Маэстро Найджел, красотка Джуди-Элеонора Мосс и великий Тритии Джакобс
-- Берт Джуниор был уверен, что больше ему никогда в жизни не оказаться в
компании стольких "звезд" первой величины.
      То и дело сквозь гул турбин слышались перебранки команд Джуди-Элеоноры,
Тритии и многочисленных помощников маэстро Найджела, которые считали всех
актеров, а уж тем более их обслугу, совершенно никчемными людьми.
      Чуть в стороне находился исполняющий функции продюсера и сценариста
Джулиус Хофман со своей командой "гениев". Они изо всех сил трудились над
сценарием, проводя его очередную срочную правку.
      На крошечном пятачке возле входа в пилотскую кабину располагался отряд
осветителей и операторов.
      Они играли в карты и недобро поглядывали в сторону брезентовых
перегородок, сквернословя себе под нос. Эти люди тоже не любили "звезд".
      Отдельную часть в огромном чреве вертолета занимали компактные
туалетные кабины. Их было двенадцать штук, однако там постоянно толпился
народ и всем желающим места не хватало.
      "Наверное, это от волнения..." -- думал Берт, продолжая знакомиться с
жизненным укладом творческой публики.
      В какой-то момент возле туалетов воцарился порядок, и к
зарезервированной туалетной кабине прошествовала Джуди Мосс.
      На ее голове красовались наушники, которые, видимо, защищали Джуди от
шума.
      За сорок минут полета это был второй поход "звезды" в туалет, в то
время как Тритии Джакобс еще ни разу не показался. И только однажды кто-то
из его людей вынес в туалет большой фаянсовый горшок.
      "У великих свои причуды", -- решил тогда Берт Джуниор и подумал, что
мог бы сделать репортаж и продать его в большую газету.
      В ленивой бездеятельности, во власти шума и утомительного дребезжания
полет длился еще около четверти часа. Затем турбины начали сбрасывать
обороты, и на смену их вою пришел ровный стрекот несущего винта, казавшийся
совершенно тихим и приятным.
      -- Вон они! Вон!.. -- закричал кто-то истошным голосом, и все, кто
находился возле иллюминаторов, впечатались в них носами.
      -- Вон они! Вон!.. -- повторил целый хор голосов.
      Операторы тут же вскочили на ноги, уронив на пол карты, маэстро
Найджел, шатаясь, вышел из-за ширмы, а Джулиус Хофман, правивший сценарий,
хлопнул по нему ладонью и крикнул, не скрывая досады:
      -- Не успели!
      -- Маэстро! Маэстро! Вас вызывает полковник! -- позвал
помощник-режиссера Джо Гайтано. Потерявший ориентацию Найджел рванулся к
туалетным кабинам, но потом сориентировался и, выхватив у Гайтано рацию,
закричал:
      -- Немедленно бомбить, полковник! Немедленно бомбить!
      -- Чего бомбить-то? -- лениво спросил Густавсон, который успел слегка
вздремнуть.
      -- Да всех бомбить! Уничтожить всех этих сволочей, и все дела! --
закричал Найджел.
      Гайтано забрал у маэстро рацию, и полковник Густавсон обрадовался,
услышав голос вменяемого человека.
      -- Я Джо Гайтано, помощник маэстро Найджела.
      -- Очень хорошо, мистер Гайтано. Там внизу уже идет довольно жаркая
драчка, поэтому приближаться к схватке ближе чем на тысячу метров я пилотам
запретил. Сейчас вам откроют двери, включат камеры на внешних подвесках и
снимайте что хотите.
      -- Нужно бы сначала осмотреться, полковник!.. -- закричал возбужденный
ситуацией Гайтано.
      -- Нет проблем. Сделаем круг, и вы сами выберете, что вам интереснее
всего. Заодно определим цели, которые нужно бомбить в первую очередь.
      125
      Ослабевшего Найджела унесли за ширму и положили отдыхать, а Джо Гайтано
взял на себя командование сложным процессом съемки.
      Пока операторы крутили настройки на переносных пультах, Гайтано кричал
в микрофон, пытаясь синхронизировать работу остальных съемочных бригад.
      Как выяснилось, не все из них добрались без потерь.
      Две бригады вышли из строя в полном составе, поскольку доставили на
борт ящики со спиртным.
      Еще на одной машине сорвало кабели управления, и эта бригада тоже
превратилась в зрителей. Но тем не менее оставшиеся семь машин продолжали
вести съемку из разных точек, и операторы, увлеченные картинами реальной
баталии, свешивались вниз, рискуя вывалиться из вертолетов.
      -- Смотри туда! Смотри, горит большой корабль! -- вопил кто-то, и
Гайтано требовал от пилота развернуть машину, чтобы снять разваливающееся
судно. Люди сыпались с него как горох, а Гайтано хохотал от восторга и орал
на пилота, чтобы тот спустился ниже.
      -- Не могу! -- кричал тот. -- У меня приказ -- тысяча метров!
      -- Куда бомбы? -- запрашивал по рации полковник Густавсон.
      -- На большой корабль! На большой корабль, пожалуйста! -- делал заказ
Гайтано и тут же, меняя частоту, кричал: -- Крокет и Фликерс! Давайте к
большому судну! Сейчас его будут бомбить! Постарайтесь взять кадры с лицами
тонущих! Крокет, это тебя касается -- у тебя подходящий объектив!
      -- Сделаю, Джо, если только дым не помешает.
      Четыре "буканира" прошлись над большим судном и положили по бомбе точно
в корму.
      Взрывы разорвали остатки раненого корабля, и он начал быстро
погружаться в воду. Однако, даже умирающий, он сопротивлялся, как мог. Две
огненные очереди тяжелых пулеметов пересеклись на последнем истребителе, и
его плоскости разлетелись вдребезги. Самолет задымился и, сорвавшись в
штопор, начал падать.
      -- Всем снимать самолет! Всем снимать самолет! -- кричал Гайтано,
однако драма с истребителем разыгралась где-то в стороне, а все остальные
бригады снимали уже другие сцены -- здесь был хороший выбор.
      Быстрые торпеды, оставляя молочно-белые следы, мчались к причалам форта
и взрывались, попадая на засеянную плавучим мусором зону. По пристани бегали
человечки, которые, как муравьи, подтаскивали какой-то хлам и все бросали и
бросали его в воду. Однако торпеды находили другие лазейки, и случалось,
взрывы происходили прямо под причалами, разнося свайные постройки и вызывая
пожары.
      В какой-то момент посреди бухты полыхнул такой гигантский взрыв, что на
камерах временно отключилась светоавтоматика.
      Стоявший на мели корабль разлетелся на мельчайшие частички, захватив с
собой четыре стоявших поблизости судна.
      Не отрывавшийся от иллюминатора Берт Джуниор восторженно покачал
головой. Он оценил задумку оборонявшихся, догадавшихся заминировать
брошенное судно.
      Гайтано уже перестал давать указания, поскольку управлять в этом хаосе
было совершенно невозможно. Все бригады снимали то, что считали нужным, а
самолеты уничтожали те цели, которые вели по ним зенитный огонь. Ассоциация
потеряла еще две машины, и теперь "буканиры" уже не играли с жертвами,
поскольку жертвы с ними играть не собирались.
      Вертолет, в котором находился Берт Джуниор, сделал несколько кругов над
городком, и у всех была возможность увидеть, что бой, хотя и не такой
жаркий, происходил и с восточной стороны. Однако там атакующие силы
занимались только уничтожением судов, затопленных в судоходном канале.
      Взрыв следовал за взрывом, и становилось ясно, что скоро корабли
болотного барона пробьются к восточной части города.
      Намечающийся перелом заметил полковник Густавсон и для сохранения
равновесия в битве навел на атакующих десятку "буканиров".
      Не имея в запасе бомб, они стали жестоко обрабатывать цели из
скорострельных пушек, вспарывая их незащищенные тела и разнося в клочья
палубные надстройки.
      Истребители сделали два захода, и восточная группа Марсалесов больше не
помышляла об атаке, занимаясь только эвакуацией экипажей с тонущих судов.
      Дым от горевших в бухте судов и пожаров внутри города значительно
ухудшил видимость, и снимать стало совершенно невозможно. Однако натурного
материала было уже достаточно, и Гайтано подумывал перейти к работе по
сценарию.
      Неожиданно из клубов застилавшего бухту дыма выскочили три скоростных
катера, которые помчались к выходу в море.
      -- Полковник Густавсон! У нас есть цели, которые необходимо красиво
опрокинуть! -- тотчас потребовал Гайтано.
      -- Истребители пустые. Пусть ваш пилот расстреляет их ракетами, я
разрешаю, -- отозвался Густавсон, у которого было полно других забот. Его
десант как раз начинал высаживаться в Форт-Абрахаме.
      -- Точно, у нас же есть ракеты! -- закричал Джулиус Хофман, счастливый
оттого, что дело наконец дошло и до его сценария. -- Актеры, на площадку!..
Быстр-ро!..
      Пока Гайтано объяснял пилоту суть проблемы, собранные и готовые к
работе "звезды" вышли из своих брезентовых убежищ.
      Джуди Мосс. как всегда, выглядела желанной, загадочной и очень дорогой,
а симпатяга Тритии Джакобс казался доступнее любого самого доброго друга.
      К распахнутой двери, открывающей глубокую бездну, бросили пятнистую
шкуру, и Джуди Мосс разлеглась на ней, как королева. Затем она прикрыла
глаза и глубоко вздохнула, поведя грудью.
      -- Отлично, Джуди, замри, сейчас подберем задний план! -- скомандовал
Гайтано.
      Вертолет слегка развернулся и начал снижаться. Через открытую дверь
стали видны три катера, стремительно мчащихся прочь от форта.
      -- Давай! -- крикнул Гайтано пилоту, и первая управляемая ракета,
описав красивую дугу, ударила точно под ближайший катер.
      Три камеры поспешно застрекотали, поймав наилучший момент.
      -- Отлично, теперь ты, Тритни!.. Давай, овладей ею! Грубо, но с жаром и
любовью!
      -- Только никаких поцелуев! -- приоткрыв глаза, потребовала Джуди.
      Когда Тритни начал приставать к Джуди, Гайтано снова крикнул пилоту
"давай", и второй катер переломился пополам, подарив отличные кадры любовной
сцены и драмы на море.
      -- Хорошо, ребята, поддайте жару! Джуди, прошу тебя, побольше эмоций!
По сценарию он грубо лишает тебя невинности!
      Как только на лице героини появилась требуемая гримаса отчаяния,
Гайтано снова подал команду пилоту.
      Третья ракета понеслась к цели, и, несмотря на смелый маневр рулевого,
катер разлетелся так же легко, как и два других.
      -- Ура! Снято! Всем спасибо!
      126
      Пробуждение было очень тяжелым, и поначалу Клаус никак не мог понять,
где он находится.
      Дневной свет, падающий из небольшого окошка, пластиковая отделка стен и
странный гул, который Ландер поначалу принял за шум в собственной голове.
      Происшедшее с ним накануне он помнил очень смутно. Только стремительный
полет "морского загонщика", брызги и изгибающаяся траектория настигающей
ракеты.
      Теперь Клаус лежал на полу, и его руки были крепко связаны. Из этого он
сделал вывод, что наконец попался. Правда, пока он не знал к кому, но, судя
по тому, что его голова еще держалась на плечах, это были не Рене и Галлауз.
      Тогда кто?
      Словно отвечая на его вопрос, послышался шорох и со стоявшей рядом
кровати свесилась чья-то голова.
      -- Привет, -- сказала голова приятным голоском, и в полумраке Клаус
различил довольную улыбку.
      -- Ты кто? -- спросил он.
      -- А ты догадайся.
      Щелкнул включатель, и в помещении загорелся свет.
      Несмотря на плохое самочувствие, Клаус думал всего секунду и тут же
сказал:
      -- Люция Гутиерос...
      -- О! -- девушка довольно засмеялась. -- Теперь ты не хочешь меня
убить?
      -- Как? -- Клаус попытался улыбнуться и пошевелил связанными руками.
      -- Ничего не выйдет, приятель, это тебя Рауль связывал. А он это умеет.
      -- Кто такой Рауль?
      -- Рауль и Карл -- мои телохранители. Они хранят мое тело. -- Люция
дотронулась до своей груди и дурашливо рассмеялась. -- Вот так.
      -- Мы на самолете? -- спросил Клаус.
      -- Угадал. На самолете моей мамаши. Летим в Эль-Гео.
      -- А как я сюда попал?
      -- Тебя выловили твои друзья -- Галлауз и Рене. Знаешь таких?
      -- Знаю, поэтому удивляюсь, что еще жив.
      -- А вот это заслуга моего дедушки. Если бы он за ними не следил, они
бы тебе голову "чик" и ручки "чик-чик", -- Люция мастерски
продемонстрировала, как действовали бы Удо и Жак и какая гримаса осталась бы
на отрубленной голове Клауса.
      -- Артистка, -- усмехнулся Ландер. -- Лучше развяжи меня.
      -- В туалет, что ли, захотел? -- спросила Люция. Клаус ничего не
ответил и лишь вздохнул.
      -- Боишься моей мамочки? -- снова спросила Люция и сама себе ответила
-- Боишься. Мамашу все боятся. И умирать ты, бедняжечка, будешь долгой и
мучительной смертью.
      -- Спасибо на добром слове. А где, кстати, Удо и Жак?
      -- Летят на другом самолете. Если посмотреть в иллюминатор, можно
увидеть его во-он там, -- сказала Люция, ткнув пальцем в иллюминатор. Затем
прижалась лбом к холодному стеклу и некоторое время молчала.
      -- Одри Ленокс здесь, -- сообщила она после раздумья.
      -- Надо же. Не думал, что она выживет, -- отозвался с пола Клаус.
      -- У нее к тебе тоже счеты.
      -- У всех ко мне счеты. У Удо и Жака, у Одри, у твоего деда, у матери и
у тебя. Я один, а вас много. Как делить будете?
      В дверь тихонько постучали.
      -- Открыто, -- отозвалась Люция.
      В каюту вошел широкоплечий белокурый парень. Он деловито осмотрел узлы
на руках Клауса и, не говоря ни слова, вышел.
      -- Это и есть Рауль? -- спросил Ландер.
      -- Нет, это Карл. Ты должен его помнить...
      -- Да, кажется, припоминаю... Так как вы решили меня поделить?
      -- Очень просто. Мать потребовала, чтобы дедушка отдал тебя ей, и
теперь ты умрешь в Эль-Гео вместе со своими родственниками. Кто раньше, а
кто позже, этого я не знаю. Потом твой труп выкупят Удо и Жак.
      -- А Одри?
      -- Одри едет наниматься на работу к моей матери. Клаус промолчал. Он не
верил, что Одри собирается на кого-то работать.
      -- Слушай, а почему меня положили сюда, а не бросили где-нибудь в
багажном отделении?
      -- Я настояла. Хотела с тобой немного поговорить, -- Люция картинно
вздохнула и замолчала.
      Ни к чему не обязывающий разговор продолжался полчаса, затем снова
появился Карл и с ним еще один охранник.
      -- Пора сделать ему укол, -- пояснил Карл, обращаясь к Люции. -- Скоро
Эль-Гео, поэтому нужно его обездвижить.
      "Так вот почему я ничего не помню..." -- понял Клаус, а спустя минуту
он уже проваливался в глубокий сон.
      127
      Второе пробуждение наступило значительно позже, и Клаус еще во сне
почувствовал в руках и ногах смутную боль.
      Он застонал и тут же проснулся от собственного стона.
      -- Ослабь зажимы, Романо. Ему еще рано мучиться, -- послышался строгий
женский голос. Застрекотали невидимые механизмы, и боль в руках и ногах
ослабла.
      Клаус с трудом приоткрыл глаза и увидел перед собой каких-то людей.
      -- Солейн Гутиерос... -- хрипло произнес он и усмехнулся, затем перевел
взгляд дальше: -- Привет, Удо, привет, Жак, отлично выглядите.
      -- А вот ты не очень, Джимми, -- со злой улыбочкой сообщил Рене. -- Да
и воняет от тебя.
      "Наверное, это так..." -- подумал Клаус. Запахов он не различал, но в
бессознательном состоянии, скорее всего, справлял нужду под себя.
      -- Это было сделано специально, -- торжественно произнесла Солейн. --
Чтобы ты не чувствовал себя героем. Трудно ощущать себя крутым парнем, если
от тебя разит, как от засранца. Не правда ли?
      Солейн позволила себе широкую улыбку, но ее глаза грозили мщением.
      -- А что ты здесь делаешь, крошка? -- спросил Клаус, обратившись к Одри
Ленокс, стоящей чуть позади всех.
      -- Она теперь работает на меня, -- пояснила Солейн.
      -- Вот уж не думаю, что такой перчик, как Одри, станет твоей прислугой.
Скорее всего, у нее свой расчет...
      Понимая, что находится в безвыходном положении. Клаус старался
расшатать образованную против чего коалицию.
      -- А вам, ребята, зачем мои потроха? -- спросил он Рене и Галлауза.
      -- Так пожелал заказчик, -- нехотя ответил Рене.
      -- Не думаю, чтобы меня искал военный трибунал. Кому же я нужен?
      -- Ты должен ответить за свои злодеяния и за убийство единственного
сына нашего заказчика.
      -- Я много убивал, признаю. И это были чьи-то братья, сыновья и отцы,
однако никто не может составить список жертв истребителя. Такого учета не
велось...
      -- Если человек страдает, Джимми, его можно убедить в чем угодно, --
вкрадчивым голосом пояснил Рене. -- И если у этого человека есть деньги, то
всегда найдется пара очевидцев, которые подтвердят, что видели, как ты
убил...
      -- Надо думать, ваша игра стоит хороших денег.
      -- За просто так никто не работает.
      -- Согласен, -- невесело усмехнулся Клаус и пошевелил зажатыми в оковы
руками. -- Поэтому Одри и наврала мадам Гутиерос, что желает у нее работать.
На самом деле она только и ждет момента, когда чемоданчик с моими
охлажденными конечностями окажется у вас, ребята...
      -- Ты несешь всякую чушь, Ландер, -- перебила его мадам.
      -- Ты нервничаешь, Солейн, и это хорошо. Стало быть, ты веришь мне. Но
хочу тебя предупредить; дело не в том, что Одри тебя обманула, хотя ты и
обиделась. Знай, что, если будет нужно, она прикроется твоей дочерью, чтобы
только выбраться отсюда с заветным чемоданчиком. Одри -- девушка без
сантиментов.
      Утомившись, Клаус замолчал и повис на оковах, отдыхая.
      В пыточной камере повисла напряженная тишина.
      -- Я уже выяснила, где находится твоя сестра Габи и ее семья. Завтра мы
привезем их и убьем так, чтобы их кровь лилась на тебя. А потом умрешь ты
сам...
      -- Ты помешалась на убийствах, Солейн.
      -- Это я помешалась?! -- мадам Гутиерос приблизилась к Клаусу и
зашипела ему прямо в лицо: -- Да если положить в ряд всех, кого ты отправил
на тот свет, получится дорога от Эль-Гео до Фрайбурга...
      Выплеснув весь свой яд, Солейн отошла от пленника и сказала:
      -- Все, пойдемте отсюда, а то ему доставляет удовольствие мнить себя
всезнайкой. А ты, Романо, дай ему поесть и немного воды. Он должен ясно
осознавать, что его ожидает.
      -- Слушаюсь, мадам.
      128
      Вернувшись в свой кабинет, Солейн уселась в кресло и, положив ладони на
массивную столешницу, постепенно вернула себе ощущение власти и могущества.
      "Я в этом городе "Босс боссов", и никакой прыщик вроде Ландера не
сможет поколебать мою уверенность в собственной правоте и силе..." -- как
заклинание произнесла про себя Солейн.
      Дверь открылась, и, как всегда без стука, в кабинет матери вошла Люция.
      _ Доброе утро, солнце мое, -- улыбнулась Солейн. -- Как спалось дома?
      _ Спасибо мама, хорошо.
      -- Сегодня у тебя занятия. Придет учитель Юнг, ведь вам пора снова
приниматься за изучение логарифмов.
      -- Мама, но я же только вчера приехала! -- воскликнула Люция.
      -- Ничего не поделаешь, солнышко, -- развела руками Солейн. -- Нужно
трудиться, как твоя мама и как все вокруг.
      -- И как Дженезо Прост? -- задала вопрос Люция, намекая на связь матери
с ее помощником.
      -- Я одинокая женщина, Люция. И я сама себе хозяйка.
      -- Я тоже сама себе хозяйка, -- упрямо заявила девушка и, плюхнувшись в
ближайшее кресло, добавила: -- И никакой учебы сегодня мне не нужно. Мои
каникулы еще не закончились.
      Начинавшейся ссоре между Солейн и дочерью помешал Дженезо Прост. Он
осторожно постучал в дверь, но открыл ее, не дождавшись разрешения.
      -- Доброе утро, мадам, -- сказал он и, увидев Люцию, добавил:
      -- С проездом, мисс Гутиерос.
      -- Ты принес документы по "Старс Холл"?
      -- Да, мадам, вот они.
      Пока Солейн разговаривала со своим помощником, Люция от нечего делать
выдвинула ящик ближайшего стола и обнаружила там свой револьвер, который
забросила сюда давным-давно.
      В барабане находился только один патрон, револьвер ни при каких
обстоятельствах не хотел стрелять и постоянно давал осечки.
      Решив забрать свою игрушку, Люция взяла револьвер и направилась к
двери.
      -- Люция, подожди, мы еще с тобой недоговорили! -- строго напомнила
мадам Гутиерос.
      Девушка вздохнула и вернулась к столу матери. Она стояла и ждала, когда
Солейн и ее помощник обсудят все тонкости, касающиеся документов.
      Люция ждала, а они все говорили и говорили, будто ее здесь и не было
вовсе.
      Люция начала злиться и даже прикрыла глаза, чтобы справиться со своим
гневом, но он, словно едкая жидкость, истончал стенки невидимого сосуда,
угрожая породить волну разрушительного безумия. Наконец яркая вспышка
ослепила рассудок Люции и прорвалась наружу яростной бурей. Девушка подняла
револьвер и, приставив его к виску матери, нажала курок.
      Грохнул выстрел, и Солейн повалилась вместе с креслом, а выпущенная
авторучка ударилась в оконное стекло.
      -- Что... Что это?! -- спустя несколько секунд промямлил Дженезо. Он
стоял, словно каменная статуя, и все мысли в его голове перемешались.
      -- Это называет русская рулетка, Дженезо, -- просто сказала Люция и
бросила на пол ненужный револьвер. -- Один патрон и один случай из миллиона.
Понял?
      -- Д-да, мисс... Гутиерос...
      -- Теперь, когда моя мать покончила с собой, я твоя хозяйка.
      -- Да, мисс, -- поспешно закивал Дженезо, начиная понимать ситуацию.
      -- Каждый день вы с матерью занимались здесь любовью. Так?
      -- Так, -- виновато кивнул Прост. -- Но я только выполнял ее
приказания.
      -- Еще бы ты не выполнял, говнюк, -- зло произнесла Люция. -- Где вы
это делали? Там? -- спросила она, указывая на дверь комнаты отдыха, простой,
но с любовью обставленной спаленки
      -- Да... -- еле слышно ответил Дженезо.
      -- Пойдем туда, -- приказала Люция и подтолкнула его в спину. Прост
оглянулся на изуродованный труп бывшей хозяйки, но Люция грубо его одернула:
-- Что ты на нее пялишься?! Она уже ничего не сможет тебе сделать. Пошел
вперед!
      Оказавшись в комнате, Люция упала в мягкую постель и приказала:
      -- Давай начинай, мерзавец. Раздень меня и сделай все как положено.
Если ты скажешь, что не можешь, я позову другого, но ты будешь виноват в
смерти матери. Понял?
      -- Понял, мисс...
      -- Приступай.
      Учитывая полуобморочное состояние Проста, он совершил невозможное. Это
длилось совсем недолго, и Люция брезгливо оттолкнула его от себя.
      Затем она поднялась, оделась и, ни к кому не обращаясь, сказала:
      -- Ну и что же здесь приятного?.. Не понимаю...
      129
      Когда освобожденный Клаус, уже умытый и в чистой одежде, спустился в
комнаты Одри, Галлауза и Рене, он и сопровождавшие его люди Генри Пилона
застали только раненого Удо.
      Брошенные Клаусом накануне семена раздора дали ростки, и ночью
произошло выяснение отношении.
      Одри была хороша, но все же ее противников было двое.
      Галлауз прожил еще три часа и тоже умер, освободив Клауса от решения
этой проблемы. А над мадам Гутиерос уже хлопотали в самом дорогом похоронном
бюро.
      Повинуясь воле наследницы, Генри Пипон принимал на себя обязанности
управляющего всей империей, оставшейся после Солейн Гутиерос. Сама Люция
заниматься делами не хотела...
      130
      Скоростной катер притормозил возле старой пристани, и двое матросов
быстро спустили надежный трап.
      Клаус и Люция вместе пошли к тому месту, где не так давно стоял старый
дом Ландеров. Теперь там была только яма с грязной водой.
      -- Значит, здесь ты провел свое детство? -- спросила девушка.
      -- Да, Люция, здесь.
      -- Наверное, больно потерять свой дом, пусть даже такой маленький?
      -- В детстве он казался мне огромным... Стоя на краю большой воронки,
они немного помолчали. Затем Ландер спросил.
      -- Значит, ты решила твердо?
      -- Да, Клаус. В моих жилах течет кровь моих родителей. Она сжигает меня
и не даст покоя, пока я ее не укрощу. Ты не думай, я многое пробовала, даже
секс, но это совсем не то, что мне нужно. Сексом мою жажду не утолить. Мне
нужно испытать себя по-настоящему, и я решила стать наемником... Чтобы все
было по-честному -- либо ты, либо тебя...
      -- Ты говоришь как мудрый человек, -- серьезно заметил Клаус.
      Они снова помолчали
      -- А ты, значит, будешь снова отстраивать этот дом?
      -- Буду, -- кивнул Клаус глядя на горизонт, где бескрайние болота
соединялись с небом
      -- Зачем тебе эго?
      -- Чтобы было куда вернуться с войны.
      -- Но ты ведь давно вернулся.
      -- Нет, Люция, -- Клаус глубоко вздохнул и впервые за долгое время
ощутил какую-то легкость, -- с войны я вернулся только сейчас...