Человек стоял спокойно, полностью держа себя в руках. Как военный. Старый солдат. Бывший на­емник. Или что-то в этом роде.
   – В любом случае выбор у меня невелик. Хьюго снова держал в руках автомат.
   – Это верно. Не считая того, что полиции изве­стно твое настоящее имя, Карл Кеслер, и потому в твоих интересах сразу приступить к делу, а потом смыться. Честно говоря, это было бы лучшим ре­шением.
   Человек оставался невозмутимым. Казалось, он терпеливо ждет продолжения.
   – Ладно, начнем с главного, дальше легче пой­дет.
   Он повесил автомат на плечо, поставил малень­кий диктофон на запись, установил между собой и Кеслером на крышке багажника.
   Кеслер сдвинул брови: он чувствовал себя об­реченным и был готов сделать первый шаг. В ба­гажнике у него было много времени, чтобы все об­думать.
   Он ни разу не вздохнул, только прочистил
   горло.
   – Главное убежище в Мончике. В Серре, в на­правлении пика Фойа, большой дом, стоит в лесу, вдали от дороги. Дом принадлежит подставному человеку Евы Кристенсен, имени его я не знаю.
   – Так, отвлечемся минут на пять-десять для полноты картины. Прежде всего, какую роль ты иг­раешь в машине Кристенсен, в чем состоит твоя работа…
   – Я занимался проблемами обеспечения и бе­зопасности.
   – Что это значит? Мне говорили, что ты был своего рода секретарем по особым делам при Брюннере и Кристенсен.
   – Да… у меня была официальная должность – уполномоченный по безопасности и логистике, но только в Амстердаме, в нидерландской зоне…
   – Так… И какие конкретные обязанности у тебя были?
   Ответы Кеслера стали менее четкими.
   – Ну, много всего, от систем сигнализации до промышленного шпионажа. Мне нужно было сде­лать амстердамский дом неприступным и охранять тайну различных операций, которыми занималась Ева К., подчеркиваю – на территории Голландии.
   – Это означает, что Ева Кристенсен руководит международной сетью и повсюду в мире на нее ра­ботают подставные лица и секретари по особым по­ручениям?
   – Не знаю. В организации доступ к любой ин­формации строго контролируется.
   – Хорошо, теперь подробнее о членах банды, о ее устройстве.
   – Что вы хотите знать?
   – Все – как они действуют, кто они, обо всех понемногу, потом вернемся к верхушке.
   – Ладно… Во-первых, новый руководитель по спецоперациям, Сорван, он болгарин. Я знал о его существовании, но ни разу не видел до… всей этой истории. Ева К. наняла его в прошлом году, нашла в Турции.
   – Давай, опиши его в общих чертах…
   – Так, это бывший сотрудник болгарских спец­служб, после падения коммунистов сбежал в Тур­цию, там связался с теневиками – из международ­ных финансовых кругов и тех, кто связан с торговлей оружием и наркотиками. Он привел с со­бой слаженную команду, человек десять, подоб­ранных в портах Афин и Стамбула, – ты практи­чески всех уничтожил тогда вечером…
   – Хочешь сказать, что он на меня до смерти сердит?
   Злобная гримаса Кеслера показала, что Хьюго точно выбрал слово.
   – Отлично, а что ты делал среди них, следил за нами?
   Секундное колебание.
   – Чем больше расскажешь, тем меньше поли­ция захочет урезать твой небольшой резерв вре­мени…
   Кеслер посмотрел на диктофон, где безжалост­но крутилась кассета.
   – Меня назначили на особую должность для этой «спецоперации».
   – Рассказывай.
   – Я должен был выследить вас и отчитаться.
   – Перед Евой Кристенсен?
   – Нет… нет…
   – Тогда перед кем? Перед Сорваном? Кеслер ответил не сразу. Он переминался с но­ги на ногу, почти пританцовывал.
   – Да… Сорван…
   Нотки искренности в голосе прозвучали не слишком убедительно. Да, это вам не Ромер…
   – Не пудри мне мозги. Ты прекрасно понима­ешь, что, если Ева К. от нас уйдет, шансов у тебя не будет. Ты должен рассказать все. Чтобы вся паути­на была как на ладони. В противном случае от по­лиции ты, может, и уйдешь, но всю жизнь будешь ждать удара в спину, всю жизнь будешь огляды­ваться…
   На этот раз наемник не смог скрыть вздоха. Его плечи опустились.
   – Ну, в этой операции действует один тип, ко­торый всех здесь знает, в Португалии. Ответственный за операцию. Этого типа Ева К. иногда нанима­ет для специальных поручений в Европе, в разных местах. Понимаете, организация – это не что-то раз и навсегда устоявшееся. Эта баба – настоящий хамелеон, она все время приспосабливается.
   – Ну и кто этот большой босс? И где он?
   – В данный момент, наверное, едет в Мончике. Но весь вечер он провел с Евой К.
   – Где?
   – Этого я не знаю. Только Вондт знал, где она находится.
   – Вондт – тот самый тип? Легкий кивок.
   – Высокий и светлый. У меня пленка идет.
   – Да.
   – Так, кто выслеживал Тревиса?
   – Вондт. Мне было поручено следить за ин­спекторшей из Амстердама, с которой ты перезва­ниваешься. Я никого не убивал в гостинице, поли­цейского убил Сорван, а Джампур прирезал охранника, потому что он собирался ее позвать. И ее тоже наверняка Сорван ранил.
   В уголках губ Кеслера появилась хитрая скла­дочка.
   «С которой ты перезваниваешься…» Он догадался о закулисной стороне и решил от­метиться: обеспечивал тылы, разоблачая сообщни­ков.
   – Так, и что удалось Вондту?
   – Он нашел какой-то ход в Тавире, в одном баре у границы. Потом съездил, поболтал с вашим дружком (он показал подбородком на Пинту) и ве­лел мне приехать и наблюдать. А тут и ты подка­тил.
   В его тоне слышалось нечто вроде профессио­нального уважения. Надо признать, для простого рассказчика, вышедшего из тени, он неплохо дер­жался.
   – Хорошо, теперь расскажи про нападение на гостиницу в Эворе и про Грека в Беже.
   – Про Грека знаю только, что Вондт вышел на него через какого-то местного типа, не знаю, отку­да он. Вондт никогда не называет своих ребят. Ду­маю, у него есть один связной в Испании, а тут, в Португалии, еще несколько человек… Если это они поработали с Греком, то я ни хрена не знаю, потому что сам в это время следил за дамочкой в Эворе.
   – Но она тоже заезжала к Греку.
   – Верно, но что там случилось, я не знаю.
   Хьюго сразу понял, что Кеслер врет, но време­ни на детали у него не было. Мужик просто пытает­ся спасти свою шкуру, ничего больше
   – Так, хорошо, про Грека ты ничего не знаешь, давай про Эвору.
   – В Эвору с Вондтом приехали ребята Сорвана, практически в полном составе, и еще двое со мной. Они слишком шумели на лестнице, это правда, и мы с Сорваном призвали их к порядку. Но ребята слишком возбудились от этого чертова кокша, а дальше ты сам все знаешь.
   Хьюго позволил себе слегка улыбнуться. Кес­лер сделал красивый жест, не упомянув, что на его совести были жизни нескольких человек, но посту­пил так не из альтруизма. Судя по взгляду Кеслера/Сименса, он явно рассчитывал на взаимность.
   – Ладно, могу тебе обещать: когда возьмут дом и всех, кто в нем, я сниму с тебя наручники.
   Ответа не последовало, лицо мужчины снова стало жестким. Он сделал свое дело. На секунду за­держав взгляд на диктофоне, отвернулся к дюнам и океану, откуда дул свежий ночной ветер.
   Хьюго выключил запись и положил диктофон в большой нагрудный карман куртки. С выражением искреннего сочувствия на лице распахнул багажник
   – Последняя поездка в таких условиях, обе­щаю. Как только позвоню, вернемся сюда, и я тебя выпущу.
   Кеслер медленно залез в тесную клетку.
   – Не переживайте. До сих пор я не мог на вас пожаловаться.
   Хьюго закрыл багажник, почти расстроенный тем, что приходится снова мучить «солдата не­удачи».
   Он медленно ехал по разбитой дороге, стара­ясь, чтобы путешествие в багажнике не преврати­лось в пытку тряской.
   Двадцать минут спустя он остановился перед теле­фонной кабиной и снова связался с Анитой.
   Неизменное «Это Анита, слушаю», лроизнесенное со смирением монастырской послушницы.
   – Хьюго. Итак, Кеслер заговорил. Он раско­лолся по всем статьям, у меня все записано на пленку. Эскадрон смерти затаился в Серра-Мончике. В укромном уголке, недалеко от пика Фойа. Большой дом на склоне горы, этого им будет доста­точно?
   – Секунду, я записываю… Хорошо. Ничего точ­нее?
   Он вздохнул.
   – Нет… Но там вряд ли много скрытых мегапо­лисов… Нужно искать большой дом в направлении пика Фойа, в отдалении от дороги, в горах…
   – Да, да, поняла. А что насчет убежища коро­левы-матери, как вы ее называете?
   – Говорит, что этого не знает…
   – Да бросьте вы!
   – Думаю, не врет. Он прекрасно понимает, что с мадам Кристенсен ему уже ничего не светит. Рас­сказал мне о каком-то Вондте, который координи­рует тут всю их проклятую организацию в поисках Тревиса и захвата Алисы.
   – Как вы сказали, Вондт? Черт, это имя что-то мне говорит…
   – Вондт? – тупо переспросил Хьюго.
   – Да. Подождите, я должна вспомнить.
   – Слушайте, решайте сами, но мне кажется, Кеслер выполнил условия договора. Дайте ему время, и забудем о нем. Не волыньте, лучше побы­стрее передайте информацию…
   – Я не тяну. Карл Кеслер – основной свидетель по делу, чтобы не сказать больше. Я схожу с ума от одной лишь мысли о том, что он вот так возьмет и исчезнет…
   – Да, но без него мы бы так и стояли на месте против десяти вооруженных боевиков и одной Евы Кристенсен, которая где-то там дергает за вере­вочки. Если мы снова на них нарвемся, они нас ко­ньяком поить не станут, а я уже достаточно испы­тывал судьбу, вам не кажется?
   – Ладно, ладно, чего вы хотите?
   – Эй, не прикидывайтесь! Время, я хочу, чтобы вы сдержали ваше слово чиновника юридической полиции, и больше ничего.
   – Хорошо, ладно, но только не двенадцать ча­сов. Это слишком много, мне не удастся никого уго­ворить.
   – Черт, мы же договаривались.
   – Да, но он должен был сделать нам подарок – рассказать, где найти мадам. А так ценность его по­казаний снижается вдвое…
   – Шести часов мало, он сдал всю команду…
   – Ерунда. Важен мозг или центральный орган, например этот Вондт. Кстати, где он? Не в Мончике?
   – Нет, но у нас останутся только он и дамочка. У нее не будет ни одного боевика… слушайте, по-моему, все идет не так, как она задумала, и у нас в течение нескольких часов, пока они или кто-то еще не найдут пустой белый «сеат» в овраге, останется преимущество. Это преимущество – Кеслер, и мы должны им воспользоваться. Вы сами сказали, главное – мозг. И важный орган. Если мы хотим прижать Еву К. и Вондта, должны воспользоваться всеми возможностями, без разбора. Тут, в обмен на побег одного человека, мы одним махом захватыва­ем десятерых, в том числе их главного, Сорвана, этого болгарина. Мы уничтожим эскадронсмерти, и Кристенсен лишится средств слежки и действия, правильно? Ей придется исчезнуть из страны, ос­тавив здесь дочь, и мы сможем передать ее отцу, ясно? Потом можете организовать погоню за этой дамой и за пределами Европы… А я вернусь к при­вычной жизни.
   Наступило долгое молчание, которое он пре­рвал вопросом:
   – Ну, поговорим через двенадцать часов, хоро­шо?
   – Восемь.
   – Анита, кончайте этот цирк, двенадцать! У нас нет времени играть в упрямого торговца и по­купателя, вам ясно?
   – Ладно, – выдохнула она с яростью, – вы по­бедили. Десять часов – и ни секундой больше.
   «А, чтоб ее! – подумал Хьюго, вешая трубку. – Эта голландка не из простачков».
   Подойдя к багажнику, он трижды постучал по крышке, нагнулся к замку:
   – Кеслер, вы слышите меня?
   – Да, – донесся изнутри слабый голос.
   – Все в порядке, едем обратно на пляж, там выйдете.
   Он сел за руль, спрашивая себя, сколько време­ни потребуется местной полиции, чтобы накрыть всю волчью стаю одним ударом. Нужны, как мини­мум, все силы Фару плюс координация с местными подразделениями, отсюда до Баикса-Алентежу. Собрать сотню людей, разработать эффективный план стремительной операции – это не так легко. Полиции потребуется несколько часов, чтобы все организовать, ничего страшного – до рассвета дом будет окружен, а может, удастся внезапно атако­вать.
   Надо бы поспать в тихом уголке, пока гроза не пройдет. Вдоль берега можно найти немало уют­ных пляжей и бухточек, а в это время там никого нет…

22

   Над морем опустилась ночь. Потягивая бургунд­ское, Ева Кристенсен любовалась полной, почти рыжей луной в звездном небе. Ужасные новости, принесенные Вондтом, не стерли с ее лица улыбку роковой женщины. Она пригласила его поужинать на яхте, и на протяжении всей трапезы, сервиро­ванной ловким французским метрдотелем, они об­менялись несколькими малозначащими фразами. Вондт спросил ее, где Вильхейм Брюннер.
   Ответ был коротким: «Он остался в Африке», потом она добавила что-то вроде: «В ближайшем будущем главное – наш план. Не волнуйтесь, Вондт, я владею ситуацией», – все с той же неиз­менной улыбкой. Ветер играл ее светлыми волоса­ми, иногда она погружала пальцы в шелковистую массу, поправляя медовую прядь. Вондт не мог ви­деть ее глаза за дымчато-синим стеклом бокала, но задавался вопросом, какой наркотик мог вызвать у женщины состояние такого удовольствия.
   Ему очень хотелось узнать, где находится Кес-лер и что связывает Пинту с киллером Тревиса.
   Именно о Кеслере он рассказал Еве Кристенсен сразу после приезда на яхту. О Кеслере и еще об ав­стралийском следе, появившемся вечером, это мог­ло хоть как-то компенсировать катастрофу в Эворе.
   Вначале Ева, лежавшая в шезлонге с бокалом коктейля в руке, холодно оглядела его с головы до ног. Потом ее лицо озарила слабая улыбка. Весь ве­чер, пока багровое солнце опускалось в море, эта улыбка становилась все лучезарнее.
   – Я говорила вам, что мой бывший муж не при­вык останавливаться на полпути. Кого бы он ни на­нял, это профессионал, причем явно один из лучших в своем деле. Нужно приспособиться к ситуации.
   – Да, – коротко ответил Вондт.
   – Что вы сделали с людьми, которые должны были следить за приграничными дорогами?
   – Всех отправил в Мончике. В резерве у меня люди из Албуфейры, они следят за бывшим домом Тревиса…
   – М-м-м, – пробормотала Ева. – Не стоит дер­жать столько вооруженных людей в доме в Мончи­ке. Кончится тем, что их заметят и мы потеряем всех сразу…
   Вондт знал, что вступать в спор с этой женщи­ной, не имея на то достаточных оснований, опасно. Она принимала только бесспорные аргументы!
   – Конечно, мадам… Но не стоит забывать, что этот дом стоит в уединенном месте и Сорван умеет вести себя тихо. Правда, можно оставить в Мончи­ке связного, а остальных увести.
   Улыбка Евы сияла.
   – Мы с вами отлично понимаем друг друга, Вондт…
   При первом намеке на улыбку он едва не под­дался смертоносному очарованию. И весь вечер мужественно сопротивлялся своим чувствам. Не время. Сейчас надо как-то выпутываться из этой хреновой ситуации, изобретать выход.
   Но теперь, под сияющими золотыми звездами, под влиянием внутреннего возбуждения, желания, весны и лунного света, да еще и великолепного французского вина, он спрашивал себя, долго ли еще сможет противиться силе, притягивавшей его к ней словно магнит.
   – Завтра же утром разделите группу. Ядро ос­тавите в Мончике, а остальных переведете в дру­гой дом. Снимите его где-нибудь недалеко от того места, о котором мне говорили.
   – Мыс Синиш?
   – Да, если Тревис еще там, удастся действо­вать быстрее. Но в Португалии мы можем остаться максимум на два дня…
   Вондт поднял одну бровь, потрясенный. Улыбка стала еще более откровенной, голово­кружительной.
   – Я не хочу ненужного риска. Если за два дня я не верну Алису, мы приостановим операцию, ти­хонько всех увезем и будем действовать по-друго­му. Я займусь подготовкой плана сегодня ночью.
   За сиреневатым бокалом что-то блеснуло.
   – Теперь нам надо будет сосредоточиться на Тревисе: мы расставим ему ловушку, которую я придумала сегодня вечером… Ах да, еще надо разо­браться: если этого киллера нанял мой бывший муж, почему он ищет его с помощью Пинту? Об этом Вондт уже подумал.
   – Два варианта; меры безопасности, на случай, если человек попадет к нам в руки. Своего рода иг­ра в шпионов – он знает дорогу к Пинту, а тот в конце концов выводит его на Тревиса.
   – Неплохо придумано. А второй вариант?
   – Ну… Что-то у них не сработало, хотя этому типу здорово везет. Может быть, Тревис так хоро­шо затаился, что они сами потеряли его след, но я склоняюсь к первой гипотезе…
   – То есть к шпионской игре?
   – Да. Две-три стратегические остановки, чтобы парень мог получить информацию и приблизиться к цели. От Амстердама сюда. А Пинту – посредник, который откроет последнюю дверь.
   – А почему Пинту, а не Грек?
   – Ну… ваш муж, то есть ваш бывший муж… у него чутье, он, наверное, понял, что с Греком иметь дело опасно, и поставил на старого дружка – моря­ка, такого же, как он сам.
   – Да-да, – прошептала Ева Кристенсен, – пси­хология, я должна была догадаться…
   Внезапно возбудившись, произнесла с каким-то пугающим напором:
   – Кеслеру никак нельзя упустить этих людей. Они нас приведут прямиком к Тревису. Когда вер­нетесь с яхты, сделайте все необходимое, чтобы ок­ружить его дом, но потихоньку. Потом дождетесь, когда Алиса окажется там, как мы договаривались, и позвоните мне из Каса-Асуль. Пока Пинту и этот тип будут там, ничего не предпринимайте. Спокой­но выждите, пока они уедут, и тогда действуйте. Но на этот раз без шума, ладно? Не нужно перестрел­ки, я хочу тихо и спокойно увезти их обоих. Его и ее. Живыми.
   Слово «живыми» она произнесла с какой-то странной интонацией, но Вондт не понял, что она означает.
   – Потом все приедут в условленное место встре­чи и получат свои деньги и новые документы. Когда они окажутся на борту, остальным я займусь сама. Гонорары погибших будут разделены между теми, кто пережил нападение. И каждому добавлю по пять тысяч марок премии. Людей надо стимулировать… я хочу, чтобы Сорван доверял мне, и вы, и Кеслер.
   – Если Сорвану что и понравится, так это воз­можность заняться тем парнем, киллером от Тревиса…
   Улыбка Евы на мгновение застыла.
   – На это у нас не будет времени.
   Она сделала резкий, решительный жест рукой, как бы говоря, что тема закрыта.
   – Слушайте, Вондт, этот тип похож на вас. Ему платят за работу, и он ее выполняет, вот и все. Сей­час для нас имеет значение моя дочь, это самое глав­ное, а потом уж Тревис – по возможности живой, вот и все. Дождитесь отъезда Пинту и агента Тревиса, я хочу, чтобы все прошло как по маслу, пони­маете?
   – Все ясно. Я успокою Сорвана.
   – Правильно.
   – Хорошо, а что нам делать, если сицилиец ос­танется охранять?
   – Позвоните мне из Каса-Асуль, как договори­лись. Я решу – в зависимости от обстановки.
   Мир заполнился шумом океана и ветра. Лицо Евы казалось недоступным для любых внешних воздействий, ее взгляд был обращен на луну. На губах сохранилась тень улыбки, но она вела себя так, словно Вондта рядом уже не было.
   Он понял, что беседа закончена.
   Два моряка-испанца спокойно ждали на корме, пока он спустится в шлюпку.
   Вондт отплыл от красивой белой яхты и ни ра­зу не оглянулся. Вдали, в слабом лунном свете, он мог видеть изрезанный берег и светлое пятно зда­ния института, погруженного во мрак. Брызги хле­стали его по лицу.
   В институте Каса-Асуль был один особый кли­ент, голландец по имени Йохан Плиссен, друг хозя­ина, которому всегда отводили просторный номер в одном из коттеджей, удаленных от основного зда­ния. Шлюпка доставила его к дебаркадеру, откуда нужно было пройти по дорожке к ступенькам, вы­рубленным в прибрежной скале.
   В конце узкого бетонного мола мелькала тень. А ведь совершенно не предполагалось, что кто-то будет встречать его здесь, да еще и размахивать руками. У Вондта появилось скверное предчувствие.
   Человек представился помощником Ван Эй-дерке. Он прекрасно говорил по-английски.
   – Вам звонил некий господин Кайзер, по очень срочному делу, я попытался перевести вызов в ва­шу комнату, но вас не было. Мне сообщили, что вы на корабле, но, когда я связался с госпожей Кристобаль, она сказала, что вы уже уехали… И я решил дождаться вас здесь.
   «Господин Кайзер, – лихорадочно думал Вондт. – О боже, Сорван звонил в Каса-Асуль! Это могло означать только что-то действительно страшное, настоящую катастрофу».
   – Ваш друг сказал, что перезвонит… теперь уже через десять минут.
   Человек смотрел на часы, поднимаясь по сту­пенькам.
   – Я переведу вызов в ваш номер.
   За поворотом дорожки, ведущей к главному зданию, он исчез в темноте.
   Отпирая дверь, Вондт почувствовал, как внут­ри все сжалось от тревожного предчувствия.
   Он ждал десять минут, сидя у маленького серо­го телефона.
   Точно на одиннадцатой минуте раздался звонок.
   Коротко бросив в трубку: «Алло, Йохан Плиссен у телефона», он напрягся в ожидании.
   – Коммутатор. Вас просит господин Кайзер. Да, настоящая катастрофа.
 
   «Нас спасло только нетерпение Сорвана», – думал Дорсен за рулем автомобиля, мчавшегося с потушенными фарами по лесной дороге после загадоч­ного телефонного звонка от болгарина.
   После переговоров с Кеслером по радио вече­ром Сорван начал метаться по комнате, словно хищник в клетке. Раненый хищник, с перевязанной ногой, опирающийся на металлическую трость. Но все-таки хищник, кровожадный и дикий.
   Он разбудил команды приграничной стражи и велел быть в состоянии боевой готовности. Сицили­ец Тревиса и тип по имени Пинту направлялись к убежищу.
   За считанные минуты дом превратился в не­приступную крепость. Сорван расставил людей на все стратегически важные точки и снаружи, и вну­три. Двух французов отправил на разведку в парк. Велел Рудольфу подняться на второй этаж и осмо­треть все вокруг в бинокль ночного видения. Весь свет в доме был потушен, все шторы задернуты. Он ничего не сказал Дорсену, спокойно ждавшему в гостиной. Тот попытался прояснить обстановку. Он подошел к Сорвану, изучавшему в щелку горы, за­литые лунным светом.
   – Что именно сказал Кеслер, где эти ребята Тревиса? – прошептал Дорсен.
   – Где-то ррядом. Он говорить, они ехать между Серра-Мончике и дрругой… Калдоерро… Он перрезвонить, если они возврращаться в Мончике.
   После этого он добрых десять минут кружил по первому этажу, куря огромную сигару, – по ее све­тящемуся кончику можно было следить за его пе­ремещениями.
   Дорсен занял позицию на столе у окна и начал готовиться. Он зарядил свою «беретту», загнал па­трон в ствол «Калашникова» со съемным прицелом и стал терпеливо ждать, не сводя глаз с леса и уз­кой дороги, похожей на извилистую беловатую ленту на склоне холма.
   Спустя полчаса он услышал шепот остановив­шегося рядом Сорвана. Клубы дыма заполнили гос­тиную.
   – Где Кеслерра носит, черрт побери?
   Повернув голову, Дорсен увидел стоявшего ря­дом гиганта, пристально всматривавшегося в уз­кую дорогу. На серпантине не было видно ни одно­го огонька, двигавшегося в их сторону.
   – Может, они едут вовсе не в Мончике, – осме­лился прошептать Дорсен.
   Болгарин смерил его взглядом, отвернулся.
   Словно разъяренный носорог, он бросился ко входной двери. Палка застучала по зеркальному паркету огромного зала. Дорсен услышал, как он открыл дверцу маленького комода, где была спря­тана рация, потом до него донеслось потрескивание настраиваемого аппарата.
   – Алло, К-2? Кайзерр на связи, вы слышать? – прорычал Сорван.
   Рычал он минут пять, без перерыва. Потом па­уза – не больше полминуты. Тяжелое дыхание, клубы дыма расплываются по гостиной. И снова дом содрогнулся от звуков громового голоса, кида­ющего вопросы в радиомикрофон и в бесконечное пространство.
   Затем Дорсен услышал тяжелые шаги – Со­рван возвращался в гостиную.
   – Доррсен? Кеслер не отвечать. Там прроблемы…
   Дорсен спокойно повернулся к гиганту.
   – Наша должна действовать…
   Дорсен инстинктивно понял, что болгарин вы­брал его своим заместителем, и повесил на плечо русский автомат.
   Казалось, Сорван о чем-то задумался.
   – Наша выходить. Пойдем в эти горры, где Кес­лер видел, куда идти сицилиец. Делиться на коман­ды. Идем ты, я и два фрранцуза. Антооон!..
   Раскаты его голоса долетели до кухни, где в это время находился Антон.
   Тот примчался бегом. Из всех людей Сорвана уцелели только Антон, Рудольф и два француза. Раньше он караулил у границы Вила-Реал-ди-Санту-Антонью с одним из ребят Кеслера и потому не попал в перестрелку. Команды Кеслера дежури­ли в Бадахосе и Албуфейре. Что касается двух пор­тугальцев из Марвау, они были из местных, их, скорее всего, обеспечил загадочный португальский связной.
   Антон, молодой слушатель болгарской школы полицейских, сбежал из страны в 1991 году вместе с Сорваном.
   Гигант обратился к нему по-болгарски:
   – Антон, ты с Рудольфом должен остаться здесь, будешь руководить двумя командами в до­ме… Нам прридется выйти, чтобы найти Кеслера и сицилийца. Будем связываться по ррадио. Если за­метите горящие фары, сообщите. Ничего не делай­те. Пусть подъедут и даже войдут в дом. Пррижмете их внутри, ясно? Не стррелять. Если мы приедем раньше, сделаем то же самое, понял? Антон едва заметно кивнул.
   – Хорошо, вызови фрранцузов по ррации.
   Он повернулся к Дорсену, а Антон уже быстро шел ко входной двери, прижимая к уху черный прямоугольник в кожаном футляре.
   – Не нрравится мне, что Кеслер молчать, – проговорил болгарин на ломаном голландском.