Дункан Дэйв. Император и шут

   С Севера забулькал агонизирующий стон, а с Запада заскрежетали когти, расшвыривающие темные каменные склепы.
   Зал взорвался громом аплодисментов. Маленький Шанди сам не заметил, как вскочил на ноги и, радостно завопив, запрыгал, правда, рядом с табуреткой. Инос и Кэйд расцепили руки. Старушка облегченно вздохнула, полагая, что все страхи позади, а Иносолан мгновенно обогнула массивную фигуру Азака и, прежде чем он ее успел остановить, помчалась к Рэпу, явно намереваясь броситься фавну на шею. Рэп по-настоящему испугался... за репутацию Инос и увернулся от нее так же неловко, как совсем недавно уворачивался от атак гнома. Инос обиженно надулась, но все же остановилась. А Рэп ожидал того, что приготовил ему Литриан. Он отлично знал эльфа и понимал: это еще не конец.
   Мастер Рэп, — заговорил Литриан, — в бытность твою адептом ты, помнится, мог улавливать волны магии, не так ли?
   Чувствуя приближающуюся опасность, Рэп собрал всю свою волю в кулак и ответил на вопрос эльфа коротким кивком.
   — Иносолан! — рычал Азак, требуя назад свою жену.
   С сожалением глянув на Рэпа и вздохнув, Инос вынуждена была вернуться на прежнее место, подле мужа. Она шла, упрямо поджав губы и низко опустив голову.
   Фу, эльфишка! — пронзительно взвизгнула Блестящая Вода. — Где это видано, знать о колдовской силе и не сообразить толком, что к чему? Фавн с одним словом имел исключительные способности, и ты проморгал! А я еще тогда угадала его судьбу!
   Рэп, — промолвил Литриан, предусмотрительно огородив себя плотным частоколом хрустальных копий, — полагаю, из тебя вышел бы отменный Хранитель. Не желаешь ли побороться за красный трон? Лично с моей стороны возражений не будет.
   Блестящая Вода возражала более чем категорически, но с Востока донеслось радостное пение горна. Зиниксо, не тратя время ни на обсуждение, ни на аргументацию своих действий и тем более не дожидаясь ответа предполагаемого соискателя, ринулся в атаку. Не зря эльф загородился копьями: зная характер гнома, Литриан заранее позаботился обезопасить себя, чтобы с удобствами любоваться поединком двух колдунов. Удар Зиниксо был стремительным и мощным. Гигантские каменные бастионы, башни и крепостные стены стали раскалываться змеящимися трещинами, крениться и оползать, обрушиваясь на Рэпа.
   Рэп решил не связываться с камнями, распыляя свои силы, он воспользовался приемом, уже испытанным на Калкоре. В магическом пространстве расстояния ничего не значили; образ противника — гнома — был рядом с Рэпом, и фавн, отвергнув чуждое ему коварство, собрал весь свой оккультный вес и схватился напрямую с этим коренастым, длинноруким призраком. Зиниксо на троне застыл в неподвижности, зато его магическая проекция опрокинулась, а Рэп сидел на нем, прочно удерживая гнома за горло. Однако вскоре стало трудно разобрать, кто из них оказывался наверху, а кто внизу. Оба колдуна катались, не разжимая хватки. Пыхтя и изрыгая в лицо Рэпа жар, словно раскаленный кузнечный горн, гном сам взмок так, что его плотное тело стало скользким от пота.
   Колдуны извивались и корчились на призрачной земле, а на них мчались с шумом и грохотом каменные лавины.
   Мирские зрители Круглого зала вообще не подозревали, что что-либо с кем-либо происходит. В магическом же пространстве гном не пожелал быть погребенным под каменной толщей, и многотонная лавина, разделившись на два потока, прогремела мимо дерущихся. Рэп не стал выяснять, куда делись камни, предпочтя еще крепче стиснуть толстую шею врага, и увидел в агатовых глубинах гномьих глаз откровенную панику, граничащую с абсолютным безумием. Рэп не мог отделаться от мысли, что как это ни смешно, но пусти гном в реальном мире в ход кулаки, от фавна осталось бы только мокрое место. Однако в волшебстве Рэп никак не уступал гному. Свод пещеры, в которой катались драчуны, начал трескаться, из него стали вываливаться камни, затем, скрипя, отделились и повалились вниз массивные каменные блоки.
   Не ослабляя хватки, Рэп извернулся и, перекатившись, подставил своего противника под удар вместо щита. Остановить камнепад гном не смог, но две громады рухнули на колдунов, образовав собой надежный шалаш, отразивший все остальные осколки. Рэп пристально всматривался в полное ненависти серое лицо Зиниксо и продолжал стискивать пальцами рук горло гнома. Вцепившись огромными лапищами в запястья фавна, Зиниксо попытался избавиться от мертвой хватки Рэпа... и не смог.
   Вдруг гном изменил тактику и сам стал превращаться в тяжеленный монолит, вдавливая Рэпа в усыпанный острыми камнями пол. Но Рэп, не обращая внимания на боль, не отпускал гномье горло, продолжая вглядываться в разбухающее лицо врага. Оба были на пределе возможностей, оба задыхались, но Зиниксо, видимо, уже растерял все свои трюки. В отчаянии Зиниксо пустил в ход когти и расцарапал Рэпа, как беспомощная старуха.
   Ты в моих руках, гном, — выдохнул Рэп. — Я сильнее! Сдавайся, черт бы тебя побрал!
   Лишь сейчас вельможная толпа в зале догадалась, что между двумя колдунами что-то происходит. И фавн и гном уже несколько минут стояли как столбы и, ни разу не моргнув, пялились друг на друга. В магическом пространстве они катались по полу, дубасили друг друга кулаками, душили один другого, хрипели и обливались потом, бросая силу против силы...
   Остальные Хранители внимательно любовались противниками, которых сами же и стравили. Колдуны восседали на тронах, словно трое зрителей, не заинтересованные победой какой-либо из сторон. Все же уголком глаза Рэп зацепил блеск огненного забора, окружавшего дерущихся, и мельтешение злобных светленьких фигурок, тщетно бьющихся об эту преграду. Возможно, это мелькание — следствие долгого перенапряжения, но если Рэп не ошибался в своих предположениях, то служителям Зиниксо намеренно мешали оказать помощь господину.
   Не нужен мне твой трон! — прохрипел Рэп, когда снова оказался наверху. Он был уже на пределе и из последних сил удерживал хватку.
   Гном и вовсе находился на последнем издыхании, но все же не желал уступать. Зиниксо даже не хрипел, он сипел и придушенно квакал, вываливающийся синюшный язык болтался где-то сбоку, глаза, наполненные страхом, вылезли из орбит...
   На несколько мгновении время словно бы остановилось. Затем Рэп осознал, что тленная оболочка Зиниксо, медленно волоча ноги, сползает с трона, направляясь к нему, все еще стоящему на прежнем месте в Круглом зале. Реальную атаку гнома Рэп в любом случае отразить не смог бы. Значит, противоборство в магическом пространстве нужно было заканчивать как можно быстрее.
   Поэтому последним лихорадочным усилием Рэп собрал все свои возможности и стиснул пальцы на шее гнома как можно крепче, безжалостно вдавливая их в плотные ткани, словно собираясь начисто оторвать ему голову. Теперь победа зависела лишь от силы воли, выносливости и упрямой целеустремленности дерущихся.
   Сдайся или умри! — яростно выкрикнул Рэп.
   Ответом фавну было придушенное сипение гнома. Зиниксо обмяк, как мешок с песком.
   Никакого обмана не было — колдун умирал. Злобная ненависть горячей волной затопила Рэпа. Он жаждал мщения, и оно было в его руках. Его победа — это месть за Йоделло и Оотиану, и за вынужденное рабство, и за самоубийственную атаку...
   «Делай то, что действительно хорошо, а не то, что хорошим кажется!» — говаривала его мать. Теперь Рэп противостоял собственной ярости. Сдаваться побежденному противнику он не собирался, но и убивать не хотел. Оставалось связать гнома заклятием верности, но властвовать Рэп тоже не жаждал. Для чего ему служитель, колдун-раб, покорный каждому желанию хозяина и преданный господину до гробовой доски?
   Получить раба — что в этом хорошего? С искренним отвращением к самому себе за то, что вновь поддался волне черной ненависти, Рэп отпустил Зиниксо. После этой навязанной ему новой драки фавн чувствовал себя вконец измученным и опустошенным как в реальном, так и в оккультном мирах.
   Под сияющими рогатками канделябров в изнеможении покачивались друг перед другом оба противника — Рэп и Зиниксо. Трудно было представить, что у едва держащегося на ногах гнома на теле не было ни царапинки, ни синячка, а его сипящая глотка не раздавлена. Зиниксо хватал воздух широко открытым, как у рыбы, ртом и никак не мог надышаться.
   Трое Хранителей удовлетворенно улыбались, вволю натешившись подстроенным эльфом поединком. Зато мирские зрители таращилась в полной растерянности.
   Приветствую тебя, новый Хранитель Запада! — произнес Литриан.
   Я не Хранитель! — испуганно выкрикнул Рэп. Его до глубины души поразила сумасшедшая ненависть, вспыхнувшая в пялящихся на него глазах гнома. — Не нужен мне твой трон! Не нужен! Не я затеял эту дурацкую драку!
   Но поверить Зиниксо был не в силах. Он бы от трона не отказался, а значит... Все еще вынужденный отдыхать, гном; оскалился на фавна, выставив в магическом пространстве; зверски уродливые зубы-дробилки. Гном собирался с силами, его огромные кулаки то сжимались, то разжимались, а руки вздрагивали.
   Я не желал и не желаю тебе зла! — настаивал Рэп.
   Но каким бы физически сильным ни был Зиниксо, каким бы могущественным колдуном он ни являлся, он оставался слишком юным гномом, чтобы вести себя по-взрослому. Даже став Хранителем, Зиниксо ощущал себя робким мальчиком, и хоть он был самым сильным из Четверки, однако стойкая неуверенность в себе вечно портила ему жизнь. Более мощный колдун, чем он сам, являлся для него непереносимой угрозой. Как и любой гном, он страдал хронической подозрительностью и везде видел только предательство. Великодушия Рэпа он оценить не смог и пялился на фавна со страхом и ненавистью.
   Я ничего против тебя не имею, — пытался убедить гнома Рэп. Протянув руку, фавн предложил: — Забудем прошлые обиды. Ну так как, мир?
   Но ничто не могло примирить Зиниксо с наличием более сильного, чем он сам, колдуна. Рэп с тоской видел, что все его старания идут впустую.
   — Что ж, не хочешь мира по доброй воле, — произнес вслух Рэп, — тогда я вынужден буду наложить на тебя заклятие верности. Зиниксо, я не хочу этого, ты сам вынуждаешь меня...
   Слова Рэпа подстегнули гнома, и, решившись, тот схватил предложенную руку и резко дернул ее.
   Рэп пошатнулся, а гном, подпрыгнув, схватил его голову и повиснув на шее, заставил фавна согнуться почти пополам.
   И отчетливо прошептал на ухо Рэпу волшебное слово...
   Пятое волшебное слово.

3

   Для Кэйдолан этот день явился днем и восторгов, и разочарований попеременно. За всю свою долгую жизнь Кэйд никогда еще не оказывалась в таких условиях, когда за короткое время ситуация неоднократно меняется.
   Утро знаменательного дня началось с того, что герцогиня проснулась на прескверной постели, зато в Опаловом дворце. Оказаться в Хабе, промечтав об этом всю свою сознательную жизнь, было удивительно приятно, но необходимость сохранять инкогнито отравляла ей удовольствие. К тому же дом свой доктор Сагорн содержал прескверно. Правда, капитан Гатмор позаботился о создании комфортных условий пребывания в комнатах, наведя в пропыленной и захламленной квартире полный порядок, но пары ночей в зловонном квартале было для Кэйд более чем достаточно. Сей бедняцкий угол ничем не отличался от подобного ему в любом другом городе огромной Империи. Новый взлет не заставил себя ждать — Кэйд вновь соединилась с Инос, и вдобавок к этому их обеих регент объявил своими гостями.
   Восторженная эйфория от сознания, что она пробудилась в покоях Опалового дворца, померкла, как только в поле зрения Кэйд попали лохмотья обивки, украшающие стены, а также облупившийся потолок ее комнаты, находившейся явно в одном из давно заброшенных уголков огромного дворца.
   Зато завтрак, сервированный на серебре и состоящий из изысканных деликатесов, заметно поднял настроение.
   Но как только Инос и Азак присоединились к ней, Кэйд сразу же поняла, что у племянницы скверные новости. К несчастью, подозрительный Азак ни на шаг не отходил от жены. Вряд ли в Пандемии нашелся бы больший ревнивец, чем этот джинн.
   Грусть исчезла, едва лишь Эйгейз привела с собой четырех давних, с кинвэйлских времен подруг. Четыре радостные встречи подняли настроение Кэйдолан, несмотря на то что все они испытывали легкое сожаление по умчавшимся дням. Сама Эйгейз, некогда изящная и грациозная, превратилась в почтенную матрону, уважаемую мать взрослого сына.
   Инос догадалась утащить тетю навестить несчастного герцога Анджилки. Впрочем, это был их долг, хоть и тягостный, против которого Азак ничего не мог возразить. Герцог двое суток лежал пластом. Врачи только руками разводили да хмурились, а сделать ничего не смогли. Зато в больничном крыле дворца имелись специальные помещения, куда ни одному мужчине, будь он хоть султан, входить не позволялось. Кэйд не без основания заподозрила, что именно один из таких уголков и был истинной целью Инос, а долг перед Анджилки стал пустым предлогом. В первой же подвернувшейся им по пути «дамской комнате», куда затащила Кэйд ее племянница, Инос поделилась с тетушкой своим горем.
   Новости были и впрямь ужасней некуда... Ночью Рэп приходил к Инос. Оказывается, Калкор — колдун, а результат дуэли между ним и фавном отнюдь не предопределен, как сулило окно. Их прежние расчеты, что, выиграв Божий Суд, Рэп впоследствии может держаться подальше от гоблинов, похоже, рассыпались в прах. И наконец, Иносолан рассказала о настоящей беде: никакого волшебного слова у нее не оказалось. Отцовское откровение и впрямь было бредом. Это выяснилось, когда Инос попыталась поделиться заветным словом с Рэпом.
   В глубокой печали ехали они к Эбнилину полю наблюдать за вторым Божьим Судом, а нудный, нескончаемый дождь никому настроения не поднимал.
   Вопреки всем ночным страхам, мастер Рэп отыскал нужную ему добавку к магической силе. Как он это сделал, для Кэйд было загадкой, но, сравнявшись с Калкором, фавн весьма решительно оборвал блистательную карьеру печально знаменитого капитана. Кэйд осталась очень довольна исходом дуэли, несмотря на то что тан приходился ей родственником. Увы! Случилось наихудшее: Рэп снял с Азака проклятие. За это деяние Кэйд винила только себя. Видимо, недостаточно вразумительно герцогиня объясняла парню повеление Бога, хоть в течение всего их путешествия, неделями, она трудилась изо всех сил, убеждая фавна, что именно он предназначен в супруги ее племяннице. Рэп упорно не желал признаваться, что влюблен в Инос, однако какая еще могла существовать причина, погнавшая его за девушкой через весь континент в Зарк? Кэйд уразумела лишь одно: ее мольбы пропали втуне, а глупый мальчишка по собственному недомыслию расчистил путь претенденту.
   Дальше — больше. Рэп вылечил императора! Казалось бы, чудесное благодеяние и милосерднейший поступок, но действовал-то он запретным способом. Единым махом бывший конюх Холиндарна перевернул всю политику Империи.
   Вот когда Кэйд затосковала, решив, что этот день навеки останется в ее памяти, как самый злополучный в жизни. Уставшая то взлетать на крыльях надежды, то падать в бездну отчаяния, Кэйд оставила тщетные попытки уследить за ходом событий и стала заботиться лишь об одном — уберечь в неприкосновенности собственное здравомыслие.
   Все же, предосторожности ради, герцогиня оставалась рядом с племянницей. А та, восторженно восхищаясь каждой картиной, безделушкой или скульптурой, что попадались на пути, таскала тетушку по Опаловому дворцу, словно собиралась за один день ознакомиться со всеми достопримечательностями императорской резиденции. Азака, откровенно похотливо пожиравшего жену глазами, Инос презрительно игнорировала. Но любой день когда-нибудь кончается. Кэйдолан не без основания сомневалась, что будет желанной гостьей в спальне замужней женщины.
   С тех пор как император увел с собой Рэпа, от фавна известий не было. Его неуместное колдовство исцелило проклятие султана, но обострило проблему Краснегара. Поэтому Кэйд не удивило приглашение регента прибыть вместе с племянницей на встречу с Хранителями. Восторга перспектива лицезреть колдунов у нее не вызвала, но зато обещала возможность получить ответы на некоторые животрепещущие вопросы. Решив держаться за веру в Богов как можно крепче, Кэйд отправилась в Круглый зал вслед за Азаком и Инос.
   Начало показалось ей довольно зловещим — всем заправлял регент, а об императоре не было ни слуху ни духу. Затем из темноты вынырнул Эмшандар, по-видимому в добром здравии. Следом за ним, словно придворный колдун, шествовал Рэп. Кэйд вообразила, что ее молитвы наконец-то услышаны, но нет...
   Снова все полетело к чертям... Ни с того ни с сего Рэп опять воспользовался колдовством, чтобы вывести на чистую воду бессовестного регента, а затем и вовсе вышвырнул полукровку с трона. Дурные предчувствия громоздились в душе, как тучи перед грозой, тем более что и Инос была полностью солидарна с тетушкой, переживая за фавна. Хранители ни за что не оставят безнаказанными его манипуляции магией подле самого Опалового трона.
   На какое-то мгновение изумленной Кэйд показалось, что безрассудство фавна и впрямь окажется незамеченным. Вымотанный до предела, но все же торжествующий Эмшандар вот-вот собирался закрыть собрание и отпустить всех на покой — что было бы довольно желательно, но...
   Хранители-таки появились!
   Вот уж когда Кэйд почувствовала настоящее разочарование... Их всемогущества оказались совершенно не такими, какими воображала их себе герцогиня. Колдун Литриан выглядел сущим подростком, для которого бритва — далекое будущее. Хотя, если вспомнить его эльфийское происхождение, стоило усомниться, что до растительности на подбородке вообще дойдет дело. Зиниксо смотрелся как переодетый рабочий, бежавший из каменоломни. Блестящая Вода бесстыдно молодилась. Олибино оказался именно таким, каким описала его Инос — красавцем витязем, мужественным легионером. Никто из Четверки не был старым.
   Исключительно ради политических целей или, что вероятнее, личных интересов Хранители исказили вердикт. Разумеется, эльф с гномом не могли сойтись во мнениях, но выступление Блестящей Воды за оправдание казалось вообще необъяснимым. Впрочем, если вспомнить о присутствии в Круглом зале юного гоблина, которого колдунья так бесстыдно расцеловала, то ее тайные замыслы прочили мастеру Рэпу ужасную, мучительную смерть от рук зеленого уродца.
   А сам император! Эмшандар всегда славился как человек чести. Он зарекомендовал себя хорошим и заботливым правителем-миротворцем. Как властитель он всегда являлся сторонником закона как высшей меры справедливости... И теперь прихоть эльфа поставила его перед тяжким выбором: прислушаться к голосу сердца или отдать предпочтение бездушным фактам.
   Конечно же Кэйд хотела, чтобы Рэпа оправдали, и аплодировала она вердикту с большей искренностью, чем многие из присутствующих. Но она чувствовала за всем этим какую-то фальшь. Возможно, виноват был весь сегодняшний день, такой бурный и неординарный, в течение которого все хорошее обязательно оказывалось подпорчено.
   Зато у Инос никаких угрызений совести не наблюдалось. Едва выслушав приговор, она с восторженным воплем вырвала свою руку из лап Азака и, позабыв про тетушку, помчалась обнимать Рэпа. Султан остался стоять разинув рот, и это после целого дня любовного томления. Кэйд показалось, что джинн способен погнаться за женой... но он все же сумел сдержаться, заметив, что Рэп сам уклонился от объятий.
   — Иносолан! — взревел Азак, и та, как побитая собака, прокралась обратно.
   Кэйдолан съежилась, предчувствуя бурю. А что будет, если Инос откажется делить ложе с мужем этой ночью? Азак, возможно, не остановится перед применением силы, тем более что имперский закон был здесь на его стороне. О заркианских обычаях лучше вовсе не стоило вспоминать.
   «Почему, о Всеблагие Боги, почему Рэп так по-ослиному честен?!» — взывала к небесам Кэйд.
   Так или иначе, но суд вроде наконец кончился. Кэйд искренне надеялась, что вот сейчас всех их отпустят. Ее ноги настойчиво требовали покоя. Желая напоследок запечатлеть в памяти высокое собрание, Кэйд оглядела сначала Хранителей на тронах, до крайности измученного старого императора, затем придворных в просто белых и белых с каймой тогах, военачальников в раззолоченных мундирах и дам в хитонах. Вельможи тоже казались очень усталыми, но все они чего-то ждали. Чего?
   Кэйдолан перевела взгляд на Рэпа и, тихо охнув, посмотрела на Хранителя Запада. По-видимому, фавн и гном играли в «гляделки», так старательно таращились оба друг на друга.
   «Что замыслил фавн? — в отчаянии спрашивала себя Кэйд. — Собрался надерзить Хранителю?»
   Не будь пророчества Бога Любви, Кэйд никогда бы и в голову не пришло рассматривать мальчишку в качестве подходящего жениха для своей племянницы. Парень словно специально делал все не так, как надо. Рэп действовал из самых лучших побуждений, он последовательно и обдуманно шел к благой цели, но в конце концов завершал начатое наихудшей из возможных ошибок.
   «Беда ходит за ним по пятам, как пресловутый черный пес», — подумала Кэйд.
   «Гляделки» продолжались. Подобной игрой забавлялись разве что малыши — даже не подростки. Так что взрослым людям тратить время на подобное никак не пристало, а уж колдунам и подавно!
   Кэйд поразило, что и все остальные в зале затаив дыхание следили за игроками.
   Вдруг гном соскочил со своего трона и, шатаясь, поплелся к Рэпу. Хранитель ковылял, покачиваясь как пьяный. Рэп стоял словно парализованный, а зрители — как зачарованные. Кэйд бросила короткий взгляд на Инос. Нет, ее племянница тоже ничего не понимала в происходящем. Лишь одно уяснила себе Кэйд: колдуны заняты вовсе не игрой.
   Где-то за пару шагов от фавна гном замер и медленно поднял огромные ручищи, будто собираясь свернуть Рэпу шею. Но так ничего и не сделал, только качался взад-вперед. Так продолжалось всего несколько мгновений — и вдруг все кончилось. Оба соперника вздрогнули и словно вышли из транса, ловя воздух ртом. Рэп дрожащей рукой отер потный лоб. Кэйд совсем извелась, не понимая, что происходит.
   Прояснил ситуацию эльф, с удовлетворенным видом пропев:
   — Приветствую тебя, новый Хранитель Запада!
   Иносолан так и подпрыгнула. Кэйд тоже, несмотря даже на свои усталые ноги. Она не могла опомниться. Рэп — Хранитель?
   Видимо, нет, если сам Рэп так энергично отрицал это. Теперь замешательство стало полным, даже Хранители недоумевали. А Рэп и Зиниксо опять уставились друг на друга. Но это уже были не «гляделки». Рэп явно пытался подружиться с гномом. Он улыбался, протягивал руку.
   Запад, поколебавшись немного, ответил на рукопожатие. Очень энергично ответил, даже обнял бывшего противника. Кэйд раньше не подозревала, что дружеские объятия приняты у гномов; прежде она считала, что это чисто эльфийский обычай.
   Увы! Очередное несчастье не заставило себя ждать.
   Пообнимавшись с Рэпом, Зиниксо исчез. Полностью. Мастер Рэп зашатался, схватился за голову и отступил немного назад. Трое Хранителей как по команде вскочили на ноги, а Литриан даже зажал уши руками.
   Тот же самый жест...
   Помнится, Рэп так же затыкал себе уши, когда Раша заставила его сообщить ей слово.
   Не целовался гном. Шептал!
   Рэп медленно повернулся и посмотрел на императора — пораженный ужасом, старик вжался в спинку трона. Затем фавн по очереди глянул на Хранителей. И наконец нашел взглядом Инос. Рэп смотрел на нее через зал, будто прощался навеки. Его лицо было маской отчаяния, а глаза уже засеребрились жемчужно-серым светом.
   Вот она — Божья кара — страшный приговор — наказание за неверно понятое повеление! Боги предрекли!
   Кэйд услышала свой крик словно со стороны. Ей показалось, что зал покачнулся, а струи дождя зашлепали по окнам крыши до невозможности громко... Инос первая подхватила оседающую тетушку, потом подскочил Азак, и супруги вместе аккуратно опустили герцогиню на пол. Кэйд сидела на каменных плитах, категорически отказываясь лечь, и упорно боролась с нарастающим ревом и воем, разрывавшим ее голову.
   Рэп закричал... страшно... жутко... протяжно. Ему вторили еще несколько человек в зале. Огонь, сжигавший фавна, дымными струйками вырывался из-под воротника и рукавов его куртки. Одежда его тлела и дымилась. И вдруг он весь оказался поглощен ярким белым сиянием.
   Все еще склоненная над тетушкой, Инос отпустила руку старушки. Резко выпрямившись, она метнулась к Рэпу во второй раз за этот вечер:
   — Мне скажи! Поделись ими! Раздели их со мной!
   Стремительная как никогда, Иносолан бросилась к Рэпу на шею и тоже исчезла в белом сиянии, которое только усилилось, когда вспыхнул ее хитон. На мгновение мелькнули два тела, сплетенные в крепком объятии, замершие в самом центре нестерпимо белого света, затопившего зал такой яркостью, что свечи померкли, а людям пришлось зажмуриться. Но и этого оказалось мало.
   Непереносимый блеск пылающего белым сиянием костра вынудил зрителей спрятать лица в ладонях. От канделябров по полу потянулись длинные тени; высветились сенаторские места и далекие стены, словно ночь сменилась солнечным днем; из темноты вынырнули внушительные каменные ребра потолка, а каждая грань хрустального окна отразила раскаленный добела погребальный костер влюбленных. Потом яркость обернулась белым дымом.