Страница:
же наступление французских войск с юга не дало сколько-нибудь ощутимого
результата, а англичане и не начинали отход. Заявление Вейгана, таким
образом, отражало его смятение.
Вечером 25 мая Горт принял окончательное решение отходить к морю,
в район Дюнкерка. Немецкие танковые соединения вышли в этот район
на 48 часов раньше и остановились у канала, находящегося всего в 10
милях от порта. 26 мая английский кабинет дал санкцию военному министерству
направить Горту телеграмму с одобрением принятого им решения и уполномочил
Горта провести эту операцию. На следующий день Горт получил телеграмму,
предписывавшую ему эвакуировать экспедиционные силы морем.
В этот же день войска Бока прорвали оборону бельгийской армии. У бельгийцев
не оказалось никаких резервов, чтобы ликвидировать этот прорыв. Король
Леопольд через адмирала Кейеса посылал Черчиллю предупреждение за
предупреждением о том, что положение становится безнадежным. После
удара немцев безнадежность положения стала фактом. Большая часть Бельгии
была уже захвачена, а бельгийская армия оказалась прижатой к морю
на узком клочке территории, где к тому же скопилось огромное число
беженцев. Вечером 26 мая король решил просить о перемирии, и на следующее
утро был отдан приказ о прекращении огня.
В результате капитуляции Бельгии над английскими экспедиционными силами
нависла опасность того, что они лишатся пути отхода к Дюнкерку. Черчилль
обратился к королю Леопольду с призывом держаться. В личной беседе
с Гортом он назвал этот призыв "просьбой пожертвовать собой ради
нас". Окруженные бельгийцы, хорошо понимая, что английские экспедиционные
силы собираются эвакуироваться, восприняли этот призыв в ином смысле,
чем имел в виду Черчилль. У короля Леопольда не было желания следовать
совету Черчилля "бежать на самолете, пока не поздно".
Отступление англичан к побережью приняло характер отчаянной гонки.
Англичане хотели опередить немцев и погрузиться на корабли раньше,
чем захлопнется западня, поэтому английское командование уже не обращало
никакого внимания на горькие протесты и упреки французов. К счастью,
в Лондоне еще неделю назад предприняли подготовительные меры, хотя
и в силу иных предположений. 20 мая Черчилль одобрил мероприятия,
имеющие целью "собрать как можно больше мелких судов и держать
их в готовности направиться к портам и бухтам французского побережья",
чтобы помочь при эвакуации отдельных подразделений английских экспедиционных
сил, которые, возможно, оказались бы отрезанными от главных сил при
попытке прорваться на юг Франции, как предусматривалось планом боевых
действий. Адмиралтейство быстро выполнило это указание. Днем раньше,
19 мая, оно поручило адмиралу Рамсею оперативное руководство эвакуацией
войск. Эта операция получила кодовое наименование "Динамо".
В распоряжении Рамсея находились паромы, дрифтеры и другие суда. Было
отдано распоряжение взять на учет все суда водоизмещением более 1000
т, базирующиеся на стоянках в районе между Гарвичем и Веймутом.
С каждым днем обстановка ухудшалась, и скоро адмиралтейству стало
ясно, что Дюнкерк будет единственным возможным пунктом эвакуации.
26 мая в полдень, то есть за 24 часа до просьбы Бельгии о перемирии,
а также до того, как кабинет разрешил эвакуировать войска, был отдан
приказ начать операцию "Динамо".
Поначалу полагали, что спасти удастся лишь часть английских экспедиционных
сил. Адмиралтейство в своем распоряжении Рамсею настоятельно рекомендовало
в течение двух дней эвакуировать 45 тыс. человек, поскольку в дальнейшем
противник сделает эвакуацию невозможной. К ночи 28 мая в Англию было
эвакуировано лишь 25 тыс. человек. К счастью, возможность эвакуации
сохранялась значительно дольше, чем предполагалось.
В течение первых пяти дней эвакуация шла медленно из-за нехватки небольших
лодок для перевозки личного состава с берега на транспорты. Рамсей
с самого начала предвидел необходимость в таких лодках, но его требование
не было вовремя удовлетворено. Теперь же адмиралтейство прилагало
все силы к тому, чтобы увеличить количество лодок и обеспечить управление
ими. Для этой цели, помимо военных моряков, привлекались добровольцы
из гражданского населения: рыбаки, спасатели, яхтсмены -- все,
кто имел навыки в управлении лодками. Рамсей писал, что очень хорошо
показала себя команда парома "Мэсси Шоу" из лондонской пожарной
бригады.
Поначалу на побережье царило большое смятение из-за неорганизованности
личного состава, ожидавшего посадки на суда. В то время это был в
основном личный состав базы. По мнению Рамсея, смятение усиливалось
"тем, что форму армейских офицеров невозможно было отличить от
формы рядового солдата, но, как только появились морские офицеры,
порядок был наведен... Позже, когда на побережье прибыли войска боевых
соединений, эти трудности исчезли".
Первый мощный воздушный налет произошел вечером 20 мая, и "только
по счастливому стечению обстоятельств выход из жизненно важной бухты
Дюнкерка не был блокирован тонущими судами". Сохранение этого
выхода было самым важным делом, поскольку большая часть войск грузилась
на корабли именно в этой бухте и меньше одной трети -- непосредственно
с берега.
В доследующие три дня воздушные налеты усилились, и со 2 июня пришлось
отказаться от эвакуации в дневное время. Истребители английских военно-воздушных
сил, базировавшиеся на аэродромах в южной Англии, делали все возможное,
чтобы не подпустить немецкую авиацию. Однако, уступая противнику численно
и действуя с отдаленных баз, англичане не могли обеспечить эвакуирующимся
войскам надлежащего авиационного прикрытия. Частые бомбардировки изматывали
войска, которые томились в ожидании погрузки на транспорты. Значительные
потери англичане понесли на море: 6 эсминцев, 8 транспортов с личным
составом и более 200 мелких лодок из 860 английских и союзных судов
всех размеров, привлеченных для, эвакуации. К счастью для англичан,
немцы не попытались использовать подводные лодки или торпедные катера.
Эвакуации, кроме того, благоприятствовала исключительно хорошая погода.
К 30 мая было эвакуировано 126 тыс. человек. Остальные силы английских
экспедиционных войск (за исключением попавших в окружение при отходе)
уже прибыли в район Дюнкерка. Англичане усилили оборону района порта.
Немцы постепенно сжимали кольцо окружения, но возможность уничтожения
английских экспедиционных сил они уже упустили.
Высшие французские военачальники в Бельгии, продолжая цепляться за
невыполнимый план Вейгана, никак не могли решиться отступать к морю
и сделать это возможно быстрее вместе с англичанами. В результате
такого промедления 28 мая почти половина войск, оставшихся от французской
1-й армии, была отрезана в районе Лилля, а 31 мая была вынуждена сдаться.
Правда, перед этим они в течение трех дней оказывали мужественное
сопротивление, что позволило эвакуироваться другим частям французской
армии и англичанам.
К полуночи 2 июня были погружены на транспорты последние подразделения
английских экспедиционных сил. Эвакуация была завершена. В Англию
благополучно переправилось 224 тыс. человек. Потери в результате гибели
судов при переходе морем составили около 2 тыс. человек. Помимо личного
состава английских войск было эвакуировано 95 тыс. союзных войск,
преимущественно французов. В ночь на 3 июня, несмотря на возросшие
трудности, англичане предприняли попытку эвакуировать оставшиеся французские
войска, и, таким образом, было спасено еще 26 тыс. человек. К сожалению,
несколько тысяч французских солдат, действовавших в арьергарде, пришлось
оставить.
К утру 4 июня операция была завершена. В Англию было переправлено
в общей сложности 338 тыс. человек из состава английских войск и войск
союзников. По сравнению с тем, что предполагалось раньше, это был
удивительный итог, в достижении которого величайшая заслуга принадлежала
военно-морским силам.
В то же время совершенно очевидно, что было бы невозможно сохранить
английские экспедиционные силы "для будущих сражений", если
бы двенадцатью днями раньше, то есть 24 мая, Гитлер не остановил бы
продвижение танковых войск Клейста под Дюнкерком.
В то время участок протяженностью 20 миль по берегу р. Аа между Гравлином
и Сент-Омером прикрывался всего одним английским батальоном, а участок
протяженностью 60 миль вдоль канала -- чуть большими силами. Многие
мосты еще не были взорваны и даже не подготовлены к этому. Таким образом,
немецким танковым войскам не составляло труда еще 23 мая овладеть
несколькими плацдармами за каналом. Сам же канал, как писал Горт в
своем донесении, "был единственной противотанковой преградой на
этом участке". Если бы не приказ Гитлера остановить продвижение
танковых соединений, немцы форсировали бы канал, и ничто уже не смогло
бы их удержать и помешать закрепиться на путях отхода английских экспедиционных
сил к Дюнкерку.
Известно, что Гитлер с самого начала прорыва во Франции находился
в исключительно взвинченном и нервном состоянии. Необычная легкость,
с какой осуществлялось наступление, и отсутствие сопротивления его
армиям заставляли фюрера нервничать: все шло слишком хорошо, чтобы
казаться правдоподобным. Интересны в этом отношении записи в дневнике,
который вел начальник генерального штаба Гальдер. 17 мая, после того
как французская оборона на р. Маас была столь драматически прорвана,
Гальдер заметил: "Безрадостный день. Фюрер ужасно нервничает.
Он боится своего собственного успеха, не хочет ничем рисковать и охотнее
всего задержал бы наше дальнейшее продвижение".
В этот день войска Гудериана, стремительно продвигавшиеся к морю,
были неожиданно остановлены. На следующий день Гальдер записал: "Дорог
каждый час. В штаб-квартире фюрера придерживаются другого мнения.
Фюрер, непонятно почему, озабочен южным флангом. Он беснуется и кричит,
что можно погубить всю операцию..." И только поздним вечером,
когда Гальдер сумел убедить Гитлера в том, что следовавшие за танками
пехотные соединения вышли к р. Эна и прикрыли фланг танковых соединений,
фюрер разрешил последним двигаться дальше.
Два дня спустя танки вышли к побережью, перерезав коммуникации союзных
армий, находившихся в. Бельгии. Казалось, этот блестящий успех на
время заглушил сомнения Гитлера. Однако они вновь охватили фюрера,
когда танковые соединения двинулись на север, и особенно после контрудара
англичан из Арраса. Гитлер высоко ценил немецкие танковые соединения
и теперь, когда они направлялись к районам, занятым английскими войсками,
опасался за исход наступления, поскольку считал англичан весьма серьезным
противником. В тоже время Гитлера беспокоили и возможные действия
французов на юге.
В самый решающий момент, утром 24 мая, Гитлер решил посетить штаб
Рундштедта. Этот генерал был весьма осторожным стратегом, умея принять
в расчет все неблагоприятные факторы и старался избежать ошибок, вытекающих
из оптимистических суждений. Он часто удачно корректировал замыслы
Гитлера своими хладнокровными, обоснованными расчетами. Однако на
этот раз беседа Гитлера с Рундштедтом не сыграла положительной роли.
Оцепив создавшуюся обстановку, Рундштедт пришел к заключению, что
вследствие долгого и быстрого продвижения мощь танковых соединений
несколько ослабла, кроме того, вполне вероятны атаки противника с
севера или юга, и особенно с юга.
Предыдущим вечером Рундштедт получил от главнокомандующего сухопутными
силами Браухича приказ о том, что завершение окружения на севере должно
быть осуществлено войсками Бока. Вполне естественно, что Рундштедт
теперь думал о следующем этапе на юге.
Кроме того, штаб Рундштедта все еще находился у Шарлевиля, за р. Эна,
в центре оперативного построения немецкого фронта, обращенного на
юг. Это побуждало Рундштедта сосредоточивать внимание на том, что
происходило перед ним, и уделять меньше внимания тому, что происходило
на самом правом фланге, где победа, казалось, была гарантирована.
Дюнкерк почти совсем не занимал его.
Гитлер полностью согласился с мнением Рундштедта и вновь указал на
первостепенную необходимость сохранить силы танковых соединений для
будущих операций.
В полдень по возвращении в штаб-квартиру фюрер вызвал к себе главнокомандующего
сухопутными войсками. Это была весьма неприятная беседа. Она закончилась
тем, что Гитлер отдал вполне определенный приказ -- остановить
продвижение танковых соединений. В этот вечер Гальдер с горечью отметил
в своем дневнике: "Подвижное левое крыло, перед которым нет противника,
по настойчивому требованию фюрера остановлено! В указанном районе
судьбу окруженных армий должна решить наша авиация".
Был ли этот приказ подсказан Гитлеру Рундштедтом? Если бы Гитлер считал,
что он отдал приказ под влиянием Рундштедта, то непременно упомянул
бы об этом в числе других оправданий, когда англичанам удалось улизнуть.
Ведь Гитлеру была свойственна склонность обвинять других в собственных
ошибках. Однако в данном случае фюрер нигде не обмолвился о каком-либо
влиянии Рундштедта.
Кажется более вероятным, что Гитлер отправился в штаб Рундштедта,
надеясь найти основания для собственных сомнений и изменений в плане,
к которым он хотел склонить Браухича и Гальдера. Если считать, что
такое решение было кем-то Гитлеру подсказано, то можно только предположить,
что инициатива исходила от Кейтеля и Йодля. Особое значение приобретает
в этом свете мнение генерала Варлимонта, который в то время был в
близком контакте с Йодлем. Узнав от кого-то о готовящемся приказе
остановить продвижение танковых соединений, Варлимонт отправился прямо
к Йодлю. "Йодль был сильно раздражен моим вопросом и подтвердил,
что такой приказ отдал. Он сам придерживался той же точки зрения,
что и Гитлер. Йодль подчеркивал, что личный опыт Гитлера, Кейтеля
и его собственный, накопленный во Фландрии во время первой мировой
войны, без всякого сомнения, подтверждает, что танки не могут действовать
в болотах Фландрии или могут, но с большими потерями. Поскольку же
мощь танковых корпусов была уже ослаблена и предстояло решать задачи
второго этапа наступления во Франции, подобные потери допускать нельзя".
Варлимонт отмечает, что, если бы инициатива исходила от Рундштедта,
он узнал бы об этом, а Йодль наверняка не упустил бы возможности назвать
фельдмаршала фон Рундштедта одним из тех, кто выдвинул это предложение
или по крайней мере поддержал проект этого приказа, поскольку это
смягчило бы критику в его собственный адрес: ведь Рундштедт пользовался.
непререкаемым авторитетом среди офицеров генерального штаба. Далее
Варлимонт пишет: "В то время передо мной открылась еще одна причина:
Геринг убедил Гитлера в том, что авиация завершит окружение, лишив
англичан возможности эвакуироваться по морю. Геринг, как всегда, преувеличивал
возможности своего детища".
Это утверждение Варлимонта обретает смысл, если его связать с уже
процитированным предложением из дневниковых записей Гальдера от 24
мая. Кроме того, по словам Гудериана, приказ ему передал Клейст, сказав
при этом: "Дюнкерк оставлен люфтваффе. Если захват Кале вызовет
трудности, эта крепость также будет оставлена люфтваффе". Далее
Гудериан заметил: "Думаю, именно тщеславие Геринга привело к тому,
что Гитлер принял это роковое решение".
Однако есть основания считать, что авиация тоже не была использована
в полной мере или не столь энергично, как могла бы быть. По мнению
некоторых руководителей военно-воздушных сил, и здесь виновником был
Гитлер.
Все это заставило высшие круги подозревать, что за военными мотивами
Гитлера скрывался некий политический мотив. Блюментрит писал, насколько
удивил всех Гитлер своими высказываниями во время посещения штаба
Рундштедта: "Гитлер был в прекрасном расположении духа и признал,
что ход кампании -- это <192>решительное чудо<169>, а также высказал
мнение о том, что война будет закончена через шесть недель. После
этого он намеревался заключить разумный мир с Францией, а это открыло
бы путь к заключению соглашения с Англией. Гитлер удивил нас и тем,
что с восхищением начал говорить о Британcкой империи, о необходимости
ее существования и о цивилизации, которую Англия принесла миру. Затем,
пожав плечами, Гитлер заметил, что империя создавалась подчас жестокими
средствами, но лес рубят -- щепки летят. Гитлер сравнивал Британскую
империю с католической церковью, говорил, что они в равной степени
важны для поддержания стабильности в мире. Фюрер заявил, что от Англии
хочет лишь признания позиций Германии на континенте. Возвращение утерянных
Германией колоний желательно, но это не самое важное, и даже можно
поддержать Англию, если она будет где-то еще вовлечена в конфликт.
Гитлер заметил, что колонии -- прежде всего дело престижа, ибо
их нельзя удержать во время войны, и что лишь немногие немцы пожелали
бы обосноваться в тропиках. В заключение фюрер сказал, что его цель
-- договориться с Англией о мире на такой основе, какую будет допускать
ее престиж".
В своих воспоминаниях Блюментрит не раз возвращается к этому разговору.
По его мнению, "остановка была вызвана не только военными соображениями,
но являлась компонентом политической интриги и преследовала цель --
облегчить достижение мира. Если бы английские экспедиционные силы
в Дюнкерке были захвачены, англичане могли бы считать, что их честь
запятнана и они должны смыть это пятно. Дав же им возможность улизнуть,
Гитлер рассчитывал, что англичане пойдут на примирение с ним".
Эта мысль приобретает еще большее значение, поскольку она высказана
генералом, критически относившимся к Гитлеру. Рассказ Варлимонта о
том, что говорил Гитлер во время событий в Дюнкерке, совпадает со
многими воспоминаниями фюрера в книге "Майн кампф". Характерно,
что Гитлер испытывал смешанное чувство любви и ненависти по отношению
к англичанам. Об этой его тенденции в разговорах об Англии упоминается
также в дневниках Чиано и Гальдера.
Более вероятно, что его решение было обусловлено несколькими факторами.
Три из них очевидны: желание сохранить мощь танковых соединений для
нанесения следующего удара, постоянные опасения попасть в ловушку
в болотах Фландрии и заявления Геринга о люфтваффе. Также вполне вероятно,
что с военными соображениями переплетались какие-то политические цели,
тем более что Гитлер был склонен к политической стратегии и для него
были характерны самые неожиданные повороты мысли.
@BL =
Ширина нового фронта обороны французских войск, проходившего по рекам
Сомма и Эна, была больше, чем раньше, а численность войск значительно
сократилась. На первом этапе кампании французы потеряли 30 дивизий
и лишились помощи союзных войск (лишь две английские дивизии оставались
во Франции и еще две не полностью обученные дивизии готовились к отправке).
Всего для обороны на новых позициях Вейган собрал 49 дивизий, а 17
дивизий оставил на линии Мажино. За то короткое время, которое было
в распоряжении Вейгана, нельзя было сделать большего: нехватка сил
мешала создать глубоко эшелонированную оборону. Поскольку большинство
механизированных дивизий было разгромлено или сильно измотано, ощущался
недостаток в мобильных резервах.
Немцы же доукомплектовали свои 10 танковых дивизий личным составом
и танками, а 130 пехотных дивизий остались почти нетронутыми. Перед
началом нового наступления они произвели перегруппировку сил: на участок,
проходивший по р. Эна (между реками Уаза и Маас), были переброшены
две свежие армии (2-я и 9-я). Гудериан был назначен командующим танковой
грудной в составе двух танковых корпусов. В распоряжении Клейста оставалось
два танковых корпуса. Они должны были нанести удар с плацдармов на
р. Сомма в направлении на Амьен и Перонн и замкнуть кольцо окружения
в нижнем течении р. Уаза. Остальные танковые соединения под командованием
Гота должны были наступать на участке между Амьеном и морем.
Наступление началось 5 июня на западном участке фронта между Лаоном
и морем. В течение первых двух дней сопротивление было упорным, но
7 июня танковые корпуса вырвались на дорогу к Руану. После этого оборона
французских войск распалась, и 9 июня при форсировании р. Сена немцы
уже не встретили серьезного сопротивления. Однако решающий маневр
немецкое командование намечало не здесь, и поэтому наступление было
приостановлено. Благодаря этому большей части английских войск под
командованием генерала Брука удалось эвакуироваться в Англию уже после
капитуляции французов.
Войскам Клейста не удалось точно выполнить задачу. 8 июня правое крыло
в конце концов прорвало оборону французских войск, а левое, двигавшееся
от Перонна, было задержано упорным сопротивлением севернее Компьеня.
Тогда немецкое верховное командование приняло решение перебросить
танковую группу Клейста на поддержку прорыва, который был осуществлен
в Шампани.
В этом районе наступление началось только 9 июня. Сопротивленце французов
было быстро сломлено. Как только пехота форсировала реку, танки Гудериана
устремились к Шалону-на-Марне, а затем на восток. К 11 июня войска
Клейста форсировали р. Марна у Шато-Тьерри. Продвижение шло быстрыми
темпами по плато Лангр к Безапсопу и швейцарской границе. Все французские
войска, находившиеся на линии Мажино, оказались отрезанными от остальных
сил армии.
Еще 7 нюня Вейган рекомендовал правительству незамедлительно просить
перемирия, а 8 июня он заявил, что "битва за Сомму проиграна".
Правительство, среди членов которого не было единогласия, долго колебалось
в принятии решения и наконец 9 июня покинуло Париж, выехав в Тур.
Рейно направил президенту Рузвельту просьбу о помощи. Он писал: "Мы
будем сражаться перед стенами Парижа, мы будем сражаться за ними,
мы укроемся в одной из наших провинций и, если нас выгонят, отправимся
в Северную Африку..."
10 июня в войну вступила Италия. Франция с запозданием предложила
Муссолини отдать различные колониальные территории, но он отказался
принять их в надежде получить от Гитлера больше. Однако наступление
итальянских войск началось только через десять дней и было легко задержано
слабыми французскими силами.
11 июня Черчилль вылетел в Тур в тщетной надежде ободрить французских
руководителей. На следующий день Вейган в своем докладе правительству
заявил, что война проиграна, обвинил в поражении Англию, а затем сказал:
"Я вынужден заявить, что необходимо прекратить военные действия".
Без сомнения, он был прав в оценке военного положения, ибо французская
армия распалась, практически прекратив сопротивление, и неорганизованным
потоком откатывалась на юг. Правительство никак не могло решиться,
что предпринять: капитулировать или попытаться продолжать военные
действия из Северной Африки. Оно переехало в Бордо и дало Вейгану
указание попытаться организовать сопротивление на р. Луара.
14 июня немцы вошли в Париж, а их фланговые группировки продолжали
двигаться на юг. 16 июня они достигли долины р. Рона. Вейган при поддержке
высших военных руководителей настаивал на перемирии. Черчилль предпринял
попытку предупредить такое решение, предложив продолжать сопротивление
из Северной Африки и заключить, франко-английский союз. Однако его
предложение вызвало лишь раздражение во французских кругах. Большинством
голосов французское правительство отвергло предложение Черчилля и
приняло решение о капитуляции. Рейно подал в отставку. Маршал Петэн
сформировал новое правительство, и ночью 16 числа Гитлеру была направлена
просьба о перемирии.
Условия перемирия были переданы французским парламентерам 20 июня
в Компьеньском лесу в том же железнодорожном вагоне, в котором немецкие
парламентеры подписали перемирие в 1918 году. Пока шли переговоры,
немцы продолжали продвижение за р. Луара. 22 июня условия перемирия
были приняты, и оно вступило в силу 25 июня в 01.35, после того как
была достигнута договоренность о заключении аналогичного перемирия
с Италией.
1 сентября 1939 года вторжением в Польшу Гитлер начал войну. Два дня
спустя Англия и Франция объявили войну Германии. Однако как это ни
странно, но ни Гитлер, ни немецкое верховное командование не разработали
планов борьбы против Англии. Еще более странно, что ничего не было
сделано даже в течение той девятимесячной паузы, после которой в 1940
году началось наступление немцев на Западе. Никакого плана не было
разработано и тогда, когда неизбежным стало поражение Франции.
Таким образом, очевидно, что Гитлер рассчитывал добиться согласия
английского правительства на компромиссный мир на благоприятных для
Англии условиях, которые он был склонен гарантировать. Видимо, при
всем своем величайшем честолюбии он не хотел, чтобы конфликт с Англией
привел к серьезным последствиям. И действительно, Гитлер дал понять
своим генералам, что война закончена, разрешил отпуска, а часть сил
авиации перенацелил на другие потенциальные фронты.
Даже когда отказ Черчилля пойти на какой-либо компромисс стал явным,
а его решимость продолжать войну -- очевидной, Гитлер продолжал
верить, что это блеф, и считал, что Англия обязана призвать "свое
безнадежное военное положение". Он еще долго лелеял эту надежду
и лишь 2 июля приказал изучить вопрос о вторжении в Англию. 16 июля,
отдавая приказ о подготовке к вторжению в Англию (операция получила
кодовое наименование "Морской лев"), Гитлер все еще сомневался
в необходимости подобной операции.
О сомнениях Гитлера в отношении Англии говорит и тот факт, что 21
июля он заявил Гальдеру о своем намерении всесторонне изучить проблему
России с точки зрения возможности начать военные действия против нее
осенью текущего года. 29 июля Йодль сообщил Варлимонту о том, что
Гитлер принял твердое решение начать войну с Россией. За несколько
результата, а англичане и не начинали отход. Заявление Вейгана, таким
образом, отражало его смятение.
Вечером 25 мая Горт принял окончательное решение отходить к морю,
в район Дюнкерка. Немецкие танковые соединения вышли в этот район
на 48 часов раньше и остановились у канала, находящегося всего в 10
милях от порта. 26 мая английский кабинет дал санкцию военному министерству
направить Горту телеграмму с одобрением принятого им решения и уполномочил
Горта провести эту операцию. На следующий день Горт получил телеграмму,
предписывавшую ему эвакуировать экспедиционные силы морем.
В этот же день войска Бока прорвали оборону бельгийской армии. У бельгийцев
не оказалось никаких резервов, чтобы ликвидировать этот прорыв. Король
Леопольд через адмирала Кейеса посылал Черчиллю предупреждение за
предупреждением о том, что положение становится безнадежным. После
удара немцев безнадежность положения стала фактом. Большая часть Бельгии
была уже захвачена, а бельгийская армия оказалась прижатой к морю
на узком клочке территории, где к тому же скопилось огромное число
беженцев. Вечером 26 мая король решил просить о перемирии, и на следующее
утро был отдан приказ о прекращении огня.
В результате капитуляции Бельгии над английскими экспедиционными силами
нависла опасность того, что они лишатся пути отхода к Дюнкерку. Черчилль
обратился к королю Леопольду с призывом держаться. В личной беседе
с Гортом он назвал этот призыв "просьбой пожертвовать собой ради
нас". Окруженные бельгийцы, хорошо понимая, что английские экспедиционные
силы собираются эвакуироваться, восприняли этот призыв в ином смысле,
чем имел в виду Черчилль. У короля Леопольда не было желания следовать
совету Черчилля "бежать на самолете, пока не поздно".
Отступление англичан к побережью приняло характер отчаянной гонки.
Англичане хотели опередить немцев и погрузиться на корабли раньше,
чем захлопнется западня, поэтому английское командование уже не обращало
никакого внимания на горькие протесты и упреки французов. К счастью,
в Лондоне еще неделю назад предприняли подготовительные меры, хотя
и в силу иных предположений. 20 мая Черчилль одобрил мероприятия,
имеющие целью "собрать как можно больше мелких судов и держать
их в готовности направиться к портам и бухтам французского побережья",
чтобы помочь при эвакуации отдельных подразделений английских экспедиционных
сил, которые, возможно, оказались бы отрезанными от главных сил при
попытке прорваться на юг Франции, как предусматривалось планом боевых
действий. Адмиралтейство быстро выполнило это указание. Днем раньше,
19 мая, оно поручило адмиралу Рамсею оперативное руководство эвакуацией
войск. Эта операция получила кодовое наименование "Динамо".
В распоряжении Рамсея находились паромы, дрифтеры и другие суда. Было
отдано распоряжение взять на учет все суда водоизмещением более 1000
т, базирующиеся на стоянках в районе между Гарвичем и Веймутом.
С каждым днем обстановка ухудшалась, и скоро адмиралтейству стало
ясно, что Дюнкерк будет единственным возможным пунктом эвакуации.
26 мая в полдень, то есть за 24 часа до просьбы Бельгии о перемирии,
а также до того, как кабинет разрешил эвакуировать войска, был отдан
приказ начать операцию "Динамо".
Поначалу полагали, что спасти удастся лишь часть английских экспедиционных
сил. Адмиралтейство в своем распоряжении Рамсею настоятельно рекомендовало
в течение двух дней эвакуировать 45 тыс. человек, поскольку в дальнейшем
противник сделает эвакуацию невозможной. К ночи 28 мая в Англию было
эвакуировано лишь 25 тыс. человек. К счастью, возможность эвакуации
сохранялась значительно дольше, чем предполагалось.
В течение первых пяти дней эвакуация шла медленно из-за нехватки небольших
лодок для перевозки личного состава с берега на транспорты. Рамсей
с самого начала предвидел необходимость в таких лодках, но его требование
не было вовремя удовлетворено. Теперь же адмиралтейство прилагало
все силы к тому, чтобы увеличить количество лодок и обеспечить управление
ими. Для этой цели, помимо военных моряков, привлекались добровольцы
из гражданского населения: рыбаки, спасатели, яхтсмены -- все,
кто имел навыки в управлении лодками. Рамсей писал, что очень хорошо
показала себя команда парома "Мэсси Шоу" из лондонской пожарной
бригады.
Поначалу на побережье царило большое смятение из-за неорганизованности
личного состава, ожидавшего посадки на суда. В то время это был в
основном личный состав базы. По мнению Рамсея, смятение усиливалось
"тем, что форму армейских офицеров невозможно было отличить от
формы рядового солдата, но, как только появились морские офицеры,
порядок был наведен... Позже, когда на побережье прибыли войска боевых
соединений, эти трудности исчезли".
Первый мощный воздушный налет произошел вечером 20 мая, и "только
по счастливому стечению обстоятельств выход из жизненно важной бухты
Дюнкерка не был блокирован тонущими судами". Сохранение этого
выхода было самым важным делом, поскольку большая часть войск грузилась
на корабли именно в этой бухте и меньше одной трети -- непосредственно
с берега.
В доследующие три дня воздушные налеты усилились, и со 2 июня пришлось
отказаться от эвакуации в дневное время. Истребители английских военно-воздушных
сил, базировавшиеся на аэродромах в южной Англии, делали все возможное,
чтобы не подпустить немецкую авиацию. Однако, уступая противнику численно
и действуя с отдаленных баз, англичане не могли обеспечить эвакуирующимся
войскам надлежащего авиационного прикрытия. Частые бомбардировки изматывали
войска, которые томились в ожидании погрузки на транспорты. Значительные
потери англичане понесли на море: 6 эсминцев, 8 транспортов с личным
составом и более 200 мелких лодок из 860 английских и союзных судов
всех размеров, привлеченных для, эвакуации. К счастью для англичан,
немцы не попытались использовать подводные лодки или торпедные катера.
Эвакуации, кроме того, благоприятствовала исключительно хорошая погода.
К 30 мая было эвакуировано 126 тыс. человек. Остальные силы английских
экспедиционных войск (за исключением попавших в окружение при отходе)
уже прибыли в район Дюнкерка. Англичане усилили оборону района порта.
Немцы постепенно сжимали кольцо окружения, но возможность уничтожения
английских экспедиционных сил они уже упустили.
Высшие французские военачальники в Бельгии, продолжая цепляться за
невыполнимый план Вейгана, никак не могли решиться отступать к морю
и сделать это возможно быстрее вместе с англичанами. В результате
такого промедления 28 мая почти половина войск, оставшихся от французской
1-й армии, была отрезана в районе Лилля, а 31 мая была вынуждена сдаться.
Правда, перед этим они в течение трех дней оказывали мужественное
сопротивление, что позволило эвакуироваться другим частям французской
армии и англичанам.
К полуночи 2 июня были погружены на транспорты последние подразделения
английских экспедиционных сил. Эвакуация была завершена. В Англию
благополучно переправилось 224 тыс. человек. Потери в результате гибели
судов при переходе морем составили около 2 тыс. человек. Помимо личного
состава английских войск было эвакуировано 95 тыс. союзных войск,
преимущественно французов. В ночь на 3 июня, несмотря на возросшие
трудности, англичане предприняли попытку эвакуировать оставшиеся французские
войска, и, таким образом, было спасено еще 26 тыс. человек. К сожалению,
несколько тысяч французских солдат, действовавших в арьергарде, пришлось
оставить.
К утру 4 июня операция была завершена. В Англию было переправлено
в общей сложности 338 тыс. человек из состава английских войск и войск
союзников. По сравнению с тем, что предполагалось раньше, это был
удивительный итог, в достижении которого величайшая заслуга принадлежала
военно-морским силам.
В то же время совершенно очевидно, что было бы невозможно сохранить
английские экспедиционные силы "для будущих сражений", если
бы двенадцатью днями раньше, то есть 24 мая, Гитлер не остановил бы
продвижение танковых войск Клейста под Дюнкерком.
В то время участок протяженностью 20 миль по берегу р. Аа между Гравлином
и Сент-Омером прикрывался всего одним английским батальоном, а участок
протяженностью 60 миль вдоль канала -- чуть большими силами. Многие
мосты еще не были взорваны и даже не подготовлены к этому. Таким образом,
немецким танковым войскам не составляло труда еще 23 мая овладеть
несколькими плацдармами за каналом. Сам же канал, как писал Горт в
своем донесении, "был единственной противотанковой преградой на
этом участке". Если бы не приказ Гитлера остановить продвижение
танковых соединений, немцы форсировали бы канал, и ничто уже не смогло
бы их удержать и помешать закрепиться на путях отхода английских экспедиционных
сил к Дюнкерку.
Известно, что Гитлер с самого начала прорыва во Франции находился
в исключительно взвинченном и нервном состоянии. Необычная легкость,
с какой осуществлялось наступление, и отсутствие сопротивления его
армиям заставляли фюрера нервничать: все шло слишком хорошо, чтобы
казаться правдоподобным. Интересны в этом отношении записи в дневнике,
который вел начальник генерального штаба Гальдер. 17 мая, после того
как французская оборона на р. Маас была столь драматически прорвана,
Гальдер заметил: "Безрадостный день. Фюрер ужасно нервничает.
Он боится своего собственного успеха, не хочет ничем рисковать и охотнее
всего задержал бы наше дальнейшее продвижение".
В этот день войска Гудериана, стремительно продвигавшиеся к морю,
были неожиданно остановлены. На следующий день Гальдер записал: "Дорог
каждый час. В штаб-квартире фюрера придерживаются другого мнения.
Фюрер, непонятно почему, озабочен южным флангом. Он беснуется и кричит,
что можно погубить всю операцию..." И только поздним вечером,
когда Гальдер сумел убедить Гитлера в том, что следовавшие за танками
пехотные соединения вышли к р. Эна и прикрыли фланг танковых соединений,
фюрер разрешил последним двигаться дальше.
Два дня спустя танки вышли к побережью, перерезав коммуникации союзных
армий, находившихся в. Бельгии. Казалось, этот блестящий успех на
время заглушил сомнения Гитлера. Однако они вновь охватили фюрера,
когда танковые соединения двинулись на север, и особенно после контрудара
англичан из Арраса. Гитлер высоко ценил немецкие танковые соединения
и теперь, когда они направлялись к районам, занятым английскими войсками,
опасался за исход наступления, поскольку считал англичан весьма серьезным
противником. В тоже время Гитлера беспокоили и возможные действия
французов на юге.
В самый решающий момент, утром 24 мая, Гитлер решил посетить штаб
Рундштедта. Этот генерал был весьма осторожным стратегом, умея принять
в расчет все неблагоприятные факторы и старался избежать ошибок, вытекающих
из оптимистических суждений. Он часто удачно корректировал замыслы
Гитлера своими хладнокровными, обоснованными расчетами. Однако на
этот раз беседа Гитлера с Рундштедтом не сыграла положительной роли.
Оцепив создавшуюся обстановку, Рундштедт пришел к заключению, что
вследствие долгого и быстрого продвижения мощь танковых соединений
несколько ослабла, кроме того, вполне вероятны атаки противника с
севера или юга, и особенно с юга.
Предыдущим вечером Рундштедт получил от главнокомандующего сухопутными
силами Браухича приказ о том, что завершение окружения на севере должно
быть осуществлено войсками Бока. Вполне естественно, что Рундштедт
теперь думал о следующем этапе на юге.
Кроме того, штаб Рундштедта все еще находился у Шарлевиля, за р. Эна,
в центре оперативного построения немецкого фронта, обращенного на
юг. Это побуждало Рундштедта сосредоточивать внимание на том, что
происходило перед ним, и уделять меньше внимания тому, что происходило
на самом правом фланге, где победа, казалось, была гарантирована.
Дюнкерк почти совсем не занимал его.
Гитлер полностью согласился с мнением Рундштедта и вновь указал на
первостепенную необходимость сохранить силы танковых соединений для
будущих операций.
В полдень по возвращении в штаб-квартиру фюрер вызвал к себе главнокомандующего
сухопутными войсками. Это была весьма неприятная беседа. Она закончилась
тем, что Гитлер отдал вполне определенный приказ -- остановить
продвижение танковых соединений. В этот вечер Гальдер с горечью отметил
в своем дневнике: "Подвижное левое крыло, перед которым нет противника,
по настойчивому требованию фюрера остановлено! В указанном районе
судьбу окруженных армий должна решить наша авиация".
Был ли этот приказ подсказан Гитлеру Рундштедтом? Если бы Гитлер считал,
что он отдал приказ под влиянием Рундштедта, то непременно упомянул
бы об этом в числе других оправданий, когда англичанам удалось улизнуть.
Ведь Гитлеру была свойственна склонность обвинять других в собственных
ошибках. Однако в данном случае фюрер нигде не обмолвился о каком-либо
влиянии Рундштедта.
Кажется более вероятным, что Гитлер отправился в штаб Рундштедта,
надеясь найти основания для собственных сомнений и изменений в плане,
к которым он хотел склонить Браухича и Гальдера. Если считать, что
такое решение было кем-то Гитлеру подсказано, то можно только предположить,
что инициатива исходила от Кейтеля и Йодля. Особое значение приобретает
в этом свете мнение генерала Варлимонта, который в то время был в
близком контакте с Йодлем. Узнав от кого-то о готовящемся приказе
остановить продвижение танковых соединений, Варлимонт отправился прямо
к Йодлю. "Йодль был сильно раздражен моим вопросом и подтвердил,
что такой приказ отдал. Он сам придерживался той же точки зрения,
что и Гитлер. Йодль подчеркивал, что личный опыт Гитлера, Кейтеля
и его собственный, накопленный во Фландрии во время первой мировой
войны, без всякого сомнения, подтверждает, что танки не могут действовать
в болотах Фландрии или могут, но с большими потерями. Поскольку же
мощь танковых корпусов была уже ослаблена и предстояло решать задачи
второго этапа наступления во Франции, подобные потери допускать нельзя".
Варлимонт отмечает, что, если бы инициатива исходила от Рундштедта,
он узнал бы об этом, а Йодль наверняка не упустил бы возможности назвать
фельдмаршала фон Рундштедта одним из тех, кто выдвинул это предложение
или по крайней мере поддержал проект этого приказа, поскольку это
смягчило бы критику в его собственный адрес: ведь Рундштедт пользовался.
непререкаемым авторитетом среди офицеров генерального штаба. Далее
Варлимонт пишет: "В то время передо мной открылась еще одна причина:
Геринг убедил Гитлера в том, что авиация завершит окружение, лишив
англичан возможности эвакуироваться по морю. Геринг, как всегда, преувеличивал
возможности своего детища".
Это утверждение Варлимонта обретает смысл, если его связать с уже
процитированным предложением из дневниковых записей Гальдера от 24
мая. Кроме того, по словам Гудериана, приказ ему передал Клейст, сказав
при этом: "Дюнкерк оставлен люфтваффе. Если захват Кале вызовет
трудности, эта крепость также будет оставлена люфтваффе". Далее
Гудериан заметил: "Думаю, именно тщеславие Геринга привело к тому,
что Гитлер принял это роковое решение".
Однако есть основания считать, что авиация тоже не была использована
в полной мере или не столь энергично, как могла бы быть. По мнению
некоторых руководителей военно-воздушных сил, и здесь виновником был
Гитлер.
Все это заставило высшие круги подозревать, что за военными мотивами
Гитлера скрывался некий политический мотив. Блюментрит писал, насколько
удивил всех Гитлер своими высказываниями во время посещения штаба
Рундштедта: "Гитлер был в прекрасном расположении духа и признал,
что ход кампании -- это <192>решительное чудо<169>, а также высказал
мнение о том, что война будет закончена через шесть недель. После
этого он намеревался заключить разумный мир с Францией, а это открыло
бы путь к заключению соглашения с Англией. Гитлер удивил нас и тем,
что с восхищением начал говорить о Британcкой империи, о необходимости
ее существования и о цивилизации, которую Англия принесла миру. Затем,
пожав плечами, Гитлер заметил, что империя создавалась подчас жестокими
средствами, но лес рубят -- щепки летят. Гитлер сравнивал Британскую
империю с католической церковью, говорил, что они в равной степени
важны для поддержания стабильности в мире. Фюрер заявил, что от Англии
хочет лишь признания позиций Германии на континенте. Возвращение утерянных
Германией колоний желательно, но это не самое важное, и даже можно
поддержать Англию, если она будет где-то еще вовлечена в конфликт.
Гитлер заметил, что колонии -- прежде всего дело престижа, ибо
их нельзя удержать во время войны, и что лишь немногие немцы пожелали
бы обосноваться в тропиках. В заключение фюрер сказал, что его цель
-- договориться с Англией о мире на такой основе, какую будет допускать
ее престиж".
В своих воспоминаниях Блюментрит не раз возвращается к этому разговору.
По его мнению, "остановка была вызвана не только военными соображениями,
но являлась компонентом политической интриги и преследовала цель --
облегчить достижение мира. Если бы английские экспедиционные силы
в Дюнкерке были захвачены, англичане могли бы считать, что их честь
запятнана и они должны смыть это пятно. Дав же им возможность улизнуть,
Гитлер рассчитывал, что англичане пойдут на примирение с ним".
Эта мысль приобретает еще большее значение, поскольку она высказана
генералом, критически относившимся к Гитлеру. Рассказ Варлимонта о
том, что говорил Гитлер во время событий в Дюнкерке, совпадает со
многими воспоминаниями фюрера в книге "Майн кампф". Характерно,
что Гитлер испытывал смешанное чувство любви и ненависти по отношению
к англичанам. Об этой его тенденции в разговорах об Англии упоминается
также в дневниках Чиано и Гальдера.
Более вероятно, что его решение было обусловлено несколькими факторами.
Три из них очевидны: желание сохранить мощь танковых соединений для
нанесения следующего удара, постоянные опасения попасть в ловушку
в болотах Фландрии и заявления Геринга о люфтваффе. Также вполне вероятно,
что с военными соображениями переплетались какие-то политические цели,
тем более что Гитлер был склонен к политической стратегии и для него
были характерны самые неожиданные повороты мысли.
@BL =
Ширина нового фронта обороны французских войск, проходившего по рекам
Сомма и Эна, была больше, чем раньше, а численность войск значительно
сократилась. На первом этапе кампании французы потеряли 30 дивизий
и лишились помощи союзных войск (лишь две английские дивизии оставались
во Франции и еще две не полностью обученные дивизии готовились к отправке).
Всего для обороны на новых позициях Вейган собрал 49 дивизий, а 17
дивизий оставил на линии Мажино. За то короткое время, которое было
в распоряжении Вейгана, нельзя было сделать большего: нехватка сил
мешала создать глубоко эшелонированную оборону. Поскольку большинство
механизированных дивизий было разгромлено или сильно измотано, ощущался
недостаток в мобильных резервах.
Немцы же доукомплектовали свои 10 танковых дивизий личным составом
и танками, а 130 пехотных дивизий остались почти нетронутыми. Перед
началом нового наступления они произвели перегруппировку сил: на участок,
проходивший по р. Эна (между реками Уаза и Маас), были переброшены
две свежие армии (2-я и 9-я). Гудериан был назначен командующим танковой
грудной в составе двух танковых корпусов. В распоряжении Клейста оставалось
два танковых корпуса. Они должны были нанести удар с плацдармов на
р. Сомма в направлении на Амьен и Перонн и замкнуть кольцо окружения
в нижнем течении р. Уаза. Остальные танковые соединения под командованием
Гота должны были наступать на участке между Амьеном и морем.
Наступление началось 5 июня на западном участке фронта между Лаоном
и морем. В течение первых двух дней сопротивление было упорным, но
7 июня танковые корпуса вырвались на дорогу к Руану. После этого оборона
французских войск распалась, и 9 июня при форсировании р. Сена немцы
уже не встретили серьезного сопротивления. Однако решающий маневр
немецкое командование намечало не здесь, и поэтому наступление было
приостановлено. Благодаря этому большей части английских войск под
командованием генерала Брука удалось эвакуироваться в Англию уже после
капитуляции французов.
Войскам Клейста не удалось точно выполнить задачу. 8 июня правое крыло
в конце концов прорвало оборону французских войск, а левое, двигавшееся
от Перонна, было задержано упорным сопротивлением севернее Компьеня.
Тогда немецкое верховное командование приняло решение перебросить
танковую группу Клейста на поддержку прорыва, который был осуществлен
в Шампани.
В этом районе наступление началось только 9 июня. Сопротивленце французов
было быстро сломлено. Как только пехота форсировала реку, танки Гудериана
устремились к Шалону-на-Марне, а затем на восток. К 11 июня войска
Клейста форсировали р. Марна у Шато-Тьерри. Продвижение шло быстрыми
темпами по плато Лангр к Безапсопу и швейцарской границе. Все французские
войска, находившиеся на линии Мажино, оказались отрезанными от остальных
сил армии.
Еще 7 нюня Вейган рекомендовал правительству незамедлительно просить
перемирия, а 8 июня он заявил, что "битва за Сомму проиграна".
Правительство, среди членов которого не было единогласия, долго колебалось
в принятии решения и наконец 9 июня покинуло Париж, выехав в Тур.
Рейно направил президенту Рузвельту просьбу о помощи. Он писал: "Мы
будем сражаться перед стенами Парижа, мы будем сражаться за ними,
мы укроемся в одной из наших провинций и, если нас выгонят, отправимся
в Северную Африку..."
10 июня в войну вступила Италия. Франция с запозданием предложила
Муссолини отдать различные колониальные территории, но он отказался
принять их в надежде получить от Гитлера больше. Однако наступление
итальянских войск началось только через десять дней и было легко задержано
слабыми французскими силами.
11 июня Черчилль вылетел в Тур в тщетной надежде ободрить французских
руководителей. На следующий день Вейган в своем докладе правительству
заявил, что война проиграна, обвинил в поражении Англию, а затем сказал:
"Я вынужден заявить, что необходимо прекратить военные действия".
Без сомнения, он был прав в оценке военного положения, ибо французская
армия распалась, практически прекратив сопротивление, и неорганизованным
потоком откатывалась на юг. Правительство никак не могло решиться,
что предпринять: капитулировать или попытаться продолжать военные
действия из Северной Африки. Оно переехало в Бордо и дало Вейгану
указание попытаться организовать сопротивление на р. Луара.
14 июня немцы вошли в Париж, а их фланговые группировки продолжали
двигаться на юг. 16 июня они достигли долины р. Рона. Вейган при поддержке
высших военных руководителей настаивал на перемирии. Черчилль предпринял
попытку предупредить такое решение, предложив продолжать сопротивление
из Северной Африки и заключить, франко-английский союз. Однако его
предложение вызвало лишь раздражение во французских кругах. Большинством
голосов французское правительство отвергло предложение Черчилля и
приняло решение о капитуляции. Рейно подал в отставку. Маршал Петэн
сформировал новое правительство, и ночью 16 числа Гитлеру была направлена
просьба о перемирии.
Условия перемирия были переданы французским парламентерам 20 июня
в Компьеньском лесу в том же железнодорожном вагоне, в котором немецкие
парламентеры подписали перемирие в 1918 году. Пока шли переговоры,
немцы продолжали продвижение за р. Луара. 22 июня условия перемирия
были приняты, и оно вступило в силу 25 июня в 01.35, после того как
была достигнута договоренность о заключении аналогичного перемирия
с Италией.
1 сентября 1939 года вторжением в Польшу Гитлер начал войну. Два дня
спустя Англия и Франция объявили войну Германии. Однако как это ни
странно, но ни Гитлер, ни немецкое верховное командование не разработали
планов борьбы против Англии. Еще более странно, что ничего не было
сделано даже в течение той девятимесячной паузы, после которой в 1940
году началось наступление немцев на Западе. Никакого плана не было
разработано и тогда, когда неизбежным стало поражение Франции.
Таким образом, очевидно, что Гитлер рассчитывал добиться согласия
английского правительства на компромиссный мир на благоприятных для
Англии условиях, которые он был склонен гарантировать. Видимо, при
всем своем величайшем честолюбии он не хотел, чтобы конфликт с Англией
привел к серьезным последствиям. И действительно, Гитлер дал понять
своим генералам, что война закончена, разрешил отпуска, а часть сил
авиации перенацелил на другие потенциальные фронты.
Даже когда отказ Черчилля пойти на какой-либо компромисс стал явным,
а его решимость продолжать войну -- очевидной, Гитлер продолжал
верить, что это блеф, и считал, что Англия обязана призвать "свое
безнадежное военное положение". Он еще долго лелеял эту надежду
и лишь 2 июля приказал изучить вопрос о вторжении в Англию. 16 июля,
отдавая приказ о подготовке к вторжению в Англию (операция получила
кодовое наименование "Морской лев"), Гитлер все еще сомневался
в необходимости подобной операции.
О сомнениях Гитлера в отношении Англии говорит и тот факт, что 21
июля он заявил Гальдеру о своем намерении всесторонне изучить проблему
России с точки зрения возможности начать военные действия против нее
осенью текущего года. 29 июля Йодль сообщил Варлимонту о том, что
Гитлер принял твердое решение начать войну с Россией. За несколько