Страница:
Алагёз не выспалась и с трудом открыла сонные глаза. Но Мархамат не стала ждать, пока девочка окончательно проснется, подхватила ее под мышки, подняла с постели и увела на кухню. Она помогла ей одеться и умыться, покормила и отправила в школу.
Едва хлопнула парадная дверь, закрывшись за Алагёз, Мархамат поспешно направилась в кабинет, чтобы сообщить мужу недобрую весть. Но, подойдя к двери, остановилась и задумалась. А зачем ей, собственно говоря, проявлять такое усердие? Зачем первой заговаривать с мужем, который вот уже несколько недель живет в доме как чужой, не удостаивая ее ни словом? Почему она должна выражать сочувствие его горю? Не лучше ли позвонить кому-нибудь из друзей Сохраба - и пусть сами все решают. Но, опомнившись, она сообразила, что несчастье, свалившееся на семью, и ее касается, и не время сейчас тешить свою гордость. Возложить все хлопоты на чужих было бы просто неумно. Она должна сама, засучив рукава, приняться за дело. Пусть все увидят, какая женщина Мархамат, на что она способна! Пусть видят ее горе, ее скорбь по скончавшемуся свекру. Это разом прекратит дурные слухи, которые уже стали доходить до нее, будто семья уже на пороге разлада, что ее отношения с Сохрабом под угрозой. Да и сам Сохраб поймет, что его жена оберегает честь семьи, дома, что напрасно он сомневался в ней...
Осмелев, Мархамат-ханум решительно толкнула дверь кабинета. Но она оказалась запертой. Она снова толкнула и стала барабанить по ней кулаками.
Гюнашли отозвался не сразу - видно, он опять всю ночь работал.
- Кто там? - послышался сонный голос.
- Это я, Соху... - взволнованно ответила Мархамат.
За дверью воцарилось молчание, и, переждав минуту-другую, Мархамат опять ударила кулаком.
- Быстрее открой, я должна тебе что-то сказать!
- Прекрати ломать дверь...
Мархамат прижала губы к замочной скважине и, рыдая, прошептала:
- Скорее, Соху, старик скончался...
За дверью громко скрипнул диван, прошелестело сброшенное одеяло. На пороге показался Гюнашли, он затягивал ремень на брюках и строго глядел на жену, покорно сложившую на груди руки.
Мархамат-ханум ничего не ответила на его гневный вопрошающий взгляд. Пусть сам заговорит с ней. Однако он молчал, и она вынуждена была первой сказать:
- Мургуз-ами приказал долго жить...
В холодном взгляде Гюнашли все еще было недоверие. Глубокая ненависть к жене светилась в нем.
- Как?.. Когда?.. - с явным усилием спросил он.
Этот недоверчивый, через силу произнесенный вопрос разозлил Мархамат-ханум, но она и виду не подала. Чтобы тронуть сердце мужа, тихо всхлипнула:
- Наш святой старик, видно, ушел обиженным на нас, ни слова перед смертью нам не сказал, горем отяготил наши души...
Гюнашли стоял словно в шоке. Лицо его побелело, одна щека дернулась и начала дрожать. Погасшие глаза налились слезами.
Воспользовавшись его размягченным состоянием, Мархамат быстро заговорила:
- Счастье, что Алагёз не узнала об этом, не то не выдержало бы ее сердечко и, спаси бог, два несчастья в один день обрушились бы на наш дом.
Гюнашли, вдруг громко, как ребенок, зарыдав, кинулся к отцу. Мархамат прошла в кабинет, схватила одежду мужа носки, рубашку, пиджак - и побежала за ним. Гюнашли стоял на коленях возле постели, на которой лежал отец. Обняв Султана-оглы, прижав к груди его холодную голову, он всхлипывал тихо и часто. Присев на корточки, Мархамат-ханум, чтобы расположить к себе мужа, запричитала и, как полагалось по обычаю, запела колыбельную песню. Отерев слезы, она поднялась, накинула на плечи Сохраба пиджак и голосом, исполненным сочувствия, проговорила:
- Не надо, джан Соху, слезами мертвого не воскресишь. Оденься, у нас много дел.
Сохраб ничего не понимал, не слышал. Мархамат-ханум, заливаясь притворными слезами, продолжала:
- Поторопись, джан Соху, надо сейчас же заказать гроб, позаботиться о могиле. Надо раздобыть брезент и устроить во дворе поминальный шатер. Прежде всего необходимо послать кого-нибудь в магазин, на базар, взять напрокат посуду. Ну быстрее, быстрее!
Сохраб медленно поднялся и стал одеваться. Муж послушался ее, и это вселяло уверенность, что мир в семье будет восстановлен и все пойдет по-старому. Она стала деловито распоряжаться:
- Сначала приведем в порядок большую комнату. Вынесем из нее лишние вещи, чтобы не мешались, и положим там Мургуза-ами. Ведь прощаться с ним придут твои друзья, коллеги, ученики, почти весь Баку.
Гюнашли не стал возражать, и Мархамат принялась за работу. Скатала и унесла большие дорогие ковры, сняла со стен картины и украшения, вынесла в соседнюю комнату все ценные вещи, - по обычаю в помещении, где лежит покойник, не должно быть ничего лишнего. Дверь в комнату, куда она отнесла самые ценные вещи, заперла и ключ положила себе в карман. Потом вместе с Сохрабом они перетащили в спальню телевизор, пианино, обеденный стол, сервант и кресла. Выдвинув на середину диван-кровать, Мархамат разложила его, застелила новой не бывшей в употреблении простыней и в изголовье положила две пуховые подушки. Стулья аккуратно расставила вдоль стен. Когда все приготовления были окончены, она прошла к себе и переоделась во все черное. Деловито и спокойно она села к телефону, - надо мобилизовать всех, кого возможно.
Первому она позвонила Зия Лалаеву. Из всей родни он был самый услужливый и легкий на подъем. Ради любимой жены Шойлы - племянницы Мархамат-ханум - он, как говорится, всегда безотказно плясал под ее дудку. А последнее время он попал в еще большую зависимость, - воспользовавшись тем, что Мархамат-ханум, растерявшаяся от собственных семейных неурядиц, выпустила Шойлу из-под своего влияния, та вот уже две недели как ушла от мужа. Если мир в семье Гюнашли восстановится, авторитет Сохраба и непреклонная воля тетки Мархамат помогут Зия возвратить обожаемую Шойлу.
Мархамат-ханум очень коротко изложила случившееся и категорическим тоном дала Зия ряд заданий:
- Отправляйся сию же минуту, не тяни!
Писклявый голос Зия бодро зазвучал в трубке:
- Зия лучше умрет, но выполнит поручения дорогой тети, его единственной надежды!
Мархамат бросила трубку, - выслушивать подобострастные речи Зия у нее не было никакой охоты. В течение получаса она оповестила всех родственников и знакомых, подняв на ноги весь город. Не забыла позвонить в редакции газет, чтобы вовремя были напечатаны некрологи и сообщения о дне и часе похорон.
Глава двенадцатая
Вугару до сих пор так и не удалось встретиться со своим научным руководителем, проконсультироваться с ним. То он не заставал Гюнашли в институте, то сам проводил целые дни на заводе. И сегодня полдня Вугар провел там, и лишь когда солнце перевалило за полдень, приехал в институт и с удивлением обнаружил, что двери всех лабораторий заперты. Он прошел в свой отдел, но и там никого не было. Вугар торопливо направился в общий отдел.
Бекташева сидела одна в обширной комнате. Всегда строгая и серьезная, сегодня она выглядела особенно хмурой, словно кто-то обидел ее. Поздоровавшись, Вугар осторожно спросил:
- Профессор у себя? Можно к нему?
Бекташева, не отрываясь от бумаг, отрицательно покачала головой:
- Нет его!
- Скоро ли он вернется? - робко спросил Вугар. - Он мне очень нужен...
- Не знаю, он передо мной не отчитывается, - дернув плечом, буркнула Бекташева.
- Как вы мне посоветуете, Селминаз-ханум, - стараясь говорить как можно мягче, продолжал Вугар, - когда лучше зайти, чтобы увидеться с ним?
- Спросите у него самого!
Вугар помолчал и заговорил еще осторожнее:
- Простите, что я отнимаю у вас время, но, может, вы скажете, товарищ Гамзаев в институте или уехал куда-нибудь?
- Уехал! - сурово отвечала Бекташева. - К профессору Гюнашли домой...
- Что-нибудь случилось? - встревожился Вугар.
Бекташева рассвирепела. Нет, это было неслыханно! Задавать ей столько вопросов, отрывать от работы... Подняв голову, она сердито посмотрела на Вугара:
- Вы что, с неба свалились? Ничего не слышали?
- Нет! А что же все-таки случилось?
- Даже объявления не читали, что со вчерашнего дня висит у входа в институт?
- Объявление?! - Вугар глядел непонимающе, виновато сказал: - Вчера меня не было в институте, Селминаз-ханум, я только что пришел...
- Тогда идите и потрудитесь прочесть! Я занята, иначе не стала бы вас утруждать, пошла бы вместе с вами и прочла вслух...
Вугара изумляло упрямство этой седоволосой женщины. Вместо того чтобы столько времени тратить на разговоры, сказала бы сразу.
Бекташева вдруг разбушевалась:
- Странные, ей-богу, люди! Чуть что, бежите ко мне! Будто я справочное бюро... Один в архиве роется, другой требует немедленную справку. В командировку отправляются или провожают гостей, я достаю билеты! Так мало этого, я еще должна им объявления читать. Ну можно ли так? Одно остается бросить все дела и идти к вам в прислуги! Пользуетесь моей добротой, а я ведь начальник отдела!
Вугар, понимая, что дальнейшие разговоры с ней бессмысленны, молча вышел в коридор и с замирающим сердцем направился к доске объявлений. В траурной черной рамке, занимая половину большой доски, висело объявление, в котором выражалось соболезнование профессору Сохрабу Гюнашли в связи с внезапной кончиной его незабвенного отца. Похороны состоятся сегодня в четыре часа.
Не теряя ни минуты, Вугар помчался к стоянке такси.
* * *
Когда он подъехал к дому Гюнашли, оркестр уже играл траурный марш. Люди, теснившиеся в маленьком дворике, медленно двигались по направлению к улице.
Преодолевая встречный людской поток, Вугар пробирался вперед. В середине двора он столкнулся с Зия Лалаевым, который, расталкивая толпу, освобождал дорогу для тех, кто понесет гроб.
- Куда прешься? Ослеп, что ли? Не видишь, люди на улицу выходят.
Но Вугар, не обращая внимания на его вопли, продолжал свой путь. Зия, надувшись как индюк, грудью пошел на него.
- Эй, кому я говорю! У тебя что, уши ватой заткнуты?
- Уйди с дороги! - спокойно произнес Вугар.
- Нельзя! - упорствовал Зия. - Говорю, нельзя! Вообще, кто тебя звал сюда? С каким лицом явился?!
- Не твоя забота!
- Нет, вы посмотрите на этого наглеца! - громко, чтобы слышало как можно больше людей, вопил Зия. - Мало ему несчастий, которые он обрушил на этот дом, еще не стыдится переступать его порог! Вот какие они бесстыжие, бессовестные эти сироты!
Вугар закусил губу. Нет, такого оскорбления снести нельзя. Хватит! Больше никогда не смирится он перед подобными мерзавцами. Вугар уже готов был схватить Зия за глотку, но какое-то внутреннее чувство остановило его. Опустив руки, он огляделся. На них смотрели люди. Нет, нельзя поднимать скандал во время траурной церемонии, когда провожают в последний путь дорогого ему человека! Сделав над собой усилие и стараясь успокоиться, Вугар отошел в сторону. Однако гнев его не остыл. Когда Зия снова проходил мимо него к дому, Вугар крепко стиснул его руку:
- Стой!
- Убирайся! - Зия пытался выдернуть руку.
- Не ори! Стой спокойно. Я хочу тебе кое-что сказать.
- Не желаю я тебя слушать!
Вугар до боли сжал ему локоть.
- Кого ругал? Кто бессовестный?
Если бы не стыд перед людьми, Зия бы закричал. Но высокомерие взяло верх, и он заносчиво ответил:
- Ты! Ты бессовестный, бесстыжий человек! Ты нарушил наше спокойствие, внес разлад в наши семьи, сделал нас врагами друг другу. Ты породил ненависть жены к мужу, родственника к родственнику. Тебя выгоняют, плюют в лицо, а тебе хоть бы что!
- Замолчи! - Вугар стиснул зубы, весь дрожа от ярости. - Мерзавец, тебе человека оклеветать что стакан воды выпить! Если бы не горе в этом доме, не знаю, что бы я с тобой сделал!
* * *
Гроб несли Сохраб и его ближайшие друзья. Вугар присоединился к ним на улице. Гюнашли шел сгорбившись, еле передвигая ноги. Но не только тяжесть гроба согнула его. Он не поднимал опущенной на грудь головы, ни на что и ни на кого не глядел.
Вугар долго шагал рядом и наконец осторожно дотронулся до руки Сохраба:
- Позвольте сменить вас, профессор.
Гюнашли чуть повернул голову, быстро взглянул на Вугара.
Где-то в глубине его погасших глаз вспыхнула робкая искорка радости. Он чуть заметным кивком приветствовал своего юного друга.
Вугар снова тронул его руку:
- Вы устали, профессор, передохните, дорога длинная.
Гюнашли отрицательно покачал головой и указал на Гамзаева, который шел с другой стороны:
- Иди, помоги Муршуду Балаевичу...
У Гамзаева было перекошенное лицо, видимо, мучила боль в желудке, разыгравшаяся от тяжести, и он с благодарностью принял предложение Вугара.
А Вугар ощутив гроб на своем плече, вдруг почувствовал успокоение. Это был покой, рожденный уважением к памяти Султана-оглы. То, что он успел проводить в последний путь человека, сделавшего для него так много добра, было для него хоть малым утешением.
Гроб несли на руках до самой окраины города и лишь там поставили в кузов машины, устланный коврами. Кумачовые полотнища с черной каймой свисали с бортов грузовика. Те из провожающих, кто собирался ехать на кладбище, разместились по машинам и специальным автобусам, двигавшимся вслед за похоронной процессией. Вугар сел рядом с Гюнашли возле покойного.
Несмотря на то что погода, с утра ясная, после полудня стала портиться, а ближе к вечеру поднялся сильный ветер, люди не расходились. Сгущались на небе черные тучи, грозившие дождем, словно осенний день торопился завершить свой недолгий жизненный путь.
Траурный митинг открыл Гамзаев. От имени семьи и друзей он пожелал Султану-оглы мирного сна и сказал, что светлая память о нем будет вечно жить в сердцах всех, кто знал и любил его.
И вот наступили последние, самые тяжелые мгновенья. Гроб накрыли крышкой, раздался стук. Забивали гвозди.
Страшный стук. Каждый гвоздь вбивают прямо в твое сердце. Ужас утраты, еще не до конца осознанный, вдруг открывается во всей своей беспощадности. Неужели ты больше не увидишь того, кто в течение долгих лет согревал тебя своей любовью, заботой и лаской? Никогда. Это так жестоко, что кажется, мир вокруг тебя перестает существовать и превращается в ничто.
Сохраб Гюнашли стоял в изголовье могилы, рядом с Муршудом Гамзаевым, и во время его речи то и дело утирал слезы. Услышав стук, он не выдержал и, всхлипнув, отвернулся. Как опускали гроб в могилу, он не видел. Лишь когда надо было кинуть первую горсть земли, он выпрямился, не нагибаясь, взял в руку землю с холмика, что вырос с края могилы, и со слезами бросил ее на гроб. Раздался глухой тяжелый звук.
Вдруг взгляд его задержался на Бадирбейли, который уперев в бока руки и надменно выкатив грудь, стоял напротив. В его прищуренном взгляде и на губах играла откровенная насмешка.
"А ведь он радуется моему горю, - с горечью подумал Гюнашли. - Как мерзок может быть человек!" Тяжелые удары земли о крышку гроба рвали на части его сердце, но он держался прямо и гордо. Сунув платок в карман, он подозвал к себе Вугара и сказал:
- Брось и ты горсть земли. Покойный очень любил тебя...
Вугар набрал две горсти земли и медленно высыпал их на могилу. Гюнашли благодарно обнял его за плечи и повел прочь от толпы. Вот так же, когда-то давным-давно, оплакивая сына, на куски изрубленного врагами, гордо выпрямившись и положив руку на плечо маленького Сохраба, шел Султан-оглы... "Пусть видят! Пусть!.." - мысленно твердил Гюнашли.
- Подними голову, иди прямо, - негромко сказал он Вугару. - На нас смотрят. Некоторые радуются нашему горю...
Вугар не стал ни о чем спрашивать, он был счастлив, что идет рядом с человеком, которого любил как родного отца, и, подняв голову, зашагал прямо.
Они брели в глубоком молчании. Вдруг Гюнашли замедлил и без того неспешные шаги и сказал сдавленным, еле слышным голосом:
- Я только позавчера узнал о твоем возвращении. Муршуд Балаевич мне все рассказал... Спасибо тебе...
Вугар с удивлением взглянул в лицо профессора: неужели даже в минуту такого душевного потрясения он способен думать о делах?
- Я так искал вас после приезда, профессор!
- Занят был очень... - Гюнашли, вздохнув, взглянул через плечо на могилу.
Люди потихоньку расходились, могильщики оглаживали лопатами свежий холмик. У Сохраба задрожали губы, глаза налились слезами, спазм перехватил горло. Он несколько раз кашлянул и, запинаясь, продолжал:
- Еще несколько дней меня не будет в институте. Ты пока держи связь с Муршудом Балаевичем, он человек порядочный и благожелательный. Ни времени на тебя не пожалеет, ни в обиду не даст...
Глава тринадцатая
Едва все уселись по машинам, прояснились лица, повеселели взгляды. Каждодневные заботы, неотложные завтрашние дела уже занимали людей. Где-то послышалась шутка, кто-то рассказал анекдот, то в одной машине, то в другой вспыхивал смех. Такова вечная и неистребимая любовь к жизни!
Вугар еще долго не уходил с кладбища. Подобрав сваленные в беспорядке венки и цветы, бережно обложил ими свежую могилу.
Когда окончил работу, вокруг не было ни души. Он вышел на широкую асфальтированную дорогу, делившую кладбище на две части, и вдруг в самом конце ее увидел Арзу. Она быстро шла, держа в руках огромный венок. Вугар кинулся навстречу, взял венок из ее рук.
- Остановись, передохни, - сказал он заботливо.
Арзу раскраснелась, грудь ее тяжело вздымалась; наверно, она долго искала их. Переведя дух, жалобно проговорила:
- Сколько людей может умереть за один день? Я заблудилась, давно уже тут бегаю, и везде плач, вопли...
Вугар попытался успокоить ее:
- Город большой, почти полтора миллиона жителей...
Арзу печально покачала головой:
- Нет, дело не только в том, что город многолюдный! Справиться ли бедному человеческому сердцу с нашим беспокойным веком, с постоянным нервным напряжением? Ведь оно не из камня?.. Неужели я опоздала?
- Да, опоздала.
Арзу расстроилась:
- А ты почему нам во время не сообщил? Папа бы тоже пришел...
- Я сам только сегодня узнал, еле поспел к выносу.
Арзу долго молчала.
- Когда это случилось? - печально спросила она.
- Вчера ночью.
- Сердце?
- Так говорят. Утром нашли мертвым в постели...
- Какой был человек! Не должен он был умереть!
Кто-то властно вмешался в их разговор:
- К сожалению, плохие люди не умирают, а вот хорошие!
Вугар обернулся. В десятке шагов от них, прислонившись к могильному камню, неподалеку от дороги, стояла Нарын, искоса поглядывая на Арзу. Увидев, что Вугар ее наконец заметил, она заговорила еще с большим апломбом:
- Такие, например, как наш Бадирбейли! Мурдашир2 никак не омоет его поганое лицо. У всех уже в печенках сидит.
Нарын не сводила с Арзу испытующего взгляда, и Вугар ощутил в душе невольное беспокойство. "Вдруг не сдержится и сболтнет что-нибудь лишнее?" И он тревожно спросил:
- Что вы тут делаете? Почему не уехали со всеми?
Нарын не ответила. Еще раз с ног до головы окинув взглядом Арзу, она торопливо проговорила:
- Я тоже заказала большой венок. От нас с вами... В институте вас не нашла и сама принесла его сюда.
Беспокойство Вугара возрастало.
- Большое спасибо. Я видел венок, весьма признателен, - официально и холодно поблагодарил он.
- Не стоит благодарности! - отрезала Нарын, резким движением головы отбросила рассыпавшиеся по лицу волосы, еще раз со злостью посмотрела на Арзу и, словно стараясь разжечь ее ревность, добавила с особым выражением: - Ради вас я буду счастлива вынести любые трудности.
Вугар понял свою ошибку: капризница Нарын не выносила официального тона. И он решил подсластить свои, слова:
- Да я тебе по гроб жизни обязан, Нарын-ханум. Ты же всегда мне помогала, заботилась обо мне, как родная сестра...
Нарын передернула плечом и проговорила:
- Ладно уж... Подумаешь, большое дело...
Что еще сказать? Как успокоить ее? И Вугар, стараясь придать голосу как можно больше сердечности и заботливости, спросил:
- Где ты задержалась, почему опоздала к машинам?
- Нигде я не задержалась, - поддразнивая его, заявила Нарын. - Я вас ждала!
- Меня? - Вугар вдруг почувствовал, что краснеет. - У тебя есть ко мне какое-нибудь дело?
- Нет! Хотела, чтобы мы вместе вернулись в институт.
Это было уже слишком! В словах Нарын он слышал откровенное желание рассорить их с Арзу. Он нервничал и вдруг поймал себя на том, что Нарын, чей веселый и легкий характер ему всегда так нравился, раздражает его.
- Я не поеду в институт, - сердито бросил, он. - А тебе советую ехать как можно скорее...
Однако Нарын не обратила никакого внимания на его грубость. Указав глазами на Арзу, насмешливо спросила:
- Кто эта красотка? Почему не знакомите?
Вугар поглядел на Нарын. Но капризница никак не прореагировала на его взгляд. Круто повернувшись на каблуке, обратилась к Арзу:
- С вашего позволения, будем знакомы! - Она протянула ей руку. Нарын! Мы с товарищем Вугаром вместе работаем. Я его друг по несчастью и знаю все его секреты! А теперь скажите, кто вы такая?
До сих пор Арзу внешне спокойно слушала болтовню Нарын, но сейчас лицо ее омрачилось. Фамильярное обращение с Вугаром этой незнакомой развязной девушки пробудило в ней чувство ревности. Но она сдержанно и с достоинством пожала протянутую руку.
- Меня зовут Арзу. Если нужно, могу назвать и фамилию! Гюльбалаева.
- Чем занимаетесь? Кем служите? Где работаете?
- Работать пока не имела удовольствия...
- Почему? Может, возраст не вышел?
- Нет... - Арзу запнулась, с усилием проглотив горькое словцо, готовое сорваться с языка. - Возраст тут ни при чем...
- Тогда в чем же дело? - В лукавых глазах Нарын играла дьявольская усмешка. - Ага, все понятно! Наверно, у вас папаша с положением, занимает большой пост и не хочет утруждать вас.
- Вы ошибаетесь, я учусь.
- Ну и что? Я тоже учусь! И учусь и работаю.
- Видно, вы расторопная, везде успеваете...
- Вы тоже не разиня, вон какого парня отхватили!
- Каждый в своей области преуспевает, кто учится и работает, а кто парня отхватить умеет.
Арзу начинала злиться. И у Вугара чаша терпения переполнилась. Еще одна развязная реплика, и он поставит Нарын на место! Но Нарын вдруг хитро улыбнулась и снова повернулась к Вугару.
- Мы познакомились! - сказала она и многозначительно подмигнула ему. Это та самая девушка, да? Та самая, что мучает вас?
Вугар понял, что все это была шутка, игра. Изображая соперницу, Нарын хотела испытать Арзу. Гнев его разом прошел, и, мягко улыбнувшись, он кивнул головой:
- Ты угадала. Это она.
Нарын мигом переменилась. Лицо ее снова стало серьезным. Она смотрела на Арзу теперь уже и вправду сердитым взглядом.
- Ну-ка, посмотри мне в глаза! - переходя на "ты", стала она поучать Арзу. - Такого парня и так мучить! Можно ли это? Волнуется из-за тебя, сердце ты ему рвешь! Да у тебя-то у самой в груди сердце или камень?!
Теперь уже и Арзу поняла игру, затеянную Нарын, и ответила гораздо спокойнее:
- Значит, были причины, потому и мучила. Без причины ничего не бывает.
- Вот мы, девушки, всегда так, - продолжала Нарын. -Встретится хороший парень - отталкиваем его, забывая, что нас-то, хороших девчат, куда больше! Эх, что мне сказать тебе, не ценишь ты его! Встреться мы в другом месте, я бы тебе про него еще не такие слова сказала.
- Раз начали, говорите до конца.
- При нем не могу! - Нарын покосилась на Вугара. - Да и к чему перед ним все карты раскрывать? И любимому человеку не каждую тайну доверить можно...
Нарын взглянула на Вугара смеющимися глазами и закончила шуткой:
- Помни, мужчинам особенно доверять не приходится, наглеют быстро и рвут веревочку...
Вугар притворился обиженным;
- Нехорошо! Выходит, я в одиночестве остался. Вы сговорились и против меня союз заключили?
- А вы как думали? - не унималась Нарын. - Может, надеялись, что мы друг другу в волосы вцепимся? Нет, не дождетесь! Если даже поедом друг друга есть станем, костей за двери не выбросим.
- Но ведь это абсолютно противоречит тому, что ты говорила прежде!
- Противоречие в самой жизни, иначе не рождались бы мы кто мальчиком, а кто девочкой!
- Значит, ты считаешь, что каждый пол должен защищать себя?
- Да! И особенно женщины.
- Это почему же?
- Чтобы удержать на привязи мужей и женихов.
- Бедные мужчины!
- Не бойтесь, - покачала головой Нарын. - Не будет этого. Откуда женщинам взять столько ума, чтобы объединиться против мужчин? Все они, и я в том числе, из жидкого теста слеплены. За одно ласковое слово любимого готовы весь белый свет по ветру развеять.
Выслушав это шутливое признание, Вугар и Арзу не могли удержаться от смеха. Нарын тоже прыснула, но, тотчас прикрыв рот ладонью, зашагала по дороге.
- Простите, что задержала вас!
- Куда? Постой!
- Я пошла...
- Не ходи одна, темно. Подожди, мы сейчас вернемся...
Нарын грустно улыбнулась:
- Некогда мне. Да и чего ждать? Третий лишний!
Она быстро пошла вперед, однако, сделав несколько шагов, оглянулась и погрозила Арзу пальцем:
- Смотри! Услышу еще раз, что мучаешь его, пеняй на себя! Отниму - и останешься с носом!
Вугар и Арзу засмеялись. Им и в голову не могло прийти, что в ее шутливых словах скрывалась истина.
Глава четырнадцатая
Надежды Мархамат-ханум не оправдались. Сохраб Гюнашли и после похорон отца продолжал жить в доме как чужой. Он по-прежнему спал и работал в кабинете, выходил редко.
Едва хлопнула парадная дверь, закрывшись за Алагёз, Мархамат поспешно направилась в кабинет, чтобы сообщить мужу недобрую весть. Но, подойдя к двери, остановилась и задумалась. А зачем ей, собственно говоря, проявлять такое усердие? Зачем первой заговаривать с мужем, который вот уже несколько недель живет в доме как чужой, не удостаивая ее ни словом? Почему она должна выражать сочувствие его горю? Не лучше ли позвонить кому-нибудь из друзей Сохраба - и пусть сами все решают. Но, опомнившись, она сообразила, что несчастье, свалившееся на семью, и ее касается, и не время сейчас тешить свою гордость. Возложить все хлопоты на чужих было бы просто неумно. Она должна сама, засучив рукава, приняться за дело. Пусть все увидят, какая женщина Мархамат, на что она способна! Пусть видят ее горе, ее скорбь по скончавшемуся свекру. Это разом прекратит дурные слухи, которые уже стали доходить до нее, будто семья уже на пороге разлада, что ее отношения с Сохрабом под угрозой. Да и сам Сохраб поймет, что его жена оберегает честь семьи, дома, что напрасно он сомневался в ней...
Осмелев, Мархамат-ханум решительно толкнула дверь кабинета. Но она оказалась запертой. Она снова толкнула и стала барабанить по ней кулаками.
Гюнашли отозвался не сразу - видно, он опять всю ночь работал.
- Кто там? - послышался сонный голос.
- Это я, Соху... - взволнованно ответила Мархамат.
За дверью воцарилось молчание, и, переждав минуту-другую, Мархамат опять ударила кулаком.
- Быстрее открой, я должна тебе что-то сказать!
- Прекрати ломать дверь...
Мархамат прижала губы к замочной скважине и, рыдая, прошептала:
- Скорее, Соху, старик скончался...
За дверью громко скрипнул диван, прошелестело сброшенное одеяло. На пороге показался Гюнашли, он затягивал ремень на брюках и строго глядел на жену, покорно сложившую на груди руки.
Мархамат-ханум ничего не ответила на его гневный вопрошающий взгляд. Пусть сам заговорит с ней. Однако он молчал, и она вынуждена была первой сказать:
- Мургуз-ами приказал долго жить...
В холодном взгляде Гюнашли все еще было недоверие. Глубокая ненависть к жене светилась в нем.
- Как?.. Когда?.. - с явным усилием спросил он.
Этот недоверчивый, через силу произнесенный вопрос разозлил Мархамат-ханум, но она и виду не подала. Чтобы тронуть сердце мужа, тихо всхлипнула:
- Наш святой старик, видно, ушел обиженным на нас, ни слова перед смертью нам не сказал, горем отяготил наши души...
Гюнашли стоял словно в шоке. Лицо его побелело, одна щека дернулась и начала дрожать. Погасшие глаза налились слезами.
Воспользовавшись его размягченным состоянием, Мархамат быстро заговорила:
- Счастье, что Алагёз не узнала об этом, не то не выдержало бы ее сердечко и, спаси бог, два несчастья в один день обрушились бы на наш дом.
Гюнашли, вдруг громко, как ребенок, зарыдав, кинулся к отцу. Мархамат прошла в кабинет, схватила одежду мужа носки, рубашку, пиджак - и побежала за ним. Гюнашли стоял на коленях возле постели, на которой лежал отец. Обняв Султана-оглы, прижав к груди его холодную голову, он всхлипывал тихо и часто. Присев на корточки, Мархамат-ханум, чтобы расположить к себе мужа, запричитала и, как полагалось по обычаю, запела колыбельную песню. Отерев слезы, она поднялась, накинула на плечи Сохраба пиджак и голосом, исполненным сочувствия, проговорила:
- Не надо, джан Соху, слезами мертвого не воскресишь. Оденься, у нас много дел.
Сохраб ничего не понимал, не слышал. Мархамат-ханум, заливаясь притворными слезами, продолжала:
- Поторопись, джан Соху, надо сейчас же заказать гроб, позаботиться о могиле. Надо раздобыть брезент и устроить во дворе поминальный шатер. Прежде всего необходимо послать кого-нибудь в магазин, на базар, взять напрокат посуду. Ну быстрее, быстрее!
Сохраб медленно поднялся и стал одеваться. Муж послушался ее, и это вселяло уверенность, что мир в семье будет восстановлен и все пойдет по-старому. Она стала деловито распоряжаться:
- Сначала приведем в порядок большую комнату. Вынесем из нее лишние вещи, чтобы не мешались, и положим там Мургуза-ами. Ведь прощаться с ним придут твои друзья, коллеги, ученики, почти весь Баку.
Гюнашли не стал возражать, и Мархамат принялась за работу. Скатала и унесла большие дорогие ковры, сняла со стен картины и украшения, вынесла в соседнюю комнату все ценные вещи, - по обычаю в помещении, где лежит покойник, не должно быть ничего лишнего. Дверь в комнату, куда она отнесла самые ценные вещи, заперла и ключ положила себе в карман. Потом вместе с Сохрабом они перетащили в спальню телевизор, пианино, обеденный стол, сервант и кресла. Выдвинув на середину диван-кровать, Мархамат разложила его, застелила новой не бывшей в употреблении простыней и в изголовье положила две пуховые подушки. Стулья аккуратно расставила вдоль стен. Когда все приготовления были окончены, она прошла к себе и переоделась во все черное. Деловито и спокойно она села к телефону, - надо мобилизовать всех, кого возможно.
Первому она позвонила Зия Лалаеву. Из всей родни он был самый услужливый и легкий на подъем. Ради любимой жены Шойлы - племянницы Мархамат-ханум - он, как говорится, всегда безотказно плясал под ее дудку. А последнее время он попал в еще большую зависимость, - воспользовавшись тем, что Мархамат-ханум, растерявшаяся от собственных семейных неурядиц, выпустила Шойлу из-под своего влияния, та вот уже две недели как ушла от мужа. Если мир в семье Гюнашли восстановится, авторитет Сохраба и непреклонная воля тетки Мархамат помогут Зия возвратить обожаемую Шойлу.
Мархамат-ханум очень коротко изложила случившееся и категорическим тоном дала Зия ряд заданий:
- Отправляйся сию же минуту, не тяни!
Писклявый голос Зия бодро зазвучал в трубке:
- Зия лучше умрет, но выполнит поручения дорогой тети, его единственной надежды!
Мархамат бросила трубку, - выслушивать подобострастные речи Зия у нее не было никакой охоты. В течение получаса она оповестила всех родственников и знакомых, подняв на ноги весь город. Не забыла позвонить в редакции газет, чтобы вовремя были напечатаны некрологи и сообщения о дне и часе похорон.
Глава двенадцатая
Вугару до сих пор так и не удалось встретиться со своим научным руководителем, проконсультироваться с ним. То он не заставал Гюнашли в институте, то сам проводил целые дни на заводе. И сегодня полдня Вугар провел там, и лишь когда солнце перевалило за полдень, приехал в институт и с удивлением обнаружил, что двери всех лабораторий заперты. Он прошел в свой отдел, но и там никого не было. Вугар торопливо направился в общий отдел.
Бекташева сидела одна в обширной комнате. Всегда строгая и серьезная, сегодня она выглядела особенно хмурой, словно кто-то обидел ее. Поздоровавшись, Вугар осторожно спросил:
- Профессор у себя? Можно к нему?
Бекташева, не отрываясь от бумаг, отрицательно покачала головой:
- Нет его!
- Скоро ли он вернется? - робко спросил Вугар. - Он мне очень нужен...
- Не знаю, он передо мной не отчитывается, - дернув плечом, буркнула Бекташева.
- Как вы мне посоветуете, Селминаз-ханум, - стараясь говорить как можно мягче, продолжал Вугар, - когда лучше зайти, чтобы увидеться с ним?
- Спросите у него самого!
Вугар помолчал и заговорил еще осторожнее:
- Простите, что я отнимаю у вас время, но, может, вы скажете, товарищ Гамзаев в институте или уехал куда-нибудь?
- Уехал! - сурово отвечала Бекташева. - К профессору Гюнашли домой...
- Что-нибудь случилось? - встревожился Вугар.
Бекташева рассвирепела. Нет, это было неслыханно! Задавать ей столько вопросов, отрывать от работы... Подняв голову, она сердито посмотрела на Вугара:
- Вы что, с неба свалились? Ничего не слышали?
- Нет! А что же все-таки случилось?
- Даже объявления не читали, что со вчерашнего дня висит у входа в институт?
- Объявление?! - Вугар глядел непонимающе, виновато сказал: - Вчера меня не было в институте, Селминаз-ханум, я только что пришел...
- Тогда идите и потрудитесь прочесть! Я занята, иначе не стала бы вас утруждать, пошла бы вместе с вами и прочла вслух...
Вугара изумляло упрямство этой седоволосой женщины. Вместо того чтобы столько времени тратить на разговоры, сказала бы сразу.
Бекташева вдруг разбушевалась:
- Странные, ей-богу, люди! Чуть что, бежите ко мне! Будто я справочное бюро... Один в архиве роется, другой требует немедленную справку. В командировку отправляются или провожают гостей, я достаю билеты! Так мало этого, я еще должна им объявления читать. Ну можно ли так? Одно остается бросить все дела и идти к вам в прислуги! Пользуетесь моей добротой, а я ведь начальник отдела!
Вугар, понимая, что дальнейшие разговоры с ней бессмысленны, молча вышел в коридор и с замирающим сердцем направился к доске объявлений. В траурной черной рамке, занимая половину большой доски, висело объявление, в котором выражалось соболезнование профессору Сохрабу Гюнашли в связи с внезапной кончиной его незабвенного отца. Похороны состоятся сегодня в четыре часа.
Не теряя ни минуты, Вугар помчался к стоянке такси.
* * *
Когда он подъехал к дому Гюнашли, оркестр уже играл траурный марш. Люди, теснившиеся в маленьком дворике, медленно двигались по направлению к улице.
Преодолевая встречный людской поток, Вугар пробирался вперед. В середине двора он столкнулся с Зия Лалаевым, который, расталкивая толпу, освобождал дорогу для тех, кто понесет гроб.
- Куда прешься? Ослеп, что ли? Не видишь, люди на улицу выходят.
Но Вугар, не обращая внимания на его вопли, продолжал свой путь. Зия, надувшись как индюк, грудью пошел на него.
- Эй, кому я говорю! У тебя что, уши ватой заткнуты?
- Уйди с дороги! - спокойно произнес Вугар.
- Нельзя! - упорствовал Зия. - Говорю, нельзя! Вообще, кто тебя звал сюда? С каким лицом явился?!
- Не твоя забота!
- Нет, вы посмотрите на этого наглеца! - громко, чтобы слышало как можно больше людей, вопил Зия. - Мало ему несчастий, которые он обрушил на этот дом, еще не стыдится переступать его порог! Вот какие они бесстыжие, бессовестные эти сироты!
Вугар закусил губу. Нет, такого оскорбления снести нельзя. Хватит! Больше никогда не смирится он перед подобными мерзавцами. Вугар уже готов был схватить Зия за глотку, но какое-то внутреннее чувство остановило его. Опустив руки, он огляделся. На них смотрели люди. Нет, нельзя поднимать скандал во время траурной церемонии, когда провожают в последний путь дорогого ему человека! Сделав над собой усилие и стараясь успокоиться, Вугар отошел в сторону. Однако гнев его не остыл. Когда Зия снова проходил мимо него к дому, Вугар крепко стиснул его руку:
- Стой!
- Убирайся! - Зия пытался выдернуть руку.
- Не ори! Стой спокойно. Я хочу тебе кое-что сказать.
- Не желаю я тебя слушать!
Вугар до боли сжал ему локоть.
- Кого ругал? Кто бессовестный?
Если бы не стыд перед людьми, Зия бы закричал. Но высокомерие взяло верх, и он заносчиво ответил:
- Ты! Ты бессовестный, бесстыжий человек! Ты нарушил наше спокойствие, внес разлад в наши семьи, сделал нас врагами друг другу. Ты породил ненависть жены к мужу, родственника к родственнику. Тебя выгоняют, плюют в лицо, а тебе хоть бы что!
- Замолчи! - Вугар стиснул зубы, весь дрожа от ярости. - Мерзавец, тебе человека оклеветать что стакан воды выпить! Если бы не горе в этом доме, не знаю, что бы я с тобой сделал!
* * *
Гроб несли Сохраб и его ближайшие друзья. Вугар присоединился к ним на улице. Гюнашли шел сгорбившись, еле передвигая ноги. Но не только тяжесть гроба согнула его. Он не поднимал опущенной на грудь головы, ни на что и ни на кого не глядел.
Вугар долго шагал рядом и наконец осторожно дотронулся до руки Сохраба:
- Позвольте сменить вас, профессор.
Гюнашли чуть повернул голову, быстро взглянул на Вугара.
Где-то в глубине его погасших глаз вспыхнула робкая искорка радости. Он чуть заметным кивком приветствовал своего юного друга.
Вугар снова тронул его руку:
- Вы устали, профессор, передохните, дорога длинная.
Гюнашли отрицательно покачал головой и указал на Гамзаева, который шел с другой стороны:
- Иди, помоги Муршуду Балаевичу...
У Гамзаева было перекошенное лицо, видимо, мучила боль в желудке, разыгравшаяся от тяжести, и он с благодарностью принял предложение Вугара.
А Вугар ощутив гроб на своем плече, вдруг почувствовал успокоение. Это был покой, рожденный уважением к памяти Султана-оглы. То, что он успел проводить в последний путь человека, сделавшего для него так много добра, было для него хоть малым утешением.
Гроб несли на руках до самой окраины города и лишь там поставили в кузов машины, устланный коврами. Кумачовые полотнища с черной каймой свисали с бортов грузовика. Те из провожающих, кто собирался ехать на кладбище, разместились по машинам и специальным автобусам, двигавшимся вслед за похоронной процессией. Вугар сел рядом с Гюнашли возле покойного.
Несмотря на то что погода, с утра ясная, после полудня стала портиться, а ближе к вечеру поднялся сильный ветер, люди не расходились. Сгущались на небе черные тучи, грозившие дождем, словно осенний день торопился завершить свой недолгий жизненный путь.
Траурный митинг открыл Гамзаев. От имени семьи и друзей он пожелал Султану-оглы мирного сна и сказал, что светлая память о нем будет вечно жить в сердцах всех, кто знал и любил его.
И вот наступили последние, самые тяжелые мгновенья. Гроб накрыли крышкой, раздался стук. Забивали гвозди.
Страшный стук. Каждый гвоздь вбивают прямо в твое сердце. Ужас утраты, еще не до конца осознанный, вдруг открывается во всей своей беспощадности. Неужели ты больше не увидишь того, кто в течение долгих лет согревал тебя своей любовью, заботой и лаской? Никогда. Это так жестоко, что кажется, мир вокруг тебя перестает существовать и превращается в ничто.
Сохраб Гюнашли стоял в изголовье могилы, рядом с Муршудом Гамзаевым, и во время его речи то и дело утирал слезы. Услышав стук, он не выдержал и, всхлипнув, отвернулся. Как опускали гроб в могилу, он не видел. Лишь когда надо было кинуть первую горсть земли, он выпрямился, не нагибаясь, взял в руку землю с холмика, что вырос с края могилы, и со слезами бросил ее на гроб. Раздался глухой тяжелый звук.
Вдруг взгляд его задержался на Бадирбейли, который уперев в бока руки и надменно выкатив грудь, стоял напротив. В его прищуренном взгляде и на губах играла откровенная насмешка.
"А ведь он радуется моему горю, - с горечью подумал Гюнашли. - Как мерзок может быть человек!" Тяжелые удары земли о крышку гроба рвали на части его сердце, но он держался прямо и гордо. Сунув платок в карман, он подозвал к себе Вугара и сказал:
- Брось и ты горсть земли. Покойный очень любил тебя...
Вугар набрал две горсти земли и медленно высыпал их на могилу. Гюнашли благодарно обнял его за плечи и повел прочь от толпы. Вот так же, когда-то давным-давно, оплакивая сына, на куски изрубленного врагами, гордо выпрямившись и положив руку на плечо маленького Сохраба, шел Султан-оглы... "Пусть видят! Пусть!.." - мысленно твердил Гюнашли.
- Подними голову, иди прямо, - негромко сказал он Вугару. - На нас смотрят. Некоторые радуются нашему горю...
Вугар не стал ни о чем спрашивать, он был счастлив, что идет рядом с человеком, которого любил как родного отца, и, подняв голову, зашагал прямо.
Они брели в глубоком молчании. Вдруг Гюнашли замедлил и без того неспешные шаги и сказал сдавленным, еле слышным голосом:
- Я только позавчера узнал о твоем возвращении. Муршуд Балаевич мне все рассказал... Спасибо тебе...
Вугар с удивлением взглянул в лицо профессора: неужели даже в минуту такого душевного потрясения он способен думать о делах?
- Я так искал вас после приезда, профессор!
- Занят был очень... - Гюнашли, вздохнув, взглянул через плечо на могилу.
Люди потихоньку расходились, могильщики оглаживали лопатами свежий холмик. У Сохраба задрожали губы, глаза налились слезами, спазм перехватил горло. Он несколько раз кашлянул и, запинаясь, продолжал:
- Еще несколько дней меня не будет в институте. Ты пока держи связь с Муршудом Балаевичем, он человек порядочный и благожелательный. Ни времени на тебя не пожалеет, ни в обиду не даст...
Глава тринадцатая
Едва все уселись по машинам, прояснились лица, повеселели взгляды. Каждодневные заботы, неотложные завтрашние дела уже занимали людей. Где-то послышалась шутка, кто-то рассказал анекдот, то в одной машине, то в другой вспыхивал смех. Такова вечная и неистребимая любовь к жизни!
Вугар еще долго не уходил с кладбища. Подобрав сваленные в беспорядке венки и цветы, бережно обложил ими свежую могилу.
Когда окончил работу, вокруг не было ни души. Он вышел на широкую асфальтированную дорогу, делившую кладбище на две части, и вдруг в самом конце ее увидел Арзу. Она быстро шла, держа в руках огромный венок. Вугар кинулся навстречу, взял венок из ее рук.
- Остановись, передохни, - сказал он заботливо.
Арзу раскраснелась, грудь ее тяжело вздымалась; наверно, она долго искала их. Переведя дух, жалобно проговорила:
- Сколько людей может умереть за один день? Я заблудилась, давно уже тут бегаю, и везде плач, вопли...
Вугар попытался успокоить ее:
- Город большой, почти полтора миллиона жителей...
Арзу печально покачала головой:
- Нет, дело не только в том, что город многолюдный! Справиться ли бедному человеческому сердцу с нашим беспокойным веком, с постоянным нервным напряжением? Ведь оно не из камня?.. Неужели я опоздала?
- Да, опоздала.
Арзу расстроилась:
- А ты почему нам во время не сообщил? Папа бы тоже пришел...
- Я сам только сегодня узнал, еле поспел к выносу.
Арзу долго молчала.
- Когда это случилось? - печально спросила она.
- Вчера ночью.
- Сердце?
- Так говорят. Утром нашли мертвым в постели...
- Какой был человек! Не должен он был умереть!
Кто-то властно вмешался в их разговор:
- К сожалению, плохие люди не умирают, а вот хорошие!
Вугар обернулся. В десятке шагов от них, прислонившись к могильному камню, неподалеку от дороги, стояла Нарын, искоса поглядывая на Арзу. Увидев, что Вугар ее наконец заметил, она заговорила еще с большим апломбом:
- Такие, например, как наш Бадирбейли! Мурдашир2 никак не омоет его поганое лицо. У всех уже в печенках сидит.
Нарын не сводила с Арзу испытующего взгляда, и Вугар ощутил в душе невольное беспокойство. "Вдруг не сдержится и сболтнет что-нибудь лишнее?" И он тревожно спросил:
- Что вы тут делаете? Почему не уехали со всеми?
Нарын не ответила. Еще раз с ног до головы окинув взглядом Арзу, она торопливо проговорила:
- Я тоже заказала большой венок. От нас с вами... В институте вас не нашла и сама принесла его сюда.
Беспокойство Вугара возрастало.
- Большое спасибо. Я видел венок, весьма признателен, - официально и холодно поблагодарил он.
- Не стоит благодарности! - отрезала Нарын, резким движением головы отбросила рассыпавшиеся по лицу волосы, еще раз со злостью посмотрела на Арзу и, словно стараясь разжечь ее ревность, добавила с особым выражением: - Ради вас я буду счастлива вынести любые трудности.
Вугар понял свою ошибку: капризница Нарын не выносила официального тона. И он решил подсластить свои, слова:
- Да я тебе по гроб жизни обязан, Нарын-ханум. Ты же всегда мне помогала, заботилась обо мне, как родная сестра...
Нарын передернула плечом и проговорила:
- Ладно уж... Подумаешь, большое дело...
Что еще сказать? Как успокоить ее? И Вугар, стараясь придать голосу как можно больше сердечности и заботливости, спросил:
- Где ты задержалась, почему опоздала к машинам?
- Нигде я не задержалась, - поддразнивая его, заявила Нарын. - Я вас ждала!
- Меня? - Вугар вдруг почувствовал, что краснеет. - У тебя есть ко мне какое-нибудь дело?
- Нет! Хотела, чтобы мы вместе вернулись в институт.
Это было уже слишком! В словах Нарын он слышал откровенное желание рассорить их с Арзу. Он нервничал и вдруг поймал себя на том, что Нарын, чей веселый и легкий характер ему всегда так нравился, раздражает его.
- Я не поеду в институт, - сердито бросил, он. - А тебе советую ехать как можно скорее...
Однако Нарын не обратила никакого внимания на его грубость. Указав глазами на Арзу, насмешливо спросила:
- Кто эта красотка? Почему не знакомите?
Вугар поглядел на Нарын. Но капризница никак не прореагировала на его взгляд. Круто повернувшись на каблуке, обратилась к Арзу:
- С вашего позволения, будем знакомы! - Она протянула ей руку. Нарын! Мы с товарищем Вугаром вместе работаем. Я его друг по несчастью и знаю все его секреты! А теперь скажите, кто вы такая?
До сих пор Арзу внешне спокойно слушала болтовню Нарын, но сейчас лицо ее омрачилось. Фамильярное обращение с Вугаром этой незнакомой развязной девушки пробудило в ней чувство ревности. Но она сдержанно и с достоинством пожала протянутую руку.
- Меня зовут Арзу. Если нужно, могу назвать и фамилию! Гюльбалаева.
- Чем занимаетесь? Кем служите? Где работаете?
- Работать пока не имела удовольствия...
- Почему? Может, возраст не вышел?
- Нет... - Арзу запнулась, с усилием проглотив горькое словцо, готовое сорваться с языка. - Возраст тут ни при чем...
- Тогда в чем же дело? - В лукавых глазах Нарын играла дьявольская усмешка. - Ага, все понятно! Наверно, у вас папаша с положением, занимает большой пост и не хочет утруждать вас.
- Вы ошибаетесь, я учусь.
- Ну и что? Я тоже учусь! И учусь и работаю.
- Видно, вы расторопная, везде успеваете...
- Вы тоже не разиня, вон какого парня отхватили!
- Каждый в своей области преуспевает, кто учится и работает, а кто парня отхватить умеет.
Арзу начинала злиться. И у Вугара чаша терпения переполнилась. Еще одна развязная реплика, и он поставит Нарын на место! Но Нарын вдруг хитро улыбнулась и снова повернулась к Вугару.
- Мы познакомились! - сказала она и многозначительно подмигнула ему. Это та самая девушка, да? Та самая, что мучает вас?
Вугар понял, что все это была шутка, игра. Изображая соперницу, Нарын хотела испытать Арзу. Гнев его разом прошел, и, мягко улыбнувшись, он кивнул головой:
- Ты угадала. Это она.
Нарын мигом переменилась. Лицо ее снова стало серьезным. Она смотрела на Арзу теперь уже и вправду сердитым взглядом.
- Ну-ка, посмотри мне в глаза! - переходя на "ты", стала она поучать Арзу. - Такого парня и так мучить! Можно ли это? Волнуется из-за тебя, сердце ты ему рвешь! Да у тебя-то у самой в груди сердце или камень?!
Теперь уже и Арзу поняла игру, затеянную Нарын, и ответила гораздо спокойнее:
- Значит, были причины, потому и мучила. Без причины ничего не бывает.
- Вот мы, девушки, всегда так, - продолжала Нарын. -Встретится хороший парень - отталкиваем его, забывая, что нас-то, хороших девчат, куда больше! Эх, что мне сказать тебе, не ценишь ты его! Встреться мы в другом месте, я бы тебе про него еще не такие слова сказала.
- Раз начали, говорите до конца.
- При нем не могу! - Нарын покосилась на Вугара. - Да и к чему перед ним все карты раскрывать? И любимому человеку не каждую тайну доверить можно...
Нарын взглянула на Вугара смеющимися глазами и закончила шуткой:
- Помни, мужчинам особенно доверять не приходится, наглеют быстро и рвут веревочку...
Вугар притворился обиженным;
- Нехорошо! Выходит, я в одиночестве остался. Вы сговорились и против меня союз заключили?
- А вы как думали? - не унималась Нарын. - Может, надеялись, что мы друг другу в волосы вцепимся? Нет, не дождетесь! Если даже поедом друг друга есть станем, костей за двери не выбросим.
- Но ведь это абсолютно противоречит тому, что ты говорила прежде!
- Противоречие в самой жизни, иначе не рождались бы мы кто мальчиком, а кто девочкой!
- Значит, ты считаешь, что каждый пол должен защищать себя?
- Да! И особенно женщины.
- Это почему же?
- Чтобы удержать на привязи мужей и женихов.
- Бедные мужчины!
- Не бойтесь, - покачала головой Нарын. - Не будет этого. Откуда женщинам взять столько ума, чтобы объединиться против мужчин? Все они, и я в том числе, из жидкого теста слеплены. За одно ласковое слово любимого готовы весь белый свет по ветру развеять.
Выслушав это шутливое признание, Вугар и Арзу не могли удержаться от смеха. Нарын тоже прыснула, но, тотчас прикрыв рот ладонью, зашагала по дороге.
- Простите, что задержала вас!
- Куда? Постой!
- Я пошла...
- Не ходи одна, темно. Подожди, мы сейчас вернемся...
Нарын грустно улыбнулась:
- Некогда мне. Да и чего ждать? Третий лишний!
Она быстро пошла вперед, однако, сделав несколько шагов, оглянулась и погрозила Арзу пальцем:
- Смотри! Услышу еще раз, что мучаешь его, пеняй на себя! Отниму - и останешься с носом!
Вугар и Арзу засмеялись. Им и в голову не могло прийти, что в ее шутливых словах скрывалась истина.
Глава четырнадцатая
Надежды Мархамат-ханум не оправдались. Сохраб Гюнашли и после похорон отца продолжал жить в доме как чужой. Он по-прежнему спал и работал в кабинете, выходил редко.