Бабанлы Видади. Когда молчит совесть

   Довольный тем, что его наставления оказали должное воздействие, Бадирбейли передохнул и продолжал спокойно, с видимостью доброжелательности:
   - Что ждет тебя? Разочарование! Крах! Так не лучше ли задуматься над собственной жизнью и обеспечить ее? Ну вот, я раскрыл все карты. Решай сам. Как говорят, положи перед собой шапку и поразмысли... Если мои слова хоть в чем-нибудь убедили тебя, приходи, подумаем вместе. Я сделаю все, чтобы помочь тебе! - Бадирбейли сделал ударение на последних словах, многозначительно поднял указательный палец и удалился тяжелой, шаркающей походкой, гордо унося свое полнеющее тело.
   Вугар терялся в догадках. Что за многозначительные предупреждения? Почему Бадирбейли так взволнован его судьбой? Может, он вправду жалеет Вугара? И неужто проблема ТАД так безнадежна? Нет, тут что-то нечисто! Уж не решил ли он воспользоваться отъездом Гюнашли и переманить его аспиранта?
   Бадирбейли уже скрылся из его глаз, а Вугар продолжал стоять как вкопанный. Он всегда терпеть не мог чванливого старика, удивлялся, почему такие видные ученые, как Гюнашли, вынуждены считаться с ним, выслушивать его тупые рассуждения, вступать в бесплодные споры. Теперь он понял: с Бадирбейли не так-то легко справиться. Он, как любил выражаться Зия Лалаев, не из тех, кто позволит уложить себя на обе лопатки.
   * * *
   Профессор Башир Бадирбейли шагнул на тернистый путь науки прямо с производства. Шагнул легко, не прилагая особых усилий. Разве мало в жизни случайностей? Одних судьба щедро балует счастьем, других обделяет. Бадирбейли принадлежал к тем, кто умел охапками хватать дары судьбы.
   Отец Башира всю жизнь честно трудился, но так ничего и не заработал, кроме твердых мозолей, - даже пяти аршин бязи на саван. Вдали от дома и родных проглотил его нефтяной колодец, и даже трупа, сколько ни искали, не нашли. Счастье, которого так и не дождался отец, рано погибший, щедро улыбнулось сыну.
   Установившаяся вскоре в Азербайджане Советская власть взяла мальчишку-сироту под свое крыло. Башир вырос в детском доме, учился в школе для рабочих. Мальчик был шустрый, учение давалось ему легко. Окончив школу, поступил на рабфак. Все двери широко распахивались перед ним: сын рабочего, отец трагически погиб, жертва капиталистической эксплуатации. Юношей с такой судьбой в те годы было множество - сотни, тысячи. Но мало кто умел так ловко использовать свою биографию! Природная смекалка и здесь выручила Башира. В институт его приняли без всяких затруднений, а когда окончил учебу, счастье снова не забыло его - получил назначение на крупный нефтеперерабатывающий завод и стал быстро продвигаться по служебной лестнице. Прошло несколько лет, и Башира назначили главным инженером завода. Это были годы стремительного развития промышленности, - завод рос, креп, его продукцию хорошо знали в стране. Газеты на все лады восхваляли завод, корреспонденты, не жалея остро отточенных перьев, награждали Башира самыми лестными эпитетами. Пришла слава, а с ней авторитет. Новое назначение, еще более высокое, - Башир Бадирбейли управляющий Объединением заводоуправлений. Вокруг столь головокружительной карьеры среди химиков шло немало толков, поговаривали, что Баширу ворожит чья-то тайная высокая рука. Кто знает, может, и была в этих разговорах доля истины. Но, так или иначе, теперь руководители всех предприятий и организаций подчинялись Баширу Бадирбейли. Премии нефтяникам - первым в списках имя Башира. Награждения Башир получает орден. Авторитетная делегация - как забыть о Башире? Торжественные собрания, заседания, юбилеи - ничто не обходилось без Башира.
   Создается Научно-исследовательский институт нефтехимических процессов, и снова Бадирбейли в центре внимания. Как иначе? Дело новое, ответственное, во главе должно быть авторитетное руководство. Нужна крепкая рука организатора-хозяйственника. Кто, как не Башир Бадирбейли, самый подходящий кандидат на такой пост? Он имеет отношение к научному миру, его рационализаторские предложения всегда дельны и актуальны. Кто из ученых принес столько пользы государству? И Башир Бадирбейли получает назначение директором нового института.
   Башир понимал: рано или поздно потребуется научная степень. И он не забывал о научной славе... Снова стремительная, виртуозная карьера! В кратчайшие сроки защищено кандидатское звание и еще быстрее звание доктора химических наук. Газеты посвящают подвалы научным и организаторским талантам Бадирбейли. Правда, порой у читателей вызывало недоумение, что ни в одной из статей нельзя прочитать о том, какой же именно вклад внес Бадирбейли в химическую науку. Подчас создавалось впечатление, что те, кто с таким рвением восхвалял новоявленное научное светило, сами не имели об этом понятия и старались отделываться путаными, туманными фразами. Зато с каким рвением расписывалось его прошлое, как превозносили его организаторские способности и методы руководства...
   Но, как говорится, каждый подъем имеет свой спуск. По настоятельным и неоднократным требованиям передовых ученых, среди которых был и Сохраб Гюнашли, неопровержимо доказавших полную несостоятельность и некомпетентность Башира Бадирбейли в области нефтехимии, он был снят с должности директора научно-исследовательского института. На несколько лет Башир исчез. О нем ничего не было слышно, и его постепенно стали забывать. Но вот возник вопрос о широком использовании химической продукции во всех областях народного хозяйства. И снова Башир Бадирбейли выплыл на поверхность общественной жизни.
   Как раз в эти дни в институте было назначено партийное собрание, посвященное очередным задачам, которые ставила страна перед нефтехимиками. Неожиданно для всех слова попросил Башир Бадирбейли. Гордо и независимо поднялся он на трибуну, крепко - с места не сдвинешь - обхватил ее руками, выпятил грудь.
   - Товарищи, - громко, как призыв, прогремело в зале. - Сегодня требования партии и правительства к нам, химикам, совсем иные, чем несколько лет назад. - Он еще плотнее прижался грудью к трибуне и, чтобы придать себе значительность, поднялся на носки. - Взглянем трезво на наши дела! Как мы отвечаем требованиям современности?! - Он гневным, гордым взглядом ряд за рядом обвел присутствующих, особо задержавшись на лицах своих противников. И сам себе торжественно ответил: - Плохо! Очень плохо! Кто виноват? В чем причина? - Башир передохнул, набирая в легкие воздух, и заговорил, заговорил, не давая языку ни отдыха, ни срока. Слова звучали ровно, четко, безжизненно, словно с граммофонной пластинки. Видно, Башир не зря готовился к выступлению и заучил каждое слово.
   Выступал Бадирбейли не больше, не меньше, как целый час. Он говорил о неразрывности науки и жизни, о справедливости партийных решений, о той заботе, которую Советское правительство проявляет по отношению к ученым. Клеймил приверженцев отвлеченной теории. Практика и только практика! И уж конечно не забыл помянуть своих врагов, в первую очередь Сохраба Гюнашли. Его выступление на людей простодушных и неискушенных произвело впечатление.
   * * *
   В лабораторию Вугар вошел хмурый и, не поздоровавшись с Нарын, направился прямо к своему столу.
   - Что случилось? - встревоженно спросила она. - Вы не заболели?
   - Нет, - нехотя ответил Вугар.
   - Может, вас кто-нибудь обидел? - не унималась девушка.
   Вугар поднял на нее грустные, рассеянные глаза:
   - Не тревожьтесь, причина, право, совсем другая.
   - Связана с работой?
   Легким кивком Вугар подтвердил опасения Нарын, но, заметив ее испуганный взгляд, очнулся от задумчивости и вспомнил решение, принятое ночью. Стараясь держаться как можно строже и официальнее, он сказал:
   - Пишите заявление и с сегодняшнего дня считайте себя в отпуске!
   - Почему?
   - Так надо! - Он старался не смотреть на нее. - Вы должны заниматься!
   - Не хочу! - запротестовала Нарын. - Вернется Хадиджа-хала, тогда пойду в отпуск.
   - Тогда может не представиться такой возможности, официально продолжал Вугар. - Осенью работы будет куда больше. Сейчас самое подходящее время.
   - Вы тоже берете отпуск?
   - Нет, я буду продолжать работу.
   - Один? Без помощника? - Нарын заерзала на табуретке. - Что случилось, ума не приложу!
   - Лабораторные работы я на время прекращаю. Опытов проведено больше чем достаточно. Мне необходимо заняться вычислением полученных результатов. Надо сравнить, уточнить, найти допущенные во время опытов просчеты, понять, чем они вызваны... В таких случаях необходимо быть одному.
   Он чувствовал, что Нарын не верит ему, и вынужден был говорить откровеннее.
   - Понимаете, ваше присутствие отвлекает меня, трудно собраться с мыслями! Не обижайтесь, но есть такая стадия работы, когда одиночество просто необходимо. Полное одиночество. К тому же, с тех пор как я узнал, что вы не сдали сессию, я все время чувствую себя виноватым...
   "Не хочет оставаться со мной наедине", - с обидой подумала Нарын и, резким движением схватив ручку и бумагу, написала заявление. Не попрощавшись, она ушла из лаборатории.
   Вугару было не по себе, он понимал - ни за что ни про что обидел девушку. "Надо бы помягче, - подумал он, - нехорошо получилось... Ну, ничего, кончится отпуск, обида забудется..." Он усмехнулся, сам отнес заявление Нарын в общий отдел института, оформил отпуск и веселый, с ощущением полной свободы, вернулся в лабораторию.' Наконец-то он один! Теперь-то ему никто не помешает. Главное - не терять даром ни минуты. Достав из сейфа таблицу исчисления, он уселся за стол, решив немедленно приняться за дело. Но... в памяти возник утренний разговор с Бадирбейли, и рабочее настроение улетучилось. Сквозь спокойные и внешне благожелательные слова Бадирбейли сквозили явные нотки угрозы. Несмотря на всю неприязнь, которую Вугар питал к профессору, он должен был признаться себе, что в его словах имелась доля правды. И он в который раз спрашивал себя: как быть? Подчиниться ли логике Бадирбейли или следовать велению сердца и совести? Своей работе он отдал несколько лет, и, конечно, с ней связано всё надежды, мечты. Неужели труд затрачен впустую и ничему не суждено сбыться?
   Чувствуя себя на перепутье, Вугар то соглашался с доводами Бадирбейли и готов был, мысленно подняв руки, сдаться, то, уже через секунду, со всей страстью кидался в защиту своих позиций. Ох как трудно! Словно в нем самом боролись два человека. Один требовал спокойной, счастливой жизни, и это значило пойти на поводу у Бадирбейли. Согласись Вугар с ним, и мирное благополучие немедленно явится к нему. Он молод, - что скрывать, ему хочется радостей, достатка... А другой, изобретатель, исследователь, влюбленный в науку, твердил о том, какая широкая дорога откроется перед ним, если он доведет до победного конца свое открытие. Пусть это будет путь, исполненный борьбы и поражений, трудный путь, но именно он ведет к истинной победе. А значит, нет пути прекраснее...
   У Вугара защемило сердце. Он вспомнил обеты, обещания, данные Арзу, и первый раз в жизни пожалел, что судьба свела их. Не будь Арзу, он сейчас чувствовал бы себя свободным, независимым. И насколько легче было бы принести все в жертву своим идеалам! Море было бы ему по колено! Он бы скорее погиб, чем поступился мельчайшей долей истины...
   Арзу, Арзу, как он соскучился по ней! Работать ему, как видно, сегодня все равно не удастся, завтра - воскресенье, так почему же хоть на день не выбраться из города, не отдохнуть? Может, нервы немного придут в порядок... Он вышел в соседнюю комнату и решительно направился к телефону. Испугавшись, что передумает, Вугар быстро набрал номер, и - о удача! Агариза снял трубку. Если бы телефон сразу не ответил, Вугар, верно, не стал бы звонить во второй раз.
   - Алло, кто говорит? - услышал Вугар ласковый, приветливый голос старика и, как всегда, обрадовался и смутился.
   - Салам алейкум! - робко ответил он.
   - Ах, вот это кто! - Узнав Вугара, Агариза стал еще ласковее: - Как здоровье, сынок? Как переносишь страшную жару?
   - Спасибо, спасибо, я чувствую себя хорошо! - торопливо отвечал Вугар.
   Зная застенчивость юноши, Агариза, предупреждая его, cказал:
   - Кстати ты позвонил! Я целый час бьюсь как рыба об лед, ума не приложу, как тебя найти. Завтра воскресенье, с утра собираюсь на дачу, хотел взять тебя с собой. Одному с женщинами скучно. Поедем, сынок, в нарды партию-другую сыграем, побеседуем. Мужская беседа - дело особое. Устанем на берегу поваляемся, а потом по рюмочке... джейранова молочка, а? Как, устраивает тебя мое предложение?
   Радости Вугара не было предела. Сам он никогда не решился бы сказать о своем желании поехать к ним на дачу. Дышать стало легче, но он сказал осторожно, стесняясь открыто высказать свою радость:
   - Как скажете, так и будет!
   - Это меня вполне устраивает! Значит, едем! Есть у тебя время?
   - На денек смогу вырваться...
   - Вот и прекрасно! В таком случае давай договоримся... Я только вернулся с Нефтяных Камней. Должен выполнить поручения Ширинбаджи и сходить на базар. Да заодно предусмотреть все, чтобы на даче мы ни в чем не знали нужды... Утром встанем пораньше - и в путь-дорогу! Ты как, часов этак в шесть можешь проснуться?
   - Конечно!
   - Что-то я не слышу твердости в твоем голосе. В семь часов встретимся у кассы Сабунчинского вокзала. Не забудешь?
   - Ну что вы!
   - Вот и отлично!
   Глава четвертая
   Несмотря на ранний час, у вокзальных касс толпилось много народу. Кого тут только не было! Парни и девушки, наспех причесанные, с рюкзаками за плечами, с корзинами и сумками, в спортивных костюмах и ярких платьях, старики, женщины, дети - люди всех возрастов и профессий. Казалось, целый город собрался здесь, чтобы устремиться на берег моря, отдохнуть от городской суеты и жары, погулять, искупаться...
   Среди пестрой шумной толпы Вугар с трудом отыскал Агариза-киши. Старик невозмутимо стоял у кассы в светлом, наглухо застегнутом чесучовом костюме и в соломенной шляпе с загнутыми полями, надвинутой, как папаха, до самых бровей. Смуглое, обожженное солнцем лицо блестело, в каждой руке он держал по тяжелой корзине. Ни духота, ни толкотня, царившие на вокзале, не могли нарушить его спокойствия и бодрости. Увидев Вугара, он приветливо поздоровался и протянул ему одну корзину.
   - А теперь надо поспешить! - сказал он. - Наш поезд отправляется.
   Вагон был набит до отказа. Люди стояли, тесно прижавшись друг к другу, вспотевшие, красные, как свежий бурак. В воздухе мелькали веера, сложенные вчетверо газеты, шляпы, платки, - пассажиры обмахивались чем попало, лишь бы немного освежиться. Но вот вагон дрогнул, качнулся... В окна, открытые с двух сторон, ворвался ветер, блаженная прохлада прошла по вагону, опустились шляпы, сникли газеты и веера, в них больше не было нужды.
   Когда Вугар и Агариза-киши добрались до Мардакян и подошли к даче, Вугар испытал чувство разочарования. "Вот так сад!" - невольно подумал он, с трудом удержав насмешливую улыбку. На открытом солнцу дворе росли лишь два тутовых дерева. Виноградные лозы причудливо ползли по земле, а среди них на песке поблескивали янтарные кисти. Возле высокого каменного забора несколько инжирных деревьев с увядшими, пожелтевшими листьями.
   Навстречу вышла Ширинбаджи, босая, в открытом платье. Она пополнела, загорела, и Вугару показалось, что помолодела на несколько лет.
   - Как ты похорошела, Ширин, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить! воскликнул Агариза, выражая мысли Вугара. - Ох, боюсь, как бы мне снова не влюбиться!
   Ширинбаджи расплылась в счастливой улыбке.
   - Умерь свою прыть, а то и вправду сглазишь, - смеясь, сказала она и поздоровалась сначала с Вугаром, а потом с мужем. Внимательно оглядев гостя, она добавила: - А ты исхудал... Страшна наша бакинская жара!
   - Похудеешь тут! - отвечал за него Агариза-киши в своей привычной шутливой манере. - В таком зное легко ли работать? А почему на меня не смотришь? Или не видишь, что от жары и от тоски по тебе стал я как выжатый лимон? Брюки сползают, исхудал...
   - Что ты себя с Вугаром сравниваешь? Его работа измотала, а ты давно усох! - шуткой ответила Ширинбаджи на шутку мужа. И тут же заботливо продолжала: - Сказать по правде, ты тоже исхудал, в прошлый приезд лучше выглядел.
   Агаризе понравилась откровенность жены, и он с улыбкой обратился к Вугару:
   - Недаром говорят, женщина - украшение нашей жизни. Хорошая жена из мужа кровь высосет, но кости собакам не бросит, сбережет.
   На пороге показалась Арзу. Громкий разговор и смех привлекли ее внимание. Как она поправилась, как похорошела! Бронзовый загар покрыл лицо, шею, руки. Вот что значит купанье и морской воздух! Еще издали Вугар почувствовал на себе ее ласкающий взгляд. Она быстро подбежала к ним, обняла и поцеловала отца, церемонно протянула руку Вугару, - как могла поздороваться иначе в присутствии стариков? Но в глазах ее горели радостные и приветливые огоньки, яркий румянец залил загорелые щеки.
   Агариза пригласил гостя в дом:
   - Заходи, сынок, умойся с дороги, разуйся. Обязательно разуйся! По песку надо ходить босиком, это своего рода лекарство.
   Чтобы показать пример гостю, Агариза тоже стал разуваться. Он закатал брюки, и обнажились волосатые, сухие, напоминавшие обгорелые поленья смуглые ноги. Они долго умывались, поливая друг другу, с наслаждением плескали в лицо студеной водой.
   - А теперь пойдем, я покажу тебе наш сад! - с гордостью сказал Агариза. - Отведай виноград, инжир, а Ширинбаджи тем временем приготовит закуску. Позавтракаем, тогда будем думать, что делать дальше. Когда живот полон, голова лучше работает.
   Солнце еще только поднималось из-за крыш соседних домов, а песок уже нагрелся, и Вугар с осторожностью переставлял ноги, ему казалось, что он ступает по мелким раскаленным уголькам. Они вошли в тень инжирных деревьев, и разом забылись трудности пути. Вот уж поистине райский уголок! Вугар неожиданно ощутил голод и начал с жадностью поедать спелые инжирные ягоды.
   - Не торопись, сынок, - сказал Агариза. - Выбирай только самые спелые! Не то испортишь аппетит на весь день.
   Вугар смутился, и рука его стала реже тянуться за ягодами. Нагнувшись, Агариза сорвал спелую виноградную кисть и протянул Вугару:
   - Белый шаны. Съешь, на голодный желудок полезно!
   Вугар давно знал этот сорт. В студенческие годы шаны с хлебом нередко заменял ему и завтрак, и обед, и ужин. Но такого вкусного винограда ему не приходилось пробовать. Прозрачный, как янтарь, сладкий, крупный - каждая ягода величиной со сливу. Подумать только, всего час назад сад показался ему жалким и скудным. А вот какие чудеса таились здесь! Есть в апшеронских' садах своя красота и прелесть, не поддающаяся описанию. А какой воздух!
   Тем временем Ширинбаджи накрыла на стол на тенистом крыльце. Чего только не наготовила она! И каймак, и пирожки с зеленой начинкой, и лобио с яйцами и маслом, и еще какие-то замысловатые блюда, о существовании которых Вугар до сего дня и не подозревал. Очевидно, все было приготовлено заранее, в ожидании приезда Агариза-киши.
   Ели долго, не спеша, а когда наконец завтрак подошел к концу, Агариза обратился к дочери:
   - Арзу, доченька, посмотри-ка, где наши нарды, да принеси сюда, развлечемся немного.
   Не смея ослушаться отца, Арзу принесла нарды. На крыльце появилась Ширинбаджи (она в кухне мыла посуду) и, увидев на столе нарды, категорически запротестовала:
   - Нашел время в нарды играть! - Она с укоризной посмотрела на мужа. Гостю отдохнуть надо. Зачем ему эту трескотню слушать? Пусть в море искупается.
   - Умные речи приятно слушать, - быстро согласился Агариза. - Самое время искупаться! Идем, сынок, на берегу сыграем.
   Агариза взял нарды под мышку и уже собрался идти, но Ширинбаджи, улыбаясь, остановила его:
   - Успеха тебе и удачи! Куда ты собрался?
   - Как куда? - не понял Агариза. - На море, купаться!
   - А меня одну оставляешь?
   Агариза замялся, уразумев намеки жены, и смущенно спросил:
   - Ты разве не идешь с нами?
   Многозначительно улыбнувшись, Ширинбаджи покачала головой.
   - Никуда я не пойду и тебя не пущу! - Она с упреком глянула на мужа: непонятливый!
   Но Агариза уже все понял и, притворяясь, грустно вздохнул:
   - Идите, дети! Нежданное препятствие возникло на моем пути, Ширинбаджи молодость вспомнила...
   Шутка Агариза-киши рассмешила всех. Арзу поторопила Вугара, и они быстрым, легким шагом вышли за калитку. Поначалу шли молча, держась чуть поодаль друг от друга. Но вот дача осталась позади, - теперь их не могли видеть, и расстояние между ними само собой все сокращалось, они взялись за руки, и вдруг их словно бросило друг к другу, они остановились, тесно прижавшись. А потом опять шли молча, врозь, посмотришь и подумаешь - чужие или поссорившиеся... А на самом деле, может быть, никогда не были они так близки, как в эти минуты. И какие слова могли сейчас выразить их чувства? Наконец Вугар нарушил молчание:
   - Как я истосковался без тебя...
   - А я? Места себе не находила...
   Снова молчание. Они остановились, чувствуя, как тяжелеют ноги, и долго глядели в глаза друг другу. Дыхание становилось все чаще, прерывистее. Как много могут сказать безмолвные взгляды! Не помня себя, Вугар обнял Арзу так крепко, что казалось, у нее хрустнули кости. Арзу смотрела на него счастливыми, понимающими глазами. Куда девались его терпение и выдержка? Они знакомы уже три года, виделись почти каждый день, и всегда он был спокоен, сдержан, даже, ей иногда казалось, холоден. И вдруг... Что случилось? Впрочем, Вугар и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Может, сказалась тоска, накопившаяся за месяц разлуки? А может, расшевелило поведение Нарын, не скрывающей своих чувств? Кто знает?..
   Еле слышный, ласковый голос Арзу нарушил напряженное молчание:
   - Почему отпуска не берешь?
   Вугуар ответил не сразу:
   - Нельзя, милая, так много работы...
   Арзу выскользнула из его объятий и медленно пошла к берегу. В голосе ее прозвучала плохо скрываемая грусть:
   - Конечно, работа... Кто может против этого возразить? Но ты так похудел, осунулся...
   - Худоба - не болезнь! - Вугар догнал ее. - Даже если бы я сейчас взял отпуск, все равно не знал бы ни покоя, ни отдыха. Не отпустит меня моя лаборатория.
   - Есть ли польза от такой работы? Помнишь, в последний раз ты по телефону жаловался мне, что плохо себя чувствуешь, голова не работает, ничего у тебя не получается. Это все от усталости! Ты и в прошлом году не отдыхал. Нельзя так.
   - Не могу, родная! К сентябрю опыты должны быть окончены, подведены итоги.
   - До окончания аспирантуры еще целый год, зачем так торопиться?
   - Разве в этом дело.
   - А в чем же? Хочешь, чтобы люди говорили: аспирант Шамсизаде защитил диссертацию раньше срока? А кому это нужно? В твоих способностях и так никто не сомневается...
   - Ах, Арзу, - с сожалением проговорил Вугар, - а я - то думал, ты понимаешь меня! Неужели это не так? - Он вздохнул, обиженный. - Разве я хочу отличиться? И ради славы, ради того, чтобы кто-то что-то сказал, я так редко вижу тебя, не знаю отдыха, забываю, где день, где ночь? Ты неправа. Клянусь чем хочешь! У меня одна цель - помочь людям... Приходилось ли тебе ранним утром смотреть из Нагорного парка на наш город? Сизый туман нависает над домами. Особенно явственно он виден летом, когда нет ветра. Знаешь, что за туман? Скопление ядовитых газов, исходящих от сотен и тысяч машин. Я хочу спасти от этой отравы людей, зеленые наряды наших городов. И конечно же, в первую очередь, тебя, шутливо добавил он. - Нет у меня других желаний, моя дорогая, право же, нет!
   - Я понимаю, это очень благородно! Но ты хочешь продлить людям жизнь, а о своем здоровье думать не желаешь...
   - Моя жизнь, дорогая Арзу, зависит от моей работы. Труд, увенчавшийся успехом, - вот лучшее лекарство, вот тот волшебный эликсир, что продлит мою жизнь...
   Арзу молча кивнула, соглашаясь с ним.
   - Знаешь, Вугар, - вдруг жалобно заговорила она. - Последнее время со мной что-то случилось. Я сама не узнаю себя. Я ревную тебя ко всему на свете, даже к твоей работе. Наверное, это потому, что мы редко видимся. Но если я на улице или в парке вижу молодую пару, я так завидую им! Раньше со мной этого не бывало...
   Вугар засмеялся.
   - Очень просто, родная, ты меня теперь любишь больше. Вот чем вызвана твоя ревность. - Он притянул ее к себе и стал целовать лицо, шею, руки...
   Арзу не сопротивлялась его ласкам и только проговорила еле слышно:
   - Это правда, я так люблю тебя, Вугар...
   Ее искренность, ее любовь тронули Вугара. Он почувствовал себя виноватым перед ней, перед самим собой и стал говорить быстро, горячо, уговаривая то ли ее, то ли самого себя:
   - Не тревожься, родная моя, ненастные дни скоро минуют. Вот закончу работу и ни на минуту не расстанусь с тобой.
   - Ох, когда это будет?.. - с тоской прошептала Арзу.
   ...Пока они добрались до пляжа, обиды, упреки, ласки - все осталось позади. Они шли успокоенные, примиренные, любящие.
   Пестрые автомобили - "Волги", "Москвичи", автобусы - беспорядочно громоздились по берегу.
   Пляж, растянувшийся на несколько километров, был плотно усеян загорелыми телами. О том, чтобы занять место под пляжным зонтом, нечего было и мечтать. И в море тесно, множество бронзовых тел плескалось, кувыркалось, плавало. Головы - черные, светлые, в разноцветных купальных шапочках - покачивались на зеленых каспийских волнах, то исчезая в воде, то снова показываясь на поверхности. Веселый шум, смех, плеск стояли в горячем воздухе...
   Арзу шла все дальше по берегу и тащила за руку Вугара. Кончился пляж, берег стал обрывистее, но и тут ни одного свободного местечка. Наконец они увидели одинокого старика. Он только что вылез из воды и с пыхтением обтирался мохнатой простыней. Выслушав их просьбу - расположиться возле него, - старик ничего не ответил, продолжая растирать волосатое толстое брюхо. Потом не спеша улегся на песке и покосился на Вугара.