Бабанлы Видади. Когда молчит совесть

   * * *
   Едва профессор вышел из лаборатории, как Вугар выбежал в коридор. Сердце гулко колотилось, он торопился.
   Хотелось скорее поделиться своей радостью с Арзу. Только что при участии профессора был проведен хроматографический анализ, который подтвердил правильность полученных ранее выводов. Итак, душевным беспокойствам пришел конец!
   Он заглядывал в соседние лаборатории, где были телефоны, но везде множество людей, а что за разговор с любимой в присутствии посторонних? То ли дело телефонная будка, - захлопнул дверь и выкладывай все начистоту!
   Вспомнив, что у входа в институт есть телефон-автомат, он кинулся вниз. Вот уже сколько времени они не виделись с Арзу, и Вугар не сомневался, что девушка не на шутку обижена. Сообщить радостную весть было единственным путем к примирению. Конечно же она обрадуется и забудет все обиды!
   Он уже бежал по коридору первого этажа, как вдруг кто-то окликнул его:
   - Куда летишь, Шамсизаде, от чего выросли твои крылья?
   Не сразу поняв, кому принадлежит этот голос, Вугар ответил сквозь зубы, злясь на непредвиденную задержку:
   - Дело есть!
   - А где твой салам?
   Мысленно выругавшись, Вугар замедлил шаг. Чуть в стороне важно стоял Башир Бадирбейли. Вугара словно молнией ударило, но он сдержался и вежливо поздоровался. Бадирбейли подошел к нему:
   - Взволнован? К добру ли?
   - К добру, профессор!
   - Рад за тебя! - Он помолчал. - Почему ты не пришел ко мне? Я ждал.
   - Простите, профессор, был очень занят.
   - Да-а?... - протянул Бадирбейли. Вугар и не подозревал, что коротенькое "да" может быть таким длинным, точно резиновое. На губах Башира мелькнула хитрая усмешка.
   - Да, профессор!
   - Ну что ж, тебе виднее! А как твои дела?
   - Хороши. Очень хороши!
   Решительные ответы Вугара явно не понравились профессору, и, скорчив кислую мину, он торжественно удалился, а Вугар продолжил свой путь к телефонной будке. "Опять этот дьявол-искуситель" испортил мне кровь... злился Вугар. - И откуда он только взялся?"
   Однако услышав в телефонной трубке нежный голос Арзу, Вугар тут же позабыл о Бадирбейли, словно его и не существовало.
   - Салам, Арзу!
   - Кто это?
   - Не узнала?
   - Вот теперь, кажется, узнаю...
   - Как ты живешь, Арзу?
   - Не могу пожаловаться! Разве я могу плохо жить, когда ты так часто вспоминаешь обо мне?
   "Опять недовольна... - с невольным раздражением подумал Вугар. - Ох эти обиды!"
   - Арзу, дорогая!
   - ...
   - Поздравь меня, родная!
   - Это еще по какому поводу?
   - Поводов много...
   В трубке все смолкло.
   - Арзу! - голос Вугара стал серьезным. - Когда ты вернулась с дачи?
   - Позавчера! - многозначительно ответила Арзу.
   "Опять упреки... Хочет сказать, что уже целых два дня в городе, а я до сих пор не удосужился позвонить..."
   - На мою долю привезла винограда?
   - Кто хочет рыбу поймать, должен хвост замочить!
   Вугар рассмеялся.
   - Неудачно шутишь! У меня больше нет хвостов, ни одного!
   Снова молчание в трубке.
   - Арзу!
   Молчание.
   - Арзу-джан!
   Все тщетно...
   - Радость моя, цветок мой...
   - Осень на дворе, цветы давно увяли...
   - Ты никогда не увянешь! Ты мой вечный цветок, Арзу!
   Снова молчит трубка.
   - Ну, скажи хоть слово, моя розочка!
   - От твоих сладких слов меня тошнит. Что с тобой сегодня?
   - Сегодня? Сегодня самый счастливый день в моей жизни. Я добился победы! Сегодня торжествует мое сердце...
   - Не понимаю...
   - Погоди, сейчас поймешь! - Вугар переложил трубку к другому уху. - Я закончил работу, понимаешь? Точка!
   - Как, совсем закончил? - Голос Арзу потеплел, обида сменилась радостью.
   "Молодец! - подумал Вугар. - Значит, она и вправду любит меня! Как изменился ее голос..."
   - Да, совсем! Профессор Гюнашли все проверил и остался доволен мною. Поручил в течение трех дней привести в порядок всю документацию и передать в проектный отдел...
   - Вот теперь я тебя поздравляю!
   - Поздравлений мало!
   - Целую...
   - Заочно? Не согласен!
   - Можно и очно...
   - Это другое дело! - И спросил уже совершенно серьезно: - Когда увидимся?
   - Приезжай к нам!
   - Эх! - Вугар махнул рукой. - Не пойдет! Ты должна сама прийти ко мне. На дворе прохладно, можем провести чудесный вечер...
   - Я занята, должна приготовить обед.
   - Про дела не желаю слушать! С нынешнего дня я человек свободный.
   - Что ж, пусть будет по-твоему, сегодня ты это заслужил.
   Через час они встретились, как всегда, у музея Низами.
   Глава седьмая
   Научные успехи Вугара обрадовали Мархамат-ханум. Мысленно давно называя его зятем, она расценивала их как залог будущего счастья дочери. Есть ли большая награда для любящей матери, чем умный и знаменитый зять?.. "Особенно нынче, когда молодежь так легкомысленна! - рассуждала Мархамат. Какие у них идеалы? Модная одежда, рестораны, жизнь без труда и забот. Отдать дочку за бездельника - безумие! Разве человек, для которого жизнь танцевальная площадка, сможет быть, хорошим семьянином?"
   Муж с положением и хорошей зарплатой, способный обеспечить жену всеми благами жизни, - иного счастья для женщины, а значит, и для Алагёз, она не могла представить. Недаром ее старику говорили: ашуг поет о том, что видит вокруг себя. Мархамат-ханум прожила именно такую жизнь. Талант Сохраба Гюнашли, уважение, которым он пользовался в научном мире, давали ей возможность жить беззаботно, в полном довольствии, и она чувствовала себя счастливой.
   "За, удачное замужество нужно бороться! - повторяла она. - Это серьезная борьба, где женщина должна проявить ум, ловкость, а подчас и хитрость. Ради такого дела можно пойти на все. Горе девушкам, что, начитавшись романов и наслушавшись нелепых баек, надеются построить жизнь по велению сердца. Стыд, приличие, репутация - какие старомодные, глупые понятия! Просто девушка беспомощна и бездеятельна. В таком деле, как замужество, надо идти напролом, сметая с пути все препятствия".
   Что ж, Мархамат в свое время так и поступала. Она хорошо помнила, каких трудов стоило завоевать Сохраба, на что только не шла она, чтобы разлучить его с любимой. И теперь, исходя из собственного опыта, она мертвой хваткой вцепилась в Вугара, раскидывая прочные сети интриг и ухищрений.
   Познакомившись с Вугаром, Мархамат-ханум сразу поняла, что юношу ждет большое будущее. Выдержанный, серьезный, скромный. Со всех сторон слышала она похвалу его таланту и работоспособности. Не так ли в молодости превозносили ее мужа?! Казалось, в Вугаре повторяется сам Сохраб Гюнашли. Можно ли пожелать лучшего дочери?
   Одно тревожило Мархамат - Алагёз так непохожа на нее! Стыдливая, застенчивая, она начисто лишена хитрости, расчетливости и уж конечно настойчивости. Изо всех сил старалась Мархамат наставить дочь на ум, сначала отдаленными намеками, потом заводила откровенные разговоры, поучала, читала наставления. Все тщетно! Алагёз оставалась самой собой. Порой Мархамат злилась на дочь, но материнское сердце не знает долгого гнева, и она начинала оправдывать ее: "Бедняжка не виновата, все проклятая болезнь..." Мархамат-ханум не сомневалась в благополучном исходе задуманного дела. Не уйдет от них Вугар! Имеет ли значение, что он любит другую! Временное увлечение. Какой дурак предпочтет дочери профессора дочку простого рабочего? Только надо, чтобы он понял - ни Сохраб, ни Мархамат не станут чинить препятствий его женитьбе. И тогда - сам Сохраб так говорит ни к чему окажутся старания Мархамат, все произойдет само собой.
   То, что удалось выведать в Кисловодске у Исмета, не на шутку встревожило заботливую мать. Однажды Исмет в присутствии Алагёз рассказал, что не сегодня-завтра должна состояться свадьба Вугара и Арзу. Накануне отъезда Исмета приезжали, мол, из деревни родственники Вугара, состоялось обручение, назначили день свадьбы.
   Действовать надо было быстро и решительно. Мархамат не сомневалась: против ее хитросплетений никто и ничто не устоит.
   "Мало ли кто с кем обручился? - думала она. - А потом все лопалось, как мыльный пузырь". Еще находясь в Кисловодске, она разработала подробный план действий. Первое, что нужно сделать, возвратясь в Баку, распространить по городу слух: Вугар настойчиво добивается руки их дочери. Это должно стать известно в институте. Сразу достигалось две цели. Первая: если в научном мире узнают о намерениях Вугара, пути к отступлению будут отрезаны. Отказ жениться на дочери научного руководителя равносилен измене самому профессору. Это значило оскорбить уважаемого человека, бросить тень на его честь. Только сумасшедший может решиться на подобный шаг. Да и общественность не допустит. Вторая цель была куда менее значительной. Мархамат с вожделением предвкушала, как она будет гордиться перед профессорскими женами: "Сгорайте от зависти! Вот какого жениха отхватила наша "больная" Алагёз!"
   Узнав, что Вугар успешно завершил работу над своим изобретением, Мархамат решила, что настал момент ринуться в открытый бой.
   Дождавшись, пока дочь и свекор уснули, она неслышными шагами вошла в кабинет и, незаметно подкравшись, обняла Сохраба за плечи, прижалась щекой к его лицу. Взглянув на разбросанные по столу листы бумаги, исписанные неразборчивым почерком мужа, она капризно спросила:
   - Опять работаешь?
   - А что же я должен делать? - сердито ответил Гюнашли, - Целое лето отдыхали, разве мало?
   - Работай, радость моя, пусть рука твоя не знает усталости, вкрадчиво промурлыкала Мархамат.
   - В таком случае иди в спальню и не мешай мне!
   Но Мархамат, пропустив мимо ушей его слова, взяла стул и, усевшись рядом с мужем, прижалась к нему. Гюнашли повернулся, смерив ее из-под очков долгим спокойным взглядом:
   - Почему не спишь?
   - Не спится, дорогой... Я так люблю смотреть, как ты работаешь, казалось бы, глаз не отрывала... - И, склонившись над бумагами, она с притворным интересом стала разглядывать формулы. - Над чем ты трудишься?
   - Тебя это интересует? - насмешливо спросил Гюнашли.
   - Конечно! Должна же я знать, чем занят самый дорогой на свете человек, каким новым открытием порадует меня...
   Гюнашли ничего не ответил, задумчиво разглядывая лицо жены. Опять она разбередила его старые раны. В молодости он так старался пробудить в ней хоть малейший интерес к своей работе! Как часто, усталый, измученный поисками и неудачами, шел домой, мечтая рассказать жене о трудностях и сомнениях, найти поддержку, посоветоваться. Но Мархамат никогда не понимала и не хотела понимать, чем живет ее муж. Научная работа - главная часть его жизни - не существовала для Мархамат. Почему же теперь она заинтересовалась? Может, возраст сказывается? Говорят, человек к старости становится отзывчивее. Гюнашли внимательно смотрел на жену, пытаясь найти в ее глазах искорку сочувствия и интереса. Нет, глаза были пусты и равнодушны. "Ей что-то нужно от меня", - с тоской подумал он, тяжело вздохнув.
   - Ты хочешь что-то сказать мне, Мархи? Говори...
   Мархамат оживилась и повеселела.
   - Раз ты так добр, отложи на десять минут перо.
   Гюнашли нехотя исполнил ее просьбу и, скрестив руки на груди, грустно и выжидающе поглядел не нее. Придвинувшись еще теснее, Мархамат торопливо заговорила:
   - Прости меня, Соху, что отнимаю у тебя время...
   - Говори же, я слушаю!
   - Хочу посоветоваться...
   - Прошу!
   - Все об Алагёз... Помнишь ли ты, что через три дня ей исполнится двадцать лет?
   - Конечно, помню!
   - Мне хочется отпраздновать этот день.
   - А разве мы каждый год не празднуем? - удивился Сохраб.
   - Да, да, конечно! Но в этом году круглая дата. Двадцать лет - дело не шуточное. Пусть все будет торжественно, пышно. Много гостей...
   - Пожалуйста, я не возражаю.
   Обычно Мархамат, добившись от мужа согласия на свою просьбу, целовала его, обнимала и, сияющая, счастливая, тут же удалялась в спальню. Но на этот раз Мархамат не думала уходить, точно прилипла к стулу. Брови сошлись на переносице, собравшись в черный мохнатый узел. Гюнашли понял: первая просьба была лишь присказкой. Да она никогда бы и не стала советоваться по столь пустяковому делу. "Какой червь точит ее мозг?" - подумал Гюнашли, терпеливо пережидая паузу, и уже не сомневался, что за многозначительной паузой кроется какая-то каверза.
   - Сохраб, родной, у меня к тебе важное дело. Очень важное! Ты должен дать слово, что не будешь волноваться...
   - Какое еще дело, Мархи, разве разговор не окончен? - сердито спросил Сохраб, давая понять, что у него нет никакого желания продолжать беседу.
   - Нетерпеливый! Рта не даешь раскрыть, - грустно усмехнулась Мархамат.
   - При чем тут терпение! - вспылил Гюнашли. - Тянешь резину, а я занят!
   - Не сердись, радость моя! Пусть все дела идут к черту, лишь бы ты был жив и здоров. Что моя жизнь без тебя, мой светлый? Ради аллаха, не сердись. Ну хочешь, я уйду?..
   Она поднялась, но, опершись руками о стол, постояла минуту и снова уселась.
   - Видишь, хочу уйти, а сердце не пускает, - пошутила она. - Сидит в моем сердце заноза, вынь ее - уйду.
   Гюнашли с трудом сдерживал раздражение, дыхание стало частым и прерывистым.
   - Да не тяни, выкладывай начистоту и отправляйся спать. Дай мне спокойно поработать.
   Но Мархамат продолжала тянуть:
   - Собственно, ничего важного... Я хотела спросить, кого приглашать на день рождения...
   - Приглашай кого хочешь, у меня нет времени заниматься такими пустяками! - отмахнулся Гюнашли и, уложив в стопку лежавшие перед ним бумаги, взял в руки перо.
   - А если кто из приглашенных придется тебе не по душе? Зачем портить настроение в такой торжественный день?
   Гюнашли не ответил, взгляд его застыл на недописанной строке, и Мархамат поняла, что надо как можно скорее высказать главное, иначе муж погрузится в работу, и тогда все ухищрения пропадут даром.
   - Понимаешь, - начала она и запнулась, - мне бы хотелось пригласить твоих товарищей по работе, ну, конечно, с женами...
   - Кого, например?
   - Например?... - Мархамат задумалась. - Директора института, секретаря парткома... и...
   - Кого еще? - насупился Гюнашли.
   Как произнести имя Бадирбейли и его супруги? Мархамат потупилась, поперхнувшись. Зная о вражбе Сохраба и Башира, она понимала, что надо соблюдать осторожность. А Мархамат так хотелось, чтобы они присутствовали на именинах. Она считала жену Бадирбейли первой и главной своей соперницей в городе, надо унизить ее, продемонстрировав свое благополучие.
   - Кого скажешь, того и пригласим, хоть весь институт, - притворяясь покорной, сказала она.
   - Что, ты свадьбу играть собираешься, что ли? - горько усмехнулся Гюнашли. - К чему такая шумиха? Где мы разместим столько народу?
   - Место найдется. - И она продолжала, оправдываясь: - Понимаешь, дорогой, до меня стали доходить слухи, что некоторые профессорские женушки распускают сплетни про нашу семью. На свадьбах, на поминках судачат о нашей дочери, подсмеиваются над ней. Недавно старая ведьма одна на каком-то сборище посмела сказать про ненаглядную нашу Алагёз, что она неизлечимо больна и до смерти останется инвалидом. Жалко девочку! Можем ли мы позволить порочить ее? Я хочу раз и навсегда заткнуть им рот, пусть перестанут чесать поганые языки. Придут и увидят, что дочка наша здорова... Иначе кой черт стала бы я глядеть на их мерзкие рожи?! Да они, вместе взятые, мизинца моего Сохраба не стоят...
   Ради дочери Гюнашли готов был идти на все, и, хотя слова жены раздражали и он чувствовал в них фальшь, ему пришлось согласиться.
   - Делай, Мархи, все, что тебе угодно! Только оставь меня в покое, мне нужно работать! - резко сказал он.
   Мархамат обиделась на его резкость, но решила не ссориться. К чему? Ведь она своего добилась. А насчет супругов Бадирбейли скажет завтра... Крепко поцеловав мужа в знак благодарности, она ушла в спальню, грузно переваливаясь с боку на бок.
   На следующий день рано утром Мархамат позвонила Зия Лалаеву и попросила немедленно приехать. В таких делах Зия незаменим. Заручившись его поддержкой, легче уговорить Сохраба.
   Гордо улыбаясь, Зия вошел в комнату. Но Мархамат-ханум отвернулась, словно не она пригласила его, и гневно спросила:
   - Что случилось? Почему скалишь зубы, как обезьяна?
   Ее грубость не смутила Зия Лалаева, не впервой приходилось выслушивать "сладкие" речи Мархамат, он давно примирился с унижениями благодетельницы.
   - Прежде всего, салам алейкум, тетушка!
   Покачиваясь, как утка, Зия подошел к Мархамат-ханум, склонился и, прищелкнув каблуками, поцеловал ее руку.
   - Вот теперь я готов выслушать любые приказания обворожительной и любимой тетушки! Покорный раб преклоняет голову перед повелительницей. Ваше желание - закон!
   - Перестань дурачиться, мерзкий комедиант!
   - Первое приказание выполнено! - Он выпрямился, принимая серьезный вид, улыбка исчезла. - Готов выслушать второе...
   Мархамат окончательно вышла из себя:
   - Прекрати шутовство! Надоело!
   - К выполнению второго приказа готов!
   Зия прошелся по комнате и молча сел на стул, склонив голову в знак полного раскаяния и повиновения.
   Кажется, она достаточно припугнула его. Теперь можно сменить гнев на милость. И, фальшиво улыбаясь, Мархамат сказала:
   - Хватит выламываться, садись ближе.
   - Надоедливый предпочитает находиться поодаль, - обиженно ответил Зия. Однако, подчиняясь приказу, пододвинул стул и сел напротив.
   Изложив в двух словах дело, Мархамат принялась восхвалять его дипломатические способности:
   - Сохраб-дадаш души в тебе не чает! Ты можешь легко с ним договориться. Поразмысли хорошенько, как лучше добиться согласия на приглашение Бадирбейли. Да, да, я хочу пригласить этого негодяя вместе с женой! Мое благополучие колет ее завидущие глаза. Пусть поглядит на нашу красавицу, убедится, что здорова, хороша, лопнуть бы старухе Бадирбейли...
   - Хи, хи! - горделиво хихикнул Зия, закатывая глаза.
   Неуместный смех разозлил Мархамат, но без Зия не обойтись, надо терпеть его развязность. И все же Мархамат не выдержала:
   - Что за глупый смех? Опять разинул рот? Над чем смеешься?
   - А над тем, что без меня не замесить тебе теста! Приходится туго Зия вспоминаешь.
   "Чванливый дурак!" - мысленно выругалась Мархамат, однако приторно улыбнулась, пошла на кухню и принесла на подносе стакан свежего крепкого чая.
   * * *
   План действий разработали быстро. Едва Мургуз Султан-оглы отправился на свою ежевечернюю прогулку, Зия, согласно уговору, прошмыгнул в столовую, где Сохраб спокойно допивал чай. Дочку Мархамат услала в свою комнату, а сама ушла на кухню и возилась у плиты, делая вид, что понятия не имеет, зачем пожаловал Зия.
   Достав из кармана вчетверо сложенный лист бумаги, Зия протянул его Сохрабу и, заискивающе улыбаясь, проговорил: - Минуту времени, Сохраб-дадаш, взгляните-ка сюда...
   Переводя недоумевающий взгляд с нежданного гостя на лист бумаги, который он протягивал, Сохраб спросил:
   - Что это?
   - Так, мелочь, ничего особенного!
   - А все-таки?
   Зия помялся.
   - Список... Список гостей, которых мы собираемся пригласить на день рождения Алагёз.
   Гюнашли помрачнел, на его высоком лбу резко обозначились морщины.
   - Мархамат и тебя вовлекла в свои приготовления?
   - Я сам составил список, Сохраб-дадаш!
   - Зачем?
   - А затем... - Зия громко проглотил слюну, - чтобы не было обиженных. Не запишешь - и, глядишь, кого-то забыл! А люди обижаются...
   - Иди к Мархи, она лучше знает, кого не положено забывать, насмешливо сказал Гюнашли, не заглядывая в список.
   - Нет, Сохраб-дадаш, это не женское дело! Мне нужен ваш совет.
   - Могу дать один совет: порви бумагу и не трать время на такие мелочи!
   Но Зия был настойчив!
   - Поймите, Сохраб-дадаш, обидеться могут не только родственники, но и товарищи по работе. Если не скажут прямо, станут между собой судачить. Мне не раз доводилось слышать, что Сохраб Мургузович, мол, нас за людей не считает, даже не знаем, где его дом. Сколько праздников, торжеств, а он ни разу на стакан чая не пригласил.
   - Скажи им, пусть проявят инициативу, пригласят, мне будет с кого пример брать.
   - Если бы они слышали сейчас ваши слова! Тысячу раз пригласили и усадили бы на самом почетном месте.
   - Хочешь сказать, что я не пойду?
   - Угадали! Вы почти нигде не бываете.
   - Ты-то знаешь, в чем причина!
   - Нет, не знаю! Болтают, что вы горды, надменны, не хотите делить с людьми радость и горе. Короче, считают вас нелюдимом.
   Гюнашли задумался.
   - Прийти в дом к другу, разделить с ним печаль или радость прекрасная традиция. Забывать традиции своего народа нельзя. Но, к сожалению, порой традиции опошляются, теряют истинный смысл. Званые обеды, вечеринки подчас преследуют корыстные цели. Человека приглашают не потому, что его общество доставляет удовольствие, а потому, что он нужен! За последние годы я что-то не припомню ни одного сборища, где бы мне было легко и свободно. Интриги, сплетни, устройство мелких делишек... За таким столом кусок в горло не идет. Вот я и дал слово не принимать участия, а если представится случай, открыто выступить против подобных "увеселений".
   - Вы правы, Сохраб-дадаш! Однако надо иметь снисхождение к младшим. Улыбка, ласковое слово такого уважаемого человека, как вы, для них драгоценный подарок! Вы знаете, с каким почтением относятся к вам в институте и молодежь и старики. Принять вас у себя или быть вашим гостем каждый почтет за честь и счастье. А вы ни к кому не ходите и к себе никого не зовете. Отсюда и разговоры... Разве об угощении идет речь? О чести.
   Зия замолчал. Через раскрытую дверь Мархамат слышала весь разговор и осталась вполне довольна. Воспользовавшись Паузой, она со вздохом облегчения поспешила из кухни.
   - Верные слова, говорит Зия, - сказала она, появляясь в столовой. Стоит ли из-за куска хлеба восстанавливать против себя людей? Зови всех - и дело с концом!
   Почувствовав что-то неладное, Гюнашли подозрительно посмотрел на Зия, потом на жену. Пожав плечами, безучастно сказал:
   - Одному уму с двумя не тягаться. Делайте, как считаете лучше!
   Он поднялся, намереваясь уйти в кабинет. Мархамат незаметно подмигнула Зия: "Быстрее к цели, уходит!"
   - "Бе-бе" тоже разрешите пригласить? - поспешно спросил он.
   - Кто это? - удивился Гюнашли.
   Зия ехидно хихикнул:
   - Башир Бадирбейли, его в институте прозвали "Бе-бе".
   Гюнашли поморщился:
   - Что за глупая манера придумывать прозвища! Нехорошо.
   - Это не мы, Сохраб-дадаш, студенты придумали. Они народ веселый, озорной.
   - И напрасно придумали! - Гюнашли не на шутку рассердился. - Доказали свою невоспитанность!
   - Что посеешь, то и пожнешь. Бадирбейли сам виноват.
   - А я говорю, что это невоспитанность и невежество!
   - Хи-хи, Сохраб-дадаш, ваша гуманность не знает пределов. Вы готовы защищать даже врага.
   - Я никогда ни с кем не сводил личных счетов! Прошу зарубить на носу. Между мною и Баширом Османовичем существуют научные разногласия. Отразиться на наших личных взаимоотношениях они не могут! - резко ответил Сохраб.
   - Да вы просто святой, клянусь аллахом! - воскликнул Зия. - У вас щедрое сердце! Но "Бе-бе" не таков. Подвернись случай, не откажет себе в удовольствии попить вашей крови. Вы рождены ангелом, а не человеком.
   Мрачный, побагровевший Гюнашли покосился на Зия и молча, не оглядываясь, вышел из столовой.
   Зия торжествующе подмигнул Мархамат и крикнул вдогонку:
   - Я все понял, Сохраб-дадаш! Включаем Бадирбейли в еписок. Пусть убедится, что ваше сердце чище и прозрачнее родниковой воды!..
   Глава восьмая
   Разговор с Исметом нарушил душевное равновесие Вугара, в котором он находился все лето, пока жил один. Он наконец понял, что намерения Мархамат-ханум серьезны, дело может принять нешуточный оборот и грозит многими неприятностями. Получив от Зия Лалаева именное, отпечатанное на машинке приглашение на день рождения Алагёз, он окончательно утвердился в своих опасениях. Кажется, он был неправ, сразу же не приняв решительных мер, чтобы пресечь странные поползновения Мархамат. Скоро год, как Исмет ходит мрачный, не разговаривает с Вугаром. Может, он прав? Надо немедленно что-то предпринять, иначе его отношения с братом испортятся навсегда и он всю жизнь будет чувствовать себя виноватым.
   Но главная опасность таилась в том, что слухи о кознях Мархамат могли дойти до Арзу. Конечно же девушка сразу отвернется от него, и убедить ее в своей невиновности и непричастности к глупому сватовству будет невозможно.
   Твердо, решив не ходить на именины и вообще больше никогда не показываться на глаза Мархамат-ханум, Вугар запер лабораторию и вышел в коридор. Он пойдет домой и по дороге позвонит Арзу. Но не тут-то было! В коридоре дожидался Зия Лалаев. Кажется, этот сводник всерьез занялся его делами!
   - Ну как? - бодро спросил Зия. - Ты готов поздравить именинницу? - Он взял Вугара под руку.
   - Что значит готов? - удивился Вугар.
   - Невежда! С неба свалился, что ли? Или не знаешь на день рождения не ходят с пустыми руками!
   - Каждый поступает по велению сердца. Сочту нужным куплю подарок, нет - пойду с пустыми руками! - заносчиво ответил Вугар.
   - Хи-хи! К чему высокомерие? Я с тобой запросто, как с близким. Знал бы, что обидишься, промолчал.
   От гнева и досады переменившись в лице, Вугар хотел пройти мимо. Но Зия не отставал:
   - Ты молод, в столь высоком обществе бываешь редко, потому можешь не знать городских обычаев. Запомни: когда получаешь приглашение в такой дом, нужно нести хороший подарок! Если кто-нибудь другой придет без подарка, не обратят внимания. А тебе нельзя! Сочтут за неуважение. Не кто-то тебя пригласил, а научный руководитель! Вспомни, сколько заботливости проявил он, как много для тебя сделал! Должен ты чем-то отблагодарить его? Этого требует простое приличие.