Страница:
Мандалая до Китая открыли вновь.
К середине ноября 1944 года 33-й корпус Стопфорда создал
плацдарм на восточном берегу Чиндуина, а 4-й корпус Мессерви
начал наступление в восточном направлении в Шуэбо-Мандалайскую
равнину, войдя в соприкосновение у Банмау с 36-й дивизией
Фестинга, которая к тому времени продвинулась на юг до Индо и
Каты на Иравади. Отсутствие сопротивления свидетельствовало о
том, что японцы отходят из равнины Шуэбо на позиции Мандалая на
Иравади. Таким образом, рухнула надежда Слима окружить и
уничтожить противника на сравнительно открытой местности,
использовав свое превосходство в танках, артиллерии и авиации.
Слим пересмотрел свой план. В то время как 33-й корпус Стопфорда
(по численности эквивалентный четырем дивизиям) наступал на
Мандалай с севера с целью захватить переправы через Иравади, 4-й
корпус (по численности эквивалентный трем дивизиям) должен был
как можно более скрытно наступать прямо на юг от Калемьо вдоль
долины р. Мьита. Затем планировалось повернуть от Ганго на
юго-восток с целью захватить переправу через Иравади около
Пакокку и создать стратегический барьер в районе Мейтхилы, тем
самым блокировав пути отхода и линии снабжения японских войск,
оборонявших Мандалай. Успех этого плана действий на Центральном
фронте зависел от решения проблем материального обеспечения, и
особенно проблем снабжения по воздуху.
К началу 1945 года, в то время как 4-й корпус готовился к
глубокому фланговому маневру, 33-й корпус Стопфорда продолжал
наступление на юг к Мандалаю. К 10 января он занял Шуэбо, 22
января -- Моунъюа (на р. Чиндуин). Еще одна дивизия уже
захватила переправы через Иравади в 50--70 милях севернее
Мандалая. Кроме отдельного отряда, расположенного напротив
Мандалая, все японские силы находились теперь на восточном
берегу Иравади.
Сигналом к началу операций по плану, намеченному Слимом,
послужил захват корпусом Мессерви 10 февраля Канхлы, вблизи
Пакокку. 14 февраля одна из дивизий корпуса захватила плацдарм
около Ньяуну, южнее Пакокку, легко преодолев сопротивление
индийских националистских войск, оборонявших этот участок. Затем
его ударная группа под командованием генерала Кауэна (17-я
моторизованная дивизия с танковой бригадой) вошла в прорыв и 24
января заняла Таунду, а 28 января подошла к окраине Мейтхилы. На
короткое время она оказалась отрезанной, когда японский отряд
вновь занял Таунду. Группу все время снабжали с воздуха, и после
двухдневных боев 3 марта ей удалось захватить Мейтхилу. Кауэн
всеми силами старался сохранить инициативу и предпринял ряд
стремительных рейдов в различных направлениях силами небольших
отрядов пехоты и танков.
Японцы оказались в опасном положении: они выдерживали сильный
натиск в районе Мандалая, их тыловые коммуникации были
перерезаны, а войска значительно уступали по численности
противнику на суше и почти лишены были прикрытия с воздуха. Тем
не менее японцы оказывали ожесточенное сопротивление. Они отбили
неоднократные атаки на форт Дафферин и предприняли отчаянное
контрнаступление в районе Мейтхилы с целью восстановить свои
коммуникации. Две японские дивизии наступали с юга, еще одну
спешно перебрасывали из Мандалая. Все они теперь вошли в состав
33-й армии Хонды (которая отошла с Северного фронта и от
Бирманской дороги). В середине марта сражение достигло апогея,
однако к концу месяца японское контрнаступление было отбито. Тем
временем Стопфорд захватил наконец форт Дафферин и 20 марта
занял Мандалай. Поняв безнадежность своего положения, японская
15-я армия отказалась от попыток удерживать Мандалай и отступила
к югу. Теперь центральная Бирма находилась в руках англичан и
путь на Рангун был открыт. Два английских корпуса за несколько
недель боев потеряли около 10 тыс. человек. Потери японцев
достигли примерно трети их общей численности. Возможности
дальнейшего сопротивления особенно ухудшились из-за потерь во
время отступления на восток в Шанские горы.
Теперь путь на Рангун был открыт для англичан, однако надо было
спешить занять город до начала периодов мусссонов; к тому же в
начале июня американскую транспортную авиацию предполагалось
вывести из Бирмы и направить на помощь Китаю. От Мейтхилы до
Рангуна было больше 300 миль, и снабжение 14-й армии Слима могло
нарушиться, если бы до этого срока не удалось овладеть одним из
портов южной Бирмы. Маунтбэттен поэтому решил приступить в
начале мая к осуществлению плана "Дракула", который
рассматривался как гарантия на случай, если армия Слима не успеет
вовремя достичь Рангуна. Эту операцию поручили провести одной из
дивизий из корпуса Кристисона с полком средних танков и
парашютным десантным батальоном гурков.
Намеченный Слимом план развития успеха в южном направлении от
Мандалая и Мейтхилы предусматривал, что 4-й корпус Мессерви
будет наступать вдоль шоссейной и железной дорог, а 33-й корпус
Стопфорда -- по обоим берегам Иравади, причем снабжение войск
33-го корпуса осуществлялось водным транспортом, а снабжение
4-го корпуса -- по воздуху.
Японцы надеялись удержать Иравади силами 28-й армии, прибывшей
из Аракана, а силами двух других армий -- задержать наступление
Мессерви. Однако надежды японцев оказались тщетными, так как их
войска были в небоеспособном состоянии. Тем временем 5-я
дивизия, первоначально находившаяся в резерве Слима, двинулась
вперед и к 14 апреля захватила Яметин, примерно в 40 милях к югу
от Мейтхилы. 33-й корпус Стопфорда тоже начал наступление вдоль
Иравади, а 3 мая одна из дивизий этого корпуса достигла Проме.
Передовые части корпуса Мессерви после 22 апреля достигли
Тоунгго и преградили путь отхода остаткам японской 15-й армии,
отступавшим через Шанские горы. К тому времени другие остатки
японских войск находились в 100 милях позади. Через неделю
войска Мессерви достигли Кадока, в 90 милях от Тоунгго и в 70
милях от Рангуна. Здесь они встретили более жесткое
сопротивление, так как японцы стремились оставить открытым путь
на восток через Таиланд. За несколько дней их сопротивление было
сломлено, но даже этой короткой задержки оказалось достаточно,
чтобы солдаты корпуса Мессерви не удостоились чести
освободителей Рангуна.
1 мая высадкой парашютного и морского десантов в устье р. Рангун
началась операция "Дракула". Когда стало известно, что
японцы эвакуируют Рангун, десантные войска погрузились на
корабли и двинулись вверх по реке. На следующий день они
вступили в Рангун. Утром 6 мая десант встретился с передовыми
подразделениями войск Мессерви, двигавшимися на юг от Кадока и
Пегу. Освобождение Бирмы было фактически завершено.
Слабое сопротивление японцев на последних этапах кампании
объясняется главным образом тем, что они перестроили большую
часть своих военно-воздушных и военно-морских сил для
противодействия более серьезной угрозе -- американскому
наступлению на Тихом океане. Свыше 800 боевых самолетов
союзников (650 бомбардировщиков и 177 истребителей)
противостояло всего лишь 50 самолетам. Успех наступления
английских войск зависел от действий американской транспортной
авиации, которая обеспечивала их снабжение.
15 декабря 1944 года Монтгомери направил Эйзенхауэру письмо, где
напоминал, что ему хотелось бы до начала следующего крупного
наступления на Рейне провести рождество дома. Монтгомери вложил
в письмо счет на пять фунтов для уплаты за пари, которое он
заключил с Эйзенхауэром год назад. Это шуточное напоминание было
не очень тактичным, так как всего лишь две недели назад в
письме, которое "вывело из себя Айка", Монтгомери едко
критиковал стратегию Эйзенхауэра, его неспособность покончить с
немцами и предлагал Эйзенхауэру передать командование другому.
Проявляя примерное терпение, Эйзенхауэр предпочел принять второе
письмо Монтгомери как шутку, а не как колкость. В своем ответе
от 16 декабря Эйзенхауэр писал: "В моем распоряжении еще
девять дней, и, хотя прелставляется, что вы почти наверняка
будете иметь к рождеству лишние пять фунтов, вы их не получите
до этого дня".
Ни Эйзенхауэр, ни Монтгомери и никто из подчиненных им
командиров не предполагал, что противник помешает осуществить их
наступательные планы. В последней оценке обстановки, разосланной
в этот день войскам 21-й группы армий, Монтгомери с уверенностью
заявлял: "В настоящее время противник ведет
оборонительные бои на всех фронтах; его положение таково,
что он не в состоянии предпринять крупные наступательные
операции". Брэдли, командующий американскими войсками 12-й
группы армий, придерживался такого же мнения.
Однако как раз в это утро 16 декабря противник предпринял
широкое наступление, которое опрокинуло планы союзного
командования. Немцы нанесли удар в полосе действий американской
1-й армии в Арденнах, на холмистой, поросшей лесом местности.
Войска действовали здесь на широком фронте, стремясь
сосредоточить максимум сил на более легких подступах к Германии.
Считая Арденны неподходящим направлением для наступления,
союзники почти игнорировали их как вероятное направление
наступления противника, хотя ведь именно здесь немцы предпочли
начать свой блицкриг четыре года назад, который привел к
разгрому союзников в 1940 году и к краху Запада. Странно, что
союзное командование в 1944 году оказалось настолько слепым и не
учло, что Гитлер может попытаться повторить свой удар и вновь
добиться успеха в том же месте.
Сведения о наступлении немцев дошли до высших штабов не скоро. В
Версале об этом стало известно вечером. Эйзенхауэр и Брэдли
обсуждали здесь перспективы наступления американских войск.
Брэдли считал начатое немцами наступление просто попыткой
сорвать наступление американских войск. По утверждению
Эйзенхауэра, он "сразу понял, что действия немцев выходят за
рамки частной операции". Примечательно, однако, что обе
дивизии, которые Эйзенхауэр держал в резерве, были подняты по
тревоге для переброски к месту действий только вечером
следующего дня, 17 декабря.
К этому времени фронт союзных войск в Арденнах, где четыре
дивизии 8-го корпуса генерала Мидлтона обороняли полосу шириной
50 миль, был прорван в результате наступления 20 немецких
дивизий, в том числе 7 танковых (около 1000 танков и самоходных
орудий)<$FДанные о количестве немецких танков, участвовавших в
Арденнской операции, противоречивы. Это объясняется недостатком
документальных сведений, следствием той особой секретности, в
которой проводилась подготовка операции. Этим пользуются
некоторые буржуазные историки для фальсификации фактов. Так,
историк из США Х. Коул утверждает, что у немцев было 970 танков и
штурмовых орудий в первом эшелоне и 450 в резерве для развития
успеха. Всего, продолжает Х. Коул, немцы имели на Западном фронте
в тот период 2567 танков и штурмовых орудий, а на
советско-германском фронте находилось 1500. (H. Cole. The
Ardennes: Battle of the Bulge. Washington, 1965, pp. 71--72)
Документальные данные немецкого командования свидетельствуют,
что в то время на советско-германском фронте находилось около 3
тыс. танков и штурмовых орудий. (Hitlers Lagebesprechungen. Die
Protokolfragmente seine militarischen Konferenzen. Stuttgart,
1962, S. 9707.) О. Брэдли полагает, что Рундштедт сосредоточил
для арденнского наступления около 600 танков (<%20>О. Брэдли<%0>.
Записки солдата. Пер. с англ. М., Издательство иностранной
литературы, 1957, стр. 442.) -- Прим. ред.>.
Брэдли, возвратившись на свой
командный пункт в Люксембург, воскликнул: "Откуда, черт возьми, этот сукин
сын набрал все эти силы?" Обстановка же сложилась куда более
серьезная, чем было известно штабу Брэдли. Немецкие танки уже
вклинились на 20 миль в глубину, а на одном их участков достигли
Ставло. До сих пор командующий американской 1-й армией Ходжес
тоже недооценивал значения прорыва немцев и настаивал на
безотлагательном наступлении своих войск в направлении р. Роер.
Только утром 17 декабря, когда выяснилось, что немцы прошли
через Ставло и приблизились к его штабу в Спа, Ходжес осознал
серьезность угрозы.
Медлительность верховного командования в уяснении обстановки
отчасти объясняется запоздалым поступлением информации. А это
происходило потому, что переодетые немецкие диверсанты
перерезали многие телефонные линии, идущие от фронта.
Однако это не может служить оправданием для верховного
командования, недооценившего возможность немецкого контрудара в
Арденнах. Разведка союзников сообщала с октября, что немецкие
танковые дивизии отводятся с фронта на доукомплектование и что
часть их вошла в состав вновь сформированной 6-й танковой армии
СС. В начале декабря стало известно, что штаб 5-й танковой армии
переместился в Кобленц. Кроме того, разведка обнаружила движение
танковых частей в направлении Арденн и сообщила, что на этом
участке фронта появились свежие пехотные дивизии. Далее, 12 и 13
декабря поступили сообщения, что на этот "тихий" участок прибыли
дивизия СС "Великая Германия" и 116-я танковая дивизия. 14
декабря разведка обнаружила, что к р. Ур, протекающей вдоль
южной половины американского фронта в Арденнах, подвозят
переправочно-мостовое имущество. Еще 4 декабря немецкий солдат,
захваченный в плен в этом секторе, сообщил, что в этом районе
готовится большое наступление. Его сообщение подтвердили и
другие пленные, взятые в последующие дни. Оно также сообщили,
что наступление должно начаться за неделю до рождества.
Почему же на эти сигналы обращали так мало внимания? Начальник
разведывательного отдела штаба 1-й армии был не в очень хороших
отношением с начальником оперативного отдела, а также с
начальником разведывательного отдела штаба группы армий и
пользовался репутацией паникера. Он не смог сделать должных
выводов из полученных сообщений. Штаб 8-го корпуса, над которым
нависла непосредственная угроза, сделал пагубное ошибочное
заключение, будто смена дивизий в его полосе означает обычную
боевую учебу и лишний раз свидетельствует о том, что немцы
стремятся сохранить этот участок фронта тихим и пассивным.
Однако просчет высших военных руководителей союзников
объясняется не только неосведомленностью разведки о масштабах
готовившегося немцами контрудара, здесь сыграли роль четыре
обстоятельства. Союзники так долго вели наступательные действия,
что не могли себе представить, будто противник сумеет захватить
инициативу. Союзники настолько прониклись идеей "лучший вид
обороны -- наступление", что у них появилась опасная
уверенность, будто, пока они продолжают наступать, противник не
сможет нанести эффективный ответный удар. Они рассчитывали, что
даже если противник и попытается нанести контрудар, то лишь в
ответ на наступление союзников на Кельн и промышленные центры
Рура. Союзники уверились в своих расчетах на ортодоксальные и
осторожные действия со стороны противника еще и потому, что
Гитлер вновь назначил главнокомандующим войсками на Западе
фельдмаршала Рундштедта, которому шел семидесятый год.
Союзники, однако, ошиблись во всех отношениях, и заблуждение,
вызванное первыми тремя предположениями, усилилось ошибочностью
последнего. Дело в том, что Рундштедт имел лишь номинальное
отношение к этому контрудару, хотя союзники и называли его
"наступлением Рундштедта". В действительности же Рундштедт не
только был против этого наступления в Арденнах, но и умыл руки,
предоставив своим подчиненным проводить его как могут, а его
штаб выполнял лишь роль почтовой конторы для пересылки инструкций
Гитлера.
Идея, решение и стратегический план целиком принадлежали
Гитлеру. Это была блестящая идея, и она могла бы завершиться
блестящим успехом, если бы в распоряжении фюрера находились
достаточные средства и силы для достижения широких целей
операции. Сенсационный успех в начале операции объяснялся
отчасти новой тактикой, разработанной молодым генералом
Мантейфелем, которого Гитлер незадолго до этого выдвинул на пост
командующего армией. Однако главную роль сыграло глубоко
парализующее воздействие осенившей Гитлера идеи -- открыть путь
к победе над миллионными союзными армиями путем дерзких действий
нескольких сот человек. Для этой цели фюрер использовал еще одну
из своих "находок" -- тридцатишестилетнего Скорцени, которому
год назад поручил спасение Муссолини из тюрьмы.
Эта идея Гитлера получила кодовое название "операция Грайф", что
в переводе с немецкого означает мифическое существо грифон. Это
было подходящее название, так как в основе операции лежала
гигантская мистификация, которая должна была вызвать смятение в
тылу союзников.
Операцию намечалось провести двумя волнами, как современный
вариант стратегии "троянского коня" -- военной хитрости, воспетой
Гомером. Первую волну составляла диверсионная рота солдат,
говоривших по английски и одетых в американские полевые куртки
поверх немецкой военной формы. Сразу же после прорыва фронта им
предстояло мчаться вперед небольшими группами, перерезать
телефонные линии, менять дорожные указатели, чтобы направить по
ложному пути резервы противника, развешивать красные ленты,
обозначающие, будто дороги заминированы, и вызывать
замешательство всеми другими возможными способами. Вторую волну
составляла целая танковая бригада (ее солдаты также были
переодеты в американскую форму), которая должна была захватить
мосты через Маас.
Однако вторая волна так и не выступила. Штаб группы армий сумел
собрать лишь небольшую часть требующихся американских танков и
грузовиков, недостающие пришлось возместить камуфлированными
немецкими машинами. Эта прозрачная маскировка требовала
осторожности, а на северном участке, где предстояло действовать
этой бригаде, явного прорыва не наметилось, поэтому выступление
бригады было отложено и в конце концов отменено.
Зато первая волна добилась поразительного успеха, даже большего,
чем ожидалось. Около 40 джипов прошли в прорыв и начали
выполнять свою задачу -- сеять панику. Все машины, за
исключением восьми, благополучно вернулись назад, а те немногие,
что попали в руки американцев, причинили немало беспокойства: у
американцев сложилось впечатление, будто в тылу действует
множество подобных диверсионных групп. Это вызвало сильнейшую
панику, и сотни американских солдат, не сумевших дать
удовлетворительные ответы допрашивающим, были арестованы. Сам
Брэдли пишет:
"...полмиллиона американских солдат, каждый раз встречаясь на
дороге, играли меж собой в кошки-мышки. Ни чин, ни
удостоверения, ни протесты не освобождали проезжающего по
дорогам от допросов на каждом перекрестке. Трижды бдительные
солдаты приказывали мне удостоверить мою личность. Первый раз я
должен был назвать столицу штата Иллинойс -- Спрингфилд
(допрашивающий меня считал, что это -- Чикаго); во второй раз
мне предложили указать место защитника на лини схватки в регби;
в третий раз мне предложили назвать очередного супруга блондинки
по имени Бетти Грэбл. На Грэбл я споткнулся, но часовой,
довольный, что ему удалось поставить меня в тупик, разрешил мне
продолжать путь".
В еще более трудном положении оказались английские офицеры связи
и проезжие штабные офицеры, которые не могли правильно ответить
на такие коварные вопросы.
Затем 19 декабря один из пленных диверсантов заявил на допросе,
что некоторые экипажи джипов имели задачу убить Эйзенхауэра и
других высших командиров. Этот необоснованный слух
распространился в учебном лагере диверсантов до того, как им
сообщили действительную задачу. Однако теперь, когда этот слух
дошел до штаба союзников, он вызвал панику в службе
безопасности, которая сразу же приняла жесткие меры по охране
вплоть до Парижа.
Военно-морской адъютант Эйзенхауэра капитан 1 ранга Батчер
записал в дневнике 23 декабря:
"Сегодня я был в Версале и веидел Айка. Он пленник нашей службы
безопасности и ужасно раздражен ограничением свободы
передвижения, хотя ничего не может сделать. Дом усиленно
охраняется, в том числе пулеметчиками, и Айку приходится ездить
в штаб и из штаба в сопровождении джипа с вооруженной охраной".
Немцы, однако, тоже испытывали чрезмерные трудности и напряжение
средств в стремлении выполнить честолюбивые планы Гитлера,
фантазия которого не знала границ.
Суть плана хорошо сформулировал Мантейфель:
"План наступления в Арденнах был полностью разработан штабом
верховного главнокомандования и направлен нам в виде директивы
фюрера. Была поставлена цель добиться решающей победы на Западе
силами двух танковых армий: 6-й под командованием Дитриха и 5-й
под моим командованием. 6-й армии предстояло нанести удар в
северо-западном направлении, форсировать Маас между Льежем и Юи
и наступать на Антверпен. Ей отводилась главная роль и
выделялись основные силы. Моей армии ставилась задача
форсировать Маас между Намюром и Динаном и наступать в
направлении на Брюссель, прикрывая фланг 6-й армии. Общая цель
наступления состояла в том, чтобы отрезать английскую армию от
баз снабжения и заставить эвакуироваться с континента"<$FВскоре
после окончания войны мне представилась возможность допросить
ряд руководящих немецких командиров и подробно обсудить с ними
операции на картах; где уместно, я использую любопытные выдержки
из их показаний, предварительно сверив их с другими, более
поздними свидетельствами. -- Прим. авт.>
Гитлер полагал, что успех этого "второго Дюнкерка" практически
выведет англичан из войны, и он получит передышку, чтобы
сдержать натиск русских.
В конце октября с планом были ознакомлены Рундштедт и начальник
штаба группы армий фельдмаршал Модель. Описывая свое
впечатление, Рундштедт говорит:
"Я был поражен. Гитлер не советовался со мной об осуществимости
плана. Мне было ясно, что имеющихся сил совершенно недостаточно
для такого крайне честолюбивого плана. Модель разделял мою точку
зрения. Фактически ни один военный не верил, что цель захватить
Антверпен реальна. Однако я уже знал, что Гитлеру возражать
бесполезно. Посоветовавшись с Моделем и Мантейфелем, я решил,
что единственная надежда отговорить Гитлера от его
фантастического плана -- это выдвинуть альтернативное
предложение, которое может ему понравиться и будет более
реальным. Я предложил провести наступление с ограниченной целью
-- окружить войска союзников в районе Ахена".
Гитлер отверг этот более скромный план и настоял на
первоначальном варианте. Подготовка велась с максимальной
скрытностью. Мантейфель вспоминает:
"Все дивизии моей 5-й армии рассредоточились на широком фронте
между Триром и Крефельдом, чтобы никто не мог понять, что
готовится. Войскам объяснили, что они готовятся к отражению
предстоящего наступления союзников на Кельн. Лишь весьма
ограниченное число штабных офицеров было информировано о
фактическом содержании плана".
6-я танковая армия сосредоточилась в районе между Ганновером и
Везером. Ее дивизии были сняты с фронта для отдыха и
перевооружения. Любопытно, что до самого начала операции Дитриха
не проинформировали о поставленной ему задаче и не
посоветовались с ним относительно плана, который ему предстояло
выполнять. Большинство командиров дивизий узнали об операции за
несколько дней до ее начала. Что касается 5-й танковой армии
Мантейфеля, то выход на исходные позиции был совершен за три
ночи.
Эта стратегическая маскировка обеспечила внезапность действий,
но за такую крайнюю секретность пришлось поплатиться дорогой
ценой, особенно 6-й танковой армии. У командиров, которых так
поздно информировали, оказалось слишком мало времени для
изучения своей задачи, разведки местности и необходимой
подготовки. В результате многое было упущено и, когда началось
наступление, возникли многочисленные препятствия. Гитлер в своем
штабе детально разработал план с Йодлем и, видимо, полагал, что
этого вполне достаточно для его выполнения. Он не уделил
никакого внимания местным условиям и индивидуальным задачам
исполнителей. Столь же оптимистично он смотрел и на потребности
участвующих в операции войск.
Рундштедт писал, что не были предусмотрены ни достаточные
резервы, ни снабжение боеприпасами, и хотя число танковых
дивизий было значительным, танков в них было мало.
Острее всего ощущалась нехватка горючего. Мантейфель говорит:
"Йодль заверил нас, что бензина будет достаточно, чтобы
развернуть все наши силы и довести наступление до конца. Это
заверение оказалось совершенно ошибочным. Беда отчасти была в
том, что штаб верховного главнокомандования исходил из
стандартных математических расчетов количества бензина,
необходимого для передвижения дивизий на 100 километров. Мой
опыт в России показывал, что в боевых условиях фактически
требуется вдвое больше. Йодль этого не понимал.
Принимая во внимание дополнительные трудности, которые, по всей
вероятности, возникнут в зимнее время на такой сложной
местности, как Арденны, я лично докладывал Гитлеру, что
необходимо обеспечить впятеро б[ac]ольшую норму бензина.
Фактически, когда началось наступление, нам дали лишь полторы
нормы. Хуже того, значительная часть горючего находилась слишком
далеко в тылу, в больших колоннах грузовиков на восточном берегу
Рейна. Когда кончилась туманная погода и начала действовать
авиация союзников, доставка горючего очень затруднилась".
Войска, не зная обо всех этих скрытых слабостях, безгранично
верили Гитлеру и его заверениям в победе. Рундштедт вспоминает:
"В начале наступления моральный дух войск, участвующих в
операции, был поразительно высок. Они, в отличие от высших
командиров, которым были известны факты, действительно верили в
возможность победы".
После того как Гитлер отклонил его "минимальный" план, Рундштедт
оставался в тени, предоставив Моделю и Мантейфелю, которые имели
больше шансов повлиять на Гитлера, бороться за чисто технические
изменения в плане -- единственное, что соглашался обсуждать
К середине ноября 1944 года 33-й корпус Стопфорда создал
плацдарм на восточном берегу Чиндуина, а 4-й корпус Мессерви
начал наступление в восточном направлении в Шуэбо-Мандалайскую
равнину, войдя в соприкосновение у Банмау с 36-й дивизией
Фестинга, которая к тому времени продвинулась на юг до Индо и
Каты на Иравади. Отсутствие сопротивления свидетельствовало о
том, что японцы отходят из равнины Шуэбо на позиции Мандалая на
Иравади. Таким образом, рухнула надежда Слима окружить и
уничтожить противника на сравнительно открытой местности,
использовав свое превосходство в танках, артиллерии и авиации.
Слим пересмотрел свой план. В то время как 33-й корпус Стопфорда
(по численности эквивалентный четырем дивизиям) наступал на
Мандалай с севера с целью захватить переправы через Иравади, 4-й
корпус (по численности эквивалентный трем дивизиям) должен был
как можно более скрытно наступать прямо на юг от Калемьо вдоль
долины р. Мьита. Затем планировалось повернуть от Ганго на
юго-восток с целью захватить переправу через Иравади около
Пакокку и создать стратегический барьер в районе Мейтхилы, тем
самым блокировав пути отхода и линии снабжения японских войск,
оборонявших Мандалай. Успех этого плана действий на Центральном
фронте зависел от решения проблем материального обеспечения, и
особенно проблем снабжения по воздуху.
К началу 1945 года, в то время как 4-й корпус готовился к
глубокому фланговому маневру, 33-й корпус Стопфорда продолжал
наступление на юг к Мандалаю. К 10 января он занял Шуэбо, 22
января -- Моунъюа (на р. Чиндуин). Еще одна дивизия уже
захватила переправы через Иравади в 50--70 милях севернее
Мандалая. Кроме отдельного отряда, расположенного напротив
Мандалая, все японские силы находились теперь на восточном
берегу Иравади.
Сигналом к началу операций по плану, намеченному Слимом,
послужил захват корпусом Мессерви 10 февраля Канхлы, вблизи
Пакокку. 14 февраля одна из дивизий корпуса захватила плацдарм
около Ньяуну, южнее Пакокку, легко преодолев сопротивление
индийских националистских войск, оборонявших этот участок. Затем
его ударная группа под командованием генерала Кауэна (17-я
моторизованная дивизия с танковой бригадой) вошла в прорыв и 24
января заняла Таунду, а 28 января подошла к окраине Мейтхилы. На
короткое время она оказалась отрезанной, когда японский отряд
вновь занял Таунду. Группу все время снабжали с воздуха, и после
двухдневных боев 3 марта ей удалось захватить Мейтхилу. Кауэн
всеми силами старался сохранить инициативу и предпринял ряд
стремительных рейдов в различных направлениях силами небольших
отрядов пехоты и танков.
Японцы оказались в опасном положении: они выдерживали сильный
натиск в районе Мандалая, их тыловые коммуникации были
перерезаны, а войска значительно уступали по численности
противнику на суше и почти лишены были прикрытия с воздуха. Тем
не менее японцы оказывали ожесточенное сопротивление. Они отбили
неоднократные атаки на форт Дафферин и предприняли отчаянное
контрнаступление в районе Мейтхилы с целью восстановить свои
коммуникации. Две японские дивизии наступали с юга, еще одну
спешно перебрасывали из Мандалая. Все они теперь вошли в состав
33-й армии Хонды (которая отошла с Северного фронта и от
Бирманской дороги). В середине марта сражение достигло апогея,
однако к концу месяца японское контрнаступление было отбито. Тем
временем Стопфорд захватил наконец форт Дафферин и 20 марта
занял Мандалай. Поняв безнадежность своего положения, японская
15-я армия отказалась от попыток удерживать Мандалай и отступила
к югу. Теперь центральная Бирма находилась в руках англичан и
путь на Рангун был открыт. Два английских корпуса за несколько
недель боев потеряли около 10 тыс. человек. Потери японцев
достигли примерно трети их общей численности. Возможности
дальнейшего сопротивления особенно ухудшились из-за потерь во
время отступления на восток в Шанские горы.
Теперь путь на Рангун был открыт для англичан, однако надо было
спешить занять город до начала периодов мусссонов; к тому же в
начале июня американскую транспортную авиацию предполагалось
вывести из Бирмы и направить на помощь Китаю. От Мейтхилы до
Рангуна было больше 300 миль, и снабжение 14-й армии Слима могло
нарушиться, если бы до этого срока не удалось овладеть одним из
портов южной Бирмы. Маунтбэттен поэтому решил приступить в
начале мая к осуществлению плана "Дракула", который
рассматривался как гарантия на случай, если армия Слима не успеет
вовремя достичь Рангуна. Эту операцию поручили провести одной из
дивизий из корпуса Кристисона с полком средних танков и
парашютным десантным батальоном гурков.
Намеченный Слимом план развития успеха в южном направлении от
Мандалая и Мейтхилы предусматривал, что 4-й корпус Мессерви
будет наступать вдоль шоссейной и железной дорог, а 33-й корпус
Стопфорда -- по обоим берегам Иравади, причем снабжение войск
33-го корпуса осуществлялось водным транспортом, а снабжение
4-го корпуса -- по воздуху.
Японцы надеялись удержать Иравади силами 28-й армии, прибывшей
из Аракана, а силами двух других армий -- задержать наступление
Мессерви. Однако надежды японцев оказались тщетными, так как их
войска были в небоеспособном состоянии. Тем временем 5-я
дивизия, первоначально находившаяся в резерве Слима, двинулась
вперед и к 14 апреля захватила Яметин, примерно в 40 милях к югу
от Мейтхилы. 33-й корпус Стопфорда тоже начал наступление вдоль
Иравади, а 3 мая одна из дивизий этого корпуса достигла Проме.
Передовые части корпуса Мессерви после 22 апреля достигли
Тоунгго и преградили путь отхода остаткам японской 15-й армии,
отступавшим через Шанские горы. К тому времени другие остатки
японских войск находились в 100 милях позади. Через неделю
войска Мессерви достигли Кадока, в 90 милях от Тоунгго и в 70
милях от Рангуна. Здесь они встретили более жесткое
сопротивление, так как японцы стремились оставить открытым путь
на восток через Таиланд. За несколько дней их сопротивление было
сломлено, но даже этой короткой задержки оказалось достаточно,
чтобы солдаты корпуса Мессерви не удостоились чести
освободителей Рангуна.
1 мая высадкой парашютного и морского десантов в устье р. Рангун
началась операция "Дракула". Когда стало известно, что
японцы эвакуируют Рангун, десантные войска погрузились на
корабли и двинулись вверх по реке. На следующий день они
вступили в Рангун. Утром 6 мая десант встретился с передовыми
подразделениями войск Мессерви, двигавшимися на юг от Кадока и
Пегу. Освобождение Бирмы было фактически завершено.
Слабое сопротивление японцев на последних этапах кампании
объясняется главным образом тем, что они перестроили большую
часть своих военно-воздушных и военно-морских сил для
противодействия более серьезной угрозе -- американскому
наступлению на Тихом океане. Свыше 800 боевых самолетов
союзников (650 бомбардировщиков и 177 истребителей)
противостояло всего лишь 50 самолетам. Успех наступления
английских войск зависел от действий американской транспортной
авиации, которая обеспечивала их снабжение.
15 декабря 1944 года Монтгомери направил Эйзенхауэру письмо, где
напоминал, что ему хотелось бы до начала следующего крупного
наступления на Рейне провести рождество дома. Монтгомери вложил
в письмо счет на пять фунтов для уплаты за пари, которое он
заключил с Эйзенхауэром год назад. Это шуточное напоминание было
не очень тактичным, так как всего лишь две недели назад в
письме, которое "вывело из себя Айка", Монтгомери едко
критиковал стратегию Эйзенхауэра, его неспособность покончить с
немцами и предлагал Эйзенхауэру передать командование другому.
Проявляя примерное терпение, Эйзенхауэр предпочел принять второе
письмо Монтгомери как шутку, а не как колкость. В своем ответе
от 16 декабря Эйзенхауэр писал: "В моем распоряжении еще
девять дней, и, хотя прелставляется, что вы почти наверняка
будете иметь к рождеству лишние пять фунтов, вы их не получите
до этого дня".
Ни Эйзенхауэр, ни Монтгомери и никто из подчиненных им
командиров не предполагал, что противник помешает осуществить их
наступательные планы. В последней оценке обстановки, разосланной
в этот день войскам 21-й группы армий, Монтгомери с уверенностью
заявлял: "В настоящее время противник ведет
оборонительные бои на всех фронтах; его положение таково,
что он не в состоянии предпринять крупные наступательные
операции". Брэдли, командующий американскими войсками 12-й
группы армий, придерживался такого же мнения.
Однако как раз в это утро 16 декабря противник предпринял
широкое наступление, которое опрокинуло планы союзного
командования. Немцы нанесли удар в полосе действий американской
1-й армии в Арденнах, на холмистой, поросшей лесом местности.
Войска действовали здесь на широком фронте, стремясь
сосредоточить максимум сил на более легких подступах к Германии.
Считая Арденны неподходящим направлением для наступления,
союзники почти игнорировали их как вероятное направление
наступления противника, хотя ведь именно здесь немцы предпочли
начать свой блицкриг четыре года назад, который привел к
разгрому союзников в 1940 году и к краху Запада. Странно, что
союзное командование в 1944 году оказалось настолько слепым и не
учло, что Гитлер может попытаться повторить свой удар и вновь
добиться успеха в том же месте.
Сведения о наступлении немцев дошли до высших штабов не скоро. В
Версале об этом стало известно вечером. Эйзенхауэр и Брэдли
обсуждали здесь перспективы наступления американских войск.
Брэдли считал начатое немцами наступление просто попыткой
сорвать наступление американских войск. По утверждению
Эйзенхауэра, он "сразу понял, что действия немцев выходят за
рамки частной операции". Примечательно, однако, что обе
дивизии, которые Эйзенхауэр держал в резерве, были подняты по
тревоге для переброски к месту действий только вечером
следующего дня, 17 декабря.
К этому времени фронт союзных войск в Арденнах, где четыре
дивизии 8-го корпуса генерала Мидлтона обороняли полосу шириной
50 миль, был прорван в результате наступления 20 немецких
дивизий, в том числе 7 танковых (около 1000 танков и самоходных
орудий)<$FДанные о количестве немецких танков, участвовавших в
Арденнской операции, противоречивы. Это объясняется недостатком
документальных сведений, следствием той особой секретности, в
которой проводилась подготовка операции. Этим пользуются
некоторые буржуазные историки для фальсификации фактов. Так,
историк из США Х. Коул утверждает, что у немцев было 970 танков и
штурмовых орудий в первом эшелоне и 450 в резерве для развития
успеха. Всего, продолжает Х. Коул, немцы имели на Западном фронте
в тот период 2567 танков и штурмовых орудий, а на
советско-германском фронте находилось 1500. (H. Cole. The
Ardennes: Battle of the Bulge. Washington, 1965, pp. 71--72)
Документальные данные немецкого командования свидетельствуют,
что в то время на советско-германском фронте находилось около 3
тыс. танков и штурмовых орудий. (Hitlers Lagebesprechungen. Die
Protokolfragmente seine militarischen Konferenzen. Stuttgart,
1962, S. 9707.) О. Брэдли полагает, что Рундштедт сосредоточил
для арденнского наступления около 600 танков (<%20>О. Брэдли<%0>.
Записки солдата. Пер. с англ. М., Издательство иностранной
литературы, 1957, стр. 442.) -- Прим. ред.>.
Брэдли, возвратившись на свой
командный пункт в Люксембург, воскликнул: "Откуда, черт возьми, этот сукин
сын набрал все эти силы?" Обстановка же сложилась куда более
серьезная, чем было известно штабу Брэдли. Немецкие танки уже
вклинились на 20 миль в глубину, а на одном их участков достигли
Ставло. До сих пор командующий американской 1-й армией Ходжес
тоже недооценивал значения прорыва немцев и настаивал на
безотлагательном наступлении своих войск в направлении р. Роер.
Только утром 17 декабря, когда выяснилось, что немцы прошли
через Ставло и приблизились к его штабу в Спа, Ходжес осознал
серьезность угрозы.
Медлительность верховного командования в уяснении обстановки
отчасти объясняется запоздалым поступлением информации. А это
происходило потому, что переодетые немецкие диверсанты
перерезали многие телефонные линии, идущие от фронта.
Однако это не может служить оправданием для верховного
командования, недооценившего возможность немецкого контрудара в
Арденнах. Разведка союзников сообщала с октября, что немецкие
танковые дивизии отводятся с фронта на доукомплектование и что
часть их вошла в состав вновь сформированной 6-й танковой армии
СС. В начале декабря стало известно, что штаб 5-й танковой армии
переместился в Кобленц. Кроме того, разведка обнаружила движение
танковых частей в направлении Арденн и сообщила, что на этом
участке фронта появились свежие пехотные дивизии. Далее, 12 и 13
декабря поступили сообщения, что на этот "тихий" участок прибыли
дивизия СС "Великая Германия" и 116-я танковая дивизия. 14
декабря разведка обнаружила, что к р. Ур, протекающей вдоль
южной половины американского фронта в Арденнах, подвозят
переправочно-мостовое имущество. Еще 4 декабря немецкий солдат,
захваченный в плен в этом секторе, сообщил, что в этом районе
готовится большое наступление. Его сообщение подтвердили и
другие пленные, взятые в последующие дни. Оно также сообщили,
что наступление должно начаться за неделю до рождества.
Почему же на эти сигналы обращали так мало внимания? Начальник
разведывательного отдела штаба 1-й армии был не в очень хороших
отношением с начальником оперативного отдела, а также с
начальником разведывательного отдела штаба группы армий и
пользовался репутацией паникера. Он не смог сделать должных
выводов из полученных сообщений. Штаб 8-го корпуса, над которым
нависла непосредственная угроза, сделал пагубное ошибочное
заключение, будто смена дивизий в его полосе означает обычную
боевую учебу и лишний раз свидетельствует о том, что немцы
стремятся сохранить этот участок фронта тихим и пассивным.
Однако просчет высших военных руководителей союзников
объясняется не только неосведомленностью разведки о масштабах
готовившегося немцами контрудара, здесь сыграли роль четыре
обстоятельства. Союзники так долго вели наступательные действия,
что не могли себе представить, будто противник сумеет захватить
инициативу. Союзники настолько прониклись идеей "лучший вид
обороны -- наступление", что у них появилась опасная
уверенность, будто, пока они продолжают наступать, противник не
сможет нанести эффективный ответный удар. Они рассчитывали, что
даже если противник и попытается нанести контрудар, то лишь в
ответ на наступление союзников на Кельн и промышленные центры
Рура. Союзники уверились в своих расчетах на ортодоксальные и
осторожные действия со стороны противника еще и потому, что
Гитлер вновь назначил главнокомандующим войсками на Западе
фельдмаршала Рундштедта, которому шел семидесятый год.
Союзники, однако, ошиблись во всех отношениях, и заблуждение,
вызванное первыми тремя предположениями, усилилось ошибочностью
последнего. Дело в том, что Рундштедт имел лишь номинальное
отношение к этому контрудару, хотя союзники и называли его
"наступлением Рундштедта". В действительности же Рундштедт не
только был против этого наступления в Арденнах, но и умыл руки,
предоставив своим подчиненным проводить его как могут, а его
штаб выполнял лишь роль почтовой конторы для пересылки инструкций
Гитлера.
Идея, решение и стратегический план целиком принадлежали
Гитлеру. Это была блестящая идея, и она могла бы завершиться
блестящим успехом, если бы в распоряжении фюрера находились
достаточные средства и силы для достижения широких целей
операции. Сенсационный успех в начале операции объяснялся
отчасти новой тактикой, разработанной молодым генералом
Мантейфелем, которого Гитлер незадолго до этого выдвинул на пост
командующего армией. Однако главную роль сыграло глубоко
парализующее воздействие осенившей Гитлера идеи -- открыть путь
к победе над миллионными союзными армиями путем дерзких действий
нескольких сот человек. Для этой цели фюрер использовал еще одну
из своих "находок" -- тридцатишестилетнего Скорцени, которому
год назад поручил спасение Муссолини из тюрьмы.
Эта идея Гитлера получила кодовое название "операция Грайф", что
в переводе с немецкого означает мифическое существо грифон. Это
было подходящее название, так как в основе операции лежала
гигантская мистификация, которая должна была вызвать смятение в
тылу союзников.
Операцию намечалось провести двумя волнами, как современный
вариант стратегии "троянского коня" -- военной хитрости, воспетой
Гомером. Первую волну составляла диверсионная рота солдат,
говоривших по английски и одетых в американские полевые куртки
поверх немецкой военной формы. Сразу же после прорыва фронта им
предстояло мчаться вперед небольшими группами, перерезать
телефонные линии, менять дорожные указатели, чтобы направить по
ложному пути резервы противника, развешивать красные ленты,
обозначающие, будто дороги заминированы, и вызывать
замешательство всеми другими возможными способами. Вторую волну
составляла целая танковая бригада (ее солдаты также были
переодеты в американскую форму), которая должна была захватить
мосты через Маас.
Однако вторая волна так и не выступила. Штаб группы армий сумел
собрать лишь небольшую часть требующихся американских танков и
грузовиков, недостающие пришлось возместить камуфлированными
немецкими машинами. Эта прозрачная маскировка требовала
осторожности, а на северном участке, где предстояло действовать
этой бригаде, явного прорыва не наметилось, поэтому выступление
бригады было отложено и в конце концов отменено.
Зато первая волна добилась поразительного успеха, даже большего,
чем ожидалось. Около 40 джипов прошли в прорыв и начали
выполнять свою задачу -- сеять панику. Все машины, за
исключением восьми, благополучно вернулись назад, а те немногие,
что попали в руки американцев, причинили немало беспокойства: у
американцев сложилось впечатление, будто в тылу действует
множество подобных диверсионных групп. Это вызвало сильнейшую
панику, и сотни американских солдат, не сумевших дать
удовлетворительные ответы допрашивающим, были арестованы. Сам
Брэдли пишет:
"...полмиллиона американских солдат, каждый раз встречаясь на
дороге, играли меж собой в кошки-мышки. Ни чин, ни
удостоверения, ни протесты не освобождали проезжающего по
дорогам от допросов на каждом перекрестке. Трижды бдительные
солдаты приказывали мне удостоверить мою личность. Первый раз я
должен был назвать столицу штата Иллинойс -- Спрингфилд
(допрашивающий меня считал, что это -- Чикаго); во второй раз
мне предложили указать место защитника на лини схватки в регби;
в третий раз мне предложили назвать очередного супруга блондинки
по имени Бетти Грэбл. На Грэбл я споткнулся, но часовой,
довольный, что ему удалось поставить меня в тупик, разрешил мне
продолжать путь".
В еще более трудном положении оказались английские офицеры связи
и проезжие штабные офицеры, которые не могли правильно ответить
на такие коварные вопросы.
Затем 19 декабря один из пленных диверсантов заявил на допросе,
что некоторые экипажи джипов имели задачу убить Эйзенхауэра и
других высших командиров. Этот необоснованный слух
распространился в учебном лагере диверсантов до того, как им
сообщили действительную задачу. Однако теперь, когда этот слух
дошел до штаба союзников, он вызвал панику в службе
безопасности, которая сразу же приняла жесткие меры по охране
вплоть до Парижа.
Военно-морской адъютант Эйзенхауэра капитан 1 ранга Батчер
записал в дневнике 23 декабря:
"Сегодня я был в Версале и веидел Айка. Он пленник нашей службы
безопасности и ужасно раздражен ограничением свободы
передвижения, хотя ничего не может сделать. Дом усиленно
охраняется, в том числе пулеметчиками, и Айку приходится ездить
в штаб и из штаба в сопровождении джипа с вооруженной охраной".
Немцы, однако, тоже испытывали чрезмерные трудности и напряжение
средств в стремлении выполнить честолюбивые планы Гитлера,
фантазия которого не знала границ.
Суть плана хорошо сформулировал Мантейфель:
"План наступления в Арденнах был полностью разработан штабом
верховного главнокомандования и направлен нам в виде директивы
фюрера. Была поставлена цель добиться решающей победы на Западе
силами двух танковых армий: 6-й под командованием Дитриха и 5-й
под моим командованием. 6-й армии предстояло нанести удар в
северо-западном направлении, форсировать Маас между Льежем и Юи
и наступать на Антверпен. Ей отводилась главная роль и
выделялись основные силы. Моей армии ставилась задача
форсировать Маас между Намюром и Динаном и наступать в
направлении на Брюссель, прикрывая фланг 6-й армии. Общая цель
наступления состояла в том, чтобы отрезать английскую армию от
баз снабжения и заставить эвакуироваться с континента"<$FВскоре
после окончания войны мне представилась возможность допросить
ряд руководящих немецких командиров и подробно обсудить с ними
операции на картах; где уместно, я использую любопытные выдержки
из их показаний, предварительно сверив их с другими, более
поздними свидетельствами. -- Прим. авт.>
Гитлер полагал, что успех этого "второго Дюнкерка" практически
выведет англичан из войны, и он получит передышку, чтобы
сдержать натиск русских.
В конце октября с планом были ознакомлены Рундштедт и начальник
штаба группы армий фельдмаршал Модель. Описывая свое
впечатление, Рундштедт говорит:
"Я был поражен. Гитлер не советовался со мной об осуществимости
плана. Мне было ясно, что имеющихся сил совершенно недостаточно
для такого крайне честолюбивого плана. Модель разделял мою точку
зрения. Фактически ни один военный не верил, что цель захватить
Антверпен реальна. Однако я уже знал, что Гитлеру возражать
бесполезно. Посоветовавшись с Моделем и Мантейфелем, я решил,
что единственная надежда отговорить Гитлера от его
фантастического плана -- это выдвинуть альтернативное
предложение, которое может ему понравиться и будет более
реальным. Я предложил провести наступление с ограниченной целью
-- окружить войска союзников в районе Ахена".
Гитлер отверг этот более скромный план и настоял на
первоначальном варианте. Подготовка велась с максимальной
скрытностью. Мантейфель вспоминает:
"Все дивизии моей 5-й армии рассредоточились на широком фронте
между Триром и Крефельдом, чтобы никто не мог понять, что
готовится. Войскам объяснили, что они готовятся к отражению
предстоящего наступления союзников на Кельн. Лишь весьма
ограниченное число штабных офицеров было информировано о
фактическом содержании плана".
6-я танковая армия сосредоточилась в районе между Ганновером и
Везером. Ее дивизии были сняты с фронта для отдыха и
перевооружения. Любопытно, что до самого начала операции Дитриха
не проинформировали о поставленной ему задаче и не
посоветовались с ним относительно плана, который ему предстояло
выполнять. Большинство командиров дивизий узнали об операции за
несколько дней до ее начала. Что касается 5-й танковой армии
Мантейфеля, то выход на исходные позиции был совершен за три
ночи.
Эта стратегическая маскировка обеспечила внезапность действий,
но за такую крайнюю секретность пришлось поплатиться дорогой
ценой, особенно 6-й танковой армии. У командиров, которых так
поздно информировали, оказалось слишком мало времени для
изучения своей задачи, разведки местности и необходимой
подготовки. В результате многое было упущено и, когда началось
наступление, возникли многочисленные препятствия. Гитлер в своем
штабе детально разработал план с Йодлем и, видимо, полагал, что
этого вполне достаточно для его выполнения. Он не уделил
никакого внимания местным условиям и индивидуальным задачам
исполнителей. Столь же оптимистично он смотрел и на потребности
участвующих в операции войск.
Рундштедт писал, что не были предусмотрены ни достаточные
резервы, ни снабжение боеприпасами, и хотя число танковых
дивизий было значительным, танков в них было мало.
Острее всего ощущалась нехватка горючего. Мантейфель говорит:
"Йодль заверил нас, что бензина будет достаточно, чтобы
развернуть все наши силы и довести наступление до конца. Это
заверение оказалось совершенно ошибочным. Беда отчасти была в
том, что штаб верховного главнокомандования исходил из
стандартных математических расчетов количества бензина,
необходимого для передвижения дивизий на 100 километров. Мой
опыт в России показывал, что в боевых условиях фактически
требуется вдвое больше. Йодль этого не понимал.
Принимая во внимание дополнительные трудности, которые, по всей
вероятности, возникнут в зимнее время на такой сложной
местности, как Арденны, я лично докладывал Гитлеру, что
необходимо обеспечить впятеро б[ac]ольшую норму бензина.
Фактически, когда началось наступление, нам дали лишь полторы
нормы. Хуже того, значительная часть горючего находилась слишком
далеко в тылу, в больших колоннах грузовиков на восточном берегу
Рейна. Когда кончилась туманная погода и начала действовать
авиация союзников, доставка горючего очень затруднилась".
Войска, не зная обо всех этих скрытых слабостях, безгранично
верили Гитлеру и его заверениям в победе. Рундштедт вспоминает:
"В начале наступления моральный дух войск, участвующих в
операции, был поразительно высок. Они, в отличие от высших
командиров, которым были известны факты, действительно верили в
возможность победы".
После того как Гитлер отклонил его "минимальный" план, Рундштедт
оставался в тени, предоставив Моделю и Мантейфелю, которые имели
больше шансов повлиять на Гитлера, бороться за чисто технические
изменения в плане -- единственное, что соглашался обсуждать