Бабанлы Видади. Когда молчит совесть

   Вугар мрачно молчал. Зия опасливо оглянулся - не слышат ли их? - и продолжал назойливые поучения:
   - Сказать по правде, сам Сохраб-дадаш на такие вещи не обращает внимания, но жена... Она мне родственницей приходится, я ее насквозь знаю. Мелочная мещанка. Вчера сказала: "Хороший случай проверить, что за человек Вугар. Поглядим, какой принесет подарок, и сразу станет ясно, уважает ли он наше семейство..." Друг познается в щедрости. Слышал такую поговорку? Я не осуждаю тетку, подарки в обычае наших людей. Только не подумай, что Гюнашли жадные или нуждаются в чем-либо. Сохраб в месяц зарабатывает больше, чем десять хвастунов, кичащихся богатством. Я уже не говорю о сбережениях, но если Мархамат наклонится - с ее шеи посыплются тысячные драгоценности! Но мы тоже не бедняки и к тому же близкие родственники. Стыдно будет, если придем с пустыми руками!
   Глядя в одну точку, Вугар молчал, словно вся трескучая дребедень, которую без умолку молол Зия, пролетала мимо его ушей. Толкнув Вугара под локоть, Зия осклабился, сощурился:
   - Почему воды в рот набрал? Может, у тебя нет денег?
   Вугар покраснел до кончиков ушей. Признаться честно, Зия угадал. Какие у аспиранта деньги, кроме стипендии? А на стипендию ценного подарка не купишь. Есть о чем призадуматься... Впрочем, Вугара больше тревожило другое: что таит в себе многозначительный разговор о подарке? А Зия между тем продолжал:
   - Странный ты человек, ей-богу! Чего стесняешься? Или скончался твой братец Зия? Неужели он бросит тебя в беде? Денег хватит и на мой подарок и на твой. Идем быстрее, пока магазины открыты, - он потянул Вугара за рукав.
   * * *
   Услышав шаги Вугара, Исмет нахмурился и отвернулся к стене. "Больше так продолжаться не может, - думал он. - Надо кончать!" Он видеть не может своего молочного брата, не то что вести с ним дружескую беседу...
   Но Вугар рассуждал иначе. Его доброе сердце не умело таить обиды. Вечером поссорившись, утром он все забывал. Умываясь, он и с души смывал обиду и гнев. И сейчас, подойдя к Исмету, Вугар ласково поздоровался и выложил на стол приглашение и подарок.
   - Собирайся! - весело сказал он. - Тебе предстоит совершить благое дело.
   Но Исмет глядел на него с ненавистью и хмуро молчал. Вугар ласково, как родного, продолжал торопить его:
   - Что сидишь как сыч? Одевайся - и марш к профессору. Приглашен в гости!
   - Ты или я?
   - Ты! - убежденно ответил Вугар. - Я не пойду. Получил путевку в дом, отдыха в Бильгя, завтра спозаранку отправляюсь.
   Подозрительно покосившись на Вугара, Исмет разозлился еще больше. По лицу его пробежала тень, - так бегут тучи по зимнему солнцу, то закрывая, то открывая его.
   - Перестань дурачить меня, я не ребенок!
   - Еще бы, откуда у ребенка усы в целую пядь длиной?
   - Неостроумно! Прекрати глупые шутки!
   - Значит, я должен, как ты, сидеть повесив нос?
   - Ты бессовестный, у тебя нет самолюбия!
   Вугара, словно ланцетом по сердцу, резанули слова Исмета, но он смолчал.
   - Можешь считать меня кем угодно. Дело твое. Но опаздывать к профессору... Одевайся! Времени мало.
   Все еще не веря Вугару, Исмет взял со стола приглашение, но, взглянув, тут же швырнул его в лицо брату.
   - Издеваешься! Приглашение на твое имя! - в ярости крикнул он.
   - Ну и что же? Я сказал, что не пойду!
   - Идти по чужому приглашению? Нет, не пройдет!
   - Упрямишься, как ребенок, Исмет. Не сомневаюсь, что, если бы я решил идти, ты немедленно прибежал бы вслед.
   - Да, прибежал бы!
   - Почему же ты не можешь пойти без меня?
   - Не могу!
   - Почему?
   - Да потому, что пошел бы туда лишь затем, чтобы при всех плюнуть тебе в лицо!
   - Что я сделал плохого?
   - Плохого? Это не то слово! Ты - мой враг. Злой, непримиримый враг! Здесь ты клянешься, что тебе нет до Алагёз никакого дела, а сам исподтишка плетешь сети. Только враг может так поступать!
   - Одно мучает меня, Исмет, - горько усмехнулся Вугар. -Почему ты не веришь мне? Выросли вместе, одна мать вскормила нас. Кстати, ты недавно попрекнул меня, как язык повернулся? Или не знаешь - молоко твоей матери свято для меня, всю жизнь считаю себя должником. Едва открыв глаза, я назвал ее матерью, я видел от нее только любовь, ласку, заботу. И тебя люблю, как брата. Неужели можно все позабыть только потому, что на нашем пути встала девушка? Нет, нет! Ты прекрасно знаешь, что у меня к Алагёз никаких чувств. Думать не думал, что так обернется... Я люблю Арзу, вот уже столько лет люблю, и никогда ни на кого ее не променяю...
   - Если в твоих словах есть хоть малейшая доля правды, почему молчишь? Я предупреждал: скажи обо всем Мархамат-ханум! Зачем обнадеживаешь ее молчанием, почему не говоришь, что у тебя есть невеста?
   - Я не знал, что в любви можно проявлять насилие. Хит рить, ловчить... Теперь я понял это и клянусь: отныне ноги моей не будет в их доме! Ничто не заставит меня переступить порог.
   - А если сам профессор заведет с тобой разговор и будет настаивать?..
   - Ничто не изменит моего решения.
   - Ты не боишься?
   - Чего?
   - А того, что твои дела полетят вверх тормашками?
   - Ты хочешь сказать, что, если я не женюсь на дочери Сохраба Гюнашли, он станет моим врагом?
   - Вот именно.
   - Этого не может быть, - спокойно и уверенно сказал Вугар. - Сохраб Гюнашли - честнейший человек! Даже враги признают это. Не сомневаюсь, что он представления не имеет о затее своей супруги. Иначе он со всей строгостью осудил бы ее.
   Исмет молчал. Кажется, слова Вугара наконец-то убедили его. И все же он подозрительно спросил:
   - Если ты не собирался идти, зачем купил подарок? Какая еще хитрость кроется в твоих поступках?
   - Никакой! Встретил Зия Лалаева, он пристал ко мне как банный лист и потащил в магазин. Я подумал: не куплю подарка - обвинят в скупости.
   - Вот оно что... - издеваясь, протянул Исмет. - А я - то, грешный человек, подумал, что ты обо мне позаботился! Проявил, так сказать, братское участие. Вот, мол, тебе подарок, неси Алагёз.
   - Ты и понесешь.
   Исмет задумался, уже готовый согласиться, но чванство и подозрительность оказались сильнее.
   - И это не пройдет! - крикнул он. - Дай бог не дожить мне до такого унижения! Идти в гости по чужому приглашению, с чужим подарком? В дом, где никто не ждет меня?
   - Твоя гордость мне нравится, - сказал Вугар. - Если бы ты всегда был таким! Уважаю людей, предпочитающих всему на свете собственное достоинство.
   Но Исмет не понял Вугара.
   Глава девятая
   Расщедрилась нынче Мархамат-ханум: не именины - свадьба. Посреди большой комнаты в два ряда накрыты длинные столы. Яркие скатерти с зелено-красными узорами уставлены множеством блюд. В хрустальных вазах благоухают цветы, горками высятся фрукты. Впрочем, цветы расставлены по всей комнате, их аромат, смешиваясь с запахом спелых плодов, распространялся по квартире; войдешь и подумаешь, что попал в щедрый осенний сад. Много в эти дни было хлопот у Мархамат-ханум. Но главная забота - сама именинница. Накануне торжественного дня Мархамат отвела дочку к знакомой портнихе, и та за один день (конечно, опять пришлось раскошелиться!) сшила ей моднейшее платье. Маникюр, педикюр, прическа ничего не забыла заботливая мамаша! Мархамат сама одела дочь, придирчиво оглядела и осталась довольна.
   - Не девушка - пава! - удовлетворенно сказала она и, обняв за плечи, вывела Алагёз в столовую. - Будешь сидеть рядом с Вугаром, - категорически заявила она. - Никого не стесняйся, держись весело, пусть каждое твое слово, каждое движение доставляет ему радость. Никого, кроме тебя, он не должен видеть... Запомни: если у человека пять друзей, то есть и пять врагов, которым твое счастье колет глаза. Пусть сегодня кусают локти от зависти!
   Мархамат не ограничилась наставлениями, - она устроила дочери нечто вроде небольшого экзамена, заставляла улыбаться, кокетливо двигать бровями, шутить, подсказывала нужные словечки.
   Алагёз оказалась непонятливой ученицей. Кажется, ничего не забыла Мархамат. Наконец все приготовления были окончены. Разряженная, в праздничном настроении, она стояла у дверей, встречая гостей. Обычно Мархамат вела себя высокомерно и ни за что не позволила бы себе такого радушия. Всегда в дни семейных торжеств она поручала эту миссию Зия. Но сегодня ей хотелось продемонстрировать Вугару уважительное к нему отношение.
   Но вот уже собрались все гости, а Вугара нет и нет. Мархамат злилась, не находила себе места; услышав малейший звук, раздававшийся на лестнице, выбегала из столовой в прихожую. Давно пора было садиться за стол. Гости утомились, вяло переглядывались, недоуменно переговаривались: кого ждут? Наконец истекли все сроки, Мархамат поняла - Вугар не придет! Рухнул карточный домик, воздвигнутый с такими стараниями. Какой удар! Взглянув на Алагёз, одиноко сидевшую за столом, готовую вот-вот расплакаться, Мархамат потеряла голову. Комната завертелась перед глазами, воздуха не хватало.
   Но надо было приглашать гостей к столу, ждать дольше нельзя. Одно за другим подавала Мархамат на стол изысканные кушанья, но настроение ее передалось гостям. Все чувствовали себя принужденно, сидели скованные, молчаливые, словно собрались на официальное собрание. За столом то и дело возникали паузы, не слышно смеха и шуток. Кушанья стыли, никто к ним не притрагивался, ссылаясь одни на диабет, другие на астму, третьи на язву желудка. А уж болезнями почек и печени, казалось, гости страдали поголовно. Можно было подумать, что все человеческие недуги собрались вокруг праздничного стола, накрытого Мархамат-ханум.
   Лишь голос Зия Лалаева звучал без умолку. Как самый близкий к дому человек и к тому же организатор торжества, Зия произносил ответные тосты, восхваляя по очереди всех гостей, и, конечно, в первую очередь начальство. Не пожалел льстивых слов и для Башира Бадирбейли, который, кстати сказать, единственный чувствовал себя прекрасно. Глядя на Алагёз, Мархамат и Сохраба, он понимал: что-то произошло, праздник не удался, настроение хозяев испорчено, и это доставляло ему удовольствие. Он громко и развязно шутил, хохотал, и его неуместная веселость раздражала окружающих.
   Не дождавшись, пока все разойдутся, Мархамат ушла в спальню и со стоном повалилась на кровать. Истинной причины отчаяния она не открывала, на все расспросы отвечала одно: переутомилась, от усталости болит и ноет все тело. Даже мужу ничего не объяснила, когда он зашел в спальню, встревоженный ее состоянием. Впрочем, Сохраб со всей искренностью поверил словам жены, - накрыть такой стол, до поздней ночи ублажать сорок человек, как тут не устать? Немолода уже Мархамат, в волосах проседь, да и грузна. Улыбнувшись, он сказал ласково:
   - Эх, Мархи, зачем таиться, старость всему виной...
   В ответ Мархамат лишь негромко простонала. Одно удивило Сохраба - ее терпение. Бывало, если зуб разболится, жалобы и вопли Мархамат оглашали дом. Но он не стал ни о чем расспрашивать, сам проводил гостей, молча разделся и лег в постель. Сохраба тоже огорчил сегодняшний праздник. Он не понимал, что случилось, почему Мархамат, которая так готовилась к нему, весь вечер была злой, раздраженной, словно не она все затеяла. Но усталость взяла свое, и Сохраб быстро заснул.
   А Мархамат не спала. До рассвета ворочалась она в постели, не находя себе места от горя и гнева. Если бы она могла с кем-нибудь поделиться, ей, верно, стало бы легче. Но кому такое расскажешь? Сколько денег ухлопано зря! "Сопляк! Деревенщина!" - мысленно поносила она Вугара. Он, видите ли, посмел не посчитаться, нет, не с ней, а с самим профессором, знаменитостью, светилом! Молокосос! Недаром в народе говорят: собака лежит в тени скалы, а думает, что сама источает прохладу. Кто, как не Сохраб Гюнашли, сделал из него человека? И вот благодарность! Шваль! Неужели не понимает, что, отказавшись от приглашения, он проявил непростительное неуважение к их семье? Если он сейчас так заносчив и самоуверен, что будет, когда защитит диссертацию? Решит, что сам черт ему не брат, и перестанет людей узнавать.
   Всю ночь маялась Мархамат, думала, злилась, но придумать ничего не могла, - так сырые дрова чадят и дымят, но ни огня от них, ни тепла. Первый раз в жизни Мархамат потерпела неудачу. Может, существует тайный враг, настраивающий Вугара? Кто он? А может, это женщина? Надо немедленно отыскать мерзавку!..
   Кому только не угрожала в эту ночь Мархамат! Помянула недобрым словом своих соперниц и завистниц, и, конечно, среди них Бадирбейли и его супругу... Потом стала перебирать по косточкам профессорских жен. Никого не пощадила, какие только проклятия не летели в их адрес! Однако, немного успокоившись, подумала, что зря их ругает. "Разве они ведьмы или колдуньи? Где им знать о моих планах? Нет, они ни в чем не виноваты! Причина в другом. Но в чем именно?.."
   Гнев остывал, голова прояснялась, словно кто-то разбудил ее от тяжкого сна. "Вот недогадливая! - чуть было не воскликнула Мархамат. - Черт попутал... - Теперь она бранила уже только себя. - Забыв про огонь, играю с пеплом! Ругаю ни в чем не повинных людей, а истинного врага не вспомнила! Прав Сохраб, стара стала, ум укоротился..."
   Улыбнувшись, Мархамат глубоко и облегченно вздохнула, казалось, вокруг посветлело.
   "Конечно же во всем виновата она! Она его не пустила! - Теперь вся ненависть Мархамат сосредоточилась на Арзу. - Жалкая тварь, да понимаешь ли ты, с кем тягаться задумала?!"
   Мархамат едва не расхохоталась, только страх разбудить весь дом удержал ее. Она снова вздохнула полной грудью. Убрать с дороги беспомощного младенца легче, чем выпить стакан воды! Где ей, дочери простого рабочего устоять против жены знаменитого профессора, которая способна всю вселенную обвести вокруг пальца? И она смеет посягать на счастье единственной дочери Мархамат?!
   Непоколебимая уверенность в своей силе, ловкости и умении вершить любые дела придала Мархамат спокойствие. Она снова почувствовала себя во всеоружии готовой ринуться в бой. Недавние страдания были забыты. Она даже подумала об Арзу с невольным сожалением: "Бедняжка, не знает, на какие муки обрекает себя!" Но к жалости примешивался восторг предвкушаемой победы. И все-таки она не могла отделаться от непонятного внутреннего беспокойства. "Если сегодня он посмел отказаться от приглашения, - рассуждала она, - то неизвестно, какие фокусы начнет выкидывать завтра. В молодости человек неосторожен, не боится пить сырое молоко. Я должна действовать как можно быстрее и осторожнее".
   Прими решение - и сразу придет успокоение! Мархамат успокоилась, задремала. Встала она нарочно как можно позже, когда дочь уже ушла в школу, а свекор на прогулку. И Сохраб сегодня, против обыкновения, рано уехал в институт. Мархамат осталась в доме одна. Налив себе крепкого чаю, она уселась возле телефона.
   Итак, прежде всего разузнать об Арзу. Все разузнать. Что за семья, какие люди ее родители. Каждая семья загадочный узел, развязать его не легко. А развяжешь, кто знает, какие секреты обнаружишь... Одной со столь щекотливым делом не справиться, а первому встречному такое не доверишь. Мархамат задумчиво положила руку на телефонную трубку, перебирая в памяти родных и знакомых.
   Кому позвонить? Каждый человек на свой лад выкроен. Проведает о ее замыслах какой-нибудь краснобай и ославит на весь город. Надо быть осторожной, не то так ошпаришься, что не залечишь ожогов...
   Длинный и настойчивый звонок в дверь нарушил размышления Мархамат. Она отдернула руку от телефона и с недовольной миной вышла в коридор, наверно, свекор возвратился с утренней прогулки! Но, отворив дверь, она просияла, словно солнце обдало ее веселыми брызгами. В озабоченных глазах сверкнула нескрываемая радость.
   - Смотрите, кто к нам пожаловал! - воскликнула она. - Вот кстати! - И Мархамат раскинула руки для объятий. - Добро пожаловать, Зумруд-баджи, рада тебя видеть! Сердце сердцу весть подает. А я только трубку сняла, чтобы набрать твой номер...
   - Долго же ты собиралась! Говорят, уже четыре дня, как приехала, а про меня до сих пор не вспомнила.
   - Клянусь драгоценной твоей жизнью, в первый же день бросилась тебя разыскивать! Сколько раз на работу звонила. То говорят, на заседании в исполкоме, то уехала разбирать квартирную склоку. Не сидишь на месте.
   - Что поделаешь, служба! Хорошо домашним хозяйкам, весь свет перевернись, им никакой заботы. А мы камень в праще начальства, куда пожелают, туда и запустят.
   - Зачем говоришь о себе, как о подчиненной? - быстро возразила Мархамат-ханум, стараясь задобрить гостью. - Ты руководящий работник. Управдом разве маленькая должность?
   - Не управдом, девочка, - гордо поправила ее Зумруд, - а начальник Жилищно-эксплуатационного управления номер один города Баку! Пора бы запомнить!
   - Ну, вот видишь, - серьезно согласилась Мархамат. - Но серьезность была внешняя, в душа она потешалась над подругой. - Не маленькое управление! А название-то какое длинное, на верблюжий караван не уместишь... Сколько улиц, домов, квартир в твоем ведении! В каждой квартире люди. Выходит, тысячи людей от тебя зависят... Клянусь, Зумруд-баджи, ты гораздо больший начальник, чем председатель какого-нибудь районного исполкома.
   Зумруд погрустнела. Слова Мархамат вызвали в памяти далекие, невозвратные дни...
   В тридцатые годы Зумруд Вахидову знал весь Азербайджан. Простая работница-текстильщица, она обладала незаурядными ораторскими способностями и часто выступала на собраниях и совещаниях, покоряя всех своей деловитостью. Речи ее всегда звучали умно и страстно. А в те годы большинство восточных женщин еще только сняли чадру и, не решаясь целиком открыть лицо, носили повязки, прикрывавшие рот. Где было им выступать с речами? Они слово боялись молвить на людях.
   Зумруд быстро выдвинулась. Вскоре ее избрали председателем исполнительного комитета одного из самых крупных районов города Баку.
   Красивая, статная, с необыкновенно легкой походкой, где бы ни появлялась, она вызывала всеобщее восхищение. Зумруд представляла женщин Азербайджана в делегациях, произносила на банкетах тосты, делала доклады на торжественных заседаниях, украшая своим присутствием президиум. Зумруд, что называется, отвечала требованиям времени. Но времена меняются. Упоенная славой, она не думала о будущем. Ее сверстницы, над которыми Зумруд еще недавно подсмеивалась, окончили институты, получили специальность и наравне с мужчинами трудились во всех областях народного хозяйства. А у Зумруд образования не было. И так же, как стремительно взлетела вверх, она покатилась вниз. Ее уже не включали в состав делегаций, не приглашали на торжественные собрания, не поручали ответственных докладов. И по службе одно понижение следовало за другим. Как все неудачники, она обвиняла в этом других, уверяя, что кто-то за что-то мстит ей, мол, у начальства она как бельмо на глазу. Слава - изысканное блюдо. Редко приходится его отведать, а вкус не забывается. Зумруд не могла забыть блеск былых времен. Узнав, что какая-нибудь женщина заняла высокий пост, она исходила злостью и завистью. С каждым годом все ниже и ниже опускалась Зумруд. Ее интересы сосредоточились на городских сплетнях, на тех новостях, о которых не пишут в газетах и не передают по радио.
   Случалось, Мархамат-ханум, изнывая от безделья, не знала, чем себя занять. Тогда она снимала трубку, и Зумруд доставляла ей немало развлечений своими рассказами, порой заставляя хохотать до упаду.
   Сегодня Зумруд появилась как нельзя кстати. Казалось, сам аллах сжалился над Мархамат и, чтобы утешить, сбросил с
   небес в корзине Зумруд. Человека более подходящего для осуществления ее замыслов подыскать трудно.
   - Заходи, родная, заходи, - щебетала Мархамат. - Что нового в городе произошло, пока мы были в Кисловодске?
   - Новостей много, да некогда мне, тороплюсь...
   - Понимаю, занята, но неужели не найдешь для меня минутки? - Мархамат держала ее за руку, не отпуская.
   - Нет, нет, - вырывая руку, сопротивлялась Зумруд. - Я по делу зашла.
   - По делу? Вот и прекрасно, садись.
   Но Зумруд упрямилась, точно капризный ребенок:
   - Некогда мне сидеть! - И неожиданно официальным тоном спросила: Почему задержали квартплату? За два месяца не уплачено!
   - Со вчерашнего дня собираюсь, все времени нет. Сегодня обязательно заплачу.
   Зумруд обозлилась:
   - Из-за таких должников, как вы, не можем выполнить квартальный план, нам достается! И работникам нашим вовремя не выдают зарплату.
   - Хорошо, хорошо! Все поняла! Не порть себе кровь, лучше садись, я тебя таким пловом угощу...
   - Не голодная, благодарствую.
   - Знаю, что не голодная. Кто трудится, голодным не бывает. Хоть две-три ложки отведай... Вчерашний плов - что может быть вкуснее? Мархамат силой втащила Зумруд в прихожую и захлопнула дверь. - Признаться, я тоже еще не завтракала, аппетита нет. Поедим вместе, в компании-то веселее!
   Заглянув в кухню и увидев груду немытой посуды, Зумруд нахмурилась:
   - Понятно. Значит, вчера гости были?
   - Товарищи Сохраба...
   - Это по какому же случаю?
   - Так, пустяки, - с неохотой ответила Мархамат, - день рождения Алагёз.
   - Почему меня не пригласила? Недостойна попасть в такое общество?
   - Зачем перегибаешь палку? - Мархамат запнулась, подыскивая отговорку. - Собрались мужчины, все незнакомые.
   - Что из того, что мужчины? Если хочешь знать, я сама любого мужчину за пояс заткну!
   - Тты права... - Мархамат снова замялась. Но тут же заговорила быстро-быстро, не давая Зумруд слова вставить. - От скуки мухи дохли! Хорошо, что тебя не было, испортила бы себе настроение на целую неделю...
   - Не води за нос! Сочинять небылицы тебе соперниц нету!
   - Тобою клянусь! Счастьем и жизнью единственной дочери клянусь, только правду говорит мой язык! Сколько денег ухлопала, так старалась, и все понапрасну! Какая разница, вчера или сегодня ты у меня пообедаешь? Идем, покажу, что из Кисловодска привезла.
   - Что ты могла привезти?
   - Идем, увидишь!
   Жеманясь и сопротивляясь, Зумруд соблаговолила пройти в гостиную. Мархамат исчезла и тут же вернулась, держа в руке блестящую переливающуюся ткань - отрез китайского бархата.
   - В Кисловодске из-за него была настоящая драка! Но я сумела договориться с продавщицей и взяла три отреза. Один для себя, другой Алагёз, третий - тебе...
   - Сколько стоит?
   - Цену подарка не спрашивают... - Она многозначительно взглянула на Зумруд.
   - Подарок? - удивилась Зумруд и пожала плечами. - Ты купила это мне в подарок? Интересно! Сколько лет проработала председателем райисполкома, другие важные посты занимала, а таких подарков не получала.
   - В те годы боялись подарки преподносить, думали сочтешь за взятку.
   - Откуда мне знать, что и это не взятка.
   - Взятки дают, когда хотят тепленькое местечко получить или по службе продвинуться. А я, слава аллаху, ни в чем не нуждаюсь. Зачем тебя подкупать? Прими подарок от сестры.
   - Дай бог тебе всегда жить богато! - Зумруд поспешно сунула отрез в сумку.
   - Носи на здоровье!
   Теперь Мархамат могла быть спокойной - Зумруд выполнит любую просьбу. Она юркнула на кухню, наложила полную тарелку аппетитно дымящегося плова, хрустальный фужер до краев налила коньяком и поставила все это перед Зумруд.
   - Осуши чарку для аппетита!
   Упрашивать Зумруд не пришлось. Лихо, по-мужски она осушила фужер, вытерла ладонью рот и накинулась на плов, как голодная волчица. Мархамат поглядела на нее с опаской - не слишком ли много коньяку выпила? Не то разговорится, не остановишь!
   - Не слышала ли, сестрица Зумруд, поблизости нет свободной комнаты?
   - Тебе зачем? Уж не покупать ли собираешься?
   - Снять хочу.
   - Если есть нужда, найдем.
   - Не было бы нужды, не просила! Комната нужна хорошая. Чтоб чистая и обязательно изолированная.
   - Постараюсь... Это для кого же?
   - Есть у нас близкий знакомый, живет в ужасных условиях, подвал, сырость. Он давно просил узнать, я как тебя увидела, сразу вспомнила.
   - Для хорошего знакомого чего не сделаешь!
   - Ох, благое дело, сестрица! Ты уж постарайся. Да чтобы поближе к нам...
   - Уж не дочкин ли жених? - Зумруд хитро подмигнула Мархамат.
   - Проныра, все-то тебе нужно знать! - заерзала на стуле Мархамат.
   - А что ж плохого, если и узнаю?
   Мархамат задумалась, замолчала, давая понять Зумруд; что доверяет ей строгую тайну. А в душе обрадовалась: что известно Зумруд, то завтра будет знать весь город. А именно этого и добивалась Мархамат. Выдержав многозначительную паузу, она сказала:
   - Пока ничего определенного сказать не могу. Никак не решу. Парень мне проходу не дает, просит, добивается...
   - Специальность-то у него есть?
   - А как же! Самого Сохраба питомец! Не сегодня-завтра получит ученое звание. Все хвалят: умный, смышленый...
   - Чего ж медлишь? Выдавай - и дело с концом!
   - Тсс... - Мархамат приложила палец к губам. - Никому ни слова! Даже Сохраб ничего не знает... Пойдет по городу молва, нехорошо будет...
   - К чему пустые слова? Или ты меня не знаешь?
   "Я-то тебя прекрасно знаю, - мысленно усмехнулась Мархамат. - Выйдешь из квартиры и затрубишь в трубу..."
   - Смотри, забудешь мои предостережения, хоть словом обмолвишься, прощай наша дружба, навеки чужими станем! - Мархамат хорошо усвоила простую истину: чем настойчивее предупреждать сплетниц, тем быстрее летит весть.
   Каких только клятв не давала Зумруд, обещая молчать, но ее хитрый взгляд и лукавая, застывшая на жирных губах улыбка говорили о другом.