Страница:
– Вот именно, – бросил в ответ полицейский, направляясь к выходу из сада. – Есть еще одно важное обстоятельство…
Он толкнул маленькую деревянную калитку.
– Те двое ехали в машине с немецкими номерами. У них были фальшивые бельгийские паспорта… Кто-то нашпиговал обоих свинцом – по полдюжины пуль в каждого. Из специального девятимиллиметрового. Мы нашли больше пятнадцати гильз.
– Где это произошло?
– Примерно в двухстах пятидесяти километрах отсюда, в Бейриа-Баикса, к северу от Каште-лу-Бранку.
– Вы же не собираетесь отправиться туда прямо сейчас?
– Нет, но на пути к Эворе есть уютный отельчик, его хозяин – мой старый приятель. Остаток пути проделаем завтра утром. До обеда успеем осмотреть трупы в Каштелу-Бранку.
– Отличный способ нагулять аппетит перед обедом…
Оба хохотнули – коротко, но искренне, с облегчением.
Потом быстро пошли к машине, молча залезли внутрь, и Оливейра, плавно тронувшись с места, выехал на шоссе.
Анита обернулась и смотрела в заднее стекло, как исчезает дом Грека в угольно-черной ночи, медленно сливаясь с лунным туманом.
Маячок на машине Ла Паса мигал, как далекий пульсар.
17
Он толкнул маленькую деревянную калитку.
– Те двое ехали в машине с немецкими номерами. У них были фальшивые бельгийские паспорта… Кто-то нашпиговал обоих свинцом – по полдюжины пуль в каждого. Из специального девятимиллиметрового. Мы нашли больше пятнадцати гильз.
– Где это произошло?
– Примерно в двухстах пятидесяти километрах отсюда, в Бейриа-Баикса, к северу от Каште-лу-Бранку.
– Вы же не собираетесь отправиться туда прямо сейчас?
– Нет, но на пути к Эворе есть уютный отельчик, его хозяин – мой старый приятель. Остаток пути проделаем завтра утром. До обеда успеем осмотреть трупы в Каштелу-Бранку.
– Отличный способ нагулять аппетит перед обедом…
Оба хохотнули – коротко, но искренне, с облегчением.
Потом быстро пошли к машине, молча залезли внутрь, и Оливейра, плавно тронувшись с места, выехал на шоссе.
Анита обернулась и смотрела в заднее стекло, как исчезает дом Грека в угольно-черной ночи, медленно сливаясь с лунным туманом.
Маячок на машине Ла Паса мигал, как далекий пульсар.
17
Лукас Вондт с наслаждением прикурил ароматный косячок. Когда он затянулся, сухой табак тихо затрещал. Впереди, по ту сторону ветрового стекла, море катило на берег серебристо-синие волны. По обе стороны, насколько хватало взгляда, тянулись песчаные пляжи Прайя-ду-Карвуэйру. Бледно-золотой диск луны светился в небе, усеянном звездами.
Он постарался расслабиться, вытянувшись во весь рост на сиденье. Следует признать, что вечер выдался просто ужасный. Черт, он в жизни не видел таких душегубов, как этот болгарин и его наемники. Ева Кристенсен перестала выбирать средства. Конечно, он не впервые видел, как убивают человека, сам знал как минимум двоих, которым пришлось перейти на пособие по безработице из-за замены коленных чашечек титановыми после того, как он лично всадил в них заряд дроби. А третий – с ним он «общался», служа в полиции, – вообще умер от ран. Но тут – о боже! – когда он спустился…
Лукас Вондт гнал от себя черные мысли, но они возвращались, не отпускали… Димитриеску, этот сукин сын, бывший агент Секуритате, которого Сорван подобрал на набережной в Стамбуле, не скрывал удовольствия, пытая парня. Иногда он окликал Сорвана, спокойно жравшего свою половину курицы из бумажной тарелки и подбадривавшего ученика холодно-безучастной улыбкой.
– Эй, шеф, видели? Этот говнюк здесь все обоссал! Разве так можно?
Сорван со всей силы двинул Греку в челюсть. Тот жутко кричал, окровавленное лицо распухло. Сорван потер запястье и сказал:
– Привяжите его к столу.
Сорван беспокоился о своих людях: днем они сообщили, что следят за Алисой от самой Гуарды, но вот уже несколько часов от них нет известий. Сорван, он тоже хотел немного расслабиться, успокоить нервы.
Вондт сказал:
– Делаем, как договорились. Я посмотрю в доме. Оставайтесь здесь… И не забудьте про порошок…
Сорван уставился на него ледяными глазами – ну точь-в-точь огромная старая кобра, – потом рявкнул:
– Валяйте! Прриготовьте мне фаррширрованного индюка, ха-ха-ха… Вондт, я с вами заключать парри.
Он помог подручным положить истерзанного голого Грека на стол…
– Парри, что этот жирный ублюдок рраскажет все, раньше чем вы… что-то найдете… Сколько времени нам даете?
Вондт, стоявший на пороге, вздохнул. Взглянул на часы, прикинул:
– Я не хочу рисковать. Полчаса. Самое большее – сорок пять минут. Потом уходим…
Он надел перчатки и обыскал дом. Он прекрасно знал, что и где нужно искать. Кабинет. Библиотека. Может быть, сейф. Он быстро обнаружил кабинет на втором этаже и тщательно перерыл секретер, стараясь не оставлять следов. Нужно было найти что-то, относящееся к Тревису, к Стивену, какой-то английский код. Что-нибудь.
Ничего подобного в секретере не оказалось. Ни в стопках счетов, ни в письмах, лежавших в среднем ящике. Ничего в блокнотах и в записной книжке Грека. Потом он просмотрел библиотеку: вынимал книги и ставил их обратно, быстро пролистывая в надежде, что оттуда выпадет спрятанное письмо. Ноль.
Он сел перед секретером и перерыл коробки с дискетами, стоявшие возле компьютера. Нашел дюжину дискет с пометкой «Манта» и еще сотню разных других, множество сложных графических программ. Поколебавшись минуту, включил компьютер и открыл одну дискету «Манта».
Ни на одной не было ничего, кроме чертежей корабля, выполненных в программах, совершенно ему непонятных. Однако на жестком диске он тоже обнаружил файл «Манта». Ему удалось открыть ее, но на следующем уровне тоже были десятки и десятки папок. Он искал что-то, связанное с Треви-сом, но ничего не находил. Раньше ему не доводилось видеть такого обилия программ. Папок было так много, что они не помещались на экране, в чем он убедился, двигая курсор с помощью мыши. Он говорил себе, что не продвинулся ни на шаг, что здесь не было ничего, что могло бы помочь найти Тревиса, что Грек был осторожным и умным дилером и что именно по этой причине приходилось прибегать к тем крайностям, до которых дошли Сорван и его приспешники.
Он вышел из кабинета и направился в спальню, расположенную на том же этаже. Тщательно обыскал комнату. Выдвинул ящики комодов и ночного столика, поискал под кроватью и среди одежды в шкафу. Не нашел ни одной визитной карточки, ни одного номера телефона, нацарапанного на бумажке с инициалами С/Т. или с пометкой «Манта». Ничего.
Вондт начинал думать, что информация, полученная от человека в Фару, была дрянной липой.
– Грек всегда продает товар этому англичанину, – сказал информатор. – Я это знаю, я его поставщик. Он часто приходит ко мне, и я всегда спрашиваю новости о его клиентах, особенно если речь идет о старых знакомых. Он мне всегда говорит, что все в порядке. Но про этого он всегда говорит, что не видел его. И вот я сказал себе: а может, все как раз наоборот? Понимаете?
Но в доме не было ничего, что свидетельствовало бы о связи между этими двумя людьми. Ничего, кроме нескольких порций травки или порошка… Да, да… Именно… конечно же, Грек точно знал место, где скрывается Тревис. Или по крайней мере, как связаться с ним…
Когда Вондт подошел к лестнице, дом огласился звериным воем, и он открыл дверь в кухню с ощущением тяжести в желудке.
Войдя в помещение, на мгновение остановился. Сорван и его подручный приступили к делу с помощью Лемме, голландца. Двое других – Карло и Штрауб – устроились на отдых возле раковины. Один из них, громко рыгнув, высыпал в чистую тарелку здоровую порцию кокаина. Разделив ее надвое, втянул половину в одну, потом – в другую ноздрю, удовлетворенно закряхтел и передал тарелку соседу. Димитриеску курил толстую самокрутку и казался очень возбужденным. Грек издавал непонятные звуки, его тело было изрезано ножом или осколками битых бутылок.
Димитриеску зажег конфорку и положил на нее большой кухонный нож. Он ухмылялся, поглядывая на Грека, который корчился на столе, не сводя глаз с раскалявшегося ножа.
– Ну? – спросил Вондт.
– Пока мало, – ответил Сорван. – Он дать нам запас и название барра у грраницы, в Вила-Реал. Но это недостаточно, да, и он скажет нам все, а, Гррек?
Он обращался к дилеру, как к расшалившемуся ребенку, которого следует немножко пожурить. Вондт ненадолго задумался:
– Спросите его про «Манту».
– Что? – переспросил болгарин. – Манта?
– Да. Это название судна. Может, Тревис замешан… узнайте все, что ему известно.
Нож уже раскалился, и Димитриеску потрясал им, как крестом. Вондт не стал задерживаться. Он вышел из кухни и поднялся на второй этаж. Впрочем, дикие вопли доставали его и здесь.
Он снова включил компьютер и открыл досье «Манта». Что-то важное должно было находиться в этой чертовой папке. Он обреченно вздохнул и посмотрел на часы. Пятнадцать минут, самое большее – двадцать.
Он терпеливо просматривал информацию и наконец нашел то, что искал.
Да, это оно. Рисунок в виде символа военно-морских сил. Кэп. От «капитан». А Тревис был лейтенантом во флоте ее величества.
Он лихорадочно нажимал на клавиши.
– Матерь Божья, – пробормотал он сквозь зубы, выйдя на новый уровень и узнав логотип Word 4, в котором кое-как разбирался. Он щелкнул по иконке и увидел список писем. Их переписка.
В первом письме речь шла о технических деталях, непонятных для дилетанта, приводились цифры, размеры, данные анализа ветров и течений… Он не узнал ничего нового.
Во втором письме упоминался предстоящий отпуск, но и здесь не было ничего, что могло бы прояснить тайну. Речь шла о слишком большом сопротивлении киля – автор письма накатал по этому поводу целую диссертацию. С математическими формулами, всякими морскими словечками. Вондт был уверен, что это написал Тревис, «Кэп», но что с того? А время поджимало. Он открыл другое письмо и наткнулся на фразу, наводившую на мысль о том, что Кэп планировал что-то вроде добровольного исчезновения… письмо было написано несколько месяцев назад. Другой корреспонденции.
«Да, – с внезапным воодушевлением подумал Вондт. – Точно. Грек не врал, говоря, что ничего не знает».
Черт возьми. Тревис просто исчез. То, что предчувствовала Ева Кристенсен, узнав о продаже дома, оказалось правдой. («Тревис не любит шутить, – сказала она ему. – Конечно, он нашел место, где спрятаться, прежде чем похитить мою дочь. Вам придется потрудиться, господин Вондт, – уточнила она, – мой бывший муж – вовсе не дилетант. Именно поэтому я вас и выбрала. И так много плачу вам…»)
Он встал и выключил машину. Проверил, все ли в кабинете осталось на своих местах, и пошел к лестнице. Не было никакого смысла и дальше терзать Грека, чьи стоны звучали теперь совсем глухо. Благодаря «Манте» теперь можно было выследить Тревиса. Регистрационный номер. Ангар. Общество. Может, они даже успели несколько раз выйти в море на этом чертовом судне и кто-нибудь где-нибудь видел его у причала.
Войдя в кухню, он понял, что больше тут делать нечего. Команда Сорвана хорошо потрудилась – Грек был едва жив. Смерть стала бы для него благословением Божьим, и Вондт распорядился, не чувствуя угрызений совести.
– Итак? – спросил он у Сорвана, быстро отведя взгляд от жуткой окровавленной раны на лобке.
– Ну, он орал «Тревис», «Кэп»… Потом повторял «Манта», «Манта»… А еще, по-моему, звал свою мать.
Вондт поморщился. От Грека жутко воняло – кишки не выдержали.
– Ладно, думаю, больше мы ничего не узнаем. Кладите дурь в тачку и гасим свет.
Сорван понял намек.
Вондт быстро вышел и направился на задний двор к машине, сел и сразу включил радио.
После того как весь этот эпизод прокрутился у него в мозгу, словно фильм (чересчур откровенный, на его вкус), он почувствовал, что медленно приходит в себя. Ветровое стекло напоминало экран кинотеатра на колесах, на котором показывали пляж, океан, звездное небо и отблески луны. Он не мог поступить иначе – следовало выполнить контракт, отработать двадцать тысяч немецких марок, только и всего. Ничего личного. Греку не повезло – он оказался не в том месте не в то время…
Вондт надеялся, что Сорван все сделал быстро и достаточно чисто. Если болгарин поручил «погасить свет» Димитриеску, пыточных дел мастер из Бухареста наверняка проявит изобретательность.
Он глубоко затянулся душистым табаком.
Ладно, завтра утром он поедет в Вила-Реал-ди-Санту-Антонью, зайдет в этот бар «В порту».
Там наведет справки о судне «Манта» и поищет некоего Тревиса по прозвищу Кэп. Сорван и его бандиты останутся под замком в Мончике, к северу от этого пляжа.
Луна отражалась в волнах, пена отливала хрустальным блеском. По радио звучала музыка в стиле кантри, тихо, под сурдинку.
В открытое окно вливался звук прибоя, постепенно заполняя собой весь мир.
Около четверти первого ночи он был на Пласа-ду-Жиралду, в центре Эворы. Он правильно выбрал маршрут. Эвора оказалась дивным маленьким городком в Алентежу с двадцатитысячным населением. На въезде и выезде, у городских ворот, сохранились руины городской стены эпохи римского владычества.
Витали велел ему запомнить названия пяти улиц – все находились недалеко от собора.
Каждому адресу соответствовал свой день, начиная с парадорской ночи в Испании. В точности следуя указаниям, он припарковал машину возле церкви, перед строгим фасадом розового гранита, взглянул последний раз на план города и направился к улице Мурариа.
Перед домом №18 стоял маленький синий «фиат». Как было условлено, он сразу открыл багажник, достал ключи из-под лежавшего на дне куска линолеума, не теряя времени, вынул письмо из бардачка, запер машину, кинул ключи обратно в багажник и бегом вернулся к своему автомобилю, где его ждала Алиса.
Он вскрыл письмо, пробежал его глазами и сразу же выехал на дорогу, ведущую на юг.
Из города в этом направлении вели две дороги – №254 и №18, соединявшиеся через сорок километров, недалеко от Бежа.
Явка Витали находилась в десяти километрах к югу от Эворы, если ехать по 254-й к Виана-ду-Алентежу.
Там, на опушке леса, тянувшегося вдоль прямой и пыльной дороги, стояла старая заброшенная будка электрического трансформатора. Он остановился и потушил фары.
Выйдя из машины, обошел маленькое строение, нашел старую железную дверь с пятнами ржавчины: на проржавевшей табличке был нарисован череп с молниями – знак опасности высокого напряжения. Он усмотрел в этом намек Витали на эмблему колонны «Колокол свободы», – значит, речь шла именно об этой табличке. Потянул на себя дверь – она открылась с громким скрипом, – вошел в темное пыльное помещение. Зажег фонарик, посветил вокруг. Из будки вынесли все оборудование, только на полу валялись какие-то обломки, со стен свисали металлические конструкции. Витали указал в письме, что в трех метрах над полом, в верхнем северо-восточном углу, должен был находиться воздухопровод, до которого можно было легко дотянуться, встав на кучу мусора у стены.
Воздухопровод защищала алюминиевая решетка, покрытая жирным черным налетом. Он дернул. Решетка поддалась довольно легко.
Он направил луч фонаря в темную трубу, по стенкам заплясали черно-фиолетовые отблески.
Пластик. Пакет для мусора, обмотанный скотчем. Длинный предмет. Он сунул руку в трубу и осторожно вынул сверток. Не слишком тяжелый. Это не «АР-18». Он прижал добычу локтем, поставил решетку на место, настолько аккуратно, насколько смог сделать это, удерживая равновесие на металлической трубе. Потом спрыгнул на землю.
Достав швейцарский нож, он срезал клейкую ленту и вспорол упаковку. Показался черный, густо смазанный ствол.
Он отбросил мешок. Пистолет-пулемет «Штейер-АУГ». Четыре обоймы по сорок патронов в каждой, примотанные скотчем к мощному, отливающему муаром стволу, создавали силуэт диковинного металлического зверя. Слегка изогнутые магазины.
Ага, вот это хорошо: оружие было снабжено видоискателем с системой ночного видения.
Отлично. С такой пушкой вряд ли можно рассчитывать на прицельную стрельбу с расстояния более ста метров, но фотооптика давала определенные преимущества в темноте. «Не забыть бы», – сказал он себе.
К магазинам была приклеена скотчем маленькая картонка.
Он снова зажег фонарик, чтобы прочесть записку.
Привет, Фокс.
За то время, которое у меня было, ничего лучше я найти не смог.
Чтобы показать, что вы здесь были, возьмите ржавую трубу в углу справа от двери, вынесите ее на улицу и положите на землю вдоль стены, параллельно дороге.
Не забудьте сжечь записки (у меня не было под рукой бумаги, саморазрушающейся в течение тридцати секунд).
Будьте крайне осторожны.
Витали.
«Ничего лучше не нашел… Тоже мне, скромник!» – подумал Хьюго, сдерживая улыбку.
Он сунул оружие и магазины в мешок, вышел из будки и положил трубу вдоль стены.
Перед тем как сесть в машину, закинул сверток в багажник. Потом открыл бардачок, вынул письмо Витали, положил картонку в тот же конверт и достал из кармана бутылочку с бензином для зажигалки.
Алиса молча с любопытством наблюдала за его странными действиями.
Он вышел из машины.
Облил бумагу бензином и сделал несколько шагов в сторону будки. Щелкнул зажигалкой. Язычок пламени задрожал на ветру, но не погас. Он поджег конверт и бросил его на землю у приоткрытой двери.
Терпеливо ждал, пока все не сгорело, потом вернулся к машине.
– Так, – сказал он, повернувшись к Алисе, – мы в Эворе, сейчас почти час ночи, и до Фару мы доберемся часа через два-три, не раньше… Можем выбирать: либо отправляемся немедленно, либо остаемся на ночь в Эворе и все остальное откладываем на утро. К завтраку доберемся. Тогда уж точно не разбудим твоего отца среди ночи.
Напряжение гонки отступало. Он почувствовал, как устал после ночи и двух долгих дней, проведенных за рулем, с перерывом на какие-то пять часов. Слишком много событий. Да, он бы с радостью вытянулся на постели.
Алиса молча смотрела на него.
– Ну так что? – спросил он.
– Ну-у, как хотите, Хьюго, – застенчиво пробормотала она. – Но мы правда могли бы поспать в гостинице и поехать завтра утром.
Он понял, что вчерашние перегрузки дались Алисе еще тяжелее, чем ему. Необходимое оправдание. Он завел машину.
– В путеводителе упоминается симпатичная гостиница, – сказал он, разворачиваясь. – «La pensao O Eborense». Расположена в бывшем solar…
Девочка ничего не ответила, но по ее лицу он определил, что она все поняла… Судя по ее виду, она отлично знала, что такое solar…
Он остановился перед роскошным зданием, погруженным в темноту, только через застекленную Дверь на первом этаже пробивался свет. На стоянке насчитал три или четыре машины. Две португальские. Одна испанская, одна немецкая. Ясно, туристы. И он, Бертольд Цукор, тоже турист.
Заглушил мотор и молча вышел из машины. Алиса вылезла, залюбовалась изящным маленьким белым дворцом.
– Здесь красиво, – прошептала она. Хьюго открыл багажник.
Взяв пустую спортивную сумку, засунул в нее автомат, не снимая пленку. Потом открыл стоявший слева чемодан, достал оттуда белье – футболку, носки, трусы, туалетные принадлежности. Из ящика с инструментами взял катушку черного скотча, сунул в сумку с автоматом и бельем.
Перекинув сумку через плечо, запер багажник. В гостинице загорелый человек с приветливыми и умными глазами дал ему ключ от четырнадцатого номера, пожелал приятного отдыха и показал комнату. Обесцвеченные волосы Хьюго вызвали у него улыбку.
Довольно большая комната, ничего лишнего. Окна выходят на рощицу. Душ, туалет. Две большие и явно удобные кровати.
Хьюго поблагодарил хозяина и закрыл дверь.
Алиса уселась у окна.
– Прими душ и ложись, – спокойно велел он.
Она бросила на него удивленный взгляд, но не возразила, пошла к маленькой ванной комнате.
Хьюго подождал, пока она запрется, и только тогда открыл сумку. Достал автомат, разрезал скотч, державший магазины, сразу вставил один.
Сухой щелчок. Патрон вошел в ствол. Готово к употреблению.
Потом он примотал скотчем еще один магазин к уже вставленному, вверх ногами, чтобы иметь возможность быстро перезарядить оружие.
Точно так же склеил между собой два оставшихся магазина, сложил все в спортивную сумку и поставил ее, не закрывая, у своего изголовья, с левой стороны. Он был псевдоправшой, несостоявшимся левшой. Но иногда воспоминания об этой двойственности странным образом всплывали на поверхность. Он стрелял, как левша, закрывая правый глаз, держал винтовку и автомат, как левша. Странное дело, но если речь шла о ручном оружии, типа «ругера», ему было проще пользоваться правой рукой – более ловкой, более развитой.
До него доносился шум воды.
Он проверил, заперта ли дверь на ключ. Закрыто на два оборота.
Снял куртку и ботинки, вытянулся на кровати.
Алиса вышла из ванной в длинной белой футболке и в белых носочках, прыгнула в кровать, зарылась под одеяло и погасила ночник.
Хьюго встал и отправился в душ. Хорошенько отмылся, надел чистое белье, лег, тоже завернулся в одеяло.
Через щели жалюзи проникали бледно-золотые лучи лунного света. Он не заметил, как уснул.
Они подъехали к Эворе по дороге №18 незадолго до половины первого. На перекрестке Оливейра заметил, что №254 красивее, но №18 короче.
Полицейский петлял по старинным улицам, ведя машину осторожно, но уверенно. Он затормозил перед «порше», стоявшим на площадке возле белого здания, въехал на стоянку и припарковался рядом с «мерседесом» с немецкими номерами.
Хозяин гостиницы проводил их наверх по лестнице, украшенной экзотическими растениями, и они успели оценить красоту террасы, выходившей на маленький парк.
Они расположились в комнатах по соседству, договорившись встретиться за завтраком, в половине девятого.
Анита поставила спортивную сумку на кровать, обошла номер, быстро приняла душ. Повторила процедуру и не шевелилась, пока в нагревателе не кончилась горячая вода. Поняла, что не может расслабиться. Несмотря на усталость, нервное напряжение не отпускало. Она вытянулась во весь рост на кровати, попыталась навести порядок в мыслях.
Услышала, как где-то на этаже тихонько открывается дверь. Приглушенный шум.
Анита завернулась в простыни. Свет гасить не стала, уверенная, что сразу не уснет.
Увы – вынужденное ночное бдение оказалось бесплодным. Перед глазами снова и снова возникал образ замученного до смерти человека – непристойное, отвратительное зрелище. «Папка „Манта“», – повторяла она про себя, как заклинание, пытаясь сосредоточиться на том, что раскопала в документах.
Тревис. Кэп. Корабль. Общество. Где-то есть ангар. Банковский счет. Завтра же, после морга, надо будет заняться всем этим.
Псевдобельгийцы. Едут в немецкой машине. Люди Евы Кристенсен? Но кто их остановил? Что, у Евы К. были конкуренты? Местные? Мафия?
Господи, Оливейра ведь говорил, что Тревис знаком не только с дилерами, но и с агентами влияния и связными мафий… Черт… Неужели Тревис обратился к наемникам сицилийского синдиката, чтобы противостоять бывшей жене?
Она перевернулась на спину, ощутив внезапное напряжение, ей наконец удалось сосредоточиться. «Так, – подумала она, охваченная яростью. – С этой точки зрения мы дело не рассматривали. Может, Тревис не просто моряк-наркоман? Неужели это всего лишь прикрытие и на самом деле он работает на мафию или на какую-то другую организацию? Но почему в таком случае он приказал убить тех людей на обочине португальской дороги?» «Потому и велел, – ответила она самой себе. – Они оказались не в том месте. Значит, Ева К. близко и кольцо сжимается. Да, Тревис должен был принять крайние меры предосторожности против бывшей супруги. Он решил опередить события и приказал убить парней, оказавшихся слишком любопытными… Может, даже он сам находился где-то поблизости… Ну конечно!». Но тут было еще что-то. Анита интуитивно чувствовала, что это «нечто» зовут Алиса.
Непонятно, откуда пришло это понимание» но она словно ощущала ауру девочки в «происшествии». Анита заворочалась под одеялом.
В мозгу начинал вырисовываться сценарий. А что, если Тревис каким-то образом спланировал бегство Алисы? Да, но… Как? Ответа пока не было.
Предположим, он работает на мафию – тогда у него должны быть налаженные связи, эффективная сеть. Допустим, ему удавалось общаться с Алисой, несмотря на судебный запрет. Может быть, именно об этом «проекте» шла речь в письме Тревиса Греку? Неужели он именно поэтому и запрограммировал свое исчезновение?
Чтобы на месяцы исчезнуть из жизни перед осуществлением плана. Иметь время хорошо замести следы. Конечно, корабль предназначался для того, чтобы уплыть вместе с дочерью на другой конец света, в надежное убежище.
Прекрасно, но ведь Алиса сбежала из дома, увидев кассету с Чатарджампой, и тут невозможно заподозрить вмешательство извне.
Да, вот в чем неувязка – в хаосе, в беспорядке, в игре случая. Алиса наткнулась на кассету до того, как Тревис успел все подготовить. Она убежала, не дожидаясь приказа, и наверняка понятия не имела, где он обретается. Этого вообще никто не знал. Ни его друзья, Пинту и Грек. Ни она, агент полиции, вовлеченная в эту историю. Ни Ева Кристенсен, ни его дочь. Никто.
К трем часам ночи она так и не уснула. Придумала сотню гипотез, прокрутила в голове тысячу сценариев. Проклиная бессонницу, встала и налила стакан воды. Минут пять ходила по комнате, залитой бледным светом, потом обреченно закурила и снова легла.
Выкурив сигарету, почувствовала, что задремывает. Она старалась ни о чем не думать, ей хотелось раствориться в тишине, окутавшей бывший solar.
Анита медленно погружалась в сон.
Мир постепенно наполнялся звуком работающих моторов. Машина, еще одна, прямо у входа в гостиницу. Все смолкло. Тихо хлопнули дверцы, шум шагов, приглушенные голоса.
Она не поняла, почему эти звуки разбудили ее и заставили подняться. Она выглянула в окно и увидела две машины, припаркованные перед подъездом. Несколько человек быстро и тихо шли к двери. Она выпрямилась, инстинктивно отпрянула назад. Встала сбоку от окна и увидела, что двое остались у двери, на стреме. Что это значит? Полиция?
Он постарался расслабиться, вытянувшись во весь рост на сиденье. Следует признать, что вечер выдался просто ужасный. Черт, он в жизни не видел таких душегубов, как этот болгарин и его наемники. Ева Кристенсен перестала выбирать средства. Конечно, он не впервые видел, как убивают человека, сам знал как минимум двоих, которым пришлось перейти на пособие по безработице из-за замены коленных чашечек титановыми после того, как он лично всадил в них заряд дроби. А третий – с ним он «общался», служа в полиции, – вообще умер от ран. Но тут – о боже! – когда он спустился…
Лукас Вондт гнал от себя черные мысли, но они возвращались, не отпускали… Димитриеску, этот сукин сын, бывший агент Секуритате, которого Сорван подобрал на набережной в Стамбуле, не скрывал удовольствия, пытая парня. Иногда он окликал Сорвана, спокойно жравшего свою половину курицы из бумажной тарелки и подбадривавшего ученика холодно-безучастной улыбкой.
– Эй, шеф, видели? Этот говнюк здесь все обоссал! Разве так можно?
Сорван со всей силы двинул Греку в челюсть. Тот жутко кричал, окровавленное лицо распухло. Сорван потер запястье и сказал:
– Привяжите его к столу.
Сорван беспокоился о своих людях: днем они сообщили, что следят за Алисой от самой Гуарды, но вот уже несколько часов от них нет известий. Сорван, он тоже хотел немного расслабиться, успокоить нервы.
Вондт сказал:
– Делаем, как договорились. Я посмотрю в доме. Оставайтесь здесь… И не забудьте про порошок…
Сорван уставился на него ледяными глазами – ну точь-в-точь огромная старая кобра, – потом рявкнул:
– Валяйте! Прриготовьте мне фаррширрованного индюка, ха-ха-ха… Вондт, я с вами заключать парри.
Он помог подручным положить истерзанного голого Грека на стол…
– Парри, что этот жирный ублюдок рраскажет все, раньше чем вы… что-то найдете… Сколько времени нам даете?
Вондт, стоявший на пороге, вздохнул. Взглянул на часы, прикинул:
– Я не хочу рисковать. Полчаса. Самое большее – сорок пять минут. Потом уходим…
Он надел перчатки и обыскал дом. Он прекрасно знал, что и где нужно искать. Кабинет. Библиотека. Может быть, сейф. Он быстро обнаружил кабинет на втором этаже и тщательно перерыл секретер, стараясь не оставлять следов. Нужно было найти что-то, относящееся к Тревису, к Стивену, какой-то английский код. Что-нибудь.
Ничего подобного в секретере не оказалось. Ни в стопках счетов, ни в письмах, лежавших в среднем ящике. Ничего в блокнотах и в записной книжке Грека. Потом он просмотрел библиотеку: вынимал книги и ставил их обратно, быстро пролистывая в надежде, что оттуда выпадет спрятанное письмо. Ноль.
Он сел перед секретером и перерыл коробки с дискетами, стоявшие возле компьютера. Нашел дюжину дискет с пометкой «Манта» и еще сотню разных других, множество сложных графических программ. Поколебавшись минуту, включил компьютер и открыл одну дискету «Манта».
Ни на одной не было ничего, кроме чертежей корабля, выполненных в программах, совершенно ему непонятных. Однако на жестком диске он тоже обнаружил файл «Манта». Ему удалось открыть ее, но на следующем уровне тоже были десятки и десятки папок. Он искал что-то, связанное с Треви-сом, но ничего не находил. Раньше ему не доводилось видеть такого обилия программ. Папок было так много, что они не помещались на экране, в чем он убедился, двигая курсор с помощью мыши. Он говорил себе, что не продвинулся ни на шаг, что здесь не было ничего, что могло бы помочь найти Тревиса, что Грек был осторожным и умным дилером и что именно по этой причине приходилось прибегать к тем крайностям, до которых дошли Сорван и его приспешники.
Он вышел из кабинета и направился в спальню, расположенную на том же этаже. Тщательно обыскал комнату. Выдвинул ящики комодов и ночного столика, поискал под кроватью и среди одежды в шкафу. Не нашел ни одной визитной карточки, ни одного номера телефона, нацарапанного на бумажке с инициалами С/Т. или с пометкой «Манта». Ничего.
Вондт начинал думать, что информация, полученная от человека в Фару, была дрянной липой.
– Грек всегда продает товар этому англичанину, – сказал информатор. – Я это знаю, я его поставщик. Он часто приходит ко мне, и я всегда спрашиваю новости о его клиентах, особенно если речь идет о старых знакомых. Он мне всегда говорит, что все в порядке. Но про этого он всегда говорит, что не видел его. И вот я сказал себе: а может, все как раз наоборот? Понимаете?
Но в доме не было ничего, что свидетельствовало бы о связи между этими двумя людьми. Ничего, кроме нескольких порций травки или порошка… Да, да… Именно… конечно же, Грек точно знал место, где скрывается Тревис. Или по крайней мере, как связаться с ним…
Когда Вондт подошел к лестнице, дом огласился звериным воем, и он открыл дверь в кухню с ощущением тяжести в желудке.
Войдя в помещение, на мгновение остановился. Сорван и его подручный приступили к делу с помощью Лемме, голландца. Двое других – Карло и Штрауб – устроились на отдых возле раковины. Один из них, громко рыгнув, высыпал в чистую тарелку здоровую порцию кокаина. Разделив ее надвое, втянул половину в одну, потом – в другую ноздрю, удовлетворенно закряхтел и передал тарелку соседу. Димитриеску курил толстую самокрутку и казался очень возбужденным. Грек издавал непонятные звуки, его тело было изрезано ножом или осколками битых бутылок.
Димитриеску зажег конфорку и положил на нее большой кухонный нож. Он ухмылялся, поглядывая на Грека, который корчился на столе, не сводя глаз с раскалявшегося ножа.
– Ну? – спросил Вондт.
– Пока мало, – ответил Сорван. – Он дать нам запас и название барра у грраницы, в Вила-Реал. Но это недостаточно, да, и он скажет нам все, а, Гррек?
Он обращался к дилеру, как к расшалившемуся ребенку, которого следует немножко пожурить. Вондт ненадолго задумался:
– Спросите его про «Манту».
– Что? – переспросил болгарин. – Манта?
– Да. Это название судна. Может, Тревис замешан… узнайте все, что ему известно.
Нож уже раскалился, и Димитриеску потрясал им, как крестом. Вондт не стал задерживаться. Он вышел из кухни и поднялся на второй этаж. Впрочем, дикие вопли доставали его и здесь.
Он снова включил компьютер и открыл досье «Манта». Что-то важное должно было находиться в этой чертовой папке. Он обреченно вздохнул и посмотрел на часы. Пятнадцать минут, самое большее – двадцать.
Он терпеливо просматривал информацию и наконец нашел то, что искал.
Да, это оно. Рисунок в виде символа военно-морских сил. Кэп. От «капитан». А Тревис был лейтенантом во флоте ее величества.
Он лихорадочно нажимал на клавиши.
– Матерь Божья, – пробормотал он сквозь зубы, выйдя на новый уровень и узнав логотип Word 4, в котором кое-как разбирался. Он щелкнул по иконке и увидел список писем. Их переписка.
В первом письме речь шла о технических деталях, непонятных для дилетанта, приводились цифры, размеры, данные анализа ветров и течений… Он не узнал ничего нового.
Во втором письме упоминался предстоящий отпуск, но и здесь не было ничего, что могло бы прояснить тайну. Речь шла о слишком большом сопротивлении киля – автор письма накатал по этому поводу целую диссертацию. С математическими формулами, всякими морскими словечками. Вондт был уверен, что это написал Тревис, «Кэп», но что с того? А время поджимало. Он открыл другое письмо и наткнулся на фразу, наводившую на мысль о том, что Кэп планировал что-то вроде добровольного исчезновения… письмо было написано несколько месяцев назад. Другой корреспонденции.
«Да, – с внезапным воодушевлением подумал Вондт. – Точно. Грек не врал, говоря, что ничего не знает».
Черт возьми. Тревис просто исчез. То, что предчувствовала Ева Кристенсен, узнав о продаже дома, оказалось правдой. («Тревис не любит шутить, – сказала она ему. – Конечно, он нашел место, где спрятаться, прежде чем похитить мою дочь. Вам придется потрудиться, господин Вондт, – уточнила она, – мой бывший муж – вовсе не дилетант. Именно поэтому я вас и выбрала. И так много плачу вам…»)
Он встал и выключил машину. Проверил, все ли в кабинете осталось на своих местах, и пошел к лестнице. Не было никакого смысла и дальше терзать Грека, чьи стоны звучали теперь совсем глухо. Благодаря «Манте» теперь можно было выследить Тревиса. Регистрационный номер. Ангар. Общество. Может, они даже успели несколько раз выйти в море на этом чертовом судне и кто-нибудь где-нибудь видел его у причала.
Войдя в кухню, он понял, что больше тут делать нечего. Команда Сорвана хорошо потрудилась – Грек был едва жив. Смерть стала бы для него благословением Божьим, и Вондт распорядился, не чувствуя угрызений совести.
– Итак? – спросил он у Сорвана, быстро отведя взгляд от жуткой окровавленной раны на лобке.
– Ну, он орал «Тревис», «Кэп»… Потом повторял «Манта», «Манта»… А еще, по-моему, звал свою мать.
Вондт поморщился. От Грека жутко воняло – кишки не выдержали.
– Ладно, думаю, больше мы ничего не узнаем. Кладите дурь в тачку и гасим свет.
Сорван понял намек.
Вондт быстро вышел и направился на задний двор к машине, сел и сразу включил радио.
После того как весь этот эпизод прокрутился у него в мозгу, словно фильм (чересчур откровенный, на его вкус), он почувствовал, что медленно приходит в себя. Ветровое стекло напоминало экран кинотеатра на колесах, на котором показывали пляж, океан, звездное небо и отблески луны. Он не мог поступить иначе – следовало выполнить контракт, отработать двадцать тысяч немецких марок, только и всего. Ничего личного. Греку не повезло – он оказался не в том месте не в то время…
Вондт надеялся, что Сорван все сделал быстро и достаточно чисто. Если болгарин поручил «погасить свет» Димитриеску, пыточных дел мастер из Бухареста наверняка проявит изобретательность.
Он глубоко затянулся душистым табаком.
Ладно, завтра утром он поедет в Вила-Реал-ди-Санту-Антонью, зайдет в этот бар «В порту».
Там наведет справки о судне «Манта» и поищет некоего Тревиса по прозвищу Кэп. Сорван и его бандиты останутся под замком в Мончике, к северу от этого пляжа.
Луна отражалась в волнах, пена отливала хрустальным блеском. По радио звучала музыка в стиле кантри, тихо, под сурдинку.
В открытое окно вливался звук прибоя, постепенно заполняя собой весь мир.
Около четверти первого ночи он был на Пласа-ду-Жиралду, в центре Эворы. Он правильно выбрал маршрут. Эвора оказалась дивным маленьким городком в Алентежу с двадцатитысячным населением. На въезде и выезде, у городских ворот, сохранились руины городской стены эпохи римского владычества.
Витали велел ему запомнить названия пяти улиц – все находились недалеко от собора.
Каждому адресу соответствовал свой день, начиная с парадорской ночи в Испании. В точности следуя указаниям, он припарковал машину возле церкви, перед строгим фасадом розового гранита, взглянул последний раз на план города и направился к улице Мурариа.
Перед домом №18 стоял маленький синий «фиат». Как было условлено, он сразу открыл багажник, достал ключи из-под лежавшего на дне куска линолеума, не теряя времени, вынул письмо из бардачка, запер машину, кинул ключи обратно в багажник и бегом вернулся к своему автомобилю, где его ждала Алиса.
Он вскрыл письмо, пробежал его глазами и сразу же выехал на дорогу, ведущую на юг.
Из города в этом направлении вели две дороги – №254 и №18, соединявшиеся через сорок километров, недалеко от Бежа.
Явка Витали находилась в десяти километрах к югу от Эворы, если ехать по 254-й к Виана-ду-Алентежу.
Там, на опушке леса, тянувшегося вдоль прямой и пыльной дороги, стояла старая заброшенная будка электрического трансформатора. Он остановился и потушил фары.
Выйдя из машины, обошел маленькое строение, нашел старую железную дверь с пятнами ржавчины: на проржавевшей табличке был нарисован череп с молниями – знак опасности высокого напряжения. Он усмотрел в этом намек Витали на эмблему колонны «Колокол свободы», – значит, речь шла именно об этой табличке. Потянул на себя дверь – она открылась с громким скрипом, – вошел в темное пыльное помещение. Зажег фонарик, посветил вокруг. Из будки вынесли все оборудование, только на полу валялись какие-то обломки, со стен свисали металлические конструкции. Витали указал в письме, что в трех метрах над полом, в верхнем северо-восточном углу, должен был находиться воздухопровод, до которого можно было легко дотянуться, встав на кучу мусора у стены.
Воздухопровод защищала алюминиевая решетка, покрытая жирным черным налетом. Он дернул. Решетка поддалась довольно легко.
Он направил луч фонаря в темную трубу, по стенкам заплясали черно-фиолетовые отблески.
Пластик. Пакет для мусора, обмотанный скотчем. Длинный предмет. Он сунул руку в трубу и осторожно вынул сверток. Не слишком тяжелый. Это не «АР-18». Он прижал добычу локтем, поставил решетку на место, настолько аккуратно, насколько смог сделать это, удерживая равновесие на металлической трубе. Потом спрыгнул на землю.
Достав швейцарский нож, он срезал клейкую ленту и вспорол упаковку. Показался черный, густо смазанный ствол.
Он отбросил мешок. Пистолет-пулемет «Штейер-АУГ». Четыре обоймы по сорок патронов в каждой, примотанные скотчем к мощному, отливающему муаром стволу, создавали силуэт диковинного металлического зверя. Слегка изогнутые магазины.
Ага, вот это хорошо: оружие было снабжено видоискателем с системой ночного видения.
Отлично. С такой пушкой вряд ли можно рассчитывать на прицельную стрельбу с расстояния более ста метров, но фотооптика давала определенные преимущества в темноте. «Не забыть бы», – сказал он себе.
К магазинам была приклеена скотчем маленькая картонка.
Он снова зажег фонарик, чтобы прочесть записку.
Привет, Фокс.
За то время, которое у меня было, ничего лучше я найти не смог.
Чтобы показать, что вы здесь были, возьмите ржавую трубу в углу справа от двери, вынесите ее на улицу и положите на землю вдоль стены, параллельно дороге.
Не забудьте сжечь записки (у меня не было под рукой бумаги, саморазрушающейся в течение тридцати секунд).
Будьте крайне осторожны.
Витали.
«Ничего лучше не нашел… Тоже мне, скромник!» – подумал Хьюго, сдерживая улыбку.
Он сунул оружие и магазины в мешок, вышел из будки и положил трубу вдоль стены.
Перед тем как сесть в машину, закинул сверток в багажник. Потом открыл бардачок, вынул письмо Витали, положил картонку в тот же конверт и достал из кармана бутылочку с бензином для зажигалки.
Алиса молча с любопытством наблюдала за его странными действиями.
Он вышел из машины.
Облил бумагу бензином и сделал несколько шагов в сторону будки. Щелкнул зажигалкой. Язычок пламени задрожал на ветру, но не погас. Он поджег конверт и бросил его на землю у приоткрытой двери.
Терпеливо ждал, пока все не сгорело, потом вернулся к машине.
– Так, – сказал он, повернувшись к Алисе, – мы в Эворе, сейчас почти час ночи, и до Фару мы доберемся часа через два-три, не раньше… Можем выбирать: либо отправляемся немедленно, либо остаемся на ночь в Эворе и все остальное откладываем на утро. К завтраку доберемся. Тогда уж точно не разбудим твоего отца среди ночи.
Напряжение гонки отступало. Он почувствовал, как устал после ночи и двух долгих дней, проведенных за рулем, с перерывом на какие-то пять часов. Слишком много событий. Да, он бы с радостью вытянулся на постели.
Алиса молча смотрела на него.
– Ну так что? – спросил он.
– Ну-у, как хотите, Хьюго, – застенчиво пробормотала она. – Но мы правда могли бы поспать в гостинице и поехать завтра утром.
Он понял, что вчерашние перегрузки дались Алисе еще тяжелее, чем ему. Необходимое оправдание. Он завел машину.
– В путеводителе упоминается симпатичная гостиница, – сказал он, разворачиваясь. – «La pensao O Eborense». Расположена в бывшем solar…
Девочка ничего не ответила, но по ее лицу он определил, что она все поняла… Судя по ее виду, она отлично знала, что такое solar…
Он остановился перед роскошным зданием, погруженным в темноту, только через застекленную Дверь на первом этаже пробивался свет. На стоянке насчитал три или четыре машины. Две португальские. Одна испанская, одна немецкая. Ясно, туристы. И он, Бертольд Цукор, тоже турист.
Заглушил мотор и молча вышел из машины. Алиса вылезла, залюбовалась изящным маленьким белым дворцом.
– Здесь красиво, – прошептала она. Хьюго открыл багажник.
Взяв пустую спортивную сумку, засунул в нее автомат, не снимая пленку. Потом открыл стоявший слева чемодан, достал оттуда белье – футболку, носки, трусы, туалетные принадлежности. Из ящика с инструментами взял катушку черного скотча, сунул в сумку с автоматом и бельем.
Перекинув сумку через плечо, запер багажник. В гостинице загорелый человек с приветливыми и умными глазами дал ему ключ от четырнадцатого номера, пожелал приятного отдыха и показал комнату. Обесцвеченные волосы Хьюго вызвали у него улыбку.
Довольно большая комната, ничего лишнего. Окна выходят на рощицу. Душ, туалет. Две большие и явно удобные кровати.
Хьюго поблагодарил хозяина и закрыл дверь.
Алиса уселась у окна.
– Прими душ и ложись, – спокойно велел он.
Она бросила на него удивленный взгляд, но не возразила, пошла к маленькой ванной комнате.
Хьюго подождал, пока она запрется, и только тогда открыл сумку. Достал автомат, разрезал скотч, державший магазины, сразу вставил один.
Сухой щелчок. Патрон вошел в ствол. Готово к употреблению.
Потом он примотал скотчем еще один магазин к уже вставленному, вверх ногами, чтобы иметь возможность быстро перезарядить оружие.
Точно так же склеил между собой два оставшихся магазина, сложил все в спортивную сумку и поставил ее, не закрывая, у своего изголовья, с левой стороны. Он был псевдоправшой, несостоявшимся левшой. Но иногда воспоминания об этой двойственности странным образом всплывали на поверхность. Он стрелял, как левша, закрывая правый глаз, держал винтовку и автомат, как левша. Странное дело, но если речь шла о ручном оружии, типа «ругера», ему было проще пользоваться правой рукой – более ловкой, более развитой.
До него доносился шум воды.
Он проверил, заперта ли дверь на ключ. Закрыто на два оборота.
Снял куртку и ботинки, вытянулся на кровати.
Алиса вышла из ванной в длинной белой футболке и в белых носочках, прыгнула в кровать, зарылась под одеяло и погасила ночник.
Хьюго встал и отправился в душ. Хорошенько отмылся, надел чистое белье, лег, тоже завернулся в одеяло.
Через щели жалюзи проникали бледно-золотые лучи лунного света. Он не заметил, как уснул.
Они подъехали к Эворе по дороге №18 незадолго до половины первого. На перекрестке Оливейра заметил, что №254 красивее, но №18 короче.
Полицейский петлял по старинным улицам, ведя машину осторожно, но уверенно. Он затормозил перед «порше», стоявшим на площадке возле белого здания, въехал на стоянку и припарковался рядом с «мерседесом» с немецкими номерами.
Хозяин гостиницы проводил их наверх по лестнице, украшенной экзотическими растениями, и они успели оценить красоту террасы, выходившей на маленький парк.
Они расположились в комнатах по соседству, договорившись встретиться за завтраком, в половине девятого.
Анита поставила спортивную сумку на кровать, обошла номер, быстро приняла душ. Повторила процедуру и не шевелилась, пока в нагревателе не кончилась горячая вода. Поняла, что не может расслабиться. Несмотря на усталость, нервное напряжение не отпускало. Она вытянулась во весь рост на кровати, попыталась навести порядок в мыслях.
Услышала, как где-то на этаже тихонько открывается дверь. Приглушенный шум.
Анита завернулась в простыни. Свет гасить не стала, уверенная, что сразу не уснет.
Увы – вынужденное ночное бдение оказалось бесплодным. Перед глазами снова и снова возникал образ замученного до смерти человека – непристойное, отвратительное зрелище. «Папка „Манта“», – повторяла она про себя, как заклинание, пытаясь сосредоточиться на том, что раскопала в документах.
Тревис. Кэп. Корабль. Общество. Где-то есть ангар. Банковский счет. Завтра же, после морга, надо будет заняться всем этим.
Псевдобельгийцы. Едут в немецкой машине. Люди Евы Кристенсен? Но кто их остановил? Что, у Евы К. были конкуренты? Местные? Мафия?
Господи, Оливейра ведь говорил, что Тревис знаком не только с дилерами, но и с агентами влияния и связными мафий… Черт… Неужели Тревис обратился к наемникам сицилийского синдиката, чтобы противостоять бывшей жене?
Она перевернулась на спину, ощутив внезапное напряжение, ей наконец удалось сосредоточиться. «Так, – подумала она, охваченная яростью. – С этой точки зрения мы дело не рассматривали. Может, Тревис не просто моряк-наркоман? Неужели это всего лишь прикрытие и на самом деле он работает на мафию или на какую-то другую организацию? Но почему в таком случае он приказал убить тех людей на обочине португальской дороги?» «Потому и велел, – ответила она самой себе. – Они оказались не в том месте. Значит, Ева К. близко и кольцо сжимается. Да, Тревис должен был принять крайние меры предосторожности против бывшей супруги. Он решил опередить события и приказал убить парней, оказавшихся слишком любопытными… Может, даже он сам находился где-то поблизости… Ну конечно!». Но тут было еще что-то. Анита интуитивно чувствовала, что это «нечто» зовут Алиса.
Непонятно, откуда пришло это понимание» но она словно ощущала ауру девочки в «происшествии». Анита заворочалась под одеялом.
В мозгу начинал вырисовываться сценарий. А что, если Тревис каким-то образом спланировал бегство Алисы? Да, но… Как? Ответа пока не было.
Предположим, он работает на мафию – тогда у него должны быть налаженные связи, эффективная сеть. Допустим, ему удавалось общаться с Алисой, несмотря на судебный запрет. Может быть, именно об этом «проекте» шла речь в письме Тревиса Греку? Неужели он именно поэтому и запрограммировал свое исчезновение?
Чтобы на месяцы исчезнуть из жизни перед осуществлением плана. Иметь время хорошо замести следы. Конечно, корабль предназначался для того, чтобы уплыть вместе с дочерью на другой конец света, в надежное убежище.
Прекрасно, но ведь Алиса сбежала из дома, увидев кассету с Чатарджампой, и тут невозможно заподозрить вмешательство извне.
Да, вот в чем неувязка – в хаосе, в беспорядке, в игре случая. Алиса наткнулась на кассету до того, как Тревис успел все подготовить. Она убежала, не дожидаясь приказа, и наверняка понятия не имела, где он обретается. Этого вообще никто не знал. Ни его друзья, Пинту и Грек. Ни она, агент полиции, вовлеченная в эту историю. Ни Ева Кристенсен, ни его дочь. Никто.
К трем часам ночи она так и не уснула. Придумала сотню гипотез, прокрутила в голове тысячу сценариев. Проклиная бессонницу, встала и налила стакан воды. Минут пять ходила по комнате, залитой бледным светом, потом обреченно закурила и снова легла.
Выкурив сигарету, почувствовала, что задремывает. Она старалась ни о чем не думать, ей хотелось раствориться в тишине, окутавшей бывший solar.
Анита медленно погружалась в сон.
Мир постепенно наполнялся звуком работающих моторов. Машина, еще одна, прямо у входа в гостиницу. Все смолкло. Тихо хлопнули дверцы, шум шагов, приглушенные голоса.
Она не поняла, почему эти звуки разбудили ее и заставили подняться. Она выглянула в окно и увидела две машины, припаркованные перед подъездом. Несколько человек быстро и тихо шли к двери. Она выпрямилась, инстинктивно отпрянула назад. Встала сбоку от окна и увидела, что двое остались у двери, на стреме. Что это значит? Полиция?