армий после форсирования Сены.

Поскольку число подкреплений все возрастало, союзные войска 1
августа были сведены в две группы армий, по две полевые армии в
каждой. В составе 21-й группы армий под командованием Монтгомери
остались только английские и канадские войска. Американские
соединения вошли в состав 12-й группы армий под командованием
Брэдли. Однако Эйзенхауэр, как верховный главнокомандующий,
поручил Монтгомери по-прежнему осуществлять оперативный контроль
и организацию взаимодействия обеих групп армий до тех пор, пока
штаб верховного главнокомандующего не переберется на Европейский
континент (это произошло 1 сентября). Эта временная
мера, сформулированная в туманных выражениях, была
продиктована сочувствием Эйзенхауэра к Монтгомери и
уважением к его опыту. Однако компромиссное решение, принятое
в доброжелательных целях, привело, как это часто случается, к
конфликту.

17 августа Монтгомери предложил Брэдли, чтобы "после
форсирования Сены 12-я и 21-я группы армий действовали
совместно, как единое объединение, насчитывающее 40 дивизий и
готовое к решению любых задач". Обе группы армий должны были
наступать в северном направлении на Антверпен и Ахен,
опираясь своим правым флангом на Арденны.

Выдвинутое им предложение показывает, что Монтгомери
тогда еще не понимал всей обстановки и трудностей
снабжения такой массы войск при их стремительном продвижении
вперед.

Тем временем Брэдли и Паттон обсуждали идею нанесения удара в
восточном направлении через Саар к Франкфурту на Рейне. Брэдли
предлагал сделать этот удар главным, используя одновременно обе
американские армии. Это означало, что удар в северном направлении
имел бы второстепенное значение, что, конечно, пришлось не по
вкусу Монтгомери. Кроме того, удар на восток не обеспечивал
немедленный захват Рура.

Эйзенхауэр оказался в неловком положении, выполняя роль буфера
между двумя своими ближайшими помощниками. 22 августа он
рассмотрел оба предложения и на следующий день имел беседу с
Монтгомери, который требовал осуществить единый удар и принять
все меры для обеспечения снабжения войск, действующих на
направлении главного удара. Это означало бы неизбежную остановку
войск Паттона в тот самый момент, когда темпы его наступления
были бы наивысшими. Эйзенхауэр попытался доказать Монтгомери,
что подобная мера неосуществима по политическим соображениям.
"Американская общественность этого не поймет, -- говорил
Эйзенхауэр. -- Англичане еще не вышли к нижнему течению Сены, а
войска Паттона уже находятся меньше чем в 200 милях от
Рейна..."

Перед лицом взаимно исключающих друг друга доводов Эйзенхауэр
попытался найти компромиссное решение. Удару войск Монтгомери в
северном направлении на Бельгию временно пришлось отдать
приоритет, а американская 1-я армия должна была наступать на
север параллельно англичанам, чтобы прикрыть их правый фланг,
как этого требовал Монтгомери, и обеспечить успешное выполнение
задачи. Б[ac]ольшую часть имеющихся средств материального
обеспечения и транспорта нужно было отдать для обеспечения
войск, наступающих в северном направлении, конечно, в ущерб
обеспечению войск Паттона. После овладения Антверпеном союзные
армии должны были действовать по первоначальному плану --
наступать к Рейну "на широком фронте к северу и югу от
Арденн".

Ни Монтгомери, ни Брэдли предложение Эйзенхауэра не понравилось,
однако вначале они протестовали не так энергично, как
впоследствии, когда каждый из них счел себя лишенным возможности
одержать победу только в результате этого решения Эйзенхауэра.
Паттон назвал его "самой крупной ошибкой в войне".

По приказу Эйзенхауэра объем снабжения 3-й армии Паттона был
сокращен до 2 тыс. т в день, а 1-я армия Ходжеса стала получать
5 тыс. т в день. Брэдли писал, что Паттон прибыл в его штаб,
"отборно ругаясь". "К черту Ходжеса и Монтгомери!
Мы выиграем войну, если 3-я армия получит все необходимое для
стремительного продвижения вперед!" -- заявил Паттон.

Не желая считаться с ограничением снабжения своих войск, Паттон
приказал наступающим корпусам продвигаться вперед, пока хватит
горючего, а потом продолжать движение в пешем строю. 31 августа
американцы вышли к р. Маас. В предшествующий день армия Паттона
получила только 32 тыс. галлонов горючего вместо
необходимых 400 тыс. галлонов. Паттона предупредили, что его
армия не получит больше горючего до 3 сентября. Встретившись с
Эйзенхауэром в Шартре 2 сентября, Брэдли заявил: "Мои люди
могут употреблять в пищу ременные пояса, но танкам нужно
горючее!"

После захвата Антверпена 4 августа армия Паттона стала
снабжаться наравне с 1-й армией и могла продолжать наступление
в восточном направлении. Однако к этому времени сопротивление
противника усилилось, и вскоре продвижение 3-й армии было
остановлено на рубеже р. Мозель. По мнению Паттона, Эйзенхауэр
поступился стратегическими преимуществами ради сохранения
согласия между командующими группами армий и упустил возможность
добиться быстрой победы, удовлетворяя "неуемные аппетиты
Монтгомери".

Со своей стороны Монтгомери считал идею Эйзенхауэра о
"наступлении на широком фронте" ошибочной и возражал
против предоставления предметов снабжения армии Паттона,
наносившей отвлекающий удар в восточном направлении, хотя исход
удара его (Монтгомери) войск в северном направлении оставался
неясным. Естественно, жалобы Монтгомери усилились после неудачи
в Арнеме. Он считал, что сговор Паттона с Брэдли и Брэдли с
Эйзенхауэром сыграл губительную роль в затягивании войны и
помешал успешно осуществить его план.

Легко понять, что Монтгомери не соглашался с любыми действиями,
которые шли вразрез с его планом. На первый взгляд кажется, что
у Монтгомери были основания жаловаться на решение Эйзенхауэра о
возобновлении ударов в двух направлениях. Большинство английских
военных обозревателей, не вникая в суть дела, считали это
решение основное причиной затяжки войны. Однако при более
глубоком изучении вопроса становится ясно, что решение
Эйзенхауэра не имело столь принципиального значения.

Ведь Паттон в Течение первой половины сентября ежедневно получал
2500 т предметов материально-технического обеспечения -- только
на 500 т больше, чем в те дни, когда его армия вынуждена была
остановиться. Эта цифра не идет ни в какое сравнение с суточной
нормой снабжения армий, наносивших удар в северном
направлении, и этих предметов снабжения едва хватило
бы, чтобы обеспечить дополнительно одну дивизию. Значит, чтобы
найти причину затяжки войны, нужен более глубокий анализ.

Одна из трудностей возникла из-за решения высадить крупный
воздушный десант в Турне, на бельгийской границе южнее Брюсселя,
в интересах содействия удару союзных войск в северном
направлении. Наземные войска вышли к этому рубежу раньше, чем
намечалось осуществить высадку, и воздушно-десантную операцию,
естественно, отменили. Однако для подготовки к этой операции
была зарезервирована транспортная авиация, отсутствие которой на
шесть дней лишило наступающие армии снабжения, и они не получили
5 тыс. т нужных грузов. В пересчете на горючее это означало 1,5
млн. галлонов. Этого горючего хватило бы для того, чтобы
обеспечить выход двух армий к Рейну в тот момент, когда
противник еще не организовал оборону.

Кто ответствен за решение провести воздушно-десантную операцию,
повлекшее за собой такие печальные последствия, установить
трудно. Любопытно, что и Эйзенхауэр, и Монтгомери в своих
послевоенных мемуарах приписывают это решение себе. Эйзенхауэр
пишет: "Мне казалось, что в районе Брюсселя создалась
выгодная обстановка для выброски воздушного десанта. Мнения по
вопросу о целесообразности отвлечения транспортной авиации от
выполнения задач по снабжению были различные, но я решил
рискнуть..." Монтгомери же пишет: "У меня был готовый
план выброски воздушного десанта в Турне". Далее фельдмаршал
пишет об этом как о своей идее. Брэдли со своей стороны
утверждает: "Я просил Эйзенхауэра отказаться от идеи
выброски воздушного десанта и оставить нам самолеты для подвоза
предметов снабжения".

Важно отметить еще один фактор. Дело в том, что значительную
долю в предметах снабжения для войск, наносивших удар в
северном направлении, составляли боеприпасы, хотя особой
необходимости в них не испытывали, так как противник был
дезорганизован. Вместо боеприпасов следовало бы увеличить долю
горючего, поскольку необходимо было вести преследование и лишить
противника возможности сосредоточить свои силы.

Далее, поток снабжения для армий Монтгомери в критический момент
серьезно ограничивался в связи с тем, что использовались
английский трехтонные грузовые автомобили (их было около 1400
шт.), которые из-за неисправности двигателей часто выходили из
строя. Если бы все эти автомобили были в исправности, войска 2-й
армии получили бы дополнительно 800 т предметов снабжения, а
этого бы хватило для двух дивизий.

Еще более важное значение имел тот факт, что английские и
американские войска были весьма расточительны в определении норм
снабжения. Планы снабжения союзных войск строились в расчете на
то, что каждой дивизии требовалось 700 т предметов снабжения в
день, в том числе 520 т для дивизий первого эшелона. Немцы были
гораздо экономнее, расходуя 200 т предметов снабжения на каждую
дивизию в день. А ведь им приходилось испытывать налеты авиации
и нападения партизан, чего не знали союзные войска.

Трудности снабжения, обусловленные расточительностью норм
снабжения, усугублялись расточительностью расходования предметов
снабжения в войсках. Вот один из примеров. Он касается тары для
горючего, имеющей важное значение в снабжении войск: из 17,5
млн. канистр, отправленных во Францию после высадки союзных
войск в июне 1944 года, осенью удалось собрать только 2,5 млн.
канистр.

Еще одним важным фактором, обусловившим неудачу наступления
союзных войск в северном направлении, явилось то обстоятельство,
что американская 1-я армия фактически застряла в укрепленном
районе вокруг Ахена. Если проанализировать сложившуюся здесь
обстановку, то станет совершенно очевидно, что неудача в
действиях американской 1-й армии (она получала примерно три
четверти объема снабжения всех американских войск, конечно, в
ущерб войскам Паттона) объясняется требованием Монтгомери
использовать главные силы этой армии севернее Арденн для
прикрытия фланга английских войск. Пространство между полосой
наступления английских войск и Арденнами было таким узким, что
американская 1-я армия не имела свободы маневра для обхода
Ахена.

Американская 1-я армия не смогла оказать помощи Монтгомери и на
следующем этапе боевых действий, когда фельдмаршал в середине
сентября начал наступление на Арне. Англичане тоже поплатились
за свою непредусмотрительность. Когда 4 сентября 11-я
бронетанковая дивизия ворвалась в Антверпен и захватила в полной
исправности доки, никаких мер не было принято для охраны мостов
через Альберт-канал на окраине города. Немецкие диверсанты
взорвали эти мосты через два дня после захвата Антверпена, когда
англичане попытались форсировать канал. Дивизии было приказано
двинуться на восток. Командир дивизии не подумал об охране
мостов сразу же после овладения городом, и никто не подумал о
том, чтобы отдать ему такой приказ. Виновны в этом все
командиры, в том числе и сам Монтгомери, хотя обычно они
внимательно относились к каждой важной детали плана действий.

Далее, в 20 милях севернее Антверпена находится выход с
Бевелендского полуострова. Это узкая полоска земли шириной всего
несколько сотен ярдов. Во вторую и третью неделю сентября
остаткам немецкой 15-й армии, отрезанной на побережье, удалось
ускользнуть на север. Их переправили на пароме через устье
Шельды, и они прошли через Бевелендский полуостров. Три дивизии,
таким образом, усилили войска на фронте в Голландии до начала
наступления Монтгомери к Рейну у Арнема. Это помогло немцам
отразить удар англичан.

Каков же был лучший план действий для союзников с точки зрения
немецкого командования? Блюментрит считал правильным план
Монтгомери о сосредоточенном ударе на север с целью прорыва к
Руру и далее к Берлину. Блюментрит писал:

"Тот, кто владеет севером Германии, владеет ею в целом.
Такой прорыв в условиях господства в воздухе привел бы к развалу
немецкого фронта и окончанию войны. Берлин и Прагу удалось бы
занять раньше русских".

По мнению Блюментрита, союзные войска действовали на слишком
широком фронте и были сгруппированы слишком равномерно. Особенно
критически Блюментрит оценивал наступление в направлении Меца:

"В прямом ударе на Мец не было необходимости. Укрепленный
район вокруг этого города следовало бы обойти. Наоборот, удар в
северном направлении на Люксембург и Битбург принес бы больший
успех и привел бы к разгрому нашей 1-й, а потом и 7-й армий.
Благодаря этому фланговому удару вся 7-я армия могла бы быть
отрезана прежде, чем ее войска сумели бы отойти за Рейн".

Генерал Вестфаль, сменивший 5 сентября Блюментрита на посту
начальника штаба Западного фронта, считал, что выбор направления
удара имел гораздо меньшее значение, сосредоточение усилий для
достижения избранной цели.

"Общая обстановка на Западном фронте для нас была
исключительно опасной. Крупное поражение на любом участке
фронта, который мы не в состоянии были уже прикрыть полностью,
могло привести к катастрофе, если бы противник сумел развить
достигнутый успех. Особую опасность вызывал тот факт, что ни
один мост на Рейне не был подготовлен к взрыву. Потребовалось
несколько недель, чтобы исправить положение. До середины октября
противник мог прорваться в любом месте и получил бы возможность
форсировать Рейн и беспрепятственно нанести удар в глубь
Германии".

Вестфаль отмечал, что в сентябре самым уязвимым на Западном
фронте был люксембургский участок, откуда открывался доступ к
Кобленцу на Рейне. Мнение Вестфаля совпадает с заявлением
Блюментрита о значении удара на этом слабо обороняемом участке
Арденнского массива между Мецем и Ахеном.

Каковы же основные выводы, которые можно сделать по итогам
действий союзников в этот критический период?

Предложенный Эйзенхауэром план наступления на широком фронте к
Рейну (этот план разработали еще до начала вторжения в
Нормандию) был бы неплохим методом подавления сопротивления все
еще сильного противника, однако он не отвечал требованиям
сложившейся обстановки. В этот период противник был
дезорганизован, и следовало воспользоваться этим, стремительно
продвигаясь вперед и не давая возможности противнику привести
свои силы в порядок. Для этого нужно было безостановочно
преследовать противника.

В этих условиях план Монтгомери -- нанести один сосредоточенный
удар -- был в принципе лучше. Факты свидетельствуют, что причина
неудачного исхода наступления в северном направлении вовсе не в
том, что пришлось отвлечь часть запасов предметов снабжения для
армии Паттона, как это принято считать. Гораздо большие
трудности возникли из-за ошибок, допущенных командованием 21-й
группы армий: задержка с открытием порта Антверпена; прекращение
на шесть дней снабжения по воздуху из-за подготовки ненужной
воздушно-десантной операции; подвоз лишнего количества
боеприпасов и других материальных средств, из-за чего на хватало
транспорта для подвоза горючего; использование 1400 английских
грузовых автомобилей с дефектными двигателями; использование
войск американской 1-й армии в полосе, ограничивавшей свободу их
маневра; небрежность, в результате которой мосты через
Альберт-канал, не охраняемые после овладения Антверпеном,
оказались взорванными противником к моменту, когда было принято
решение форсировать канал.

Самую фатальную роль при выполнении задачи выхода к Рейну
сыграла пауза в боевых действиях после захвата Брюсселя и
Антверпена -- с 4 по 7 сентября. Этот факт трудно совместить с
той целью, которую ставил Монтгомери в наступлении от берегов
Сены, -- оттеснить противника к Рейну и форсировать реку прежде,
чем он сумеет организовать оборону на этом рубеже. Постоянное
давление на противника -- залог успеха при глубоком прорыве или
преследовании. Промедление даже в один день обрекает операцию на
неудачу.

Однако в союзных войсках с того момента, как они вступили в
Бельгию, царило благодушие. Этим настроениям способствовали сами
руководители союзных армий. Разведка доложила Эйзенхауэру, что у
немцев нет сил для удержания фронта. Представителям печати было
сообщено, что "мы пройдем сквозь немецкую оборону, как нож
сквозь масло". Эйзенхауэр передал эти заверения своим
подчиненным. 15 сентября он писал Монтгомери: "Мы скоро
захватим Рур и Саар, а также район Франкфурта. Мне бы хотелось
иметь ваши соображения о дальнейших действиях". Такой
оптимизм был характерен для всех штабов. Генерал Хоррокс,
объясняя, почему он не отдал приказ о захвате мостов через
Альберт-канал, откровенно сказал: "Я не рассчитывал в тот
момент встретить какое-либо сопротивление на Альберт-канале. Нам
казалось, что немцы полностью дезорганизованы".

Рассказывая о боевом пути 21-й группы армий, Норт на основе
официальных документов правильно характеризует царившие тогда
настроения: "Война окончена -- так думали все в наших
войсках". По этой причине командный состав не видел
необходимости в каких-то срочных мерах, а солдаты, естественно,
воздерживались от активных действий, стараясь не оказаться
убитыми, когда все думали, что "война окончена".

Однако самая лучшая возможность быстро закончить войну была
упущена, когда в последнюю неделю августа танки Паттона,
находясь на 100 миль ближе к Рейну, чем англичане, оказались без
горючего.

Паттон острее других чувствовал необходимость в безостановочном
преследовании противника. Он был готов наступать в любом
направлении. 23 августа он даже предложил, чтобы его армия
начала наступление в северном направлении, а не двигалась на
восток. Весьма примечательно его заявление по этому поводу:
"Нельзя обстановку подгонять под принятый план действий.
Нужно, чтобы планы отвечали требованиям обстановки. Успех
зависит от того, сумеет ли командование добиться этого".

Главная же причина всех неприятностей союзников в период, когда
открывались величайшие возможности, состоит в том, что ни один
из союзных руководителей не ожидал такой полной дезорганизации
противника, которая произошла в августе. Союзные руководители ни
морально, ни материально не были готовы развить достигнутый
успех, нанеся решительный удар на значительную
глубину<$FОграниченные результаты действий войск союзников на
этом этапе находились в противоречии с их политическими и
стратегическими целями, которыми предусматривалось достигнуть
Берлина "не позднее русских". -- Прим. ред.>.

    ГЛАВА 32. ОСВОБОЖДЕНИЕ РОССИИ



Ход кампании на Восточном фронте в 1944 году определялся тем
фактом, что по мере продвижения русских ширина фронта оставалась
прежней, а силы немцев сокращались. Поэтому естественно, что
продвижение русских продолжалось без помех и задержки вызывались
только трудностями снабжения. Ход событий явился прекрасным
доказательством решающего значения соотношения пространства и
сил. Более того, паузы в продвижении были мерой пространства,
через которое русские осуществляли снабжение своих
войск<$FСоотношение пространства и сил, бесспорно, является
одним из важнейших стратегических факторов в войне, однако
абсолютизация этого фактора в данном случае приводит к тому, что
сбрасывается со счетов ожесточенное сопротивление
немецко-фашистских войск, которое приходилось преодолевать
советским армиям, взламывая оборону противника и преследуя его в
ходе наступления. К началу 1944 года на советско-германском
фронте, который оставался главным фронтом второй мировой войны,
действовало 198 дивизий, 6 бригад и 3 воздушных флота Германии,
а также 38 дивизий и 18 бригад ее союзников. Эти войска имели
4,9 млн. человек, свыше 54 тыс. орудий и минометов, 5,4 тыс.
танков и штурмовых орудий, 3 тыс. самолетов. (См. 50 лет
Вооруженных Сил СССР, стр. 396) -- Прим. ред.>.

Главное место в кампании принадлежало ударам на двух на
направлениях противоположных крыльев фронта, причем за каждым из
ударов следовала длительная пауза. Первый удар был предпринят в
середине зимы, второй -- в середине лета. Во вспомогательной
операции, которая привела на южном крыле к перемещению фронта в
Центральную Европу, паузы были короче. Это объяснялось тем, что
соотношение размеров, пространства и численности немецких войск
здесь оказалось больше, чем в основном районе театра, а поэтому
русским нужно было накапливать меньше сил для прорыва каждого
следующего рубежа обороны немцев.

Зимнее наступление вначале развивалось так же, как осеннее, и
дало примерно такой же эффект, но не из-за просчетов немецкого
командования, а потому, что немцы все меньше могли "свести
концы с концами"<$FНаступление советских войск на
Правобережной Украине, в огромной, 1400-километровой полосе от
Полесья до Черного моря, а вместе с ним и зимняя кампания 1944
года начались 24 декабря 1943 года. В наступлении приняли
участие войска 1, 2, 3, 4-го Украинских, а затем и 2-го
Белорусского фронтов. -- Прим. ред.>. В начале декабря
1943 года Конев совершил обходный фланговый маневр, стремясь
преодолеть сопротивление немцев у Кривого Рога и попытаться
ликвидировать немецкую группировку в излучине Днепра. Нанеся на
этот раз удар в западном направлении с кременчугского плацдарма,
войска Конева продвинулись почти до Кировограда<$FВойска 2-го
Украинского фронта освободили Кировоград 8 января 1944 года. --
Прим. ред.>. Этот удар и удар с черкасского плацдарма
вынудили немцев израсходовать значительную часть своих тощих
резервов. Манштейн оказался перед дилеммой. Получив от Гитлера
приказ, запрещавший отводить войска (этого требовали
стратегические соображения), Манштейн вынужден был пытаться
"залатать дыры" на участке между излучиной Днепра и
Киевом, хотя это уменьшало его шансы удержать войска Ватутина на
киевском выступе. А именно здесь русские теперь быстро
накапливали силы.

Новое наступление войск Ватутина началось в канун рождества под
прикрытием плотного утреннего тумана. Так начиналось почти
каждое наступление в последний период первой мировой войны. В
первый же день русские прорвали позиции немцев. Полоса прорыва
была настолько широкой, что всякие контрмеры оказались
бесполезными. Неделю спустя Ватутин занял Житомир и Коростень и
одновременно перенес часть усилий на юг, к опорным пунктам
немцев в Бердичеве и Белой Церкви.

3 января 1944 года русские подвижные войска, нанеся удар в
западном направлении, овладели узлом железных дорог
Новоград-Волынский, в 50 милях западнее Коростеня. На следующий
день они перешли довоенную польскую границу. На юге немцы
оставили Белую Церковь и Бердичев, отойдя к Виннице и Бугу,
чтобы прикрыть рокадную дорогу Одесса -- Варшава. Здесь Манштейн
собрал некоторые резервы и нанес контрудар, однако он оказался
слишком слабым, а Ватутин был хорошо подготовлен к его
отражению. Хотя контрудар несколько задержал продвижение русских
к Бугу, однако теперь русским открывалась возможность флангового
удара. Русские нанесли удар из районов Бердичева и Житомира,
обошли узел сопротивления в Шепетовке и 5 февраля овладели
важным городом Ровно. В тот же день, нанеся фланговый удар,
русские заняли Луцк, примерно в 50 милях северо-западнее
Ровно<$FЛуцк и Ровно были освобождены 2 февраля 1944 года. --
Прим. ред.>.

Еще большую опасность для немцев создал удар русских на юге.
Здесь левое крыло войск Ватутина соединилось с правым крылом
войск Конева для уничтожения немецких сил, которые по приказу
Гитлера оставались между киевским и черкасским плацдармами
русских. Кольцо окружения замкнулось 28 января. В ловушке
оказалось почти шесть дивизий. Попытки пробиться к окруженным
войскам в конце концов удались, главным образом благодаря
усилиям 3-го и 47-го танковых корпусов. В корсуньском котле из
60 тыс. человек 30 тыс. были уничтожены, 18 тыс. попали в плен
или были ранены<$FАвтор тенденциозно освещает ход и результаты
Корсунь-Шевченковской операции, закончившейся выдающейся победой
Советских Вооруженных Сил. В ходе операции 55 тыс. гитлеровских
солдат и офицеров были убиты и ранены, более 18 тыс. попали в
плен. Вся боевая техника и вооружение противника остались на
поле сражения. Только небольшой вражеской группе танков и
бронетранспортеров удалось выйти из окружения. До этого
гитлеровское командование эвакуировало на самолетах около 3 тыс.
солдат и офицеров. -- Прим. ред.>.

Попытки освободить окруженные дивизии предпринимались за счет
ослабления сил в излучине Днепра. Немцы не смогли отразить
удара, который нанесли войска Малиновского в основании
никопольского клина. Немцам пришлось оставить Никополь 8
февраля. Важное месторождение марганцевой руды было потеряно для
Германии. В Кривом Роге немцы удерживались еще две недели, а
затем оставили этот город ввиду угрозы окружения.

Глубокие вклинения русских на Южном фронте между Припятскими
болотами и Черным морем увеличили ширину фронта, который немцам
приходилось прикрывать, а жестокий приказ Гитлера не позволял им
сократить протяженность фронта за счет его выравнивания.
Возросшие потери, особенно в корсуньском котле, привели к
образованию брешей в линии фронта, которые немцы не могли
залатать. Принцип, которого приказал придерживаться Гитлер,
привел к более значительному отступлению, чем требовалось
осуществить два месяца назад.

Слабость позиций и бреши в линии фронта вызвали чувство
обреченности у немецких солдат. Это чувство усугублялось не
только численностью наступавшего противника, но и тем, что