Страница:
Проблема заключалась во времени. Перепрограммирование ракеты было сложным процессом. У нее оставалось всего лишь четыре с половиной минуты, а она еще не начинала. У нее не было времени парализовать командный пульт Ника. В любом случае это могло быть сделано лишь с запасного мостика. Все, что она сделает, могло быть отменено – если бы Ник застукал ее.
Она не могла рисковать.
Прыгнув к пульту, она перехватила управление, отрезая контроль от мостика; затем включила блокировку. Сейчас «Каприз капитана» не сможет тормозить и маневрировать. Само по себе это не представляло угрозы для корабля на таком расстоянии от Малого Танатоса. Но это отвлечет Ника…
Он тут же включил интерком, крича:
– Вектор! Вектор! Мать твою, что происходит?
Три с половиной минуты.
Она отключила интерком и вернулась к пульту.
Сейчас не время для случайностей и ошибок. Если она сможет перепрограммировать ракету до ее запуска, это нельзя будет изменить после того, как та покинет шлюз.
Шизо-имплантат сделал ее сверхъестественно быстрой, когда она набирала приоритетные коды Ника.
Она не собиралась отменять отстрел ракеты – или пытаться спасти Дэвиса на борту «Каприза капитана». Вектор был прав; это ничего бы не изменило. То, что она придумала, было ненамного лучше; но во всяком случае должно было продлить жизнь ее сына.
Ей больше не на что было надеяться.
Сначала она скопировала программу ракеты на один из мониторов. Осторожно избегая индикаторов статуса, которые сообщат на мостик изменения в программе, она стерла программу в ракете. Затем начала писать новые инструкции.
Две минуты.
Давление все больше затрудняло дыхание. Не в состоянии набрать в легкие достаточное количество кислорода, ее тело, казалось, горело само, будто топливо. Перед глазами Морн мелькали черные круги, мешая читать данные, мешая работе пальцев. Черная коробочка была настроена слишком высоко. В какое-то мгновение это убьет ее.
Она не колебалась.
Вначале ее команды были идентичны начальным. Выстрел неизменный. Траектория неизменная. Эти вещи давали ей почву для последующих предположений. Ее инструкции касались торможения. Вместо того, чтобы начать тормозить, Морн приказала ракете дать полное сжигание топлива и изменить курс, уходя от «Спокойствия гегемонии». По направлению к Малому Танатосу. Если кто-то предупредит амнионцев о том, что она сделала, у них не будет времени отреагировать; ракета проскочит мимо них прежде, чем они попытаются поймать ее.
Стрелять они не будут, вероятно, нет, после всех сложностей, когда они старались заполучить Дэвиса живьем.
Одна минута.
Но на такой скорости он наверняка разобьется о скалу. Разве что Билль собьет ракету, чтобы защитить себя. В любом случае Дэвис погибнет, как беспомощный метеор. Ракета может затормозить, чтобы смягчить падение; достаточно, чтобы продемонстрировать Биллю, что он не представляет угрозы. И она должна высчитать торможение – когда начать, какое обратное ускорение использовать.
Она не Ник; она не могла вычислять алгоритмы в уме.
Ее сын погибнет, если она рассчитает неправильно.
Неважно. Лучше пусть случайно погибнет, чем позволить, чтобы его накачали амнионскими мутагенами.
За пятнадцать секунд до отстрела ракеты она закончила программирование и скопировала его в компьютер ракеты.
Это было все, что она могла сделать. Она не ждала, что проживет достаточно долго, чтобы обнаружить, все ли она сделала правильно.
Но на всякий случай…
В тот миг, когда ракета вылетела из ствола и момент, когда ее можно было вернуть, миновал, Морн открыла дверь и покинула комнату инженера.
На мостике Ник перестал проклинать молчание Вектора и стал следить, как ракета преодолевает расстояние, приближаясь к «Спокойствию гегемонии».
Много времени это не должно было занять. Корабли разделяли всего пять тысяч километров – и ракета двигалась на большей скорости, чем «Каприз капитана» благодаря ускорителям в стволе. Всего несколько минут. И тогда он снова сможет дышать. Амнион сдержит обещание. Они, может быть, подтвердят, что дали ему бракованные компоненты прыжкового двигателя, и не будут пытаться проделывать какие-то аферы или трюки здесь. Так близко к Биллю.
Тем не менее, пока он изучал дисплеи, он ощущал нехорошее предчувствие, шевелящееся на позвоночнике. Он чувствовал всем телом, что что-то не так.
– Почему он это делает? – спросила Кармель своим обычным голосом. – Мы живые мишени без ускорения. На этом расстоянии они могут разнести нас на мелкие кусочки. Дьявол, они могут отстрелить командный модуль и оставить целым весь остальной корабль.
– Не знаю, – раздраженно буркнул Ник. – Можешь придумать что-нибудь сама. Или спроси у него. Это будут его последние слова, прежде чем я оторву ему голову.
– Нам не нужно ускорение в настоящий момент, – вмешался первый рулевой, защищая Вектора. – И у нас есть достаточно времени, чтобы включить маневровые двигатели, до того как мы достигнем дока.
Нейтральным тоном Мальда Вероне сказала:
– Я все сосредоточила на них, Ник. Если они начнут стрелять, мы успеем сделать им одну или две пробоины, прежде чем они превратят нас в пыль.
Ник проигнорировал ее. Ракета была в четверти пути от «Спокойствия гегемонии».
– Он, должно быть, испугался, что будут стрелять, – внезапно сказал Линд. – Может быть, он считает, что они удержатся от пальбы, если мы будем беспомощны.
Ник проигнорировал и эту реплику. Он был совершенно убежден, что боевой корабль не будет стрелять по ним – настолько убежден, что даже не удосужился подготовить «Каприз капитана» к битве.
– Но почему? – запротестовала Альба. – Почему они не убьют нас, раз мы беспомощны?
Кармель покачала головой.
– У меня есть вопрос получше. Почему он думает, что они начнут стрелять?
Именно. Почему эти трахнутые начнут стрелять? Какой повод у них для этого?
Какое оправдание они смогут придумать?
Внезапно предчувствие Ника превратилось в уверенность. Повернувшись от экранов он рявкнул:
– Что он сделал с ракетой?
Кармель и Мальда уставились на него поняв, что он хотел сказать. Линд смотрел на него так, словно был готов потерять сознание.
Словно для ответа на все обвинения, на мостике появился Вектор Шахид.
Его лицо было бледным, таким же бледным, как шрамы Ника, словно сердце его было готово отказать в любой момент. Но его улыбка оставалась все такой же мягкой; его поведение не выдавало никакого волнения.
– Вектор, – сказал Ник тихо и смертельно опасно. – Я велел тебе присматривать за всем в инженерной комнате.
Инженер замер между одним шагом и другим. Его глаза чуть расширились.
– А что не так?
Ник перегнулся через пульт и выплеснул свою ярость прямо в Вектора.
– Я приказал тебе, чтобы ничего не было не так.
– Я знаю. Так все и было. Я имею в виду, все было в порядке. Да ничего и не могло измениться. – Нику показалось, что он впервые слышит, что Вектор смущен. – Ничего не могло пойти не так. Я ждал до тех пор, пока не убедился в этом. Я знаю, что не должен был уходить. Но мне нужно было пойти в лазарет – мне нужно было принять что-нибудь от боли, Ник. В противном случае я не принесу пользы. Ты можешь проверить компьютер. Оставалось всего пять минут до того, как я покинул свое место. Я был уверен, что ничего не случится. Поэтому я закрыл комнату и отправился в лазарет.
И он осторожно сказал:
– А что пошло не так?
Ник не ответил. Его предчувствие поднялось из паха к лицу. Это ощущение было словно кислота под глазами.
Он бросил взгляд на экран.
Ракета была достаточно близко от «Спокойствия гегемонии», чтобы начать торможение.
Оно должно было начаться именно сейчас.
Скан сообщил об ускорении.
Слишком большом ускорении.
Ракета отклонилась от запрограммированого курса и начала набирать скорость. Полное сжигание топлива. Она промчалась мимо боевого корабля. Через мгновение она оказалась вне пределов досягаемости.
Закричав, из самых глубин своих сомнений, Ник завыл:
– МОРН! Ты, СУКА, мать твою!
– Ник, – придушенным голосом сказал Линд, – «Спокойствие гегемонии» хочет поговорить с тобой. Я думаю, что они нервничают.
Ник мгновенно проглотил свое отчаяние. Для него будет время позднее. Он заставит Морн заплатить за все. Сейчас у него есть десять секунд, чтобы спасти себя и корабль.
Без перехода он переключил себя на состояние «тревога» – состояние полной сосредоточенности, на котором основывалась его репутация. Расслабившись в кресле, несмотря на напряженную обстановку вокруг, он снова стал самим собой, небрежным и спокойным.
– Сообщи, что мы готовы, – сказал он Линду. – Скажи, что последует мгновенный ответ. И после этого передай вот это:
– «Капитан Ник Саккорсо – оборонительному кораблю Амниона «Спокойствие гегемонии». У нас произошла диверсия. Повторяю, у нас произошла диверсия. Мы потеряли ускорение. Сканируйте работу наших сопел для подтверждения. Мы не можем маневрировать».
– «Ракета, содержащая человеческого отпрыска Дэвиса Хайланда, тоже подверглась диверсии». – Он проверил дисплеи. – «Она достигнет Малого Танатоса…» – Кармель, дай Линду данные. – «Если диверсия включает соответствующую программу торможения, он может выжить».
– «Диверсия была совершена Морн Хайланд». – На мгновение его ярость вышла из-под контроля. – Я вырву кишки этой блядской суке! – Затем он пришел в себя. Тщательно контролируя себя он выдохнул и проинструктировал Линда. – Не передавай этого. Сообщение продолжается «Она сбежала из-под стражи. Я не могу объяснить этого. Когда я узнаю, как это было сделано, сообщу».
– «Ваши требования не были удовлетворены. Мне очень жаль. Я сожалею о том, что создается впечатление, будто я веду дела фальшиво. Для того, чтобы ликвидировать это подозрение, я позволяю вам выдвинуть новые требования, которые вы хотели бы удовлетворить – если они не угрожают моей безопасности. Информируйте меня, что должно быть сделано для наказания предательства Морн Хайланд.
Для того, чтобы продемонстрировать, что мои намерения – искренни, я не включу торможение, пока вы не дадите разрешения».
– Пошли это. И включи на динамики их ответ.
Вектор опомнился от своей растерянности.
– Это сработает? – спросил он тихо.
– Ты можешь не волноваться, – рыкнул Ник через плечо. – Ты не проживешь достаточно долго, чтобы это представляло для тебя разницу.
Но для всех остальных (и чтобы успокоить себя) он добавил:
– Они не хотят сжигать нас, если могут избежать этого. Это не добавит им популярности. Билль видит, что у нас не включены ускорители. И могу поспорить, что у нас есть кое-что, чего хотят эти трахнутые, – он убийственно улыбнулся, – нечто, что я подарю им просто так.
Мальда, – резко приказал он, – переведи наведение на автоматику. Я хочу, чтобы они видели, что мы уменьшили пользование энергией. Чем слабее мы выглядим, тем лучше.
Не дожидаясь ответа, он щелкнул интеркомом.
– Микка. Лиете. Организуйте поиск. Сделайте это быстро – и решительно. Я хочу, чтобы вы нашли Морн. Она каким-то образом выбралась из каюты. Не спрашивайте меня как. Если кто-то помог ей, то я кастрирую этого сукиного сына.
Начните с инженерного пульта и запасного мостика. Затем поищете в двигательном отсеке. Попытайтесь поискать в ядре, в инфраструктуре. Она, может быть, даже прячется за корпусом, если достала тяжелый скафандр.
Найдите ее, только не позволяйте ей убить себя. Не позволяйте ей сделать что-нибудь, чтобы убить себя. Она нам еще понадобится. А от нее мертвой нам никакой пользы.
Отключив интерком, он прохрипел в сторону экрана, который показывал позицию «Спокойствия гегемонии».
– Давайте, сукины дети. Дайте ответ. Скажите нам, что вы позволите нам жить. Скажите, что мы выберемся из этой каши с целой шкурой.
– Кто помог ей? – спросил первый рулевой. Он был вне себя от угрозы и страха. – Кто бы посмел?
И так как Ник не мог ждать спокойно, то повернулся к Вектору.
– Что она предложила тебе? – спросил он. – Было ли это что-нибудь извращенное, вроде «иммунитета от приговора»? Или просто секс, который превосходит твои мечты?
Инженер спокойно выдержал взгляд Ника.
– Проверь компьютер в лазарете, – сказал он спокойно. Враждебность вокруг не производила на него впечатления. – Я уже говорил тебе, насколько обострился мой артрит. Правда заключается в том, что ей нечего предложить мне. Нам не грозит «приговор» здесь. И… – в его улыбке появился намек на печаль. – Я не в том состоянии, чтобы заниматься сексом. Слишком все болит.
Выругавшись, Ник повернулся в кресле.
Он не мог ждать. Если амнионцы не ответят в самом скором времени, он самолично отправится искать Морн. Или убьет Вектора прямо на мостике. Попытка держать себя в руках была невыносимо тяжелой. Он жаждал насилия.
Он жаждал заставить женщину, которая оставила ему шрамы, расплатиться.
– Идет ответ, Ник. – Линд вздрогнул, когда динамики ожили.
– Оборонительный корабль Амниона «Спокойствие гегемонии» – человеку, капитану Нику Саккорсо. Вы совершили фальшивую сделку. Требования Амниона не были удовлетворены. Тем не менее, ваш статус подтвержден. Предположение свидетельствует, что диверсия была возможна. Ваша невозможность справиться с саботажником Морн Хайланд сомнительна. Тем не менее ваше уничтожение не послужит интересам Амниона.
Вы приземлитесь на станции человека называемого «Биллингейт». Если человеческий отпрыск Дэвис Хайланд пережил падение на Малый Танатос, вы заберете его и отправите Амниону. Вдобавок вы отправите и саботажника Морн Хайланд.
Если эти требования не будут удовлетворены, ваш кредит станет аннулирован. Биллингейт будет инструктирован отказать вам в починке и продуктах. Не в состоянии преодолеть подпространство, вы умрете.
Сообщите о том, что вы поняли требования.
Ник хлопнул ладонью по пульту управления. И резко сказал своим людям:
– Кто-нибудь из вас хочет сдохнуть? Это ваш последний шанс.
Все смотрели на него. И молчали.
С растущей яростью, словно впадая в демоническое веселье, он сказал:
– Линд, передай им, что мы принимаем их условия. – И добавил, словно его посетило вдохновение, слепая интуитивная вспышка. – Скажи им, что я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы они получили то, чего хотят. – Он с трудом сдерживал восторг. – Скажи им, что мы включим двигатели, как только они дадут позволение.
Все его решения зиждились на интуиции. Именно это придавало его репутации романтичность, почти заколдованность. Он всегда без колебаний доверялся вдохновению.
– Когда ты закончишь, – сказал он первому помощнику по связи, – передай сообщение в штаб-квартиру ПОДК. Используй координаты и коды, которыми я пользовался в последний раз.
Передай вот что: «Я спас ее для вас, черт бы вас побрал. Сейчас вытаскивайте меня отсюда. Если не получиться, я не смогу спасти ее от Амниона».
Отошли.
«Я научу тебя как отстраняться от меня, – про себя пообещал он Хаши Лебволю. – И я дам вашим трахнутым требованиям больше удовлетворения, чем вы сможете выдержать», – добавил он, смотря на боевой корабль рядом.
А ты расплатишься сполна, пообещал он Морн.
Глаза Вектора влажно блестели, словно он едва сдерживал слезы. Первый рулевой покачала головой. По причинам, которых она, вероятно, не понимала, Альба истерически захихикала. Мальда продолжала смотреть на Ника, словно была заколдована.
– Микка? – рявкнул он в интерком. – Лиете? Вы еще не поймали ее? Вам нужна помощь?
Ни Микка, ни Лиете не нашли Морн.
Если бы он велел им посмотреть в его каюте, они нашли бы ее мгновенно. Пока он вел торговлю с амнионцами, а ее сын летел к Малому Танатосу, она сидела здесь и тщательно искала запасы лекарства, которые позволили Нику противостоять мутагенам Амниона.
Но она не была поймана до тех пор, пока не попыталась спрятаться в одном из отсеков с ракетами.
Огорченная и молчаливая Микка схватила Морн за рукав, в то время как Лиете докладывала на мостик.
– Отправьте ее в лазарет, – буркнул Ник, словно глотнув кислоты. – И погрузите в сон. У меня нет времени возиться с ней, пока мы не пришвартуемся. И отберите у нее этот чертов пульт управления шизо-имплантатом.
Морн пожала плечами, словно услышала смертный приговор. Без всякого выражения, обреченная, она не сопротивлялась, пока Микка и Лиете вели ее в лазарет, клали на стол и наполняли вены катом.
АНГУС
Она не могла рисковать.
Прыгнув к пульту, она перехватила управление, отрезая контроль от мостика; затем включила блокировку. Сейчас «Каприз капитана» не сможет тормозить и маневрировать. Само по себе это не представляло угрозы для корабля на таком расстоянии от Малого Танатоса. Но это отвлечет Ника…
Он тут же включил интерком, крича:
– Вектор! Вектор! Мать твою, что происходит?
Три с половиной минуты.
Она отключила интерком и вернулась к пульту.
Сейчас не время для случайностей и ошибок. Если она сможет перепрограммировать ракету до ее запуска, это нельзя будет изменить после того, как та покинет шлюз.
Шизо-имплантат сделал ее сверхъестественно быстрой, когда она набирала приоритетные коды Ника.
Она не собиралась отменять отстрел ракеты – или пытаться спасти Дэвиса на борту «Каприза капитана». Вектор был прав; это ничего бы не изменило. То, что она придумала, было ненамного лучше; но во всяком случае должно было продлить жизнь ее сына.
Ей больше не на что было надеяться.
Сначала она скопировала программу ракеты на один из мониторов. Осторожно избегая индикаторов статуса, которые сообщат на мостик изменения в программе, она стерла программу в ракете. Затем начала писать новые инструкции.
Две минуты.
Давление все больше затрудняло дыхание. Не в состоянии набрать в легкие достаточное количество кислорода, ее тело, казалось, горело само, будто топливо. Перед глазами Морн мелькали черные круги, мешая читать данные, мешая работе пальцев. Черная коробочка была настроена слишком высоко. В какое-то мгновение это убьет ее.
Она не колебалась.
Вначале ее команды были идентичны начальным. Выстрел неизменный. Траектория неизменная. Эти вещи давали ей почву для последующих предположений. Ее инструкции касались торможения. Вместо того, чтобы начать тормозить, Морн приказала ракете дать полное сжигание топлива и изменить курс, уходя от «Спокойствия гегемонии». По направлению к Малому Танатосу. Если кто-то предупредит амнионцев о том, что она сделала, у них не будет времени отреагировать; ракета проскочит мимо них прежде, чем они попытаются поймать ее.
Стрелять они не будут, вероятно, нет, после всех сложностей, когда они старались заполучить Дэвиса живьем.
Одна минута.
Но на такой скорости он наверняка разобьется о скалу. Разве что Билль собьет ракету, чтобы защитить себя. В любом случае Дэвис погибнет, как беспомощный метеор. Ракета может затормозить, чтобы смягчить падение; достаточно, чтобы продемонстрировать Биллю, что он не представляет угрозы. И она должна высчитать торможение – когда начать, какое обратное ускорение использовать.
Она не Ник; она не могла вычислять алгоритмы в уме.
Ее сын погибнет, если она рассчитает неправильно.
Неважно. Лучше пусть случайно погибнет, чем позволить, чтобы его накачали амнионскими мутагенами.
За пятнадцать секунд до отстрела ракеты она закончила программирование и скопировала его в компьютер ракеты.
Это было все, что она могла сделать. Она не ждала, что проживет достаточно долго, чтобы обнаружить, все ли она сделала правильно.
Но на всякий случай…
В тот миг, когда ракета вылетела из ствола и момент, когда ее можно было вернуть, миновал, Морн открыла дверь и покинула комнату инженера.
На мостике Ник перестал проклинать молчание Вектора и стал следить, как ракета преодолевает расстояние, приближаясь к «Спокойствию гегемонии».
Много времени это не должно было занять. Корабли разделяли всего пять тысяч километров – и ракета двигалась на большей скорости, чем «Каприз капитана» благодаря ускорителям в стволе. Всего несколько минут. И тогда он снова сможет дышать. Амнион сдержит обещание. Они, может быть, подтвердят, что дали ему бракованные компоненты прыжкового двигателя, и не будут пытаться проделывать какие-то аферы или трюки здесь. Так близко к Биллю.
Тем не менее, пока он изучал дисплеи, он ощущал нехорошее предчувствие, шевелящееся на позвоночнике. Он чувствовал всем телом, что что-то не так.
– Почему он это делает? – спросила Кармель своим обычным голосом. – Мы живые мишени без ускорения. На этом расстоянии они могут разнести нас на мелкие кусочки. Дьявол, они могут отстрелить командный модуль и оставить целым весь остальной корабль.
– Не знаю, – раздраженно буркнул Ник. – Можешь придумать что-нибудь сама. Или спроси у него. Это будут его последние слова, прежде чем я оторву ему голову.
– Нам не нужно ускорение в настоящий момент, – вмешался первый рулевой, защищая Вектора. – И у нас есть достаточно времени, чтобы включить маневровые двигатели, до того как мы достигнем дока.
Нейтральным тоном Мальда Вероне сказала:
– Я все сосредоточила на них, Ник. Если они начнут стрелять, мы успеем сделать им одну или две пробоины, прежде чем они превратят нас в пыль.
Ник проигнорировал ее. Ракета была в четверти пути от «Спокойствия гегемонии».
– Он, должно быть, испугался, что будут стрелять, – внезапно сказал Линд. – Может быть, он считает, что они удержатся от пальбы, если мы будем беспомощны.
Ник проигнорировал и эту реплику. Он был совершенно убежден, что боевой корабль не будет стрелять по ним – настолько убежден, что даже не удосужился подготовить «Каприз капитана» к битве.
– Но почему? – запротестовала Альба. – Почему они не убьют нас, раз мы беспомощны?
Кармель покачала головой.
– У меня есть вопрос получше. Почему он думает, что они начнут стрелять?
Именно. Почему эти трахнутые начнут стрелять? Какой повод у них для этого?
Какое оправдание они смогут придумать?
Внезапно предчувствие Ника превратилось в уверенность. Повернувшись от экранов он рявкнул:
– Что он сделал с ракетой?
Кармель и Мальда уставились на него поняв, что он хотел сказать. Линд смотрел на него так, словно был готов потерять сознание.
Словно для ответа на все обвинения, на мостике появился Вектор Шахид.
Его лицо было бледным, таким же бледным, как шрамы Ника, словно сердце его было готово отказать в любой момент. Но его улыбка оставалась все такой же мягкой; его поведение не выдавало никакого волнения.
– Вектор, – сказал Ник тихо и смертельно опасно. – Я велел тебе присматривать за всем в инженерной комнате.
Инженер замер между одним шагом и другим. Его глаза чуть расширились.
– А что не так?
Ник перегнулся через пульт и выплеснул свою ярость прямо в Вектора.
– Я приказал тебе, чтобы ничего не было не так.
– Я знаю. Так все и было. Я имею в виду, все было в порядке. Да ничего и не могло измениться. – Нику показалось, что он впервые слышит, что Вектор смущен. – Ничего не могло пойти не так. Я ждал до тех пор, пока не убедился в этом. Я знаю, что не должен был уходить. Но мне нужно было пойти в лазарет – мне нужно было принять что-нибудь от боли, Ник. В противном случае я не принесу пользы. Ты можешь проверить компьютер. Оставалось всего пять минут до того, как я покинул свое место. Я был уверен, что ничего не случится. Поэтому я закрыл комнату и отправился в лазарет.
И он осторожно сказал:
– А что пошло не так?
Ник не ответил. Его предчувствие поднялось из паха к лицу. Это ощущение было словно кислота под глазами.
Он бросил взгляд на экран.
Ракета была достаточно близко от «Спокойствия гегемонии», чтобы начать торможение.
Оно должно было начаться именно сейчас.
Скан сообщил об ускорении.
Слишком большом ускорении.
Ракета отклонилась от запрограммированого курса и начала набирать скорость. Полное сжигание топлива. Она промчалась мимо боевого корабля. Через мгновение она оказалась вне пределов досягаемости.
Закричав, из самых глубин своих сомнений, Ник завыл:
– МОРН! Ты, СУКА, мать твою!
– Ник, – придушенным голосом сказал Линд, – «Спокойствие гегемонии» хочет поговорить с тобой. Я думаю, что они нервничают.
Ник мгновенно проглотил свое отчаяние. Для него будет время позднее. Он заставит Морн заплатить за все. Сейчас у него есть десять секунд, чтобы спасти себя и корабль.
Без перехода он переключил себя на состояние «тревога» – состояние полной сосредоточенности, на котором основывалась его репутация. Расслабившись в кресле, несмотря на напряженную обстановку вокруг, он снова стал самим собой, небрежным и спокойным.
– Сообщи, что мы готовы, – сказал он Линду. – Скажи, что последует мгновенный ответ. И после этого передай вот это:
– «Капитан Ник Саккорсо – оборонительному кораблю Амниона «Спокойствие гегемонии». У нас произошла диверсия. Повторяю, у нас произошла диверсия. Мы потеряли ускорение. Сканируйте работу наших сопел для подтверждения. Мы не можем маневрировать».
– «Ракета, содержащая человеческого отпрыска Дэвиса Хайланда, тоже подверглась диверсии». – Он проверил дисплеи. – «Она достигнет Малого Танатоса…» – Кармель, дай Линду данные. – «Если диверсия включает соответствующую программу торможения, он может выжить».
– «Диверсия была совершена Морн Хайланд». – На мгновение его ярость вышла из-под контроля. – Я вырву кишки этой блядской суке! – Затем он пришел в себя. Тщательно контролируя себя он выдохнул и проинструктировал Линда. – Не передавай этого. Сообщение продолжается «Она сбежала из-под стражи. Я не могу объяснить этого. Когда я узнаю, как это было сделано, сообщу».
– «Ваши требования не были удовлетворены. Мне очень жаль. Я сожалею о том, что создается впечатление, будто я веду дела фальшиво. Для того, чтобы ликвидировать это подозрение, я позволяю вам выдвинуть новые требования, которые вы хотели бы удовлетворить – если они не угрожают моей безопасности. Информируйте меня, что должно быть сделано для наказания предательства Морн Хайланд.
Для того, чтобы продемонстрировать, что мои намерения – искренни, я не включу торможение, пока вы не дадите разрешения».
– Пошли это. И включи на динамики их ответ.
Вектор опомнился от своей растерянности.
– Это сработает? – спросил он тихо.
– Ты можешь не волноваться, – рыкнул Ник через плечо. – Ты не проживешь достаточно долго, чтобы это представляло для тебя разницу.
Но для всех остальных (и чтобы успокоить себя) он добавил:
– Они не хотят сжигать нас, если могут избежать этого. Это не добавит им популярности. Билль видит, что у нас не включены ускорители. И могу поспорить, что у нас есть кое-что, чего хотят эти трахнутые, – он убийственно улыбнулся, – нечто, что я подарю им просто так.
Мальда, – резко приказал он, – переведи наведение на автоматику. Я хочу, чтобы они видели, что мы уменьшили пользование энергией. Чем слабее мы выглядим, тем лучше.
Не дожидаясь ответа, он щелкнул интеркомом.
– Микка. Лиете. Организуйте поиск. Сделайте это быстро – и решительно. Я хочу, чтобы вы нашли Морн. Она каким-то образом выбралась из каюты. Не спрашивайте меня как. Если кто-то помог ей, то я кастрирую этого сукиного сына.
Начните с инженерного пульта и запасного мостика. Затем поищете в двигательном отсеке. Попытайтесь поискать в ядре, в инфраструктуре. Она, может быть, даже прячется за корпусом, если достала тяжелый скафандр.
Найдите ее, только не позволяйте ей убить себя. Не позволяйте ей сделать что-нибудь, чтобы убить себя. Она нам еще понадобится. А от нее мертвой нам никакой пользы.
Отключив интерком, он прохрипел в сторону экрана, который показывал позицию «Спокойствия гегемонии».
– Давайте, сукины дети. Дайте ответ. Скажите нам, что вы позволите нам жить. Скажите, что мы выберемся из этой каши с целой шкурой.
– Кто помог ей? – спросил первый рулевой. Он был вне себя от угрозы и страха. – Кто бы посмел?
И так как Ник не мог ждать спокойно, то повернулся к Вектору.
– Что она предложила тебе? – спросил он. – Было ли это что-нибудь извращенное, вроде «иммунитета от приговора»? Или просто секс, который превосходит твои мечты?
Инженер спокойно выдержал взгляд Ника.
– Проверь компьютер в лазарете, – сказал он спокойно. Враждебность вокруг не производила на него впечатления. – Я уже говорил тебе, насколько обострился мой артрит. Правда заключается в том, что ей нечего предложить мне. Нам не грозит «приговор» здесь. И… – в его улыбке появился намек на печаль. – Я не в том состоянии, чтобы заниматься сексом. Слишком все болит.
Выругавшись, Ник повернулся в кресле.
Он не мог ждать. Если амнионцы не ответят в самом скором времени, он самолично отправится искать Морн. Или убьет Вектора прямо на мостике. Попытка держать себя в руках была невыносимо тяжелой. Он жаждал насилия.
Он жаждал заставить женщину, которая оставила ему шрамы, расплатиться.
– Идет ответ, Ник. – Линд вздрогнул, когда динамики ожили.
– Оборонительный корабль Амниона «Спокойствие гегемонии» – человеку, капитану Нику Саккорсо. Вы совершили фальшивую сделку. Требования Амниона не были удовлетворены. Тем не менее, ваш статус подтвержден. Предположение свидетельствует, что диверсия была возможна. Ваша невозможность справиться с саботажником Морн Хайланд сомнительна. Тем не менее ваше уничтожение не послужит интересам Амниона.
Вы приземлитесь на станции человека называемого «Биллингейт». Если человеческий отпрыск Дэвис Хайланд пережил падение на Малый Танатос, вы заберете его и отправите Амниону. Вдобавок вы отправите и саботажника Морн Хайланд.
Если эти требования не будут удовлетворены, ваш кредит станет аннулирован. Биллингейт будет инструктирован отказать вам в починке и продуктах. Не в состоянии преодолеть подпространство, вы умрете.
Сообщите о том, что вы поняли требования.
Ник хлопнул ладонью по пульту управления. И резко сказал своим людям:
– Кто-нибудь из вас хочет сдохнуть? Это ваш последний шанс.
Все смотрели на него. И молчали.
С растущей яростью, словно впадая в демоническое веселье, он сказал:
– Линд, передай им, что мы принимаем их условия. – И добавил, словно его посетило вдохновение, слепая интуитивная вспышка. – Скажи им, что я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы они получили то, чего хотят. – Он с трудом сдерживал восторг. – Скажи им, что мы включим двигатели, как только они дадут позволение.
Все его решения зиждились на интуиции. Именно это придавало его репутации романтичность, почти заколдованность. Он всегда без колебаний доверялся вдохновению.
– Когда ты закончишь, – сказал он первому помощнику по связи, – передай сообщение в штаб-квартиру ПОДК. Используй координаты и коды, которыми я пользовался в последний раз.
Передай вот что: «Я спас ее для вас, черт бы вас побрал. Сейчас вытаскивайте меня отсюда. Если не получиться, я не смогу спасти ее от Амниона».
Отошли.
«Я научу тебя как отстраняться от меня, – про себя пообещал он Хаши Лебволю. – И я дам вашим трахнутым требованиям больше удовлетворения, чем вы сможете выдержать», – добавил он, смотря на боевой корабль рядом.
А ты расплатишься сполна, пообещал он Морн.
Глаза Вектора влажно блестели, словно он едва сдерживал слезы. Первый рулевой покачала головой. По причинам, которых она, вероятно, не понимала, Альба истерически захихикала. Мальда продолжала смотреть на Ника, словно была заколдована.
– Микка? – рявкнул он в интерком. – Лиете? Вы еще не поймали ее? Вам нужна помощь?
Ни Микка, ни Лиете не нашли Морн.
Если бы он велел им посмотреть в его каюте, они нашли бы ее мгновенно. Пока он вел торговлю с амнионцами, а ее сын летел к Малому Танатосу, она сидела здесь и тщательно искала запасы лекарства, которые позволили Нику противостоять мутагенам Амниона.
Но она не была поймана до тех пор, пока не попыталась спрятаться в одном из отсеков с ракетами.
Огорченная и молчаливая Микка схватила Морн за рукав, в то время как Лиете докладывала на мостик.
– Отправьте ее в лазарет, – буркнул Ник, словно глотнув кислоты. – И погрузите в сон. У меня нет времени возиться с ней, пока мы не пришвартуемся. И отберите у нее этот чертов пульт управления шизо-имплантатом.
Морн пожала плечами, словно услышала смертный приговор. Без всякого выражения, обреченная, она не сопротивлялась, пока Микка и Лиете вели ее в лазарет, клали на стол и наполняли вены катом.
АНГУС
Сейчас, когда он знал, куда направится, Ангус Фермопил обнаружил, что все труднее выдерживать ожидание. Он хотел поскорее выбраться из этого места; подальше от стерильных комнат и коридоров крыла СИ ПОДК; подальше от докторов и техников, терапевтов и программистов, которые делали вид, что у них есть серьезные причины играть с ним. Мысль о том, что он будет послан на Малый Танатос, возбуждала его, словно шанс для побега. И мысль, что он будет в космосе один, не считая Милоша Тавернье, будила новые надежды.
Вышвыривайте меня отсюда, буркнул он штабу Хаши Лебволя, хотя они не могли слышать, что он сказал про себя. Отпускайте меня.
Игнорируя его, они делали свою работу тщательно и неторопливо. Теоретически их контроль над ним был полным. Компьютер между его лопатками управлял им абсолютно. Тем не менее, они продолжали трудиться, чтобы получить полную уверенность, что он так же бессилен на практике, как и в теории; что всякая надежда, какую он мог питать, была иллюзией.
Поэтому они проводили многие часы, устраивая простые проверки, – к примеру, измеряя промежуток между его реакцией и командами «Беги» и «Беги, Джошуа». Если они говорили «беги», он мог выбирать, подчиняться или нет; если говорили «беги, Джошуа», он бежал, управляемый компьютерами и шизо-имплантатами. Затем их нейросенсоры и компьютерные цепи измеряли его послушность или сопротивление для того, чтобы улучшить программу.
Остальные тесты были проведены не с помощью внешних инструкций, а с помощью компьютера. Связи использовались для достижения сложных физических и мысленных целей; и каждая деталь его реакции требовала улучшения программирования.
Впрочем, другие тесты, вводимые с помощью голоса, включали команды, которые не позволяли сами по себе выполнять их. «Джошуа, сломай мне руку». Так как он был в ярости до мозга костей, Ангус сражался за то, чтобы подчиниться; он с удовольствием причинил бы кому-нибудь из них боль. Но его компьютер говорил «Нет», и его самые яростные попытки кончались ничем. Он не мог причинить боль никому, кто был упомянут в программе как член ПОДК.
Надежда сама по себе в таких условиях не могла существовать. Он был орудием и ничем больше; сложным биологическим придатком к электронному устройству. До самой смерти он никогда не сможет самостоятельно сделать серьезный выбор.
Если бы он не чувствовал отчаяния, он наверняка бы почувствовал его – и его самобичевание ничего бы не достигло. Но ни его программы, ни программисты не заботились о его внутреннем состоянии. Так же как побег или непослушание, самоубийство было для него недостижимо. Неважно, насколько сильно он чувствовал желание лечь и умереть, компьютер не позволял ему этого.
Но Ангус не был защищен от отчаяния. Только страсть удерживала его от персональной пропасти. Именно потому, что в нем было столько страха, он смог выдержать это, в то время как менее поврежденный и злобный разум наверняка отказал бы.
Так как у него не было выбора, он насколько мог сосредоточиться на понимании и применении новых способностей. На каком-то уровне его лазеры и увеличившаяся сила, компьютер и улучшенное зрение – все это принадлежало ему. Внутри небольшого круга, позволяемого программированием, этим можно было пользоваться. И он хотел проверить все их возможности, так же как в случае с «Смертельной красоткой» и Морн Хайланд.
Пока люди Лебволя проверяли его, он проверял самого себя.
Он наконец-то выяснил, что его программа – это единственное, что мешает ему вырваться. Во всяком ином смысле он мог бы быть придуман и построен для уничтожения штаб-квартиры ПОДК. Новые возможности его зрения позволяли ему идентифицировать и анализировать сигнализацию и замки. Со своими лазерами он мог бы изменить схему или открыть двери – а может быть, убить охранников. Он был силен, как огромная обезьяна; быстр, как микропроцессор. Компьютер все записывал для него. Фактически он был полезнее обычной памяти, так как в нем хранились множество независимых баз данных, к которым Ангус постепенно получал доступ, по мере того, как его программисты доверяли ему все больше и больше.
Если бы он был сам себе хозяин, он был разгромил свою тюрьму и бежал.
Но его шизо-имплантаты держали его. Он был обязан ждать.
Через какое-то время, без сомнения, ожидание стало невыносимым для него. У его хозяев были свои сложности. За стенами хирургического крыла Сбора Информации события двигались другим шагом; вырывались из-под контроля.
Однажды утром – компьютер сообщил ему, что время 9:11:43.1 – в его комнату вошла группа врачей и техников. Один из них сказал:
– Сядь на край кровати, Джошуа.
Он подчинился, потому что не мог не подчиниться.
Другой сказал:
– Замри, Джошуа.
Подсознательно он погрузился в одно из тех нулевых состояний, которыми они пользовались, когда хотели дезактивировать его компьютер; состояние, в котором его прикрепленный к компьютеру разум продолжал работать, а тело было инертным, неподвижным, способным выполнять лишь автономные функции. Пока он находился в этом состоянии, они могли отрывать ему пальцы, втыкать иголки в мозг, а он был не способен сделать что-либо со своим ужасом, только ощущать, что они проделывают – и запоминать.
Но если бы они решили причинить ему физическую боль, они был сделали это давным-давно. Как только они сняли с него лабораторную пижаму и принялись смазывать его спину антисептиком, он пришел в ужас – не от их неожиданных действий, а от полной своей беспомощности.
С привычной ловкостью они сделали надрез между его лопаток, чтобы добраться до компьютера.
Когда они отключили его диск-ядро, пропасть в его пространстве, которая была связью с компьютером, стала такой же черной и холодной, как пространство между звездами. Сейчас он был погружен в состояние неподвижности внутренними системами компьютера, которые были частью машины.
Через мгновение доктор вставил новый диск. Как только машина была подключена, он испытал неприятное ощущение – машина перегружалась. Часть его мозга превратилась в эквивалент киборга в тахе.
Затем они отключили все связи, датчики и нейросенсоры. Впервые за все время он был отключен от наружного оборудования – от любого отвращения и послушания, не записанного на его диске памяти.
Наконец они заклеили надрез сгущенной плазмой и покрыли ее сверху бинтом, чтобы предохранить в течение нескольких часов, пока рана будет заживать.
– Отомри, Джошуа, – сказал один из них.
Ангус Фермопил поднял голову и посмотрел вокруг.
Его наблюдатели были невероятно напряжены. Несколько техников заморгали. Доктор, находящийся к нему ближе всего, на глазах стал бледнеть. Он был полностью под контролем; они знали это. И тем не менее, боялись его. Они не могли забыть, кем он был.
Он ненавидел их всех. Если бы он мог сделать что-нибудь, чтобы подтвердить их беспокойство, он бы непременно сделал это. Подсознательно он поглубже вздохнул, выпрямил руки, хрустнул косточками, словно наконец-то мог свободно делать что хочет; словно для него идея свободы была не просто иллюзией.
И тихо пробормотал:
– Самое время.
Время, как сообщил ему компьютер, было 9:21:22.01.
Один из докторов приблизился к интеркому и сказал:
– Мы закончили. Сообщите директору.
– Вот. – Техник швырнул на кровать скафандр и пару ботинок. – Надень. – Скафандр был грязно-серого цвета без всяких нашивок, неотличимый от тех, которые Ангус носил обычно на борту «Смертельной красотки». – У тебя есть около пяти минут.
И торопливо, словно стремясь поскорее добраться до безопасного места, техники и врачи оставили его одного.
Все мониторы в комнате сфокусировались на нем, словно он внезапно мог впасть в ярость.
Если бы он мог излучать электронные поля так же, как чувствовать их, он сжег бы мониторы – если бы программирование позволило ему это.
Никаких шансов.
Но это не имело значения. Важно было то, что приближалось. Что бы его хозяева ни хотели от него, время начинать.
Впервые за все время с тех пор, как он появился здесь, его доктора не говорили ему, насколько быстро бьется его сердце, насколько сильно его легкие нуждаются в воздухе. И чтобы мониторы не могли видеть его торопливости, он медленно встал с кровати; сунул конечности в скафандр и ноги в ботинки с полным отсутствием спешки. Затем он вытянулся на кровати, положил голову на подушку и сложил руки на животе, словно был способен ждать бесконечно.
К счастью, никто не стал испытывать его терпения, чтобы проверить, не блефует ли он. Меньше чем через минуту в комнату ворвалась Мин Доннер.
Она больше обычного походила на коршуна. При хождении или в неподвижной позе ее рука не отрывалась от пистолета. Ее вес был тщательно распределяем; ее мускулы, казалось, постоянно заряжались расслаблением, словно она была в наносекундах от взрыва энергии. Насколько Ангус знал – его новое зрение давало ему подобные знания – у нее не было технологических улучшений. И тем не менее, она производила впечатление, что он не сможет справиться с ней.
Вышвыривайте меня отсюда, буркнул он штабу Хаши Лебволя, хотя они не могли слышать, что он сказал про себя. Отпускайте меня.
Игнорируя его, они делали свою работу тщательно и неторопливо. Теоретически их контроль над ним был полным. Компьютер между его лопатками управлял им абсолютно. Тем не менее, они продолжали трудиться, чтобы получить полную уверенность, что он так же бессилен на практике, как и в теории; что всякая надежда, какую он мог питать, была иллюзией.
Поэтому они проводили многие часы, устраивая простые проверки, – к примеру, измеряя промежуток между его реакцией и командами «Беги» и «Беги, Джошуа». Если они говорили «беги», он мог выбирать, подчиняться или нет; если говорили «беги, Джошуа», он бежал, управляемый компьютерами и шизо-имплантатами. Затем их нейросенсоры и компьютерные цепи измеряли его послушность или сопротивление для того, чтобы улучшить программу.
Остальные тесты были проведены не с помощью внешних инструкций, а с помощью компьютера. Связи использовались для достижения сложных физических и мысленных целей; и каждая деталь его реакции требовала улучшения программирования.
Впрочем, другие тесты, вводимые с помощью голоса, включали команды, которые не позволяли сами по себе выполнять их. «Джошуа, сломай мне руку». Так как он был в ярости до мозга костей, Ангус сражался за то, чтобы подчиниться; он с удовольствием причинил бы кому-нибудь из них боль. Но его компьютер говорил «Нет», и его самые яростные попытки кончались ничем. Он не мог причинить боль никому, кто был упомянут в программе как член ПОДК.
Надежда сама по себе в таких условиях не могла существовать. Он был орудием и ничем больше; сложным биологическим придатком к электронному устройству. До самой смерти он никогда не сможет самостоятельно сделать серьезный выбор.
Если бы он не чувствовал отчаяния, он наверняка бы почувствовал его – и его самобичевание ничего бы не достигло. Но ни его программы, ни программисты не заботились о его внутреннем состоянии. Так же как побег или непослушание, самоубийство было для него недостижимо. Неважно, насколько сильно он чувствовал желание лечь и умереть, компьютер не позволял ему этого.
Но Ангус не был защищен от отчаяния. Только страсть удерживала его от персональной пропасти. Именно потому, что в нем было столько страха, он смог выдержать это, в то время как менее поврежденный и злобный разум наверняка отказал бы.
Так как у него не было выбора, он насколько мог сосредоточиться на понимании и применении новых способностей. На каком-то уровне его лазеры и увеличившаяся сила, компьютер и улучшенное зрение – все это принадлежало ему. Внутри небольшого круга, позволяемого программированием, этим можно было пользоваться. И он хотел проверить все их возможности, так же как в случае с «Смертельной красоткой» и Морн Хайланд.
Пока люди Лебволя проверяли его, он проверял самого себя.
Он наконец-то выяснил, что его программа – это единственное, что мешает ему вырваться. Во всяком ином смысле он мог бы быть придуман и построен для уничтожения штаб-квартиры ПОДК. Новые возможности его зрения позволяли ему идентифицировать и анализировать сигнализацию и замки. Со своими лазерами он мог бы изменить схему или открыть двери – а может быть, убить охранников. Он был силен, как огромная обезьяна; быстр, как микропроцессор. Компьютер все записывал для него. Фактически он был полезнее обычной памяти, так как в нем хранились множество независимых баз данных, к которым Ангус постепенно получал доступ, по мере того, как его программисты доверяли ему все больше и больше.
Если бы он был сам себе хозяин, он был разгромил свою тюрьму и бежал.
Но его шизо-имплантаты держали его. Он был обязан ждать.
Через какое-то время, без сомнения, ожидание стало невыносимым для него. У его хозяев были свои сложности. За стенами хирургического крыла Сбора Информации события двигались другим шагом; вырывались из-под контроля.
Однажды утром – компьютер сообщил ему, что время 9:11:43.1 – в его комнату вошла группа врачей и техников. Один из них сказал:
– Сядь на край кровати, Джошуа.
Он подчинился, потому что не мог не подчиниться.
Другой сказал:
– Замри, Джошуа.
Подсознательно он погрузился в одно из тех нулевых состояний, которыми они пользовались, когда хотели дезактивировать его компьютер; состояние, в котором его прикрепленный к компьютеру разум продолжал работать, а тело было инертным, неподвижным, способным выполнять лишь автономные функции. Пока он находился в этом состоянии, они могли отрывать ему пальцы, втыкать иголки в мозг, а он был не способен сделать что-либо со своим ужасом, только ощущать, что они проделывают – и запоминать.
Но если бы они решили причинить ему физическую боль, они был сделали это давным-давно. Как только они сняли с него лабораторную пижаму и принялись смазывать его спину антисептиком, он пришел в ужас – не от их неожиданных действий, а от полной своей беспомощности.
С привычной ловкостью они сделали надрез между его лопаток, чтобы добраться до компьютера.
Когда они отключили его диск-ядро, пропасть в его пространстве, которая была связью с компьютером, стала такой же черной и холодной, как пространство между звездами. Сейчас он был погружен в состояние неподвижности внутренними системами компьютера, которые были частью машины.
Через мгновение доктор вставил новый диск. Как только машина была подключена, он испытал неприятное ощущение – машина перегружалась. Часть его мозга превратилась в эквивалент киборга в тахе.
Затем они отключили все связи, датчики и нейросенсоры. Впервые за все время он был отключен от наружного оборудования – от любого отвращения и послушания, не записанного на его диске памяти.
Наконец они заклеили надрез сгущенной плазмой и покрыли ее сверху бинтом, чтобы предохранить в течение нескольких часов, пока рана будет заживать.
– Отомри, Джошуа, – сказал один из них.
Ангус Фермопил поднял голову и посмотрел вокруг.
Его наблюдатели были невероятно напряжены. Несколько техников заморгали. Доктор, находящийся к нему ближе всего, на глазах стал бледнеть. Он был полностью под контролем; они знали это. И тем не менее, боялись его. Они не могли забыть, кем он был.
Он ненавидел их всех. Если бы он мог сделать что-нибудь, чтобы подтвердить их беспокойство, он бы непременно сделал это. Подсознательно он поглубже вздохнул, выпрямил руки, хрустнул косточками, словно наконец-то мог свободно делать что хочет; словно для него идея свободы была не просто иллюзией.
И тихо пробормотал:
– Самое время.
Время, как сообщил ему компьютер, было 9:21:22.01.
Один из докторов приблизился к интеркому и сказал:
– Мы закончили. Сообщите директору.
– Вот. – Техник швырнул на кровать скафандр и пару ботинок. – Надень. – Скафандр был грязно-серого цвета без всяких нашивок, неотличимый от тех, которые Ангус носил обычно на борту «Смертельной красотки». – У тебя есть около пяти минут.
И торопливо, словно стремясь поскорее добраться до безопасного места, техники и врачи оставили его одного.
Все мониторы в комнате сфокусировались на нем, словно он внезапно мог впасть в ярость.
Если бы он мог излучать электронные поля так же, как чувствовать их, он сжег бы мониторы – если бы программирование позволило ему это.
Никаких шансов.
Но это не имело значения. Важно было то, что приближалось. Что бы его хозяева ни хотели от него, время начинать.
Впервые за все время с тех пор, как он появился здесь, его доктора не говорили ему, насколько быстро бьется его сердце, насколько сильно его легкие нуждаются в воздухе. И чтобы мониторы не могли видеть его торопливости, он медленно встал с кровати; сунул конечности в скафандр и ноги в ботинки с полным отсутствием спешки. Затем он вытянулся на кровати, положил голову на подушку и сложил руки на животе, словно был способен ждать бесконечно.
К счастью, никто не стал испытывать его терпения, чтобы проверить, не блефует ли он. Меньше чем через минуту в комнату ворвалась Мин Доннер.
Она больше обычного походила на коршуна. При хождении или в неподвижной позе ее рука не отрывалась от пистолета. Ее вес был тщательно распределяем; ее мускулы, казалось, постоянно заряжались расслаблением, словно она была в наносекундах от взрыва энергии. Насколько Ангус знал – его новое зрение давало ему подобные знания – у нее не было технологических улучшений. И тем не менее, она производила впечатление, что он не сможет справиться с ней.