Дональдсон Стивен. Запретное знание

   Морн заставила себя выйти из спокойного состояния, в котором она только что произнесла смертный приговор своему сыну.
   – Прошу прощения, – ее голос был такой же как ее голова, вялый и слабый. – Я думала, ты догадался. Ты ведь упоминал о том, что я ПОДК. Я не думала, что следует все объяснять.
   Ник с трудом сдержал раздражение.
   – Объяснять что?
   – Я ничего не понимаю в вирусах. Я не смогу вылечить то, что подсунул Ворбульд. Но вы не должны волноваться о потере информации. Вы ничего не потеряли. Проблема не в самой информации, а в функционировании компьютеров. Вы можете получить все, что хотите. Вирус не мешает вам смотреть на нее. Вы просто не можете ничего включить, не стирая информацию.
   Вы не сможете даже отменить коррекцию курса, не уничтожая информацию штурвала.
   – Морн… – начал Ник. Он был близок к ярости.
   – Ты сошла с ума? – вмешалась Микка, кипя от ярости. – Функции прошиты. А информация – утеряна!
   Морн снова покачала головой.
   – Нет, не потеряна.
   Один удар сердца все неподвижно смотрели на нее; два, три.
   Затем свет, похожий на вспышку радости, залил лицо Ника.
   – Потому что ты – ПОДК!
   Она посмотрела ему в глаза.
   – Я имею доступ к вашему информационному ядру. – Это был каторжный труд, но это можно сделать. – Каждый бит вашей информации скопирован здесь. Копируется автоматически. Постоянно. И это область нестираемой памяти. Ее невозможно уничтожить. С ней невозможно проводить манипуляции.
   Я могу получить туда доступ. У меня есть мой идентификационный жетон. Я смогу скопировать назад в наши системы. Это займет день или два… – полный объем информационного модуля составлял несколько тысячам гигабайт – но вы получите все, как было несколько минут назад.
   – Поразительно! – выдохнул рулевой, словно был потрясен.
   Глаза Ника горели от удовольствия.
   – Минуточку, – сказала Микка. – Минуточку. – Она говорила глухо, словно получила удар в солнечное сплетение. – А как насчет вируса?
   Морн пожала плечами, не сводя взгляда с Ника.
   – Я предполагаю, он записан в информационном ядре. – Она практически не обращала внимания на свою убежденность. – И появится вместе со всем остальным.
   – Значит, наши проблемы не решены.
   – Но мы можем управлять, – ответила Морн. – Вы можете определить, где вы находитесь.
   Чего еще вы хотите от меня?
   Внезапно Ник потер руки и постучал по своему пульту. Его самоуверенность вернулась к нему.
   – Дьявол, мы должны победить эту штуку. И пусть вирус трахает сам себя. Билль займется этой чертовой штукой. Когда мы попадем к нему, мы этим займемся. А пока пусть внутренние системы работают на автоматике. Может быть, нам будет не слишком удобно, но мы останемся живы.
   – Мы будем использовать компьютеры для расчетов, для планировки что делать. Затем мы отключаем их и вводим команды вручную. Это будет чертовски собачья работка, и мы не сможем пробиться мимо самого ничтожного патруля, но во всяком случае мы сможем попасть, куда собирались.
   – Ну что, порядок? – спросил он. – Все довольны? – Но, очевидно, он не ждал ответа. – Тогда давайте начнем.
   – Макерн, пусти ее на свое место. Она все подготовит. А вы с Пармут продолжите.
   И приглашающим жестом Ник показал Морн на место у пульта.
   Ощущая головокружение, она отстегнулась от кресла инженера и прошла мимо Микки, Кармель и Линда к месту вахты помощника по информации.
   Линд улыбался ей, словно щенок; Кармель подсознательно нахмурилась. Микка окинула ее взглядом с ног до головы и спросила Ника:
   – Ты доверяешь ей?
   – А какой вред она может причинить? – спросил в свою очередь он. – У нас и так стерта вся информация. Без нее она так же беспомощна, как и мы.
   Это было правдой. В этом Морн не собиралась предавать их. Сейчас даже Ангус вел бы себя честно.
   Но он и пальцем не пошевелил бы, чтобы спасти своего сына. Если бы она находилась под его контролем, он мог бы использовать некоторые из эзотерических функций ее шизо-имплантата, чтобы она сделала самый болезненный аборт из всех возможных.
   Морн на ходу снимала с шеи цепочку с идентификационным жетоном.
   Макерн смотрел на нее. Его кожа была серой, покрытой потом и его взгляд казалось пропитался этим потом.
   Так как он совершенно не походил на людей типа Орна Ворбульда, Ника Саккорсо и Ангуса Фермопила, она улыбнулась ему и вставила идентификационный жетон в пульт управления.
   Он не улыбнулся в ответ. Он не мог; он боялся даже надеяться.
   Благодаря жетону и кодам доступа Морн смогла проникнуть в информационное ядро «Каприза капитана» она заставила его прокрутить информацию назад, точно так же, как делала служба безопасности, пытаясь найти доказательства, на основании которых можно было бы обвинить Ангуса в чем-то более серьезном, чем похищение продуктов Станции. Затем она сказала Макерну:
   – Прежде чем инициировать ядро, следует перегрузиться и поставить компьютеры на копирование. Вы знаете, как это делается.
   Он слегка кивнул, очень осторожно, будто не верил мускулам своей шеи.
   – Когда прием информации закончится, – продолжала Морн, – все, что от вас потребуется – это отключить мой идентификационный жетон. Это перегрузит информационное ядро. И отключит ваш пульт. И вы снова сможете работать.
   Он пробормотал нечто, очень похожее на «спасибо».
   Продолжая улыбаться, она повернулась.
   Ник смотрел на нее через мостик со страстью в глазах, с налитыми кровью шрамами.
   Используя момент, так же как и безымянное изменение внутри нее, она сказала без заранее обдуманного намерения или озабоченности.
   – Ник, я устала быть пассажиром. Я хочу работать; позволь мне быть третьим помощником по информации. У меня была соответствующая подготовка – а остальному я смогу научиться.
   Позволь мне проникнуть в системы. Позволь мне найти, что вы делаете, куда вы направляетесь. Дай мне шанс узнать правду.
   Поверь мне.
   Микка запротестовала; но когда увидела выражение на лице Ника, остановилась и быстро спрятала язык за зубами.
   Его улыбка стала шире. Словно продолжая играть в свою вечную игру, он сказал:
   – Я прямо как джинн из бутылки. – В его тоне была смесь самодовольства и страсти. – Потри меня в нужных местах, и я начну выполнять желания. – Внезапно он широко развел руками над головой. – Чпок! Ты – третий помощник по информации.
   Перенервничавшие Линд, Мальда и рулевой нервно рассмеялись. Микка и Кармель подозрительно нахмурились. Макерн издал слабый вздох, жалкий признак облегчения.
   Морн салютовала Нику точно так же, как салютовала когда-то отцу. Играя свою роль, она убрала все признаки смерти и печали со своего лица.
   – Капитан Саккорсо, прошу разрешения покинуть мостик.
   – Разрешение получено, – ответил он, словно Морн намекнула на нечто такое соблазнительное, что у него участился пульс.
   Пользуясь моментом, Морн Хайланд повернулась, как полагалось по уставу, и покинула командный модуль.
   Без своего идентификационного жетона; без малейшего признака, по которому она могла отличаться от других. Она отдала его, чтобы получить нечто, что пока невозможно было оценить.
   Но она не пошла в лазарет. Переполненная странным спокойствием, она могла не торопиться воплощать свое решение в жизнь.

Глава 8

   Она не отправилась в лазарет. Она не пошла вниз на поиски Пармут, второго помощника по информации, чтобы выяснить, какие на нее будут возложены обязанности.
   Вместо этого она отправилась в свою каюту, чтобы подготовиться к приходу Ника.
   Она была уверена, что он придет, как только у него появиться возможность; как только убедится, что запись с информационного ядра идет нормально; как только они с Васацк придумают, как работать «в обход» вируса. Она видела в его глазах страсть. Чем больше она проявит себя, тем больше он будет хотеть ее; будет хотеть доказать свою власть над ней.
   Она была готова к этому. Шизо-имплантат сделал ее готовой.
   Но когда она осталась одна в своей каюте, лежа обнаженной на койке, с черной коробочкой пульта управления, спрятанной под матрасом, она обнаружила, что думает о странных вещах.
   Как это – иметь ребенка?
   Она принялась изучать свой живот, чтобы проверить, нет ли каких-то следов растущей в ней жизни. Она принялась трогать свои груди, чтобы узнать, не начали ли они набухать, не стали ли они более чувствительными. Что она должна почувствовать, чтобы боль от родов казалась ей привлекательной? Интеллектом она понимала, что такие вопросы преждевременны. Но они интересовали ее, потому что она была встревожена, любопытна и одинока. Она никогда бы сознательно не захотела стать беременной. Но сейчас, когда беременность была навязана ей, она удивляла ее все больше и больше.
   Какой эффект шизо-имплантат произведет на ее ребенка?
   Сделает ли он его безумным? Могут ли все эти выработанные искусственно гормоны и секреты причинить ему вред? Окажет ли на него влияние ее искусственная страсть и сделает ли она его похожим на его отца?
   О, дерьмо.
   Без предупреждения решимость Морн начала таять; спокойствие оставляло ее, растекаясь, словно воск. Испуганная направлением своих мыслей, она попыталась восстановить свое нормальное состояние. Какого дьявола, будет она еще заботиться о том, что наделает шизо-имплантат ее нежеланному отпрыску? Неважно, что бы ни случилось, она все равно сделает аборт, не так ли? Раньше или позже – как только у нее появится время и возможность снова посетить лазарет, не так ли? Смесь биологических веществ и злобы в ее чреве была еще одним последствием изнасилования. Так же, как и изнасилование, она подавляла право Морн сделать свой собственный выбор. Чем раньше она избавится от плода, тем лучше.
   Это правда. Это правда, черт подери.
   Но если это правда, как быть с тем фактом, что она уже выбрала имя своему ребенку?
   Не замечая этого, словно сама перестала владеть собой, она решила назвать его Дэвис Хайланд. Так же как отца.
   Дерьмо!
   Она хотела снова расплакаться от отчаяния и жалости. Внезапно она села, свесила ноги с койки, чтобы встретить свое сопротивление стоя. И тут же начала бегать из угла в угол, словно была поймана и посажена в клетку. Неужели она настолько беспомощна, настолько ущербна и безнадежна, что может позволить себе сохранить отпрыска ненависти Ангуса Фермопила? Неужели она ценит себя так низко, что позволит гнилому семени Ангуса угнездиться в ее теле, расти и высасывать из нее все соки?
   Нет! Конечно же, нет. Конечно же, нет. Она пойдет и сделает аборт, как только Ник закончит свои дела и отправится спать.
   И когда она это сделает, она снова будет одна; она будет так же одинока, как была после того, как убила всю свою семью; так же одинока, как была одинока с Ангусом, а может быть, и хуже. Маленький червяк протоплазмы, растущий в ней был всем, что у нее оставалось. Когда она убьет его, ее утрата всего будет завершена.
   Ребенок был мальчиком, человеческим существом. Внуком ее отца. И у него есть все основания, чтобы жить. Основания, которые не имеют ничего общего с ненавистью или яростью – или с тем, что ПОДК оказалось таким подлым, как утверждал Вектор. Основание, которое являлось протестом уроку, который Ангус так старательно вдалбливал в нее: что она заслужила полное одиночество, всегда бессильная, поддерживаемая лишь искусственно с помощью шизо-имплантата и своего собственного упрямства.
   Если она сохранит Дэвиса, то она будет не одна. У нее снова будет семья; у нее будет кто-то, кто принадлежит ей…
   Кто-то, заслуживший лучшую долю, чем быть уничтоженным, потому что она не может найти разницу между разумностью и саморазрушением. Или быть смытым в утилизатор лазарета потому, что она не может взвалить на себя опасность того, что он будет жить. Неважно, кто его отец; неважно, насколько темное наследство досталось ему с его стороны.
   Она когда-то верила в подобные вещи, в те дни, когда была настоящим полицейским, а ПОДК было честным. Может быть, часть ее души еще не подверглась коррозии.
   Сохранить ребенка будет все равно, что сдаться перед Ангусом Фермопилом.
   Как она, собственно говоря, и поступила, сменяв свою жизнь на пульт управления шизо-имплантатом. Она решила, что его преступления против нее останутся безнаказанными, и это будет лучше, чем смотреть в лицо последствиям этих преступлений без помощи черной коробочки. Вопрос, насколько ограничена, повреждена или потеряна она была давным-давно потерял свою актуальность. Единственное, что оставалось разрешить, было проще и потому сложнее.
   Этот ребенок угрожал ее возможности выжить на борту «Каприза капитана», снижал ее ценность для Ника. Неужели ее спасение стоит так дорого?
   Неужели оно стоит нового убийства?
   Сколько одиночества она еще сможет вынести?
   Пойманная и посаженная в клетку своего прошлого, утратив спокойствие, она ходила взад и вперед, словно не знала, какой путь избрать, сжимая руки в кулаки и напрягая плечи, словно готовясь кого-то задушить. Несмотря на отчаянные попытки, она не могла восстановить свою самоубийственную убежденность, которой достигла, когда решила, что сделает аборт и уничтожит своего сына.
 
 
   Она продолжала метаться по каюте, когда дверь пискнула. Как она и предполагала, Ник пришел к ней. У нее едва хватило времени нырнуть на койку и включить шизо-имплантат, прежде чем после запрограммированной задержки дверь открылась. В результате Морн тяжело дышала и разрумянилась.
   Она мгновенно заметила, что он переоделся после мостика. Его шрамы продолжали гореть под глазами, но улыбка исчезла; его живость улетучилась. Шрамы придавали ему вид изможденный и неуверенный. Он испытывал какое-то сомнение.
   Сомнение не в безопасности «Каприза капитана» или в том, что они выживут; это только подогрело бы его жажду борьбы, заставило бы его сражаться яростней. Это, должно быть, было сомнение в себе самом.
   Когда дверь за ним закрылась, он остановился. Отстраненным голосом он спросил:
   – Почему ты сделала это?
   Отвращение росло в ней; она едва могла думать. Изменение, произошедшее в нем, было непонятно ей.
   – Сделала что?
   – Почему ты заставляешь меня ждать пять секунд, прежде чем дверь откроется?
   Она давно подготовилась к этому вопросу. Хрипло от переполнявшего ее желания она ответила:
   – Я не хочу, чтобы ты застал меня делающей что-нибудь, – она посмотрела в сторону санблока, – невыгодное для меня.
   Вероятно, ее ответ был достаточно хорош; этот вопрос не слишком интересовал его. Он приблизился. Его пальцы непрерывно шевелились, бессознательно сгибаясь в когти и снова выпрямляясь.
   Если бы шизо-имплантат не господствовал над ней так безраздельно, она бы испугалась.
   Внезапно Ник рванулся вперед, схватил ее за руки и швырнул на койку. Его глаза горели.
   – Ты знаешь, как я заработал эти шрамы? Ты слышала эту историю?
   Она покачала головой. Понимание того, что она включила управление слишком рано, что сделала себя беззащитной в неподходящий момент, заставило ее застонать.
   – Это сделала женщина. Она была пиратом – а я всего лишь мальчишкой. Обычно она смеялась надо мной и уходила прочь. Но у меня была информация, в которой она нуждалась, поэтому она перестала смеяться. Вместо этого она совратила меня, и я помог ей захватить корабль. И я поверил ей. Я ничего не знал о презрении – и о женщинах. Мне казалось, что она относится ко мне серьезно.
   Но после того, как она захватила корабль, она больше не нуждалась во мне. И именно тогда она начала насмехаться надо мной. Она вырезала всю команду, всех, кого обнаружила на борту, а меня оставила в живых. Сначала она изуродовала мое лицо. Затем она бросила меня, оставив умирать на корабле в одиночестве, и тогда я понял насколько она презирала меня. Может быть, она надеялась, что я покончу жизнь самоубийством или сойду с ума, прежде чем умру от голода.
   – Ты смеешься надо мной?
   Морн посмотрела на него. Она должна была по меньшей мере хотя бы выглядеть испуганной или переживающей, но от всепоглощающей страсти она резко поглупела.
   – Что заставило тебя остаться с этим блядским капитаном Фермопилом? – Его руки больно сжали ее кисти, а глаза яростно горели. – Почему ты пришла ко мне? Что это за заговор? Как ты собираешься предать меня?
   Наконец-то она поняла. Он боялся, что становится зависимым от нее. Женщины были вещью, которую он использовал и затем избавлялся, когда они надоедали ему. Если у них были полезные способности, он делал их членами своей команды. Но он никогда не ставил на них; он не нуждался в них.
   До сих пор.
   Сейчас он начала понимать, как сильно он привязался к ней. И это его испугало.
   – Ответь мне, – процедил он сквозь зубы, – или я сломаю твои блядские руки.
   – Испытай меня, – прошептала она сквозь глубины своей фальшивой и безграничной страсти. – Проверь, смеюсь ли я. Ты знаешь, что я чувствую. Ты сможешь определить разницу.
   Звук, похожий на приглушенный плач, вырвался из его груди. Выпустив одну из рук Морн, он отвел свою руку назад и ударил ее так сильно, что она рухнула на матрас и стены вокруг нее утонули во мраке.
   Затем он скинул ботинки, сорвал с себя скафандр и приземлился на нее словно молот.
   Искусственно возбужденная Морн приняла то, как он причинял ей боль, и ответила экстазом.
   Получи и будь проклят, сукин сын!
   Она ненавидела его настолько сильно, что могла смеяться над ним.
 
 
   Когда он устал и заснул, Морн достала пульт управления и сменила функции, чтобы смягчить боль от ран, уменьшить свое отвращение; смягчить ужас от перевоплощения. После этого она сползла с койки, надела скафандр, спрятала черную коробочку в карман и отправилась в лазарет.
   По дороге она никого не встретила. Это, вероятно, было неплохо; но ее не волновало, кто увидит ее в таком виде.
   Достигнув своей цели, она закрылась внутри. Затем она проинструктировала медицинские системы подлечить ее синяки и распухшее лицо, кровоточащие губы, исцарапанные руки и ребра, натертую промежность. Она не отключала шизо-имплантат, пока системы не сделали все, чтобы уменьшить ее боль.
   Но она не сделала аборт. И уже больше не пыталась скрыть своей беременности. Единственная информация, которую она исключила из бортового журнала, это возраст плода – и наличие электродов в ее мозгу.
   Сделав это, она вернулась в каюту. Дрожа от перехода и отвращения, она сняла скафандр и мылась в санузле до тех пор, пока ее кожа не покраснела, а затем снова легла на койку.
   Она еще не решила сохранить маленького Дэвиса. Она просто хотела сохранить доказательство, что Ник Саккорсо мог избить беременную женщину.
   На тот случай, если ей понадобятся доказательства.
 
 
   Но, вероятно, они никогда не понадобятся. Как только он проснулся, она заметила, что его сомнения на время успокоились. Его глаза были чисты, шрамы были такими же бледными, как и остальная кожа, и на его лице снова появилась улыбка. Отметины, которыми наградил его Орн, начали сходить.
   Он был слегка удивлен ее видом; она должна была выглядеть намного хуже. Но он принял ее объяснение. Довольный собой, полностью отдохнувший, он велел ей отправляться на дежурный мостик, чтобы Альба Пармут начала ее обучать ее обязанностям. И отправился на мостик, чтобы узнать, как идет восстановление информации.
   Морн была готова приняться за работу; ее переполняла готовность и ненависть. Ей нужно было принять решения, а решения зависели от информации. Она мгновенно покинула свою каюту.
   По приказу Ника Пармут ожидала Морн, когда та пришла на дежурный мостик.
   Он находился в машинном отделении рядом с комнатой управления двигателями, где Вектор Шахид с помощником замеряли слабое навигационное ускорение «Каприза капитана». Мостик был более неудобен, чем мостик управления, потому что он был расположен среди переборок; но в нем находились те же m-сиденья, консоли и экраны. Сидя перед пультом управления информацией, Морн могла видеть остальные посты, не выворачивая шеи.
   Привычная недовольная физиономия Альбы Пармут и ее поведение усиливали впечатление, что она была еще одной из отвергнутых любовниц Ника. Тем не менее ее стремление найти кого-нибудь, с кем можно разделить ложе, ясно читалось в искусственности ее волос и макияжа и в том, как она открывала на всеобщее обозрение свое тело; она носила скафандр лишь наполовину застегнутым, и ее груди торчали из прорези. Морн не чувствовала к ней симпатии. Чувствуя отвращение к Нику и ко всем скотам-мужчинам, Морн нашла жалкой такую явную демонстрацию своего желания.
   К несчастью, вызывающее поведение Альбы – и ее постоянное состояние нетерпеливости либидо – не могло скрыть тот факт, что она не слишком умна. Она смогла объяснить Морн обязанности лишь очень общими фразами; как идет смена вахт; кто от кого получает приказы; какие кнопки следует нажимать; какие коды вызывают различные функции обработки информации; какие контрольные программы есть на «Капризе капитана». Любые вопросы как и почему она игнорировала; она выполняла свою работу бездумно и надеялась, что Морн будет работать так же. В сравнении с ней сомневающийся в себе, нервный первый помощник по информации был настоящим кудесником.
   Ник и его люди более зависели от Орна, чем Морн считала до сих пор.
   Ей самой до кудесника было далеко; но вскоре она обнаружила, что капитана «Каприза капитана» будет нетрудно убедить, что от нее больше пользы, чем от Альбы Пармут.
   Выслушивая в течение получаса в основном бесполезные инструкции Альбы, Морн почувствовала себя достаточно разозленной, чтобы осмелиться попросить оставить ее на посту в одиночестве. Чтобы она могла попрактиковаться в «выполнении своих обязанностей».
   Она была ПОДК; ей могли не доверять. Но Альба скучала – ведь Морн не была мужчиной. Второй помощник по информации пожал плечами и ретировался.
   Перед Морн замаячил шанс, первый реальный шанс. И она не хотела упускать его.
   Участки ее мозга, где хранилась черная ненависть, были сломлены. Насилие со стороны Ника – и тот факт, что она беременна – пробили брешь в ее защите. Куски отвращения, ярости и простая необходимость кипели внутри нее, требуя кровопролития. Одна на мостике, перед информационной консолью, словно от информации зависела ее судьба, она рискнула заглянуть в ответы.
   Но она не забыла о предосторожностях, которым научилась от Ангуса. Осторожно, скрывая горечь, она вызвала по интеркому мостик и попросила разрешения активировать информационную панель, чтобы познакомиться с программами.
   – Вперед, – ответил Ник. Когда его сомнения на время улеглись, к нему снова вернулось отличное настроение. – Изучай, сколько тебе заблагорассудится. Только ничего не делай. Если ты снова сотрешь всю информацию, то считай себя уволенной.
   Ударив косточками по пульту, чтобы восстановить самоконтроль, она ответила так нежно, как могла:
   – Спасибо. – Она не собиралась предпринимать ничего, что могло бы активировать вирус Орна. Она не собиралась копаться в информации «Каприза капитана»; она собиралась лишь взглянуть на нее.
   Система оказалась для нее незнакомой, но она не слишком отличалась от тех, которые использовались в Академии или на борту «Повелителя звезд». А Альба сообщила ей базовые коды. Как только компьютер загрузился, она тут же проверила, как идет копирование информационного ядра.
   Информация, в которой она нуждалась, была уже восстановлена.
   Информация о навигации. Астрогация и скан.
   Как и любой новый компьютер, этот был запрограммирован с помощью всяческих вывертов и выкрутасов, о которых она ничего не знала. Пять ли, десять минут она ковырялась в системе и ничего не понимала в обрывках файлов. Но затем она нашла, как обобщить программные параметры, откуда она сможет быстро узнать то, о чем не сказала или просто не могла сказать Альба Пармут.
   После этого она начала получать нужные результаты.
   Навигационная информация позволила ей вычислить траекторию «Каприза капитана», идущую от Станции. Астрогация и скан позволили ей выяснить нынешнее положение корабля и получить список возможных целей – мест, куда можно попасть, придерживаясь данного курса.
   Список был длинным. Он включал все – от пустоты впереди до полного поворота и возвращения на Станцию. Но она существенно сократила круг поисков, предположив, что Ник собирался поддерживать корректирующее ускорение по меньшей мере еще два месяца; и исключая любое место назначения, которого можно достичь больше, чем за восемь месяцев – и, естественно, исключая все слепые точки, находящиеся вокруг «Каприза капитана».
   И когда она это сделала, список существенно сократился.
   Настолько, что при виде него у нее кровь застыла в жилах.
   В него входили лишь: красный гигант без каких-либо спутников; самый дальний в поясе астероидов, один из которых служил Станции; один из постов, охранявших доступ в запрещенный космос, и довольно большой мертвый камень, который можно было бы назвать планетоидом, находящийся в нескольких миллионах километров внутри запрещенного космоса, достаточно далеко, чтобы туда было запрещено появляться любому кораблю человечества, и одновременно расположенный настолько близко, что там можно было бы появиться любому кораблю с людьми, если они были согласны рискнуть.