Регент, завершив свою речь и считая, что с делами пока что покончено, встал, собираясь уйти. Почетные гости тоже задвигали стульями, поднимаясь со своих мест. Забегали слуги, поневоле игнорируя ледяной ливень, чтобы вызвать экипажи своих господ. Младшие офицеры гвардии рассылали курьеров с приказами эскорту императорского двора. Итбен пока еще и шагу не сделал, высматривая из толпы приближенных особо избранных, которым стоило оказать честь и пригласить в Круглый зал на встречу с Четверкой.
   Внезапно одна из женщин пронзительно взвизгнула. Придворные воззрились на нее, а затем их взгляды переместились на переносное императорское кресло, и они начали пятиться, словно их в грудь толкали. Никто и слова не проронил, даже крайние, которых безжалостно выпихивали под дождь. Между стариком и регентом сам собой образовался коридор.
   Столбняк Итбена кончился быстро.
   — Ваше величество! Вам лучше сегодня? Мы в восхищении! Врачи! Сюда!
   — Довольно, консул, — негромким, но уже сильным голосом оборвал Итбена император. — Будь любезен объяснить, что мы тут делаем? Мы что-то празднуем?
   Регент — впрочем, теперь уже экс-регент — замялся и, вдруг догадавшись, уставился на Рэпа. Взгляды всех регентских прихвостней тоже метнулись к Рэпу.
   В ответ Рэп удовлетворенно ухмыльнулся, потом позволил себе расплыться в широкой улыбке, наслаждаясь ужасом и замешательством, быстрой волной прокатившимися по этим гладким лицам. Ощущение радостного удовлетворения было дочти такое же, как тогда, когда он избавил Инос от ожогов.
   Убийство Калкора отравило его сердце горечью, а исцеление немощного старца возвратило былой покой в его душу.
   — А этот юноша, кто он? — спросил император, быстро сообразив, что парень не так прост, как кажется. У испуганного Итбена язык отнялся, но какой-то дальновидный придворный услужливо сообщил императору:
   — Это колдун, ваше величество.
   — Ага, — нисколько не удивившись, произнес император и задал новый вопрос: — Какой сегодня день?
   Другой расторопный вельможа подсказал старику дату.
   Внимание Рэпа больше привлекала тетушка Инос, продиравшаяся к нему сквозь плотную толпу придворных, решительно работая локтями и грубо распихивая тех, кто не спешил уступить ей дорогу. Ее доброе лицо посерело от тревоги.
   — Мастер Рэп! Твоя работа? — прошептала она.
   — Да! — подтвердил довольный собой Рэп, от души потешаясь над ужасом, в который поверг этих напыщенных паразитов. Фавн искренне наслаждался растерянностью регента.
   В отчаянии герцогиня застонала:
   — Но это же злостное нарушение Протокола — применять магию к императору!
   — Да, нарушение! И что? — гневно рыкнул Рэп.
   Испуганная старушка даже съежилась, отшатнувшись.
   — Рэп! — панически выкрикнула Инос. — Ты этого не делал!
   — Очень даже делал, — спокойно возразил Рэп. — И ничуть о том не жалею. Меня все равно собирались сжечь, в наказание за Калкора. Уж лучше пусть жгут за доброе дело. Ну что ж...
   — Рэп! Ты идиот!
   — Разве?
   — Да, конечно! Идиот! — чуть не плача, Инос топнула ногой по мокрой траве, но получила лишь каскад брызг и чавканье грязи. Раздосадованная, она продолжала ругаться: — Тупица! Простофиля! Олух! Деревенщина!
   — Ого? А т-ты кто такая, чтобы так разоряться? Крутанула хвостом и прыгнула замуж за того, кого на дух не переносишь. Теперь с ним...
   Опомнившись, Рэп прикусил язык. Гигант джинн спешил к жене, расталкивая придворных и старательно уворачиваясь от наполненных водой прогибов сафьянового полога. К сожалению, причудливая шляпа на голове сильно мешала султану двигаться прямо, но последние слова колдуна он отлично услышал, и они ему не понравились. Нашлись и другие слушатели — любители сплетен, хоть и здорово напуганные, зато жадно навострившие уши.
   Они любовались яростным блеском глаз Инос, вполне соответствующим ее гневным словам. Но леденящий страх, скрытый за внешним возмущением, они не могли видеть. Не за себя она боялась, за Рэпа. Фавн бесцеремонно нарушил Протокол, пусть глупый, но действующий, и это угрожало парню большой бедой. То, что над ней самой нависла угроза, жить в ненавистном браке, Инос словно забыла, хотя от одной мысли о поцелуях Азака ее тошнило. Так что пока она всячески ругала Рэпа, колдун видел и слышал совершенно иное. Такое знание истины смущало Рэпа, и надейся он на будущее, фавн чувствовал бы себя самым счастливым существом на свете. Но будущего-то как раз у него и не было.
   Рэп не сомневался, что он обречен, а ей предстоит приспособиться к замужней жизни. Теперь, когда с султана проклятие Раши, Азак мог прикоснуться к жене. Отныне брак стал возможен, и, судя по всему, джинн явно намеревался! немедленно предъявить права на жену.
   Когда Азак по-хозяйски положил свою руку Инос на плечо, она содрогнулась и умоляюще посмотрела на Рэпа. К мужу она даже не обернулась, продолжая выкрикивать оскорбления в адрес фавна. Зато ее глаза молили колдуна о помощи и спасении.
   — Тупица! Болван! Каким доверчивым ты был, Рэп, таким и остался! Никогда тебя не интересовало, что же на самом деле нужно другим людям. Ты все знал заранее, вместо того чтобы спросить и выслушать. Кто бы что бы ни сказал, ты принимаешь это за чистую монету... и действуешь не рассуждая. Да кому бы пришло в голову... кто бы мог поверить хоть на единый миг, что Хранители вздумают карать убийцу Калкора? Не важно, каким образом тому удалось прикончить мерзавца... Вчера вечером Зиниксо всех нас озадачил, но теперь ясно, что он имел в виду. Понятно, почему Хранители не откликнулись на вызов — они хотели смерти Калкора от твоей руки. Потому что ты мог справиться там, где любой другой потерпел бы поражение. Но и ты не понял тайного желания Хранителей. О нет! Тебе нужно было сунуться в запретное. Ведь затронув Протокол, исцелив императора, ты дал им, всей Четверке, пощечину. Лезть с магией к императору еще никто не осмеливался...
   — Ты не ведаешь, что несешь! Судишь о том, чего не знаешь! Хранители подчиняют себе колдунов! — выкрикнул Рэп.
   Ошеломленная Инос умолкла. Ей не довелось побывать в Феерии, да и в политике она мало что смыслила, поэтому; она лишь переспросила:
   — Как это?
   — Они высасывают из них волшебные слова, — пояснил Рэп. — А ты думала, они на меня медаль повесят?
   Ужас, отчаяние и ярость — все смешалось в голове Инос. Ящерицей извернувшись из рук Азака, она с кулаками накинулась на Рэпа, выкрикивая:
   — Кретин! Идиот! Не стой как истукан! Беги! Чего ты ждешь?
   Рэп поймал ее за запястья. Инос почувствовала себя беспомощной, и никакого колдовства для этого не понадобилось. Все еще удерживая девушку, Рэп опустил свои руки вниз; Инос шагнула вперед и сама не заметила, как прижалась к его груди.
   — Нельзя, Инос, — тихо и ласково произнес Рэп.
   Изнывая от страха, она смотрела ему в глаза и дрожащим голосом переспросила:
   — Нельзя? Почему?
   Рэп лишь покачал головой. Он любовался ее коралловыми губами и зелеными, полными страха и страсти глазами... И тут он осознал, что они отнюдь не одни и что стоящие вокруг люди выжидательно уставились на них. Император, молча сидящий в кресле, смотрел вдоль прохода на Рэпа весьма настойчиво. Ему конечно же хотелось побеседовать с колдуном.
   Рэп опустил руки Инос и отступил в сторону. Он обещал себе до последней минуты своей жизни помнить сладостный миг их нечаянной близости. Но отныне все кончилось, толком даже не начавшись. Теперь Рэп пошел к старику.
   Для импа Эмшандар был почти гигантом. Однако долгая болезнь наложила на императора свою печать, иссушив плоть. Дряблая, в старческих пятнах кожа обтягивала кости. Седые волосы безвольными сосульками свешивались вниз, на лоб и вдоль лица. Торчащий нос, острый и длинный, напоминал лезвие ножа. Одни глаза светились живым огнем. И это была вовсе не та сила, которую вложил в старика Рэп. Даже сидя ссутулившись под кучей шерстяных пледов, император источал вокруг себя ауру властности.
   Императорское кресло уже окружала толпа придворных, демонстрирующих восторг по случаю выздоровления властителя. Но большинство из улыбающихся вельмож пребывало в состоянии паники. Надолго ли у больного просветление? Кто возьмет верх? Кому властвовать? Сколько же теперь проскрипит старик?
   Сноха императора, волей случая оказавшаяся между двумя тронами, попыталась переменить свою обычную капризную мину на приятную. Результат был плачевный.
   Став колдуном всего несколько часов назад, фавн еще не успел забыть, как он ненавидел игры колдунов с простыми смертными, а теперь сам манипулировал человеческими желаниями, и, что греха таить, ему это нравилось.
   Остановившись перед креслом императора, Рэп опустился на колени прямо на траву, промолвив:
   — Ваше величество желали говорить со мной?
   — По-видимому, я долго болел. Несколько месяцев? А сегодня ты исцелил меня... колдовством. Это так?
   — Да, сир.
   Карие глаза императора были по-старчески тусклы, но на редкость проницательны. Властитель внимательно вглядывался в стоящего перед ним коленопреклоненного фавна, тщательно оценивая его. Потом окинул небрежным взглядом толпу притихших придворных. Не здесь и не сейчас намеревался император выяснить причины, побудившие колдуна действовать так, а не иначе, и поэтому, вновь обернувшись к Рэпу, он сообщил:
   — Разумнее продолжить встречу в более сухой и теплой обстановке. Я, конечно, мог бы приказывать, но предпочитаю попросить. — Все же старый лис понимал, что авторитет его в какой-то мере пошатнулся, а рисковать он не желал. — Итак, маршал Ити! — Глаза превосходно служили старику.
   — Слушаю, сир?
   — Сколько легионов тебе потребуется, чтобы сопроводить этого человека?
   Закаленный в боях служака еще не потерял чувства юмора, и, каким бы восторженным он сейчас ни был, ответил он в тон императору:
   — Боюсь, значительно больше, чем ваше величество может сейчас собрать.
   — И я того же опасаюсь, — со слабой улыбкой вздохнул старик. — Колдун, может быть, ты сам милостиво согласишься составить мне компанию?
   Конечно, Эмшандару хотелось поговорить со странным колдуном без свидетелей, а еще он серьезно опасался, что могут найтись люди, способные самым примитивным образом разрушить то, что сотворила магия Рэпа. Сейчас император особенно нуждался в защите. Такой расклад очень позабавил Рэпа.
   — Ваше приглашение — великая честь для меня. Я весь к услугам вашего величества, — с поклоном ответил Рэп.
   — Действительно? Очень хорошо, — с явным облегчением промолвил император и позвал: — Консул!
   — Я здесь, сир, — елейным голоском откликнулся Итбен, сдерживая в себе стремление вонзить кинжал в сердце ненавистного старика.
   — Слушай. Колдун Рэп будет сопровождать нас в карете. Я требую, чтобы все здесь присутствующие собрались в Изумрудном зале за час до захода солнца. Тебя я вызову раньше.
   Итбен согнулся в поклоне — не столько из учтивости, сколько для того, чтобы скрыть выражение лица. Однако Рэп искренне удивился тому, что консул все еще пытается кого-то обмануть своей постной физиономией. Когда Рэп поднимался с колен, он обратил внимание на маленького человечка, который радовался выздоровлению императора. Прижатый толстым боком своей недалекой матери к жесткому креслу старика, принц во все глаза смотрел на дедушку с такой огромной радостью, что даже забыл про собственную боль. Его голова еще была окутана загадочным покровом, но глазенки сияли неподдельным счастьем. Почувствовав на себе взгляд Рэпа, принц тревожно вздрогнул, но рискнул ответить едва заметной благодарной улыбкой.
   Гнев Рэпа вспыхнул с новой силой.
   «Кто-то сполна расплатится за то, что сделано с этим ребенком», — решил фавн.

5

   Карета, украшенная эмалевой росписью и золотом, сверкала прозрачными, как горный хрусталь, окнами, задрапированными тончайшим муслином. На дверце гордо сиял императорский герб, радужно переливаясь разноцветьем драгоценных камней. Изнутри карета была обита пурпурным шелком. Четверо дюжих преторианских гвардейцев сопровождали переносное кресло с императором и длинными шестами поддерживали над ним сафьяновый, тоже пурпурный, навес. Двое специальных слуг помогли старику забраться в карету. Рэп не рискнул бы сделать выбор, что произвело на него большее впечатление — восьмерка белоснежных коней с плюмажами, в упряжи, изукрашенной золотом и самоцветами, или сама карета. Если он отправляется на свои похороны, как услужливо напоминало предчувствие, то весьма эффектно.
   Придворные вежливо расступились, очищая колдуну дорогу к карете. Рэп, двигаясь по проходу, отклонился на пару шагов в сторону и подхватил на руки маленького принца.
   Мальчик испуганно пискнул. Его мать изумленно захлопала глазами, а отчим дернулся... но оба неподвижно застыли на месте, опутанные чарами. Поставив ногу на подножку кареты, Рэп вытянул руки, внес малыша внутрь императорского экипажа и произнес:
   — Полагаю, этому юноше по пути с нами, сир!
   Сказав это, Рэп быстро забрался в карету и опустился на подушку передней скамьи. Император нахмурился, пергаментные щеки слегка порозовели.
   — Ты много себе позволяешь, колдун! — сердито буркнул старик.
   — Не гневайся, сир. У меня есть веские причины так поступать. Садись, парень, — распорядился Рэп, хлопнув ладонью по шелковой обивке сиденья рядом с собой.
   Тревожно поглядывая на дедушку, мальчик осторожно опустился на подушку. Заметив, как неуклюже двигается внук, старик нахмурился еще сильнее. Затем император приказал закрыть дверцы, проигнорировав обиженные мины на лицах придворных, бросавших завистливые взоры на карету.
   Рэп, поудобнее устраиваясь рядом с принцем, дружески улыбался ему, заодно и успокаивая мальчика магией.
   — Мне, конечно, следовало бы знать твое имя, ваше высочество, но я его не знаю.
   — Шанди, — тихо откликнулся принц. — То есть, я хотел сказать, Эмшандар, как дедушка.
   — Великое имя, — кивнул Рэп.
   — Вообще-то все называют меня Шанди.
   — А меня зовут Рэп.
   Мальчик рассмеялся и смахнул с лица последние дождинки. Напряженность оставила его, а присутствие дедушки вселяло радостную уверенность.
   Несколько раз звякнула упряжь, экипаж плавно тронулся и, мягко покачиваясь на рессорах, покатился по дороге. Итбен провожал карету недобрым взглядом. Его приспешники молча стояли рядом. Распрощавшись с Итбеном, Рэп переключил свое внимание на августейших спутников и роскошь обстановки. Скромный старый Краснегар не мог похвастаться ни слоновой костью на дверных ручках, ни золотом фонарей.
   Старик император деловито поправлял складки своего балахона, укладывая ткань на коленях так, чтобы ни в одну щелочку не пробрался холод. Он готовился спрашивать и тянул время, чтобы собраться с мыслями. Инициативу разговора Рэп взял на себя.
   — Шанди, — обратился он к принцу, — я собираюсь убрать твои синяки, но прежде я бы хотел, чтобы ты дал дедушке посмотреть на них.
   Парень смутился, сначала вспыхнув как маков цвет, а потом побелев как полотно, и, заикаясь, прошептал:
   — Тебе нельзя... с магией ко мне... э-э... Рэп. Я — из семьи императора!
   — Ну, Протокол я и так уже достаточно нарушил. И потом, вряд ли избитый мальчишка перевернет историю Пандемии.
   Шанди лишь фыркнул на это и вопросительно глянул на императора.
   — Покажи, — велел тот, посуровев лицом.
   Шанди встал, повернулся к деду спиной и привычным жестом спустил штаны.
   — Кто посмел? — сдерживая ярость, прохрипел старик.
   — Итбен, — выдохнул мальчик. Торопливо подтягивая штаны, чтобы вновь принять достойный вид, он не удержал равновесия в движущейся карете и плюхнулся на подушку сиденья. Принц не вскрикнул, только сморщился от боли.
   — Свинячий хвост, — рыкнул император. — Но за что?
   — За «ерзанье», — съеживаясь, пояснил принц. — Вчера вечером, на церемонии... Я не знал... честно не знал, что стоять спиной к колдуну нехорошо. Но Итбен заявил, что я не прав. — В отчаянии мальчик всхлипнул.
   — Боже милосердный! — прошипел сквозь зубы старик. — Рэп, мой внук совершенно прав, к нему никто не должен применять чары, но... Боги свидетели, я обязан тебе жизнью, и если ты все же рискнешь еще раз нарушить Протокол, мой долг перед тобой, даже после того, что ты сделал лично для меня, вырастет стократно.
   Император не знал, куда глаза девать от стыда за вынужденное унижение. Его здравый смысл боролся с гордостью.
   «За уворованную лошадь точно так же повесят, как и за пони», — часто говаривала Рэпу его мать, так что фавн не колебался.
   — Как, Шанди, теперь твое самочувствие? — добродушно поинтересовался колдун.
   Ошеломление, радость и удивление непрошеными слезинками дрожали на ресницах ребенка; одна или две из них прокатились по его бледной щечке.
   — Спасибо, колдун!
   — На здоровье, и, пожалуйста, не величай меня так важно. Тебя еще что-то беспокоит, не так ли?
   — Ничего, Рэп! — поспешно ответил Шанди и в восторге начал извиваться и подпрыгивать на сиденье, наслаждаясь давно забытыми ощущениями. — Ровным счетом ничего. Теперь я чувствую себя преотлично! Спасибо, спасибо тебе!
   Дождь настойчиво барабанил по крыше, стекая вниз по оконным стеклам сплошными потоками. Вода веером разлеталась из-под копыт коней и мощными струями фонтанировала, отбрасываемая колесами экипажа. Конные гвардейцы скакали впереди кареты, но разгонять было некого. Люди попрятались по домам. Отряд, следовавший за каретой, тоже мок без пользы. С полупустых улиц дождь, похоже, смыл даже экипажи.
   Заметив беспокойство колдуна, император и сам встревожился. Он молча сидел и ждал продолжения диалога.
   — Шанди, — настаивал Рэп, — я же вижу, что-то есть. Скажи мне, что с тобой?
   Странная дымка, затемнявшая ауру мальчика, не имела отношения к магии, но она, безусловно, была нездоровой.
   — Ну-у-у... — жался в страхе принц. — Ничего!
   — Не стесняйся быть откровенным. Пожалуйста! — упорствовал Рэп.
   — Ну... Просто... просто мне нужен глоток лекарства. Не я вполне могу дотерпеть до дворца и там приму его, — виновато добавил он.
   Краем глаза Рэп заметил, что старик, услышав мальчика, потрясенно замер.
   — Какое лекарство? — вдруг рявкнул он.
   Казалось бы, некуда быть бледнее, но от дедушкиного окрика Шанди побелел.
   — Оно снимает боль, — пробормотал мальчик. — Мама дает его мне... Но, когда хочу, я могу и сам отхлебнуть его.
   — Бестия! — дрожащими губами произнес император, но его глаза и щеки ярко пылали гневом.
   — Что-то важное, сир? Объясните! — попросил Рэп, мало что понимая.
   — Это эликсир счастья. К нему быстро привыкаешь, так что со временем доза неуклонно увеличивается. Такое раньше проделывали... — На какое-то мгновение император умолк, но затем со вздохом закончил: — Чтобы притупить остроту высших интеллектуальных функций.
   Столь заумные слова для Рэпа звучали так же бессмысленно, как и для Шанди. Но колдун прочел за звонкой фразой — ее истинное значение, отпечатанное в сознании императора: это портит мозг и убивает рассудок!
   Зная теперь, с чем бороться, Рэп мягко коснулся туманного покрывала. Ему пришлось повозиться, пока он понял, что нужно убрать. Действовал Рэп быстро и ловко. Дотянулся и... стер.
   Шанди так и подпрыгнул.
   — О-о-о-о-о! — в полном восторге завопил принц. — Оно исчезло! Исчезло! Ух ты! Кошки убрались и больше не царапаются и даже не дергаются.
   — Слава Богам! — промолвил Эмшандар. Потом наклонился к внуку и стал убеждать: — Шанди, никогда больше не позволяй, никому не позволяй давать тебе это мерзкое лекарство. Никогда больше! И сам тоже не дотрагивайся до него. Ты должен мне это обещать, воин. Обещаешь?
   — Обещаю, сир, — заверил Шанди. — Вкус лекарства мне всегда не нравился. Но после него уходила боль и злые кошки тоже засыпали, переставая дергаться и царапаться. Рэп, ты ведь совсем это вылечил? Оно не вернется, правда?
   — Да нет, пожалуй, — ответил Рэп, все еще занятый окончательным удалением следов пагубного пристрастия.
   Старик в изнеможении откинулся на подушки. Сейчас император выглядел старше своей Империи. Чрезмерно долгое напряжение и волнение выжали из него все силы, но император все же благодарно улыбнулся Рэпу и лишь затем прикрыл пергаментными веками глаза, то ли считая их доверительную беседу оконченной, то ли, и это, вероятно, явилось главной причиной, Эмшандар желал подождать, пока излишне внимательные ушки Шанди окажутся подальше. Рэп прикинул, разумно ли добавить магией силы в старое тело, но отказался от этой затеи, чтобы избавить старика от будущего похмелья. Для неокрепшего организма эта встряска могла быть опасной.
   Кроме того, Рэпа уже давненько изводило одно желание — обед. Он не помнил, когда ел в последний раз.
   — Сир, вы не голодны? Лично я голоднее волка! — призвался Рэп.
   Вероятно, Эмшандар IV не привык к столь дерзким вопросам, но мудрость учит терпимости.
   — Пожалуй, и я съел бы волка, — чуть улыбнулся тонкими губами старик.
   Шанди с восторгом отнесся к возможности подкрепиться.
   Карета покачивалась на мягких рессорах, а мостовая Хаба, разумеется, самая ровная дорога в Пандемии. Так что с едой происшествий не предвиделось.
   — Как вы оба относитесь к куриным клецкам? — спросил Рэп.

6

   Чуть больше года назад король Холиндарн Краснегарский заинтересовался странным пастушком и вызвал одаренного юношу в свой кабинет для личной беседы. Какими величественными показались неискушенному юнцу комнаты Краснегарского замка! Как неуютно чувствовал он себя среди пышных фолиантов, огромных мягких кресел и каминов с пылающим торфом в разгар солнечного дня. Каким неловким и лишним казался он себе в чуждой ему роскоши!
   Теперь «роскошь» далекого замка представилась ему в ее истинном свете — грубой и примитивной. Да и гордый Холиндарн превратился в того, кем в действительности был — в независимого и довольно богатого землевладельца, властителя королевства площадью меньше, чем Опаловый дворец на центральном холме Хаба. Однако человек он был неплохой, можно сказать, лучший из тех, кого Рэпу довелось повстречать в своих долгих странствиях. И впрямь, не многие жители Пандемии чего-то стоили: Гатмор, верный, хоть и резкий; обитатели Дартинга. Но среди вожаков или дворян достойных людей можно было пересчитать по пальцам: леди Оотиана из Феерии; Ишист, неряшливый грязнуля, колдун-гном; и, безусловно, сестра Холиндарна. Возможно, император Эмшандар тоже докажет свою полезность, но результат Рэп уже не увидит.
   Оказавшись в своих апартаментах, Эмшандар почувствовал себя в полной безопасности. Первое, что он сделал, — это вызвал тех гвардейцев, которых знал лично и которым поэтому доверял. Обеспечив надежную охрану, император потребовал теплую ванну.
   Убедившись, что монарх занят надолго, Рэп попросил Шанди показать ему дворец. Но добравшись до конюшен, оба так и застряли, обнаружив общий интерес к лошадям. Так что вычурные красоты внутренних помещений дворца, его сады и даже архитектурные ансамбли остались в забвении до лучших времен.
   Ближе к вечеру они вернулись в императорские покои, где суетились сбившиеся с ног слуги, одевая и причесывая костлявого старика. Пока ему выбривали ритуальную тонзуру, Эмшандар капризно требовал призвать пред его очи то одного, то другого вассала и сильно раздражался, убеждаясь в отсутствии оных. По-прежнему высокий, когда-то мощный властитель огромного государства, которым безраздельно правил долгих тридцать лет, наверняка великий воин в юности, сейчас ослабленный продолжительной болезнью до такой степени, что едва мог стоять на ногах без посторонней помощи... император гневался на любой пустяк. Это было неудивительно, но весьма неприятно. Возможно, мгновенное исцеление его болезни оказалось сомнительным милосердием.
   Наконец трое слуг старательно запеленали императора в длиннющий кусок мягкой пурпурной ткани, которой хватило бы на добрый парус для «Танцора гроз». К счастью для усохших мослов старика, эта безразмерная одежда в любом случае была впору. Вряд ли болтающийся камзол или спадающие штаны подчеркнули бы достоинство гордого монарха. Другое дело тога. Но на взгляд Рэпа, тога являлась глупейшей одеждой из всех, какие он когда-либо видел.
   Рэп уютно устроился, развалясь в мягком кресле в уголке огромной императорской спальни. Прикрыв глаза, словно подремывая, он с любопытством наблюдал спектакль с облачением императора к торжественному выходу. Забавнее всего было то, что теперь его мало трогали вещи, некогда поражавшие до глубины души, — ни бесценные гобелены и картины, ни помпезно пышная парча. Разве только воспоминание о камине Холиндарна доставляло радость.
   Знание близости собственного конца, безусловно, помогало гасить любые эмоции. Предчувствие душило Рэпа, с каждым часом все труднее становилось перебарывать ужас. Неведомый кошмар готовился поглотить его, и не было от этого спасения. Рэп не мог не думать о бегстве. Представлял себя и на Драконьем полуострове, и в Краснегаре, но опасность не отодвигалась. Наименее болезненным было покориться судьбе, и Рэп приготовился принять события такими, какими они будут.