Их слезы не бывали без моей.
   85 Пока я жил под кровом смертной сени,
   Я помогал им, и их строгий чин
   Меня отторг от всех других учений.
   88 И, не доведши греческих дружин,
   В стихах, к фиванским рекам,869 я крестился,
   Но утаил, что я христианин,
   91 И показным язычеством прикрылся.
   За этот грех там, где четвертый круг,
   Четыре с лишним века я кружился.
   94 Но ты, моим глазам раскрывший вдруг
   Все доброе, о чем мы говорили,
   Скажи, пока нам вверх идти досуг,
   97 Где старый наш Теренций, где Цецилий,
   Где Варий, Плавт?870 Что знаешь ты про них:
   Где обитают и осуждены ли?"
   100 "Они, как Персий871, я и ряд других, —
   Ответил вождь мой, — там, где грек872, вспоенный
   Каменами щедрее остальных:
   103 То — первый круг тюрьмы неозаренной,
   Где речь нередко о горе звучит,
   Семьей кормилиц наших населенной.873
   106 Там с нами Антифонт и Еврипид,
   Там встретишь Симонида, Агафона874
   И многих, кто меж греков знаменит.
   109 Там из тобой воспетых — Антигона,
   Аргейя, Деифила, и скорбям
   Верна Йемена, как во время оно;
   112 Там дочь Тиресия, Фетида там,
   И Дейдамия с сестрами своими,
   И Лангию открывшая царям".875
   115 Уже беседа смолкла между ними,
   И кругозор их был опять широк,
   Не сжатый больше стенами крутыми,
   118 И четверо служанок дня свой срок
   Исполнило, и пятая вздымала,
   Над дышлом стоя, кверху жгучий рог,876
   121 Когда мой вождь: "По мне бы, надлежало
   Кнаруже правым двигаться плечом,
   Как мы сходили с самого начала".
   124 Здесь нам обычай стал поводырем;
   И так как был согласен дух высокий,
   Мы этим и направились путем.
   127 Они пошли вперед; я, одинокий,
   Вослед; и слушал разговор певцов,
   Дававший мне поэзии уроки.
   130 Но вскоре сладостные звуки слов
   Прервало древо, заградив дорогу,
   Пленительное запахом плодов.
   133 Как ель все уже кверху понемногу,
   Так это — книзу, так что взлезть нельзя
   Хотя бы даже к нижнему отрогу.
   136 С той стороны, где замкнута стезя,
   Со скал спадала блещущая влага
   И растекалась, по листам скользя.
   139 Поэты стали в расстоянье шага;
   И некий голос, средь листвы незрим,
   Воскликнул: «Вам запретно это благо!»877
   142 И вновь: "Мария не устам своим,
   За вас просящим, послужить желала,
   А лишь тому, чтоб вышел пир честным.878
   145 У римлянок напитка не бывало
   Иного, чем вода; и Даниил
   Презрел еду, и мудрость в нем мужала.
   148 Начальный век, как золото, светил,
   И голод желудями услаждался,
   И нектар жажде каждый ключ струил.
   151 Акридами и медом насыщался
   Среди пустынь креститель Иоанн;
   А как велик и славен он остался,
   154 Тому залог в Евангелии дан".


ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ


   1 Я устремлял глаза в густые чащи
   Зеленых листьев, как иной ловец,
   Из-за пичужек жизнь свою губящий,
   4 Но тот, кто был мне больше, чем отец,
   Промолвил: "Сын, пора идти; нам надо
   Полезней тратить время под конец".
   7 Мой взгляд — и шаг ничуть не позже взгляда —
   Вслед мудрецам я обратил тотчас,
   И мне в пути их речь была отрада.
   10 Вдруг плач и пенье донеслись до нас, —
   «Labia mea, Domine»,879 — рождая
   И наслажденье, и печаль зараз.
   13 «Отец, что это?» — молвил я, внимая.
   И он: "Быть может, тени там идут,
   Земного долга узел разрешая".
   16 Как странники задумчиво бредут
   И, на пути настигнув проходящих,
   Оглянут незнакомцев и не ждут,
   19 Так, обгоняя нас, не столь спешащих,
   Оглядывала нас со стороны
   Толпа теней, смиренных и молчащих.
   22 Глаза их были впалы и темны,
   Бескровны лица, и так скудно тело,
   Что кости были с кожей сращены.
   25 Не думаю, чтоб ссохся так всецело
   Сам Эрисихтон, даже досягнув,
   Голодный, до страшнейшего предела.880
   28 "Вот те, — подумал я, на них взглянув, —
   Которые в Ерусалиме жили
   В дни Мариам, вонзившей в сына клюв".881
   31 Как перстни без камней, глазницы были;
   Кто ищет «omo» на лице людском,
   Здесь букву М прочел бы без усилий.882
   34 Кто, если он с причиной незнаком,
   Поверил бы, что тени чахнут тоже,
   Прельщаемые влагой и плодом?
   37 Я удивлялся, как, ни с чем не схоже,
   Их страждущая плоть изморена,
   Их худобе и шелудивой коже;
   40 И вот из глуби черепа одна
   В меня впилась глазами и вскричала:
   «Откуда эта милость мне дана?»
   43 Ее лица я не узнал сначала,
   Но в голосе я сразу угадал
   То, что в обличье навсегда пропало.
   46 От этой искры ярко засиял
   Знакомый образ, встав из тьмы бесследной,
   И я черты Форезе883 увидал.
   49 "О, не гнушайся этой кожей бледной, —
   Так он просил, — и струпною корой,
   И этой плотью, мясом слишком бедной!
   52 Скажи мне правду о себе, открой,
   Кто эти души, два твоих собрата;
   Не откажись поговорить со мной!"
   55 "Твой мертвый лик оплакал я когда-то, —
   Сказал я, — но сейчас он так изрыт,
   Что сердце вновь не меньшей болью сжато.
   58 Молю, скажи мне, что вас так мертвит;
   Я так дивлюсь, что мне не до ответа;
   Кто полн другим, тот плохо говорит".
   61 И он: "По воле вечного совета
   То древо, позади нас, в брызгах вод,
   Томительною силою одето.
   64 Поющий здесь и плачущий народ,
   За то, что угождал чрезмерно чреву,
   В алчбе и в жажде к святости идет.
   67 Охоту есть и пить внушают зеву
   Пахучие плоды и водопад,
   Который растекается по древу.
   70 И так не раз, пока они кружат,
   Свое терзанье обновляют тени,
   Или верней — отраду из отрад:
   73 Ведь та же воля884 шлет их к древней сени,
   Что слала и Христа воззвать «Или!»885,
   Когда спасла нас кровь его мучений".
   76 И я ему: "С тех пор, как плен земли
   Твоя душа на лучший мир сменила,
   Еще пять лет, Форезе, не прошли.
   79 И если раньше исчерпалась сила
   В тебе грешить, чем тяжкий твой порок
   Благая боль пред богом облегчила,
   82 То как же ты сюда подняться мог?
   Я ждал тебя застать на нижней грани,
   Там, где выплачивают срок за срок".886
   85 И он мне: "Сладкую полынь страданий
   Испить так рано был я приведен
   Моею Неллой.887 Скорбь ее рыданий,
   88 Ее мольбы и сокрушенный стон
   Меня оттуда извлекли до срока,
   Минуя все круги, на этот склон.
   91 Тем драгоценней для господня ока
   Моя вдовица, милая жена,
   Что в доблести все больше одинока;
   94 Сардинская Барбаджа888 — та скромна
   И женской честью может похваляться
   Пред той Барбаджей,889 где живет она.
   97 О милый брат, к чему распространяться?
   Уже я вижу тот грядущий час,
   Которого недолго дожидаться,
   100 Когда с амвона огласят указ,
   Чтоб воспретить бесстыжим флорентийкам
   Разгуливать с сосцами напоказ.
   103 Каким дикаркам или сарацинкам
   Духовный или светский нужен бич,
   Чтоб с голой грудью не ходить по рынкам?
   106 Когда б могли беспутницы постичь,
   Что быстрый бег небес припас их краю,
   Уже им рты раскрыл бы скорбный клич;
   109 Беда, — когда я верно предрекаю, —
   Их ждет скорей, чем станет бородат
   Иной, кто спит сейчас под «баю-баю».
   112 Но не таись передо мною, брат!
   Не — только я, но все, кто с нами рядом,
   Глядят туда, где свет тобой разъят".
   115 Я молвил: "Если ты окинешь взглядом,
   Как ты со мной и я с тобой живал,
   Воспоминанье будет горьким ядом.
   118 От жизни той меня мой вождь воззвал,
   На днях, когда над нами округленной
   Была (и я на солнце указал)
   121 Сестра того.890 Меня он в тьме бездонной
   Провел средь истых мертвых, и за ним
   Я движусь, истой плотью облеченный.
   124 Так я поднялся, им руководим,
   Всю эту гору огибая кружно,
   Где правят тех, кто в мире был кривым.
   127 Он говорит, что мы дойдем содружно
   До высоты, где Беатриче ждет;
   А там ему меня покинуть нужно.
   130 Так говорит Вергилий, этот вот
   (Я указал); другой — та тень святая,
   Которой ради дрогнул ваш оплот,
   133 Из этих царств ее освобождая".


ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


   1 Ход не мешал речам, и речи — ходу;
   И мы вперед спешили, как спешит
   Корабль под ветром в добрую погоду.
   4 А тени, дважды мертвые на вид,
   Провалы глаз уставив на живого,
   Являли ясно, как он их дивит.
   7 Я, продолжая начатое слово,
   Сказал: "Она, быть может, к вышине
   Идет медлительней из-за другого.
   10 Но где Пиккарда,891 — скажешь ли ты мне?
   А здесь — кого бы вспомнить полагалось
   Из тех, кто мне дивится в тишине?"
   13 "Моя сестра, чьей красоте равнялась
   Ее лишь благость, радостным венцом
   На высотах Олимпа892 увенчалась".
   16 Так он сказал сначала; и потом:
   "Ничье прозванье здесь не под запретом;
   Ведь каждый облик выдоен постом.
   19 Вот Бонаджунта Луккский,893 — и при этом
   Он пальцем указал, — а тот, щедрей,
   Чем прочие, расшитый темным цветом,894
   22 Святую церковь звал женой своей;
   Он был из Тура; искупает гладом
   Больсенских, сваренных в вине, угрей".895
   25 Еще он назвал многих, шедших рядом;
   И не был недоволен ни один:
   Я никого не видел с мрачным взглядом.
   28 Там грыз впустую пильский Убальдин896
   И Бонифаций, посохом Равенны
   Премногих пасший длинный ряд годин.897
   31 Там был мессер Маркезе;898 в век свой бренный
   Он мог в Форли, не иссыхая, пить,
   Но жаждой мучился ежемгновенной.
   34 Как тот, кто смотрит, чтобы оценить,
   Я, посмотрев, избрал поэта Лукки,
   Который явно жаждал говорить.
   37 Сквозь шепот, имя словно бы Джентукки
   Я чуял там,899 где сам он чуял зной
   Ниспосланной ему язвящей муки.
   40 "Дух, если хочешь говорить со мной, —
   Сказал я, — сделай так, чтоб речь звучала
   И нам обоим принесла покой".
   43 "Есть женщина, еще без покрывала,900
   Сказал он. — С ней отрадным ты найдешь
   Мой город, хоть его бранят немало.
   46 Ты это предсказанье унесешь
   И, если понял шепот мой превратно,
   Потом увидишь, что оно не ложь.901
   49 Но ты ли тот, кто миру спел так внятно
   Песнь, чье начало я произношу:
   «Вы, жены, те, кому любовь понятна?»
   52 И я: "Когда любовью я дышу,
   То я внимателен; ей только надо
   Мне подсказать слова, и я пишу".902
   55 И он: "Я вижу, в чем для нас преграда,
   Чем я, Гвиттон, Нотарий903 далеки
   От нового пленительного лада.
   58 Я вижу, как послушно на листки
   Наносят ваши перья904 смысл внушенный,
   Что нам, конечно, было не с руки.
   61 Вот все, на взгляд хоть самый изощренный,
   Чем разнятся и тот и этот лад".
   И он умолк, казалось — утоленный.
   64 Как в воздухе сгрудившийся отряд
   Проворных птиц, зимующих вдоль Нила,905
   Порой спешит, вытягиваясь в ряд,
   67 Так вся толпа вдруг лица отвратила
   И быстрым шагом дальше понеслась,
   От худобы и воли легкокрыла.
   70 И словно тот, кто, бегом утомясь,
   Из спутников рад пропустить любого,
   Чтоб отдышаться, медленно пройдясь,
   73 Так здесь, отстав от сонмища святого,
   Форезе шел со мной, нетороплив,
   И молвил: «Скоро ль встретимся мы снова?»
   76 И я: "Не знаю, сколько буду жив;
   Пусть даже близок берег, но желанье
   К нему летит, меня опередив;
   79 Затем что край, мне данный в обитанье,906
   Что день — скуднее доблестью одет
   И скорбное предвидит увяданье".
   82 И он: "Иди. Зачинщика всех бед
   Звериный хвост, — мне это въяве зримо, —
   Влачит к ущелью, где пощады нет.
   85 Зверь мчится все быстрей, неудержимо,
   И тот уже растерзан, и на срам
   Оставлен труп, простертый недвижимо.
   88 Не много раз вращаться тем кругам
   (Он вверх взглянул), чтобы ты понял ясно
   То, что ясней не вымолвлю я сам.907
   91 Теперь простимся; время здесь всевластно,
   А, идя равной поступью с тобой,
   Я принужден терять его напрасно".
   94 Как, отделясь от едущих гурьбой,
   Наездник мчит коня насколько можно,
   Чтоб, ради славы, первым встретить бой,
   97 Так, торопясь, он зашагал тревожно;
   И вновь со мной остались эти два,
   Чье имя в мире было столь вельможно.
   100 Уже его я различал едва,
   И он не больше был доступен взгляду,
   Чем были разуму его слова,
   103 Когда живую, всю в плодах, громаду
   Другого древа я увидел вдруг,
   Крутого склона обогнув преграду.
   106 Я видел — люди, вскинув кисти рук,
   Взывали к листьям, веющим широко,
   Как просит детвора, теснясь вокруг,
   109 А окруженный не дает до срока,
   Но, чтобы зуд желания возрос,
   Приманку держит на виду высоко.
   112 Потом ушли, как пробудясь от грез.
   Мы подступили, приближаясь слева,
   К стволу, не внемлющему просьб и слез.
   115 "Идите мимо! Это отпрыск древа,
   Которое растет на высотах
   И от которого вкусила Ева".908
   118 Так чей-то голос говорил в листах;
   И мы, теснясь, запретные пределы
   Вдоль кручи обогнули второпях.
   121 "Припомните, — он говорил, — Нефелы
   Проклятый род, когда он, сыт и пьян,
   На бой с Тезеем ринулся, двутелый;909
   124 И как вольготно лил еврейский стан,
   За что и был отвергнут Гедеоном,
   Когда с холмов он шел на Мадиан".910
   127 Так, стороною, под нависшим склоном,
   Мы шли и слушали про грех обжор,
   Сопровожденный горестным уроном.
   130 Потом, все трое, вышли на простор
   И так прошли в раздумье, молчаливы,
   За тысячу шагов, потупя взор.
   133 «О чем бы так задуматься могли вы?» —
   Нежданный голос громко прозвучал,
   Так что я вздрогнул, словно зверь пугливый.
   136 Я поднял взгляд; вовеки не блистал
   Настолько ослепительно и ало
   В горниле сплав стекла или металл,
   139 Как тот блистал, чье слово нас встречало:
   "Чтобы подняться на гору, здесь вход;
   Идущим к миру — здесь идти пристало".
   142 Мой взор затмился, встретив облик тот;
   И я пошел вослед за мудрецами,
   Как человек, когда на слух идет.
   145 И как перед рассветными лучами
   Благоухает майский ветерок,
   Травою напоенный и цветами,
   148 Так легкий ветер мне чело облек,
   И я почуял перьев мановенье,
   Распространявших амврозийный ток,
   151 И услыхал: "Блажен, чье озаренье
   Столь благодатно, что ему чужда
   Услада уст и вкуса вожделенье,
   154 Чтоб не алкать сверх меры никогда".


ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ


   1 Час понуждал быстрей идти по всклону,
   Затем что солнцем полуденный круг
   Был сдан Тельцу, а ночью — Скорпиону;911
   4 И словно тот, кто не глядит вокруг,
   Но направляет к цели шаг упорный,
   Когда ему помедлить недосуг,
   7 Мы, друг за другом, шли тесниной горной,
   Где ступеней стесненная гряда
   Была как раз для одного просторной.
   10 Как юный аист крылья иногда
   Поднимет к взлету и опустит снова,
   Не смея оторваться от гнезда,
   13 Так и во мне, уже вспылать готова,
   Тотчас же угасала речь моя,
   И мой вопрос не претворялся в слово.
   16 Отец мой, видя, как колеблюсь я,
   Сказал мне на ходу: "Стреляй же смело,
   Раз ты свой лук напряг до острия!"
   19 Раскрыв уста уже не оробело:
   "Как можно изнуряться, — я сказал, —
   Там, где питать не требуется тело?"
   22 "Припомни то, как Мелеагр сгорал,912
   Когда подверглась головня сожженью,
   И минет горечь, — он мне отвечал. —
   25 И, рассудив, как всякому движенью
   Движеньем вторят ваши зеркала,913
   Ты жесткое принудишь к размягченью.
   28 Но, чтобы мысль твоя покой нашла,
   Вот Стаций здесь; и я к нему взываю,
   Чтобы твоя болячка зажила".
   31 "Прости, что вечный строй я излагаю
   В твоем присутствии, — сказал поэт. —
   Но отказать тебе я не дерзаю".
   34 Потом он начал: "Если мой ответ
   Ты примешь в разуменье, сын мой милый,
   То сказанному «как» прольется свет.
   37 Беспримесная кровь, которой жилы
   Вобрать не могут в жаждущую пасть,
   Как лишнее, чего доесть нет силы,
   40 Приемлет в сердце творческую власть
   Образовать собой все тело ваше,
   Как в жилах кровь творит любую часть.
   43 Очистясь вновь и в то сойдя, что краше
   Не называть, впоследствии она
   Сливается с чужой в природной чаше.
   46 Здесь та и эта соединена,
   Та — покоряясь, эта — созидая,
   Затем что в высшем месте914 рождена.
   49 Смешавшись с той и к делу приступая,
   Она ее сгущает, сгусток свой,
   Раз созданный, помалу оживляя.
   52 Зиждительная сила, став душой,
   Лишь тем отличной от души растенья,
   Что та дошла, а этой — путь большой,
   55 Усваивает чувства и движенья,
   Как гриб морской, и нужные дает
   Зачатым свойствам средства выраженья.
   58 Так ширится, мой сын, и так растет
   То, что в родящем сердце пребывало,
   Где естество всю плоть предсоздает.
   61 Но уловить, как тварь младенцем стала,
   Не так легко, и здесь ты видишь тьму;
   Мудрейшего, чем ты, она сбивала,
   64 И он учил, что, судя по всему,
   Душа с возможным разумом не слита,
   Затем что нет вместилища ему.915
   67 Но если правде грудь твоя открыта,
   Знай, что, едва зародыш завершен
   И мозговая ткань вполне развита,
   70 Прадвижитель, в веселии склонен,
   Прекрасный труд природы созерцает,
   И новый дух в него вдыхает он,
   73 Который все, что там росло, вбирает;
   И вот душа, слиянная в одно,
   Живет, и чувствует, и постигает.
   76 И если то, что я сказал, темно,
   Взгляни, как в соке, что из лоз сочится,
   Жар солнца превращается в вино.
   79 Когда ж у Лахезис916 весь лен ссучится,
   Душа спешит из тела прочь, но в ней
   И бренное, и вечное таится.
   82 Безмолвствуют все свойства прежних дней;
   Но память, разум, воля — те намного
   В деянии становятся острей.
   85 Она летит, не медля у порога,
   Чудесно к одному из берегов;917
   Ей только здесь ясна ее дорога.
   88 Чуть дух очерчен местом, вновь готов
   Поток творящей силы излучаться,
   Как прежде он питал плотской покров.
   91 Как воздух, если в нем пары клубятся
   И чуждый луч их мгла в себе дробит,
   Различно начинает расцвечаться,
   94 Так ближний воздух принимает вид,
   В какой его, воздействуя, приводит
   Душа, которая внутри стоит.918
   97 И как сиянье повсеместно ходит
   За пламенем и неразрывно с ним,
   Так новый облик вслед за духом бродит
   100 И, так как тот через него стал зрим,
   Зовется тенью; ею создаются
   Орудья чувствам — зренью и другим.
   103 У нас владеют речью и смеются,
   Нам свойственны и плач, и вздох, и стон,
   Как здесь они, ты слышал, раздаются.
   106 И все, чей дух взволнован и смущен,
   Сквозит в обличье тени; оттого-то
   И был ты нашим видом удивлен".919
   109 Последнего достигнув поворота,
   Мы обратились к правой стороне,
   И нас другая заняла забота.
   112 Здесь горный склон — в бушующем огне,
   А из обрыва ветер бьет, взлетая,
   И пригибает пламя вновь к стене;
   115 Нам приходилось двигаться вдоль края,
   По одному; так шел я, здесь — огня,
   А там — паденья робко избегая.
   118 "Тут надо, — вождь остерегал меня, —
   Глаза держать в поводьях неустанно,
   Себя все время от беды храня".
   121 «Summae Deus clementiae»,920 — нежданно
   Из пламени напев донесся к нам;
   Мне было все же и взглянуть желанно,
   124 И я увидел духов, шедших там;
   И то их путь, то вновь каймы полоска
   Мой взор распределяли пополам.
   127 Чуть гимн умолк, как «Virum non cognosco!»921
   Раздался крик. И снова песнь текла,
   Подобием глухого отголоска.
   130 И снова крик: "Диана не могла
   В своем лесу терпеть позор Гелики,922
   Вкусившей яд Венеры". И была
   133 Вновь песнь; и вновь превозносили клики
   Жен и мужей, чей брак для многих впредь
   Явил пример, безгрешностью великий.
   136 Так, вероятно, восклицать и петь
   Им в том огне все время полагалось;
   Таков бальзам их, такова их снедь,
   139 Чтоб язва наконец зарубцевалась.


ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ


   1 Пока мы шли, друг другу вслед, по краю
   И добрый вождь твердил не раз еще:
   «Будь осторожен, я предупреждаю!» —
   4 Мне солнце било в правое плечо
   И целый запад в белый превращало
   Из синего, сияя горячо;
   7 И где ложилась тень моя, там ало
   Казалось пламя; и толпа была,
   В нем проходя, удивлена немало.
   10 Речь между ними обо мне зашла,
   И тень, я слышал, тени говорила:
   «Не таковы бесплотные тела».
   13 Иные подались, сколь можно было,
   Ко мне, стараясь, как являл их вид,
   Ступать не там, где их бы не палило.
   16 "О ты, кому почтительность923 велит,
   Должно быть, сдерживать поспешность шага,
   Ответь тому, кто жаждет и горит!924
   19 Не только мне ответ твой будет благо:
   Он этим всем нужнее, чем нужна
   Индийцу или эфиопу влага.
   22 Скажи нам, почему ты — как стена
   Для солнца, словно ты еще не встретил
   Сетей кончины". Так из душ одна925
   25 Мне говорила; я бы ей ответил
   Без промедленья, но как раз тогда
   Мой взгляд иное зрелище приметил.
   28 Навстречу этой новая чреда
   Шла по пути, объятому пыланьем,
   И я помедлил, чтоб взглянуть туда.
   31 Вдруг вижу — тени, здесь и там, лобзаньем
   Спешат друг к другу на ходу прильнуть
   И кратким утешаются свиданьем.
   34 Так муравьи, столкнувшись где-нибудь,
   Потрутся рыльцами, чтобы дознаться,
   Быть может, про добычу и про путь.
   37 Но только миг объятья дружбы длятся,
   И с первым шагом на пути своем
   Одни других перекричать стремятся, —
   40 Те, новые: «Гоморра и Содом!»,926
   А эти: "В телку лезет Пасифая927,
   Желая похоть утолить с бычком!"
   43 Как если б журавлей летела стая —
   Одна к пескам, другая на Рифей,928
   Та — стужи, эта — солнца избегая,
   46 Так расстаются две чреды теней,
   Чтоб снова петь в слезах обычным ладом
   И восклицать про то, что им сродней.
   49 И двинулись опять со мною рядом
   Те, что меня просили дать ответ,
   Готовность слушать выражая взглядом.
   52 Я, видя вновь, что им покоя нет,
   Сказал: "О души, к свету мирной славы
   Обретшие ведущий верно след,
   55 Мой прах, незрелый или величавый,
   Не там остался: здесь я во плоти,
   Со мной и кровь ее, и все суставы.
   58 Я вверх иду, чтоб зренье обрести:
   Там есть жена,929 чья милость мне дарует
   Сквозь ваши страны смертное нести.
   61 Но, — и скорее да восторжествует
   Желанье ваше, чтоб вас принял храм
   Той высшей тверди, где любовь ликует, —
   64 Скажите мне, а я письму предам,
   Кто вы и эти люди кто такие,
   Которые от вас уходят там".
   67 Так смотрит, губы растворив, немые
   От изумленья, дикий житель гор,
   Когда он в город попадет впервые,
   70 Как эти на меня стремили взор.
   Едва с них спало бремя удивленья, —
   Высокий дух дает ему отпор, —
   73 "Блажен, кто, наши посетив селенья, —
   Вновь начал тот, кто прежде говорил, —
   Для лучшей смерти черплет наставленья!
   76 Народ, идущий с нами врозь, грешил
   Тем самым, чем когда-то Цезарь клики
   «Царица» в день триумфа заслужил.930
   79 Поэтому «Содом» гласят их крики,
   Как ты слыхал, и совесть их язвит,
   И в помощь пламени их стыд великий.
   82 Наш грех, напротив, был гермафродит;
   Но мы забыли о людском законе,
   Спеша насытить страсть, как скот спешит,
   85 И потому, сходясь на этом склоне,
   Себе в позор, мы поминаем ту,
   Что скотенела, лежа в скотском лоне.931
   88 Ты нашей казни видишь правоту;
   Назвать всех порознь мы бы не успели,
   Да я на память и не перечту.
   91 Что до меня, я — Гвидо Гвиницелли;932
   Уже свой грех я начал искупать,
   Как те, что рано сердцем восскорбели".