Бабанлы Видади. Когда молчит совесть

   За время совместной работы Нарын хорошо изучила его привычки. Понимала - одно неосторожное слово или движение способны прервать нить его размышлений, исчезнет мысль, которая, может быть, больше никогда не вернется! И она, как могла, оберегала его покой. Вот и сейчас, ничего не сказав, она тихо вернулась на свое место, к аппаратам.
   Прошло еще около трех часов. Все тело Нарын ныло от усталости, руки не слушались, в голове гулко и тупо стучало, но она не решалась тревожить Вугара. Выключив приборы и аппараты, уселась чуть поодаль на табуретку и стала внимательно разглядывать его лицо. Вугар что-то торопливо писал. Перо вдруг замирало в руке, брови хмурились, лицо становилось напряженным. Оторвавшись от бумаги, он часто-часто мигал и щурился, уставившись невидящими глазами в одну точку. С трудом удерживаясь, чтобы не рассмеяться, Нарын подумала: "Вот они какие, эти ученые! Смешные и трогательные, как дети... Минуты не может посидеть спокойно! То погладит ладонью тоненькие подстриженные усики, то потрет лоб, то дернет себя за ухо, а то закроет пальцами глаза и замрет на несколько мгновений, - не поймешь, спит или бодрствует... Удивительное зрелище!"
   Наконец, видно и Вугар почувствовал усталость. Бросил ручку на стол и, словно просыпаясь, огляделся. Его внимание привлекла стосвечовая лампочка, болтавшаяся на шнуре под потолком. Лампочка ярко горела, - значит, наступил вечер. Вугар прислушался - все тихо. В соседних лабораториях, в коридоре ни звука. Институт давным-давно пуст... Вспомнив о чем-то, Вугар резко повернулся и увидел Нарын. - Вы еще здесь? - изумленно спросил он.
   Нарын молчала, продолжая сидеть неподвижно. В глазах ее, лукаво поблескивающих, светилась насмешливая улыбка.
   Смущенный своим грубоватым тоном, Вугар хотел сказать девушке что-нибудь приветливое, но взглянул на часы:
   - Уже одиннадцатый?! - с неподдельным ужасом воскликнул он и виновато добавил: - Простите меня, я так задержал вас...
   Глядя на него в упор, не мигая, Нарын продолжала молчать. Глаза ее были нежные и обиженные. Перехватив ее взгляд, Вугар растерялся. До сих пор он не замечал, чтобы она так на него смотрела. Вернее, он вообще не обращал внимания на ее взгляды и поведение. А если бы обратил, то увидел, что за последнее время Нарын сильно изменилась. Бойкая, разговорчивая, всегда с шуткой на языке, она теперь все чаще казалась задумчивой и озабоченной, все реже раздавался в лаборатории ее заливистый смех. Особенно ясно обозначилась эта перемена с тех пор, как старая Хадиджа-хала заболела и ушла в отпуск. Нарын и Вугар работали в лаборатории одни. Если раньше Нарын не называла его иначе, как "братец Вугар", то теперь слово "братец" было позабыто ею. Голос Нарын то и дело дрожал от волнения, лицо заливала краска смущения. Но... какое до всего этого дело Вугару? Приняв подчеркнуто серьезный вид, он деловито сказал:
   - Как поздно! Время пролетело незаметно... Вы можете идти, Нарын. Дома вас, наверное, ждут, тревожатся. А я поработаю еще немного. Мне пришла одна мысль, как бы не забыть...
   Нарын послушно поднялась с табуретки и стала снимать халат, но движения ее были медленны, казалось, она все делает с неохотой. У двери она так же медленно переобулась и, не попрощавшись, вышла. В коридоре звучали ее неторопливые шаги.
   Догадаться, почему, несмотря на столь поздний час, девушка с такой неохотой покидает лабораторию, было нетрудно. Вугар устыдился, что отпустил ее одну. Время близилось к полночи, трамваи и троллейбусы ходили редко. Черный город давно погрузился в сон. Как она пойдет по пустынным улицам? Выбежав в коридор, он окликнул ее:
   - Подождите! Я тоже ухожу!
   И без того медленные шаги Нарын совсем замедлились, она остановилась. Вугар вернулся в лабораторию и стал торопливо собирать бумаги. Ему было досадно. Он надеялся после ухода Нарын немного отдохнуть, а потом поработать часок-другой. Можно было открыть окно, и ночная прохлада пришла бы в душную, нагревшуюся за день лабораторию... Но что поделаешь! Он взял портфель, выключил свет.
   Шаги гулким эхом отдавались по всем этажам опустевшего института. Они долго шли по длинным коридорам. У выхода вахтер с упреком сказал Вугару:
   - Опаздываете, молодой человек! Не разрешено так долго задерживаться на работе.
   Голос вахтера звучал сердито. Вдруг он прищурился, многозначительно улыбнулся и, пропустив вперед Нарын, задержал Вугара. Отведя его в сторону, зашептал:
   - Я понимаю, молодость... Но в институте... Нельзя так, молодой человек!
   Вугар не понял его намеков, еще раз принес сторожу извинения и догнал Нарын.
   По безоблачному, светлому небу медленно плыла луна. Приятная свежесть, словно водяная пыль от фонтана, овевала их разгоряченные лица. Воздух был прозрачным и легким. Они недолго постояли на безлюдной трамвайной остановке. Дождаться трамвая надежды не было.
   - Может, пешком пойдем? - спросила Нарын, просительно поглядев на Вугара. Ей так хотелось пройтись с ним по тихим улицам!
   Вугар внимательно поглядел в одну сторону, потом в другую, прислушался - трамвая не предвиделось. Он, словно между прочим, спросил:
   - Вы далеко живете?
   - Да нет, не очень! - Не могла же она сказать Вугару, что готова идти с ним хоть на другой конец города!
   Они пошли. Вугар шагал хмурый и молчаливый. Нарын, обиженная его равнодушным молчанием, не выдержала.
   - Я все на свой аршин меряю, - сказала она, замявшись. - Может, все-таки подождем трамвая? Вы устали...
   Обернувшись, Вугар через плечо взглянул на трамвайные пути, - пусто и тихо.
   - Лучше идти, чем зря терять время, - сказал он.
   Снова некоторое время шли молча.
   Нарын подняла голову и долго смотрела на небо, отыскивая что-то среди бледных, мерцающих звезд.
   - Я ведь о вас беспокоюсь, а мне что?.. Я могу и в десять раз больше пройти... - Она хотела добавить "с вами", но последнее слово замерло на кончике языка.
   Вугар еще раз с надеждой поглядел на убегающие вдаль рельсы. Нет, его не пугало расстояние, он боялся другого - услышать те, не сказанные ею слова!
   - А я знаю, вы любите ходить пешком! - лукаво сказала Нарын. - На работу пешком ходите. Я из своего окна видела...
   - Из вашего окна?
   - Ну да. Наши окна выходят на улицу, а живем мы на первом этаже.
   Вугар удивился:
   - Вот странно! Вы видите, как я иду на работу, а я, приходя, уже застаю вас в лаборатории. Как это получается?
   - Очень просто! Вы идете задумавшись, медленно, я обгоняю вас, а вы не замечаете...
   Нарын бросила на Вугара испытующий взгляд, - кажется, подходящий момент, чтобы начать откровенный разговор.
   - Первое время, когда мы начали работать, продолжала она, - несколько раз случалось: я здоровалась с вами, а вы не отвечали...
   - Этого не может быть!
   - К сожалению, может. - Она чуть-чуть подпрыгнула и заговорила быстро, красуясь, как ребенок перед новым гостем: - Я обижалась, думала: ну и пусть! Не буду с ним разговаривать! А потом поняла: во время работы вы ничего не замечаете. Вы и сейчас такой!
   Вугар невольно улыбнулся.
   - Вот и молодец, что прощали меня. Таить обиду - не хорошо!
   - Разговаривать - это не значит простить!
   - Это как же?
   - А так! Работа требует. А у сердца свои законы.
   Смущение, отступившее было, снова охватило Вугара. Разговор, как назло, кружился вокруг того, что он так боялся услышать. И Вугар быстро переменил тему:
   - Проклятый трамвай, словно в воду канул! Ни слуху, ни духу!
   Нарын весело махнула рукой:
   - А пусть не приходит! Какая в нем нужда! Мы уже дошли.
   Вугар твердо решил больше не говорить ни слова. Но, очевидно, его молчание не смутило Нарын, и она бойко продолжала:
   - Наш двор и дом неказисты! А шумно так, что порой голова кругом идет. Но мне нравится здесь жить. И до института и до работы близко... В прошлом году мама подыскала хороший обмен. А я не разрешила меняться. Кончу институт, тогда пусть меняется с кем хочет! Права я?
   Вугар не отвечал, но Нарын была настойчива:
   - Я вас спрашиваю, я права?
   - Вам виднее, - нехотя сказал Вугар. - Вы свои дела лучше знаете.
   - Я считаю, что поступила правильно! После занятий приходится поздно возвращаться, случается, встретишь собаку или волка в человеческом обличье. Пристает, говорит глупости, от страха сердце замирает... А когда дом близко, все не так страшно. Я вам говорила, где учусь? - вдруг неожиданно спросила она.
   - Кажется, говорили...
   - А вот и не говорила! Во всяком случае, я этого не помню. Да и вы не помните! Ну, ничего, повторение - мать ученья! Послушайте еще раз и больше не забывайте... Не то, чем аллах не шутит, а вдруг у вас спросят... Надо же знать биографию своих помощников.
   Вугар покраснел. Нарын права. До сих пор не поинтересовался, как живет человек, который самоотверженно трудится рядом, помогает. Стыдно!
   - Учусь я на четвертом курсе вечернего отделения института нефти и химии, на факультете технологии, - отчеканила Нарын. - Мама давно настаивает, чтобы я перешла с вечернего отделения на дневное. Но мне ее жалко, она у нас слабая, больная. Сколько можно жить на иждивении?
   - У вас нет отца?
   - Нет.
   - Умер? Нарын нахмурилась, ее бойкость погасла.
   - Бросил нас, ушел к другой женщине! - В голосе задрожали слезы.
   Вугар расчувствовался. Недаром говорят: сердце сироты слышит чужое горе.
   - И давно?
   - Очень... Я тогда только в школу пошла.
   - Он помогает вам?
   - Нет! - Нарын до боли прикусила губу, стараясь этой болью заглушить боль сердца. - Пьет он! Все деньги оставляет в ресторанах да в барах. Никогда трезвый-то не бывает, где ему о детях помнить! - Она вздохнула. Когда он ушел от нас, мама поначалу сама не своя ходила, потом слегла и четыре месяца пролежала в больнице. Я тогда на почту устроилась, надо было сестренку кормить. Сама маленькая, а сумки во-от такие огромные таскала...
   Вугар глядел на девушку сочувствующим взглядом и думал: вот, оказывается, у этой веселой, жизнерадостной девушки на душе такое горе! Как умело она таила его...
   - Вот почему я всегда так быстро хожу. Не хожу, а бегаю! Привыкла, когда почтальоном работала. Иногда сама себя останавливаю: "Иди нормально!" Забудусь на секунду, глядишь и опять побежала. Привычка - вторая натура... - Нарын засмеялась, повеселев. - Теперь мы в его помощи не нуждаемся!
   С весны сестра работать пошла. У меня зарплата хорошая, денег хватает. Через два года окончу институт и заставлю маму уйти с работы. Хватит, потрудилась, пускай отдыхает. Подлечиться ей надо...
   Несколько шагов они прошли молча.
   - Есть у меня на душе один грех. Мама узнает - расстроится...
   - Что за грех? - озабоченно спросил Вугар. Дела Нарын уже всерьез интересовали его.
   - Экзамены за третий курс не сдала!
   - Ни одного?
   Нарын кивнула головой.
   - Почему?
   Девушка замялась.
   - Работа... Хадиджа-хала захворала, раньше времени ушла в отпуск... Не могла же я вас оставить одного...
   - Почему же вы мне не сказали? Я бы все сделал, чтобы вас на время освободить.
   - А самому остаться без помощника? - Нарын покачала головой. - Это нечестно! Принести интересы дела в жертву личным интересам? Да если бы вы и отпустили меня, я все равно не ушла бы. Экзамены не убегут. Подготовлюсь и осенью сдам. Я уже договорилась с деканом.
   Вугар подыскивал добрые, благодарные слова, ему так хотелось сказать ей что-нибудь хорошее, но Нарын прервала его размышления:
   - Спасибо! До свидания!
   Вугар растерялся, не сразу поняв, что должны означать ее слова.
   - Простите меня, сегодня я доставила вам так много хлопот!
   Она протянула руку, и Вугар крепко пожал ее. В улыбающихся глазах Нарын загорелся тот, уже знакомый Вугару ласковый блеск, и он осторожно, чтобы не обидеть девушку, отвел взгляд.
   - Спокойной ночи... - тихо проговорил он.
   Глава вторая
   Мама Джаннат постелила себе на застекленной галерее. Духота и тревога гнали сон, она открыла все окна, но и это не помогало, прохлады нет и нет! Вернувшись домой, Вугар застал ее во дворе. Она медленно вышагивала, обмахиваясь большим белым платком. Двор, окруженный с четырех сторон каменными домами, раскаляясь за день, до поздней ночи не успевал остынуть. И все же жильцы в поисках прохлады выносили свои постели - легкие раскладушки или тяжелые никелированные кровати - и располагались на дворе. В такую ночь даже простыня казалась невыносимо жаркой.
   Измученная духотой и бессонницей, мама Джаннат даже не спросила Вугара, почему он так поздно задержался.
   - Душно, сынок, - тяжело переводя дыхание, жалобно сказала она. Настоящий ад, земля горит под ногами... Не ходи в дом, задохнешься...
   Но Вугар, погруженный в свои мысли, не услышал ее предостережения. Продолжая обмахиваться, мама Джаннат шла за ним. Войдя на галерею, она остановилась, подвинула к окну стул и села.
   - Садись, сынок... - Она что было силы махала платком. - Сегодня после полудня от духоты сердце чуть не разорвалось. Думала, умираю, да вот воскресла. Как ты в такую жару работаешь?
   - Разве я один, мама Джаннат?
   - Конечно нет, сынок. - Старуха сокрушенно покачала головой. - Бывало, и я работала. Но, признаться, таких, как ты, видеть мне не доводилось. У всех людей работа имеет предел. А у тебя - ни конца, ни начала... С Исметом в одном институте работаете, почему он так не надрывается? Уже пятнадцать дней, как в отпуск уехал.
   - У Исмета работа попроще.
   - Не говори так! - стояла на своем мама Джаннат. - Скажи лучше, что он умнее тебя и знает цену здоровью. Вот так-то вернее будет!
   Вугару не хотелось продолжать этот разговор. Зачем перемывать косточки молочному брату? Уж кто-кто, а он-то хорошо знал, что не забота о здоровье заставила Исмета уехать из Баку. Любовь к Алагёз, а вернее, неудержимое желание стать зятем известного ученого помогли ему преодолеть все препятствия. На крылатом коне любви и надежды мчался он через долины и горы, чтобы очутиться в Кисловодске, где каждое лето отдыхала семья профессора Гюнашли. Зачем рассказывать об этом маме Джаннат? К тому же он устал, во рту пересохло, говорить трудно. Вугар попросил воды, но мама Джаннат принесла ему свежезаваренный чай, и его душистый аромат распространился по галерее, вытесняя на миг тяжелую духоту.
   Он с наслаждением отхлебывал чай, однако, выпив его, почувствовал, что стало еще жарче. Вугар спустился во двор. Мама Джаннат неотступно следовала за ним.
   - Ложись здесь, сынок, - сказала она. - Чего стесняться? Погляди на людей и выноси свою кровать!
   Но Вугар категорически отказался от подобного удовольствия и вернулся в дом.
   Спать, спать! Он лег в постель и закрыл глаза. Обычно, перед тем как заснуть, Вугар спокойно подводил итоги сделанному за день, строил планы на завтра. Но сегодня, расставшись с Нарын, он шел домой пешком, и у него было время подумать, - сколько шагов, столько мыслей! Он так устал. Спать, спать!
   Ох, эта духота! Ворочаясь с боку на бок, Вугар не мог заснуть и впервые в жизни позавидовал Исмету. "Права мама Джаннат, - подумал он. Брат куда умнее меня. Наслаждается жизнью в прохладном Кисловодске. Гуляет, отдыхает, а я тут верчусь на раскаленной сковороде..."
   Вспомнив Исмета, он уже не мог отогнать мысли о нем.
   Последнее время Вугара тревожило поведение брата, но сейчас он был склонен оправдывать его. "Правильно говорят, смелость города берет. Там, на отдыхе, Исмет ближе познакомится с Алагёз. И кто знает, может, им удастся найти общий язык? Вдруг договорятся? Тогда и мне спокойнее будет. Мархамат-ханум оставит назойливые приставания, придет конец козням бездарного хитрюги Зия Лалаева. Как хорошо, что Арзу ничего не знает... Не ровен час, дойдут до нее слухи, несдобровать мне, иди тогда оправдывайся!"
   Нет, заснуть решительно не удавалось. Мысль об Арзу привела другую - о Нарын. "Только этого еще не хватало! - с раздражением подумал Вугар. - Мало ли и без того у меня хлопот?" А воображение услужливо рисовало ему Нарын. Ее улыбающиеся глаза смотрели на него с непонятным, нежным выражением... Вугар резко повернулся и в темноте даже махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. "А чем она, собственно, виновата? - остановил он себя. Девушка наивна и чистосердечна, как младенец. Вот уж кому незнакома хитрость: что на уме, то и на языке..." Он думал о Нарын с благосклонной нежностью. Но вдруг в ушах прозвучали слова вахтера: "Понимаю, молодость! Но нельзя же здесь..." Только сейчас дошел до него смысл этих слов. "Конечно, у старика были основания для подозрений. Молодой человек и девушка, ночью, одни в институте. Нет, так и вправду нельзя, хватит! Завтра отправлю ее в отпуск. Одному работать куда спокойнее".
   Принятое решение успокоило, тревога утихла. Вугару даже показалось, что в комнате сделалось прохладнее и стало легче дышать. Он приподнялся, перевернул влажную от пота подушку и, повернувшись на спину, несколько минут лежал неподвижно, задремывая. И вдруг снова завертелся как ужаленный. Почти месяц он не видел Арзу! Занятия в школах окончились, и Ширинбаджи с дочерью уехали на дачу. За это время Вугар лишь два раза разговаривал с Арзу по телефону. Она звонила ему в институт, оставила адрес дачи в Мардакянах, звала в гости. А однажды даже сам Агариза-киши позвонил:
   - На дачу собираюсь, поедем со мной! Денек отдохнешь, сразу силы прибавится.
   Но Вугар, занятый работой, вежливо отказался. А сейчас, измученный бесконечными раздумьями, усталый, вдруг со всей остротой почувствовал, как истосковался по Арзу.
   "К черту все! - мысленно выругался он. - Иди к дьяволу эта работа! Ни за что ни про что мучаю девушку, она, верно, извелась от тоски, все глаза проглядела! Что за любовь! И зачем мне такая молодость? Кажется, я стариком становлюсь - начинаю забывать, что такое страсть, желания!..."
   Ему так захотелось увидеть Арзу немедленно, сейчас же, что казалось, будь у него возможность, вскочил бы, взял такси и, несмотря на столь поздний час, поехал в Мардакяны.
   Глава третья
   Кто-то легко коснулся его плеча, и Вугар вздрогнул, - кому, кроме Зия Лалаева, придет в голову так фамильярно обращаться с ним? Настроение сразу испортилось. "Откуда взялся этот прохвост? - со злобой подумал он. - Какой еще сюрприз приготовил?"
   Первым желанием было не оборачиваясь ускользнуть от него. Но вместо писклявого голоса Зия, который уже приготовился услышать Вугар, раздался рокочущий, самоуверенный басок:
   - Доброе утро, Шамсизаде!
   Вугар обернулся. Перед ним стоял профессор Башир Бадирбейли.
   "Что случилось? Откуда такая приветливость?"
   От изумления Вугар потерял дар речи. Сияющая улыбка Бадирбейли стала насмешливой.
   - Ты какой-то странный сегодня! Как идут дела?
   - Спасибо, неплохо, - поспешно ответил Вугар, но голос выдал раздражение.
   - Не верю! - Бадирбейли даже прикрыл ладонью рот, чтобы скрыть насмешку. И, стерев улыбку, он продолжал: - Твое волнение дает мне право сомневаться в искренности этих слов!
   Вугар разозлился на себя: неужели он боится Бадирбейли? Иначе откуда эта робость и неопределенный ответ? Надо как можно скорее исправить свою оплошность. Но, кажется, он опоздал...
   - "Ни к чему хилому в чужой сад лазать" - говорили наши отцы! - быстро сказал Бадирбейли, снова прикрывая рот ладонью. - Ноги переломают... Ты меня прости, я вовсе не собирался задеть твое самолюбие. Человек ты умный, талантливый, и я хочу одного - наставить тебя на верный путь.
   Пословица, приведенная Бадирбейли, обидела Вугара, и он не сдержал гнева.
   - Я на верном пути, профессор! И к тому же в здравом уме!
   - Не горячись! - Изрезанное морщинами лицо Бадирбейли посуровело. Он высоко поднял руки. Так в далекие времена делали перед боем воины. Наберись терпения! Прежде всего - мы азербайджанцы! Или ты забыл обычай предков: старший говорит, младший слушает. Я в отцы тебе гожусь...
   Вугар покраснел, но на этот раз не от смущения, а от неприязни, которую вызывал в нем этот человек.
   Бадирбейли, чувствовал свою силу и власть, продолжал заносчиво и спокойно:
   - Не зря я привёл эту поговорку! Обидела она тебя или нет - не знаю, но я напомнил ее не для красного словца. Ты молод, готовишься вступить на поприще науки... Мне известно, что ты сирота, заступиться за тебя некому. Зачем же, поддавшись на ложные похвалы и посулы, ты стремишься в дебри, откуда нет выхода? Зачем подставляешь голову под удар? Мне жаль тебя...
   Не надо было обладать большой догадливостью, чтобы понять, в кого метит Бадирбейли свои напоенные ядом стрелы, - конечно же в Гюнашли, извечного соперника.
   Озадаченный, расстроенный, Вугар молчал, не желая выслушать еще один упрек в невоспитанности.
   Поймав мрачный взгляд Вугара, Бадирбейли понял, что происходит в душе юноши. Устремив глаза поверх его головы и стараясь придать голосу еще большую внушительность и важность, продолжал:
   - Зачем скрывать? Я был очень зол на тебя! Казалось, умру, кости мои с тобой не примирятся. Почему? Да все по тому же! Берешься за дело, которое тебе не по плечу. Ведь не осилишь! Крупнейшие американские ученые, вооруженные великолепным оборудованием, много лет трудятся над проблемой нового антидетонатора бензина и не могут ничего добиться. А ты, молокосос, хочешь тягаться с ними? Ну, не забавно ли? Зачем ставишь себя в глупое положение? Химера, фантазия! Несколько месяцев назад ты жаловался: работа, мол, не двигается, потому что нет подходящих условий. Дали лабораторию. Создали условия. Где же результат, спрашиваю?! Где?
   - Профессор, мы...
   - Погоди! Я не нуждаюсь в объяснениях! - грубо прервал его Бадирбейли. - Теперь ты убедился, чем кончается непослушание, нежелание прислушаться к совету старших, опытных людей? Ка-та-стро-фой! - по слогам выговорил он. И нет этому оправданий. Ты и твой руководитель Гюнашли обязаны помнить, что крупные московские и ленинградские ученые, прославленные академики отступились от этой проблемы. А вы... чванливо выпятили грудь... Они не могут, а мы, дескать, сможем! Да ты сам подумай, если бы твой антидетонатор был хоть сколько-нибудь перспективен, неужели все знаменитости не поняли бы это раньше тебя? Что, я неправ?
   Вугара удивил его вопрос. Если кто-то отказался от решения сложной проблемы и не стал ею заниматься, это должно означать, что она не имеет значения, что это пустячное, никудышное дело? Личности, авторитеты! Не это ли зовется консерватизмом в науке?
   - Простите, профессор, но мне кажется, в ваших рассуждениях, слышится излишняя предусмотрительность, недоверие, не имеющее никаких оснований. Почему мы должны отказываться от веры в собственные силы?
   - Какие силы? О чем ты говоришь? Почему эти хваленые силы до сих пор никого и ничего не осилили? - Бадирбейли устремил на Вугара разгневанный, осуждающий взгляд, точно желая просверлить его, и добавил надменно: Напрасные потуги! Не ищи оправданий! Логика событий доказывает всю несостоятельность твоего поведения и поведения научного руководителя. Повторяю: если бы к тому было хоть малейшее основание, проблему давно решили бы крупнейшие ученые мира, чей опыт, талант и, наконец, возможности несравнимы с вашими... На ученом совете секции я вас предупреждал. Не послушались! Сейчас предупреждаю лично тебя. Хочешь - слушай, хочешь - нет! Мне все равно. Только тебя жаль, - сирота, нет никого, кто мог бы вовремя остановить, образумить. Поверь, мною движет чувство гуманности, я не хочу, чтобы труды твои пропали даром. Иных соображений у меня нет и быть не может!
   Бесконечные напоминания о сиротстве, одиночестве в устах Бадирбейли звучали как оскорбление, и, багровея от обиды и гнева, Вугар сказал:
   - Сирота я или нет, отношения к делу не имеет! Мне непонятно, что вы хотите этим сказать!
   На губах Бадирбейли снова появилась издевательская усмешка.
   - Эх ты! - Он покачал головой и махнул рукой. - Молодо-зелено! Обиделся и еще раз доказал свою незрелость! В каком обществе ты живешь? Или не знаешь - в нашей стране все делается ради счастья человека. И наука, которой ты собираешься посвятить жизнь, служит этой же цели. Иначе ей грош цена! Ты - один из членов нашего социалистического общества. Можем ли мы не тревожиться о твоем будущем? Если все пойдет насмарку, твоя боль станет нашей болью. С нас спросят: где вы были? Почему вовремя не наставили на ум! Башир Османович, наш аксакал, держи ответ, как проглядел?
   Никто и слушать не захочет, что вы, молодежь, нас, старейших ученых, ни во что не ставите, а, оседлав своего коня, скачете без оглядки, не ведая, что он несет вас в пропасть.
   Что должен был ответить Вугар на такие рассуждения? Опыты действительно пока не давали желаемых результатов, и это сильно укорачивало его язык. Он молчал. И вдруг ему стало страшно. Ведь сейчас это только лабораторные опыты и вычисления. Даже если он добьется положительных результатов, то заводские испытания могут не сразу подтвердить их. Вот когда восторжествуют Бадирбейли и ему подобные! А если вообще неудача?..
   Башир Бадирбейли краем глаза окинул юношу: "Кажется, удалось поколебать упрямца".
   - Зачем лезешь в дебри? - громко воскликнул Бадирбейли. - Думаешь, петух не прокричит - рассвет не наступит? Или в институте мало рентабельных тем? Ты человек умный, способный, бери любую, мгновенно защитишь диссертацию...
   Тебе жениться пора, семьей обзавестись. А семью кормить надо! Надеждами и обещаниями сыт не будешь...