— А теперь?
   — Я за Раймонда жизнь отдам, — заявил Кейр, выпятив подбородок. — Плен закалил Раймонда, сделал его таким, каков он есть. Но в то же время перенесенные страдания давят на него тяжелым грузом. Я человек не сентиментальный, но я очень хочу, чтобы Раймонд был счастлив. Не просто доволен или спокоен, а счастлив.
   Он поклонился Джулиане, повернулся и пошел прочь.
   Она задержалась у бойницы. Увидела, как Кейр вышел во двор, приблизился к Раймонду, и они стали о чем-то оживленно разговаривать, изредка указывая в сторону груженых повозок. Потом Раймонд достал из-под плаща какой-то кожаный мешочек и протянул Кейру. Деньги? Откуда у него деньги? И почему он отдает их Кейру?
   Вот Кейр и Раймонд обнялись, и из конюшни вывели прекрасного боевого коня, самого лучшего во всем табуне. Судя по всему, Раймонд решил подарить жеребца другу — даже не спросив разрешения у Джулианы.
   Еще вчера она обвинила бы его в воровстве, а сегодня лишь горько вздохнула. Все остается по-прежнему. Конфликт не разрешен. Раймонд думает, что может полновластно распоряжаться в ее владениях, но Джулиана считает иначе. И все же за минувшую ночь что-то изменилось. Их тела нашли общий язык, и Джулиана поняла; вдвоем они сильней, чем порознь. Они смогут не только сохранить свои земли, но и расширить их. И еще создать семью. Такую семью, которой Англия еще не видывала. И Франция тоже.
   Сегодня утром Джулиана чувствовала себя словно бы родившейся заново. Она высунула из-под платья кончик ножки, покрутила ею и так, и этак. Вроде бы нога как нога, но на самом деле она тоже новорожденная. И руки. Выглядят по-прежнему, а по сути — это совсем другие, новые руки. Неужели она так изменилась со вчерашнего дня? Несколько простых слов, снежная ванна и страстная любовь — все это сотворило из нее другую женщину. Странное превращение: Джулиана словно распалась на множество кусочков, а потом слепилась вновь, целее прежней.
   Чья-то робкая рука коснулась ее плеча:
   — Миледи…
   Джулиана обернулась и увидела перед собой Денниса. Она улыбнулась ему искренней улыбкой, уже не помня о своих былых сомнениях.
   Юноша почувствовал, что в ней произошла какая-то перемена. По-птичьи склонив голову набок, он вопросительно посмотрел на нее своими яркими глазами, но потом устыдился собственной дерзости, покраснел и потупил взор.
   — Миледи, я хотел поблагодарить вас за доброту. — Голос его дрогнул. — Вы относитесь ко мне как к члену своей семьи. — Он запунцовел еще пуще. — Я хотел бы быть достойным такой чести.
   — Ты вполне достоин быть членом моей семьи, — сказала она.
   Деннис просиял:
   — Правда?
   — Всякий, кто осмелился противостоять сэру Джозефу, заслуживает уважения.
   Тут Деннис смутился, и Джулиана сказала:
   — Расскажи мне, что тебя тревожит.
   — Лорд Раймонд все время толкует о чести. А что вы об этом знаете?
   Она отвела длинную прядь, свисавшую ему на глаза, и задумалась. Деннис скороговоркой сказал:
   — Лорд Раймонд говорит, что честь — это такой образ жизни. Лорд Питер научил его, что человек благородный должен думать благородно и действовать благородно.
   — Это правда, — кивнула Джулиана. — Но лорду легче быть благородным, чем женщине или, скажем, мальчику. Лорд повинуется лишь королю и закону, а женщина или подросток беззащитны. Им часто приходится гораздо тяжелее, чем высокородному господину.
   Деннис кивнул, признав:
   — Да, я тоже так думаю.
   — Поэтому, если ты, в глубине души боясь сэра Джозефа, все же сумел встать ему поперек дороги, это благородно вдвойне.
   Нервно сжимая и разжимая пальцы, Деннис пробормотал:
   — А еще я иногда ворую хлеб со стола.
   Джулиана поняла, что должна его утешить, ободрить.
   — Это потому, что ты голоден?
   — Да. Или боюсь, что проголодаюсь.
   Страх голода постоянно витал над этим мальчиком, и сердце Джулианы сжалось от сочувствия.
   — Ну вот что. Я разрешаю тебе брать со стола столько хлеба, сколько ты захочешь. Теперь ты не будешь чувствовать себя вором.
   Он просиял, но тут же снова насупился.
   — Да, однако в душе-то я буду знать, что все равно ворую. А лорд Раймонд говорит, что у рыцаря должна быть чистая душа.
   Злясь на своего зануду мужа, Джулиана притянула мальчика к себе, обняла его:
   — Ты такой юный, что душа у тебя и так чистая.
   Он вырвался, всхлипнул и произнес:
   — Вовсе нет! Я хотел убить собственного отца за то, что он так обошелся с матерью и со мной. А священник сказал, что за такие мысли я попаду в ад. И еще я хотел убить всех, кто отказывался помогать матери. А лорд Раймонд говорит, что настоящий рыцарь никогда не опускается до низменной мести. Никогда мне не стать таким, как лорд Раймонд, сильным и благородным. Вот теперь ему достались два замка — Лофтс и Бартонхейл, а все потому, что он такой великий воин. Вон какая у него жена, а какие дочери! Благородство души и помыслов вознаграждается по заслугам. А мне никогда не быть таким благородным!
   Джулиана хотела погладить его по голове, но подросток обернулся и выбежал вон. Джулиане было жаль его — слишком уж высокие цели он перед собой ставил. Оставалось только надеяться, что болван Раймонд не рухнет с того непомерно высокого пьедестала, на который возвел его бедняжка Деннис.
   Раймонд стоял на подъемном мосту, ежась от холода, махал на прощание Кейру рукой и насвистывал песенку, которой научили его матросы, когда беглецы возвращались на сарацинском корабле в Нормандию.
   Раймонд был собой доволен. Он спас Джулиану от душевных терзаний и при этом не раскрыл ей своей тайны. Ночью ему пришлось нелегко, хотелось ответить откровенностью на откровенность. Но получилось бы только хуже. Груз, лежащий на его душе, столь позорен, что Джулиане не нужно об этом ничего знать. До сих пор Раймонд сам справлялся с этой ношей. Оставалось только надеяться, что так будет и впредь.
   В глубине души Раймонд знал, что отправил Кейра в Бартонхейл из боязни — не проговорился бы друг Джулиане.
   Он заметил, что Кейр и Джулиана о чем-то разговаривали возле бойницы. Не наговорил ли Кейр лишнего? Ведь у него собственные представления о нравственности. Он считает, что нужно всегда, при любых обстоятельствах быть честным. Недаром Раймонд поднял на ноги всех слуг еще до рассвета. Ему не терпелось поскорее сбагрить Кейра в Бартонхейл.
   С ночи похолодало. Небо было ясным, грязь на дорогах замерзла, что должно было облегчить путь. Крестьяне говорили, что холода теперь продержатся до самой весны. Итак, Кейр и сэр Джозеф уехали…
   На прощание Раймонд посоветовал Кейру приглядывать за стариком и ни в чем не доверяться ему. С огромным удовольствием Раймонд повесил бы старого рыцаря на первой же осине, и Кейр придерживался того же мнения. Но как человек справедливый, он хотел, чтобы сэр Джозеф сначала был полностью изобличен.
   Еще Раймонд наказал Кейру, чтобы тот потихоньку начинал готовиться к войне. Он хотел совершить набег на соседний замок, преподать лорду Феликсу хороший урок. Кейр возразил, напоминая, что король не одобряет междуусобиц. Хоть Раймонд ему и кузен, но по головке его за подобную вольность не погладит.
   Но Раймонд лишь улыбнулся:
   — Ничего, все равно нужно намылить Феликсу холку. А заодно сделать ему одну маленькую хирургическую операцию, избавить его от некой части тела, которая не дает ему спокойно жить. Ему же будет лучше.
   — Понятно, — кивнул Кейр. — Здравая мысль. Я согласен участвовать в этой операции.
   Раймонд подумал, что будет скучать по Кейру, но все же хорошо, что друг уехал. В качестве прощального дара Кейр получил лучшего коня из конюшни. Это была и награда, и просьба о прощении.
   Мимо проходил Тости, волоча за собой корзину, набитую мерзлой землей.
   — Милорд! Мы уже закопались так глубоко, что до преисподней рукой подать. Может, хватит?
   — До скалы дорыли? — спросил Раймонд. Он подошел к траншее, заглянул вниз. Там пыхтели серфы, молотя мотыгами твердую землю.
   — Это скала или нет? — спросил он.
   — Кто его знает, милорд. Может, и скала. Уж больно жесткая.
   Раймонд нагнулся, рассмотрел породу поближе.
   — Щебень, — удовлетворенно сообщил он. — Похоже, дело сделано.
   Тости радостно подпрыгнул:
   — Всё, ребята! Хватит копать!
   Но тут Раймонд с сомнением почесал небритую щеку:
   — Разве что еще чуть-чуть. Давайте-ка докопаем до настоящего камня.
   Тости уныло вздохнул.
   — Уже и камень строительный привезли.
   Раймонд оглянулся, увидел, глыбы песчаника.
   — Почему мне ничего об этом не доложили?
   — Еще вчера утром привезли. Этот, француз, видел. Прыгал тут, кричал что-то на своем наречии. — Тости скривился. — Велел сложить камень здесь. Ну, мы сложили. Надо было, конечно, сообщить вам, милорд, но у вас столько гостей, да и свадьба была…
   Раймонд подошел к груде, осмотрел грубо высеченные глыбы.
   — Неважно. Папиоль говорил, что до весны строительства не начать. А теперь у нас все готово, сам видишь.
   — Ваша правда, милорд. Как только путь встал, из карьера тут же подвезли камень. Вон еще везут.
   По дороге, запряженные быками, подтягивались повозки.
   — Всю неделю везти будут, — сказал Тости.
   — Ройте сегодня до полудня, — приказал Раймонд. — Как раз дороетесь до скалы.
   Тости обрадованно запрыгал, а Раймонд стал подниматься в гору, к замку. Он заметил, что слуги пребывают в радужном настроении: служанки напевают, застилая полы свежим тростником, довольный Деннис сосредоточенно жует, а Джулиана расчесывает дочерям косы. Казалось, все довольны жизнью.
   Абсолютно все — не исключая и его родителей. При виде их довольных физиономий Раймонд попятился назад. Впрочем, это было бесполезно. Они все равно его разыщут. Если уж притащились сюда, не побоявшись переплыть через пролив, то уж в замке от них точно не спрячешься.
   — Раймонд!
   Не обращая внимания на отца, он смотрел только на Джулиану.
   — Раймонд! — воскликнула и графиня, отталкивая служанок.
   Но он видел лишь лицо Джулианы, осветившееся радостью.
   — Сынок, мы нашли отличный способ избавиться от твоей ужасной женитьбы.
   Жоффруа объявил об этом так громогласно, что услышал не только Раймонд, но и все остальные, Шум голосов моментально прекратился, Деннис отставил кружку с элем, а Элла соскочила с табурета и пронзительно взвизгнула. Этот крик подействовал на Раймонда сильнее всего: он сжал кулаки и двинулся к отцу — Джулиана едва успела преградить ему путь,
   — Ты не можешь убить собственного отца!
   С трудом сдерживаясь, Раймонд смотрел на нее сверху вниз. Джулиану слова графа ничуть не задели. Ее щеки розовели нежным румянцем, распущенные волосы горели рыжим пламенем в лучах солнца, проникающих через бойницы.
   — Почему бы и нет? — спросил он.
   — Потому что священник наложит на тебя многолетнее покаяние.
   — Дело того стоит.
   — Частью покаяния будет воздержание от половой жизни, — со значением произнесла Джулиана.
   Раймонд сник.
   — Ты спасла жизнь моего отца. Теперь я его не убью. — Он обернулся и крикнул родителям: — Почему вы хотите разрушить брак, одобренный самим королем?
   — Генрих прислал тебя сюда, следуя своим эгоистическим интересам, — сказала Изабелла.
   — Его заботит граница с Уэльсом, — вставил Жоффруа.
   — А между тем, королю всегда нужны деньги, — продолжила графиня.
   — Если мы ему заплатим, он не станет возражать, — заключил граф.
   Изображая возмущение, Изабелла воскликнула:
   — Раймонд, известно ли тебе, что она прелюбодействовала с тем человеком?
   Раймонд сжал кулаки.
   — Как нам не пришло это в голову раньше! — с энтузиазмом воскликнул Жоффруа. — Ведь леди Джулиана опозорена на всю страну.
   — Помни о священнике, — прошептала Джулиана, массируя Раймонду напрягшиеся бицепсы.
   — Отец хотел выдать ее замуж, — сказала Изабелла. — Уже со священником договорился.
   — Говорят, они даже были обручены, — подхватил Жоффруа.
   Джулиана на миг замерла, потом на ее устах появилась спокойная улыбка.
   — Нет, обручения не было. Я не согласилась.
   — Еще бы, вы ведь все равно не признаетесь, — презрительно скривилась Изабелла.
   — Были ли произнесены слова брачного обета на ступенях церкви? — спросил Раймонд.
   Джулиана набрала полную грудь воздуха и громко объявила:
   — Нет, не были.
   Раймонд обнял ее за плечо:
   — Тогда обручению — грош цена.
   — Ничего подобного! — быстро сказал Жоффруа. — Обручение — шаг почти столь же серьезный, как замужество. Поэтому мы можем объявить твою нынешнюю женитьбу недействительной.
   — Нет, не можете, — отрезал Раймонд.
   Джулиана крепко стиснула ему руку и яростно воскликнула:
   — Отменить наш брак? Это невозможно!
   Жоффруа благостно улыбнулся:
   — Еще как возможно, милая. Недаром же папа римский — наш родственник.
   Джулиана на миг окаменела. Она несколько раз глубоко вздохнула, потом, приняв какое-то решение, спокойно улыбнулась и сказала мужу:
   — Не смей их убивать. Но выставить их за ворота я тебе позволяю.

16

   Джулиана, прикрыв рукой глаза от яркого зимнего солнца, смотрела сверху, как граф и графиня в сопровождении свиты удаляются по извилистой дороге, двигаясь по направлению к горизонту. Путь их лежал к побережью, где они намеревались сесть на корабль и переправиться на континент. Ни малейших угрызений совести Джулиана не испытывала. Раймонд же и вовсе довольно потирал руки.
   — Можно задать тебе вопрос? — спросила она.
   — Конечно, — улыбчиво ответил он.
   — Ты и в самом деле приходишься родственником его святейшеству?
   Раймонд горестно вздохнул:
   — Пророк Мохаммед — мой дядя, Карл Великий — мой брат, святой Фома Аквинский — мой крестный отец, а апостол Иоанн — мой лучший друг.
   Джулиана рассмеялась.
   — Позволь и я задам тебе вопрос, — сказал, он. — Какие это кровные узы связывают тебя с сэром Джозефом?
   Джулиана сразу забыла про папу римского. Сцепив руки за спиной, она виновато сказала:
   — Как, разве ты не знал? Он — мой дядя.
   — Нет, не знал, — передразнил ее Раймонд. — Почему ты мне сама об этом не сказала?
   — Ну… о таком родстве не принято говорить вслух. — Она смущенно рассмеялась. — Он — сын моего деда от простой крестьянки.
   — Так он бастард?
   — Конечно. Иначе он унаследовал бы эти земли.
   Раймонд внимательно смотрел на нее.
   — Так-так. Сэр Джозеф — твой дядя… Это значит, что он не мог рассчитывать на тебе жениться.
   — Конечно, этого еще не хватало! — возмущенно вскричала она.
   — Однако после смерти твоего отца сэр Джозеф фактически стал здесь хозяином.
   Она передернулась от отвращения.
   — Не говори так. Мне страшно оо этом вспоминать. Но когда король известил меня, что намерен сделать меня женой… — Она запнулась.
   — Ну говори же.
   — Одного своего придворного…
   — Очень тактично сказано, — одобрил Раймонд.
   — Сэр Джозеф поддержал меня, когда я решила противиться королевской воле.
   — Твой старший рыцарь был готов пойти против короля? И ты поверила, что он действует в твоих интересах?
   — Но я же не знала…
   — Понятно. В общем, твоему дяде есть за что ответить.
   — Он очень стыдится своего рождения, хотя на самом деле ничего постыдного здесь нет. Сто лет назад Англию завоевал Вильгельм, который тоже был бастардом.
   — Знаю, — буркнул Раймонд. — Он тоже приходится мне кузеном.
   Джулиана открыла было рот, но промолчала. Она так и не поняла, серьезно говорит Раймонд или шутит: Раймонд смотрел на нее с улыбкой. Потом приподнял так, что их лица оказались на одном уровне. Джулиана стала брыкаться, но не слишком сильно, чтобы не сделать ему больно.
   — Нам предстоит много поработать, чтобы обзавестись законным наследником. Достаточно ли ответственно относитесь вы к этой задаче, миледи?
   — Опусти меня, — с достоинством приказала она, и Раймонд повиновался, но взамен так стиснул ее в объятиях, что Джулиана тут же смягчилась.
   Он погладил ее по шее и предложил:
   — Пойдем в кровать.
   — Среди бела дня?
   — Наконец-то рассмотрю тебя как следует.
   — У меня много дел.
   — Дела подождут.
   — А зодчий?
   — Какой еще зодчий?
   — Настоящий, — пояснила она. — Ты только послушай.
   Раймонд прислушался. Издалека доносились пронзительные вопли Папиоля, кричавшего что-то по-французски.
   — Ну что еще нужно этому полоумному? — устало вздохнул Раймонд.
   — Не знаю. Придется выяснить.
   Во двор, отчаянно ругаясь, вбежали Папиоль и Тости. Оба энергично размахивали руками.
   Строитель скороговоркой выпалил по-французски:
   — Милорд, этот идиот окончательно сошел с ума. Вы знаете, чего он хочет?
   — Что он такое говорит? — спросил разгоряченный Тости. — Пора бы уже научиться разговаривать по-людски.
   Тут Папиоль внезапно продемонстрировал некоторое знание английского языка — во всяком-случае, понимание.
   — Тупоумный англичанин, — прошипел он. — Французский — это единственный цивилизованный язык в мире, а мы, жители Пуату, — самый культурный народ на свете.
   Тут выяснилось, что и Тости кое-что по-французски кумекает. Отчаянно коверкая слова, он спросил:
   — Так ты понимаешь по-английски или нет?
   Папиоль воздел палец и торжественно объявил:
   — Ни слова!
   Удовлетворенно улыбнувшись, Тости констатировал:
   — Так кто тупее, ты или я?
   Раймонд согнулся пополам от хохота. Папиоль задыхался от ярости, а Тости приплясывал на месте.
   — Все, достаточно, — сердито сказала Джулиана. — Речь идет о стене моего замка, так что прекратите этот балаган. Дело-то нешуточное.
   Раймонд посерьезнел.
   — Леди Джулиана права. В чем дело, мастер Папиоль?
   Приняв вид оскорбленного достоинства, Папиоль пожаловался:
   — Этот балбес все испортил, милорд. Даже не спросив моего позволения, он распорядился прекратить земляные работы.
   Тости лишь безмолвно возвел глаза к небу.
   — Вообще-то это был мой приказ… — смущенно пробормотал Раймонд, но Папиоль не расслышал.
   — Да еще имеет наглость утверждать, что это вы так приказали!
   Увидев смущение Раймонда, Папиоль зачастил:
   — Милорд, это совершенно невозможно! Для того чтобы стена была крепкой, она должна стоять на твердом фундаменте, а наша траншея недостаточно глубока, она не доходит до скалы. Я же говорил, весной рыть было бы гораздо легче…
   — Ничего, до весны мы закончим, — перебил его Раймонд.
   — Милорд, выслушайте же меня!
   — Нет, это вы слушайте. — Раймонд угрожающе навис над французом. — Кажется, вы говорили, что зимой рыть нельзя. Но мы рыли, и довольно успешно. Затем вы утверждали, что зимой нам не привезут строительный камень, а камень привезли. Почему же я должен верить вам теперь, когда вы уже два раза ошиблись?
   Папиоль заломил руки:
   — Возможно, я раньше был не прав, милорд, но сейчас ошибки быть не может.
   — А что будет? — спросила Джулиана.
   Папиоль взглянул на нее:
   — Стена без крепкого фундамента не устоит.
   — То есть она рассыплется? — скептически осведомился Раймонд.
   — Не сразу, милорд, но непременно развалится. — Папиоль упал на колени, вскинул руки к небу. — Умоляю вас, милорд, поверьте мне. — А когда Раймонд отвернулся, он подполз на коленях к Джулиане. — Миледи, хорошей стены не получится. Она непременно развалится — или во время осады, или сама по себе.
   Джулиана обеспокоенно посмотрела на Раймонда:
   — Послушай, он как-никак настоящий строитель.
   Раймонд упрямо сложил руки на груди:
   — Это твой замок. Поступай как знаешь.
   На самом деле он ничуть не был обижен. Но кто-то должен был принять решение. Раймонд был уверен, что в строительстве крепостей необходимы усовершенствования. Почему бы не попробовать строить так, как прежде никто не строил? Но для этого нужна поддержка Джулианы.
   Она перешла через мост, заглянула в траншею.
   — Эта стена очень важна. Я хочу, чтобы она была шириной в двенадцать шагов, с башнями по краям и крепкими зубцами.
   Раймонд порывисто воскликнул:
   — Это будет самый крепкий замок во всей западной Англии!
   — А я хочу, чтобы это был самый крепкий замок во всей Англии.
   — Хорошо, будет. Моя цель — быть защитой тебе и твоим близким. Ты дала мне столько всего, и я должен ответить тебе тем же. Я хочу построить хорошую стену.
   Джулиане было холодно, ледяной ветер трепал ей волосы. Наклонив голову, она пыталась понять, что перевешивает в ее душе — доверие или опасение. Раймонд терпеливо ждал. После долгой паузы она наконец сказала:
   — Будь по-твоему. Строй как хочешь.
   Ее доверие согрело ему сердце. Он видел, как нелегко далось Джулиане это решение — она поспешила вернуться в замок, пока не передумала. И все же в ее устах разрешение строить стену дорогого стоило.
   — Милорд, что вы решили? — спросил Папиоль, все еще стоя на коленях.
   — Будем строить стену.
   — Но сначала хоть углубим эту канаву? — с надеждой спросил француз.
   — Нет, строительство начинается немедленно.
   Папиоль обхватил голову руками и завыл:
   — Это сумасшествие! Если вы настаиваете на своем решении, я не могу здесь больше оставаться. Это подорвет мою репутацию. Мне страшно подумать, что придется пересекать зимой морские воды, но все же я отсюда уеду. Умоляю вас, отпустите меня.
   Его отчаяние было настолько искренним, что Раймонд на миг усомнился в правильности своего решения. В конце концов, Папиоль — королевский зодчий, человек опытный и умелый. А что, если…
   — Ты слышал, что сказал господин? — прикрикнул на француза Тости. — Катись отсюда, пузырь надутый.
   Папиоль вскочил на ноги и завопил по-французски:
   — О, жалкий сын свиньи! Невежа! Как смеешь ты оскорблять королевского строителя!
   — Фу-ты ну-ты, — фыркнул Тости.
   Французик накинулся на него сердитым петушком, и Раймонд сказал себе: наверняка этот коротышка просто купил себе патент королевского зодчего.
   — Поступайте как знаете, Папиоль, — сказал он вслух. — А я своего решения не изменю.
   Тости удовлетворенно кивнул и с гордым видом зашагал прочь, а Раймонд на всякий случай крикнул ему вслед:
   — Ты вот что, Тости. Вырой-ка все-таки траншею поглубже.
   Тот обернулся, физиономия у него перекосилась, однако Папиоль сказанного не понял, и Тости сразу успокоился.
   Перед Раймондом вставали прекрасные картины: вот он выстроит могучую, крепкую стену, которая надежно защитит замок от врагов, а Джулиана посмотрит на нее и окончательно убедится — Раймонд верный и надежный защитник.
   Она будет ему так благодарна, что никогда больше не будет в нем сомневаться, и он утвердится в желанном семейном кругу на полных правах.
   — Милорд, может, все-таки передумаете? — жалобно произнес Папиоль.
   — Если вы поторопитесь, мастер Папиоль, вы сможете догнать кортеж моих родителей. Они наверняка захватят вас с собой, и вам не придется искать корабль, чтобы пересечь пролив.
   — Ваши родители? — пролепетал Папиоль. — Вы хотите послать меня с ними?
   — А что такого? Они как раз направляются к королю.
   — Конечно, это очень удобно, милорд, — вздохнул Папиоль, — но этот пожар на кухне…
   Раймонд шагнул к французу:
   — При чем тут пожар? Мои родители имели к нему какое-то отношение?
   Со слезами на глазах Папиоль промямлил:
   — Я толком ничего не знаю, милорд… Но вы ведь попросили меня осмотреть очаг, чтобы я посоветовал, как его можно укрепить… Я увидел, что кто-то расшатал и ослабил камни кладки.
   — Вы уверены?
   — Иначе очаг не развалился бы, — уверенно заявил Папиоль.
   — А при чем здесь мои родители?
   Строитель старательно избегал взгляда Раймонда.
   — Милорд, ваши родители как раз заходили на кухню перед тем, как начался пожар. Ну, я и вспомнил, как неодобрительно отнеслись они к вашей невесте. — Он поежился, закутался в свой бархатный, подбитый мехом плащ. — По-моему, похолодало, милорд. Вам не кажется?
   Раймонд мрачно спросил:
   — Так вы думаете, это проделки моего отца?
   — Как возможно! Разве стал бы я обвинять в подобных вещах высокородного господина?
   — Разумеется… — Раймонд понимал, что Папиоль ужасно перепуган.
   — Вы правы, действительно похолодало. Можете переночевать в замке, а завтра отправитесь в путь. Советую вам присоединиться к моим родителям в порту. Тогда вам придется лишь переправиться с ними через пролив, а дальше можете двигаться самостоятельно. Вы получите свое жалованье плюс деньги на дорожные расходы.
   — Премного благодарен, милорд.
   Папиоль поклонился и направился к замку, имея вид печальный, но гордый.
   Но Раймонд уже не смотрел ему вслед. Страшное подозрение овладело им. Неужели родители повредили очаг, желая спалить замок? Они хотели, чтобы он всего лишился!
   Нет, невозможно. Ведь тогда могли бы сгореть и они сами со всем своим добром. Нет, вряд ли это входило в их замыслы.
   Раймонд огляделся по сторонам, любуясь красотой пейзажа. Но еще прекрасней была женщина, ожидавшая его в замке. На прощание Жоффруа сказал: «Мы ни перед чем не остановимся, но этот брак разрушим. Так и знай».