Бульвер-Литтон Эдвард Джордж. Призрак

открытий, тогда как последняя сообщает только чудесные результаты, причины
которых отказывается объяснить?
- Хорошо сказано, с точки зрения школьных мыслителей, но подумай еще.
Предположи, что мы передадим наше знание всему миру, порочным и
добродетельным, - неужели мы сделаем доброе дело? Представь себе тирана,
развратника, злодея, одаренных этим ужасным могуществом, - разве это не
будут воплощенные дьяволы? Допустим, что те же привилегии будут даны и
добрым, но в каком положении будет тогда общество? В титанической борьбе,
которая тогда возгорится, добрые будут всегда в оборонительном положении, а
злые вечно будут нападать. В настоящем состоянии земли зло преобладает, и
оно останется победителем. По этим-то причинам мы не только торжественно
обязываемся передавать наше знание только тем, кто не станет злоупотреблять
им, но, кроме того, наши испытания состоят в борьбе, которая очищает страсти
и возвышает желания. И в этом отношении природа руководит нами и помогает
нам, так как она ставит ужасных стражей и непреодолимые преграды между
честолюбием порока и небесами божественного знания.
Таков был характер разговоров Мейнура с его учеником, разговоров,
которые, обращаясь, по-видимому, к разуму, только возбуждали его
воображение. Именно на отрицании каких бы то ни было феноменов, которые при-
рода, правильно познанная, не могла бы сотворить, и зиждилась сама
возможность существования тех неведомых нам сил, которые, по убеждению
Мейнура, она могла бы раскрыть для человека.
Таким образом проходили дни и недели, и душа Глиндона мало-помалу
привыкала к этой жизни уединения и созерцания, забывая тщеславие и химеры
внешнего мира.
Однажды он довольно поздно гулял, наблюдая звезды. Никогда еще он так
сильно не чувствовал, как велика власть неба и земли над человеком и как наш
ум зависит от влияния природы. Словно пациент, на котором представитель
месмеризма мало-помалу сосредоточивает энергию, он почувствовал в своем
сердце все увеличивающуюся силу космического магнетизма, который есть жизнь
вселенной. Странное чувство сознания величия, скрытого в тленной оболочке,
возбуждало в нем неопределенные и втшышенные стремления, как смутное еще
узнание прошлой и более святой жизни. Непреодолимое желание заставило его
пойти к Мейнуру. Он хотел потребовать немедленного посвящения в высшие миры;
он чувствовал себя готовым дышать божественным воздухом. Он вошел в замок и
прошел через мрачную галерею, которая вела в комнаты Мейнура.

III

Мейнур занимал две комнаты, соединявшиеся между собою, и третью, где
была его спальня. Все они заключались в четырехугольной башне, возвышавшейся
над мрачной пропастью, заросшей кустарниками. Первая комната, в которую
вошел Глиндон, была пуста. Он тихо приблизился к двери во вторую и открыл
ее. На пороге он отступил назад, пораженный сильным запахом, наполнявшим ее,
что-то вроде тумана делало воздух гуще, но не темнее; этот пар походил на
снежное облако, медленно приближавшееся. Смертельный холод охватил сердце
Глиндона, и кровь застыла у него в жилах. Он остановился неподвижно, его
взгляд невольно старался проникнуть сквозь туман, и ему показалось (так как
он не был убежден в действительности виденного), что он видит какие-то
смутные и фантастические, но колоссальные призраки, или, может быть, это сам
туман принял такой вид.
Рассказывают, что один выдающийся художник древности так искусно
нарисовал чудовищ, которые скользят по призрачной Реке Мертвых, что зрители
воспринимали и саму Реку как привидение. Бескровные существа сливались с
мертвой водой, и взгляд вскоре переставал отличать их от сверхчувственной
среды, которую они населяли. Таковы были и скользящие облики, которые,
сворачиваясь кольцами и извиваясь, проплывали в этом тумане, надвигаясь на
оцепеневшего Глиндона. Но прежде чем успел сделать вдох, он почувствовал,
что кто-то схватил его за руку и увлек из комнаты. Он услышал, как дверь
затворилась, кровь снова потекла по жилам, и он увидел около себя Мейнура.
Тогда все его тело скорчилось в страшных судорогах, и он без чувств упал на
пол.
Глиндон пришел в себя на балконе. Звезды сурово глядели на темную
бездну внизу, останавливая свой тихий и спокойный взгляд лишь на лике
посвященного, который стоял рядом с ним со скрещенными на груди руками.
- Юноша, - сказал он, - судите по тому, что вы испытали, как опасно
искать знания, не будучи к нему приготовленным. Еще одно мгновение в воздухе
той комнаты, и вы были бы трупом.
- Какого же рода это знание, которое вы, сам бывший прежде таким же
смертным, как и я, можете безопасно искать в той леденящей атмосфере, где я
не могу дышать! Мейнур, - продолжал он (и его страстное желание,
возбужденное опасностью, которой он подвергался, делало его еще отважнее). -
Мейнур, я приготовлен достаточно, чтобы сделать первый шаг. Я пришел как
ученик к Иерофанту - просить вас о посвящении.
Мейнур положил руку на сердце молодого человека - оно билось сильно, но
правильно и смело; тогда спокойное и холодное лицо мудреца выразило почти
восторг.
- Судя по такой отваге, я найду наконец истинного последователя, -
прошептал Мейнур. Затем он продолжал:
- Пожалуй! Первый шаг есть экстаз. Всякая человеческая мудрость
начинается с видений, они служат мостом между этим светом и другим.
Посмотрите внимательно на эту звезду.
Глиндон повиновался, а Мейнур исчез в другой комнате, из которой
медленно стали выходить благоуханные пары; более бледные и слабые, чем те,
которые имели такое ужасное влияние на Глиндона, они действовали на него ос-
вежающим образом. Он пристально глядел на звезду, и она, казалось, все более
притягивала его взгляд. Какая-то слабость овладела всем его телом, не
касаясь, однако, ума, в то же время он почувствовал, что его висков
коснулась какая-то летучая эссенция и вместе с тем легкая дрожь пробежала по
всему телу. Слабость его все увеличивалась, и он продолжал глядеть на
звезду, которая стала увеличиваться, наполнила собою все пространство и
поглотила его. Наконец среди блестящей, серебристой атмосферы он
почувствовал, как будто в его мозгу что-то разорвалось, точно лопнула
какая-то крепкая цепь, и в ту же минуту чувство божественной свободы,
свободы от тела и парения, казалось, увлекло его самого в пространство.
- Кого из всех жителей земли желаешь ты теперь видеть? - спросил голос
Мейнура.
- Виолу и Занони! - отвечал Глиндон, чувствуя, что его губы не
шевелятся.
Едва успела эта мысль промелькнуть в его голове, как в пространстве,
наполненном нежным серебристым светом, перед ним быстро замелькали
фантастические картины: деревья, горы, города, моря проходили перед ним,
точно картинки панорамы, наконец он заметил, что одна картина остановилась;
он увидал грот на морском берегу, покрытом миртовыми и апельсинными
деревьями. На некотором расстоянии виднелись развалины, и луна ярко освещала
двух человек около грота, у ног их плескались синие волны, и Глиндону
казалось, что он слышит их шепот. Занони сидел на обломке скалы, Виола,
полулежа около него, глядела в его лицо, склоненное к ней, и лицо молодой
женщины выражало полное счастье, которое дает любовь.
- Хочешь ты слышать их разговор? - спросил Мейнур.
И Глиндон, не произнеся ни звука, мысленно ответил "да". Их голоса
донеслись тогда до его слуха, но звуки их казались ему странны, так были они
тихи и отдаленны, - такие голоса должны были слышаться святым затворникам.
- Почему, - спрашивала Виола, - можешь ты находить удовольствие, слушая
меня, невежду?
- Потому, что сердце никогда не бывает невежественным, потому что тайны
чувства так же чудесны, как и тайны ума. Если иногда ты не понимаешь языка
моих мыслей, то и я часто открываю сладостные загадки в языке твоих
волнений.
- О, не говори так! - вскричала Виола, обнимая его за шею. - Потому что
загадки - это язык любви, и любовь должна разрешать их. Прежде чем узнать
тебя, прежде чем жить с тобою, прежде чем научиться ожидать твоих шагов
перед твоим возвращением и в твоем отсутствии находить тебя повсюду, я не
подозревала, как сильно и всеобъемлюще сродство души с природой. И тем не
менее теперь я убеждена в том, что только предполагала прежде, - в том, что
чувство, привлекшее меня к тебе, вначале не было любовью. Я понимаю это,
сравнивая прошлое и настоящее; тогда это было чувство, имевшее источником
исключительно ум! Теперь я не перенесла бы, если бы ты сказал: "Виола,
будьте счастливы с другим".
- Но я и сейчас мог бы сказать тебе это! О! Виола! Не уставай никогда
повторять мне, что ты счастлива.
- Счастлива, потому что ты счастлив. А между тем, Занони, ты бываешь
иногда печален.
- Это оттого, что жизнь человеческая так коротка, оттого, что наступит
день, когда нам придется расстаться, потому что луна продолжает светить и
тогда, когда соловей уже перестал петь. Пройдет время, и твои глаза
потускнеют, твоя красота поблекнет и эти локоны, которыми играет моя рука,
поседеют и станут непривлекательны.
- А ты жестокий! - вскричала Виола. - А разве я никогда не увижу в тебе
признаков старости! Разве мы не состаримся вместе и наши взгляды не
привыкнут к перемене, с которой сердце не будет согласно!
Занони со вздохом отвернулся и, казалось, погрузился в свои мысли.
Внимание Глиндона удвоилось.
- Если бы это было так! - прошептал Занони. Затем он пристально
поглядел на Виолу и улыбнулся.
- Неужели тебе не интересно узнать более о возлюбленном, которого ты
считала прежде служителем духа зла? - сказал он.
- Нет, все, что интересно знать о любимом, я уже знаю, - я знаю, ты
любишь меня.
- Я сказал тебе, что моя жизнь не похожа на жизнь других, неужели ты не
хотела бы разделить ее?
- Я ее разделяю.
- Но если бы было возможно остаться навсегда молодой и красивой до тех
пор, пока весь мир вокруг нас воспламенится, как громадный погребальный
костер?
- Мы будем такими, когда оставим этот мир. Занони молчал несколько
мгновений.
- Можешь ли ты вызывать блестящие и воздушные видения, которые посещали
тебя прежде, когда ты считала себя предназначенной для особенной судьбы,
отличной от судьбы остальных людей? - спросил он наконец.
- Занони, но я уже выбрала свою судьбу!
- Но будущее, разве оно не пугает тебя?
- Будущее! Я забываю его. Прошедшее, настоящее и будущее заключаются
для меня в твоей улыбке! О! Занони, не играй глупой доверчивостью моей
молодости. Я стала лучше и смиреннее с той минуты, как твое присутствие
развеяло для меня туман. Будущее! Когда нам надо будет опасаться его, я
взгляну на небо и вспомню о Том, Кто руководит нашей судьбой.
Она подняла глаза, темное облако вдруг скрыло всю сцену, оно закрыло
деревья, океан и прибрежные пески, но последними скрылись из глаз Глиндона
образы Виолы и Занони: лицо одной, озаренное блаженным возбуждением, лицо
другого - более суровое, чем обыкновенно, в своей задумчивой красоте и
глубоком спокойствии.
- Приди в себя, - сказал Мейнур, - твое испытание началось. Есть
обманщики, которые могли бы показать тебе отсутствующих и болтать языком
шарлатанов о скрытом электричестве, о магнетическом токе, которых только
первоначальные свойства смутно им известны. Я дам тебе книги этих знаменитых
простаков, и ты увидишь, как многие из них, в века невежества, доходили
неверными шагами до врат всемогущего знания и воображали, что они уже
проникли во храм. Гермес, Альберт Великий, Парацельс - я знаю их всех; но,
несмотря на всю их славу, им суждено было ошибаться. У них не было ни веры,
ни необходимого мужества, чтобы достигнуть цели, к которой они стремились.
Подумай, Парацельсий, скромный Парацельсий в своей надменности свысока
смотрел на всю нашу тайную науку. Он думал, что может вывести расу людей при
помощи химии. Он присвоил себе божественный дар - дыхание жизни. Он сделал
бы людей, но он признался в конце концов, что эти люди были бы пигмеями! Мое
искусство заключается в том, что я хочу делать людей, стоящих выше
человечества. Я вижу, что мои речи возбуждают твое нетерпение. Но прости
меня: все эти люди (великие мечтатели, каким ты хочешь быть) были моими
друзьями. Они умерли, превратились в прах. Они говорили о духах и боялись
всякого общества, кроме человеческого. Они походили на ораторов, которых я
слышал в Афинах: блестящих на трибуне и трусов на поле сражения. Взять хотя
бы Демосфена. Мой герой - трус! Каким проворным он оказался, когда, сверкая
пятками, улепетывал с Херонси {Во время Фокидской войны (355-346 гг. до н.
э.) в битве афинян и фиванцев с Филиппом Македонским на речке Херонеи
Демосфен, как сообщает нам Плутарх, бежал, бросив оружие.}. Но ты снова
приходишь в нетерпение. Я мог бы открыть тебе, юноша, много тайн прошлого,
которые сделали бы тебя оракулом школьного знания. Но ты жаждешь проникнуть
сквозь туманное будущее. Твоя страсть будет удовлетворена. Но надо, чтобы ум
сначала был приготовлен. Иди к себе, усни, соблюдай строгий пост; не читай;
медитируй, имей видения, ставь себе задачи. Мысль всегда распутывает наконец
свой хаос. До полуночи возвращайся ко мне.

IV

Было около полуночи, и Глиндон возвратился к учителю. Он соблюдал
строгий пост, и в видениях, в которые погрузилось его возбужденное
воображение, он был не только нечувствителен к потребностям плоти, но парил
выше их.
Мейнур, сидя около своего ученика, говорил так: - Человеческое
высокомерие равняется его невежеству. Наклонность к самомнению -
естественная наклонность человека. Человек, пребывая на младенческой ступени
познания, думает, что весь мир создан для него. В течение многих веков он
видел в звездных мирах только малые свечки и факелы, зажженные Провидением
не для чего иного, как для того, чтобы сделать ночь более приятной человеку.
Астрономия исправила эту ошибку человеческого тщеславия; в настоящее время
человек признает, что звезды суть более обширные и славные миры, чем земля,
на которой он пресмыкается и которая есть едва заметная точка во вселенной;
но в бесконечно малом, как и в бесконечно великом, Бог одинаково щедр на
жизнь. Путешественник видит дерево и думает, что его ветви созданы для того,
чтобы доставить ему убежище от летнего солнца или топливо в зимнее время. Но
из каждого листка на ветке Создатель сотворил целый мир, наполненный
различными существами. Каждая капля воды этого рва - мир более населенный,
чем человеческое царство. Повсюду наука открывает новые сокровища жизни.
Жизнь - всепроникающий принцип, и даже существа, которые кажутся умершими и
сгнившими, порождают новую жизнь и переходят в новые формы вещества.
Подумайте тогда, исходя из очевидной аналогии. Если мы возьмем не лист,
не каплю воды, а вон ту звезду, то она тоже населенный и дышащий мир. Более
того, человек сам является целым миром для других существ: миллионы и
миллиарды их живут в потоках его крови, в его теле так же, как человек живет
на земле. Простого здравого смысла (если бы ваши школьные учителя имели его)
было бы достаточно, чтобы научить людей, что окружающая землю со всех сторон
бесконечность, которую вы называете пространством, - бесконечное
Неосязаемое, которое отделяет Землю от Луны и звезд, - также наполнена
соответствующей этой среде жизнью. Разве не явный абсурд предполагать, что
жизнь, кишащая на каждом листе, отсутствует в необъятном, безмерном
пространстве? Согласно закону Великой Системы, в ней сохраняется каждый
атом, в ней нет места, где бы не было дыхания жизни. Даже склеп, покойницкая
- питомники и рассадники жизни, не так ли? Но тогда можно ли считать, что
только пространство, которое само - Бесконечность, пусто, только оно
безжизненно и менее, так сказать, полезно в плане существования вселенной,
чем скелет собаки, чем заселенный существами лист, чем кишащая жизнью капля?
Микроскоп показывает вам тварей в капле. Но еще не изобрели никакого
механического инструмента, который смог бы обнаружить более высокие,
благородные и способные существа, живущие в безграничной воздушной среде.
Между ними же и человеком существует таинственная и ужасная, страшная связь.
Отсюда, с помощью сказок и легенд, которые не во всем лживы и не во всем
правдивы, возникала время от времени вера в существование духов и
привидений. И если эта вера была более распространена среди доисторических и
примитивных племен, нежели среди людей вашего тупого и бестолкового века, то
это потому, что у первых чувства остались более утонченными. И так же как
дикарь может за мили видеть следы и чуять присутствие противника,
неразличимые для огрубевших чувств цивилизованных животных, так и завеса,
отделяющая дикаря от существ, населяющих воздух, более проницаема и более
тонка. Слушаете ли вы меня?
- Да, и очень внимательно.
- Но прежде чем приподнять завесу, отделяющую человека от других, ему
невидимых существ, душа должна пребывать в состоянии экстаза и быть
очищенной от всех земных желаний. Недаром те, кого называли магами во все
века, предписывали воздержание, созерцание и пост как условие всякого
экстаза. Когда душа приготовлена таким образом, наука может явиться к ней на
помощь, зрение может сделаться более проницательным, нервы более
чувствительными, ум более широким, саму стихию воздуха, пространство можно
очистить с помощью тайн высшей химии, и это не магия в смысле нарушений
законов природы, как думают люди. Я уже сказал, что магии нет, это просто
наука, которая управляет природой. В пространстве существуют миллионы
созданий, не совсем бестелесных, так как все они, как и инфузории, невидимые
для невооруженного глаза, имеют известную материальную форму, но настолько
тонкую, воздушную, что она служит только как бы неосязаемой оболочкой духа,
гораздо более легкой, чем осенняя паутинка, сверкающая в лучах солнца.
Отсюда любимые фантомы розенкрейцеров - сильфы и гномы. И между тем все эти
существа в высшей степени различны по своим свойствам и силе и отличаются
друг от друга более, чем калмык от грека. Посмотрите в каплю воды, какое
разнообразие инфузорий! Какой ужасный вид у многих из них! То же самое мы
встречаем и в жителях атмосферы: одни обладают высшим знанием, другие
странной хитростью; одни враждебны человеку, как демоны, другие кротки и
благосклонны, как посланники и посредники между небом и землей. Тот, кто
хочет войти в сношения с этими различными существами, подобен
путешественнику, вступающему в неизвестную страну. Он подвергается
неизвестным опасностям, ужасам, которых он не может предвидеть. Когда ты
проникнешь в эту страну, то я уже не смогу защитить тебя от грозящих там
опасностей. Я не могу указать тебе там на места безопасные от нападений
самых ожесточенных врагов. Тебе одному придется все решать и противостоять
опасностям. Но если ты любишь жизнь до такой степени, что твоя единственная
забота заключается в том, чтобы жить, неважно с какой целью, возбуждая твои
нервы и твою кровь живительным эликсиром алхимиков, то зачем подвергать себя
опасностям со стороны этих существ? Ибо этот эликсир, наполняющий тело более
совершенной жизнью, делает чувства до того тонкими, что лярвы, носящиеся в
воздухе, становятся доступными твоему зрению и слуху, поэтому без
постепенной подготовки, делающей тебя способным противиться этим призракам и
контролировать их злобный характер, жизнь, одаренная этой способностью, была
бы самым ужасным мучением, которое только человек может навлечь на себя. Вот
почему этот эликсир, хотя и составленный из самых простых растений, может
быть безопасно принят только тем, кто прошел через самые строгие испытания.
Некоторые, напуганные и преследуемые совершенно непереносимым страхом при
том виде, который открывался им с первым глотком зелья, находили, что агония
и нестерпимые боли в физическом мире менее страшны. Скажу более, для
неподготовленного одна капля этого эликсира есть смертельный яд. Между
стражами входа есть один превосходящий всех остальных своей злобной
ненавистью, взгляд его парализовал самых бесстрашных, и власть его над душой
увеличивается вместе с возрастающим страхом. Твое мужество поколеблено?
- Напротив, твои слова только воспламенили его.
- Следуй в таком случае за мной и подготовься к работе, необходимой на
пути посвящения.
Мейнур повел его во внутреннюю комнату и начал объяснять некоторые
химические процессы, простые сами по себе, но, как Глиндон убедился,
чреватые самыми чудными результатами.
- В древние времена, - сказал Мейнур, улыбаясь, - наш орден часто был
вынужден прибегать к обманам, чтобы спасать истины, а ловкость в механике и
знание алхимии создали членам ордена славу колдунов. Заметь, как легко
сотворить призрак льва, который бы повсюду сопровождал новоявленного
Леонардо да Винчи!
И Глиндон с восторгом и удивлением увидел, как легко и просто
устраивать видения, обманывающие воображение.
Все эти чудеса Мейнур показал и объяснил Глиндону, точно человек,
показывающий ребенку волшебный фонарь.
- А теперь можешь смеяться над магией, так как все, что я показал тебе,
люди воспринимали с ужасом и отвращением, а инквизиция наказывала пыткой и
костром.
- Но алхимическая трансмутация металлов...
- Природа есть лаборатория, в которой металлы и элементы изменяются
постоянно. Делать золото - вещь легкая, еще легче делать жемчуг, рубины,
алмазы. Да, ученые и тут видели колдовство и нее видели его в открытии,
котрое при помощи соединения самых простых веществ может тысячами уничтожать
их братьев. Откройте то, что может уничтожить жизнь, и вы великий человек;
откройте то, что может ее продолжить, и вы обманщик. Придумайте какое-нибудь
механическое изобретение, которое делает богача богаче, а бедняка беднее, и
вам воздвигнут статую. Откройте в искусстве какую-нибудь тайну, которая
уравнивала бы физическое неравенство, и они камня на камне не оставят от
своих собственных домов, чтобы этими камнями побить вас. Вот, мой ученик,
каков свет, которым Занони еще интересуется; вы и я предоставим его самому
себе. А теперь, когда вы видели несколько результатов знания, начинайте
изучать его язык.
Затем Мейнур поставил перед Глиндоном задачи, которые ему пришлось
решать ночь напролет.

V

Ученик Мейнура был долгое время погружен в занятия, которые требовали
самого тщательного внимания и самых строгих и точных расчетов, но зато
удивительные и разнообразные результаты вознаграждали его усилия и
увеличивали его усердие.
Эти занятия не ограничивались, однако, химическими открытиями,
благодаря которым казалось возможным при помощи опытов с теплотой
производить величайшие чудеса физиологии. Мейнур утверждал, что нашел связь
между всеми мыслящими существами, которая заключается в невидимой жидкости,
сходной с электричеством, но все-таки отличной от того, что мы знаем об этой
чудесной силе, жидкости, которая соединяет мысль с мыслью с быстротою
телеграфа наших дней, и, по словам Мейнура, это влияние простиралось на
самое отдаленное прошедшее, то есть на все места и все времена, где
когда-либо человек мыслил. Таким образом, если предположить, что гипотеза
верна, то любое знание оказалось бы доступным с помощью контактов между
умами и всеми областями мира мыслей. Глиндон с удивлением открыл, что Мейнур
был последователем глубоких тайн, которые приверженцы Пифагора приписывали
тайной науке чисел. В этом отношении ум его стал приобретать новую ясность,
и он начал понимать, что даже способность предсказывать или, скорее,
рассчитывать события может с помощью {В этом месте манускрипт испорчен.}...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Он заметил, что во всех опытах Мейнур делал тайну из окончательного
процесса, приводившего к результату. Он заметил это своему учителю и получил
от него скорее суровый, чем удовлетворительный ответ:
- Неужели ты думаешь, что я дам простому ученику, способности которого
не подвергались еще никаким испытаниям, силу, которая могла бы изменить лик
общества? Последние тайны открываются только тому, чьи достоинства известны
учителю. Терпение! Ум очищается трудом, и все тайны будут открываться тебе,
по мере того как твоя душа будет делаться более способной для их принятия.
Наконец Мейнур объявил, что доволен успехами своего ученика.
- Приближается час, - сказал он, - когда ты будешь в состоянии
перешагнуть через громадную невидимую преграду, когда ты постепенно
приготовишься к встрече с ужасным _Стражем Порога_. Продолжай твои занятия,
научись смирять твое нетерпение видеть результаты, прежде чем исследуешь
причины. Я оставлю тебя на месяц; если по окончании того срока, по моем
возвращении, задачи, данные мною тебе, будут решены, если твоя душа будет
приготовлена созерцанием и строгими мыслями к испытанию, то я обещаю тебе,
что испытание начнется. Но я должен предупредить тебя и даже строго
приказать, чтобы ты не входил в эту комнату.
Они были в это время в комнате, где совершалась большая часть их опытов
и где Глиндон, в ночь, когда искал Мейнура, чуть не стал жертвою своего
любопытства.
- Не входи в эту комнату до моего возвращения или, если тебе
понадобится взять что-нибудь в ней, берегись зажигать масло, находящееся в