Страница:
Очередь пассажиров неумолимо уменьшалась.
Склонившись к Райму, Уэбли из госдепа злобно зашептал:
— Мистер, вы даже не представляете себе, во что впутались.
Райм взглянул на него с деланным раскаянием.
— Да, я абсолютно ничего не понимаю. Ни в мировой политике, ни в государственных делах... Я простой ученый. Увы, мои знания ограничены. Такими вещами, как, скажем, муляж динамита.
Уэбли из госдепа сразу же умолк.
— А тут на сцену выхожу я, — заговорил Деллрей. — К несчастью для вас, братцы.
Пибоди неуверенно кашлянул.
— О чем это вы? — спросил он, но только потому, что этого требовала его роль; меньше всего на свете Пибоди жаждал услышать ответ на свой вопрос.
— Помните бомбу в машине Фреда? Так вот, из лаборатории поступил ответ относительно динамита. Весьма любопытно — как выяснилось, это был вовсе не динамит. Опилки, смешанные с резиновым клеем. Муляж. Используемый в учебных целях. Мой друг из СИН сказал, что служба иммиграции имеет свой центр в Манхэттене, где, в частности, обучают обращению со взрывчаткой. Сегодня утром он заглянул туда. И принес оттуда муляжи взрывчатки, идентичные тем, которые были обнаружены в машине Фреда. А номер на детонаторе соответствует номерам детонаторов, конфискованных в прошлом году в Кони-Айленде у нелегальных иммигрантов из России.
Райм с наслаждением отметил, как в глазах Пибоди сверкнул ужас. Однако Уэбли из госдепа, на удивление, по-прежнему удавалось изображать негодование.
— Если вы намекаете на то, что сотрудник федерального ведомства мог пойти на убийство своего коллеги из ФБР...
— На убийство? Да маленький детонатор даже не прожжет дырки на штанах. Нет, лично я считаю, обвинение можно будет предъявить по статье «преступное вмешательство в ход следствия» — потому что, как мне кажется, вы стремились на время отстранить Фреда от дела.
— Зачем?
— А затем, — снова заговорил Деллрей, шагнув вперед и прижимая Уэбли из госдепа к стене, — чтобы я не поднимал ненужных волн. Чтобы не вызывал спецназ. Эти ребята не стали бы шутить с Призраком и живо схватили бы его за шкирку, а не ходили бы вокруг да около, как бездельники из СИН. Проклятье, я полагал, именно для этого меня и назначили в следственную группу. Я ведь ни черта не смыслю в контрабанде людей. Ну а когда я договорился о том, чтобы вместо меня прислали сведущего специалиста, Дэна Вона, его вдруг почему-то в спешке отправили далеко на запад.
Райм подвел итоги:
— Фред должен был выйти из игры — чтобы вы избавились от Призрака так, как было задумано: взяли его живым и благополучно выслали из страны, как было оговорено в соглашении Государственного департамента и Лин Шуй-бяня. — Кивок в сторону ворот на посадку. — И как чуть было не произошло.
— Я ничего не знал о расправе над диссидентами! — выпалил Пибоди. — Клянусь, в это меня не посвящали!
— Следите за своим языком, — зловеще пробормотал Уэбли из госдепа.
— Мне только сказали, что необходимо свести до минимума участие в деле министерства юстиции. Якобы на кон поставлены соображения государственной безопасности. Никто не говорил ни о деловых связях, ни о...
— Гарольд! — голос Уэбли из госдепа был подобен щелчку бича. Отвернувшись от обливающегося потом сотрудника СИН, он обратился к Райму рассудительным тоном: — Послушайте, даже если — я говорю «если» — это правда, вы должны понять, что речь идет не об одном этом человеке. Призрака вывели на чистую воду. Теперь его уже никто не наймет в качестве «змеиной головы», и он не сможет топить корабли с иммигрантами. Но, — вкрадчивым голосом продолжал дипломат, — если мы вышлем его из страны, китайцы будут счастливы. Пекин не раздавит Фуцзянь, экономика провинции будет развиваться, и в конечном счете это приведет к процветанию населения. А усилением американского влияния можно будет добиться соблюдения прав человека. — Он поднял руки. — Иногда нам приходится принимать очень нелегкие решения.
Райм кивнул.
— Вы хотите сказать, что дело находится исключительно в ведении политиков и дипломатов.
Уэбли из госдепа кивнул, радуясь тому, что до Райма наконец дошло.
— Именно так. В конечном счете все это будет на благо обеих стран. Да, это жертва, но ее необходимо принести.
Подумав немного, Райм повернулся к Сакс.
— Назовем это «Великой жертвой ради блага двух народов, не имеющей исторических прецедентов».
Уэбли из госдепа поморщился, услышав это язвительное замечание.
— Видите ли, — объяснил криминалист, — политика очень сложная штука, и дипломатия тоже. А вот криминалистика — это совсем просто. Я предпочитаю иметь дело с простыми вещами, поэтому выбирайте: или вы отдаете нам Призрака, чтобы он понес наказание за свои преступления в соответствии с законами нашей страны, или же позволяете ему улететь домой. Но в этом случае мы предадим гласности то, что вы отпустили преступника, виновного в нескольких убийствах, — исходя из высших политических и экономических соображений. И при этом совершили покушение на сотрудника ФБР. Разумеется, выбор за вами, — небрежно добавил он. — Решайте.
— Не смейте нам угрожать! Вы простые полицейские, мелкие сошки, мать вашу! — зловеще произнес Уэбли из госдепа.
Объявили об окончании посадки на рейс до Лос-Анджелеса. Призрак уже испугался не на шутку. Взмокший от пота, с лицом, потемневшим от ярости, он подошел к Уэбли и поднял руки, звеня наручниками. Не обращая на него внимания, чиновник госдепа повернулся к Райму.
— О какой гласности вы говорите? Кого заинтересуют ваши бредни? Вы думаете, это Уотергейт, мать вашу? Мы высылаем из страны китайца, который у себя на родине предстанет перед судом за различные преступления.
— Гарольд? — спросил Райм.
Сжавшись, Пибоди виновато пробормотал:
— Сожалею, но я ничего не могу сделать.
— Значит, вот ваш ответ, — едва заметно усмехнулся Райм. — Мне только это и было нужно. Решение. Вы его приняли. Отлично.
Он подумал, со смешанным чувством грусти и веселья, что происходящее очень напоминало игру вей-чи.
— Том, будь добр, покажи ему наше творение, — обратился к помощнику криминалист.
Достав из кармана конверт, молодой человек протянул его Уэбли из госдепа. Тот его раскрыл. Внутри лежало пространное письмо, составленное Раймом Питеру Ходдинсу, международному обозревателю «Нью-Йорк таймс». В нем было в мельчайших подробностях перечислено все то, о чем Райм только что рассказал Уэбли и Пибоди.
— Мы с Питером давние друзья, — объяснил Том. — Я предупредил его, что у нас, возможно, появится эксклюзивный материал о катастрофе «Дракона Фучжоу», нити от которой ведут в Вашингтон. Он очень заинтересовался.
— Питер отличный журналист, — с гордостью добавил Райм. — Он выдвигался на Пулитцеровскую премию.
Уэбли из госдепа и Пибоди переглянулись. Затем, отойдя в угол опустевшего коридора, достали сотовые телефоны.
— Мистер Куан должен срочно подняться на борт самолета, — объявила сотрудница аэропорта.
Наконец чиновники убрали телефоны, и Райм получил ответ: не сказав ни слова, Уэбли из госдепа развернулся и направился к выходу.
— Подождите! — окликнул его Призрак. — У нас же было соглашение! Мы же договорились!
Чиновник даже не обернулся. Разорвав письмо Райма, он не замедляя шага выбросил клочки в урну.
Селитто предложил сотруднице аэропорта закрыть двери на посадку. Мистер Куан никуда не летит.
Сверля глазами Райма, Призрак сгорбился, признавая свое поражение. Но, казалось, через мгновение отчаяние поражения уравновесилось надеждой на будущую победу; ян уравновесил инь, как сказал бы Сонни Ли. «Змеиная голова» повернулся к Сакс и с холодной усмешкой оглядел ее с ног до головы.
— Я терпелив, Яньдао. Уверен, мы еще встретимся. Найсын... Всему свое время, всему свое время.
Спокойно выдержав его взгляд, Амелия Сакс сказала:
— Чем скорее, тем лучше.
Райм отметил, что при этом ее глаза были гораздо холоднее глаз Призрака.
Полицейские в форме взяли «змеиную голову» под руки.
— Клянусь, я понятия не имел, что это за человек, — начал было Пибоди. — Мне только сказали...
Но Райм уже устал от словесных пререканий. Не сказав ни слова, он чуть двинул пальцем по сенсорной панели, разворачивая «Штормовую стрелу» прочь от чиновника.
Последнюю точку во взаимодействии различных правительственных органов в деле Куан Ана, он же Гуи, он же Призрак, поставила Амелия Сакс. Протянув руку растерянному Гарольду Пибоди, она попросила:
— Будьте добры, дайте ключи. Если вы хотите получить наручники назад, я оставлю их в изоляторе временного содержания.
Глава 50
Склонившись к Райму, Уэбли из госдепа злобно зашептал:
— Мистер, вы даже не представляете себе, во что впутались.
Райм взглянул на него с деланным раскаянием.
— Да, я абсолютно ничего не понимаю. Ни в мировой политике, ни в государственных делах... Я простой ученый. Увы, мои знания ограничены. Такими вещами, как, скажем, муляж динамита.
Уэбли из госдепа сразу же умолк.
— А тут на сцену выхожу я, — заговорил Деллрей. — К несчастью для вас, братцы.
Пибоди неуверенно кашлянул.
— О чем это вы? — спросил он, но только потому, что этого требовала его роль; меньше всего на свете Пибоди жаждал услышать ответ на свой вопрос.
— Помните бомбу в машине Фреда? Так вот, из лаборатории поступил ответ относительно динамита. Весьма любопытно — как выяснилось, это был вовсе не динамит. Опилки, смешанные с резиновым клеем. Муляж. Используемый в учебных целях. Мой друг из СИН сказал, что служба иммиграции имеет свой центр в Манхэттене, где, в частности, обучают обращению со взрывчаткой. Сегодня утром он заглянул туда. И принес оттуда муляжи взрывчатки, идентичные тем, которые были обнаружены в машине Фреда. А номер на детонаторе соответствует номерам детонаторов, конфискованных в прошлом году в Кони-Айленде у нелегальных иммигрантов из России.
Райм с наслаждением отметил, как в глазах Пибоди сверкнул ужас. Однако Уэбли из госдепа, на удивление, по-прежнему удавалось изображать негодование.
— Если вы намекаете на то, что сотрудник федерального ведомства мог пойти на убийство своего коллеги из ФБР...
— На убийство? Да маленький детонатор даже не прожжет дырки на штанах. Нет, лично я считаю, обвинение можно будет предъявить по статье «преступное вмешательство в ход следствия» — потому что, как мне кажется, вы стремились на время отстранить Фреда от дела.
— Зачем?
— А затем, — снова заговорил Деллрей, шагнув вперед и прижимая Уэбли из госдепа к стене, — чтобы я не поднимал ненужных волн. Чтобы не вызывал спецназ. Эти ребята не стали бы шутить с Призраком и живо схватили бы его за шкирку, а не ходили бы вокруг да около, как бездельники из СИН. Проклятье, я полагал, именно для этого меня и назначили в следственную группу. Я ведь ни черта не смыслю в контрабанде людей. Ну а когда я договорился о том, чтобы вместо меня прислали сведущего специалиста, Дэна Вона, его вдруг почему-то в спешке отправили далеко на запад.
Райм подвел итоги:
— Фред должен был выйти из игры — чтобы вы избавились от Призрака так, как было задумано: взяли его живым и благополучно выслали из страны, как было оговорено в соглашении Государственного департамента и Лин Шуй-бяня. — Кивок в сторону ворот на посадку. — И как чуть было не произошло.
— Я ничего не знал о расправе над диссидентами! — выпалил Пибоди. — Клянусь, в это меня не посвящали!
— Следите за своим языком, — зловеще пробормотал Уэбли из госдепа.
— Мне только сказали, что необходимо свести до минимума участие в деле министерства юстиции. Якобы на кон поставлены соображения государственной безопасности. Никто не говорил ни о деловых связях, ни о...
— Гарольд! — голос Уэбли из госдепа был подобен щелчку бича. Отвернувшись от обливающегося потом сотрудника СИН, он обратился к Райму рассудительным тоном: — Послушайте, даже если — я говорю «если» — это правда, вы должны понять, что речь идет не об одном этом человеке. Призрака вывели на чистую воду. Теперь его уже никто не наймет в качестве «змеиной головы», и он не сможет топить корабли с иммигрантами. Но, — вкрадчивым голосом продолжал дипломат, — если мы вышлем его из страны, китайцы будут счастливы. Пекин не раздавит Фуцзянь, экономика провинции будет развиваться, и в конечном счете это приведет к процветанию населения. А усилением американского влияния можно будет добиться соблюдения прав человека. — Он поднял руки. — Иногда нам приходится принимать очень нелегкие решения.
Райм кивнул.
— Вы хотите сказать, что дело находится исключительно в ведении политиков и дипломатов.
Уэбли из госдепа кивнул, радуясь тому, что до Райма наконец дошло.
— Именно так. В конечном счете все это будет на благо обеих стран. Да, это жертва, но ее необходимо принести.
Подумав немного, Райм повернулся к Сакс.
— Назовем это «Великой жертвой ради блага двух народов, не имеющей исторических прецедентов».
Уэбли из госдепа поморщился, услышав это язвительное замечание.
— Видите ли, — объяснил криминалист, — политика очень сложная штука, и дипломатия тоже. А вот криминалистика — это совсем просто. Я предпочитаю иметь дело с простыми вещами, поэтому выбирайте: или вы отдаете нам Призрака, чтобы он понес наказание за свои преступления в соответствии с законами нашей страны, или же позволяете ему улететь домой. Но в этом случае мы предадим гласности то, что вы отпустили преступника, виновного в нескольких убийствах, — исходя из высших политических и экономических соображений. И при этом совершили покушение на сотрудника ФБР. Разумеется, выбор за вами, — небрежно добавил он. — Решайте.
— Не смейте нам угрожать! Вы простые полицейские, мелкие сошки, мать вашу! — зловеще произнес Уэбли из госдепа.
Объявили об окончании посадки на рейс до Лос-Анджелеса. Призрак уже испугался не на шутку. Взмокший от пота, с лицом, потемневшим от ярости, он подошел к Уэбли и поднял руки, звеня наручниками. Не обращая на него внимания, чиновник госдепа повернулся к Райму.
— О какой гласности вы говорите? Кого заинтересуют ваши бредни? Вы думаете, это Уотергейт, мать вашу? Мы высылаем из страны китайца, который у себя на родине предстанет перед судом за различные преступления.
— Гарольд? — спросил Райм.
Сжавшись, Пибоди виновато пробормотал:
— Сожалею, но я ничего не могу сделать.
— Значит, вот ваш ответ, — едва заметно усмехнулся Райм. — Мне только это и было нужно. Решение. Вы его приняли. Отлично.
Он подумал, со смешанным чувством грусти и веселья, что происходящее очень напоминало игру вей-чи.
— Том, будь добр, покажи ему наше творение, — обратился к помощнику криминалист.
Достав из кармана конверт, молодой человек протянул его Уэбли из госдепа. Тот его раскрыл. Внутри лежало пространное письмо, составленное Раймом Питеру Ходдинсу, международному обозревателю «Нью-Йорк таймс». В нем было в мельчайших подробностях перечислено все то, о чем Райм только что рассказал Уэбли и Пибоди.
— Мы с Питером давние друзья, — объяснил Том. — Я предупредил его, что у нас, возможно, появится эксклюзивный материал о катастрофе «Дракона Фучжоу», нити от которой ведут в Вашингтон. Он очень заинтересовался.
— Питер отличный журналист, — с гордостью добавил Райм. — Он выдвигался на Пулитцеровскую премию.
Уэбли из госдепа и Пибоди переглянулись. Затем, отойдя в угол опустевшего коридора, достали сотовые телефоны.
— Мистер Куан должен срочно подняться на борт самолета, — объявила сотрудница аэропорта.
Наконец чиновники убрали телефоны, и Райм получил ответ: не сказав ни слова, Уэбли из госдепа развернулся и направился к выходу.
— Подождите! — окликнул его Призрак. — У нас же было соглашение! Мы же договорились!
Чиновник даже не обернулся. Разорвав письмо Райма, он не замедляя шага выбросил клочки в урну.
Селитто предложил сотруднице аэропорта закрыть двери на посадку. Мистер Куан никуда не летит.
Сверля глазами Райма, Призрак сгорбился, признавая свое поражение. Но, казалось, через мгновение отчаяние поражения уравновесилось надеждой на будущую победу; ян уравновесил инь, как сказал бы Сонни Ли. «Змеиная голова» повернулся к Сакс и с холодной усмешкой оглядел ее с ног до головы.
— Я терпелив, Яньдао. Уверен, мы еще встретимся. Найсын... Всему свое время, всему свое время.
Спокойно выдержав его взгляд, Амелия Сакс сказала:
— Чем скорее, тем лучше.
Райм отметил, что при этом ее глаза были гораздо холоднее глаз Призрака.
Полицейские в форме взяли «змеиную голову» под руки.
— Клянусь, я понятия не имел, что это за человек, — начал было Пибоди. — Мне только сказали...
Но Райм уже устал от словесных пререканий. Не сказав ни слова, он чуть двинул пальцем по сенсорной панели, разворачивая «Штормовую стрелу» прочь от чиновника.
Последнюю точку во взаимодействии различных правительственных органов в деле Куан Ана, он же Гуи, он же Призрак, поставила Амелия Сакс. Протянув руку растерянному Гарольду Пибоди, она попросила:
— Будьте добры, дайте ключи. Если вы хотите получить наручники назад, я оставлю их в изоляторе временного содержания.
Глава 50
Несколько дней спустя Призраку официально предъявили обвинение. Мерой пресечения было избрано содержание под стражей.
Список преступлений получился длинным: убийства, контрабанда людей, незаконное ношение огнестрельного оружия, отмывание денег.
Деллрей через свои связи в министерстве юстиции дернул кое за какие нитки, и генеральная прокуратура в обмен на свидетельские показания против Призрака сняла с Сена Ци-цзуня все обвинения в нелегальной перевозке людей. Капитану «Дракона Фучжоу» предстояло выступить на судебном процессе, после чего его ожидала депортация в Китай.
Райм и Сакс находились одни в спальне криминалиста. Молодая женщина изучала себя в огромное зеркало.
— Ты выглядишь бесподобно, — окликнул ее Райм.
Через час Сакс предстояло появиться в суде. Заседание было очень важным, и молодая женщина беспокоилась по поводу того, какое впечатление произведет на судью. Она неуверенно покачала головой.
— Не знаю.
Амелия Сакс, никогда не сожалевшая об оставшейся в прошлом работе фотомодели, называла себя «девочкой в джинсах и свитерах». Но сейчас на ней были новый с иголочки синий костюм, белая блузка и — о боже, только сейчас заметил Райм, — темно-синие туфли на шпильках, доводившие ее рост до шести футов. Рыжие волосы были тщательно уложены в прическу.
И все же Сакс оставалась Сакс: в ушах у нее болтались серебряные серьги в виде крохотных пуль.
Зазвонил телефон.
— Командный режим... ответить на звонок, — рявкнул Райм.
— Линкольн? — послышался из громкоговорителя женский голос.
— Здравствуйте, доктор Уивер.
Оторвавшись от зеркала, Сакс опустилась на край кровати.
Мне сообщили о вашем звонке, — сказала нейрохирург. — Помощник сказал, это очень важно. У вас все в порядке?
— Да, все отлично, — сказал Райм.
Вы выполняете предписанный мной режим? Ни капли спиртного, побольше спать? — В ее голосе прозвучало веселье. — Нет, Том, ответьте лучше вы. Вы здесь?
— Он в другой комнате, — рассмеялся Райм. — Здесь нет никого, кто мог бы меня погонять.
Разумеется, если не брать в расчет Сакс, но она его не выдаст.
Мне бы хотелось, чтобы завтра утром вы заехали ко мне для последнего осмотра перед операцией. Я подумала...
— Доктор...
— Да?
Райм посмотрел Сакс в глаза.
— Я решил отказаться от операции.
— Вы...
— Можете оставить себе плату за пребывание в клинике и аванс, — попытался отшутиться он.
Молчание. Затем:
— Вы стремились к операции больше, чем кто-либо из моих пациентов.
— Я действительно очень хотел этого. Но я передумал.
— Вы вспомнили все то, что я говорила о высокой степени риска, так?
Посмотрев на Сакс, Райм сказал:
— В конце концов я пришел к выводу, что даже при благоприятном исходе операция мало чем мне поможет.
— Линкольн, я считаю, вы приняли хорошее решение. Мудрое. — Доктор Уивер помолчала. — Мы добились больших успехов в проблеме лечения больных с травмами позвоночника. Я знаю, вы читаете литературу...
— Да, я держу руку на пульсе, — ответил Райм, усмехаясь над тонкой иронией, содержавшейся в метафоре.
— Каждая неделя приносит что-то новое. Звоните мне, как только у вас возникнет желание. Мы обсудим, какие у вас будут перспективы. А может быть, вы просто захотите со мной поболтать.
— Да. С удовольствием.
— Буду рада услышать ваш голос, Линкольн. До свидания.
— До свидания, доктор... Командный режим, окончить связь.
В комнате воцарилась тишина. Затем за окном послышался шум крыльев, мелькнула тень. На подоконник опустился сокол. Сакс и Райм посмотрели на птицу.
— Райм, ты уверен, что поступил правильно? — спросила молодая женщина.
— Если ты хочешь операцию, я с тобой на все сто процентов.
Он не сомневался в этом.
Но он также твердо знал, что операция ему больше не нужна.
Принимать свой ограничения... Таким тебя сделать судьба, Лоабан. И на то быть какие-то причины. Быть может, теперь ты стать более хороший полицейский. Теперь твоя жизнь сбалансирован, я говорить.
— Уверен, — сказал Райм.
Сакс стиснула ему руку, затем снова посмотрела в окно на сокола. Райм, вглядевшись в ее лицо, освещенное рассеянным бледным светом, спросил:
— Сакс, а ты уверена, что хочешь этого?
Он кивнул на лежащую на столе папку, в которой были фотография По-И, свидетельские показания и официальные документы.
Первый лист был озаглавлен: «ПРОШЕНИЕ ОБ УДОЧЕРЕНИИ».
Наконец Сакс отвернулась от окна. По ее глазам Райм понял, что она также не сомневается в принятом решении.
— Мисс Сакс, это весьма необычное дело об удочерении. Впрочем, думаю, вы сами это прекрасно понимаете.
Судья Маргарет Бенсон-Уэйлс, крупная женщина, сидела за своим заваленным ворохом бумаг столом в мрачном здании Гражданского суда Манхэттена.
— Да, ваша честь.
Склонившись над бумагами, судья продолжила читать.
— Могу только сказать, что за последние два дня мне пришлось выслушать столько чиновников из службы социального обеспечения, мэрии, администрации штата, управления полиции и СИН, сколько в обычной обстановке я не встречаю и за целый месяц. Объясните мне, как вам удалось обзавестись такими обширными связями?
— Наверное, я просто везучая.
— Что гораздо важнее, — заметила судья, возвращаясь к папке, — я услышала о вас только хорошее.
Судя по всему, у Сакс тоже были прекрасные гуанси. За молодую женщину замолвили словечко Фред Деллрей, Лон Селитто, Алан Коу (который, вместо того чтобы лишиться работы, занял место неожиданно вышедшего в отставку Гарольда Пибоди). В течение считанных дней ей удалось преодолеть кучу бюрократических рогаток, стоящих на пути удочерения.
— Разумеется, вы понимаете, — продолжала судья, — что на первом месте всегда стоят интересы ребенка, и если у меня возникнут какие-то сомнения, я не подпишу эти документы.
Маргарет Бенсон-Уэйлс говорила тем же снисходительным и в то же время грубоватым тоном, которым мастерски пользовался Райм.
— Иного я и не жду, ваша честь.
Сакс успела узнать, что Бенсон-Уэйлс, подобно многим другим судьям, любит читать нравоучения. Устроившись поудобнее, судья обратилась к присутствующим.
— Итак, процедура удочерения в штате Нью-Йорк включает изучение домашних условий, предварительную подготовку и, как правило, трехмесячный испытательный срок. Я сегодня всю утро знакомилась с документами, говорила с работниками службы социального обеспечения и опекунами, занимавшимися девочкой. Отзывы хорошие, но дело движется быстрее, чем скатились вниз «Чикаго Буллз» после ухода Майкла Джордана. Так что я приняла вот какое решение. Я выдаю разрешение на трехмесячный испытательный срок под наблюдением представителей департамента социального обеспечения. По истечении этого срока, если все будет хорошо, я дам разрешение на удочерение. Вас это устраивает?
— Да, ваша честь, — кивнула Сакс.
Судья пристально всмотрелась в ее лицо. Затем, бросив взгляд на По-И, нажала кнопку устройства внутренней связи и сказала:
— Пригласите просителей.
Дверь открылась, и в кабинет осторожно вошли Сэм Чанг и Мей-Мей. Вместе с ними был их адвокат, китаец в светло-сером костюме и такой вызывающе красной рубашке, что ей нашлось бы место в гардеробе Фреда Деллрея.
Чанг смущенно кивнул. Сакс, встав, шагнула навстречу и пожала руки ему и его жене. Увидев девочку, Мей-Мей широко раскрыла глаза. Сакс передала ей ребенка, и женщина крепко обняла По-И.
— Мистер и миссис Чанг, вы говорите по-английски? — спросила судья.
— Я немного говорю, — сказал Чанг. — Моя жена — она говорит очень плохо.
— Вы мистер Син? — обратилась судья к адвокату.
— Да, ваша честь.
— Вы смогли бы переводить?
— Разумеется.
— Как правило, процесс усыновления в нашей стране является длительным и сложным. Семье иммигрантов с неопределенным статусом практически невозможно получить разрешение об опеке.
Она остановилась, давая возможность Сину перевести ее слова. Мей-Мей кивнула.
— Однако сейчас мы имеем дело с из ряда вон выходящими обстоятельствами.
Еще одна пауза, в течение которой с языка Сина слетали отрывистые китайские фразы. Теперь закивали оба, Сэм Чанг и его жена. Они молчали, однако глаза Мей-Мей зажглись, дыхание участилось. Сакс видела, что ей хочется улыбнуться, но она с трудом сдерживается.
— Служба иммиграции и натурализации сообщила о том, что вы подали прошение о предоставлении политического убежища, которое, учитывая вашу диссидентскую деятельность в Китае, скорее всего, будет удовлетворено. Это позволяет надеяться, что вы сможете позаботиться о благополучии ребенка. Также отрадно слышать, мистер Чанг, что и вы, и ваш старший сын имеете работу.
— Да, сэр.
— «Мэм», а не «сэр», — строго поправила судья Бенсон-Уэйлс, женщина, привыкшая в суде повторять свои распоряжения лишь один раз.
— Извините, мэм.
Судья повторила семье Чанг то, что она только что рассказала Сакс об испытательном сроке.
Судя по всему, их знание английского оказалось достаточным, чтобы понять общий смысл ее слов, не дожидаясь окончания перевода. Мей-Мей тихо заплакала, а Сэм Чанг, стиснув ее в объятиях, улыбнулся и что-то шепнул ей на ухо. Подойдя к Сакс, Мей-Мей крепко обняла ее.
— Сейсе, спасибо, спасибо...
Судья подписала лежащие перед ней документы.
— Можете забрать ребенка прямо сейчас, — сказала она, показывая, что все свободны. — Адвокат Син, проследите за тем, чтобы секретарь оформил все бумаги.
— Да, ваша честь.
Сэм Чанг вел свою семью, отныне официально увеличившуюся на одного человека, к автостоянке перед зданием Гражданского суда. За сегодняшний день ему уже второй раз пришлось иметь дело с американским правосудием. Утром Чанг давал показания на предварительных слушаниях по делу семьи Ву. Судьба их прошения о предоставлении убежища была не столь определенной, и все же адвокат выражал сдержанный оптимизм. Скорее всего, Ву также позволят остаться в Соединенных Штатах.
Семья Чанг задержалась перед желтым спортивным автомобилем Сакс. Уильям, с утра мрачный и задумчивый, просиял.
— «Камаро», — заметил он.
Сакс рассмеялась.
— Ты разбираешься в американских машинах?
— А разве можно ездить на чем-то другом? — презрительно ответил долговязый мальчишка, пристально разглядывая машину. — Какая лапочка, твою мать!
— Уильям! — строго прошептал Чанг, получив в ответ недоуменный взгляд сына.
Мей-Мей с детьми прошла к микроавтобусу, а Чанг задержался радом с Сакс. Тщательно подбирая слова, он сказал:
— То, что сделаете для нас вы и мистер Райм... Я не есть знаю, как вас благодарить. А малышка... Понимаете, моя жена, она всегда имеет...
— Я все понимаю, — ответила молодая женщина.
Ее голос дрогнул, и Чанг понял, что она чувствовала себя неловко, выслушивая слова благодарности. Плюхнувшись на сиденье своей машины, Сакс поморщилась от боли в суставе или растянутой мышце. Взревел мощный двигатель, и машина рванула со стоянки, оставив черный след шин.
Семье предстояло отправиться в погребальную контору в Бруклине, где готовили к похоронам тело Чжана Цзици. Но Сэм Чанг не двигался с места, уставившись на возвышающийся перед ним внушительный комплекс правительственных зданий. Ему, оказавшемуся между инь и ян, темной и светлой сторонами жизни, требовалось побыть одному. Как он хотел сбросить с себя все грубое, мужское, традиционное, авторитарное — качества прежней жизни в Китае, — и шагнуть навстречу нежному, женственному, чувственному, новому: всему тому, что олицетворяла «Прекрасная страна». Но как же нелегко это сделать! Мао Цзедун пытался избавиться от старых обычаев и мыслей одним указом и едва не разрушил этим всю страну.
Нет, прошлое всегда останется с ними. Чанг пока что не знал, как найти для него место в будущем. Но это обязательно произойдет. Подумать только, как близко находится Запретный дворец с его древними призраками от площади Тяньаньмынь, где веет совсем другой дух. И все же Сэм Чанг подозревал, что на примирение прошлого и будущего уйдет вся его оставшаяся жизнь.
Вот он, на противоположном конце земного шара от всего того, что ему знакомо, охваченный смятением, окруженный трудностями.
Его терзает неопределенность жизни в незнакомой стране.
И все же в одном Сэм Чанг был уверен: на осеннем празднике ухода за могилами он найдет утешение в том, что приведет в порядок могилу отца, оставит подношение из апельсинов и побеседует с душой умершего; По-И вырастет в гармонии с этой землей: с «Прекрасной страной» рубежа тысячелетий, впитав в себя дух и Хуа, и Мейго, Китая и Америки; Уильям получит собственную комнату и обнаружит, что напрасно злился на своего отца, и мало-помалу его душа подобно фениксу восстанет из остывающего пепла, и он тоже обретет равновесие; сам Чанг будет трудиться на новой работе, а в выходные — наслаждаться скромными радостями: бродить с Мей-Мей по окрестным улицам и паркам, посещать музеи, проводить долгие часы в магазине «Товары для дома», где они будут делать покупки или просто ходить между рядами полок, изучая изобилие товаров.
Отвернувшись от угрюмых серых зданий, Сэм Чанг направился к микроавтобусу, снова ощутив желание быть рядом со своей семьей.
— Ну и? — спросил криминалист, разворачивая кресло.
— Дело сделано, — ответила она и скрылась на лестнице.
Сакс вернулась через несколько минут, как и полагается, в джинсах и свитере.
— Знаешь, Сакс, если бы ты захотела, то смогла бы сама удочерить девочку, — сказал он и, помолчав, поправился: — Я хотел сказать, мы смогли бы.
— Знаю.
— Почему ты этого не сделала?
Молодая женщина задумалась, прежде чем ответить.
— Несколько дней назад я смотрела в дуло пистолета, зажатого в руке преступника, затем ныряла на глубину девяносто футов, потом участвовала в задержании... Понимаешь, Райм, я не могу от этого отказаться. — Она остановилась, подыскивая слова, чтобы лучше выразить свои чувства, затем рассмеялась. — Отец говорил, что все водители делятся на две категории: те, кто оглядывается назад, перестраиваясь из ряда в ряд, и те, кто не оглядывается. Так вот, я из тех, кто не оглядывается. Если бы меня дома ждал ребенок, мне приходилось бы постоянно оглядываться назад. А я так не могу.
Райм понял, что именно она хотела сказать, и все же шутливо спросил:
— Ты не оглядываешься назад. Ты не боишься попасть в аварию?
— Все дело в том, чтобы ехать быстрее всех остальных. В этом случае у тебя за спиной никого не будет.
— Пока ты в движении, тебя не поймают, — сказал Райм.
— Точно.
— Из тебя получилась бы хорошая мать, Сакс.
— А из тебя — хороший отец. Когда-нибудь это произойдет, Райм. Но давай подождем пару лет. Пока что нам хватает других забот, ты не находишь?
Она кивнула на доску со списком улик дела «ПРИЗРАКСМЕРТЬ», где до этого висели материалы десятков других дел и где будут новые списки.
Линкольн Райм пришел к выводу, что она права: вот этот мир, представленный записями и фотографиями, был их жизнью — по крайней мере, сейчас.
— Я обо всем договорился.
С утра Райм говорил по телефону, добиваясь отправки тела Сонни Ли в его родной город Лю-Гуянь. Это было поручено китайской погребальной конторе.
Оставалось сделать последнее. Райм вызвал программу текстового редактора. Сакс подсела к нему.
— Давай.
После получаса работы над каждым словом они в конце концов остановились на следующем:
"Уважаемый мистер Ли!
Выражаю самые искренние соболезнования по поводу гибели вашего сына. Невозможно передать словами, как я и мои коллеги благодарны выпавшей нам чести работать вместе с Сонни, расследуя это сложное и опасное дело, которое стоило ему жизни.
Ваш сын спас жизни многим; только благодаря ему опасный преступник предстал перед лицом правосудия. Подвиг Сонни навсегда останется в истории правоохранительных органов Соединенных Штатов. Надеюсь, что вы вместе с нами будете гордиться вашим сыном, совершившим мужественный, самоотверженный поступок.
Линкольн Райм, капитан управления полиции Нью-Йорка (в отставке)".
Перечитав письмо, Райм проворчал:
— Слишком длинное. И слишком эмоциональное. Давай перепишем.
Но Сакс, протянув руку к клавиатуре, включила печать.
— Не надо, Райм. Оставим как есть. Иногда «слишком» — это как раз то, что нужно.
— Ты уверена?
— Уверена.
Сакс отложила отпечатанное письмо. Завтра его переведет на китайский Эдди Дэн.
— Хочешь вернуться к уликам? — спросила Сакс, кивая на доску.
Перед тем как начать судебный процесс над Призраком, предстояло еще выполнить много подготовительной работы.
Но Райм остановил ее.
— Нет, я хочу сыграть в одну игру.
— В игру?
— Да.
— Отлично, — весело произнесла она. — Я как раз подумала, что давно не выигрывала.
— Ишь ты, какая самоуверенная, — с укором произнес Райм.
— И во что мы будем играть?
— В вей-чи. Вот доска. А там лежат мешочки с фишками.
Сакс поставила доску на стол перед Раймом. Перехватив его взгляд, жадно изучающий перекрещивающиеся линии, она сказала:
— Кажется, я попалась, Райм. Ты уже играл в эту игру.
— Да, мы с Сонни сыграли несколько партий, — небрежно подтвердил он.
— Несколько — это сколько?
— Всего три. Так что меня едва ли можно считать мастером, Сакс.
— И как у тебя получилось?
— Требуется какое-то время, чтобы почувствовать суть игры, — с вызовом сказал Райм.
— Ты проиграл все три партии.
— Но в последней оказал очень упорное сопротивление.
Сакс окинула взглядом доску.
— На что будем играть?
Райм загадочно улыбнулся.
— Что-нибудь придумаем.
Затем он начал объяснять правила. Сакс подалась вперед, жадно ловя его слова. Наконец криминалист сказал:
— Вот и все... А теперь, поскольку ты играешь в первый раз, я дам тебе фору. Ты сделаешь первый ход.
— Нет, — ответила Сакс. — Никакой форы. Бросим монетку.
— Так принято, — заверил ее Райм.
— Никакой форы, — твердо повторила Сакс, доставая из кармана четвертак. — Загадывай.
И подбросила монету в воздух.
Список преступлений получился длинным: убийства, контрабанда людей, незаконное ношение огнестрельного оружия, отмывание денег.
Деллрей через свои связи в министерстве юстиции дернул кое за какие нитки, и генеральная прокуратура в обмен на свидетельские показания против Призрака сняла с Сена Ци-цзуня все обвинения в нелегальной перевозке людей. Капитану «Дракона Фучжоу» предстояло выступить на судебном процессе, после чего его ожидала депортация в Китай.
Райм и Сакс находились одни в спальне криминалиста. Молодая женщина изучала себя в огромное зеркало.
— Ты выглядишь бесподобно, — окликнул ее Райм.
Через час Сакс предстояло появиться в суде. Заседание было очень важным, и молодая женщина беспокоилась по поводу того, какое впечатление произведет на судью. Она неуверенно покачала головой.
— Не знаю.
Амелия Сакс, никогда не сожалевшая об оставшейся в прошлом работе фотомодели, называла себя «девочкой в джинсах и свитерах». Но сейчас на ней были новый с иголочки синий костюм, белая блузка и — о боже, только сейчас заметил Райм, — темно-синие туфли на шпильках, доводившие ее рост до шести футов. Рыжие волосы были тщательно уложены в прическу.
И все же Сакс оставалась Сакс: в ушах у нее болтались серебряные серьги в виде крохотных пуль.
Зазвонил телефон.
— Командный режим... ответить на звонок, — рявкнул Райм.
— Линкольн? — послышался из громкоговорителя женский голос.
— Здравствуйте, доктор Уивер.
Оторвавшись от зеркала, Сакс опустилась на край кровати.
Мне сообщили о вашем звонке, — сказала нейрохирург. — Помощник сказал, это очень важно. У вас все в порядке?
— Да, все отлично, — сказал Райм.
Вы выполняете предписанный мной режим? Ни капли спиртного, побольше спать? — В ее голосе прозвучало веселье. — Нет, Том, ответьте лучше вы. Вы здесь?
— Он в другой комнате, — рассмеялся Райм. — Здесь нет никого, кто мог бы меня погонять.
Разумеется, если не брать в расчет Сакс, но она его не выдаст.
Мне бы хотелось, чтобы завтра утром вы заехали ко мне для последнего осмотра перед операцией. Я подумала...
— Доктор...
— Да?
Райм посмотрел Сакс в глаза.
— Я решил отказаться от операции.
— Вы...
— Можете оставить себе плату за пребывание в клинике и аванс, — попытался отшутиться он.
Молчание. Затем:
— Вы стремились к операции больше, чем кто-либо из моих пациентов.
— Я действительно очень хотел этого. Но я передумал.
— Вы вспомнили все то, что я говорила о высокой степени риска, так?
Посмотрев на Сакс, Райм сказал:
— В конце концов я пришел к выводу, что даже при благоприятном исходе операция мало чем мне поможет.
— Линкольн, я считаю, вы приняли хорошее решение. Мудрое. — Доктор Уивер помолчала. — Мы добились больших успехов в проблеме лечения больных с травмами позвоночника. Я знаю, вы читаете литературу...
— Да, я держу руку на пульсе, — ответил Райм, усмехаясь над тонкой иронией, содержавшейся в метафоре.
— Каждая неделя приносит что-то новое. Звоните мне, как только у вас возникнет желание. Мы обсудим, какие у вас будут перспективы. А может быть, вы просто захотите со мной поболтать.
— Да. С удовольствием.
— Буду рада услышать ваш голос, Линкольн. До свидания.
— До свидания, доктор... Командный режим, окончить связь.
В комнате воцарилась тишина. Затем за окном послышался шум крыльев, мелькнула тень. На подоконник опустился сокол. Сакс и Райм посмотрели на птицу.
— Райм, ты уверен, что поступил правильно? — спросила молодая женщина.
— Если ты хочешь операцию, я с тобой на все сто процентов.
Он не сомневался в этом.
Но он также твердо знал, что операция ему больше не нужна.
Принимать свой ограничения... Таким тебя сделать судьба, Лоабан. И на то быть какие-то причины. Быть может, теперь ты стать более хороший полицейский. Теперь твоя жизнь сбалансирован, я говорить.
— Уверен, — сказал Райм.
Сакс стиснула ему руку, затем снова посмотрела в окно на сокола. Райм, вглядевшись в ее лицо, освещенное рассеянным бледным светом, спросил:
— Сакс, а ты уверена, что хочешь этого?
Он кивнул на лежащую на столе папку, в которой были фотография По-И, свидетельские показания и официальные документы.
Первый лист был озаглавлен: «ПРОШЕНИЕ ОБ УДОЧЕРЕНИИ».
Наконец Сакс отвернулась от окна. По ее глазам Райм понял, что она также не сомневается в принятом решении.
* * *
Сакс улыбнулась По-И, «драгоценному ребенку», сидевшей в стульчике в комнате судьи. Девочка играла с тряпичным котенком.— Мисс Сакс, это весьма необычное дело об удочерении. Впрочем, думаю, вы сами это прекрасно понимаете.
Судья Маргарет Бенсон-Уэйлс, крупная женщина, сидела за своим заваленным ворохом бумаг столом в мрачном здании Гражданского суда Манхэттена.
— Да, ваша честь.
Склонившись над бумагами, судья продолжила читать.
— Могу только сказать, что за последние два дня мне пришлось выслушать столько чиновников из службы социального обеспечения, мэрии, администрации штата, управления полиции и СИН, сколько в обычной обстановке я не встречаю и за целый месяц. Объясните мне, как вам удалось обзавестись такими обширными связями?
— Наверное, я просто везучая.
— Что гораздо важнее, — заметила судья, возвращаясь к папке, — я услышала о вас только хорошее.
Судя по всему, у Сакс тоже были прекрасные гуанси. За молодую женщину замолвили словечко Фред Деллрей, Лон Селитто, Алан Коу (который, вместо того чтобы лишиться работы, занял место неожиданно вышедшего в отставку Гарольда Пибоди). В течение считанных дней ей удалось преодолеть кучу бюрократических рогаток, стоящих на пути удочерения.
— Разумеется, вы понимаете, — продолжала судья, — что на первом месте всегда стоят интересы ребенка, и если у меня возникнут какие-то сомнения, я не подпишу эти документы.
Маргарет Бенсон-Уэйлс говорила тем же снисходительным и в то же время грубоватым тоном, которым мастерски пользовался Райм.
— Иного я и не жду, ваша честь.
Сакс успела узнать, что Бенсон-Уэйлс, подобно многим другим судьям, любит читать нравоучения. Устроившись поудобнее, судья обратилась к присутствующим.
— Итак, процедура удочерения в штате Нью-Йорк включает изучение домашних условий, предварительную подготовку и, как правило, трехмесячный испытательный срок. Я сегодня всю утро знакомилась с документами, говорила с работниками службы социального обеспечения и опекунами, занимавшимися девочкой. Отзывы хорошие, но дело движется быстрее, чем скатились вниз «Чикаго Буллз» после ухода Майкла Джордана. Так что я приняла вот какое решение. Я выдаю разрешение на трехмесячный испытательный срок под наблюдением представителей департамента социального обеспечения. По истечении этого срока, если все будет хорошо, я дам разрешение на удочерение. Вас это устраивает?
— Да, ваша честь, — кивнула Сакс.
Судья пристально всмотрелась в ее лицо. Затем, бросив взгляд на По-И, нажала кнопку устройства внутренней связи и сказала:
— Пригласите просителей.
Дверь открылась, и в кабинет осторожно вошли Сэм Чанг и Мей-Мей. Вместе с ними был их адвокат, китаец в светло-сером костюме и такой вызывающе красной рубашке, что ей нашлось бы место в гардеробе Фреда Деллрея.
Чанг смущенно кивнул. Сакс, встав, шагнула навстречу и пожала руки ему и его жене. Увидев девочку, Мей-Мей широко раскрыла глаза. Сакс передала ей ребенка, и женщина крепко обняла По-И.
— Мистер и миссис Чанг, вы говорите по-английски? — спросила судья.
— Я немного говорю, — сказал Чанг. — Моя жена — она говорит очень плохо.
— Вы мистер Син? — обратилась судья к адвокату.
— Да, ваша честь.
— Вы смогли бы переводить?
— Разумеется.
— Как правило, процесс усыновления в нашей стране является длительным и сложным. Семье иммигрантов с неопределенным статусом практически невозможно получить разрешение об опеке.
Она остановилась, давая возможность Сину перевести ее слова. Мей-Мей кивнула.
— Однако сейчас мы имеем дело с из ряда вон выходящими обстоятельствами.
Еще одна пауза, в течение которой с языка Сина слетали отрывистые китайские фразы. Теперь закивали оба, Сэм Чанг и его жена. Они молчали, однако глаза Мей-Мей зажглись, дыхание участилось. Сакс видела, что ей хочется улыбнуться, но она с трудом сдерживается.
— Служба иммиграции и натурализации сообщила о том, что вы подали прошение о предоставлении политического убежища, которое, учитывая вашу диссидентскую деятельность в Китае, скорее всего, будет удовлетворено. Это позволяет надеяться, что вы сможете позаботиться о благополучии ребенка. Также отрадно слышать, мистер Чанг, что и вы, и ваш старший сын имеете работу.
— Да, сэр.
— «Мэм», а не «сэр», — строго поправила судья Бенсон-Уэйлс, женщина, привыкшая в суде повторять свои распоряжения лишь один раз.
— Извините, мэм.
Судья повторила семье Чанг то, что она только что рассказала Сакс об испытательном сроке.
Судя по всему, их знание английского оказалось достаточным, чтобы понять общий смысл ее слов, не дожидаясь окончания перевода. Мей-Мей тихо заплакала, а Сэм Чанг, стиснув ее в объятиях, улыбнулся и что-то шепнул ей на ухо. Подойдя к Сакс, Мей-Мей крепко обняла ее.
— Сейсе, спасибо, спасибо...
Судья подписала лежащие перед ней документы.
— Можете забрать ребенка прямо сейчас, — сказала она, показывая, что все свободны. — Адвокат Син, проследите за тем, чтобы секретарь оформил все бумаги.
— Да, ваша честь.
Сэм Чанг вел свою семью, отныне официально увеличившуюся на одного человека, к автостоянке перед зданием Гражданского суда. За сегодняшний день ему уже второй раз пришлось иметь дело с американским правосудием. Утром Чанг давал показания на предварительных слушаниях по делу семьи Ву. Судьба их прошения о предоставлении убежища была не столь определенной, и все же адвокат выражал сдержанный оптимизм. Скорее всего, Ву также позволят остаться в Соединенных Штатах.
Семья Чанг задержалась перед желтым спортивным автомобилем Сакс. Уильям, с утра мрачный и задумчивый, просиял.
— «Камаро», — заметил он.
Сакс рассмеялась.
— Ты разбираешься в американских машинах?
— А разве можно ездить на чем-то другом? — презрительно ответил долговязый мальчишка, пристально разглядывая машину. — Какая лапочка, твою мать!
— Уильям! — строго прошептал Чанг, получив в ответ недоуменный взгляд сына.
Мей-Мей с детьми прошла к микроавтобусу, а Чанг задержался радом с Сакс. Тщательно подбирая слова, он сказал:
— То, что сделаете для нас вы и мистер Райм... Я не есть знаю, как вас благодарить. А малышка... Понимаете, моя жена, она всегда имеет...
— Я все понимаю, — ответила молодая женщина.
Ее голос дрогнул, и Чанг понял, что она чувствовала себя неловко, выслушивая слова благодарности. Плюхнувшись на сиденье своей машины, Сакс поморщилась от боли в суставе или растянутой мышце. Взревел мощный двигатель, и машина рванула со стоянки, оставив черный след шин.
Семье предстояло отправиться в погребальную контору в Бруклине, где готовили к похоронам тело Чжана Цзици. Но Сэм Чанг не двигался с места, уставившись на возвышающийся перед ним внушительный комплекс правительственных зданий. Ему, оказавшемуся между инь и ян, темной и светлой сторонами жизни, требовалось побыть одному. Как он хотел сбросить с себя все грубое, мужское, традиционное, авторитарное — качества прежней жизни в Китае, — и шагнуть навстречу нежному, женственному, чувственному, новому: всему тому, что олицетворяла «Прекрасная страна». Но как же нелегко это сделать! Мао Цзедун пытался избавиться от старых обычаев и мыслей одним указом и едва не разрушил этим всю страну.
Нет, прошлое всегда останется с ними. Чанг пока что не знал, как найти для него место в будущем. Но это обязательно произойдет. Подумать только, как близко находится Запретный дворец с его древними призраками от площади Тяньаньмынь, где веет совсем другой дух. И все же Сэм Чанг подозревал, что на примирение прошлого и будущего уйдет вся его оставшаяся жизнь.
Вот он, на противоположном конце земного шара от всего того, что ему знакомо, охваченный смятением, окруженный трудностями.
Его терзает неопределенность жизни в незнакомой стране.
И все же в одном Сэм Чанг был уверен: на осеннем празднике ухода за могилами он найдет утешение в том, что приведет в порядок могилу отца, оставит подношение из апельсинов и побеседует с душой умершего; По-И вырастет в гармонии с этой землей: с «Прекрасной страной» рубежа тысячелетий, впитав в себя дух и Хуа, и Мейго, Китая и Америки; Уильям получит собственную комнату и обнаружит, что напрасно злился на своего отца, и мало-помалу его душа подобно фениксу восстанет из остывающего пепла, и он тоже обретет равновесие; сам Чанг будет трудиться на новой работе, а в выходные — наслаждаться скромными радостями: бродить с Мей-Мей по окрестным улицам и паркам, посещать музеи, проводить долгие часы в магазине «Товары для дома», где они будут делать покупки или просто ходить между рядами полок, изучая изобилие товаров.
Отвернувшись от угрюмых серых зданий, Сэм Чанг направился к микроавтобусу, снова ощутив желание быть рядом со своей семьей.
* * *
Все еще одетая в официальный строгий костюм деловой женщины, Амелия Сакс вошла в гостиную.— Ну и? — спросил криминалист, разворачивая кресло.
— Дело сделано, — ответила она и скрылась на лестнице.
Сакс вернулась через несколько минут, как и полагается, в джинсах и свитере.
— Знаешь, Сакс, если бы ты захотела, то смогла бы сама удочерить девочку, — сказал он и, помолчав, поправился: — Я хотел сказать, мы смогли бы.
— Знаю.
— Почему ты этого не сделала?
Молодая женщина задумалась, прежде чем ответить.
— Несколько дней назад я смотрела в дуло пистолета, зажатого в руке преступника, затем ныряла на глубину девяносто футов, потом участвовала в задержании... Понимаешь, Райм, я не могу от этого отказаться. — Она остановилась, подыскивая слова, чтобы лучше выразить свои чувства, затем рассмеялась. — Отец говорил, что все водители делятся на две категории: те, кто оглядывается назад, перестраиваясь из ряда в ряд, и те, кто не оглядывается. Так вот, я из тех, кто не оглядывается. Если бы меня дома ждал ребенок, мне приходилось бы постоянно оглядываться назад. А я так не могу.
Райм понял, что именно она хотела сказать, и все же шутливо спросил:
— Ты не оглядываешься назад. Ты не боишься попасть в аварию?
— Все дело в том, чтобы ехать быстрее всех остальных. В этом случае у тебя за спиной никого не будет.
— Пока ты в движении, тебя не поймают, — сказал Райм.
— Точно.
— Из тебя получилась бы хорошая мать, Сакс.
— А из тебя — хороший отец. Когда-нибудь это произойдет, Райм. Но давай подождем пару лет. Пока что нам хватает других забот, ты не находишь?
Она кивнула на доску со списком улик дела «ПРИЗРАКСМЕРТЬ», где до этого висели материалы десятков других дел и где будут новые списки.
Линкольн Райм пришел к выводу, что она права: вот этот мир, представленный записями и фотографиями, был их жизнью — по крайней мере, сейчас.
— Я обо всем договорился.
С утра Райм говорил по телефону, добиваясь отправки тела Сонни Ли в его родной город Лю-Гуянь. Это было поручено китайской погребальной конторе.
Оставалось сделать последнее. Райм вызвал программу текстового редактора. Сакс подсела к нему.
— Давай.
После получаса работы над каждым словом они в конце концов остановились на следующем:
"Уважаемый мистер Ли!
Выражаю самые искренние соболезнования по поводу гибели вашего сына. Невозможно передать словами, как я и мои коллеги благодарны выпавшей нам чести работать вместе с Сонни, расследуя это сложное и опасное дело, которое стоило ему жизни.
Ваш сын спас жизни многим; только благодаря ему опасный преступник предстал перед лицом правосудия. Подвиг Сонни навсегда останется в истории правоохранительных органов Соединенных Штатов. Надеюсь, что вы вместе с нами будете гордиться вашим сыном, совершившим мужественный, самоотверженный поступок.
Линкольн Райм, капитан управления полиции Нью-Йорка (в отставке)".
Перечитав письмо, Райм проворчал:
— Слишком длинное. И слишком эмоциональное. Давай перепишем.
Но Сакс, протянув руку к клавиатуре, включила печать.
— Не надо, Райм. Оставим как есть. Иногда «слишком» — это как раз то, что нужно.
— Ты уверена?
— Уверена.
Сакс отложила отпечатанное письмо. Завтра его переведет на китайский Эдди Дэн.
— Хочешь вернуться к уликам? — спросила Сакс, кивая на доску.
Перед тем как начать судебный процесс над Призраком, предстояло еще выполнить много подготовительной работы.
Но Райм остановил ее.
— Нет, я хочу сыграть в одну игру.
— В игру?
— Да.
— Отлично, — весело произнесла она. — Я как раз подумала, что давно не выигрывала.
— Ишь ты, какая самоуверенная, — с укором произнес Райм.
— И во что мы будем играть?
— В вей-чи. Вот доска. А там лежат мешочки с фишками.
Сакс поставила доску на стол перед Раймом. Перехватив его взгляд, жадно изучающий перекрещивающиеся линии, она сказала:
— Кажется, я попалась, Райм. Ты уже играл в эту игру.
— Да, мы с Сонни сыграли несколько партий, — небрежно подтвердил он.
— Несколько — это сколько?
— Всего три. Так что меня едва ли можно считать мастером, Сакс.
— И как у тебя получилось?
— Требуется какое-то время, чтобы почувствовать суть игры, — с вызовом сказал Райм.
— Ты проиграл все три партии.
— Но в последней оказал очень упорное сопротивление.
Сакс окинула взглядом доску.
— На что будем играть?
Райм загадочно улыбнулся.
— Что-нибудь придумаем.
Затем он начал объяснять правила. Сакс подалась вперед, жадно ловя его слова. Наконец криминалист сказал:
— Вот и все... А теперь, поскольку ты играешь в первый раз, я дам тебе фору. Ты сделаешь первый ход.
— Нет, — ответила Сакс. — Никакой форы. Бросим монетку.
— Так принято, — заверил ее Райм.
— Никакой форы, — твердо повторила Сакс, доставая из кармана четвертак. — Загадывай.
И подбросила монету в воздух.