Дантек Морис. Красная сирена

   Сам он уселся в кресло по другую сторону сто­ла и тяжело вздохнул, выражая вековую покор­ность судьбе.
   – Кажется, вы немного говорите по-португаль­ски?
   – О, совсем чуть-чуть…
   Капитан да Кошта мгновение смотрел на Аниту.
   – Ладно. Мы постарались кое-что разузнать об этом англичанине, Стивене Тревисе.
   Анита промолчала.
   – Последний дом, в котором он жил, сдан одной немецкой паре. Он съехал около трех месяцев на­зад. Мы пока не знаем куда.
   Анита переваривала информацию.
   – У вас есть адрес этого дома? Инспектор снова молча взглянул на нее:
   – Вам это ничего не даст. Наш инспектор рас­спрашивал немцев и сотрудников агентства по не­движимости. Тревис уже освободил дом к моменту заключения сделки. Новые жильцы въехали неде­лю спустя. Агентство никогда больше ничего не слышало о вашем англичанине.
   Анита попыталась все проанализировать за не­сколько мгновений.
   – Они действительно ничего не знают о том, куда он мог уехать?
   Полицейский безнадежно махнул рукой. Этот жест означал одно: Тревис мог сейчас находиться где угодно, но уж никак не в Алгарве и, скорее все­го, даже не в Португалии,
   Анита наклонилась вперед:
   – Послушайте, капитан, дайте мне адрес. Это единственная зацепка, с которой я могу начать.
   Да Кошта снова вздохнул, всем своим видом выражая непонимание: и зачем это голландской полиции так нужен адрес бывшего английского мо­ряка, живущего в Португалии? Он что-то черкнул на клочке бумаги.
   – И еще… не хочу вас затруднять, но…
   Анита замолчала, пытаясь привлечь внимание собеседника.
   Тот вопросительно поднял бровь.
   – …смогу ли я поговорить с тем инспектором, ко­торый опрашивал новых арендаторов и сотрудни­ков агентства?
   Капитан с трудом удержался от недовольного возгласа.
   – С инспектором Оливейрой? Вы найдете его в четвертом отделе на втором этаже.
   Анита поняла, что беседа окончена. Толстяк по­лицейский уже смотрел в окно, на сияющую сине­ву неба, сливавшегося с морем.
   – Прекрасно. Благодарю вас за все, что вы сде­лали.
   Секунду спустя она покинула кабинет капи­тана.
   Переступая порог ресторана, Анита вознесла мыс­ленную хвалу «мачизму» инспектора, пригласив­шего ее пообедать.
   Антонио Оливейра из четвертого отдела ока­зался молодым любезным и очень опытным поли­цейским. Он терпеливо изложил ей все подробнос­ти своих бесед с агентом по недвижимости и с новым арендатором дома Тревиса, объяснив, что потом его отвлекли другие срочные дела. Его улыб­ка говорила: «Ты ведь хорошо знаешь, какая соба­чья жизнь у всех полицейских, что в Амстердаме, что в Фару!» Анита все поняла – она умела читать между строк.
   – Конечно, думаю, работы хватает, даже здесь…
   – Да нет, сейчас еще не сезон.
   Потом они заговорили о росте числа карманных краж, угонов машин, о дилерах и прочих подонках, «высаживавшихся» каждое лето вместе с туриста­ми. Анита в основном поддакивала.
   Она объяснила Оливейре подробности своего расследования, выделив несколько деталей и рас­сказав о главных направлениях, которые разраба­тывала полиция Амстердама.
   Во взгляде молодого сыщика Анита читала подлинный интерес, осознавая одновременно, что ее фламандский шарм не оставил его равнодуш­ным.
   У нее было мало времени. Необходимо было найти англичанина за пару дней, и Анита решила пойти ва-банк. В этой гонке не помешает надежный союзник – человек, хорошо знающий местную спе­цифику и свое дело и заинтересованный в резуль­тате чуть больше остальных.
   Анита собралась броситься в атаку, но Оливейра ее опередил:
   – Может, поужинаем и обсудим дело за тарел­кой рыбы?
   И вот уже молодой официант подводит их к столику у окна с видом на скалистую бухту, покры­тую белой скатеркой.
   Усаживаясь, Анита думала о том, что ей необ­ходимо точно понять, как бы повел себя на ее месте португальский коллега.
   Подождав, пока принесут еду, она приступила к расспросам.
   – Вы не рассказали мне, чем занимался этот Тревис.
   Оливейра скорчил гримасу:
   – Да вот это-то нам как раз не совсем ясно…
   Анита настаивала:
   – И все-таки, расскажите поподробнее? – по­просила она, проглотив кусок удивительно вкусной рыбы-меч.
   – Хорошо. Тем более что я успел собрать кое-какую информацию.
   Улыбка тронула губы Оливейры, во взгляде блеснул хитрый огонек. Анита рассмеялась:
   – Да уж, палец вам в рот не клади! Ладно, да­вайте, колитесь!
   Молодой сыщик ответил неопределенным жес­том, смысл которого Анита прекрасно поняла: ког­да-нибудь… Разве мы плохо сидим?
   Она мгновенно рассмеялась в ответ, прикрывая рот ладошкой, поправила рыжевато-медную прядь волос, упавшую на лоб, и тут же почувствовала – кокетство действует!
   Анита, конечно, мало напоминала топ-моделей с глянцевых суперобложек журналов: треугольное худое лицо с высокими скулами, худощавая фигу­ра, не слишком пышные формы. Зато глаза часто вызывали у представителей мужского пола выброс адреналина, и она читала в их взглядах желание.
   Похоже, сейчас именно тот случай.
   «Спокойно, – подумала она. – Даже если он клюнул, сейчас не время для романтического при­ключения…»
   Она «надела» на лицо серьезное выражение.
   – Итак, чем он занимался?
   Оливейра отвел взгляд и, немного подумав, приступил к рассказу:
   – Начнем в хронологическом порядке. Лейте­нант ВМС Великобритании. Служил сначала на Дальнем Востоке, потом в Гибралтаре. Семь лет преданной образцовой службы на благо ее величе­ства. Отставка. Переезд в Барселону, потом в Ан­далусию. Осел в Алгарве. Знакомство с молодой голландкой Евой Кристенсен. Разнообразные заня­тия. Пишет картины и выставляет их в Португалии и в Испании. Летом катает туристов на яхте или на прогулочном катере. Жена часто ездит за границу по делам – она весьма успешная предпринима­тельница. После рождения дочери семья переез­жает в Барселону. Все, конец. Однако в последние месяцы перед переездом Тревис, похоже, имел де­ло с разными темными типами в Лиссабоне и Испа­нии. Все они были так или иначе связаны с италь­янской мафией. И последнее. После развода, лет пять назад, он вернулся сюда, в Алгарве… Почти нигде не бывал, рисовал дни напролет, но выстав­лялся редко.
   Анита не скрывала восхищения. Столько све­дений при таком «пристрелочном» расследовании!
   Оливейра рассказывал неторопливо и мягко, так что она без труда понимала его.
   Ей было легко с этим молодым инспектором, она даже начала думать по-португальски…
   – Хорошо, а теперь посоветуйте, как мне дей­ствовать.
   Оливейра коротко рассмеялся:
   – Что заставляет вас предполагать, будто он до сих пор здесь?
   – Ничего. Но почему бы не начать отсюда? Оливейра бросил на нее взгляд, в котором чи­тались удивление и любопытство:
   – Начинайте не в Фару.
   – Почему?
   – Да потому, что я уже допросил все местные агентства по недвижимости и портовое начальство.
   Анита чуть не поперхнулась вином.
   – Что вы сделали?
   – Сегодня утром, после звонка из Амстердама о вашем приезде, я побывал в агентствах и в порту. Тревиса здесь нет.
   Анита не отводила от него внимательно-изум­ленного взгляда.
   Оливейра сам заплатил по счету. Она знала, что мужчины Средиземноморья не допускают мысли о том, что женщина будет платить, и не ста­ла настаивать
   Инспектор проводил Аниту до Центрального комиссариата, напомнив по дороге, что едет на сле­дующий день в Лиссабон, а возможно, отправится в Порто, на другой конец страны, чтобы забрать од­ного задержанного. Он посоветовал ей начать с вос­точной части города – она была ближе всего к ис­панской границе. Возможно, Тревис отправился на юг Андалусии и у нее будет пусть небольшой, но шанс хоть что-то узнать о нем.
   Анита оценила весь фатализм его предположе­ния и промолчала в ответ, не раскрывая рта всю дорогу, пока они ехали в комиссариат.
   Сев за руль своей машины, она решила после­довать совету Оливейры. В конце концов, его метод ничем не хуже любого другого.
 
   К полудню разговор сам собой угас, и Хьюго обра­тил наконец внимание на настоятельное требова­ние своего организма.
   За последние несколько часов Алиса проявила такое жадное любопытство, что ему пришлось, не отрываясь от дороги, срочно систематизировать все свои знания по истории и попытаться объяс­нить ей глубинные причины конфликта, вернув­шись аж к началу века и подробно описывая раз­личные типы тоталитарных коммунистических режимов в Европе и мире.
   Он как раз дошел до начала первой мировой войны, рассказывая о прекрасном июне 1914-го в Сараеве, когда почувствовал, что пора отлить. В лю­бом случае он практически закольцевал повествова­ние. Начало и конец двадцатого века, тот же город в самом сердце Балканского полуострова, который стал своеобразными скобками в истории. «Теперь вперед, – подумал он с привычным фатализмом, – на встречу с будущим». Поставил старую запись «Роллинг Стоунз» – авось поможет дотерпеть пят­надцать километров до следующей стоянки.
   На площадке огромной заправки Эссо было пол­но машин, стоявших в очереди к колонкам. Грузови­ки стояли на специальной парковке вдоль дороги. В кафе толпились водители и туристы, юнцы, путе­шествующие автостопом и словно сошедшие со страниц иллюстрированной энциклопедии конца ве­ка. С порога Хьюго внимательно осмотрел весь зал, стараясь подметить необычную деталь, подозри­тельных типов, пристальные взгляды или выпираю­щие из-под одежды пушки. Инстинктивно взяв Али­су за руку, он подвел ее к длинной стойке с выставленными на ней в ряд тарелками с едой. Не обнаружив ничего подозрительного, позволил себе умственную передышку, решив «отпустить вожжи».
   – Возьми мне кусок лимонного пирога и пиво… себе – все, что понравится. Сядь вот там, в углу, за маленький столик, я вернусь через минуту. Он бы­стро пошел по направлению к туалету.
   В кабинке, шумя, как Ниагарский водопад, Хьюго даже удовлетворенно застонал от облегче­ния, потом вымыл руки и сполоснул лицо, стоя ря­дом с водителями в клетчатых рубашках и заса­ленных майках и сотрудниками дорожной службы в строгих коричневых костюмах.
   Он возвращался к Алисе, чувствуя себя неве­сомым, как воздушный шарик.
   – Ладно, – начал он, садясь за оранжевый пла­стиковый стол, – а теперь расскажи мне об отце. О человеке из Португалии.
   И набросился на пирог. Черт, что за вкус, сплошная синтетика… Алиса смотрела на него сни­зу вверх, жуя крабовую палочку:
   – Я не видела его уже четыре года.
   – Что такого страшного произошло между тво­ими родителями, что отца лишили права видеться с тобой? Ты больше не носишь его фамилию?
   Алиса опустила глаза в тарелку. Хьюго не деликатничал, он должен наконец уз­нать правду.
   – Я точно не знаю. Я тогда была маленькая. Моя мать подала на развод, а потом что-то произо­шло. Адвокаты. Судебный процесс. Отец проиграл. Год спустя после развода мы виделись в последний раз… Потом мама объяснила, что по документам я теперь не Алиса Барселона Тревис Кристенсен, а просто Алиса Барселона Кристенсен.
   Хьюго улыбнулся. Не слишком весело.
   – Ты действительно не знаешь почему? Что случилось на самом деле?
   Алиса отрицательно покачала головой. Потом как будто решилась и открыла было рот, чтобы от­ветить, но снова передумала и, не говоря ни слова, проглотила следующую крабовую палочку.
   Хьюго не упустил ни одного движения ее души.
   – Почему ты не можешь ничего мне расска­зать?
   Алиса подняла на него глаза, в которых плеска­лась тревога. Мгновение молча смотрела, потом проглотила очередной кусок сурими и уронила:
   – Эти штуки из крабов совсем невкусные. Хьюго прикрыл глаза:
   – Ладно, как хочешь…
   Он доел, одним глотком допил пиво и собрал грязную посуду на один из подносов.
   – Ты больше ничего не будешь?
   – Нет, я и есть-то не хотела.
   – Хорошо, тогда уходим.
   Хьюго встал и направился к кассе.
   Алиса шла следом, сохраняя дистанцию как минимум в метр.
   Следующие двести километров они проехали в молчании. На выезде из Нарбонна произошло не­предвиденное осложнение: столкнулись две маши­ны, и возникла многокилометровая пробка. Хьюго сверился с картой Витали, лихорадочно обдумывая ситуацию. Можно съехать с автострады, ведущей к южной границе на Перпиньян. Добравшись до главной трассы через Центральные Пиренеи, он избе­жит крупного таможенного поста по пути в Барсело­ну. И въедет в Испанию по горным дорогам Страны Басков и Наварры: Памплона, потом Бургос. Оттуда он спустится прямо к Саламанке и попадет в Порту­галию с севера, где его вряд ли ждут. Десять минут спустя Хьюго ехал прямо на запад, в сторону Каркассона, Тулузы и Тарба, там он собирался свернуть к границе. Да, он правильно составил маршрут на день и поэтому мог – во имя сохранения полной тай­ны – увеличить время прохождения маршрута на несколько часов.
   Через некоторое время Алиса заерзала на сиденье. Поставив локти на подголовник, она спросила вкрадчивым голосом:
   – Вы сердитесь, Хьюго? Он не знал, что отвечать.
   – Вы хотели, чтобы я вам все рассказала, там, в закусочной…
   Она скорее утверждала, чем спрашивала, но Хьюго решил развеять ее опасения:
   – Да нет, не беспокойся, полагаю, у тебя были веские причины…
   Он сам, пытаясь объяснить ей, что за ад имеет в виду, тоже не был до конца честен: не назвал ни од­ного имени, ни разу не упомянул Витали и других членов организации, придумал какую-то гумани­тарную организацию, работающую на боснийское правительство, наврал, что отвечает за безопас­ность ее членов, потому и носит оружие. Он смешал достаточно реальных фактов с ложью, чтобы все выглядело вполне правдоподобно. Он ничего не рассказал девочке ни о поставках оружия, ни о бо­ях в Черске и Сараеве, ни о горном селе, в котором они нашли сотни трупов, ни словом не обмолвился об изнасилованных девушках, которых обезглави­ли на их собственных кухнях или в маленьких спальнях на кроватях, загаженных нечистотами. Он не стал расписывать в деталях тот случай, ког­да они с Беширом Ассиневичем, Марко Людовичем и двумя французами, неожиданно осветив фона­рем дверь погреба, увидели распятую девочку со вспоротым животом. Стоило ему вызвать эту кар­тину в памяти, и она часами не выходила у него из головы. Хьюго умолчал и о том, что показали ему боснийские офицеры: десятки маленьких девочек сидели взаперти в школьном зале – похожие на де­шевых кукол с переломанными ногами. Многие бос­нийцы не могли сдержаться – слезы катились из их глаз, опустевших навсегда, навечно…
   – Знаешь, это мой отец…
   Хьюго не сразу включился. Душа его витала далеко от тела, которое вело черный «БМВ» по французской дороге. В некотором смысле это не было преувеличением: огромная часть его памяти и личности навсегда осталась там, перед той две­рью в жуткий пыльный погреб, набитый мертвыми телами, разрушенными жизнями.
   – Твой отец? – хрипло переспросил он.
   – Да… это он меня попросил… и я ему обещала… Никому не рассказывать того, что он писал…
   Хьюго нахмурился.
   Тем хуже – в любом случае через двадцать че­тыре часа Алиса Кристенсен навсегда исчезнет из его жизни. Пусть подавится своими проклятыми секретами!
   Перед ним расстилалась лента дороги, у него была кассета Джимми Хендрикса, а зажигатель­ная гитара Перпл Хейз в конце концов все «устаканила».
   Ему даже удалось прогнать из памяти то про­клятое видение. Ту гребаную дверь с распятым на ней человеческим телом.
   Она оказалась на восточной дороге, шедшей вдоль побережья. Раствориться в пейзаже. Узнать эту землю, эту страну, насладиться ее ароматами и языком, привыкнуть к лицам и видам…
   Чтобы быстро продвинуться, придется рассчи­тывать на интуицию и везение.
   Один из каналов передавал безликую мелодию в стиле диско. Слева тянулись пляжи, обсаженные кипарисами и соснами. Анита начала отбивать такт по рулю, слушая песню Уитни Хьюстон.
 
   По широкой скоростной дороге № 125 она про­ехала Ольяно, несясь вперед по серой ленте шоссе.
   Солнце давно нырнуло за горизонт, упав по другую сторону Атлантики, – наше светило всегда точнее любых часов и приборов.
   Деревья, выхватываемые фарами из темноты, напоминали огромных призраков.
   Анита решила остановиться в небольшой хар­чевне, которая возникла перед ней на мысе, в стороне от пустынной дороги, словно свалившись с неба. Она поставила машину на пустую стоянку и вошла во влажно-жаркий зал с белыми оштукатуренными стенами, на которых были развешаны рыболовные сети и чучело рыбы-меч.
   Внутри, за столом у окна с видом на океан, ужинали двое старых рыбаков. Вглубине четверо мужчин помоложе играли в карты. Один из них оказался хозяином. Он сразу поднялся навстречу Аните с обычным для этих мест простым и сдер­жанным гостеприимством, улыбнулся, произнеся несколько слов, состоявших преимущественно из шипящих звуков.
   Анита коротко ответила и прошла к столику у окна, позади того, где сидели рыбаки.
   Она заказала большой стакан сервесы, съела несколько оливок.
   Через окно она видела белые перила огражде­ния над растущими на склоне соснами, спускав­шимися к пляжам. По морю бежала легкая зыбь, волны складывались в затейливые фигуры, а над водой самоуверенно сияла полная Луна.
   Тихонько пела старая пластинка. Простая ме­лодия, в которой звучала традиционная порту­гальская печаль. Песня рыбаков – таких, как эти двое стариков, молча попивающих свой бакальхао.
   Четверть часа спустя они поднялись и вышли из ресторанчика, негромко попрощавшись с ос­тальными и почтительно, но с достоинством, по­клонившись Аните.
   Она подозвала хозяина, чтобы заказать кофе, а когда тот подошел, достала из сумки фотографию Стивена Тревиса:
   – Я ищу этого человека, он мой друг. Англича­нин, бывший моряк. Мне сказали, что он жил в ок­рестностях Фару.
   Хозяин внимательно и вежливо изучил сни­мок, потом, отрицательно покачав головой, вернул Аните:
   – Нет, я его не знаю… Эй, Жоакин, посмотри, знаешь этого типа? – Он обращался к картежнику в красной рубашке. Тот поднял на него взгляд:
   – Что там, Антонио? Что за тип?
   – Вот, гляди… – Хозяин помахал снимком. – Иди сюда, посмотри, он друг нашей маленькой ино­странной гостьи.
   Мужчина положил карты, встал, подошел к хо­зяину.
   Внимательно изучив фотографию, он тоже от­рицательно покачал головой.
   – Эй, ребята, а вы его знаете?
   Жоакин отнес карточку своим приятелям, они смотрели, передавая из рук в руки, вежливо отве­чали:
   – Нет, нет…
   Жоакин вернул фотографию хозяину, тот про­тянул ее Аните:
   – Мне жаль, мадемуазель, мы не знаем, кто это. Вряд ли он здесь живет… А вы-то сами откуда?
   – Из Голландии… Из Нидерландов, – почему-то растерявшись, уточнила она, пряча снимок.
   – Вы знать эти места? – Хозяин перешел на ломаный «туристский» – голландский.
   – Нет, я здесь впервые. – Анита ответила ему по-португальски. – У вас есть свободная комната. На эту ночь?
   – Ну конечно! – Хозяина восхитило то обстоя­тельство, что молодая иностранка с севера решила остановиться в его гостинице. – У меня есть очень красивая комната с окнами на море, на втором этаже.
   Он поднял глаза к потолку, затянутому сетью цвета сушеной морской травы.
   – Отлично… А можно мне коньяку к кофе?
   – Коньяку? – переспросил хозяин. Анита молча кивнула.
   Он вернулся через три минуты с кофе и бока­лом, в котором плескалась янтарная жидкость, по­ставил посуду на стол так торжественно, как если бы угощал Аниту амброзией или частицей крови из чаши Святого Грааля.
   Анита благодарно улыбнулась и поблагодарила по-португальски, потом сделала глоток обжигаю­щего напитка с французским коньяком.
   Хозяин вернулся к столу и спокойно продол­жил игру.
   Луна над океаном заигрывала с волнами и пе­ной.
   Анита залюбовалась видом сливающихся с мо­рем небес. Она не смогла бы вспомнить, когда подня­лась с места, взяла ключи от комнаты и поднялась наверх в сопровождении хозяина (он счел своим дол­гом донести ее маленький чемоданчик до дверей).
   Анита вошла, бросилась на кровать, зашвыр­нув одежду на кресло у окна, и нырнула под све­жие простыни с забытым ощущением счастья и легкости. Она проспала десять часов, ни разу не проснувшись.
 
   Оранжевое круглое слепящее солнце опускалось за горизонт прямо перед ними. На небе волшебного густо-синего цвета не было ни облачка, и только ог­ненный шар освещал вселенную теплым светом.
   Стрелка показателя уровня бензина собира­лась вот-вот поцеловаться с нулем.
   – Так, – объявил Хьюго, – на следующей оста­новке писаем и заправляемся!
   Десятью километрами дальше под фонарем они заметили рекламный щит «Тексако». Хьюго ос­тановился, залил полный бак высшего сорта и сно­ва прыгнул за руль.
   Оказавшись на дороге, ведущей к Памплоне, достал упаковку дезоксина и, не запивая, прогло­тил сразу две таблетки. Не прошло и двух минут, а нога по собственной воле решила вдавить в пол пе­даль газа, но он совладал с собой, включив на вся­кий случай противорадарную «квакушку».
   Хьюго вел машину, как загипнотизированный: нервы на пределе из-за скорости, во рту – горький вкус, губы потрескались и высохли.
   Он больше не включал ни радио, ни магнито­фон, ему хватало мерного гудения мотора в ночи.
   Немного недоезжая до Торрес-дель-Рио Хуго заметил боковым зрением какое-то движение. Невероятным – почти гимнастическим – движением Алиса перекатилась через сиденье и очутилась ря­дом с ним. Хьюго повернулся к ней, удивленно под­няв бровь.
   Девочка слабо улыбнулась в ответ.
   Она будто хотела сказать: «Мы ведь в одной лодке, правда?» Ему нечего было возразить.
   Несколько часов спустя Алиса сделала шаг к примирению. Сразу после Бургоса, недоезжая до Квинтана-дель-Пуэнте, девочка внезапно напря­глась, съежилась. Он не понимал, в чем дело: толь­ко что она казалась ему невероятно сосредоточен­ной, погруженной в глубокие размышления. Наступила ночь. Чтобы разрядить атмосферу, он включил радио, покрутил ручку, ища что-нибудь приличное на средних волнах. Диско, кантри, дис­ко, диско, местное варьете, диско, ага, вот класси­ка, ну уж нет, только не Оффенбах, снова диско, фольклор, какой-то нудный спор, диско и… Одна фигня!
   Напев блюзовой гитары плыл в пространстве, как жар недуга. Он не узнал отрывка, но решил, что это Элберт Кинг.
   – Хьюго… Я ужасно хочу поспать в настоящей кровати…
   Он не отрываясь смотрел на дорогу. Брошенное в ответ «что?» прозвучало рассеянно, почти бес­связно – спасибо амфетаминам!
   – Давайте остановимся, мне надоело ехать в этой машине.
   Она снова играет в «капризную малышку».
   Хьюго с трудом подавил вздох. Да что ей нуж­но, черт побери, пульмановский спальный вагон?
   И все-таки он расслышал в ее голосе, бесцвет­ном от усталости и сумятицы чувств, невероятное напряжение.
   «Будь подобрее, хрен моржовый! – ругнул себя Хьюго. – Она – ребенок, которого взрослые своло­чи ткнули лицом в кошмар…»
   Он повернул голову, улыбнулся ей самой теп­лой улыбкой, на какую был способен в сложивших­ся обстоятельствах.
   – Ладно, ладно, – произнес он, опьяненный скоростью, – мы остановимся…
   Как по волшебству, фары выхватили из темно­ты металлический щит – рекламу гостиницы.
   Хьюго въехал на большую стоянку – площадка была посыпана гравием, – примыкавшую к дому с башенками, освещенному красивыми фонарями. Розовый камень оживал в электрическом свете, стиралась вековая патина.
   Хьюго выключил радио, вынул ключи из зажи­гания.
   Сидевшая рядом Алиса блуждала в лабиринте своих мрачных мыслей. Ситуация оставалась сложной, и Хьюго боялся, как бы у девочки не слу­чился нервный срыв. Он знал – даже если это про­изойдет, он ее поймет.
   Тяжело вздохнув, он взялся за ручку дверцы.
   – Знаете что, Хьюго… Я правда вам очень бла­годарна за все, что вы для меня делаете…
   Он открыл дверь.
   Поставил ногу на землю.
   – Хьюго, вы должны меня выслушать, пожа­луйста.
   Притормозив, он повернулся к девочке. Снова улыбнулся. Алиса пристально смотрела на него глазами неестественного цвета, на лице читалось невозможное отчаяние. Она вцепилась в его руку:
   – Хьюго, пообещайте мне одну вещь… Он сделал ей знак продолжать.
   – Моя мать не должна вас отыскать! Понимаете? Он не отводил взгляда.
   Она сказала «вас»? Почему? Вопрос ясно чи­тался на его лице, и Алиса прекрасно его поняла. Она так волновалась, что ореховый цвет радужки глаз казался почти натуральным.
   – Поклянитесь, что не станете пытаться… побе­дить ее… если вы встретитесь… бегите…
   Хьюго постарался скрыть самоуверенную иро­ничную улыбку.
   – Послушай, Алиса, давай все проясним… Ты за­лезла ко мне в машину, и я согласился довезти тебя до Португалии. Я обратился за помощью к некото­рым друзьям и теперь еду в Фару, чтобы передать тебя отцу. Только не спрашивай меня, почему я это делаю, а если однажды кто-нибудь начнет задавать тебе вопросы, отвечай, что ничего не знала. Идет?
   Он смотрел на нее почти жестко. Вот дьявол, пора ей вернуться на грешную землю! За ней го­нятся вооруженные бандиты во главе с чокнутой матерью-преступницей. Так что задний ход давать поздно…
   – Мы летим вперед… Как ракета, которая не способна остановиться после пуска… Ты понима­ешь?