Тогда, помню, наш Конашевич еще молодым сотником был...
- Погоди, Яцко, не об этом речь, - перебил его Болотников. - Мы должны
разобраться в причинах нашего опасного поражения. Вот Ляпунов будто стоял
на нашей стороне, а нынче переметнулся к Шуйскому...
- Истома Пашков тоже отправил своих послов к Шуйским, помириться с ними
хочет! - крикнул сзади Тимоха.
- Этого не может быть!
- Нет, это верно, ватаман. Во время боя, когда нам было тяжело, я
посылал к Истоме гонцов.
- Ну?
- Посмеялись над ними, с тем и вернулись. Кабы не брат Яцко со своими
казаками, проклятый князь Скопин-Шуйский был бы уже здесь, пришел бы по
нашим трупам.
И вдруг сразу все заговорили, заспорили, перебивая друг друга.
Казалось, будто никто никого и не слушал, все размахивали руками, даже
саблями. Обычно так в конце концов и вырабатывалось единое мнение.
- Хочу я всем и тебе, ватаман наш, слово молвить! - перекричал всех
Тимоха. - Верю, что ватаман наш Ивашка Саевич виделся с царевичем
Димитрием, присягал ему, - это так. И также поверил тому, что царевич
учился в вотчине Вишневецкого, опирается на украинские полки. А уверен ли
ты, Саевич, что это тот самый Димитрий, которого мы уже однажды сажали на
престол в Москве? Яцко правильно рассуждает: польские шляхтичи заодно с их
королем, а вместе с ними и украинские паны - это очень хитрое и коварное
племя. Земля слухом полна, что Борис Годунов все-таки убил царевича.
- Говорят также и о том, что он убежал, учился в Гоще...
- Пускай будет и так, - продолжал Тимоха. - Поверю и я, что наш царевич
убежал в Гощу, учился там, короновался с царицей Мариной... Девять дней
была она царицей при муже... И вот взбунтовались бояре - вольно им верить
или не верить в какого-то помазанника божьего - и согнали с престола вновь
коронованного царевича. Очевидцы уверяют, что и этого, чудом спасшегося
шляхетского зятя Димитрия бояре убили под стенами Кремля... Таким образом,
и свободы, на десятилетие дарованные гощинским царевичем Комарницкой
волости и Путивлю, ныне отменены. Если бы царевич был жив, так и
дарованные им привилегии тоже не отняли бы...
Болотников ходил между атаманами, несколько раз пытался что-то сказать,
остановить возбужденного Тимоху, правдивые и горячие слова которого
заставили и его призадуматься. И он наконец прервал его, спросив:
- Тимоха, ты... на чью мельницу воду льешь? То же самое писалось в
льстивых письмах Шуйского, это все злые наветы! Царевич жив, я сам его
видел, не в этом дело... А привилегии... Верно говорил здесь Яцко, что
ожидать их от царей нам нечего, а самим...
- Прости, ватаман честной, но...
- Но?
- Ты видел живого Димитрия, не зная того, убитого, который уже сидел на
московском престоле! А мы все, мои дорогие братья, не видели ни первого,
ни второго... да их, получается, было уже три. И среди нас нет никого, кто
видел бы первого царевича, замученного Годуновым... Люди добрые! А может,
я, Тимоха из Рязанщины, и есть тот первый царевич Димитрий. А может быть,
вот... Яцко вырвался из хищных когтей Годунова, убежал, скажем, не в Гощу,
к вельможам Вишневецкому или Сандомирскому, чтобы потом из рук католиков
принять православный престол, окатоличить Москву, - а в Остер, в Чигирин
убежал, к свободным казакам и стал называться Яцком... И что же? Пусть
царевичи спасают себе жизнь, а мы поднялись отстаивать права людей
русских.
- Верно, Тимоха! Никто этого царевича не видел, а монахи уже целых
десять лет молятся о спасении души убиенного.
- Я видел...
- Кого?! - воскликнули все в один голос, устремив взоры на Семена
Пушкаря.
Семен вышел вперед, поближе к рязанцу, и махнул шапкой куда-то в
сторону.
- Видел я этого царевича, которого мы с донскими казаками сажали уже
однажды на московский престол, - заговорил Семен, глядя на Болотникова. -
Я, брат Саевич, слыхал обещания царевича в Путивле, видел и сопровождал
молодую царицу Марину в Москву.
Болотников стремительно подошел к Семену. Присутствующие расступились,
давая проход своему старшому. Он положил руку на могучее плечо Пушкаря,
дружелюбно посмотрел ему в глаза, будто желая получше разглядеть человека,
который хвастался своим знакомством с царевичем Димитрием и с царицей
Мариной.
- Видел? - переспросил он, желая, чтобы казак еще раз подтвердил свои
слова.
- Да, атаман. Видел! И слышал его речь, - уверенно ответил Семен.
- Не забыл? Узнал бы его и сейчас? Ведь это было не вчера.
- Такие вещи не забываются, Иван Саевич. Не забыл ни молодого лица, ни
голоса царевича, - подтвердил Пушкарь.
На какое-то мгновение оба умолкли. В комнате воцарилась такая тишина,
что казалось, даже чьи-нибудь мысли можно услышать. Потом Болотников,
задумавшись, подошел к столу и, не садясь, тихо обратился к
присутствующим:
- Братья мои, славные рыцари... - В голосе атамана звучали грустные
нотки. - Наше славное товарищество! При других обстоятельствах в словах
Тимохи можно было бы видеть измену нашему народному делу. Наверное, не так
просто было и ему, одному из наших мужественных атаманов рати народной,
спрашивать о том, "знает ли наш холоп-ратник, за что он бьется, воюя за
Москву". Начинали мы свое восстание против вельмож-бояр, а брат Яцко
утверждает, что мы оказались в союзе с польской шляхтой, которая
разгромила восставший украинский народ, казнила Наливайко и его соратников
и решила нынче покорить православных людей, нашу Русь, так же, как и
Украину... Мы воюем против шуйских бояр, а чужеземцы воспользовались этим
и тоже двинулись на Москву, чтобы захватить для их короля Сигизмунда наше
родное московское царство. Да, так оно и есть... можем мы оказаться
союзниками врагов России. Положение наше такое, что хуже не придумаешь.
Простой ратник раскусил это лучше нас. Он не хочет быть в союзе с королем
и польской шляхтой. Вот в чем причина нашего поражения под Москвой, на
Пахре, возле Коломенского!..
Он тяжело вздохнул. Посмотрел на свое место на скамье, точно хотел
убедиться, не занял ли кто-нибудь его за это время. Следом за ним тяжело
вздохнули и другие. Кто-то спросил, словно обращался сам к себе:
- Что же мы теперь будем делать, ведь это все верно?
- Нужно проверить!.. А пока что - придется отходить! - задумавшись,
промолвил Болотников.
- Отходить? Куда? Зачем?
- Пока что отойдем от Москвы, - продолжал Болотников. - Люди в
смятении, разные разговоры пошли. Мы - надежда народа, боремся за его
права и не станем пособлять чужеземцам в их коварной политике.
Болотников замолчал не потому, что ему более нечего было сказать. В его
голове роилось столько мыслей, что нужно было прежде самому разобраться в
них, иначе он мог смутить своих товарищей, побратимов. С какой благодарной
завистью смотрел он на Яцка и Тимоху - одного из лучших атаманов своих
войск. Но стоявшая в комнате гробовая тишина заставляла его говорить,
атаманы ждали от него окончательного решения.
- Вот что, наш брат Семен, - медленно начал он, качнув головой. - Ты
пойдешь к самому царевичу Димитрию с посольским поручением и ни при каких
обстоятельствах не должен уклоняться от него. Для отвода глаз скажете, что
вам поручено получить указания его царской милости, как действовать
дальше. Под Москвой, мол, у нас не хватило сил. А сейчас думаем собрать
новых ратников, вооружиться где-нибудь в Калуге или Туле и с новыми силами
ударить на Шуйских. Вот так и престол для его царской милости отвоюем. А
может, царевич даст иной наказ... Главная же задача другая - наш брат
Семен Пушкарь должен познать личность царевича, вслушаться в его голос,
тот ли это человек, которого ты знал раньше. Виду ему не подавай, если что
заметишь. Только нам поведаешь святую правду. А заодно разузнаешь, почто
украинские казаки во главе со своим старшиной Сагайдачным так рьяно служат
Короне, коль это верно? Ведь я хорошо знаю чаяния украинских людей, знаю,
как глубоко они ненавидят польских шляхтичей. Неужели наливайковцы
примирились с вишневецкими и ружинскими князьями? Досконально проверь:
верно ли говорит Яцко, что польский гетман Станислав Жолкевский с
особенным усердием помогает воеводе Сандомирскому посадить его
коронованного зятя на московский престол?.. А теперь, братья мои, согласны
ли вы отойти к Калуге и разобраться там в этих проклятых делах?
- Согласны, согласны!.. - откликнулись атаманы.
- Так поезжай, Семен Минович. Бери с собой двух своих казаков, и Тимоха
даст тебе еще двоих...
- И если, Семен, встретишь Конашевича в войсках царевича, непременно
ему первому передай наш поклон. Может быть, он помощь какую-нибудь окажет,
- посоветовал Яцко.
- Разреши, атаман, слово сказать, - обратился к Болотникову Семен
Пушкарь, до сих пор молчавший.
- Ты не согласен, Семен?
- Согласен! Но прошу дать мне в помощники Тимохина есаула Силантия
Дрозда. Он молодой, дороги хорошо знает, да... и кровь заговорить может,
коль понадобится...
Раздался всеобщий хохот. Силантия все хорошо знали как сильного,
мужественного и исключительно добродушного человека. Иногда его шутя
называли "мама Силантий", такие у него были ласковые, светлые глаза.
Однажды в боях под Ельцом он наскочил на разгоряченного схваткой боярина,
сопровождаемого пятью стрельцами, и предложил ему сложить оружие. Боярин
хвастливо отказался: благородная кровь, мол, велит уничтожать воровское
племя холопов. "Мама Силантий", оглядев вооруженную охрану боярина,
добродушно сообщил, что умеет, дескать, заговаривать всякую кровь, и...
вступил в битву со всеми шестью. Стрельцов зарубил, а заносчивого боярина
взял в плен. Привел его обезоруженного к атаману и сказал:
- Нате вам заговоренного боярина. Он вместе с пятью стрельцами хотел
запачкать меня своей благородной кровью, так я ее заговорил...
- А стрельцам?
- Некогда было, их я зарубил...


На следующий день, на рассвете, посольство, возглавляемое Пушкарем,
отправилось в опасное путешествие. Семен сам проверил, как Силантий Дрозд
подготовился к дороге, а запорожскому казаку Онисиму из Олыки, привычному
к далеким переходам, посоветовал осмотреть снаряжение двух молодых
казаков.
На дороге за лесом, откуда выезжал Семен Пушкарь вместе со своими
товарищами, в пелене серого рассвета маячила одинокая фигура. Это был Иван
Болотников. Семен слез с коня, чтобы еще раз попрощаться со своим
атаманом.
- Не нужно лишних слов, Семен, - сказал Болотников. - Это я... Семен,
чтобы помнил... Ведь мы с тобой побратимы!..
По обычаю предков, трижды накрест поцеловались молча. Семен так же
молча вскочил на коня и помчался следом за товарищами. Только отъехав
далеко в поле, оглянулся - на опушке леса все еще виднелся его побратим.



    5



Стояла на удивление теплая весенняя погода. В Путивле в садах зацвели
вишни, крестьяне ближайших сел и хуторов работали в поле, досевая гречиху
и просо.
Но на всем лежал отпечаток войны, жизнь текла тихо, приглушенно,
Какой-то скорбью, тревожным ожиданием была охвачена земля - хутора и села.
За время долгого путешествия верхом товарищи Пушкаря стали молчаливыми, а
тишина, их окружавшая, навевала еще большую тоску на всадников.
С первого взгляда Путивль показался им опустевшим. Это впечатление не
менялось и оттого, что у ворот замка и по близлежащим улицам беспрерывно
сновали вооруженные гонцы князя Григория Шаховского.
Попадавшиеся в пути одинокие всадники с любопытством смотрели на
небольшой отряд Семена Пушкаря. Семену и его товарищам трудно было скрыть
от местных жителей не только свое воинское ремесло, но и заметную
усталость от длительного путешествия. Люди узнавали в них боевых казаков,
недавно лишь побывавших в сражении. И без расспросов всем было ясно, что
они приехали оттуда, с полей кровавой битвы под Москвой.
- Э-эй, казаки! - окликнул их вооруженный охранник у ворот замка. -
Въезжать сюда без разрешения нельзя...
- Нам к воеводе, князю Шаховскому, - объяснил Пушкарь, не останавливая
коня.
- Как раз к князю и нельзя! - И охранник преградил путь коню, выставив
перед ним старую стрелецкую пищаль. - Говорят же тебе, что без разрешения
не пущу, куда же ты прешь?
- Не будь ты репейником, пан охранник, - спокойно ответил ему Семен,
придерживая своего сивого коня.
- И божьим дурачком, - добавил Силантий, поставив своего коня рядом.
- А что я, слепой, не вижу, откуда приехали? Не ведено!..
Семен соскочил с коня и, взяв его за поводья, подошел к охраннику.
Заспанный молодой часовой, пощипывая реденькую курчавую бородку, с
заметной робостью следил за Семеном, готовый отступить при первом
же-натиске...
- Такой приказ...
- Приказ надо выполнять, а не пнем стоять перед воротами! Говорят тебе
- к воеводе гонцы от старшего народных войск, от Ивашки Болотникова! А ты
с приказом, чудак.
- А если воеводы нет в городе... "Не будь репейником"! - с сердцем
произнес ратник.
- Нечего спросонья шуметь, - уже миролюбиво заговорил Семен, понижая
голос. - Раз князь выехал, так и скажи: выехал, мол, князь Шаховской туда
или туда!.. Куда он подался, где его искать нам теперь, словно ветра в
поле?.. Послушай-ка ты, рать ни чертова, ни божья, не слыхал случайно: где
сейчас царевич Димитрий с боярами да войсками стоит?
Охранник робко улыбнулся, все время пятясь к замковой стене. Семен
Пушкарь наступал-на него, ведя за собой изнуренного коня. Улыбка часового
не трогала черствые сердца боевых казаков. Но Семен понял, что тот кое-что
знает и о царевиче.
- Чего клыки скалишь, выполняй службу, чертов теленок!.. Давай
рассказывай, куда выехал Шаховской? - вмешался в разговор нетерпеливый
Силантий, продолжавший сидеть на коне.
- Что я, чародей, по следу угадываю, куда тот князь уехал? - уже
успокоившись, ответил ратник. - Наверное, тоже к царевичу... - И,
наклонившись к Семену, тихо сказал: - У нас тут кобзари слух пустили... Не
тот, мол, царевич объявился...
- А кто же этот, что царевичем себя называет? - допрашивал его Семен.
- Так себе, говорил слепой... Какой-то мужичишка. Водку пьет, на царицу
Марину не глядит, а князь Ружинский покрикивает на него, как на своего
холопа. Сюда архипастырь Гермоген из Москвы святое письмо прислал. Пишет,
что настоящий Димитрий убиен бысть от рук...
- Ну, ты, попридержи свой язык... А то слишком он у тебя разболтался! -
для пущей важности прикрикнул Семен.
Ратник махнул рукой, посмотрел на высоко стоящее солнце. Потом
объяснил:
- Вот и наш отправился куда-то в Глухов, потому что там, сказывают,
царевич находится. Держит совет с польскими воеводами. С помощью войск
князя Ружинского и Меховицкого хотят московский престол завоевать. Но все
это без толку...
- Без толку? - переспросил Семен, соображая, как ему быть: отдохнуть в
Путивле или ехать дальше?
- Потому что ничего не выйдет из этого, казаче. Если уж об этом люди
гуторят, святые отцы в грамотах пишут, так считай, что дело пропащее...
Какой уж тут престол! Наш воевода наслушался всех этих разговоров,
кобзарей велел выгнать из города, а грамоту Гермогена прочитал, сжег ее и
помчался спасать царевича.
Туда направились и посланцы Болотникова.
Прямая дорога, шедшая из Путивля на Украину, манила Семена. Там была
его родина, там находились его жена и сын. Яцко рассказывал Семену о
чигиринских событиях и о том, что Мелашка, его жена, изгнанная из
Субботова старостой, уехала вместе с добрым урядником Хмельницким. Правда,
позже он узнал от казаков, что Михайло Хмельницкий снова возвратился в
Чигирин, обласканный самим Жолкевским, и занял должность подстаросты. Но
Мелашку он оставил вместе со своей женой в Переяславе, взяв ее к себе в
дом работницей.
Семен понимал, что хотя Мелашке и не угрожает уже королевский суд,
однако и ее свободная жизнь казацкой жены окончилась. За сына он был
спокоен - отважный казак будет. Кобзарей Богуна и Нечипора казаки любили,
уважали их за боевую славу. Для мальчика-поводыря такие слепые - лучшей
школы и не придумаешь...
Его размышления были прерваны появлением отряда сторожевых казаков. В
вечерних сумерках над дорогой встали столбы пыли, поднятые копытами
лошадей. Семен сразу понял, что в городе и вокруг него располагались
лагерем многочисленные войска.
- Чьего войска будете? - спросил он людей, остановивших его отряд у
окутанного вечерними сумерками темного леса.
- Поедем, казаче, к есаулу, там все тебе скажут.
- Не казаче, а... атаман, - сердито ответил Семен, которого разозлила
эта обидная сдержанность реестровых казаков.
Долго ехали лесом. Уже совсем стемнело, когда они выбрались на берег
реки и дозорные разыскали у переправы своего начальника. Молодой есаул
внимательно выслушал дозорного, присматриваясь в темноте к Семену и его
товарищам. Он был невысок ростом, невзрачен, одет так, словно собирался
танцевать мазурку, - в ярко-красного цвета кунтуше с бесчисленным
количеством мишуры, в новых сафьяновых сапожках, опоясывал его кованный
серебром ремень, на котором висела дамасская сабля. По одежде прибывших,
по их вооружению есаул без труда узнал в них людей, приехавших с поля боя,
и разговаривал с ними уважительно.
Сперва Семен не проявил никакого интереса к молодому есаулу. Несет
человек свою службу, как того требуют обстоятельства военного времени, -
вот и все. Было вполне естественным то, что есаул внимательно
присматривался к Семену - старшему в отряде. Казалось, что есаул смотрел
на бывалого атамана с тем завистливым чувством, которое возникает у
молодого воина при встрече с более опытным.
Но вдруг Семен с тревогой вспомнил о том, что с этим есаулом он уже
встречался где-то в военных условиях, что и тогда тот был подчеркнуто
аккуратен в одежде, точен в несении службы и почтителен к старшим.
- Говорите, от воеводы Болотникова с посольством к его величеству? -
спокойно спросил есаул. И тут же добавил: - Я не уверен, что его
величество сможет принять пана посла сегодня. Вам лучше переночевать
вместе с нами, отдохнуть. Я же доложу о вас пану полковнику...
- А нельзя ли узнать, кто ваш полковник, уважаемый пан есаул, если это
не тайна? - спросил Семен. Ему казалось, что он вот-вот вспомнит, где и
когда уже видел этого человека.
- А почему же нельзя? - удивился молодой есаул. - На движение пана
Болотникова возлагает свои надежды его величество, под знаменем которого
собираются сейчас казацкие отряды и кварцяные [правительственные
(польск.)] войска польского короля под командованием Романа Ружинского...
- Разве? - невольно вырвалось у Семена.
В этом возгласе чувствовалось не только удивление, но и возмущение.
Может быть, это понял и есаул, но сделал вид, будто ничего не заметил. А
может быть, и в самом деле вопрос Семена он воспринял как проявление
простого любопытства - трудно сказать. Немного подумав, есаул ответил:
- Ну да, конечно. Думаю, что полковник Сагайдачный, как наказной атаман
гетмана Олевченко... да и сам князь Ружинский охотно побеседуют с паном
атаманом, если он пожелает выяснить этот вопрос.
- Полковник Сагайдачный - наказной атаман? Нет, пожалуй, не стоит на
ночь глядя беспокоить его, а тем паче - князя Романа. Мы будем очень
благодарны пану есаулу, если он доложит его величеству о нашем прибытии и
о том, что мы просим срочно принять нас. Как пан есаул заметил, мы
приехали сюда прямо с поля брани под Москвой, только проездом немного
задержались в Путивле. Воевода Ивашка Болотников просит выслушать меня,
его посла, чтобы получить совет, как действовать впредь...



    6



По казацкой привычке собирались заночевать прямо здесь, возле куреня
есаула, на мягком, пускай и прошлогоднем сене. На прибрежных лугах росла
высокая трава, по которой давно соскучились утомленные кони Семена и его
товарищей. Есаул велел казакам приготовить уху для гостей, а сам, сев на
оседланного коня, собирался вброд переправиться через реку, чтобы
известить полковника о прибытии послов. Семен пешком сопровождал есаула до
самой реки, прося его убедить полковника в необходимости немедленного
приема их царевичем. Сейчас же Семен, стоя одиноко на берегу, думал,
хорошо бы хоть на день-другой съездить на Днепр, в Переяслав.
- В цалковитой ли мы здесь безопасности, атаман, аль нет? - неожиданно
послышался голос Силантия. Тот всегда старался разговаривать с Семеном на
украинском языке, неверно произнося при этом отдельные слова.
- Кажется, как у себя дома, - вполне искренне ответил Семен.
Силантий шепотом высказал Семену свои подозрения. Он со стороны
наблюдал за тем, как есаул внимательно присматривался к Семену. У Силантия
сложилось такое впечатление, что они попали во вражеский лагерь, где их
принимают не как своих, а как противников. Силантий рассказал также и о
том, что он вместе с товарищами подслушал разговор реестровых казаков.
Войска, собранные на Украине князем Романом Ружинским по просьбе воеводы
Сандомирского, были направлены на московскую границу, чтобы предотвратить
набег восставших русских крестьян на польские земли. С такой целью и
привел их пан Меховецкий в Белоруссию. А в Красноставе сам гетман
Жолкевский перехватил реестровых казаков и повернул их в Чернигов, под
начало Ружинского, который должен сопровождать московского царевича до
Путивля. Сейчас они шли походным маршем на Путивль и вдруг, встретив
боярина Шаховского, остановились, - Москва, мол, не желает принять на
престол царевича. Теперь реестровым казакам придется не границу защищать
от восставших русских крестьян, а самим вместе с королевскими войсками
двигаться на Москву, скрывая это от войск Болотникова!..
- Но здесь, кажется, еще нету королевских войск? - поинтересовался
Семен.
- Да черт их разберет, - ответил Силантий, - говорят, что их до черта
собралось возле Смоленска под хоругвями Радзивиллов. Но часть находится и
тут во главе с паном Меховецким. С ним не ладит украинский князь
Ружинский. Князь собирается двинуться прямо на Орел, и, кажется,
Сагайдачный должен первым от Тушила нанести удар по московским войскам,
после того как Шуйский разгромит ополчение Ивашки Болотникова...
- Интересно, - тихо произнес Семен. - Давай-ка присядем, Силантий, вон
там, возле оставленного казаками костра, а то эти комары покоя не дадут.
Если бы эти разговоры услышали воины нашего ополчения, вряд ли бы они так
рьяно бились за престол для царевича... Значит, паны Ружинские и
Меховецкие ждут не дождутся, когда Шуйский разгромит Болотникова, а они
тогда и нападут на измотанные в боях войска московского царя!.. Да,
веселые новости! А казаки не заметили, что вы подслушиваете их?
- Да неужто мы безголовые, атаман? Мы себе спокойно треножили коней, а
они вот такой костер разводили...
- Да-да-а... разводили костер и разговаривали, - бормотал Семен. - А
знаешь, Силантий, нужно нам коней держать в готовности. Что-то и мне этот
есаул показался подозрительным, слишком хитрым для его возраста. Казаки,
вишь, узнали, что мы, болотниковцы, прибыли сюда с посольством, и вон как
загуторили! Ведь это так, Силантий? Есаул прикинулся учтивым хозяином,
пригласил нас на ночлег: мол, дело не к спеху... Погоди, а не
переброситься ли нам словцом с их казаками? Так и так, мол, хлопцы, добры
молодцы, сражаемся мы с боярской Москвой за Москву народную. А за что вы
воюете и для кого хотите завоевать Москву? А ну, если бы вот так их и
спросить? Ведь это же наши люди, казаки, знаю я их. Хотя, правда, они -
реестровцы, у многих из них головы забиты этой службой у короля и у
шляхты. Может, тайком подослать к ним нашего Онисима? Любит человек
почесать язык с людьми...
Семен рассуждал, словно советовался сам с собой. Озабоченный своими
мыслями, он ни разу не посмотрел на Силантия. А тот сначала лишь слегка
усмехнулся, потом не сдержался и громко захохотал.
- Чего это тебе вдруг так смешно стало? - спросил его удивленный Семен.
- Видишь ли, ватаман, уже послал я нашего человека, и как раз Онисима.
Видел издали, как наш запорожец трубкой хвастался, раскуривая ее и давая
некоторым казакам затянуться. Такой кашель да грохот поднялся... Велел я
ему об одном кобзаре расспросить. Диковинные слепцы бывают в энтих краях.
- Вон как!.. Правильно поступил, брат Силантий. А все же коней далеко
от себя не нужно отпускать.
Как раз в этот момент и донесся с противоположной стороны реки топот
скачущих коней. Сколько их, трудно было разобрать в темноте, но что не
один - это бесспорно.
"Гонят, словно беглецов преследуют", - подумал Семен, отходя от костра
и направляясь к берегу реки. Следом за ним пошел и Силантий. Было слышно,
как всадники ругались, загоняя лошадей в воду, как те, фыркая, пошли
вброд.
- Агов, не пан ли есаул вернулся? - крикнул Семен, обращаясь к двум
всадникам, фигуры которых четко вырисовывались на светлой поверхности
реки.
- Да, не ошибся, уважаемый пан посол, - отозвался знакомый голос. И,
еще не выбравшись из реки, добавил: - Его величество московский царевич
велел передать, чтобы посол немедленно ехал к нему с вестями от воеводы
Болотникова.
- Одному или со всем посольством?
- Ат бес меня попутал, лайдак... пан казак, забыл спросить. Может быть,
пускай они отдыхают в курене, а мы с паном позже приедем за ними?
- Но нас послов двое, уважаемый пан есаул!
- Так поехали втроем. Ат бес меня попутал, лайдак...
И это "ат бес меня попутал, лайдак" снова напомнило Семену, что он уже
встречался с есаулом, слышал его любимое присловье.



    7



В дом местного шляхтича, у которого остановился царевич Димитрий, Семен
входил волнуясь. За время своего путешествия он столько наслушался всяких