Страница:
- А я ничего не боюсь! - храбро ответила девушка. - И ходить по улицам одна не боюсь, и вас тоже...
Кажется, он попал в дурацкое положение! Во всем виноват его глупый язык. Надо было перейти на другую сторону и спокойно идти своей дорогой. Теперь оставалось одно - молчать...
- Если я не ошибаюсь, вы учитесь в университете? - спросила вдруг девушка.
- Да, - поспешил ответить Вугар и задал встречный вопрос: - Вы тоже?
Усмехнувшись, она утвердительно кивнула головой.
- На каком курсе?
- В этом году поступила.
- А факультет?
- Исторический.
- Да-а-а... - неопределенно протянул Вугар, не зная, что еще сказать. Хорошо, что дорога оказалась короткой, не то измучился бы, подыскивая темы для разговора.
- Простите, вот и мой автобус! - И, бросив его, растерянного и смущенного, девушка весело побежала к автобусной остановке.
Искренне обрадовавшись, что она наконец исчезла и все окончилось благополучно, Вугар с легким сердцем продолжал свой путь. Но помимо воли он то и дело мыслью возвращался к новой знакомой, вспоминал ее улыбку, интонации голоса. Впрочем, на этом все кончилось, и несколько дней он не вспоминал о случайной встрече, не испытывая ни малейшего желания увидеться снова. Дипломная работа отнимала все время, он ходил из одной библиотеки в другую, разыскивая нужные книги, часами просиживал в читальных залах, делал выписки. Но вот однажды...
Как всегда, с утра Вугар пришел в Центральную библиотеку и, получив книги, уселся за стол. Сколько прошло времени, он не знал, но вдруг что-то заставило его поднять голову. Показалось, кто-то шепнул: "Оторвись от книги, погляди, кто сидит рядом с тобой..." Вугар огляделся и увидел за соседним столом ту самую девушку, с которой так неудачно пытался завязать знакомство. Она сидела облокотившись о стол. Надо же так случиться, что в ту минуту, когда Вугар взглянул на нее, она подняла глаза. Встретившись взглядом, они на мгновенье замерли, легкая улыбка пробежала по ее губам, и, кивнув друг другу, они шепотом поздоровались. Прошло несколько минут, Вугар снова поднял глаза, и снова их взгляды встретились. Строчки почему-то стали сливаться, каждые две-три минуты Вугар оборачивался, но девушка, словно ее кто обидел, сидела не поднимая голову, уткнувшись в книгу. Ну что ей стоило на мгновенье взмахнуть густыми ресницами и, взглянув на Вугара, улыбнуться милой своей улыбкой? Может, мгновенный взгляд остудил бы его горячее сердце?
Впрочем, и взгляд и улыбка ее отныне принадлежали Вугару. Он унес их с собой в общежитие, чтобы и ночью, ворочаясь на койке, то и дело вспоминать. Еле дождавшись утра, он побежал в библиотеку. Глаза беспокойно обежали зал, - на этот раз он искал не свободное место, а ее... Вугар вздрогнул. Неужели? Давно-давно дал он себе клятву, что, пока не приобретет высшего образования, не будет иметь своего дома и своего хлеба, близко не подойдет ни к одной девушке. Влюбиться, жениться, сколотить семью никогда не поздно. На последнем курсе он, казалось, начисто забыл, что существует слово "любовь". Одна мечта, дерзкая и настойчивая, владела им - поступить в аспирантуру. Кажется, преподаватели разделяли его стремление. И в деканате не возражали. Неужели он станет ученым? Отныне его радость, его счастье - в научных успехах, в напряженном творческом труде. Казалось, осуществись мечта, попади он в аспирантуру - и ничего больше в жизни не надо! Делить сердце на две половины, храня в одной любовь к науке, а в другой любовь к женщине, казалось ему кощунством. Нет, он не позволит, чтобы любовь свила в его сердце уютное гнездышко. Он запретил себе даже думать о ней. И, если Исмет возвращался поздно и с улыбкой рассказывал о своих любовных похождениях, Вугар, не то шутя, не то серьезно, напоминал строки великого Физули: "Береги себя от горестей любви, ибо любовь бедствие души". Так неужели и его душу настигло "бедствие"? Неужели рассекли сердце на две половины? Вугар не на шутку перепугался. Надо срочно принимать решительные меры и в самом зародыше истребить странное, томительное чувство, именуемое любовью.
Несколько дней он вел жестокую войну с самим собой. Не разрешал себе поднимать головы, по читальному залу проходил не оглядываясь. Все было тщетно, - ее взгляд, улыбка неотступно стояли перед ним. Он перестал посещать Центральную библиотеку. Если не увидит ее несколько дней, конечно же забудет! Подальше от соблазна! Но ничего не помогало. Тоска одолевала его, он не мог сосредоточиться, гулкое биение сердца отдавалось в ушах. Раньше, отправляясь в Центральную библиотеку, он надеялся увидеть ее, и надежда приносила успокоение. А теперь... Он снова пошел в Центральную библиотеку. Но желанный покой на возвращался. Ему не нужно было оглядывать зал, чтобы узнать, здесь она или нет. Ее шаги он слышал сразу, словно долгие годы изучал ее походку. Только у нее так стучали каблучки. И едва она входила в читальный зал, сердце его начинало бешено колотиться и, не умещаясь в груди, рвалось, как птица из клетки. Теплые, убаюкивающие волны омывали тело. А когда она уходила, его словно окатывали ледяной водой. Противный холодный пот выступал на спине и груди, он сидел оледенелый, несчастный, устремив тоскующий взгляд на дверь, за которой скрылась она. Все это было бы ничего! Но, окончательно потеряв над собой власть, Вугар как тень стал ходить за девушкой. Едва чувствовал, что Арзу собирается уйти из библиотеки, он вскакивал и спешил опередить ее. Бежал в раздевалку и, притаившись в углу, смотрел, как она подходит к гардеробщице, берет пальто. Теперь у него не хватало смелости подойти к ней и предложить свои услуги. Жадными глазами смотрел он, как она одевается, отворяет дверь, выходит. Лишь проводив ее взглядом, он возвращался в читальный зал.
Но вот настал день, когда они снова заговорили друг с другом. Вернее, заговорил Вугар. Он до сих пор не мог понять, откуда у него взялась смелость. Как всегда, стоял он в углу и смотрел, как одевается Арзу. Вот она направилась к двери, и тут как будто кто-то толкнул его, он бросился вперед и преградил ей путь.
- Почему вы сегодня так рано уходите? - волнуясь и задыхаясь, спросил Вугар.
- Как я должна истолковать ваш вопрос? - Милая улыбка тронула ее губы. - Разве нельзя?
От смущения Вугар покраснел, уши загорелись.
- Нет, вы, конечно, можете уходить, когда вам заблагорассудится... Он помолчал, чувствуя всю неловкость создавшегося положения. - Просто я думал, может быть... - Он замялся, не находя слов.
- Если вас очень интересует, - усмехнувшись сказала Арзу, - я могу объяснить. Все, что было нужно, я прочла и сейчас хочу пойти в кино. Когда у меня есть свободное время, я всегда хожу в кино.
- Одна?
- Одна! - Ее приветливая улыбка стала насмешливой, а голос неожиданно грубоватым. - Почему, собственно, вы так часто повторяете: одна, одна? И в прошлый раз тоже... Я же говорила вам, что не боюсь ходить одна!
Он помолчал, почему-то чувствуя себя униженным. Арзу помрачнела, видно, была недовольна собой. "Дурацкий язык, произносит совсем не то, что на душе!" - подумала она и, чтобы исправить оплошность, быстро сказала, стараясь быть как можно вежливее:
- Я очень люблю кино. Люблю и документальные фильмы и художественные. Видишь незнакомые страны, города, узнаешь жизнь людей, их прошлое...
- Понятно, - коротко сказал Вугар. У него вдруг пропала охота продолжать беседу, которую он сам затеял. - Вероятно, ваше пристрастие имеет отношение к избранной специальности?
- Нет, - решительно запротестовала Арзу. - Конечно, я с удовольствием смотрю фильмы исторические, по этнографии. Это естественно для человека, любящего свою специальность. Но замыкаться в рамки профессии нельзя. Двадцатый век требует всесторонних знаний и широких интересов.
Вугару казалось, что она подсмеивается над ним, стараясь подчеркнуть свое превосходство. "Поискал бы себе другую, я тебе не пара..."
Негромкий мелодичный смех Арзу прервал его грустные размышления:
- Простите меня, просто я хочу сказать, что жизнь это не только лаборатория, где совершаются химические таинства...
Сомнения не оставалось: она смеялась над ним! И он с обидой сказал:
- Не понимаю...
- Что ж тут не понятного? - Арзу гордо вскинула голову и, улыбнувшись, взглянула Вугару в глаза: - Сидеть целый день в лаборатории, а из лаборатории бежать в библиотеку, ничего не видеть, не знать, что происходит вокруг, - ну можно ли так жить?
От удивления Вугар моргал глазами. Откуда ей известно, что он живет именно так? Кто дал ей право смеяться над ним? Он хотел спросить об этом, но побоялся, что она опять не так истолкует его слова.
- На правду нельзя обижаться! Какой вы мрачный, замкнутый! Если смолоду не измените характер, трудно придется. Ученый-сухарь - есть ли существо неприятнее? Студенты не будут любить вас...
Арзу засмеялась. Кажется, она просто хотела растормошить его. Эта мысль обрадовала и успокоила Вугара.
- Видно, замесили меня из плохого теста, - осмелев сказал Вугар. - Где уж тут менять характер...
- В вашем возрасте перемениться нетрудно, - живо откликнулась Арзу. Психологи утверждают, что человек в любом возрасте может себя перевоспитать. Конечно, если есть воля...
- А что делать безвольному?
- Волю тоже нужно воспитывать...
- А если нет сил?
- Тогда надо слушать советы умных людей!
- Да-а-а, - безнадежно вздохнул Вугар. - Характер советами не изменишь...
- Есть еще выход. Хотите, я возьму над вами шефство? У меня в этой области есть кое-какая практика! Когда в школе училась, приходилось брать шефство над лентяями...
- Вот это другой разговор! Буду счастлив стать вашим подшефным.
Арзу вдруг умолкла, словно не она минуту назад предлагала Вугару перевоспитать его. Язык окостенел, глаза растерянно бегали, на щеках выступили алые пятна. Не предполагала, что шутка так обернется, и незнакомый молодой человек примет всерьез шутливое предложение! Но Вугар не собирался упускать неожиданно открывшуюся перед ним возможность.
- Ну, с чего начнем? - весело спросил он. - Готов приступить к выполнению ваших указаний!
В ответ Арзу лишь повела округлыми плечами.
- Может, для начала вы будете так любезны и возьмете меня в кино? настойчиво продолжал Вугар.
- Что ж, не возражаю! - после некоторого колебания ответила Арзу и продолжала прежним, чуть высокомерным тоном: - Этот фильм вам будет весьма полезен. Он об африканских джунглях! Вы сможете узнать кое-что, относящееся к вашей профессии. Естественный каучук, которым сейчас так интересуются химики, в древние времена получали из сока гевейского дерева, а растут эти деревья, как известно, в тропиках!
- Каучук меня не интересует, - улыбнулся Вугар. - Я работаю в иной области.
- И это мне известно! - Арзу явно не имела желания углубляться в дебри его работы, сейчас ее интересовало другое. Взглянув на большие золотые часы, поблескивающие на руке, она заторопилась: - Раз уж решили идти, быстро поднимайтесь наверх, забирайте книги - и пошли! Сеанс скоро начнется.
- Я мигом! - обрадовано крикнул Вугар и кинулся в читальный зал.
Так началась их дружба. Иногда они ходили в кино, порой гуляли в приморском парке или встречались на бульваре. И вдруг однажды неожиданно для самих себя обнялись и долго не разнимали рук... Никто из них не произнес слово "люблю", да и зачем? Глаза, руки, губы давно твердили об этом...
Теория Вугара, что любовь - бедствие души, потерпела крах. Теперь он не представлял себе, как мог бы работать, не будь разговоров с Арзу, прогулок, споров. Казалось, его любовь к ней оттачивала мысль, обостряла восприятие, освежала память. Он не знал усталости... А если уставал или что-нибудь не ладилось в работе, он думал о том, что должен добиться победы, потому что от этого зависит его счастье с Арзу. И ему все удавалось. Если же приходилось трудно, шел к ней и всегда находил поддержку.
И о такой девушке, с душой чище снега на горной вершине, Мархамат-ханум посмела говорить гадости! Какая мерзость!
И все-таки он ловил себя на том, что слова Мархамат, как медленно действующий яд, впитываются в его сердце. Бессонница, усталость и волнения минувшего дня сделали свое черное дело. Здравый смысл покинул его. "Если в словах Мархамат таится хоть малая доля правды, почему Арзу до сих пор сама не рассказала обо всем? Надо пойти к ней, спросить, узнать... - лихорадочно думал он. - Все могу вынести - лишения, трудности, только не запятнанную честь..."
Он вскочил с постели и, не отвечая на недоуменные вопросы мамы Джаннат, выбежал из дома.
* * *
Издавна повелось в нашем городе воскресный день посвящать генеральной уборке. Особенно в тех домах, где женщины всю неделю трудятся на предприятиях, в учреждениях или в школах. Как осудишь их за это?
Арзу и Ширинбаджи встали ни свет ни заря и, не выпив даже стакана чая, принялись за работу. Весь дом перевернули вверх дном, - вещи разбросаны, мебель сдвинута, словно война прошла...
На голос Вугара вышла Ширинбаджи. С балкона пригласила она его зайти в дом, а когда он отказался, настаивать не стала, - зачем зазывать гостя, когда в доме беспорядок?
Арзу выбежала в поношенном домашнем халатике. В стоптанных домашних туфлях с потрескавшимися лакированными носками, с обвязанной полотенцем головой она выглядела забавной и трогательной. Увидев ее, Вугар не сдержал невольной улыбки. Как она обрадывалась! Не будь посторонних, верно, бросилась бы ему на шею. Ее радость окончательно сбила с толку Вугара, он не сразу вспомнил, что привело его сюда в столь неурочный час. Но замешательство длилось мгновенье. Холодно и неприязненно он сказал:
- Идем, мне нужно поговорить с тобой!
Суровый, официальный тон обидел Арзу:
- Если есть дело, заходи в дом, поговорим. Что за разговоры на улице?
- В дом я не пойду!
Откуда такая холодность? Она сама оглядывала его. Никогда Вугар так не разговаривал с ней. Предчувствуя что-то неладное, она встревожилась, но ничем не выдала своего волнения.
- Куда ты тащишь меня в таком виде? - шутливо спросила она. - Хочешь прохожих повеселить? Ну, посмотри, правда, я похожа на цыганку?
Лицо Вугара мрачнело с каждой секундой, он ничего не отвечал, продолжал тащить ее куда-то. Но Арзу не двигалась. Сомнений не оставалось, сейчас она услышит что-то неприятное, а может, обидное, горькое. И все же сдерживалась.
- Хорошо, - согласилась она. - Не хочешь идти в дом, воля твоя, зайдем во двор. Не могу же я в таком виде разговаривать с тобой на улице.
- Не пойду! - грубо крикнул Вугар.
Она не стала возражать и покорно пошла за ним. Свернув за угол, они остановились в тихом переулке. Прохожих здесь почти не было. Наступило тягостное молчание. На душе у Арзу было тревожно, но она дала себе слово спокойно выслушать самую горькую весть. А Вугар, казалось, снова забыл, зачем он сюда пожаловал, и, рассматривая носки собственных ботинок, продолжал задумчиво молчать.
- Почему ты вчера не пришел? - как ни в чем не бывало спросила Арзу, надеясь своим вопросом рассеять и успокоить его - я вернулась из института, мама поздравила меня, сказала, что ты приехал, звонил. Весь вечер мы тебя ждали... Я так волновалась! Неужели трудно позвонить, предупредить, что не придешь. Ведь не только я, старики тревожились...
Вугар слушал ее с наслаждением. Искренние, непринужденные слова Арзу разгоняли мрачные подозрения, возвращая в привычный мир любви, доверия. Он сказал покорно и виновато:
- Прости, никак не мог... У стариков попроси за меня прощения. Работа.
- Ох эта работа! - Голос Арзу задрожал. - Когда-то она кончится и мы сможем свободно вздохнуть и увидеть божий свет? - Она осеклась, заметив, что Вугар снова помрачнел. Кажется, не вовремя дала волю языку! - Что случилось? Опять неприятности на работе? - участливо спросила она.
- Да, - сухо ответил Вугар.
Непонятная тревога, охватившая было ее, немного улеглась. Ну, конечно, огорчен неполадками на работе и потому груб, раздражителен. Вот к чему привело напряжение последних месяцев. Нет, она больше не позволит ему так работать!
Арзу осмелела:
- Да ну ее к лешему, твою работу! Вконец измотала! Посмотрела я на тебя, и сердце мое словно огнем опалили. Бледный, щеки ввалились, даже белки пожелтели...
Она сочувственно вздохнула, хотела еще что-то сказать, но Вугар оборвал ее:
- Ты очень жалеешь меня, да?
- А как же? Разве ты сомневаешься? Ведь ты у меня единственный...
- Единственный? - иронически спросил Вугар.
- Конечно, ты моя первая любовь! А ты что, не знал?
- Выходит, не знал.
- То есть как?
- А вот так! Ты обманывала меня, скрывала свои тайны!..
- О дорогой, что ты говоришь?! Как я смею тебя обманывать, какие могут быть у меня тайны?
У Вугара не хватало духу высказать ей все, что он услышал от Мархамат, и он молчал, то краснея, то бледнея.
- Да ты болен! Ну конечно же болен! - воскликнула Арзу и, кинувшись в Вугару, схватила его за руку. - Немедленно идем домой! Надо вызвать врача. Вот до чего ты довел себя! Бессонные ночи... И вот результат!
- Ошибаешься! - Вугар высвободил руку. - Я не больной и не сумасшедший.
Но Арзу не слушала его и, снова схватив за руку, стала просить:
- Успокойся, милый... Ну, пойдем к нам и спокойно обо всем поговорим, прошу тебя...
Он молча и подозрительно глядел на нее. Потом сказал:
- Говорят, у тебя был возлюбленный до меня. Даже два.
Арзу вздрогнула. Долго ничего не могла выговорить, потом спросила оскорблено и гордо:
- Что ты еще слышал обо мне? Будь мужчиной, выкладывай!
Он до боли прикусил нижнюю губу и решительно, словно в воду кинулся, спросил:
- Агариза твой родной отец?
- Странный вопрос! - через силу засмеялась Арзу. - Конечно!
- А Ширинбаджи?
- Ширинбаджи моя родная мать! - с достоинством ответила Арзу.
- Но... - Голос его прервался, слова застряли в горле.
- Ну, ну, что дальше? Говори смело, не бойся!
Настойчивость Арзу развязала ему язык:
- Говорят, тебя взяли из детского дома. Настоящие родители твои неизвестны...
Слова Вугара ошеломили Арзу. Рот раскрылся, бледные губы дрожали, как осенние листья. О, если бы эти слова произнес кто-нибудь другой! Она разнесла бы все кругом, она знала бы, как ответить. Но это ведь Вугар... И она подавила гнев.
- Ты хочешь сказать, что я незаконнорожденная и к тому же гулящая? Может, скажешь, что я не с двумя, а с десятью гуляла? - В широко раскрытых глазах Арзу блеснули слезинки и тут же исчезли, - так испаряется влага на раскаленном камне.
Господи, что он наделал! Оскорбил ее родителей, так ласково относившихся к нему! Как повернулся у него язык произнести такие слова?
Арзу вздохнула, всхлип вырвался из горла, словно внутри то-то оборвалось. Она согнулась, как от резкой боли, закрыла лицо руками и несколько мгновений оставалась недвижимой. Плечи ее дернулись раз, другой, она отняла руки, лицо было мокрым от слез.
- И ты... ты... - с трудом выговаривала она, - пришел сюда только затем, чтобы очернить и замарать нашу семью, чтобы подло оклеветать меня? Что ж, спасибо! Большое спасибо!
Она пошла прочь, но, сделав несколько шагов, обернулась и сквозь рыдания громко сказала:
- Ох, как я ошиблась в тебе! Зачем эта ложь, оскорбления?... - Дыхание прервалось, казалось, кто-то сжал ей горло сильной рукой, и она продолжала тихо и жалобно: - Ты мужчина Вугар. Если разлюбил или полюбил другую, почему не скажешь честно? Может, думаешь, я стану удерживать тебя, повисну, как камень, на шее?
Слезы быстрыми ручейками бежали по щекам, голос звучал хрипло, еле слышно, всхлипывания мешали говорить. Она сделала несколько шагов и вернулась:
- Ты обвинил меня во лжи! Да, я скрыла от тебя никогда не существовавшие тайны... Ты поверил клеветникам и посмел упрекнуть меня в том, что я с кем-то гуляла... А сам? Вот уже больше года мы не видимся неделями. Я звоню, назначаю свидания, ты почти никогда не приходишь, обманываешь. Отговорка одна: работа. Я верила. Но теперь поняла: причина другая! Вот и ответь, зачем ты несколько лет морочил мне голову? Что плохого я сделала тебе?
Она зарыдала и, закрыв лицо руками, спотыкаясь побежала домой. Больше она не обернулась...
Глядя ей вслед, Вугар словно просыпался от дурного сна.
"Что я наделал? - в отчаянии думал он. - Как я посмел повторить подлейшие выдумки глупой женщины? Позор, позор на мою голову!" Он хотел кинуться за Арзу, догнать, на коленях вымолить прощенье. Ноги не двигались, словно на каждую привязали пудовую гирю, язык не ворочался. Улица закружилась, заплясала перед его глазами. Он прислонился к стене, пережидая, когда кончится эта карусель. "Надо идти к ней, немедленно идти и просить прощения..." - мысленно повторял он. Но сил не было.
"Сейчас идти нельзя... - вдруг подумал Вугар и ухватился за эту мысль. - Она меня не подпустит к себе, не станет слушать, а если и выслушает, не поверит. Подождать до завтра? Она успокоится, и я, может, приду в себя..."
Глава пятнадцатая
Обычно Мархамат с трудом преодолевала лестницу. Войдя в квартиру, первым делом валилась на диван и минут пятнадцать - двадцать лежала, приходя в себя и переводя дыхание. Сегодня она даже не взглянула на кресло, стоявшее возле телефона, а схватили трубку и принялась громко сыпать проклятьями:
- Чтоб отнялись ваши ноги и онемели руки! К телефону, видите ли, не подходят, чтоб вас паралич разбил!
Алагёз, старательно разучивавшая музыкальный урок, с удивлением взглянула на мать и съежилась от страха. Но Мархамат не замечала ее. Наконец в трубке что-то щелкнуло. Услышав голос Зия Лалаева, Мархамат завопила:
- Вы что, подохли? Почему трубку не берете?
- Мархамат-ханум? Что произошло, почему у вас такой сердитый голос?
- Прекрати в жмурки играть, противный! Допрос вздумал мне учинить? Немедленно сюда!
- К добру ли?
- Придешь - половину добра получишь!
Швырнув трубку, Мархамат плюхнулась в кресло, охая и стеная. В ее разгоряченном мозгу вертелась одна мысль: где выход? Эти два слова повторяла она всю дорогу до дома и сейчас твердила их, как набожные старухи твердят молитву. Раздался резкий телефонный звонок. В ярости схватила она трубку. Держа на некотором расстоянии, она ждала, пока в трубке раздастся чей-нибудь голос: разговаривать с посторонними Мархамат была не в силах.
- Тетя, Зия беспокоит тебя! Нельзя ли зайти позднее? Срочная работа.
- Истукан несчастный! - в бешенстве закричала Мархамат. - Пусть лопнет твоя работа! Пусть следа от нее не останется! Намыль голову дома, а сбреешь здесь! Быстро!
- Что за горячка?
- Уф-ф! Слушай, болван, неужели я должна по телефону объяснять, зачем ты мне понадобился? Пожар! Понимаешь, пожар!
Она снова швырнула трубку, вскочила и стала ходить взад и вперед по комнате. Хватаясь то за голову, то за сердце, она стонала и охала, точно из ее тела острым ножом вырезали куски мяса.
Руки Алагёз неподвижно замерли на клавишах, стоны матери не на шутку испугали ее.
- Где пожар, мама? - дрожащим голосом спросила она.
Испуганный голос дочери заставил Мархамат опомниться.
Она резко повернулась к ней.
- Здесь пожар! - двумя руками схватила себя за ворот, разорвала его. Тут горит, понимаешь! Ты, ты превращаешь меня в пепел!
- Что я сделала, мама, чем виновата? - расплакалась Алагёз.
"Нельзя ее волновать, она больная..." - подумала Мархамат, но не могла совладать с обуревавшими ее чувствами.
- Разве такой должна быть девушка в твоем возрасте? Погляди на других! Парни за ними, как преданные псы, таскаются, девушки у них на головах орехи колют! А ты?! Мямля, разиня! Увидишь молодого человека, дрожишь, как цыпленок под дождем! Каждый день я учу тебя, как должна вести себя.
Все словно с гуся вода! Если умру, как станешь жить на свете, ума не приложу! - Мархамат тяжело перевела дыхание. - Что мне с тобой делать? В отца пошла. У них в роду все такие. Ни хитрости, ни ловкости! Только и знаете - честность, приличие. Кому это нужно? Да будь твой отец другим, сейчас бы самые высокие посты занимал! Ты его дочь! Моим молоком вскормлена, а ни чего от меня не взяла... Ох, горе мне, таю, как соляная гора. Из-за вас! Таю... О аллах, пошли мне конец...
Алагёз громко зарыдала.
- Не могу я, мама, - сквозь слезы повторяла она. - Что мне делать, не могу...
Слезы дочери, ее горькие слова точно холодной водой окатили Мархамат. В первый раз девочка говорила с ней так откровенно. Сколько раз пыталась Мархамат завести разговор о любви, замужестве. Алагёз отмалчивалась. С тревогой думала Мархамат: а вдруг проклятая болезнь убила в ней потребность любви? Тайно от всех она советовалась с психиатрами. Нынешним летом тревога ее вспыхнула с новой силой. Каждый день заговаривала она с дочерью о Вугаре, расхваливала его красоту, ум, талант. Ничего не помогало, - Алагёз, казалось, не слушала ее. И вдруг это жалобное признание! Как ни странно, оно обрадовало Мархамат. Не означает ли оно, что дочь ее любит Вугара? Она подошла к Алагёз, обняла, села рядом.
- Бедняжка моя! О, если бы ты следовала моим советам, любого парня приворожила бы! И тогда твоя мать не знала бы горя!
А про себя подумала: "Довольно с ним церемониться! Зажму в кулак очутится в кулаке, разожму - останется на ладони!"
Она поднялась и прошлась по комнате. "Пришло время показать ему нашу силу! Пора брать быка за рога!"
- Не плачь, доченька, - говорила она, прижимая к себе Алагёз, - все будет хорошо. Еще дышит твоя мать, а это значит, что добудет она для тебя счастье.
* * *
Когда наконец появились Шойла и Зия, Мархамат встретила их спокойно. Как корабль после бури ищет приюта в тихой бухте, так Мархамат бросила якорь в глубоком мягком кресле.
Кажется, он попал в дурацкое положение! Во всем виноват его глупый язык. Надо было перейти на другую сторону и спокойно идти своей дорогой. Теперь оставалось одно - молчать...
- Если я не ошибаюсь, вы учитесь в университете? - спросила вдруг девушка.
- Да, - поспешил ответить Вугар и задал встречный вопрос: - Вы тоже?
Усмехнувшись, она утвердительно кивнула головой.
- На каком курсе?
- В этом году поступила.
- А факультет?
- Исторический.
- Да-а-а... - неопределенно протянул Вугар, не зная, что еще сказать. Хорошо, что дорога оказалась короткой, не то измучился бы, подыскивая темы для разговора.
- Простите, вот и мой автобус! - И, бросив его, растерянного и смущенного, девушка весело побежала к автобусной остановке.
Искренне обрадовавшись, что она наконец исчезла и все окончилось благополучно, Вугар с легким сердцем продолжал свой путь. Но помимо воли он то и дело мыслью возвращался к новой знакомой, вспоминал ее улыбку, интонации голоса. Впрочем, на этом все кончилось, и несколько дней он не вспоминал о случайной встрече, не испытывая ни малейшего желания увидеться снова. Дипломная работа отнимала все время, он ходил из одной библиотеки в другую, разыскивая нужные книги, часами просиживал в читальных залах, делал выписки. Но вот однажды...
Как всегда, с утра Вугар пришел в Центральную библиотеку и, получив книги, уселся за стол. Сколько прошло времени, он не знал, но вдруг что-то заставило его поднять голову. Показалось, кто-то шепнул: "Оторвись от книги, погляди, кто сидит рядом с тобой..." Вугар огляделся и увидел за соседним столом ту самую девушку, с которой так неудачно пытался завязать знакомство. Она сидела облокотившись о стол. Надо же так случиться, что в ту минуту, когда Вугар взглянул на нее, она подняла глаза. Встретившись взглядом, они на мгновенье замерли, легкая улыбка пробежала по ее губам, и, кивнув друг другу, они шепотом поздоровались. Прошло несколько минут, Вугар снова поднял глаза, и снова их взгляды встретились. Строчки почему-то стали сливаться, каждые две-три минуты Вугар оборачивался, но девушка, словно ее кто обидел, сидела не поднимая голову, уткнувшись в книгу. Ну что ей стоило на мгновенье взмахнуть густыми ресницами и, взглянув на Вугара, улыбнуться милой своей улыбкой? Может, мгновенный взгляд остудил бы его горячее сердце?
Впрочем, и взгляд и улыбка ее отныне принадлежали Вугару. Он унес их с собой в общежитие, чтобы и ночью, ворочаясь на койке, то и дело вспоминать. Еле дождавшись утра, он побежал в библиотеку. Глаза беспокойно обежали зал, - на этот раз он искал не свободное место, а ее... Вугар вздрогнул. Неужели? Давно-давно дал он себе клятву, что, пока не приобретет высшего образования, не будет иметь своего дома и своего хлеба, близко не подойдет ни к одной девушке. Влюбиться, жениться, сколотить семью никогда не поздно. На последнем курсе он, казалось, начисто забыл, что существует слово "любовь". Одна мечта, дерзкая и настойчивая, владела им - поступить в аспирантуру. Кажется, преподаватели разделяли его стремление. И в деканате не возражали. Неужели он станет ученым? Отныне его радость, его счастье - в научных успехах, в напряженном творческом труде. Казалось, осуществись мечта, попади он в аспирантуру - и ничего больше в жизни не надо! Делить сердце на две половины, храня в одной любовь к науке, а в другой любовь к женщине, казалось ему кощунством. Нет, он не позволит, чтобы любовь свила в его сердце уютное гнездышко. Он запретил себе даже думать о ней. И, если Исмет возвращался поздно и с улыбкой рассказывал о своих любовных похождениях, Вугар, не то шутя, не то серьезно, напоминал строки великого Физули: "Береги себя от горестей любви, ибо любовь бедствие души". Так неужели и его душу настигло "бедствие"? Неужели рассекли сердце на две половины? Вугар не на шутку перепугался. Надо срочно принимать решительные меры и в самом зародыше истребить странное, томительное чувство, именуемое любовью.
Несколько дней он вел жестокую войну с самим собой. Не разрешал себе поднимать головы, по читальному залу проходил не оглядываясь. Все было тщетно, - ее взгляд, улыбка неотступно стояли перед ним. Он перестал посещать Центральную библиотеку. Если не увидит ее несколько дней, конечно же забудет! Подальше от соблазна! Но ничего не помогало. Тоска одолевала его, он не мог сосредоточиться, гулкое биение сердца отдавалось в ушах. Раньше, отправляясь в Центральную библиотеку, он надеялся увидеть ее, и надежда приносила успокоение. А теперь... Он снова пошел в Центральную библиотеку. Но желанный покой на возвращался. Ему не нужно было оглядывать зал, чтобы узнать, здесь она или нет. Ее шаги он слышал сразу, словно долгие годы изучал ее походку. Только у нее так стучали каблучки. И едва она входила в читальный зал, сердце его начинало бешено колотиться и, не умещаясь в груди, рвалось, как птица из клетки. Теплые, убаюкивающие волны омывали тело. А когда она уходила, его словно окатывали ледяной водой. Противный холодный пот выступал на спине и груди, он сидел оледенелый, несчастный, устремив тоскующий взгляд на дверь, за которой скрылась она. Все это было бы ничего! Но, окончательно потеряв над собой власть, Вугар как тень стал ходить за девушкой. Едва чувствовал, что Арзу собирается уйти из библиотеки, он вскакивал и спешил опередить ее. Бежал в раздевалку и, притаившись в углу, смотрел, как она подходит к гардеробщице, берет пальто. Теперь у него не хватало смелости подойти к ней и предложить свои услуги. Жадными глазами смотрел он, как она одевается, отворяет дверь, выходит. Лишь проводив ее взглядом, он возвращался в читальный зал.
Но вот настал день, когда они снова заговорили друг с другом. Вернее, заговорил Вугар. Он до сих пор не мог понять, откуда у него взялась смелость. Как всегда, стоял он в углу и смотрел, как одевается Арзу. Вот она направилась к двери, и тут как будто кто-то толкнул его, он бросился вперед и преградил ей путь.
- Почему вы сегодня так рано уходите? - волнуясь и задыхаясь, спросил Вугар.
- Как я должна истолковать ваш вопрос? - Милая улыбка тронула ее губы. - Разве нельзя?
От смущения Вугар покраснел, уши загорелись.
- Нет, вы, конечно, можете уходить, когда вам заблагорассудится... Он помолчал, чувствуя всю неловкость создавшегося положения. - Просто я думал, может быть... - Он замялся, не находя слов.
- Если вас очень интересует, - усмехнувшись сказала Арзу, - я могу объяснить. Все, что было нужно, я прочла и сейчас хочу пойти в кино. Когда у меня есть свободное время, я всегда хожу в кино.
- Одна?
- Одна! - Ее приветливая улыбка стала насмешливой, а голос неожиданно грубоватым. - Почему, собственно, вы так часто повторяете: одна, одна? И в прошлый раз тоже... Я же говорила вам, что не боюсь ходить одна!
Он помолчал, почему-то чувствуя себя униженным. Арзу помрачнела, видно, была недовольна собой. "Дурацкий язык, произносит совсем не то, что на душе!" - подумала она и, чтобы исправить оплошность, быстро сказала, стараясь быть как можно вежливее:
- Я очень люблю кино. Люблю и документальные фильмы и художественные. Видишь незнакомые страны, города, узнаешь жизнь людей, их прошлое...
- Понятно, - коротко сказал Вугар. У него вдруг пропала охота продолжать беседу, которую он сам затеял. - Вероятно, ваше пристрастие имеет отношение к избранной специальности?
- Нет, - решительно запротестовала Арзу. - Конечно, я с удовольствием смотрю фильмы исторические, по этнографии. Это естественно для человека, любящего свою специальность. Но замыкаться в рамки профессии нельзя. Двадцатый век требует всесторонних знаний и широких интересов.
Вугару казалось, что она подсмеивается над ним, стараясь подчеркнуть свое превосходство. "Поискал бы себе другую, я тебе не пара..."
Негромкий мелодичный смех Арзу прервал его грустные размышления:
- Простите меня, просто я хочу сказать, что жизнь это не только лаборатория, где совершаются химические таинства...
Сомнения не оставалось: она смеялась над ним! И он с обидой сказал:
- Не понимаю...
- Что ж тут не понятного? - Арзу гордо вскинула голову и, улыбнувшись, взглянула Вугару в глаза: - Сидеть целый день в лаборатории, а из лаборатории бежать в библиотеку, ничего не видеть, не знать, что происходит вокруг, - ну можно ли так жить?
От удивления Вугар моргал глазами. Откуда ей известно, что он живет именно так? Кто дал ей право смеяться над ним? Он хотел спросить об этом, но побоялся, что она опять не так истолкует его слова.
- На правду нельзя обижаться! Какой вы мрачный, замкнутый! Если смолоду не измените характер, трудно придется. Ученый-сухарь - есть ли существо неприятнее? Студенты не будут любить вас...
Арзу засмеялась. Кажется, она просто хотела растормошить его. Эта мысль обрадовала и успокоила Вугара.
- Видно, замесили меня из плохого теста, - осмелев сказал Вугар. - Где уж тут менять характер...
- В вашем возрасте перемениться нетрудно, - живо откликнулась Арзу. Психологи утверждают, что человек в любом возрасте может себя перевоспитать. Конечно, если есть воля...
- А что делать безвольному?
- Волю тоже нужно воспитывать...
- А если нет сил?
- Тогда надо слушать советы умных людей!
- Да-а-а, - безнадежно вздохнул Вугар. - Характер советами не изменишь...
- Есть еще выход. Хотите, я возьму над вами шефство? У меня в этой области есть кое-какая практика! Когда в школе училась, приходилось брать шефство над лентяями...
- Вот это другой разговор! Буду счастлив стать вашим подшефным.
Арзу вдруг умолкла, словно не она минуту назад предлагала Вугару перевоспитать его. Язык окостенел, глаза растерянно бегали, на щеках выступили алые пятна. Не предполагала, что шутка так обернется, и незнакомый молодой человек примет всерьез шутливое предложение! Но Вугар не собирался упускать неожиданно открывшуюся перед ним возможность.
- Ну, с чего начнем? - весело спросил он. - Готов приступить к выполнению ваших указаний!
В ответ Арзу лишь повела округлыми плечами.
- Может, для начала вы будете так любезны и возьмете меня в кино? настойчиво продолжал Вугар.
- Что ж, не возражаю! - после некоторого колебания ответила Арзу и продолжала прежним, чуть высокомерным тоном: - Этот фильм вам будет весьма полезен. Он об африканских джунглях! Вы сможете узнать кое-что, относящееся к вашей профессии. Естественный каучук, которым сейчас так интересуются химики, в древние времена получали из сока гевейского дерева, а растут эти деревья, как известно, в тропиках!
- Каучук меня не интересует, - улыбнулся Вугар. - Я работаю в иной области.
- И это мне известно! - Арзу явно не имела желания углубляться в дебри его работы, сейчас ее интересовало другое. Взглянув на большие золотые часы, поблескивающие на руке, она заторопилась: - Раз уж решили идти, быстро поднимайтесь наверх, забирайте книги - и пошли! Сеанс скоро начнется.
- Я мигом! - обрадовано крикнул Вугар и кинулся в читальный зал.
Так началась их дружба. Иногда они ходили в кино, порой гуляли в приморском парке или встречались на бульваре. И вдруг однажды неожиданно для самих себя обнялись и долго не разнимали рук... Никто из них не произнес слово "люблю", да и зачем? Глаза, руки, губы давно твердили об этом...
Теория Вугара, что любовь - бедствие души, потерпела крах. Теперь он не представлял себе, как мог бы работать, не будь разговоров с Арзу, прогулок, споров. Казалось, его любовь к ней оттачивала мысль, обостряла восприятие, освежала память. Он не знал усталости... А если уставал или что-нибудь не ладилось в работе, он думал о том, что должен добиться победы, потому что от этого зависит его счастье с Арзу. И ему все удавалось. Если же приходилось трудно, шел к ней и всегда находил поддержку.
И о такой девушке, с душой чище снега на горной вершине, Мархамат-ханум посмела говорить гадости! Какая мерзость!
И все-таки он ловил себя на том, что слова Мархамат, как медленно действующий яд, впитываются в его сердце. Бессонница, усталость и волнения минувшего дня сделали свое черное дело. Здравый смысл покинул его. "Если в словах Мархамат таится хоть малая доля правды, почему Арзу до сих пор сама не рассказала обо всем? Надо пойти к ней, спросить, узнать... - лихорадочно думал он. - Все могу вынести - лишения, трудности, только не запятнанную честь..."
Он вскочил с постели и, не отвечая на недоуменные вопросы мамы Джаннат, выбежал из дома.
* * *
Издавна повелось в нашем городе воскресный день посвящать генеральной уборке. Особенно в тех домах, где женщины всю неделю трудятся на предприятиях, в учреждениях или в школах. Как осудишь их за это?
Арзу и Ширинбаджи встали ни свет ни заря и, не выпив даже стакана чая, принялись за работу. Весь дом перевернули вверх дном, - вещи разбросаны, мебель сдвинута, словно война прошла...
На голос Вугара вышла Ширинбаджи. С балкона пригласила она его зайти в дом, а когда он отказался, настаивать не стала, - зачем зазывать гостя, когда в доме беспорядок?
Арзу выбежала в поношенном домашнем халатике. В стоптанных домашних туфлях с потрескавшимися лакированными носками, с обвязанной полотенцем головой она выглядела забавной и трогательной. Увидев ее, Вугар не сдержал невольной улыбки. Как она обрадывалась! Не будь посторонних, верно, бросилась бы ему на шею. Ее радость окончательно сбила с толку Вугара, он не сразу вспомнил, что привело его сюда в столь неурочный час. Но замешательство длилось мгновенье. Холодно и неприязненно он сказал:
- Идем, мне нужно поговорить с тобой!
Суровый, официальный тон обидел Арзу:
- Если есть дело, заходи в дом, поговорим. Что за разговоры на улице?
- В дом я не пойду!
Откуда такая холодность? Она сама оглядывала его. Никогда Вугар так не разговаривал с ней. Предчувствуя что-то неладное, она встревожилась, но ничем не выдала своего волнения.
- Куда ты тащишь меня в таком виде? - шутливо спросила она. - Хочешь прохожих повеселить? Ну, посмотри, правда, я похожа на цыганку?
Лицо Вугара мрачнело с каждой секундой, он ничего не отвечал, продолжал тащить ее куда-то. Но Арзу не двигалась. Сомнений не оставалось, сейчас она услышит что-то неприятное, а может, обидное, горькое. И все же сдерживалась.
- Хорошо, - согласилась она. - Не хочешь идти в дом, воля твоя, зайдем во двор. Не могу же я в таком виде разговаривать с тобой на улице.
- Не пойду! - грубо крикнул Вугар.
Она не стала возражать и покорно пошла за ним. Свернув за угол, они остановились в тихом переулке. Прохожих здесь почти не было. Наступило тягостное молчание. На душе у Арзу было тревожно, но она дала себе слово спокойно выслушать самую горькую весть. А Вугар, казалось, снова забыл, зачем он сюда пожаловал, и, рассматривая носки собственных ботинок, продолжал задумчиво молчать.
- Почему ты вчера не пришел? - как ни в чем не бывало спросила Арзу, надеясь своим вопросом рассеять и успокоить его - я вернулась из института, мама поздравила меня, сказала, что ты приехал, звонил. Весь вечер мы тебя ждали... Я так волновалась! Неужели трудно позвонить, предупредить, что не придешь. Ведь не только я, старики тревожились...
Вугар слушал ее с наслаждением. Искренние, непринужденные слова Арзу разгоняли мрачные подозрения, возвращая в привычный мир любви, доверия. Он сказал покорно и виновато:
- Прости, никак не мог... У стариков попроси за меня прощения. Работа.
- Ох эта работа! - Голос Арзу задрожал. - Когда-то она кончится и мы сможем свободно вздохнуть и увидеть божий свет? - Она осеклась, заметив, что Вугар снова помрачнел. Кажется, не вовремя дала волю языку! - Что случилось? Опять неприятности на работе? - участливо спросила она.
- Да, - сухо ответил Вугар.
Непонятная тревога, охватившая было ее, немного улеглась. Ну, конечно, огорчен неполадками на работе и потому груб, раздражителен. Вот к чему привело напряжение последних месяцев. Нет, она больше не позволит ему так работать!
Арзу осмелела:
- Да ну ее к лешему, твою работу! Вконец измотала! Посмотрела я на тебя, и сердце мое словно огнем опалили. Бледный, щеки ввалились, даже белки пожелтели...
Она сочувственно вздохнула, хотела еще что-то сказать, но Вугар оборвал ее:
- Ты очень жалеешь меня, да?
- А как же? Разве ты сомневаешься? Ведь ты у меня единственный...
- Единственный? - иронически спросил Вугар.
- Конечно, ты моя первая любовь! А ты что, не знал?
- Выходит, не знал.
- То есть как?
- А вот так! Ты обманывала меня, скрывала свои тайны!..
- О дорогой, что ты говоришь?! Как я смею тебя обманывать, какие могут быть у меня тайны?
У Вугара не хватало духу высказать ей все, что он услышал от Мархамат, и он молчал, то краснея, то бледнея.
- Да ты болен! Ну конечно же болен! - воскликнула Арзу и, кинувшись в Вугару, схватила его за руку. - Немедленно идем домой! Надо вызвать врача. Вот до чего ты довел себя! Бессонные ночи... И вот результат!
- Ошибаешься! - Вугар высвободил руку. - Я не больной и не сумасшедший.
Но Арзу не слушала его и, снова схватив за руку, стала просить:
- Успокойся, милый... Ну, пойдем к нам и спокойно обо всем поговорим, прошу тебя...
Он молча и подозрительно глядел на нее. Потом сказал:
- Говорят, у тебя был возлюбленный до меня. Даже два.
Арзу вздрогнула. Долго ничего не могла выговорить, потом спросила оскорблено и гордо:
- Что ты еще слышал обо мне? Будь мужчиной, выкладывай!
Он до боли прикусил нижнюю губу и решительно, словно в воду кинулся, спросил:
- Агариза твой родной отец?
- Странный вопрос! - через силу засмеялась Арзу. - Конечно!
- А Ширинбаджи?
- Ширинбаджи моя родная мать! - с достоинством ответила Арзу.
- Но... - Голос его прервался, слова застряли в горле.
- Ну, ну, что дальше? Говори смело, не бойся!
Настойчивость Арзу развязала ему язык:
- Говорят, тебя взяли из детского дома. Настоящие родители твои неизвестны...
Слова Вугара ошеломили Арзу. Рот раскрылся, бледные губы дрожали, как осенние листья. О, если бы эти слова произнес кто-нибудь другой! Она разнесла бы все кругом, она знала бы, как ответить. Но это ведь Вугар... И она подавила гнев.
- Ты хочешь сказать, что я незаконнорожденная и к тому же гулящая? Может, скажешь, что я не с двумя, а с десятью гуляла? - В широко раскрытых глазах Арзу блеснули слезинки и тут же исчезли, - так испаряется влага на раскаленном камне.
Господи, что он наделал! Оскорбил ее родителей, так ласково относившихся к нему! Как повернулся у него язык произнести такие слова?
Арзу вздохнула, всхлип вырвался из горла, словно внутри то-то оборвалось. Она согнулась, как от резкой боли, закрыла лицо руками и несколько мгновений оставалась недвижимой. Плечи ее дернулись раз, другой, она отняла руки, лицо было мокрым от слез.
- И ты... ты... - с трудом выговаривала она, - пришел сюда только затем, чтобы очернить и замарать нашу семью, чтобы подло оклеветать меня? Что ж, спасибо! Большое спасибо!
Она пошла прочь, но, сделав несколько шагов, обернулась и сквозь рыдания громко сказала:
- Ох, как я ошиблась в тебе! Зачем эта ложь, оскорбления?... - Дыхание прервалось, казалось, кто-то сжал ей горло сильной рукой, и она продолжала тихо и жалобно: - Ты мужчина Вугар. Если разлюбил или полюбил другую, почему не скажешь честно? Может, думаешь, я стану удерживать тебя, повисну, как камень, на шее?
Слезы быстрыми ручейками бежали по щекам, голос звучал хрипло, еле слышно, всхлипывания мешали говорить. Она сделала несколько шагов и вернулась:
- Ты обвинил меня во лжи! Да, я скрыла от тебя никогда не существовавшие тайны... Ты поверил клеветникам и посмел упрекнуть меня в том, что я с кем-то гуляла... А сам? Вот уже больше года мы не видимся неделями. Я звоню, назначаю свидания, ты почти никогда не приходишь, обманываешь. Отговорка одна: работа. Я верила. Но теперь поняла: причина другая! Вот и ответь, зачем ты несколько лет морочил мне голову? Что плохого я сделала тебе?
Она зарыдала и, закрыв лицо руками, спотыкаясь побежала домой. Больше она не обернулась...
Глядя ей вслед, Вугар словно просыпался от дурного сна.
"Что я наделал? - в отчаянии думал он. - Как я посмел повторить подлейшие выдумки глупой женщины? Позор, позор на мою голову!" Он хотел кинуться за Арзу, догнать, на коленях вымолить прощенье. Ноги не двигались, словно на каждую привязали пудовую гирю, язык не ворочался. Улица закружилась, заплясала перед его глазами. Он прислонился к стене, пережидая, когда кончится эта карусель. "Надо идти к ней, немедленно идти и просить прощения..." - мысленно повторял он. Но сил не было.
"Сейчас идти нельзя... - вдруг подумал Вугар и ухватился за эту мысль. - Она меня не подпустит к себе, не станет слушать, а если и выслушает, не поверит. Подождать до завтра? Она успокоится, и я, может, приду в себя..."
Глава пятнадцатая
Обычно Мархамат с трудом преодолевала лестницу. Войдя в квартиру, первым делом валилась на диван и минут пятнадцать - двадцать лежала, приходя в себя и переводя дыхание. Сегодня она даже не взглянула на кресло, стоявшее возле телефона, а схватили трубку и принялась громко сыпать проклятьями:
- Чтоб отнялись ваши ноги и онемели руки! К телефону, видите ли, не подходят, чтоб вас паралич разбил!
Алагёз, старательно разучивавшая музыкальный урок, с удивлением взглянула на мать и съежилась от страха. Но Мархамат не замечала ее. Наконец в трубке что-то щелкнуло. Услышав голос Зия Лалаева, Мархамат завопила:
- Вы что, подохли? Почему трубку не берете?
- Мархамат-ханум? Что произошло, почему у вас такой сердитый голос?
- Прекрати в жмурки играть, противный! Допрос вздумал мне учинить? Немедленно сюда!
- К добру ли?
- Придешь - половину добра получишь!
Швырнув трубку, Мархамат плюхнулась в кресло, охая и стеная. В ее разгоряченном мозгу вертелась одна мысль: где выход? Эти два слова повторяла она всю дорогу до дома и сейчас твердила их, как набожные старухи твердят молитву. Раздался резкий телефонный звонок. В ярости схватила она трубку. Держа на некотором расстоянии, она ждала, пока в трубке раздастся чей-нибудь голос: разговаривать с посторонними Мархамат была не в силах.
- Тетя, Зия беспокоит тебя! Нельзя ли зайти позднее? Срочная работа.
- Истукан несчастный! - в бешенстве закричала Мархамат. - Пусть лопнет твоя работа! Пусть следа от нее не останется! Намыль голову дома, а сбреешь здесь! Быстро!
- Что за горячка?
- Уф-ф! Слушай, болван, неужели я должна по телефону объяснять, зачем ты мне понадобился? Пожар! Понимаешь, пожар!
Она снова швырнула трубку, вскочила и стала ходить взад и вперед по комнате. Хватаясь то за голову, то за сердце, она стонала и охала, точно из ее тела острым ножом вырезали куски мяса.
Руки Алагёз неподвижно замерли на клавишах, стоны матери не на шутку испугали ее.
- Где пожар, мама? - дрожащим голосом спросила она.
Испуганный голос дочери заставил Мархамат опомниться.
Она резко повернулась к ней.
- Здесь пожар! - двумя руками схватила себя за ворот, разорвала его. Тут горит, понимаешь! Ты, ты превращаешь меня в пепел!
- Что я сделала, мама, чем виновата? - расплакалась Алагёз.
"Нельзя ее волновать, она больная..." - подумала Мархамат, но не могла совладать с обуревавшими ее чувствами.
- Разве такой должна быть девушка в твоем возрасте? Погляди на других! Парни за ними, как преданные псы, таскаются, девушки у них на головах орехи колют! А ты?! Мямля, разиня! Увидишь молодого человека, дрожишь, как цыпленок под дождем! Каждый день я учу тебя, как должна вести себя.
Все словно с гуся вода! Если умру, как станешь жить на свете, ума не приложу! - Мархамат тяжело перевела дыхание. - Что мне с тобой делать? В отца пошла. У них в роду все такие. Ни хитрости, ни ловкости! Только и знаете - честность, приличие. Кому это нужно? Да будь твой отец другим, сейчас бы самые высокие посты занимал! Ты его дочь! Моим молоком вскормлена, а ни чего от меня не взяла... Ох, горе мне, таю, как соляная гора. Из-за вас! Таю... О аллах, пошли мне конец...
Алагёз громко зарыдала.
- Не могу я, мама, - сквозь слезы повторяла она. - Что мне делать, не могу...
Слезы дочери, ее горькие слова точно холодной водой окатили Мархамат. В первый раз девочка говорила с ней так откровенно. Сколько раз пыталась Мархамат завести разговор о любви, замужестве. Алагёз отмалчивалась. С тревогой думала Мархамат: а вдруг проклятая болезнь убила в ней потребность любви? Тайно от всех она советовалась с психиатрами. Нынешним летом тревога ее вспыхнула с новой силой. Каждый день заговаривала она с дочерью о Вугаре, расхваливала его красоту, ум, талант. Ничего не помогало, - Алагёз, казалось, не слушала ее. И вдруг это жалобное признание! Как ни странно, оно обрадовало Мархамат. Не означает ли оно, что дочь ее любит Вугара? Она подошла к Алагёз, обняла, села рядом.
- Бедняжка моя! О, если бы ты следовала моим советам, любого парня приворожила бы! И тогда твоя мать не знала бы горя!
А про себя подумала: "Довольно с ним церемониться! Зажму в кулак очутится в кулаке, разожму - останется на ладони!"
Она поднялась и прошлась по комнате. "Пришло время показать ему нашу силу! Пора брать быка за рога!"
- Не плачь, доченька, - говорила она, прижимая к себе Алагёз, - все будет хорошо. Еще дышит твоя мать, а это значит, что добудет она для тебя счастье.
* * *
Когда наконец появились Шойла и Зия, Мархамат встретила их спокойно. Как корабль после бури ищет приюта в тихой бухте, так Мархамат бросила якорь в глубоком мягком кресле.