Балашов Дмитрий Михайлович. Ветер времени

   В ближайшие три дня утрами сходил на покос, смахнул порядочный лужок хорошо отточенною горбушей, смотался к старшему посельскому и от имени митрополита выпросил на неделю двоих работников. Словом, покос был Станятою спасен.
   В день отъезда Станяты мужики сидели, пили кислый мед на расставании. Никита все спрашивал, что надумал делать Алексий. Станята, не хотя врать другу и не будучи волен повестить владычные тайности, отмалчивался, только единожды намекнув, что идут пересылы с Мамаевой Ордой.
   — А Ольгерд? — спрашивал Никита с напором. — Он же, бают, уже и Киев под себя забрал, сына там посадил, и весь юг, до самого Русского моря! Почитай, и всю Киевскую державу под себя полонил, эко! Неуж стерпим?
   — Пока стерпим! — отвечал Станята. — Надо терпеть! Придет и Ольгердов час… Добро, что митрополию отстояли!
   — А снова Ольгерд кого поставит там, у себя?!
   — Пока не слыхать! Каллист изобижен, не позволит! Кабы крестилась Литва, ино бы дело повернуло…
   Друзья сидят, думают. У того и другого в глазах киевское сидение, но о том — ни слова.
   — Ты поправляйся скорей! — просит Станята друга, и Никита кивает серьезно, без улыбки на челе, словно и болесть в воле людской, ежели, конечно, есть воля. Друзья пьют, думают. У них нет той власти, что у владыки Алексия, и не будет никогда, но думают они о том же самом и хотят того же, и потому только и может Алексий там, на вершине власти, вершить дело свое и побеждать там и в том, в чем греческий василевс Кантакузин терпел поражение за поражением.

 
   Мурид-Амурат (или Мурут, как его называли русичи) оказался талантливым полководцем. Он не был искушен в тайной возне противоборствующих сил, в изменах, подкупах, обманах (во всем том, в чем был искушен темник Мамай, — и потому был вскоре зарезан в Сарае своим первым эмиром, Ильясом), но древняя наука Темучжина — умение побеждать — жила в нем, казалось, с самого рождения. Теперь, сейчас в это уже можно стало поверить.
   Истоптанная степь пахла снегом, конской мочою и кровью. Мамай спешно оттягивал свои разбитые войска. Он не понимал, как его мог победить этот пришелец из Ак-Орды, и потому был в бешенстве. Но полки, растянутые для охвата противника, отрывались от своих и отступали, но собранные в один кулак силы главного удара откатывали назад, словно волны от железной преграды, но стремительные сотни врага, посланные Муридом, точно меткие стрелы, опрокидывали Мамаевы дружины одну за другой, и после целодневной битвы в виду Сарая Мамаю приходило, дабы не погибнуть самому и не потерять рать, уводить назад в степь свои потрепанные полки.
   Мамай и сам не ведал, что нынче под Сараем древняя тактика монгольской орды, тактика победителей полумира, еще раз показала свое превосходство над рыхлою нестройною лавой половецкой конницы. Впрочем, Мамай никогда и не был талантливым полководцем. Он был талантлив в другом. И потому, разбитый под Сараем, отступив в степь, он тотчас отправил послов во Владимир к митрополиту Алексию.
   Талант противника, стратегия Темучжина и Батыя: стремительные удары скованной железною дисциплиной конницы, маневренность, «сила огня» (дальнобойность и меткость монгольских лучников), умение мгновенно перебрасывать полки в направлении главного удара, умение рассечь войско противника, обойти и уничтожить по частям — все то, что сделало непобедимой немногочисленную монгольскую конницу и чему еще только предстояло через века научиться европейцам, — все это было вовсе непонятно Мамаю. Собрать возможно больше войска и бросить его кучею на противника — вот и вся стратегия знаменитого темника. Но кого и когда подкупить и кого и в какой момент прирезать — это Мамай знал твердо и потому, разбитый Мурутом, сообразил, понял одно лишь — русское серебро!
   Год назад всячески увиливавший от любых соглашений с Алексием, он теперь сам послал к нему скорого гонца, предлагая князю Дмитрию Иванычу ярлык на владимирский стол от имени своего хана Авдула. (С ярлыком, естественно, разумелось, что русское серебро, «ордынский выход», пойдет теперь не хану Муруту, а ему, Мамаю, и поможет одолеть упрямого белоордынского соперника.) Но Алексий медлил. Выдвинул свои требования, среди коих было одно, не показавшееся слишком важным Мамаю, и второе, задевшее его кровно. Второе — это был размер дани, выхода, который Алексий предлагал снизить почти вдвое, а не важным было то, что русский митрополит потребовал от Мамаева ставленника, хана Абдуллы, признать владимирское великое княжение вотчиною малолетнего князя Дмитрия.
   Вотчиной у русских считалось наследственное, родовое владение, переходящее от отца к сыну. Пока московские князья сидели на владимирском столе, так оно и было на деле. На деле, но не по грамотам! Мамай понимал хорошо, что грамота, не подкрепленная воинскою силой, мало что значит (а силу законности у русичей он явно недооценивал), и потому, подумав, решил согласиться на это требование московита, объяснявшего свою просьбу тем, что ежели Владимир не почесть вотчиною князя московского, то любой из ханов-соперников теперь начнет выдавать ярлыки на него прочим русским князьям, возникнут пря и раздрасие, при коих никакой выход ордынский собирать станет неможно. Это темник Мамай мог понять и понял. И потому, в чаянии русского серебра, согласился на просьбу Алексия. Приходилось после разгрома под Сараем соглашаться и на второе, чего Мамаю не хотелось допустить совсем, — на сокращение дани.
   Оговоримся. Об этих двух важнейших уступках — сокращении дани и признании владимирского великого княжения отчиною князя московского — ничего не сказано в летописях и грамотах той поры. Только по отсылкам позднейших договорных хартий устанавливается, что с 1363 года московский князь начал считать владимирский стол своею отчиной. И только из требования Мамая в 1380 году выплачивать ему дань «по Джанибекову докончанию» устанавливается, что когда-то (когда?) дань была значительно снижена.
   Ранней весною 1363 года во Владимир вновь двинулись московские воеводы, ведя с собою юного Дмитрия с братьями. Московский мальчик-князь венчался вторично великокняжескою шапкою в том же Успенском храме стольного города владимирской земли, но теперь уже по ярлыку хана Авдула, присланному из Мамаевой Орды.
   Отпустивши ордынского посла, князь Дмитрий отправился в Переяславль, где его ждал духовный отец, владыка Алексий, совершивший ныне то, что не удавалось никому прежде и о чем юный Дмитрий даже не подозревал, пока ему не объяснили, уже подросшему, что теперь, с часа сего, он волен считать великий стол владимирский своею неотторжимою вотчиною, и, следовательно, в холмистом и лесном Владимирском Залесье явилось государство нового типа, и с даты этой, едва отмеченной косвенными указаниями позднейших грамот, надобно считать возникшим Московское самодержавное государство, Московскую Русь, заменившую собою Русь Владимирскую.
   Этому государству еще долго предстоит биться за право быть на земле, долго заставлять соседей и братьев-князей признать себя существующим, ему предстоит выдержать страшную битву с Ордою и устоять, но создано оно было сейчас, теперь, ныне.
   Алексий сидит, чуть утомленно склонив плечи, смотрит на дело рук своих. Мальчик-князь, разгоревшийся на холоде, весь еще в восторге торжеств во Владимире, вертит головой, ему не сидится в креслице на почетном месте во главе стола. Но бояре необычайно торжественны, и ему, Дмитрию, приходит смирять свой еще детский норов. Да и глядят на него столь значительно все эти взрослые, сильные, хорошо одетые мужи, которым почему-то потребовалось венчать его вновь, по ярлыку от иного, разбитого Мурутом хана…
   Спросим опять себя (ибо сведения летописей и грамот лишь косвенны и историкам много труда пришло, дабы установить эту дату: 1363 год, а относительно снижения дани единого мнения не выработано и до сих пор), зачем понадобился второй ярлык на владимирское княжение Алексию? (Причем от темника Мамая и его хана Авдуллы!) Ярлык, разъяривший Амурата, ярлык, из-за которого могла бы начаться война, ежели бы Амурат вскоре сам не пал от руки убийц? Даже допуская, что Алексий знал о близкой гибели хана Мурута… Зачем? И почему Мамай от имени своего хана сам шлет посла к Алексию? Чего добивается он?
   О чем говорил, о чем спорил с Алексием ордынский посол? О чем молчат летописи? Почему, наконец, двинув через семнадцать лет на Москву все силы Орды, Мамай потребовал от князя Дмитрия ордынской дани по прежнему, Джанибекову докончанию?!
   Вот и ответ! Значит, дань была мала, и меньше настолько, что, дабы повысить ее до прежнего уровня, потребовалось вооружить и двинуть на Русь триста тысяч воинов!
   Когда могли настолько уступить русичам татары? Только теперь. Только в тот час, когда Мамай, ведя степную войну, нуждался в поддержке урусутов больше, чем они в его поддержке, ибо тот хан или бек, коего поддерживал русский улус, тотчас вырастал в значении своем и силе, да и русское серебро было достаточно тяжким доводом на весах ордынской судьбы.
   — Великий ходжа Алексий! — говорил посол, сдвигая брови. Урусутский главный поп сидел перед ним непроницаемо важный. — Мамай верит тебе, будь же и ты другом нашему господину!
   — Из Бездежа пришла чума… — чуть рассеянно отвечает Алексий. — Мертвые смерды не могут платить даней! Это твой повелитель должен понять нас, русичей, и сбавить ордынский выход! Мурут готов уступить…
   — Не говори о Муруте! — взрывается посол. — Чужаков из Ак-Орды не потерпит народ! Они не ведают наших обычаев! Они погубят и нас, и вас! Ты лечил Тайдулу, а Мурут — брат ее убийцы!
   — Нам ведомо, что Мамай силен! — отвечает Алексий раздумчиво. — Но сколько ханов уже сложило головы в этой борьбе! И каждый из них был как-никак Чингисид!
   — Ты тоже не княжеского рода, а правишь! — насупясь, перебивает посол. — Решают везде и всегда люди длинной воли!
   — Мамай был всегда врагом Чингисидов! — возражает Алексий. — Его предок, Сечэ-Бики из Кыят-Юркин, был убит Чингисханом два века назад, и с тех пор Кыяны выступали всегда против Чингисидов. Иные из них ушли к половцам. Мамай из рода Кыян, и хотя он стал темником, но его друзья — половцы, а не татары. Можешь ли ты обещать, что его поддержит вся степь?
   Посол тускнеет. Урусутский поп явно знает столько, что с ним почти невозможно спорить.
   — Сколько же ты можешь дать? — спрашивает посол.
   И начинается торг, при коем послу не раз приходит хвататься за рукоять сабли, а Алексию — за крест, клятвенно уверяя, что больше при всем желании заплатить русская земля не может.
   Треть или половину дани скостил Алексий в этом необъявленном торгу — неведомо, но из-за малой уступки не стал бы Мамай через семнадцагь лег подымать против московского князя всю Орду. Во всяком случае, уступка была сделана, и русское серебро, уже в половинном размере, пошло теперь на поддержку Мамаевой Орды против Мурутовой.
   Разгневанный ордынский хан послал в ответ на Русь белозерского князя Ивана, который выпрашивал в Орде ярлык на свое княжение, и с ним тридцать татаринов, дабы передать владимирский ярлык вновь суздальскому князю Дмитрию Константинычу… Наверно, Мамай рассмеялся, узнав об этом посольстве.
   Во Владимире суздальский князь просидел всего лишь неделю. Именно столько времени потребовалось москвичам, чтобы вновь бросить на Владимир московские рати «в силе тяжце». Полки подошли к Суздалю, и через несколько дней, не доводя дело до боя, Дмитрий Константиныч взял мир с московским князем, вторично отрекаясь от великокняжеского стола. Но теперь солоно пришлось не только Дмитрию Константинычу, но и его союзникам. Со своих столов были согнаны галицкий князь Дмитрий, Константин Ростовский и Иван Стародубский. Волости названных князей предпочли платить уменьшенную дань под рукою Москвы, чем полную при своих законных владельцах.
   Дмитрий Константиныч поехал в Нижний Новгород к брату, и все изгнанные Москвою володетели собрались к нему туда же, «скорбяще о княжениях своих»…
   На следующий год, зимою 1364-го, когда очередной ярлык от очередного ордынского хана привез Дмитрию Константинычу его старший сын, Василий Кирдяпа, суздальский князь наконец понял, что его не сгонят в третий раз с великого княжения попросту потому, что не пустят на него.
   Алексию еще предстояла нелегкая задача заставить суздальских князей вовсе отказаться от своих прав на великое княжение владимирское за себя и за своих потомков, но это уже другая речь и о других событиях, коим и место в книге иной.

ЭПИЛОГ

   Так возникла на Руси осуществленная мечта, бродившая по всему Востоку, — мечта о православном царстве легендарного «пресвитера Иоанна», мечта, пронесенная несторианами до далеких степей древней Монголии, мечта, отразившаяся в сказаниях, слухах и повестях, мечта, как и бывает зачастую с легендами, более реальная, чем сущие в пору ту царства и земли, впоследствии позабытые и без наследка утонувшие в веках… Мечта о православной стране во главе с духовною властью, без зримых печатей гибели поздней Византии, мечта, которая так бы и осталась преданием и мечтою, не воплоти ее митрополит Алексий в зримом создании своем — Московской Святой Руси. Сюда, в это новое государство, новое «царство попа Ивана» перешли здоровые силы погибшей монгольской державы и перейдут силы Литвы, откачнувшейся к католичеству. Здесь греческая культура и мысль гибнущей Византии найдут почву для продолжения своего и воссоздания в новом облике культуры Московии. И этому государству еще долго жить! Пока не станет оно иным, пока светская власть не совлечет покрова духовности и не обнажит тем самым жестокости власти с неизбежными ее спутниками — насилием, угнетением меньших, рознью и гибельною роскошью знати. Но до того — века!
   Митрополит Алексий, создавший Московскую Русь, заложивший основы единодержавной власти в стране, утвердивший династию государей московских и спасший русскую церковь и саму Русь от поглощения ее латинским, католическим Западом, наконец, явивший миру подвижника Сергия Радонежского, спит в могиле, упокоившись после трудов и свершений своих, после бурно и славно прожитой жизни. Он всего двух лет не дожил до Куликова поля и не переставал тревожиться о грядущей судьбе страны даже и пред самою кончиной. Родина почтила героя своего, объявивши его святым. Можем ли мы теперь хоть одним словом упрекнуть его за что-либо из свершенного им ради нашего существования в этом мире? Не можем! Преклоним же наши колени у славных могил создателей Великой Руси, нашей дорогой родины!

СЛОВАРЬ РЕДКО УПОТРЕБЛЯЕМЫХ СЛОВ

   А в в а (церк.-слав.) — отец. Обычная форма обращения к настоятелю монастыря, игумену. Также — к Богу.
   А й в а н — галерея в мусульманской архитектуре, с богато украшенным обрамлением арок (айваны обычно выходили на внутренний двор).
   А к р и д ы — съедобная саранча.
   А к р и т — военнообязанный поселенец. Из акритов составлялись пограничные войска.
   А н а л о й, н а л о й — высокий столик-подставка для книг с наклонной доской.
   А н ф и п а т — один из титулов высшей прослойки византийской служилой знати.
   А я т ы (Корана) — стихи Корана, читаемые нараспев.

 
   Б а й д а н а — долгая кольчуга, длиннее панциря.
   Б а л ь и (итал.) — судья, наместник и сборщик пошлин генуэзского правительства в Галате.
   Б е р т ь я н и ц а — кладовая.
   Б о л о н ь (б о л о н ь е) — мягкий слой дерева под корою; вообще всякая оболочка, верхний, внешний слой, в том числе городское предместье, окологородье, выгон, луговина у реки, озера и т. д.
   Б р у м а л и и — народные празднества в Византии, связанные с зимним солнцестоянием, праздновались незадолго до календ (русских колядок) и очень похоже на них (пиры, ряженые и т. д.).
   Б у е в и щ е — кладбище.

 
   В е л и к и й д р у н г а р и й (д р у н г а р и й в и г л ы) — начальник охраны императорского дворца, обладал судебной властью по делам безопасности императора.
   В е с ч е е — налог за взвешивание товара.
   В и с с о н — драгоценная ткань. Тонкая льняная ткань, окрашенная дорогим красителем пурпурно-красного цвета — виссом.
   В и х о т к а — мочалка.
   В о р о б ы — снаряд для размота пряжи с веретен (широкая двойная крестовина, вращающаяся на оси).
   В о т о л — верхняя дорожная долгая одежда из грубого сукна. (Встречались и богато украшенные вотолы).
   Г и м а т и й — верхняя, сверх хитона, одежда, род плаща.
   Д а л м а т и к а — род долгой верхней одежды без разреза спереди. Из нее произошел д и в и т и с и й, а из него — саккос, одежда священников.
   Д а р у г а (татарск.) — сборщик податей.
   Д и в и т и с и й (д а л м а т и к а, или длинный х и т о н) — торжественная одежда царя, без разреза спереди, надевавшаяся через голову.
   Д и м ы — партии, на которые делились зрители ипподрома. В торжествах члены димов участвовали во главе со своим д и м о к р а т о м.
   Д и н а т ы — византийская землевладельческая знать.
   Д и с к о с — особое блюдо (тарелка с поддоном), употребляемое во время литургии. На него кладут литургический хлеб, разрезаемый для причастия.
   Д о м е с т и к с х о л — высший военачальник. С х о л ы — помещения Большого дворца, где содержалась и обучалась гвардия.
   Д о с т а к а н — стакан.
   Д р у н г а р и й ф л о т а — начальник флота.

 
   Е к л и с и а р х (е к к л и с и а р х) — распорядитель в храме, монастыре.
   Е п и т и м и я, е п и т и м ь я — церковное наказание, налагаемое священником. (Выполняет сам провинившийся.) Е п и т р а х и л ь — одно из облачений священника. Длинная полоса плотной ткани, сшитая вдвое, с отверстием для головы с одного конца. Надевалась на шею, под ризою.

 
   И б л и с — имя собственное сатаны. (Иное название ш а й т а н.) И л и а к — дворик перед дворцом (триклином), с полом на уровне залы.
   И м а м — «стоящий впереди». Высший чин духовенства у мусульман.
   И п а т — высокий титул (греческий эквивалент римского к о н с у л), мог прилагаться к разным должностям и званиям. (Например, ученый Пселл именовался И п а т ф и л о с о ф о в.) И п е р п е р — византийская золотая монета.
   И с и х и я — умная (то есть молчаливая) молитва, с помощью которой афонские монахи приводили себя, подобно йогам, в состояние углубленного духовного сосредоточения, в котором начинали видеть «Фаворский свет».
   И с т о б к а, и с т б а — изба. Жилое помещение с печью (от слова истопить).
   И ф р и т — злой дух.

 
   К а д и (к а д и й) — мусульманский судья, выносящий решения на основе шариата и фикха (собраний религиозных и правовых норм).
   К а л и г а, к а л и г и — род византийской дорожной невысокой кожаной обуви.
   К а н д и л о — светильник, лампада, подсвечник.
   К а н и к л и й — хранитель императорской чернильницы с пурпурными чернилами.
   К а н о н а р х — начинатель установленного пения, монах-регент.
   К а т а ф р а к т — пластинчатый панцирь конного воина. Катафрактами стали называть византийскую панцирную конницу.
   К а т е п а н ц а р с к и х — начальник охраны царя.
   К а т и х у м е н и и — верхние галереи в помещениях, окружавших храм Св. Софии.
   К и к а — высокий женский головной убор с «рогами».
   К и н о в и а р х — начальник общежительной обители — киновии.
   К и р — господин. Титул, употреблявшийся при имени высших духовных лиц (а также особ византийского императорского дома и русских князей).
   К и т о н — спальня, в которой хранились и императорские одежды.
   К и т о н и т ы — спальники, хранители одежд и прислужники, одевавшие царя.
   К о л о н т а р ь — пластинчатый панцирь.
   К о м а р а (к а м а р а , к о м а р а, к а м о р а) — комната, помещение под сводом (в каменной постройке). Свод, дом, жилище, комната, спальня, палата, зал, кладовая, казнохранилище и т. п.
   К у в у к л и й — собрание дворцовых чинов (придворных).

 
   Л а ф т а к — отрезок, кусок материи или кожи.
   Л о г о ф е т г е н и к о н а — начальник казначейства.
   Л о г о ф е т д р о м а — начальник приказа внешних сношений и государственной почты.
   Л о р — часть парадного одеяния византийских императоров. Род широкой ленты, перекидывавшейся через плечо и огибавшей бедра. Лор произошел из античной тоги, позднее стал диадимою (повязкой). Из него произошла епитрахиль.

 
   М а г и с т р — один из высших (следующий за п р о е д р о м) титулов в византийской табели о рангах.
   М а ф о р и й (о м о ф о р и й, о м о ф о р) — часть облачения: длинный кусок ткани, вышитый чаще всего крестами и надеваемый крестообразно на плечи. Надевался исключительно высшим духовенством.
   М и н б а р — возвышенное место в мечети, откуда мусульманский священнослужитель читает свою проповедь.
   М и н е я — церковная служебная книга, разделенная помесячно. Заключает в себе богослужебные песнопения. (Есть Ч е т ь и — М и н е и, с житиями святых, расположенными помесячно, в порядке их памяти.) М ы т о — пошлина за проезд и провоз товаров.

 
   Н а в к л и р (греч.) — капитан корабля.
   Н а к о н — раз, прием, повтор.
   Н а м а з — обряд молитвы у мусульман, совершаемый пять раз в сутки.
   Н е в е г л а с — невежда, человек, не приобщенный к христианской культуре или плохо разбирающийся в ее догматах.
   Н о в е л и с с и м — один из высших почетных чинов византийской империи, не прикрепленных к определенной должности (кесарь, новелиссим, магистр, анфипат, патрикий).
   Н о й о н (монгольск.) — военачальник, господин, князь, родовой правитель.
   Н о м и с м а — византийская золотая монета (в Х веке — месячный заработок поденщика. Одна намисма = 288 фоллам, а бедно прожить — 8 — 10 фоллов в день).
   Н о т а р и й — служащий канцелярии различных ведомств в столице и провинции. П р о т о н о т а р и й — главный нотарий в различных ведомствах.

 
   О б р у д и — конская сбруя (кроме хомута и седла).
   О д е с н у ю и о ш у ю — справа и слева (д е с н и ц а — правая рука, ш у й ц а — левая).
   О м о ф о р и й (м а ф о р и й, о м о ф о р) — часть архиерейского облачения, надеваемая на плечи.
   О н а г р — дикий осел.
   О р г а н — византийский музыкальный инструмент, видимо — духовой, небольшого размера (поскольку органы носили с собою.) О с л о п — дубина.

 
   П а н а г и я — нагрудное украшение (икона) высших иерархов церкви, начиная с епископа. Подвешивалась на цепочке.
   П а п и я — ключарь, хранитель ключей от императорского дворца. (Ему подчинены сменные диэтарии и др.) П а р и к, п а р и к и — феодально зависимые крестьяне в Византии.
   П а т р и к и й, п а т р и к и я — знатные. Придворное звание в византийской лестнице чинов (происходит от римского п а т р и ц и й.) П е р с т ь — пыль, прах, в том числе прах усопшего.
   П е с т е р ь — прутяная или лыковая корзина (кошель, кузовок, короб) с ремнем для носки. Разного назначения: от собирания грибов до высева зерна.
   П и ф о с — большой (иногда в рост человека) глиняный кувшин для хранения вина, зерна, оливкового масла. Пифосы зарывались в землю на хозяйственном дворе, под навесом.
   П л а т н о — полотно, тонкий холст, платье, одежда. Царское платно было схоже с императорским д и в и т и с и е м.
   П л а х т а — шерстяной клетчатый плат, обертываемый женщинами вокруг бедер вместо юбки. (Деталь южнорусского и украинского костюма.) П о в о й н и к — головной убор замужней женщины. Обычно — в виде шапочки, завязывающейся назади, с парчовым верхом и твердым околышем.
   П о д с т а в а — то же, что и ям: станция со сменными лошадьми.
   П о л и к а н д и л о — люстра, подвесной светильник о многих свечах.
   П о п р и щ е — путевая мера длины, около двадцати верст (по иным данным — меньше).
   П р е п о з и т — чиновник, делающий доклады императору; заведовал придворными торжествами.
   П р и м и к а р и й — глава дворцовых служителей, подчиненный великому папии.
   П р о е д р — президент синклита (высшего государственного органа).
   П я т н о — тавро, клеймо на лошади, а также пошлина, взимаемая с владельцев, когда пятнают скот.

 
   Р а м е н а — плечи. (Ед. число — р а м о.) Р е ф е р е н д а р и й — высокий чин церковной иерархии. Одной из функций референдария было поддержание контактов между патриархом и императором.
   Р о м е й — римлянин. Так называли себя византийцы, считавшие свою империю наследницей императорского Рима.
   Р у г а — содержание священникам и причту (в виде земли или годичного содержания деньгами, хлебом и припасами).

 
   С а к е л л а р и й — должностное лицо, осуществлявшее контроль над чиновниками финансовых ведомств. П а т р и а р ш и й с а к е л л а р и й ведал монастырями.
   С а м ш у р а — женский головной убор, род повойника.
   С е л ь н и к — холодный чулан, кладовая, клеть. В сельнике обычно клали молодых в первую брачную ночь.
   С и г м а Т р и к о н х а — полукруглый, увенчанный колоннадой балкон дворцового помещения — Триконха (залы с тремя абсидами), выстроенного императором Феофилом, при котором в Триконхе происходили приемы.
   С и л е н ц и а р и й — один из придворных чинов кувуклия. В церемониях встречал проедра, прекращал возгласом «Повелите!» прием чинов и проч.
   С и н к л и т — высший орган управления в Византии (род совета министров при императоре).
   С и н о д — высший административный и судебный орган при константинопольском патриархе. Синод подразделялся на секреты, во главе которых стояли: великий эконом (ведал финансами), сакелларий (ведал монастырями), скевофилакс (скифилакос), ведавший священными сосудами и одеяниями, и хартофилак. В ведении последнего были архив, канцелярия и переписка с иноземными церквами. Хартофилак (или хартофилакс) был первым заместителем патриарха, а его ведомство, секрет, самым важным.
   С к а р а м а н г и й (греч.) — широкая туника, верхнее служебное платье чиновников и самого царя, род вицмундира. У различных чинов одежды различались по цвету и золотым нашивкам.
   С у п р я д к и — посиделки, зимние собрания молодежи, на которые женщины и девушки приходят с прялками. Туда же являются парни, затеваются песни и пляски.
   С х о л и я — лекция, урок, ученый диспут.

 
   Т а м г а — клеймо, печать, знак на товаре, также соответствующий таможенный налог.
   Т а р и к а т и ш а р и а т — книги законов и религиозных установлений у мусульман.
   Т и м п а н — майоликовое украшение.
   Т о р ч и н, т о р к и — кочевой народ, осевший на границе Киевской Руси и обрусевший еще до прихода монголов. Т о р ч и н — человек этого племени.

 
   У б р у с е ц, у б р у с — полотенце, а также платок (белый).
   У л е м — ученый, богослов, знаток и толкователь мусульманского религиозного права.

 
   Ф е л о н е ц, ф е л о н ь — верхняя одежда, риза священника. М а л а я ф е л о н ь — короткая риза причетников, коим не дано еще стихаря.
   Ф е м а — административная единица (область) в Византийской империи.
   Ф и а л — небольшая площадь перед дворцовою залой (триклином), расположенная ниже илиака и украшенная фонтаном (ф и а л — чаша).
   Ф и л а к — царское казнохранилище (примыкало к Хрисотриклину).

 
   Х и р о т о н и я — посвящение (возведение) в духовный сан.
   Х и т о н — род широкой рубахи. Нижнее платье, сверх коего одевался в торжественных случаях скарамангий.
   Х л а м и д а — род плаща с застежкой на правом плече. Царская хламида была усыпана драгоценностями и надевалась на торжественные приемы.
   Х р и с о в у л — императорский указ, постановление, послание.
   Х р и с о т р и к л и н — Золотая палата. Приемный зал Большого дворца. Построена императором Юстином II, Куропалатой.

 
   Ч и н ы — чиновники.
   Ч е ш м а — нагрудное украшение в конском уборе.

 
   Ш е й х — «старец», глава общины, духовный глава племени, объединяющий светскую и религиозную власть.
   Ш е м ш и р — волшебный камень, добытый Соломоном для строительства храма. (Возможное значение — алмаз.)

 
   Э н к о м и й — род византийского литературного произведения, прославляющий кого-либо.
   Э т е р и я — дворцовая гвардия византийских императоров.

 
   Я м — селение, станция на дороге, где держали лошадей для перевозки пассажиров и почты. (Отсюда — я м щ и к.)