Страница:
Скорбите о ней, ибо ужасна её участь, но утешьтесь, ибо она, вопреки всему не вечна. Есть шанс, хотя он и не велик, что она вернётся назад. Но уходя, она не знала об этом, – глухим, полным почтения и скорби голосом проговорил жретц.
– Эталианна умерла, – громко и твёрдо произнёс он через несколько томительных минут полной тишины, – первая из алаев. Первая невосполнимая потеря в начавшейся войне. Но даже её жертва не остановила рвущееся в Энхиарг Зло. Эта страшная болезнь охватывает всё больше душ. Много лет назад оно пришло в наш мир. Его нельзя было обнаружить, – проговорил танай, присаживаясь на центральный постамент. Тихо, словно размышлял вслух, а не обращался к внимательным как никогда алаям. – Мы знали о нём всегда, потому что нам ведомо всё. Но это – псевдознание, ибо его по законам мирозданья никак нельзя использовать в реальной жизни.
Так что, можно сказать, первыми о нём узнали, ещё до гибели Эталианны, алаи Великого леса. Они предупредили беспорядки в Канирали и сообщили Совету Бриаэллара о странном воздействии, исходящем из неизвестного им источника. Но они потерпели неудачу. Слишком велика была сила их неведомого врага. Однако проявив невиданное для них благородство и милосердие, – танай сделал акцент на этом последнем слове, – правители Ал Эменаит не отступили. Они собрались было отправить в Канирали группу более сильных телепатов и магов и даже присоединиться к ним, но драконы помешали им. Это событие и подтолкнуло Эталианну к принятию такого решения, – Л'ин'тиарисс замолчал. Затем он медленно поднялся с камня. – Мне более нечего сказать вам, дальнейшее определит ваше решение. Я же сыграл отведённую мне роль.
– Хорошо бы нам не пришлось вспомнить о другом её пророчестве… – тихо вздохнулжрец, покидая залу, чтобы оставить алаев наедине с их мыслями. Но слов его никто не услышал.
Отшелестели одежды удаляющегося таная, и в ажурном покое повисла тишина. Кошки Аласаис молчали. Но это не было тяжким молчанием отчаянья, тягостных сомнений или всепоглощающего страха, Они просто думали. О том, как жить и править дальше. Члены Совета, Верховные жрецы, сианай – от них зависело то, каким будет завтрашний день Бриаэллара и, кто знает, может быть, всего Энхиарга.
Наконец волшебник Тейн шёпотом спросил сына, не желает ли он покинуть беседку. Тот ответил согласным кивком, и алаи тихонько, не мешая остальным, ушли. Вслед за ними поднялся Малаур, и в то же мгновение торжественную тишину разорвали голоса остальных кошек.
Некоторое время они обсуждали рассказ таная. Анару было не по себе от услышанного, от того, что оно напрямую касалось его семьи, но руалская школа жизни помогла не выдать переживаний. Он перекинулся несколькими словами с алаями, а потом поискал глазами Аниаллу. Она только что распрощалась с Аэллой ан Камиан, проникновенно потеревшись щекой о её щёку, и теперь, стоя у моста, ведущего ко дворцу, оглядывалась по сторонам. Анар направился было к ней, но его опередила Верховная жрица Гвелиарин.
Она подошла к девушке и взяла её за руку. Анару бросилось в глаза, как именно она это сделала. Гвелиарин не просто взяла руку Аниаллу, а схватила, судорожно стиснула запястье девушки, словно утопающая – последнюю веточку, нависшую над водой. Лишь на мгновение, а потом уже ласково-покровительственным жестом обвила её рукой вокруг талии и повела в сторону дворца.
Анар проводил взглядом темнокожую Верховную жрицу, Аниаллу, неловко кивнувшую ему на прощанье через её плечо, и странную сианай в синем одеянии, а затем повернулся к ожидающему его алаю и зашагал вслед за ним. У Анара были свои обязанности. За право жить в этом городе, который не только оправдал, но и превзошёл все его ожидания, надо было платить. Впрочем, цена была невысока, да и более того, предложенная ему работа пришлась алаю по душе, хотя была трудна, а в будущем обещала стать и опасной. В ней был смысл. Была цель, близкая ему, и это было главным. Теперь это был его город, его народ, его семья, его любимая, его богиня и его жизнь. Жизнь, которую он выбрал и которой распоряжался сам. И защищать её он будет до конца. Всеми зубами и когтями.
Когда-нибудь жестокий ветер перемен рассыплет в прах статуи-великаны в Руале: они не могут противостоять ему, вечные узники своего каменного величия.
А с этим городом, именно потому, что те, кто в нём живет, умеют наслаждаться жизнью и ценить ее во всем ее многообразии, справиться будет не так-то просто.
ЭПИЛОГ
Зелёное пламя толстых белых свечей отражалось в отполированной поверхности чёрной столешницы и заставляло десятки расставленных на ней бутылок таинственно мерцать. Казалось, что это вовсе не банальная стойка, а стол в полной страшных секретов лаборатории алхимика, на котором замерли магические сосуды, таящие в себе чудесные и опасные эликсиры и зелья…
Всё здесь было по-прежнему, как и в последний приход Аниаллу. Вот только само «Логово» теперь располагалось не рядом с городком Южный Мост, а на пересечении улиц Эльфийской и Телмери в респектабельной части Гостевого Квартала Бриаэллара – Шелкоусье, Ирсон был достаточно состоятелен, чтобы купить себе участок земли в городе Аласаис и перенести туда своё заведение от греха, читай – Элаана, подальше.
За тем самым столом, подле чёрной колонны, являвшей миру образ Ректора Линдорга, где в прошлый раз сидели подвыпившие студенты Линдоргской академии, теперь расположились двое телохранителей-эалов и служанка Аниаллу. Они сопровождали девушку повсюду с тех самых пор, как стало известно, что убийце Эталианны удалось скрыться из Серебряных скал, утечь струйкой призрачного тумана. Совет и богиня опасались, что Аниаллу может разделить участь Эталианны, и поэтому её хвост вырос на эалийского телепата и замаскированного под эала жреца Веиндора высокого ранга, присланного из Элидана. Девушке этот довесок очень не нравился, но спорить она не решалась, тем более что мера эта была временная. Пока же при желании можно было отгораживаться от свиты звуконепроницаемым барьером.
Бывшая тал сианай сидела напротив таная, который, стоя за стойкой, с мрачной сосредоточенностью протирал и без того чистый бокал. В последние дни он сбивался с ног, несмотря на то что нанял нескольких помощников. Но вовсе не эта, физическая, усталость так придавила Ирсона к земле. Многие в Энхиарге сейчас переживали подобные чувства. Ситуация в мире была не самой благоприятной. То тут, то там вспыхивали мелкие конфликты, по Энхиаргу прокатилась волна непонятных, нелепых на первый взгляд убийств. Так они выглядели в чьих угодно глазах, но только не в уникальных глазах существ Старших рас, к одной из которых (к счастью или горю для себя) принадлежал друг Аниаллу.
Начиналась Война. Алаи, танаи и драконы Веиндора чувствовали это каждой частичкой своего естества. Все они готовились встретить нависшую над ними угрозу с достоинством. Каждый старался как мог. Алаи интриговали и пакостили вра-ам в меру своей испорченности. Аниаллу, нашедшая наконец, воё место в жизни (во всех возможных смыслах), принимала з этом самое активное участие. Все ее соплеменники находились в состоянии душевного подъема: какой бы опасной (а в том, что она опасна, они не сомневались) ни была сложившаяся в мире ситуация, они испытывали удовольствие от того, что им выпала возможность поиграть с этим огнём. Такова кошачья суть. Дух Аласаис, который живет в её детях. Всегда на грани, когда сердце бешено колотится от страха и замирает от восторга одновременно. Безумные кошки, которые и Смерть рискнули бы подёргать за хвост и потаскать за усы, если бы они у него были, конечно.
Через два дня Аниаллу отправлялась в Линдорг, ситуация вокруг которого становилась всё более запутанной. Она пришла попрощаться. После прошлого путешествия, из простой научной экспедиции, не предвещавшей ничего, кроме парочки новых способов кодирования информации, и переросшей в такое, девушка не была уверена, что и на этот раз вернётся скоро.
– Кстати, ко мне тут Энбри заходил, – заявила алайка, лукаво склонив голову набок, но, вопреки ожиданию, Ирсон на её слова никак не отреагировал. О, богиня, ну кто бы мог подумать, что переезд окажется для него таким тяжёлым предприятием! Танай ведь решился на это так быстро, буквально мгновенно… Хотя трудно было не сделать этого, когда на расположенный буквально под боком, за Южным Мостом, городок Белые Камни с небес свалился огромный шар раскалённого металла, забрав сотни жизней.
– В последний раз я видела его на лестнице «Крысиной норы» – это такая дешёвая, второсортная забегаловка. Он стоял там и ссорился с какой-то девицей. Он орал на неё, она – на него. Словно у меня в глазах двоилось. Два Энбри – конец Энхиарга близок! Но тут девица с визгом вцепилась нашему другу в физиономию, а Благородный Рыцарь тут же двинул ей кулаком в лицо, и она скатилась с лестницы. Я уж не знаю: она, падая, вышибла себе зуб или это заслуга Энбри, но ходить теперь леди… как ее?.. Домере щербатой!
– А кто она такая? – поинтересовался танай, втайне завидуя Аниаллу.
– Да… – Алу хмыкнула и небрежно махнула изящной ручкой. – Говорят – Энбри в юбке. Так что нечего её жалеть… Энбри тоже получил по заслугам! Теперь, стараниями Тиалианны, он просто прелесть: никаких идей, никаких планов поголовного осчастливливания населения… Хотя нет, планы-то у него остались, но вот беда – он ни с кем не может ими поделиться, – Аниаллу состроила скорбную гримаску. – Представляешь, как только Энбри соберется обнародовать свой очередной проект, он переходит на какое-то древнее, всеми забытое наречие, и никто его, бедного, не понимает. Это так ужасно! Для него, так любящего быть в центре внимания… Теперь он может привлечь его к себе только кулаками – трудно же не заметить существо, чей кулак нацелен прямо тебе в нос, – Алу выразительно вскинула брови. – Полагаю, что пройдёт время и он вовсе развоплотится, будет одиноким призраком блуждать по мирам… проклятый… забытый… – и по тому, как угасла ее улыбка, Ирсон понял, что мысли её вернулись к тому, что случилось в этих мирах за несколько последних недель…
…Да, что-то многовато свалилось на головы бедным энхиаргским обитателям! За пылающей сферой из неведомого металла последовало явление нескольких разумных существ, принадлежащих к неизвестной расе. Они «выпали» на земли Дарларона. Дарларонцы этих пришельцев с небес прятали столь усердно, что слухов про них ходило великое множество – и самых противоречивых.
Горные недра тоже преподносили сюрприз за сюрпризом. Сначала энвирзы из Миртхарина нежданно-негаданно обнаружили неподалёку от своего города огненного дракона, одного из тех особых жадных до живой плоти тварей, что выводили в Хоа, и которых считали вымершими многие столетия назад, а потом адоры наткнулись на нескольких харнианцев в одной из своих глубинных шахт. Что они там делали, да и как вообще туда попали – неизвестно. Градор попросил Аласаис прислать кого-нибудь из её алаев, чтобы допросить их. Сегодня вечером Селорн и Аэлла были приглашены во Дворец, чтобы обсудить, кого именно отправить к нему.
Не только в Энхиарге происходило невесть что. Во многих мирах был полный хаос. Между несколькими сообществами миров вспыхнула война такого масштаба, что Алу бросало в дрожь при мысли об этом. Неизвестно, куда всё это теперь зайдёт. Непонятно, откуда ждать угрозы. Но так, в общем-то, было всегда. Хотя и не в таких размерах…
– Я ненавижу войны, – внезапно пробормотал Ирсон, словно продолжая мысли сианай. – Ненавижу смерть, Аниаллу. Ты это знаешь, как никто, – поморщившись проговорил танай. – Ненавижу перемены. Я не понимаю, как ты можешь ходить и улыбаться! Вот – как? Выдержка выдержкой, но…
– Несмотря ни на что, – со странной, мягкой улыбкой ответила девушка. – Конечно, можно впасть в отчаянье, Ирс. Можно сказать, что «весь мир – зловонная лужа, а мы ползаем в ней как убогие, глухие и слепые странники, угодившие под колеса телеги, правят которой Война да Судьба. Наши руки и ноги раздроблены тяжелыми колесами, и вот мы копошимся в грязи, пытаясь собрать наши внутренности, выпавшие из разорванных тел. А они наматываются на оси колёс, и мы тащимся вслед за этой Войной… Льется кровь, лютуют эпидемии, слышатся проклятия и вопли ужаса, а в воздухе стоит смрад распада плоти и духа… и не пытайтесь спрятаться от этого под ворохом ярких тряпок и за блеском волшебных огней!» – под конец голос Аниаллу стал совсем ядовитым.
– фу-у… откуда это? – поморщился Ирсон. Он ни за что не признался бы, что время от времени подобные картины посещали и его воображение. Но выраженные словами, они вдруг предстали сыну Илшиаррис во всей своей мерзости как отражение полной безысходности и, скорее, нежелания, чем неспособности что-либо изменить.
– Есть тут один… маг. Вещал недавно на площади, ругал нас, алаев, за то, что мы-де прячемся в своём иллюзорном мире от крови и страданий, а у самого такая тоска в глазах по этому самому иллюзорному миру… Ты его, слава Аласаис, не знаешь, – торопливо ответила Алу. – Он зол на весь мир, и всего себя расходует на эту злобу. Он выбирает самые грязные и отвратительные слова, чтобы его «критика», как он считает, была более… острой, более… доходчивой. Видимо, только так, втаптывая в нечистоты всех без разбору, он начинает ощущать свою значимость, полезность что ли… словно он единственный, кто может открыть миру глаза, словно он назначен главным обвинителем на каком-то вселенском процессе, где решается судьба нашего мира… Но он забывает: обвинительный приговор падёт и на его голову, ведь он сам – часть Энхиарга. Ведь если мир так плох, а ты не делаешь его лучше, то чем же ты отличаешься от него?
Можно смаковать несчастья, можно на все лады повторять, какой ты умный и хороший, а жизнь так несправедлива, так жестока к тебе. И тогда твоя война всегда будет с тобой. А можно жить иначе – воюя с врагом, но не впуская в себя страх и отчаянье, не впуская войну в двери своей души. Это трудно. Но я не впущу.
Я не допущу её до своих близких, до тех, кого люблю, до тех, кто любит меня, в дивный мир, что внутри меня. До тех, кто есть мой Путь и моя жизнь, без кого я – не я, до того, что питает меня, даёт мне силы жить и… бороться.
То, что грядёт – страшно, и пугает меня ничуть не меньше, чем тебя. И чем того мага тоже. Мир несовершенен. В любой момент может нагрянуть Элаанская армия с войсками их колоний, и накроет всех нас пёсьим брюхом. Палёной шерстью мы не отделаемся. Или Хеллин обиженный заявится в гости с новым зверинцем… Но вместо того чтобы рыдать, что весь мир кошмар, я лучше буду наслаждаться – да! наслаждаться – пусть, возможно, и последними шагами по наконец-то обретённому Пути рядом с моим любимым.
Аниаллу говорила и говорила, и чувствуя, что ей надо выговориться, Ирсон слушал ее, молча изумляясь перемене, которая произошла с его подругой.
– Танаи живут служением. Алаи – любовью. Не всеобъемлющей, святой, божественной, а уютной, домашней… эгоистичной, той, что превращает домашнюю кошку в пантеру, когда её котятам грозит опасность. И я думаю, Ирсон, наша сила в бесконечной любви – к богине, родным, друзьям, тем, кого мы почитаем и кем восхищаемся. Мы сами – эта любовь. Не стань предмета этой любви – не будет и нас. И она, любовь эта так велика, что места страху и нерешительности не остаётся. Нельзя изменить весь мир сразу, нельзя поднять с колен всех, кого чья-то жестокость на них поставила, но можно начать с малого – помочь устоять на ногах тем, кто дорог тебе…
Поэтому, давай, улыбнись, танай! И если даже тебе самому не станет легче, быть может, от этого полегчает тем, кто смотрит на тебя с надеждой обрести поддержку. Ты ещё жив, Ирсон. Я ещё жива. И мы еще поборемся за счастье просто поболтать друг с другом!
Она замолчала, переводя дух. Ирсон некоторое время смотрел на Аниаллу оценивающим взглядом, задумчиво потирая чешуйку на щеке.
– Ты стала алайкой, Аниаллу, – наконец сказал он.
– Ну, не эльфкой же мне быть, Ирс! – звонко рассмеялась Алу. – Да обовьёт тебя Аласаис своим хвостом и не оставит милостью! – истинно по-алайски попрощалась она и, махнув рукой охране, направилась к выходу из таверны. Хвост её, время от времени выныривающий из пышных складок лёгкой юбки весело мотался туда-сюда, выдавая великолепное расположение духа своей хозяйки.
Танай долго смотрел ей вслед. Он думал не только о своей подруге, а обо всём её таинственном племени. Он снова и снова пытался понять, кто они – эти мистические существа. То близкие, родные, такие… уютные, когда они спят, свернувшись клубочком у очага. То потусторонние, далёкие и загадочные, как луны, под которыми они танцуют в ночной мгле. Не подвластные законам, свободные от условностей…
А звонкий смех Аниаллу нежным ветерком ещё долго витал между колонн – смех кошки, которая прежде умела плакать…
– Эталианна умерла, – громко и твёрдо произнёс он через несколько томительных минут полной тишины, – первая из алаев. Первая невосполнимая потеря в начавшейся войне. Но даже её жертва не остановила рвущееся в Энхиарг Зло. Эта страшная болезнь охватывает всё больше душ. Много лет назад оно пришло в наш мир. Его нельзя было обнаружить, – проговорил танай, присаживаясь на центральный постамент. Тихо, словно размышлял вслух, а не обращался к внимательным как никогда алаям. – Мы знали о нём всегда, потому что нам ведомо всё. Но это – псевдознание, ибо его по законам мирозданья никак нельзя использовать в реальной жизни.
Так что, можно сказать, первыми о нём узнали, ещё до гибели Эталианны, алаи Великого леса. Они предупредили беспорядки в Канирали и сообщили Совету Бриаэллара о странном воздействии, исходящем из неизвестного им источника. Но они потерпели неудачу. Слишком велика была сила их неведомого врага. Однако проявив невиданное для них благородство и милосердие, – танай сделал акцент на этом последнем слове, – правители Ал Эменаит не отступили. Они собрались было отправить в Канирали группу более сильных телепатов и магов и даже присоединиться к ним, но драконы помешали им. Это событие и подтолкнуло Эталианну к принятию такого решения, – Л'ин'тиарисс замолчал. Затем он медленно поднялся с камня. – Мне более нечего сказать вам, дальнейшее определит ваше решение. Я же сыграл отведённую мне роль.
– Хорошо бы нам не пришлось вспомнить о другом её пророчестве… – тихо вздохнулжрец, покидая залу, чтобы оставить алаев наедине с их мыслями. Но слов его никто не услышал.
Отшелестели одежды удаляющегося таная, и в ажурном покое повисла тишина. Кошки Аласаис молчали. Но это не было тяжким молчанием отчаянья, тягостных сомнений или всепоглощающего страха, Они просто думали. О том, как жить и править дальше. Члены Совета, Верховные жрецы, сианай – от них зависело то, каким будет завтрашний день Бриаэллара и, кто знает, может быть, всего Энхиарга.
Наконец волшебник Тейн шёпотом спросил сына, не желает ли он покинуть беседку. Тот ответил согласным кивком, и алаи тихонько, не мешая остальным, ушли. Вслед за ними поднялся Малаур, и в то же мгновение торжественную тишину разорвали голоса остальных кошек.
Некоторое время они обсуждали рассказ таная. Анару было не по себе от услышанного, от того, что оно напрямую касалось его семьи, но руалская школа жизни помогла не выдать переживаний. Он перекинулся несколькими словами с алаями, а потом поискал глазами Аниаллу. Она только что распрощалась с Аэллой ан Камиан, проникновенно потеревшись щекой о её щёку, и теперь, стоя у моста, ведущего ко дворцу, оглядывалась по сторонам. Анар направился было к ней, но его опередила Верховная жрица Гвелиарин.
Она подошла к девушке и взяла её за руку. Анару бросилось в глаза, как именно она это сделала. Гвелиарин не просто взяла руку Аниаллу, а схватила, судорожно стиснула запястье девушки, словно утопающая – последнюю веточку, нависшую над водой. Лишь на мгновение, а потом уже ласково-покровительственным жестом обвила её рукой вокруг талии и повела в сторону дворца.
Анар проводил взглядом темнокожую Верховную жрицу, Аниаллу, неловко кивнувшую ему на прощанье через её плечо, и странную сианай в синем одеянии, а затем повернулся к ожидающему его алаю и зашагал вслед за ним. У Анара были свои обязанности. За право жить в этом городе, который не только оправдал, но и превзошёл все его ожидания, надо было платить. Впрочем, цена была невысока, да и более того, предложенная ему работа пришлась алаю по душе, хотя была трудна, а в будущем обещала стать и опасной. В ней был смысл. Была цель, близкая ему, и это было главным. Теперь это был его город, его народ, его семья, его любимая, его богиня и его жизнь. Жизнь, которую он выбрал и которой распоряжался сам. И защищать её он будет до конца. Всеми зубами и когтями.
Когда-нибудь жестокий ветер перемен рассыплет в прах статуи-великаны в Руале: они не могут противостоять ему, вечные узники своего каменного величия.
А с этим городом, именно потому, что те, кто в нём живет, умеют наслаждаться жизнью и ценить ее во всем ее многообразии, справиться будет не так-то просто.
ЭПИЛОГ
…И тогда отправилась Аласаис в Тир-Веинлон, предстала пред Веиндором и потребовала освободить душу Агира Анвиритани. И Смерть сделала всё по слову её. Но никогда более нога нового воплощения Освободителя не ступала на землю Энхиарга…
Талия Мурр ан Камиан. «Божественные сплетни»
Зелёное пламя толстых белых свечей отражалось в отполированной поверхности чёрной столешницы и заставляло десятки расставленных на ней бутылок таинственно мерцать. Казалось, что это вовсе не банальная стойка, а стол в полной страшных секретов лаборатории алхимика, на котором замерли магические сосуды, таящие в себе чудесные и опасные эликсиры и зелья…
Всё здесь было по-прежнему, как и в последний приход Аниаллу. Вот только само «Логово» теперь располагалось не рядом с городком Южный Мост, а на пересечении улиц Эльфийской и Телмери в респектабельной части Гостевого Квартала Бриаэллара – Шелкоусье, Ирсон был достаточно состоятелен, чтобы купить себе участок земли в городе Аласаис и перенести туда своё заведение от греха, читай – Элаана, подальше.
За тем самым столом, подле чёрной колонны, являвшей миру образ Ректора Линдорга, где в прошлый раз сидели подвыпившие студенты Линдоргской академии, теперь расположились двое телохранителей-эалов и служанка Аниаллу. Они сопровождали девушку повсюду с тех самых пор, как стало известно, что убийце Эталианны удалось скрыться из Серебряных скал, утечь струйкой призрачного тумана. Совет и богиня опасались, что Аниаллу может разделить участь Эталианны, и поэтому её хвост вырос на эалийского телепата и замаскированного под эала жреца Веиндора высокого ранга, присланного из Элидана. Девушке этот довесок очень не нравился, но спорить она не решалась, тем более что мера эта была временная. Пока же при желании можно было отгораживаться от свиты звуконепроницаемым барьером.
Бывшая тал сианай сидела напротив таная, который, стоя за стойкой, с мрачной сосредоточенностью протирал и без того чистый бокал. В последние дни он сбивался с ног, несмотря на то что нанял нескольких помощников. Но вовсе не эта, физическая, усталость так придавила Ирсона к земле. Многие в Энхиарге сейчас переживали подобные чувства. Ситуация в мире была не самой благоприятной. То тут, то там вспыхивали мелкие конфликты, по Энхиаргу прокатилась волна непонятных, нелепых на первый взгляд убийств. Так они выглядели в чьих угодно глазах, но только не в уникальных глазах существ Старших рас, к одной из которых (к счастью или горю для себя) принадлежал друг Аниаллу.
Начиналась Война. Алаи, танаи и драконы Веиндора чувствовали это каждой частичкой своего естества. Все они готовились встретить нависшую над ними угрозу с достоинством. Каждый старался как мог. Алаи интриговали и пакостили вра-ам в меру своей испорченности. Аниаллу, нашедшая наконец, воё место в жизни (во всех возможных смыслах), принимала з этом самое активное участие. Все ее соплеменники находились в состоянии душевного подъема: какой бы опасной (а в том, что она опасна, они не сомневались) ни была сложившаяся в мире ситуация, они испытывали удовольствие от того, что им выпала возможность поиграть с этим огнём. Такова кошачья суть. Дух Аласаис, который живет в её детях. Всегда на грани, когда сердце бешено колотится от страха и замирает от восторга одновременно. Безумные кошки, которые и Смерть рискнули бы подёргать за хвост и потаскать за усы, если бы они у него были, конечно.
Через два дня Аниаллу отправлялась в Линдорг, ситуация вокруг которого становилась всё более запутанной. Она пришла попрощаться. После прошлого путешествия, из простой научной экспедиции, не предвещавшей ничего, кроме парочки новых способов кодирования информации, и переросшей в такое, девушка не была уверена, что и на этот раз вернётся скоро.
– Кстати, ко мне тут Энбри заходил, – заявила алайка, лукаво склонив голову набок, но, вопреки ожиданию, Ирсон на её слова никак не отреагировал. О, богиня, ну кто бы мог подумать, что переезд окажется для него таким тяжёлым предприятием! Танай ведь решился на это так быстро, буквально мгновенно… Хотя трудно было не сделать этого, когда на расположенный буквально под боком, за Южным Мостом, городок Белые Камни с небес свалился огромный шар раскалённого металла, забрав сотни жизней.
– В последний раз я видела его на лестнице «Крысиной норы» – это такая дешёвая, второсортная забегаловка. Он стоял там и ссорился с какой-то девицей. Он орал на неё, она – на него. Словно у меня в глазах двоилось. Два Энбри – конец Энхиарга близок! Но тут девица с визгом вцепилась нашему другу в физиономию, а Благородный Рыцарь тут же двинул ей кулаком в лицо, и она скатилась с лестницы. Я уж не знаю: она, падая, вышибла себе зуб или это заслуга Энбри, но ходить теперь леди… как ее?.. Домере щербатой!
– А кто она такая? – поинтересовался танай, втайне завидуя Аниаллу.
– Да… – Алу хмыкнула и небрежно махнула изящной ручкой. – Говорят – Энбри в юбке. Так что нечего её жалеть… Энбри тоже получил по заслугам! Теперь, стараниями Тиалианны, он просто прелесть: никаких идей, никаких планов поголовного осчастливливания населения… Хотя нет, планы-то у него остались, но вот беда – он ни с кем не может ими поделиться, – Аниаллу состроила скорбную гримаску. – Представляешь, как только Энбри соберется обнародовать свой очередной проект, он переходит на какое-то древнее, всеми забытое наречие, и никто его, бедного, не понимает. Это так ужасно! Для него, так любящего быть в центре внимания… Теперь он может привлечь его к себе только кулаками – трудно же не заметить существо, чей кулак нацелен прямо тебе в нос, – Алу выразительно вскинула брови. – Полагаю, что пройдёт время и он вовсе развоплотится, будет одиноким призраком блуждать по мирам… проклятый… забытый… – и по тому, как угасла ее улыбка, Ирсон понял, что мысли её вернулись к тому, что случилось в этих мирах за несколько последних недель…
…Да, что-то многовато свалилось на головы бедным энхиаргским обитателям! За пылающей сферой из неведомого металла последовало явление нескольких разумных существ, принадлежащих к неизвестной расе. Они «выпали» на земли Дарларона. Дарларонцы этих пришельцев с небес прятали столь усердно, что слухов про них ходило великое множество – и самых противоречивых.
Горные недра тоже преподносили сюрприз за сюрпризом. Сначала энвирзы из Миртхарина нежданно-негаданно обнаружили неподалёку от своего города огненного дракона, одного из тех особых жадных до живой плоти тварей, что выводили в Хоа, и которых считали вымершими многие столетия назад, а потом адоры наткнулись на нескольких харнианцев в одной из своих глубинных шахт. Что они там делали, да и как вообще туда попали – неизвестно. Градор попросил Аласаис прислать кого-нибудь из её алаев, чтобы допросить их. Сегодня вечером Селорн и Аэлла были приглашены во Дворец, чтобы обсудить, кого именно отправить к нему.
Не только в Энхиарге происходило невесть что. Во многих мирах был полный хаос. Между несколькими сообществами миров вспыхнула война такого масштаба, что Алу бросало в дрожь при мысли об этом. Неизвестно, куда всё это теперь зайдёт. Непонятно, откуда ждать угрозы. Но так, в общем-то, было всегда. Хотя и не в таких размерах…
– Я ненавижу войны, – внезапно пробормотал Ирсон, словно продолжая мысли сианай. – Ненавижу смерть, Аниаллу. Ты это знаешь, как никто, – поморщившись проговорил танай. – Ненавижу перемены. Я не понимаю, как ты можешь ходить и улыбаться! Вот – как? Выдержка выдержкой, но…
– Несмотря ни на что, – со странной, мягкой улыбкой ответила девушка. – Конечно, можно впасть в отчаянье, Ирс. Можно сказать, что «весь мир – зловонная лужа, а мы ползаем в ней как убогие, глухие и слепые странники, угодившие под колеса телеги, правят которой Война да Судьба. Наши руки и ноги раздроблены тяжелыми колесами, и вот мы копошимся в грязи, пытаясь собрать наши внутренности, выпавшие из разорванных тел. А они наматываются на оси колёс, и мы тащимся вслед за этой Войной… Льется кровь, лютуют эпидемии, слышатся проклятия и вопли ужаса, а в воздухе стоит смрад распада плоти и духа… и не пытайтесь спрятаться от этого под ворохом ярких тряпок и за блеском волшебных огней!» – под конец голос Аниаллу стал совсем ядовитым.
– фу-у… откуда это? – поморщился Ирсон. Он ни за что не признался бы, что время от времени подобные картины посещали и его воображение. Но выраженные словами, они вдруг предстали сыну Илшиаррис во всей своей мерзости как отражение полной безысходности и, скорее, нежелания, чем неспособности что-либо изменить.
– Есть тут один… маг. Вещал недавно на площади, ругал нас, алаев, за то, что мы-де прячемся в своём иллюзорном мире от крови и страданий, а у самого такая тоска в глазах по этому самому иллюзорному миру… Ты его, слава Аласаис, не знаешь, – торопливо ответила Алу. – Он зол на весь мир, и всего себя расходует на эту злобу. Он выбирает самые грязные и отвратительные слова, чтобы его «критика», как он считает, была более… острой, более… доходчивой. Видимо, только так, втаптывая в нечистоты всех без разбору, он начинает ощущать свою значимость, полезность что ли… словно он единственный, кто может открыть миру глаза, словно он назначен главным обвинителем на каком-то вселенском процессе, где решается судьба нашего мира… Но он забывает: обвинительный приговор падёт и на его голову, ведь он сам – часть Энхиарга. Ведь если мир так плох, а ты не делаешь его лучше, то чем же ты отличаешься от него?
Можно смаковать несчастья, можно на все лады повторять, какой ты умный и хороший, а жизнь так несправедлива, так жестока к тебе. И тогда твоя война всегда будет с тобой. А можно жить иначе – воюя с врагом, но не впуская в себя страх и отчаянье, не впуская войну в двери своей души. Это трудно. Но я не впущу.
Я не допущу её до своих близких, до тех, кого люблю, до тех, кто любит меня, в дивный мир, что внутри меня. До тех, кто есть мой Путь и моя жизнь, без кого я – не я, до того, что питает меня, даёт мне силы жить и… бороться.
То, что грядёт – страшно, и пугает меня ничуть не меньше, чем тебя. И чем того мага тоже. Мир несовершенен. В любой момент может нагрянуть Элаанская армия с войсками их колоний, и накроет всех нас пёсьим брюхом. Палёной шерстью мы не отделаемся. Или Хеллин обиженный заявится в гости с новым зверинцем… Но вместо того чтобы рыдать, что весь мир кошмар, я лучше буду наслаждаться – да! наслаждаться – пусть, возможно, и последними шагами по наконец-то обретённому Пути рядом с моим любимым.
Аниаллу говорила и говорила, и чувствуя, что ей надо выговориться, Ирсон слушал ее, молча изумляясь перемене, которая произошла с его подругой.
– Танаи живут служением. Алаи – любовью. Не всеобъемлющей, святой, божественной, а уютной, домашней… эгоистичной, той, что превращает домашнюю кошку в пантеру, когда её котятам грозит опасность. И я думаю, Ирсон, наша сила в бесконечной любви – к богине, родным, друзьям, тем, кого мы почитаем и кем восхищаемся. Мы сами – эта любовь. Не стань предмета этой любви – не будет и нас. И она, любовь эта так велика, что места страху и нерешительности не остаётся. Нельзя изменить весь мир сразу, нельзя поднять с колен всех, кого чья-то жестокость на них поставила, но можно начать с малого – помочь устоять на ногах тем, кто дорог тебе…
Поэтому, давай, улыбнись, танай! И если даже тебе самому не станет легче, быть может, от этого полегчает тем, кто смотрит на тебя с надеждой обрести поддержку. Ты ещё жив, Ирсон. Я ещё жива. И мы еще поборемся за счастье просто поболтать друг с другом!
Она замолчала, переводя дух. Ирсон некоторое время смотрел на Аниаллу оценивающим взглядом, задумчиво потирая чешуйку на щеке.
– Ты стала алайкой, Аниаллу, – наконец сказал он.
– Ну, не эльфкой же мне быть, Ирс! – звонко рассмеялась Алу. – Да обовьёт тебя Аласаис своим хвостом и не оставит милостью! – истинно по-алайски попрощалась она и, махнув рукой охране, направилась к выходу из таверны. Хвост её, время от времени выныривающий из пышных складок лёгкой юбки весело мотался туда-сюда, выдавая великолепное расположение духа своей хозяйки.
Танай долго смотрел ей вслед. Он думал не только о своей подруге, а обо всём её таинственном племени. Он снова и снова пытался понять, кто они – эти мистические существа. То близкие, родные, такие… уютные, когда они спят, свернувшись клубочком у очага. То потусторонние, далёкие и загадочные, как луны, под которыми они танцуют в ночной мгле. Не подвластные законам, свободные от условностей…
А звонкий смех Аниаллу нежным ветерком ещё долго витал между колонн – смех кошки, которая прежде умела плакать…