«Добро пожаловать в Европу», – подумал он.
   «Приветствуем вас в стране автобанов!» – по­правил он себя и увеличил скорость до допустимо­го предела.
   Машина пожирала километры, а Хьюго пытал­ся в очередной раз оценить ситуацию.
   Если мать этой девочки действительно пре­ступница и в ее распоряжении по меньшей мере две машины вооруженных головорезов, то, скорее всего, в погоню за ними отправлены и другие люди, причем много.
   А если к этому добавить еще и легавых, полу­чается перебор!
   В конце концов Хьюго вынужден был согла­ситься с формальным приказом Витали. Распоря­жение касалось того, что он повсюду таскал за собой в двойном дне огромного чемоданчика с инст­рументами фирмы «Факом».
   Он тогда попытался объяснить Витали, что это всего лишь сувенир, к тому же разобранный и раз­ряженный. Ответное выражение лица Витали ока­залось красноречивее всяких слов.
   В Сараеве снайперы часто работали по трое. Хьюго никогда не хотел работать в бригаде, но, как и обучавший их боснийский офицер, был изумлен тем обстоятельством, что мог с четырехсот метров подст­релить движущуюся цель из оружия с оптическим прицелом. Выпущенная из штурмового карабина «АР-18» пуля калибра 5, 5 наносила действительно впечатляющие разрушения. А если уж трое стреля­ют очередями, можете быть уверены в смертельном исходе. Для боев, в которых он участвовал, «АР-18» был идеальным оружием. Второй стрелок из его бри­гады пользовался немецкой винтовкой и стрелял в основном по мишеням, находившимся на более дале­ких расстояниях. В каждой группе третий человек был вооружен автоматом-пулеметом типа «узи» или «Калашникова» и защищал товарищей в ближнем бою. Впрочем, «АР-18» неоднократно доказывал свою эффективность, когда приходилось с тридцати метров расстреливать противника, решившего раз и навсегда покончить с вами!
   Вид разобранного оружия, когда его части ле­жали на белой тряпке посреди стола, щемил его сердце.
   Витали разрешил Хьюго спрятать девятимил­лиметровый «ругер» в тайнике под сиденьем.
   Ружье, объяснял он, сразу обнаружат скане­ром на таможне, современные системы с ускорите­лями частиц просвечивают контейнеры с фото­пленкой, не вредя их качеству. Если, по той или иной причине, на таможне захотят проверить со­держимое багажника или чемоданчика, тебя сразу арестуют, девочку допросят, отправят к родите­лям, машину конфискуют, а оружие наведет на след организации.
   Зато пистолет можно спрятать в салоне – вряд ли машину будут сканировать или тщательно до­сматривать, если в багажнике ничего не найдут.
   Хьюго вынужден был смириться и с тоской на­блюдать, как дорогое его сердцу воспоминание исчезает вместе с сумкой. Витали отвечал за их бе­зопасность. Все должно было выглядеть макси­мально легальным – даже амфетамины, выписан­ные врачом Организации.
   Перед самым отъездом Витали отвел Хьюго в сторону.
   – Если уж ты так прикипел к этой штуке, мы это устроим, – прошептал он.
   У них был в Португалии «законсервирован­ный» почтовый ящик, которым пока никто не поль­зовался. Витали оставит там карабин или другое оружие аналогичного типа, после чего эту точку закроют навсегда. Хьюго сможет воспользоваться ею лишь в самом крайнем случае.
   В Португалии. В Эворе. Все лучше, чем ничего.
   Отсутствие хорошо знакомого тяжелого пред­мета под правой подмышкой и мысленное воспоминание о разобранном карабине, лежащем на столе в кухне за многие тысячи километров отсюда, нер­вировало Хьюго.
   Ему потребовался длительный сеанс самогип­ноза, чтобы отрегулировать дыхание и привести в порядок мысли, но в конце концов напряжение от­пустило.
   Его обволакивали шум двигателя и свист ветра, врывавшегося в салон через приоткрытое окно. Вне­запно он осознал, что кассета давно закончилась.
   Съезжая со скоростной трассы перед француз­ской границей, он внезапно понял, что в чем-то глав­ном они с этой замаскированной девочкой едины. Больше часа ни один из них не нарушал молчания.
   Да, оба они ценят тишину, оба стараются не разрушить гармонию утекающего времени, на­слаждаясь ощущением движения, во всей полноте проявляющимся на дороге.
   Тороп внимательно следил за тем, чтобы не превышать допустимую на этой второстепенной дороге скорость. Было бы глупо с его стороны драз­нить черта (читай – дорожную полицию или, что еще хуже, таможенный вертолет, карауливший нарушителей даже в Европе «без границ»).
   Ты – богатый музыкальный продюсер, едешь во Францию с дочерью. В Германии в среду нача­лись школьные каникулы, и вы едете на Лазурный Берег или в Страну Басков, в Биаритц.
   Проехав еще несколько километров, он вер­нулся к их «легенде».
   Нет, не стоит упоминать Испанию…
 
   Ты – богатый музыкальный продюсер, едешь в отпуск с дочерью на юг Франции. Информацию вы­давай, но не уточняй.
   «Запомните главное: давая одну информацию, вы скрываете другуюболее важную».
   Спасибо, Ари.
   Он поставил новую кассету, выбрав альбом Принца, «Знак времен». Алисе вроде нравился этот маленький волшебник из Миннеаполиса.
   Хьюго выбрал короткий путь. Спуститься по Роне до Прованса, отклониться к побережью, в сто­рону Нима и Монпелье, проехать через Перпиньян, въехать в Испанию через Барселону, проскво­зить Тарагону и Валенсию, Убеду, Кордову и Севилью, попасть в Фару и оказаться на южном побережье Португалии.
   Он положил на этот маршрут тридцать часов. Максимум – полтора дня. Без сна. Без остановок, разве что на перекус и туалет.
   Алиса пусть спит на заднем сиденье, умывать­ся она сможет и в туалетах на заправках.
   Основную часть пути они проедут по скорост­ным шоссе, объезжая крупные города по проселоч­ным дорогам. В памятной записке Витали одна фраза была подчеркнута: в часы пик объезжать согласно указаниям.
   Совершенство, что тут скажешь…
   Перед ними разворачивалась бесконечная лен­та дороги, и Хьюго сосредоточился на езде.
   Вчера, рассказывая ему свою историю, Алиса объяснила, что хочет найти в Португалии отца.
   Форсмажорные обстоятельства и невероятное по­вествование о преступлениях одно ужаснее друго­го не позволили ему запомнить эту деталь. «Черт, – подумал он вдруг, – но почему она не позвонила ему по телефону?»
   Или позвонила?
   Неужели тут что-то еще?
   Он откашлялся.
   Ему придется нарушить молчание, а он толком не знает, как это сделать.
   Наконец, решительно выдохнув, он ринулся в бой.
   – Не хочешь позвонить в Португалию?
   В ответ – изящная мелодия Принца.
   Алиса все-таки уснула.

11

   Начинался новый день, когда Петер Спаак предло­жил Аните прерваться и отправиться домой поспать. Уже трое суток она была на ногах, и это было совершенно неразумно, учитывая особый ха­рактер расследования.
   Анита вынуждена была согласиться. Петер прав – она с трудом различает слова на разбросан­ных по столу страницах отчета.
   Сразу после возвращения из Швейцарии они весь день пытались выйти на Маркенса и Кеелера, а потом всю ночь читали и перечитывали «худо­сочные» папки дела. Все, кто был в магазине, слов­но испарились. Не удалось отыскать никаких сле­дов ни раненого лысого, ни блондина, ни белой машины.
   Так, теперь Сунья Чатарджампа. Девушка уш­ла от Кристенсенов и вернулась домой, в свою ма­ленькую квартирку. Никто не видел, чтобы она вы­ходила. Соседка подтвердила, что Сунья часто по многу дней сидела взаперти, особенно во время школьных каникул, и беспрерывно занималась.
   Несколько месяцев спустя она появилась – на видеопленке, обнаруженной у Кристенсенов.
   Смертельные картинки.
   Кристенсены растворились на природе. Где-то в Африке.
   Обыск в квартире Йохана Маркенса не дал практически ничего. Личные вещи, нет даже те­лефонной книжки с номерами Кеслера или Крис­тенсенов. Ничего. Только незаконно хранящийся пистолет. Индонезийца удалось вычислить. Он обосновался в стране недавно. Судя по обнару­женным у него нескольким дозам героина – при­торговывал. Пять лет состоял на службе в армии Индонезии. Никакой прямой связи с Кристенсами, разве что через Маркенса.
   Что до Кеслера, его имя не удалось обнаружить ни в списках постояльцев отелей, ни в реестрах агентств по сдаче квартир, ни в документах кре­дитных организаций. Найденные в телефонном справочнике однофамильцы оказались пустыш­кой.
   Кеслер. Повсюду он.
   Да, Кеслер был ключом, связующим звеном между Кристенсенами и остальной бандой. Он, как и индонезиец, служил в армии. Они наверняка встречались либо в Африке, либо где-нибудь на Востоке как солдаты удачи. Возможно, Кеслер не в Африке, как утверждали Борвальт и доктор. Да, у него наверняка есть фальшивые документы, так легче спутать карты…
   Как же все это воняет!
   Анита закрыла папку, откинула голову назад, потянулась всем телом.
   Они как вампиры – их не увидишь. В сознании сформировался образ – холодные кровопийцы. Беспощадные создания с безупречными улыбка­ми, у каждого – крупный счет в банке, все враща­ются в высших кругах – Анита убедилась в этом, просматривая список знакомых Кристенсенов из мира промышленности, финансов, торговли, моды и искусства. В течение всей предыдущей недели Петер развлекался, собирая газетные вырезки светской хроники за прошедшие годы.
   Как только они взялись за работу, он принес Аните полное досье, и она то и дело восхищенно присвистывала, разглядывая статьи и фотогра­фии. Кристенсены в Монако на приеме у княжес­кой семьи. Кристенсены в Сен-Моритце. В Аспене, в Колорадо. Кристенсены в Сен-Тропе, на собст­венной яхте, в разгар пышного празднества. Крис­тенсены на Каннском фестивале, в Опера де Бастий, на многолюдном «пати» в садах Королевского дворца в Гааге, на приемах в Нью-Йорке, с Трам­пами, в галереях современного искусства…
   Анита не помнила, как добралась домой. Бело-голубой свет зари, отражаясь от воды, превращал каналы в живой серебряный поток. Петер поехал на своей машине, она – на своей и добралась до квартиры на автопилоте, механически разделась, рухнула на кровать и моментально провалилась в черную бездну.
   Крик раненого кита превратился сначала в хрус­тальный звон, потом – в металлический скрежет, прорвав тонкую завесу сна. Анита поняла, что это разрывается телефон в ногах кровати. Она пере­вернулась, чтобы схватить мерзкую трубку.
   На полу валялась сброшенная накануне в по­лубессознательном состоянии одежда.
   – Да, Анита Ван Дайк, кто это?
   Человеку на другом конце провода повезло, что он находился за много километров от разъяренно­го инспектора.
   Легкий вздох. Скрежет.
   – Это Петер. Привет. Как ты понимаешь, я зво­ню по важному делу. Ты проснулась?
   – Да, продолжай, проснулась. – Вежливость давалась ей с трудом.
   – Я тут наткнулся на отчет, который мы получи­ли сегодня утром от Интерпола. В нидерландской ча­сти Антильских островов произошла перестрелка…
   Анита вздохнула:
   – Я слушаю, Петер.
   – Ты не поверишь… Слушай внимательно. Два дня назад, ночью, прибрежный патруль Барбады производил досмотр судна, прибывшего из Сан-Висенте. Они прижали яхту на пляже, когда та причалила к берегу для выгрузки. Все закончилось плохо. Полицейский тяжело ранен, два члена эки­пажа убиты, двое встречавших судно ранены. Настоящая схватка…
   Возникшая в трубке тишина прерывалась ши­пением и треском.
   Анита едва удержалась, чтобы не закурить.
   – В трюме, – продолжал Петер, – обнаружили марихуану и кокаин, несколько десятков кило­граммов порошка.
   Анита собралась было спросить, какое им дело до ареста травки и кокаина в центре Карибов, но тут Петер продолжил:
   – В трюме было кое-что еще. То, что нас инте­ресует и из-за чего, собственно, я рискнул разбу­дить тебя, дав поспать всего шесть часов.
   «Мерзавец, – подумала Анита, – ничего не ска­жешь – элегантный способ указать мне на время».
   – Помимо порошка на яхте обнаружили кас­сеты.
   Петер выдержал небольшую паузу.
   – Двадцать штук.
   Анита так судорожно сжала трубку, что рука побелела. Челюсти не разжимались, словно их по­садили на зубопротезный цемент.
   Петер, сбитый с толку глухим молчанием, пус­тился в объяснения:
   – Двадцать копий одной кассеты. В отчете дано довольно точное покадровое описание… но я попро­сил, чтобы нам выслали один экземпляр, на всякий случай, хотя меня убедило то, что я прочитал… Ты понимаешь, о чем я, Анита?
   Она что-то бессвязно пробормотала, глядя в бе­ло-голубой потолок.
   – Ты уверен, что это то самое? – произнесла она наконец хриплым голосом, как если бы ее связ­ки пробудились от тысячелетнего сна. – Я хочу сказать, ты уверен, что на кассете снята она? Двад­цать копий? Двадцать раз…
   – Сунья Чатарджампа. Да
   Анита глубоко вздохнула. С одной стороны, она почувствовала облегчение. Ведь это то доказатель­ство, которого она так ждала. С другой – насколько было бы лучше, если бы все это оказалось неправ­дой.
   – Так, теперь я полностью проснулась. Ты на работе?
   – Да.
   – Хорошо, буду через сорок пять минут.
   – Ладно, – ответил Петер, – через сорок пять минут.
   Анита бросила трубку и помчалась в душ.
   – Как ты думаешь, это пиратские копии?
   Анита смотрела в окно, размешивая сахар в кофе.
   Петер сидел за столом и машинально перелис­тывал скрепленные страницы.
   – В Южной Америке это было бы нормально. Но тут важно другое: пиратские они или нет, все поставлено на промышленную основу. Я связался с полицейскими из Барбады и Сен-Висенте – они допросят раненых и постараются восстановить всю цепочку. Увы, владелец яхты убит, так что потре­буется время.
   Анита глотнула обжигающе горячего кофе: – Полагаешь, стоит разобраться на месте? Она действительно хотела знать его мнение.
   – Не знаю… У нас и здесь есть срочные проб­лемы.
   – Спасибо за напоминание. Хорошо, мы разде­лимся.
   Анита повернулась, он поднял на нее полный любопытства взгляд.
   – Ты будешь собирать всю информацию по де­лу Маркенса и Кеслера, поставишь кого-нибудь на расследование истории Чатарджампы. Она, скорее всего, вышла из квартиры, либо кто-то туда во­шел… Нужно вновь допросить соседей, еще тща­тельнее. Может, кто-то что-то видел, несмотря ни на что… Так, дальше, я хочу, чтобы ты собрал как можно больше информации о Форстере.
   «Да, – отвечал взгляд Петера Спаака, – а ты-то чем займешься?»
   – Я развеюсь в Португалии. Привилегия стар­шего по званию.
   Она сделала еще несколько глотков кофе.
   – Хотел бы тебе напомнить – мы все еще не знаем, где скрывается этот Тревис…
   В голосе Петера прозвучали ледяные нотки.
   – Знаю-знаю, но не могу ждать, пока зашеве­лятся испанские и португальские полицейские. Хочу сама туда поехать и найти его.
   Взгляд Спаака стал холодным.
   – Да, – добавила Анита, улыбнувшись уголка­ми губ, – я уверена, что Алиса направляется имен­но туда…
   Она отхлебнула еще кофе, не зная, как объяс­нить Петеру, что чувствует.
   – Я убеждена, что мать станет преследовать Алису и попытается забрать ее у отца. Возможно, она в той же ситуации, что и мы, – не знает точно­го адреса Стивена Тревиса. Помощь местной поли­ции обеспечит мне небольшое преимущество во времени, и я смогу кое-что подготовить…
   – О чем ты? Хочешь взять ее на месте преступ­ления?
   – Да, – ответила она, движимая каким-то но­вым жестким инстинктом. – Я уверена, что Кристенсен допустит ошибку или промах и это позволит нам задержать ее на время, необходимое для сбора всех доказательств. Здесь, в Европе.
   Анита не торопясь допила свой кофе.
   – Звучит неплохо, – процедил Петер, – совсем неплохо.
   Анита непроизвольно улыбнулась: – Понимаешь, между Алисой и ее матерью су­ществует какая-то особая связь. Я пока не могу ее точно определить, но доктор Форстер кое в чем не соврал. Мне кажется, обе испытывают взаимную странную жестокую смесь восхищения и отвраще­ния. Ева Кристенсен никогда не отпустит от себя дочь и уж тем более не позволит угрожать себе. Ее ответная реакция будет неожиданной и непредска­зуемой даже для нее самой. Одно я знаю точно: Ева не оставит дочь… Не оставит в живых, понимаешь? Глаза Петера сверкали. Анита читала в них восхищение коллеги и страстное желание, но по­старалась не показать виду, что с такой легкостью разгадала его мужскую сущность.
   – Ева сделает все, чтобы снова завладеть Али­сой, – продолжила она. – Для этого она вынуждена будет нарушать закон. Именно этого я жду и хочу быть там, когда начнется
   Петер загадочно улыбнулся.
   – Скажи-ка мне вот что, – сказал он. – А не за­ведет ли меня мое расследование в Бриджтаун? В это время года там должно быть неплохо…
   Он хитро подмигнул и закончил свою мысль:
   – Уверен, в окрестностях Фару не хуже, я прав?
   Анита кисло улыбнулась в ответ.
   Мысленно она придумывала, что скажет ко­миссару, чтобы он согласился оплатить ей билет в самую южную точку Европы.
   – В Португалию? Но вы ведь даже не знаете точно­го адреса отца малышки?
   Голос комиссара Хассла звучал ровно – он про­сто ждал от Аниты разумного объяснения. Впро­чем, это входило в его обязанности.
   Анита глубоко вздохнула и бросилась в бой:
   – Пока мы ждем необходимую информацию из Португалии, я успею слетать туда и все прояснить на месте. Так мы выиграем время. Я должна во что бы то ни стало допросить отца девочки, чтобы взгля­нуть с другой стороны на то, что мне рассказал пси­хоаналитик Евы Кристенсен. С другой стороны…
   Анита решила выложить последний козырь.
   – Кроме того, я уверена, что Ева Кристенсен тоже отправится туда… чтобы вернуть себе дочь.
   Во взгляде Вила Хассла промелькнуло понима­ние.
   – Женская интуиция? – Да.
   И тут же уточнила:
   – Это материнский инстинкт, свойственный всем женщинам, даже таким, как Ева Кристенсен.
   В ответ комиссар что-то невнятно пробурчал. Он уже размышлял над ответом и взвешивал свое решение.
   – Каков ваш план? Важный вопрос.
   У Аниты пока не было никакого плана, разве что неясные наметки, которые она изложила Пете­ру. Но она ни в коем случае не должна показать Хасслу свои сомнения. Нужно играть в открытую, с Хасслом лучше не темнить.
   – Для начала – Фару. Свяжусь с местной поли­цией, задам направление поисков, найду Тревиса – прежде чем это сделает Ева Кристенсен.
   Должно получиться. Не может не получиться.
   – Знаете, Анита, в верхах недовольны. Во всех кабинетах мне повторяют, что у вас ничего нет… У вас будет очень мало времени на то, чтобы со­брать убедительную информацию.
   – Знаю, именно поэтому я должна ехать как можно быстрее.
   Хассл хитро прищурился:
   – Ладно, полагаю, вы знаете даже номер ваше­го рейса?
   Анита едва не хихикнула от радости.
   – Да, – подтвердила она. – Через три часа я могу улететь в Фару и окажусь там в конце дня…
   Она хотела сказать: уже сегодня я смогу при­ступить к работе, в крайнем случае – завтра утром.
   Хассл позволил себе намек на улыбку.
   Анита ответила своему шефу широкой благо­дарной улыбкой.
   Она собиралась высказать ему свою призна­тельность, но комиссар жестом решительно про­гнал ее за дверь.
   Секундой позже она начала действовать.

12

   Рано утром, когда они проехали Дижон, Алиса про­снулась. Она села, и Хьюго увидел ее заспанное лицо.
   Хьюго снова спросил, не хочет ли она позво­нить отцу, но девочка ответила, что у нее нет номе­ра его телефона. Они проехали еще несколько ки­лометров, прежде чем Тороп озабоченно спросил:
   – Но адрес-то у тебя, по крайней мере, есть?
   – Да… есть… ну… последний адрес…
   – И где он?
   Алиса наклонилась вперед, и Хьюго увидел, как она дотронулась до своего лба.
   Он обернулся и ответил ей хитрой улыбкой со­общника. Да-а, эта малышка могла бы стать луч­шей ученицей Ари.
   – Еще у меня есть фотография. Снимок дома. Она протянула ему через плечо полароидный снимок, и Хьюго искоса взглянул.
   – А сколько лет фотографии и адресу?
   – Наверное, года полтора…
   «Неплохо, – подумал Хьюго, – это может при­годиться».
   Около девяти они остановились на большой площадке для отдыха на южной окраине Лиона: бензозаправка, туалеты, кафе, супермаркет. Быст­ро проглотили плотный, но жутко невкусный завт­рак и снова тронулись в путь. Алиса успела приве­сти себя в порядок в туалете автозаправки,
   – Что ж, прекрасно. Так почему вы еще здесь? Все утро Хьюго, как выпущенная из ствола
   пушки ракета, летел по автобану вдоль русла Роны. В какой-то момент – он и себе не смог бы объяс­нить почему – Тороп поддался искушению; с су­хим щелчком открыл дверцу бардачка. Достал диктофон. Убедился, что кассета вставлена, отвер­нулся от Алисы, изучавшей пейзаж за окном. Вдоль дороги тянулись вверх, убегали назад топо­ля. Хьюго прижал микрофон к губам, медленно за­говорил:
   – О необходимости «прямого действия». Здесь и немедленно. Сейчас мы едем сквозь урбанистиче­скую цивилизацию, в то время как неумолимо при­ближается конец света или некто на него похожее. Мысль – это вирус. Он будет распространяться или мгновенно уснет, до лучишх времен, дожидаясь когда его случайно разбудят.
   Возможно, книги – опаснейшие бомбы замед­ленного действия. Итак, в этот прекрасный день благословенного 1993 года машина едет по фран­цузской автостраде. Волей невероятной игры судьбы и хаоса двое людей пересекают континент из конца в конец, простые тени времен заката Ев­ропы. Каким-то чудом это рядовое событие рождает беспорядок, потрясение. Значит, остается только рассказывать ожизни, воспринимая опыт как бесконечную трансформацию…
   Да, теперь они переживают закат вдвоем. Али­су надо внести в сценарий. Она становится движу­щей силой действа, питаемого энергией самой жиз­ни. Хьюго продолжил:
   – Можно начать так: В субботу, 10 апреля 1993 года, в девятом часу утра, юная девочка-под­росток явилась в Центральный комиссариат по­лиции Амстердама… Никто в тот момент не по­дозревал, что очень скоро она поставит на уши полицейские службы всей Европы…
   Хьюго прервался, обернулся к девочке:
   – Проголодалась?
   Алиса отрицательно покачала головой. Потом, перекрикивая шум мотора, спросила:
   – Вы писатель? В каком жанре?
   Хьюго мгновение помедлил, сомневаясь, что она сможет его понять.
   – Не знаю, как тебе объяснить… Это мой первый роман… Роман о конце мира… сегодня я вижу его жанр как боевик на дороге… за маленькой девочкой гонятся полиция и ее мать… один взрослый тип вер­нулся из настоящего ада… – Тороп подавил смешок.
   – Но… это ведь наша история, правда?
   Он слегка кивнул, потом, нарушив молчание, повисшее в машине, сказал:
   – Вернувшись оттуда, я знал, что замысел рома­на и события моей жизни переплетутся Правда, те­бя в первоначальном варианте сценария не было…
   Хьюго снова ухмыльнулся.
   – Это эксперимент, я хочу показать, как реаль­ность врывается в вымысел, и наоборот.
   Алиса надолго замолчала. Он понял – девочка размышляет над сказанным.
   – Хьюго, – наконец начала она, – вы говори­ли, что работаете для какой-то международной организации… и у вас есть оружие… Только что вы вспоминали ад… Может, объяснить все по-насто­ящему?
   – Объяснить тебе что? – Вопрос Хьюго прозву­чал как выстрел.
   – Ну-у, вы – писатель, но у вас есть пулемет и пистолет, и работаете вы на организацию, которая запросто помогает нам менять машины, достает до­кументы и…
   Она обвела руками саму себя, намекая на изме­ненную внешность.
   «И личность тоже», – мысленно дополнил этот ряд Тороп.
   – Что ты хочешь знать? Шум двигателя.
   – Итак?
   – Откуда вы приехали? Что это был за ад? «Браво, девочка! – растерянно подумал Хью­го. – Так с чего же ты начнешь?»
 
   Самолет описал широкий круг над океаном и начал заходить на Фару. Небо над побережьем очисти­лось, на всем Иберийском полуострове стояла ве­ликолепная погода.
   Сидевший рядом с Анитой молодой португа­лец – они перекинулись парой слов во время полета – убрал книгу в небольшую спортивную сумку.
   Анита придвинулась к иллюминатору, внима­тельно наблюдая за приближавшейся землей.
   Сияющая охра, солнечная белизна домов, и до самого горизонта – синева, смешивающаяся с зе­ленью, припудренная серебром. Анита никогда прежде не была в Фару и не знала, почему из глу­бин памяти всплыли воспоминания о Лиссабоне.
   Лиссабон, думала она, представляя себе исто­рический квартал этого города, серьезно постра­давший от пожара как раз накануне ее приезда ле­том… 1988-го. Да, именно тогда. Извилистые улочки с тенистыми портиками, рассеянные по всему городу, узенькие площади, зажатые между фасадами домов с висящим на балконах бельем, – все это спо­собствовало быстрому распространению огня. Те дома, что не сгорели дотла, были украшены огром­ными черными фресками, написанными копотью.
   На сей раз Аните было не до туристических красот. Она не сможет прогуляться ночью под ме­лодии фадо [1] , доносящиеся из открытых окон до­мов, остывающих от дневной жары.
   Удар шасси по бетону полосы, скрежет, запах керосина на трапе, формальности – все прошло очень быстро. Инспектор из Центрального комис­сариата Фару приехал за Анитой в аэропорт, и через двадцать минут после приземления она входи­ла в здание.
   Капитан Жоашин да Кошта был невысоким полноватым человеком, с пышными усами и мане­рами, слишком грубыми для португальца. Быстро разделавшись с формальностями, он провел ее в свой кабинет и молча предложил жесткий расша­танный стул.