19 Граф Орсо598 был средь них; был дух, твердивший,
   Что он враждой и завистью убит,
   Его безвинно с телом разлучившей, —
   22 Пьер де ла Бросс; брабантка пусть спешит,
   Пока жива, с молитвами своими,
   Не то похуже стадо ей грозит.599
   25 Когда я, наконец, расстался с ними,
   Просившими, чтобы просил другой,
   Дабы скорей им сделаться святыми,
   28 Я начал так: "Я помню, светоч мой,
   Ты отрицал, в стихе, тобою спетом,600
   Что суд небес смягчается мольбой;
   31 А эти люди просят лишь об этом.
   Иль их надежда тщетна, или мне
   Твои слова не озарились светом?"
   34 Он отвечал: "Они ясны вполне,
   И этих душ надежда не напрасна,
   Когда мы трезво поглядим извне.
   37 Вершина правосудия согласна,
   Чтоб огнь любви601 мог уничтожить вмиг
   Долг, ими здесь платимый повсечасно.
   40 А там, где стих мой у меня возник,602
   Молитва не служила искупленьем,
   И звук ее небес бы не достиг.
   43 Но не смущайся тягостным сомненьем:
   Спроси у той, которая прольет
   Свет между истиной и разуменьем.
   46 Ты понял ли, не знаю: речь идет
   О Беатриче. Там, на выси горной,
   Она с улыбкой, радостная, ждет".
   49 И я: "Идем же поступью проворной;
   Уже и сам я меньше утомлен,
   А видишь — склон оделся тенью черной".
   52 "Сегодня мы пройдем, — ответил он, —
   Как можно больше; много — не придется,
   И этим ты напрасно обольщен.
   55 Пока взойдешь, не раз еще вернется
   Тот, кто сейчас уже горой закрыт,
   Так что и луч вокруг тебя не рвется.
   58 Но видишь — там какой-то дух сидит,
   Совсем один, взирая к нам безгласно;
   Он скажет нам, где краткий путь лежит".
   61 Мы шли к нему. Как гордо и бесстрастно
   Ты ждал, ломбардский дух,603 и лишь едва
   Водил очами, медленно и властно!
   64 Он про себя таил свои слова,
   Нас, на него идущих озирая
   С осанкой отдыхающего льва.
   67 Вождь подошел к нему узнать, какая
   Удобнее дорога к вышине;
   Но он, на эту речь не отвечая —
   70 Спросил о нашей жизни и стране.
   Чуть «Мантуя…» успел сказать Вергилий,
   Как дух, в своей замкнутый глубине,
   73 Встал, и уста его проговорили:
   "О мантуанец, я же твой земляк,
   Сорделло!" И они объятья слили.
   76 Италия, раба, скорбей очаг,
   В великой буре судно без кормила,
   Не госпожа народов, а кабак!
   79 Здесь доблестной душе довольно было
   Лишь звук услышать милой стороны,
   Чтобы она сородича почтила;
   82 А у тебя не могут без войны
   Твои живые, и они грызутся,
   Одной стеной и рвом окружены.
   85 Тебе, несчастной, стоит оглянуться
   На берега твои и города:
   Где мирные обители найдутся?
   88 К чему тебе подправил повода
   Юстиниан, когда седло пустует?
   Безуздой, меньше было бы стыда.604
   91 О вы, кому молиться долженствует,
   Так чтобы Кесарь не слезал с седла,
   Как вам господне слово указует, —
   94 Вы видите, как эта лошадь зла,
   Уже не укрощаемая шпорой
   С тех пор, как вы взялись за удила?605
   97 И ты, Альберт немецкий,606 ты, который
   Был должен утвердиться в стременах,
   А дал ей одичать, — да грянут скорой
   100 И правой карой звезды в небесах
   На кровь твою, как ни на чью доселе,
   Чтоб твой преемник ведал вечный страх!
   103 Затем что ты и твой отец терпели,
   Чтобы пустынней стал имперский сад,607
   А сами, сидя дома, богатели.
   106 Приди, беспечный, кинуть только взгляд:
   Мональди, Филиппески, Каппеллетти,
   Монтекки, — те в слезах, а те дрожат!
   109 Приди, взгляни на знать свою, на эти
   Насилия, которые мы зрим,
   На Сантафьор608 во мраке лихолетий!
   112 Приди, взгляни, как сетует твой Рим,
   Вдова, в слезах зовущая супруга:
   «Я Кесарем покинута моим!»
   115 Приди, взгляни, как любят все друг друга!
   И, если нас тебе не жаль, приди
   Хоть устыдиться нашего недуга!
   118 И, если смею, о верховный Дий,609
   За род людской казненный казнью крестной,
   Свой правый взор от нас не отводи!
   121 Или, быть может, в глубине чудесной
   Твоих судеб ты нам готовишь клад
   Великой радости, для нас безвестной?
   124 Ведь города Италии кишат
   Тиранами, и в образе клеврета610
   Любой мужик пролезть в Марцеллы611 рад.
   127 Флоренция моя, тебя все это
   Касаться не должно, ты — вдалеке,
   В твоем народе каждый — муж совета!
   130 У многих правда — в сердце, в тайнике,
   Но необдуманно стрельнуть — боятся;
   А у твоих она на языке
   133 Иные общим делом тяготятся;
   А твой народ, участливый к нему,
   Кричит незваный: «Я согласен взяться!»
   136 Ликуй же ныне, ибо есть чему:
   Ты мирна, ты разумна, ты богата!
   А что я прав, то видно по всему.
   139 И Спарта, и Афины, где когда-то
   Гражданской правды занялась заря,
   Перед тобою — малые ребята:
   142 Тончайшие уставы мастеря,
   Ты в октябре примеришь их, бывало,
   И сносишь к середине ноября.
   145 За краткий срок ты сколько раз меняла
   Законы, деньги, весь уклад и чин
   И собственное тело обновляла!
   148 Опомнившись хотя б на миг один,
   Поймешь сама, что ты — как та больная,
   Которая не спит среди перин,
   151 Ворочаясь и отдыха не зная.


ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ


   1 И трижды, и четырежды успело
   Приветствие возникнуть на устах,
   Пока не молвил, отступив, Сорделло:
   4 «Вы кто?» — "Когда на этих высотах
   Достойные спастись еще не жили,
   Октавиан612 похоронил мой прах.
   7 Без правой веры был и я, Вергилий,
   И лишь за то утратил вечный свет".
   Так на вопрос слова вождя гласили.
   10 Как тот, кто сам не знает — явь иль бред
   То дивное, что перед ним предстало,
   И, сомневаясь, говорит: «Есть… Нет…» —
   13 Таков был этот; изумясь сначала,
   Он взор потупил и ступил вперед
   Обнять его, как низшему пристало.
   16 "О свет латинян, — молвил он, — о тот,
   Кто нашу речь вознес до полной власти,
   Кто город мой почтил из рода в род,
   19 Награда мне иль милость в этом счастье?
   И если просьбы мне разрешены,
   Скажи: ты был в Аду? в которой части?"
   22 "Сквозь все круги отверженной страны, —
   Ответил вождь мой, — я сюда явился;
   От неба силы были мне даны.
   25 Не делом, а неделаньем лишился613
   Я Солнца, к чьим лучам стремишься ты;
   Его я поздно ведать научился.614
   28 Есть край внизу,615 где скорбь — от темноты,
   А не от мук, и в сумраках бездонных
   Не возгласы, а вздохи разлиты.
   31 Там я, — среди младенцев, уязвленных
   Зубами смерти в свете их зари,
   Но от людской вины не отрешенных;
   34 Там я, — средь тех, кто не облекся в три
   Святые добродетели и строго
   Блюл остальные, их нося внутри.616
   37 Но как дойти скорее до порога
   Чистилища? Не можешь ли ты нам
   Дать указанье, где лежит дорога?"
   40 И он: "Скитаться здесь по всем местам,
   Вверх и вокруг, я не стеснен нимало.
   Насколько в силах, буду спутник вам.
   43 Но видишь — время позднее настало,
   А ночью вверх уже нельзя идти;
   Пора наметить место для привала.
   46 Здесь души есть направо по пути,
   Которые тебе утешат очи,
   И я готов тебя туда свести".
   49 "Как так? — ответ был. — Если кто средь ночи
   Пойдет наверх, ему не даст другой?
   Иль просто самому не станет мочи?"
   52 Сорделло по земле черкнул рукой,
   Сказав: "Ты видишь? Стоит солнцу скрыться,
   И ты замрешь пред этою чертой;
   55 Причем тебе не даст наверх стремиться
   Не что другое, как ночная тень;
   Во тьме бессильем воля истребится.
   58 Но книзу, со ступени на ступень,
   И вкруг горы идти легко повсюду,
   Пока укрыт за горизонтом день".
   61 Мой вождь внимал его словам, как чуду,
   И отвечал: "Веди же нас туда,
   Где ты сказал, что я утешен буду".
   64 Мы двинулись в дорогу, и тогда
   В горе открылась выемка, такая,
   Как здесь в горах бывает иногда.
   67 "Войдем туда, — сказала тень благая, —
   Где горный склон как бы раскрыл врата,
   И там пробудем, утра ожидая".
   70 Тропинка, не ровна и не крута,
   Виясь, на край долины приводила,
   Где меньше половины высота.617
   73 Сребро и злато, червлень и белила,
   Отколотый недавно изумруд,
   Лазурь и дуб-светляк превосходило
   76 Сияние произраставших тут
   Трав и цветов и верх над ними брало,
   Как большие над меньшими берут.
   79 Природа здесь не только расцвечала,
   Но как бы некий непостижный сплав
   Из сотен ароматов создавала.
   82 «Salve, Regina,»618 — меж цветов и трав
   Толпа теней,619 внизу сидевших, пела,
   Незримое убежище избрав.
   85 "Покуда солнце все еще не село, —
   Наш мантуанский спутник нам сказал, —
   Здесь обождать мы с вами можем смело.
   88 Вы разглядите, став на этот вал,
   Отчетливей их лица и движенья,
   Чем если бы их сонм вас окружал.
   91 Сидящий выше, с видом сокрушенья
   О том, что он призваньем пренебрег,
   И губ не раскрывающий для пенья, —
   94 Был кесарем Рудольфом, и он мог
   Помочь Италии воскреснуть вскоре,620
   А ныне этот час опять далек.621
   97 Тот, кто его ободрить хочет в горе,
   Царил в земле, где воды вдоль дубрав
   Молдава в Лабу льет, а Лаба в море.
   100 То Оттокар; он из пелен не встав,
   Был доблестней, чем бороду наживший
   Его сынок, беспутный Венцеслав.622
   103 И тот курносый, в разговор вступивший
   С таким вот благодушным добряком,
   Пал, как беглец, честь лилий омрачивший.
   106 И как он в грудь колотит кулаком!
   А этот, щеку на руке лелея,
   Как на постели, вздохи шлет тайком.
   109 Отец и тесть французского злодея,
   Они о мерзости его скорбят,
   И боль язвит их, в сердце пламенея.623
   112 А этот кряжистый, поющий в лад
   С тем носачом, смотрящим величаво,
   Был опоясан, всем, что люди чтят.624
   115 И если бы в руках была держава
   У юноши625, сидящего за ним,
   Из чаши в чашу перешла бы слава,
   118 Которой не хватило остальным:
   Хоть воцарились Яков с Федериком,
   Все то, что лучше, не досталось им.626
   121 Не часто доблесть, данная владыкам,
   Восходит в ветви; тот ее дарит,
   Кто может все в могуществе великом.
   124 Носач изведал так же этот стыд,
   Как с ним поющий Педро знаменитый:
   Прованс и Пулья стонут от обид.627
   127 Он выше был, чем отпрыск, им отвитый,
   Как и Костанца мужем пославней,
   Чем были Беатриче с Маргеритой.628
   130 А вот смиреннейший из королей,
   Английский Генрих, севший одиноко;
   Счастливее был рост его ветвей.629
   133 Там, ниже всех, где дол лежит глубоко,
   Маркиз Гульельмо подымает взгляд;
   Алессандрия за него жестоко
   136 Казнила Канавез и Монферрат".630


ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ


   1 В тот самый час, когда томят печали
   Отплывших вдаль и нежит мысль о том,
   Как милые их утром провожали,
   4 А новый странник на пути своем
   Пронзен любовью, дальний звон внимая,
   Подобный плачу над умершим днем, —
   7 Я начал, слух невольно отрешая,631
   Следить, как средь теней встает одна,
   К вниманью мановеньем приглашая.
   10 Сложив и вскинув кисти рук, она
   Стремила взор к востоку и, казалось,
   Шептала богу: «Я одним полна».
   13 «Te lucis ante»,632 — с уст ее раздалось
   Так набожно, и так был нежен звук,
   Что о себе самом позабывалось.
   16 И, набожно и нежно, весь их круг
   С ней до конца исполнил песнопенье,
   Взор воздымая до верховных дуг.633
   19 Здесь в истину вонзи, читатель, зренье;
   Покровы так прозрачны, что сквозь них
   Уже совсем легко проникновенье.634
   22 Я видел: сонм властителей земных,
   С покорно вознесенными очами,
   Как в ожиданье, побледнев, затих.
   25 И видел я: два ангела, над нами
   Спускаясь вниз, держали два клинка,
   Пылающих, с неострыми концами.
   28 И, зеленее свежего листка,
   Одежда их, в ветру зеленых крылий,
   Вилась вослед, волниста и легка.
   31 Один слетел чуть выше, чем мы были,
   Другой — на обращенный к нам откос,
   И так они сидевших окаймили.
   34 Я различал их русый цвет волос,
   Но взгляд темнел, на лицах их почия,
   И яркости чрезмерной я не снес.
   37 "Они сошли из лона, где Мария, —
   Сказал Сорделло, — чтобы дол стеречь,
   Затем что близко появленье змия".
   40 И я, не зная, как себя беречь,
   Взглянул вокруг и поспешил укрыться,
   Оледенелый, возле верных плеч.
   43 И вновь Сорделло: "Нам пора спуститься
   И славным теням о себе сказать;
   Им будет радость с вами очутиться".
   46 Я, в три шага, ступил уже на гладь;
   И видел, как одна из душ взирала
   Все на меня, как будто чтоб узнать.
   49 Уже и воздух почернел немало,
   Но для моих и для ее очей
   Он все же вскрыл то, что таил сначала.
   52 Она ко мне подвинулась, я — к ней.
   Как я был счастлив, Нино благородный,635
   Тебя узреть не между злых теней!
   55 Приветствий дань была поочередной;
   И он затем: "К прибрежью под горой
   Давно ли ты приплыл пустыней водной?"
   58 "О, — я сказал, — я вышел пред зарей
   Из скорбных мест и жизнь влачу земную,
   Хоть, идя так, забочусь о другой".
   61 Из уст моих услышав речь такую,
   Он и Сорделло подались назад,
   Дивясь тому, о чем я повествую.
   64 Один к Вергилию направил взгляд,
   Другой — к сидевшим, крикнув: "Встань, Куррадо636!
   Взгляни, как бог щедротами богат!"
   67 Затем ко мне: "Ты, избранное чадо,
   К которому так милостив был тот,
   О чьих путях и мудрствовать не надо, —
   70 Скажи в том мире, за простором вод,
   Чтоб мне моя Джованна637 пособила
   Там, где невинных верный отклик ждет.
   73 Должно быть, мать ее меня забыла,
   Свой белый плат носив недолгий час,
   А в нем бы ей, несчастной, лучше было.638
   76 Ее пример являет напоказ,
   Что пламень в женском сердце вечно хочет
   Глаз и касанья, чтобы он не гас.
   79 И не такое ей надгробье прочит
   Ехидна, в бой ведущая Милан,
   Какое создал бы галлурский кочет".639
   82 Так вел он речь, и взор его и стан
   Несли печать горячего порыва,
   Которым дух пристойно обуян.
   85 Мои глаза стремились в твердь пытливо,
   Туда, где звезды обращают ход,
   Как сердце колеса, неторопливо.
   88 И вождь: «О сын мой, что твой взор влечет?»
   И я ему: "Три этих ярких света,
   Зажегшие вкруг остья небосвод".
   91 И он: "Те, что ты видел до рассвета,
   Склонились, все четыре, в должный срок;
   На смену им взошло трехзвездье это".640
   94 Сорделло вдруг его к себе привлек,
   Сказав: «Вот он! Взгляни на супостата!» —
   И указал, чтоб тот увидеть мог.
   97 Там, где стена расселины разъята,
   Была змея, похожая на ту,
   Что Еве горький плод дала когда-то.
   100 В цветах и травах бороздя черту,
   Она порой свивалась, чтобы спину
   Лизнуть, как зверь наводит красоту.
   103 Не видев сам, я речь о том откину,
   Как тот и этот горний ястреб взмыл;
   Я их полет застал наполовину.
   106 Едва заслыша взмах зеленых крыл,
   Змей ускользнул, и каждый ангел снова
   Взлетел туда же, где он прежде был.
   109 А тот, кто подошел к нам после зова
   Судьи, все это время напролет
   Следил за мной и не промолвил слова.
   112 "Твой путеводный светоч да найдет, —
   Он начал, — нужный воск в твоей же воле,
   Пока не ступишь на финифть высот!
   115 Когда ты ведаешь хоть в малой доле
   Про Вальдимагру и про те края,
   Подай мне весть о дедовском престоле.
   118 Куррадо Маласпина звался я;
   Но Старый — тот другой, он был мне дедом;641
   Любовь к родным светлеет здесь моя".
   121 "О, — я сказал, — мне только по беседам
   Знаком ваш край; но разве угол есть
   Во всей Европе, где б он не был ведом?
   124 Ваш дом стяжал заслуженную честь,
   Почет владыкам и почет державе,
   И даже кто там не был, слышал весть.
   127 И, как стремлюсь к вершине, так я вправе
   Сказать: ваш род, за что ему хвала,
   Кошель и меч в старинной держит славе.
   130 В нем доблесть от привычки возросла,
   И, хоть с пути дурным главой642 все сбито,
   Он знает цель и сторонится зла".
   133 И тот: "Иди; поведаю открыто,
   Что солнце не успеет лечь семь раз
   Там, где Овен расположил копыта,
   136 Как это мненье лестное о нас
   Тебе в средину головы вклинится
   Гвоздями, крепче, чем чужой рассказ,
   139 Раз приговор не может не свершиться".643


ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ


   1 Наложница старинного Тифона
   Взошла белеть на утренний помост,
   Забыв объятья друга, и корона
   4 На ней сияла из лучистых звезд,
   С холодным зверем сходная чертами,
   Который бьет нас, изгибая хвост;644
   7 И ночь означила двумя шагами
   В том месте, где мы были, свой подъем,
   И даже третий поникал крылами,645
   10 Когда, с Адамом в существе своем,646
   Я на траву склонился, засыпая,
   Там, где мы все сидели впятером647.
   13 В тот час, когда поет, зарю встречая,
   Касатка, и напев ее тосклив,
   Как будто скорбь ей памятна былая,648
   16 И разум наш, себя освободив
   От дум и сбросив тленные покровы,
   Бывает как бы веще прозорлив,
   19 Мне снилось — надо мной орел суровый
   Навис, одетый в золотистый цвет,
   Распластанный и ринуться готовый,
   22 И будто бы я там, где Ганимед,
   Своих покинув, дивно возвеличен,
   Восхищен был в заоблачный совет.649
   25 Мне думалось: "Быть может, он привычен
   Разить лишь тут, где он настиг меня,
   А иначе к добыче безразличен".
   28 Меж тем, кругами землю осеня,
   Он грозовым перуном опустился
   И взмыл со мной до самого огня.650
   31 И тут я вместе с ним воспламенился;
   И призрачный пожар меня палил
   С такою силой, что мой сон разбился.
   34 Не меньше вздрогнул некогда Ахилл,
   Водя окрест очнувшиеся веки
   И сам не зная, где он их раскрыл,
   37 Когда он от Хироновой опеки
   Был матерью на Скир перенесен,
   Хотя и там его настигли греки,651
   40 Чем вздрогнул я, когда покинул сон
   Мое лицо; я побледнел и хладом
   Пронизан был, как тот, кто устрашен.
   43 Один Вергилий был со мною рядом,
   И третий час сияла солнцем высь,
   И море расстилалось перед взглядом.
   46 Мой господин промолвил: "Не страшись!
   Оставь сомненья, мы уже у цели;
   Не робостью, но силой облекись!
   49 Мы, наконец, Чистилище узрели:
   Вот и кругом идущая скала,
   А вот и самый вход, подобный щели.
   52 Когда заря была уже светла,
   А ты дремал душой, в цветах почия
   Среди долины, женщина пришла,
   55 И так она сказала: "Я Лючия;
   Чтобы тому, кто спит, помочь верней,
   Его сама хочу перенести я".
   58 И от Сорделло и других теней
   Тебя взяла и, так как солнце встало,
   Пошла наверх, и я вослед за ней.
   61 И, здесь тебя оставив, указала
   Прекрасными очами этот вход;
   И тотчас ни ее, ни сна не стало".652
   64 Как тот, кто от сомненья перейдет
   К познанью правды и, ее оплотом
   Оборонясь, решимость обретет,
   67 Так ожил я; и, видя, что заботам
   Моим конец, вождь на крутой откос
   Пошел вперед, и я за ним — к высотам.
   70 Ты усмотрел, читатель, как вознес
   Я свой предмет; и поневоле надо,
   Чтоб вместе с ним и я в искусстве рос.
   73 Мы подошли, и, где сперва для взгляда
   В скале чернела только пустота,
   Как если трещину дает ограда,
   76 Я увидал перед собой врата,
   И три больших ступени, разных цветом,
   И вратника, сомкнувшего уста.
   79 Сидел он, как я различил при этом,
   Над самой верхней, чтобы вход стеречь,
   Таков лицом, что я был ранен светом.
   82 В его руке был обнаженный меч,
   Где отраженья солнца так дробились,
   Что я глаза старался оберечь.
   85 "Скажите с места: вы зачем явились? —
   Так начал он. — Кто вам дойти помог?
   Смотрите, как бы вы не поплатились!"
   88 "Жена с небес, а ей знаком зарок, —
   Сказал мой вождь, — явив нам эти сени,
   Промолвила: «Идите, вот порог».
   91 "Не презрите благих ее велений! —
   Нас благосклонный вратарь пригласил. —
   Придите же подняться на ступени".
   94 Из этих трех уступов первый был
   Столь гладкий и блестящий мрамор белый,
   Что он мое подобье отразил;
   97 Второй — шершавый камень обгорелый,
   Растресканный и вдоль и поперек,
   И цветом словно пурпур почернелый;
   100 И третий, тот, который сверху лег, —
   Кусок порфира, ограненный строго,
   Огнисто-алый, как кровавый ток.
   103 На нем стопы покоил вестник бога;
   Сидел он, обращенный к ступеням,
   На выступе алмазного порога.
   106 Ведя меня, как я хотел и сам,
   По плитам вверх, мне молвил мой вожатый:
   «Проси смиренно, чтоб он отпер нам».
   109 И я, благоговением объятый,
   К святым стопам, моля открыть, упал,
   Себя рукой ударя в грудь трикраты.
   112 Семь Р653 на лбу моем он начертал
   Концом меча и: "Смой, чтобы он сгинул,
   Когда войдешь, след этих ран", — сказал.
   115 Как если б кто сухую землю вскинул
   Иль разбросал золу, совсем такой
   Был цвет его одежд. Из них он вынул
   118 Ключи — серебряный и золотой;
   И, белый с желтым взяв поочередно,
   Он сделал с дверью чаемое мной.
   121 "Как только тот иль этот ключ свободно
   Не ходит в скважине и слаб нажим, —
   Сказал он нам, — то и пытать бесплодно.
   124 Один ценней; но чтоб владеть другим,
   Умом и знаньем нужно изощриться,
   И узел без него неразрешим.
   127 Мне дал их Петр, веля мне ошибиться
   Скорей впустив, чем отослав назад,
   Тех, кто пришел у ног моих склониться".
   130 Потом, толкая створ священных врат:
   "Войдите, но запомните сначала,
   Что изгнан тот, кто обращает взгляд".
   133 В тот миг, когда святая дверь вращала
   В своих глубоких гнездах стержни стрел
   Из мощного и звонкого металла,
   136 Не так боролся и не так гудел
   Тарпей,654 лишаясь доброго Метелла,
   Которого утратив — оскудел.
   139 Я поднял взор, когда она взгремела,
   И услыхал, как сквозь отрадный гуд
   Далекое «Те Deum»655 долетело.
   142 И точно то же получалось тут,
   Что слышали мы все неоднократно,
   Когда стоят и под орган поют,
   145 И пение то внятно, то невнятно.


ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ


   1 Тогда мы очутились за порогом,
   Заброшенным из-за любви дурной,656
   Ведущей души по кривым дорогам,
   4 Дверь, загремев, захлопнулась за мной;
   И, оглянись я на дверные своды,
   Что б я сказал, подавленный виной?
   7 Мы подымались в трещине породы,
   Где та и эта двигалась стена,657
   Как набегают, чтоб отхлынуть, воды.
   10 Мой вождь сказал: "Здесь выучка нужна,
   Чтоб угадать, какая в самом деле
   Окажется надежней сторона".
   13 Вперед мы подвигались еле-еле,
   И скудный месяц, канув глубоко,
   Улегся раньше на своей постеле,
   16 Чем мы прошли игольное ушко.658
   Мы вышли там,659 где горный склон от края
   Повсюду отступил недалеко,
   19 Я — утомясь, и вождь и я — не зная,
   Куда идти; тропа над бездной шла,
   Безлюднее, чем колея степная.
   22 От кромки, где срывается скала,
   И до стены, вздымавшейся высоко,
   Она в три роста шириной была.
   25 Докуда крылья простирало око,
   Налево и направо, — весь извив
   Дороги этой шел равно широко.
   28 Еще вперед и шагу не ступив,
   Я, озираясь, убедился ясно,
   Что весь белевший надо мной обрыв
   31 Был мрамор, изваянный так прекрасно,
   Что подражать не только Поликлет660,
   Но и природа стала бы напрасно.661
   34 Тот ангел, что земле принес обет
   Столь слезно чаемого примиренья
   И с неба вековечный снял завет,
   37 Являлся нам в правдивости движенья
   Так живо, что ни в чем не походил
   На молчаливые изображенья.
   40 Он, я бы клялся, «Ave!»662 говорил