это объясняет ее пристрастие к любованию страданием и смертью. Ты абсолютно уверена, что Рэп мертв? — Глаза сенатора впились в нее, как две рапиры.
Инос молча смотрела на Азака. Отвечай сам на это, говорил ее взгляд.
— В ту ночь, когда мы уезжали из Алакарны, он был еще жив. Я видел его, достойный сенатор. Но тело его разъедала гангрена. Было бы невероятно предполагать, что сейчас он все еще жив. Он мог протянуть еще два-три дня не больше.
По крайней мере, джинн был не настолько лицемерен, чтобы изображать сожаление по покойному. Но сенатор, пристально всматриваясь в султана, наверняка догадывался о чувствах Азака к человеку, испортившему ему свадьбу.
— Что ж, Инос, тебя необходимо представить ко двору, — насупился сенатор, — и не позже чем завтра.
— Для регента это будет большим сюрпризом, — кашлянул Боджи. — Я надеюсь, ты пошлешь ему записку, предупредишь его?
— Нельзя этого делать! — встревожился Ипоксаг. Он даже я завозился в кресле и поменял положение ног. — Если Олибино заподозрит, что Иносолан в Хабе, тогда она исчезнет из Хаба, и Боги знают, где она будет, живая или мертвая. Эшло, ты увидишь регента раньше, чем любой из нас. Оброни ему намек, что я готовлю корзину тухлых яиц, но не касайся подробностей. Ему достаточно мимолетного предупреждения, чтобы сориентироваться в ситуации.
Вельможа и не подумал отказываться, хоть и не просиял от счастья, получив подобное поручение. Снова Инос поразилась могуществу сенатора.
— Олибино — не единственный, кто окажется приперт к стенке. Итбену придется объявить недействительным королевский сан нашего несчастного кузена Анджилки. В этой ситуации Калкор вынужден будет взять обратно свой вызов на дуэль с королем Краснегара и оставить в покое беднягу Анджилки. А это очень хорошо, потому что вся история с дуэлью попахивает колдовством... кроме того, Калкор...
Вдруг хмурое выражение лица сенатора сменилось улыбкой, и он спросил:
— Скажи, Инос, быстро ли ты бегаешь? Любопытно, сколько стоит тролль? Кузен Азак, не желаешь ли, из соображения экономии, взять на себя защиту августейших интересов своей жены? — В шутливом тоне Ипоксаг еще раз подчеркнул невозможность объединения султаната и королевства, двух владений, расположенных на противоположных концах света, а от Азака с тонкой ловкостью интригана потребовал немедленного выбора между ними, лишний раз напоминая джинну, что он, варвар и чужестранец, допущен к высокой политике, творимой этими горожанами, собравшимися в гостиной.
Варвар оказался достаточно хитер, чтобы распознать все это, и, сжав челюсти, молча выжидал. Гости тоже ждали.
У Инос заныло сердце. Она не сомневалась в ответе. Выбор был ясен, неизбежен, абсолютно разумен и на редкость логичен. Кто же предпочтет голым аристократическим скалам жемчужину Весеннего моря?
— Думаю, моей жене следует отказаться от каких-либо притязаний на Краснегар, — заявил Азак.
Взоры всех обратились на Инос. Ошеломленная, она молчала. Конечно, ее отречение решило бы многие проблемы, но не ее личные. Регент, несомненно, был бы доволен, а Ипоксаг избавился бы от неприятностей. Собственно, ее замужество уже требовало от нее отречения от короны Краснегара. Инос вспомнила об отце и почувствовала себя виноватой, ведь она дала слово заботиться о королевстве — но потом поклялась Богам Брака быть верной Азаку... К тому же Инос сомневалась, примут ли ее в Краснегаре, признает ли Нордландия, ей даже не было известно, сколько от ее королевства оставили импы.
И все же в глубине сердца жила крохотная искорка надежды. Воскрешение Инос из мертвых давало ей последнюю возможность снова увидеть Краснегар. Она решила не отказываться от короны до тех пор, пока ее не обяжут сделать это.
— Я бы предпочла подождать, пока мой муж не обратится к Четверке, — сообщила она.
— Хороший ответ, — кивнул Ипоксаг и, кажется вздохнул с облегчением. — Теперь Калкору придется отложить поединок до тех пор, пока Четверка не решит дело Азака. Должен признаться, я был не в восторге от мысли, что нашего кинвэйлского кузена зарубят топором на одре болезни, а я уверен, тан на это способен. Хорошо, что завтра мы сможем задержать это возмутительное состязание. Регенту это понравится. Пожалуй интермедия с нашим участием — единственный яркий лучик во мраке!
Сенатор поднялся и, повернувшись лицом к собравшимся, объявил:
— Завтра я представлю Инос на Эбнилино поле. Я уже объяснял, почему это необходимо делать публично. У кого-нибудь есть вопросы, замечания или советы? — Ипоксаг внимательно оглядел непроницаемые лица. — Высказывайтесь! Ситуация сложная и чревата для нас крупными неприятностями. — И все же ответа не было. — Нет? — еще раз с довольным видом переспросил сенатор. — Что ж, тогда я предлагаю всем как следует выспаться. Морд о’Грул против Калкора — эта новость, несомненно в мгновение ока облетела Хаб. Утром народ запрудит улицы, всем посмотреть охота. Так что, собираясь на поле, учтите наличие хаоса по дороге.
Гости поднялись и начали расходиться, незаметно для самих себя разбиваясь на группы.
Некоторые подходили к Азаку и Инос с пожеланиями удачи. Джинн был явно изумлен столь щедрой дружбой, оказываемой ему из-за его жены. Внешнее спокойствие Азака не обмануло Инос. Она видела, что его грызут сомнения и подозрения. Джинны не хуже гномов страдали мнительностью. Однако Азак был исключительно любезен, он умел держать себя в смешанном обществе. Султан не верил в искренность импов и считал, что его жена не способна правильно оценить их отношение к нему.
Некоторые из присутствующих женщин жадно пялились на султана, что вообще-то должно было бы успокоить самолюбие Азака и вызвать ревность Инос, но этого не происходило.
Ни один из мужчин, находящихся в гостиной, не мог сравняться в привлекательности с султаном. Особое восхищение вызывал его высокий рост, Азак возвышался над всеми присутствующими, в том числе и над Тиффи. Юный гвардеец как раз входил в комнату с посланием в руке и кислым выражением на лице.
— Мне приказано еще до рассвета прибыть на поле, дедушка. Вам, боюсь, придется доверить свою безопасность Барабанщику. У тебя все в порядке?
— Конечно, — ответил сенатор и пошутил. — Когда увидишь рассвет, ты его узнаешь? — Затем Ипоксаг посерьезнел и, показав на письмо с приказом, посоветовал: — Не смотри на это легкомысленно, парень. Если не весь город, то уж как минимум половина его собирается смотреть, как пират будет драться с троллем. Такие толпы придут, каких ты и не видывал! Гвардейцам будет нелегко, особенно когда я представлю Инос, ведь ее прибытие автоматически отменяет поединок, и люди почувствуют себя обманутыми. Тогда жди мятежа!
* * *
Он воззвал к девяти Богам
И назначил день встречи и час
По полям, по лесам, по лугам
Полетели гонцы. «Войскам —
Собираться!» — его приказ.
Маколей. Гораций у моста
Часть шестая
ДУХ СКИТАЛЬЧЕСКИЙ
1
Заклеймив гладиаторские бои как преступное действо, Эмтар Второй приказал разрушить арены. Самую большую, Эграйнов амфитеатр, он переименовал в честь своей матери в Эбнилино поле. На место арены насыпали землю и уложили дерн, так что получилась зеленая лужайка. Этот изумрудный овал стал памятником многочисленным жертвам, умиравшим, истекая кровью, на потеху толпе в течение столетий.
Расположенное между Опаловым и Золотым дворцами, Эбнилино поле оказалось очень удобным местом для военных парадов и спортивных состязаний, но ни то ни другое не шло ни в какое сравнение по популярности с его прежними триумфами. Склоны холмов, на которых возвышались дворцы, обеспечивали удобные трибуны для зрителей; к несчастью, устройств для сдерживания толпы Эбнилино поле не имело.
Регент логично рассудил, что поле как нельзя лучше подходит для Божьего Суда, вот только день для поединка оказался выбранным неудачно: день принадлежал Богам Торговли и являлся всеобщим праздником. Известие о неожиданном зрелище распространилось к вечеру по городу со скоростью торнадо. И еще до рассвета весь город высыпал на улицы, спеша протолкаться к месту поединка.
Холод пробирал до костей, небеса угрожающе хмурились. Помня о пророчестве в магическом окне, Инос ждала дождя, но ливня до сих пор не было. Она сидела подле Эйгейз в огромной карете. На подушках напротив расположились Азак и сенатор; причем султану понадобилось две трети сиденья, так что на долю сенатора осталось совсем немного. Эскортировали громоздкую колымагу всего лишь четверо преторианских гвардейцев. Бедняги старались вовсю, но мало что могли сделать, чтобы раздвинуть толпы народа и ускорить продвижение кареты к полю.
Султан, низведенный до положения униженного просителя и незваного гостя, был замкнут и угрюм. Эйгейз, по обыкновению, болтала, чтобы скрыть неловкость. Инос тосковала по Рэпу и тоже выглядела мрачной. Во всех бедах Инос винила только себя и собственное легкомыслие, из-за которого не отнеслась с должным вниманием к божественному предсказанию. Божий Суд был предопределен, не важно, где он состоится, в Хабе или Нинторе, важно, что Калкор должен был бы противостоять Рэпу, парню, имеющему слово силы, а теперь этот бой превратился в фарс, не важно, что тролль — профессиональный убийца. Морд о'Грул — не противник для Калкора. Смертельный поединок стал жалким развлечением.
И Азака и Инос снабдили приличествующей им одеждой. Все детали пышного наряда были впору как джинну, так и Инос. Впервые после своего замужества она ехала по людным улицам без покрывала. Служанки сделали все возможное, чтобы загримировать безобразные шрамы под толстым слоем косметики. К сожалению, Инос придется предстать перед регентом и его двором в образе чудовища.
В отличие от Эйгейз, Ипоксаг оставался спокоен, но молчалив. Он был причастен к власти, являясь доверенным лицом императора... вернее, регента, и все же ради Инос он явно рискнул навлечь на свою голову гнев властителя. Откажи Ипоксаг в покровительстве, и Инос вместе с джиннами оказались бы в тюрьме. В сущности, ей следовало бы чувствовать себя счастливой и испытывать благодарность к хозяину дома, а она почему-то не могла избавиться от сожалений. Ее терзало странное предчувствие, она не понимала его и мучилась из-за этого еще сильнее.
«Предположим, — гадала Инос, — Калкор победит. Нет! Если я предъявлю свои права, состязание отложат. Вполне вероятно, что толпа взбунтуется, как и предсказывал сенатор! Похоже, сегодняшний день напичкан несчастьями».
Инос ехала, чтобы быть представленной ко двору. Даже Кэйд не удостаивалась столь высокой чести.
«Бедная Кэйд! — печалилась Инос. — Запертая в башне далекой Алакарны. Как она стремилась в Хаб — и куда попала, а все из-за меня. Если бы Кэйд была здесь, с каким бы восторгом она рассматривала огромные, великолепные здания, как бы весело щебетала, обсуждая увиденное... как весенний скворец, не иначе». Инос хотелось разрыдаться, но она сдерживалась.
В конце концов Эйгейз тоже замолчала.
— Достойный сенатор, расскажи мне о регенте, — вдруг попросила Инос.
— Интересуешься Итбеном? — вскинул брови Ипоксаг. — Собственно, официально он стал регентом четыре или пять недель тому назад...
Немного помолчав, сенатор заговорил с еще большей осторожностью, чем прошлым вечером, когда рассказывал о Хранителях:
— Сейчас, Инос, для Империи настали тревожные времена. Безусловно, говорить так — измена, но создается впечатление, что скоро мы можем стать свидетелями конца династии. Эгрин и его потомки дали Империи знаменитых императоров и, возможно, величайшую в истории императрицу, Эбнилу. Эмшандар был — и есть — умнейший человек, но его правление отмечено чередой несчастий. Его жена умерла молодой, сын тоже не долго зажился на этом свете, а теперь он и сам тяжело болен. — Вздохнув, Ипоксаг горестно покачал головой. — Внук императора тоже дышит на ладан. Дочь Ороси хоть человек и достойный, но ни в какое сравнение не идет с прабабкой.
— Регент? — напомнила Инос.
Припертый к стене, Ипоксаг вымученно улыбнулся.
— Ты сама убедишься, каким обаятельным он может быть, когда захочет. Поверь мне, он очарователен! Правда, темное происхождение подпортило его репутацию. Он не распространяется о своих родственниках, но ходят слухи, что в его жилах течет малая толика русалочьей крови. Это редкость. Говорят, что когда-то лодка русалок разбилась о скалы у нашего побережья — такие инциденты случаются довольно часто, и результаты всегда кровавы. Если молодого русала выбросит на берег, местные женщины липнут к нему, как мухи к меду, а мужчины, конечно, в ярости убивают чужака. С русалками все наоборот: женщины рвут их на части, как ни защищают пришелиц мужчины. Но полукровки, как правило, остаются, хоть редко выживают, а у тех, кто остался в живых, век тоже недолог. Едва перешагнув подростковый возраст, потомок русалки повторяет ее горькую судьбу...
Поймав взгляд Инос, Ипоксаг убедился, что отвлечь ее от интересующей темы ему не удается.
— Итак, Итбен, — покорно продолжил сенатор. — Он явно из второго поколения. Кажется, его отец погиб в пятнадцать лет от рук разъяренной толпы за связь с чьей-то женой. Конечно, это лишь слухи. Русалы-квартероны — редкое явление. Скорее всего, эту легенду состряпали его недруги из-за чрезмерных успехов Итбена среди женщин.
— Фу, — сказала Эйгейз, — тебе ли, отец, цитировать расхожие сплетни?
— Возможно, ты и права, — согласился Ипоксаг, — но если слухи окажутся истиной, тогда Итбену, считай, повезло, он унаследовал только малую часть проклятия русалов. Регент с легкостью очаровывает женщин, но мужчины спокойно переносят его присутствие. И он безусловно умен. Эмшандар всегда отдавал предпочтение выходцам из низов. Таким людям он больше доверял, справедливо полагая, что семейная вражда аристократов непременно отражается на их преданности. Рано заметив таланты Итбена, он не замедлил качественно использовать их. Назначив этого человека консулом, Эмшандар поверг Сенат в ужас. Знаешь, Эмшандар любил развлекаться тем, что то и дело шокировал нас. Однако когда лихорадка убила Эмторо, Итбен стал обхаживать его вдову.
— Отец!
— В чем дело, дорогая? Правда — она правда и есть: Ороси была счастливой супругой, а Уомайя — вдовой и, что важнее, матерью наследника. Итбен знал, что делал. Он умелый и хитрый политик. Юному принцу нужен опекун. А кто, как не муж его матери, лучшая кандидатура для этого? То же касается и регентства. Император вот-вот умрет, он очень плох. Удивительно, как долго он держался... — Ступив на скользкую тему, сенатор тут же заговорил о другом.
— А сегодняшние события... Регент, возможно, снимет запрет на гладиаторские бои. Согласитесь, это очень хитрый ход! — Ипоксаг взглянул на Азака, молча восседавшего рядом с ним. — Ты же знаешь, как обычно относятся к регентам..
— Не знаю, — обронил султан. — Регентов у нас не бывало. Впрочем, какой авторитет у человека, в чьих жилах нет божественной крови предков?
— Верно. Кроме того, глава правительства в глазах народа всегда ответственен за жестокое правление. Ну и наконец, глава вновь сформированной администрации всегда винит во всех бедах своего предшественника. Так что Итбен сейчас в трудном положении. Он правит от имени Эмшандара, но император скоро умрет — и тогда на престол возведут ребенка, которым необходимо руководить. Вот почему Итбен не должен допустить, чтобы народ возненавидел его. Как отчим принца, он первый претендент на регентство до совершеннолетия мальчика. Честно говоря, перспектива у таких регентов не блестящая. Став совершеннолетним, молодой император — читай историю, дочь моя, — как правило, преследует своего бывшего опекуна, начисто забыв, что этот человек долгие годы заслонял его от всех невзгод власти.
Помолчав с минуту, сенатор благосклонно улыбнулся и посоветовал:
— Не надо его судить слишком строго. Регент — неблагодарная и опасная должность.
— Что меня возмущает, так это как он таскает старика на каждую церемонию и выставляет напоказ, как чучело, — вдруг высказалась Эйгейз.
Отец в глубоком изумлении уставился на дочь:
— Кто, скажи мне, теперь ведет опасные разговорчики?
— Я сказала правду! А этот бедный малыш, принц?
— Осторожно! Наследник должен учиться! Кажется, он в восемь лет стал преемником? Да, в восемь, и ему скоро придется надеть корону. Так что действия Итбена полностью оправданны. Что касается императора, то разве его присутствие на любой церемонии не повышает авторитет регента? Впредь, Эйгейз, не повторяй расхожие глупости и уж конечно не передавай их другим.
Толстушка вспыхнула от резкой отповеди и отвернулась к окну. Инос встретилась глазами с Азаком, но его взгляд ничего не сказал ей. Несомненно, Ипоксаг является сторонником Итбена. Сенатор принадлежал к той породе политиков, которые всегда выбирают победителей и ловко примазываются к ним.
Расположенное между Опаловым и Золотым дворцами, Эбнилино поле оказалось очень удобным местом для военных парадов и спортивных состязаний, но ни то ни другое не шло ни в какое сравнение по популярности с его прежними триумфами. Склоны холмов, на которых возвышались дворцы, обеспечивали удобные трибуны для зрителей; к несчастью, устройств для сдерживания толпы Эбнилино поле не имело.
Регент логично рассудил, что поле как нельзя лучше подходит для Божьего Суда, вот только день для поединка оказался выбранным неудачно: день принадлежал Богам Торговли и являлся всеобщим праздником. Известие о неожиданном зрелище распространилось к вечеру по городу со скоростью торнадо. И еще до рассвета весь город высыпал на улицы, спеша протолкаться к месту поединка.
Холод пробирал до костей, небеса угрожающе хмурились. Помня о пророчестве в магическом окне, Инос ждала дождя, но ливня до сих пор не было. Она сидела подле Эйгейз в огромной карете. На подушках напротив расположились Азак и сенатор; причем султану понадобилось две трети сиденья, так что на долю сенатора осталось совсем немного. Эскортировали громоздкую колымагу всего лишь четверо преторианских гвардейцев. Бедняги старались вовсю, но мало что могли сделать, чтобы раздвинуть толпы народа и ускорить продвижение кареты к полю.
Султан, низведенный до положения униженного просителя и незваного гостя, был замкнут и угрюм. Эйгейз, по обыкновению, болтала, чтобы скрыть неловкость. Инос тосковала по Рэпу и тоже выглядела мрачной. Во всех бедах Инос винила только себя и собственное легкомыслие, из-за которого не отнеслась с должным вниманием к божественному предсказанию. Божий Суд был предопределен, не важно, где он состоится, в Хабе или Нинторе, важно, что Калкор должен был бы противостоять Рэпу, парню, имеющему слово силы, а теперь этот бой превратился в фарс, не важно, что тролль — профессиональный убийца. Морд о'Грул — не противник для Калкора. Смертельный поединок стал жалким развлечением.
И Азака и Инос снабдили приличествующей им одеждой. Все детали пышного наряда были впору как джинну, так и Инос. Впервые после своего замужества она ехала по людным улицам без покрывала. Служанки сделали все возможное, чтобы загримировать безобразные шрамы под толстым слоем косметики. К сожалению, Инос придется предстать перед регентом и его двором в образе чудовища.
В отличие от Эйгейз, Ипоксаг оставался спокоен, но молчалив. Он был причастен к власти, являясь доверенным лицом императора... вернее, регента, и все же ради Инос он явно рискнул навлечь на свою голову гнев властителя. Откажи Ипоксаг в покровительстве, и Инос вместе с джиннами оказались бы в тюрьме. В сущности, ей следовало бы чувствовать себя счастливой и испытывать благодарность к хозяину дома, а она почему-то не могла избавиться от сожалений. Ее терзало странное предчувствие, она не понимала его и мучилась из-за этого еще сильнее.
«Предположим, — гадала Инос, — Калкор победит. Нет! Если я предъявлю свои права, состязание отложат. Вполне вероятно, что толпа взбунтуется, как и предсказывал сенатор! Похоже, сегодняшний день напичкан несчастьями».
Инос ехала, чтобы быть представленной ко двору. Даже Кэйд не удостаивалась столь высокой чести.
«Бедная Кэйд! — печалилась Инос. — Запертая в башне далекой Алакарны. Как она стремилась в Хаб — и куда попала, а все из-за меня. Если бы Кэйд была здесь, с каким бы восторгом она рассматривала огромные, великолепные здания, как бы весело щебетала, обсуждая увиденное... как весенний скворец, не иначе». Инос хотелось разрыдаться, но она сдерживалась.
В конце концов Эйгейз тоже замолчала.
— Достойный сенатор, расскажи мне о регенте, — вдруг попросила Инос.
— Интересуешься Итбеном? — вскинул брови Ипоксаг. — Собственно, официально он стал регентом четыре или пять недель тому назад...
Немного помолчав, сенатор заговорил с еще большей осторожностью, чем прошлым вечером, когда рассказывал о Хранителях:
— Сейчас, Инос, для Империи настали тревожные времена. Безусловно, говорить так — измена, но создается впечатление, что скоро мы можем стать свидетелями конца династии. Эгрин и его потомки дали Империи знаменитых императоров и, возможно, величайшую в истории императрицу, Эбнилу. Эмшандар был — и есть — умнейший человек, но его правление отмечено чередой несчастий. Его жена умерла молодой, сын тоже не долго зажился на этом свете, а теперь он и сам тяжело болен. — Вздохнув, Ипоксаг горестно покачал головой. — Внук императора тоже дышит на ладан. Дочь Ороси хоть человек и достойный, но ни в какое сравнение не идет с прабабкой.
— Регент? — напомнила Инос.
Припертый к стене, Ипоксаг вымученно улыбнулся.
— Ты сама убедишься, каким обаятельным он может быть, когда захочет. Поверь мне, он очарователен! Правда, темное происхождение подпортило его репутацию. Он не распространяется о своих родственниках, но ходят слухи, что в его жилах течет малая толика русалочьей крови. Это редкость. Говорят, что когда-то лодка русалок разбилась о скалы у нашего побережья — такие инциденты случаются довольно часто, и результаты всегда кровавы. Если молодого русала выбросит на берег, местные женщины липнут к нему, как мухи к меду, а мужчины, конечно, в ярости убивают чужака. С русалками все наоборот: женщины рвут их на части, как ни защищают пришелиц мужчины. Но полукровки, как правило, остаются, хоть редко выживают, а у тех, кто остался в живых, век тоже недолог. Едва перешагнув подростковый возраст, потомок русалки повторяет ее горькую судьбу...
Поймав взгляд Инос, Ипоксаг убедился, что отвлечь ее от интересующей темы ему не удается.
— Итак, Итбен, — покорно продолжил сенатор. — Он явно из второго поколения. Кажется, его отец погиб в пятнадцать лет от рук разъяренной толпы за связь с чьей-то женой. Конечно, это лишь слухи. Русалы-квартероны — редкое явление. Скорее всего, эту легенду состряпали его недруги из-за чрезмерных успехов Итбена среди женщин.
— Фу, — сказала Эйгейз, — тебе ли, отец, цитировать расхожие сплетни?
— Возможно, ты и права, — согласился Ипоксаг, — но если слухи окажутся истиной, тогда Итбену, считай, повезло, он унаследовал только малую часть проклятия русалов. Регент с легкостью очаровывает женщин, но мужчины спокойно переносят его присутствие. И он безусловно умен. Эмшандар всегда отдавал предпочтение выходцам из низов. Таким людям он больше доверял, справедливо полагая, что семейная вражда аристократов непременно отражается на их преданности. Рано заметив таланты Итбена, он не замедлил качественно использовать их. Назначив этого человека консулом, Эмшандар поверг Сенат в ужас. Знаешь, Эмшандар любил развлекаться тем, что то и дело шокировал нас. Однако когда лихорадка убила Эмторо, Итбен стал обхаживать его вдову.
— Отец!
— В чем дело, дорогая? Правда — она правда и есть: Ороси была счастливой супругой, а Уомайя — вдовой и, что важнее, матерью наследника. Итбен знал, что делал. Он умелый и хитрый политик. Юному принцу нужен опекун. А кто, как не муж его матери, лучшая кандидатура для этого? То же касается и регентства. Император вот-вот умрет, он очень плох. Удивительно, как долго он держался... — Ступив на скользкую тему, сенатор тут же заговорил о другом.
— А сегодняшние события... Регент, возможно, снимет запрет на гладиаторские бои. Согласитесь, это очень хитрый ход! — Ипоксаг взглянул на Азака, молча восседавшего рядом с ним. — Ты же знаешь, как обычно относятся к регентам..
— Не знаю, — обронил султан. — Регентов у нас не бывало. Впрочем, какой авторитет у человека, в чьих жилах нет божественной крови предков?
— Верно. Кроме того, глава правительства в глазах народа всегда ответственен за жестокое правление. Ну и наконец, глава вновь сформированной администрации всегда винит во всех бедах своего предшественника. Так что Итбен сейчас в трудном положении. Он правит от имени Эмшандара, но император скоро умрет — и тогда на престол возведут ребенка, которым необходимо руководить. Вот почему Итбен не должен допустить, чтобы народ возненавидел его. Как отчим принца, он первый претендент на регентство до совершеннолетия мальчика. Честно говоря, перспектива у таких регентов не блестящая. Став совершеннолетним, молодой император — читай историю, дочь моя, — как правило, преследует своего бывшего опекуна, начисто забыв, что этот человек долгие годы заслонял его от всех невзгод власти.
Помолчав с минуту, сенатор благосклонно улыбнулся и посоветовал:
— Не надо его судить слишком строго. Регент — неблагодарная и опасная должность.
— Что меня возмущает, так это как он таскает старика на каждую церемонию и выставляет напоказ, как чучело, — вдруг высказалась Эйгейз.
Отец в глубоком изумлении уставился на дочь:
— Кто, скажи мне, теперь ведет опасные разговорчики?
— Я сказала правду! А этот бедный малыш, принц?
— Осторожно! Наследник должен учиться! Кажется, он в восемь лет стал преемником? Да, в восемь, и ему скоро придется надеть корону. Так что действия Итбена полностью оправданны. Что касается императора, то разве его присутствие на любой церемонии не повышает авторитет регента? Впредь, Эйгейз, не повторяй расхожие глупости и уж конечно не передавай их другим.
Толстушка вспыхнула от резкой отповеди и отвернулась к окну. Инос встретилась глазами с Азаком, но его взгляд ничего не сказал ей. Несомненно, Ипоксаг является сторонником Итбена. Сенатор принадлежал к той породе политиков, которые всегда выбирают победителей и ловко примазываются к ним.