Сознательно, словно что-то подчеркивая, Дэвис высвободил руку. Но затем последовал за Морн через станционный скан и шлюз. Страх застил ему глаза. Но с каждой проходящей секундой его движения становились все более уверенными, словно его мозг и тело приспосабливались друг к другу.
   В шлюзе корабля Ник нетерпеливо барабанил по контрольной панели, бормоча:
   – Давай, Микка. Распечатай корабль. Позволь мне войти.
   Сразу за спиной Морн и Дэвиса дверь закрылась. Панель сообщила, что воздух Амниона откачивается из шлюза и замещается атмосферой земли. Другая лампочка засвидетельствовала, что внутренние двери открылись.
   Ник не мог дождаться, пока воздух очистится. Он дерзко ударил по застежкам своего шлема, сбросил его с головы, затем включил интерком и прошипел:
   – Позволь мне войти.
   Морн все поняла. Связь скафандров могла до сих пор прослушиваться Станцией Возможного. А интерком был безопасен.
   – Ник, – спросила Микка, как только контрольная панель зажглась зеленым цветом и внутренняя дверь открылась. – Дьявол, что происходит?
   Рванув свой скафандр так, что он разошелся, Ник влетел на корабль.
   – Дерьмо, откуда мне знать? – ответил он; но он был слишком далеко от интеркома, чтобы его услышали. Когда он стянул с себя тяжелый скафандр, он включил ближайший интерком.
   – Не задавай глупых вопросов. Ты слышала все, что и я. Эти сукины дети! Если они задержат нас здесь достаточно долго, у них будет время проверить мою кровь. Они узнают, что я жульничал.
   Приготовь самоуничтожение. Начни с двигателей. Ослабь заряд в какой-нибудь из пушек. И отключи связь. Не позволяй, чтобы Станция что-либо знала, разве только я буду говорить с ней.
   Мы идем.
   Оставив Морн и закрыв внутренние двери, он поспешил на мостик.
   Она быстро стянула с лица дыхательную маску; бросила ее и тяжелый скафандр рядом со скафандром Ника. Затем набрала комбинацию, открывающую двери, и поспешила за ним.
   Но она остановилась, когда сообразила, что Дэвис не следует за ней.
   Он сидел согнувшись, прислонившись спиной к двери, и его колени упирались в грудь. Голова лежала на коленях.
   В такой позе он настолько не походил на Ангуса, что Морн едва не расплакалась. Ему очень не хватало жестокого и маниакального инстинкта выживания, который был у его отца.
   Она вернулась к нему. После того, как она назвала его имя, у нее перехватило дыхание, и она не могла продолжать.
   – Я этого не понимаю. – Поза Дэвиса и его маска приглушали голос. – Я ничего не могу вспомнить. Он собирается сделать со мной нечто ужасное.
   В скорби и отчаянии Морн крикнула:
   – Вероятно, это правда. Он нехороший человек. Но мы не должны бояться его. У нас нет другого выбора. Он может оставить нас здесь – оставить нас Амниону. Тогда мы потеряем все. Мы перестанем быть людьми. Нас накачают мутагенами, и мы станем похожими на них. Если нам повезет, мы даже не заметим, как присоединились к расе, которая хочет избавиться от всего человеческого.
   Дэвис, послушай меня! Насколько мне известно, ты вторая по значимости ценность в галактике. Ты мой сын. Ты часть меня, в которую я хочу верить. Но первая, самая главная вещь – это не предать человечество. Пока у меня есть дыхание, чтобы сражаться, я не позволю, чтобы это случилось со мной. Или с кем-нибудь еще.
   Она знала, как достучаться до него; знала, какими мотивациями достичь его воли. Они были до сих пор одним и тем же; у него не было времени измениться. В ее силах было убедить его. Эту силу давал ей шизо-имплантат.
   Дэвис медленно поднял голову. Выражение его глаз напомнило ей о чем-то, что она когда-то проклинала и боялась.
   – Если он попытается причинить тебе вред, – сказал Дэвис, – я оторву ему руки.
   Она издала вздох облегчения и ужаса.
   – Это не сработает. Ты его не волнуешь, поэтому он не будет стараться причинить боль мне. Он скорее всего причинит боль тебе, чтобы таким образом помучить меня.
   Несмотря на свой вид, он продолжал говорить, словно ребенок, хныкающий и растерявшийся.
   – Что я ему сделал? Я хотел сказать, что ты ему сделала, когда я был тобой?
   Морн как можно тверже повторила свое обещание.
   – Я расскажу тебе. Я все тебе расскажу. А ты должен будешь все запомнить, когда у нас будет такая возможность. Но не сейчас. Нам нужно идти на мостик. Если мы собираемся защищаться, нам нужно знать, что произошло. Ты сможешь сделать это?
   Всего на мгновение несмотря на мрачное лицо и испуганный взгляд Дэвиса, Морн уловила промелькнувшие в чертах сына черты своего отца; человека, по имени которого он был назван.
   – Смогу
   Видение исчезло. Он выглядел копией Ангуса Фермопила, когда отбросил маску и поднялся на ноги.
   Ее сердце сжималось от любви и отвращения, когда она вела его по коридорам.
   На мостике было людно. Вахта Микки была до сих пор на местах, кроме того, Вектор Шахид занимал свое место инженера. Но Ник занял место командира вместо Микки, и ей негде было сесть. И стояла не только она. Лиете Корреджио стояла рядом вместе с огромным неуклюжим типом, Простаком, третьим оператором наведения, и Пастилем, похожим на хорька третьим рулевым.
   Как только Дэвис и Морн вступили на мостик, все головы повернулись в их сторону. Рот Вектора приоткрылся, вероятно, от удивления; Дэвис был слишком похож на Ангуса. Альба Пармут бросила на мальчика быстрый, оценивающий его сексуальные способности, взгляд. Но внимание Морн было неотрывно приковано к Нику. Сначала она не обращала внимания на то, как на нее смотрят другие; твердый взгляд Микки; косой взгляд Лиете; алчный взгляд третьего оператора наведения; ухмылка Пастиля.
   Пока она не почувствовала силу их взглядов, она не замечала, что у всех четверых оружие.
   – Ты уверен, что это необходимо? – спросила Микка Ника. – Они никуда не денутся. Дьявол, они даже не попытаются куда-нибудь деться.
   – Действуйте, – буркнул Ник, не поворачивая головы. – Закройте их. Отдельно друг от друга. У меня нет времени заниматься ими прямо сейчас. И отключите их интеркомы. Я не хочу, чтобы они переговаривались.
   – Ник!.. – Шок вырвал крик протеста из груди Морн, прежде чем она смогла остановиться.
   Микка, Лиете и двое мужчин дружно вытащили духовые пистолеты. Простак скалился так, словно получил персональное разрешение на какое-то особенно гнусное дело.
   – Ник… – снова повторила Морн, более осторожно, – не делай этого. Он не может оставаться один прямо сейчас. Позволь мне по крайней мере, поговорить с ним. С ним нужно поговорить. Он до сих пор думает, что он – это я. Если он останется наедине с этой мыслью, он потеряет разум.
   – Так и будет, – рявкнул Ник. – Меня не волнует, сколько разумов он потеряет. Тебе не будет позволено говорить с ним, пока я не выясню, почему ты лгала мне. Честно говоря, тебе не будет позволено говорить с ним, пока я не буду уверен, что ты больше не сможешь лгать мне. Если ты не заткнешься и не уберешься отсюда, то заплатишь за это.
   Третий оператор наведения осклабился сильнее.
   – Ник, – беспокойно сказал Скорц. – Сообщение со Станции Возможного.
   Все вокруг замерли.
   – Динамики, – приказал Ник, сквозь зубы.
   Скорц защелкала клавишами. И мгновенно механический голос сказал:
   – Станция Возможного – человеку, предположительно капитану Нику Саккорсо. Приготовьтесь принять эмиссара.
   Ник выпрямился.
   – Торговля необходима. Предположение свидетельствует, что торговля будет… – мгновение паузы, – деликатной. Эмиссар будет говорить от имени Амниона. Для облегчения торговли он поднимется на корабль в одиночку. Достижение целей может быть достигнуто путем общего удовлетворения требований.
   Ник подался вперед.
   – Скорц, передавай: «Требуются дополнительные объяснения. Ни один амнионец не поднимется на борт «Каприза капитана», если я буду оставлен в неведении. Каковы требования?»
   Второй помощник по связи подчинился и застучал по клавишам слегка дрожащими руками.
   Ответ со Станции пришел почти мгновенно.
   – Амнион требует обладания новым человеческим отпрыском, находящимся на борту вашего судна.
   В этот момент Морн почувствовала, как сердце ее разрывается.
   Повернувшись в кресле, Ник взглянул ей в лицо. Его глаза горели злобой и торжеством.
   – Скажи им, – сказал он Скорцу, – «Эмиссар будет допущен на борт».
   Затем он разразился хохотом, повергнув Морн в еще большую панику.
   Сжав кулаки, Дэвис сделал шаг вперед.
   И мгновенно Микка направила оружие ему в голову; Лиете ткнул пистолетом ему в живот.
   – О, дьявол, – Ник подмигнул Микке, – пусть останутся. Я хочу, чтобы они слышали, что скажет этот «эмиссар». Это будет единственным моим удовольствием за весь день.
   Лиете держала свои мысли при себе; но смесь облегчения и страдания исказила черты Микки, когда она опустила оружие.
   Горячий, словно лазер, взгляд Ника не оставлял Морн.
   – Меня не слишком интересует, чтобы ты сказала правду, – сказал он тихо, почти нежно. Его губы были поджаты. – Я предпочитаю месть. Что-то подсказывает мне, что ты скоро узнаешь, что значит лгать мне.
   Единственное, что удерживало ее от того, чтобы броситься на Ника и попытаться выцарапать ему глаза, был полный тупого, отчаянного ужаса взгляд Дэвиса.

Глава 14

   Амнион требует
   Третий оператор наведения был разочарован; он любил насилие так же, как и уничтожение, и хотел овладеть Морн. Но Пастиль был достаточно умен, чтобы увидеть новые возможности для мучений. Он беззвучно улыбнулся, словно слабое эхо Ника, обнажая желтые зубы.
   Никто кроме Ника не смотрел на Морн.
   …требует обладания
   В голосе Лиете прибавилось напряжение, когда она отпускала с мостика Пастиля и Простака. Они подчинились, по дороге отдав свое оружие Микке. Лиете тоже отошла в сторону, отделяясь таким образом от Морн и Дэвиса – а может быть, от Ника и Микки.
   Микка спрятала оба пистолета в шкаф для оружия. Так же как и Лиете, она продолжала держать свое оружие наизготовку.
   Скорц сосредоточил все свое внимание на пульте связи. Пармут изучала Дэвиса; подсознательно она на дюйм расстегнула скафандр. Рансум, второй рулевой, сделала представление пробуя свое место, а ее руки трепетали, словно листы бумаги на ветру. Человек на системе наведения, Карстер, смотрел в затылок Нику. Оставшись без работы, второй оператор скана сидел в позе медитации – руки сложены на коленях, глаза закрыты.
   Вектор тоже закрыл глаза; мускулы его лица расслабились. Без флегматичной улыбки его лицо потеряло свою округлость, выпятились острые скулы.
   – …обладания новым человеческим отпрыском
   Игнорируя Ника, Морн сказала своему сыну:
   – Держись. – Ее горло работало конвульсивно, выдавливая из себя слова. – Я с тобой. Он просто угрожает, чтобы запугать тебя. Он хочет наказать тебя за то, что ты не его сын.
   – Проверь, – резко вмешался Ник.
   Морн стала между ним и Дэвисом; она повернулась к Нику спиной, нацелив всю свою способность убеждать исключительно на Дэвиса.
   – Он не может причинить тебе боли, не причиняя боли мне. А мне он не может причинить боли, не причиняя боли себе.
   – Если ты веришь в это… – ярость гремела в голосе Ника, – ты еще более больна чем я думал.
   – Я его любовница, – продолжала она говорить Дэвису, – лучшая любовница, какая у него когда-нибудь была. Он полностью потеряет меня, если причинит тебе боль. Он тогда окончательно потеряет меня. Он всегда может убить меня, но он никогда не заставит меня снова делать то, что он хочет.
   – Ты лгала мне! – закричал Ник.
   Морн едва не повернулась к нему; едва не ответила: «Ты, сукин сын, я никогда не говорила тебе правды, никогда и ни о чем».
   – …требует обладания… – Она была готова отвести злобу Ника от сына; ее решимости хватило бы, чтобы согласиться на любой риск…
   Но когда она глядела на Дэвиса, то сдерживалась.
   Когда она смотрела на него, сходство с Ангусом становилось все более разительным. Увеличенное страхом и непониманием, он, казалось, наследует черты отца по своей воле. Цвет его глаз был другим, но их разрез как у свиньи напоминал Ангуса в чистом виде; и темнота за ними, бесконечный ужас, в точности напоминал старый заскорузлый страх, который заставлял Ангуса быть жестоким.
   Она продала свою душу за шизо-имплантат в попытке пережить последствия этой жестокости. Когда она видела перед собой отражение Ангуса, ее сердце разрывалось и в нем уже не оставалось места для пульса, для крови.
   Но он не был Ангусом Фермопилом, не был, он был Дэвисом Хайландом, ее сыном. У него могли быть гены Ангуса и его тело; его восприятие могло быть отравлено клеточной памятью Ангуса; его знание о себе могло подпитываться ее воспоминаниями об Ангусе. Но он унаследовал от нее ее разум. И все его точки отсчета были иными, чем у его отца. Морн могла надеяться, что он придет к другим выводам.
   – Ник, – долетел к Морн, несмотря на ее смятение, голос Скорца. – Станция снова обращается к нам.
   Морн услышала легкое шипение сервомеханизмов, когда Ник поворачивал свое сиденье. Инстинктивно она тоже повернулась.
   И снова он скомандовал:
   – Динамики.
   – Станция Возможного – человеку, предположительно капитану Нику Саккорсо, – сообщили динамики на мостике. – Эмиссар Амниона ожидает приглашения на борт вашего корабля.
   – Скажи им… – несмотря на свою ярость, Ник продолжал сохранять небрежную опасную позу, – «Эмиссар Амниона получит приглашение, как только будет организован эскорт». Микка, – сказал он немедленно, – ты будешь эскортом. Не позволяй этой штуке появиться на борту до тех пор, пока не убедишься, что он – единственный. Держи его под прицелом постоянно – мы можем не делать вид, что польщены его визитом.
   – Лиете, твоя работа заключается в том, чтобы Морн и этот сукин сын ничего не сказали и не путались у меня под ногами.
   По лицу Микки пробежала легкая судорога, и лицо второго пилота еще больше помрачнело, словно выражая протест. Тем не менее она кивнула и покинула мостик. Лиете подчинилась, обойдя мостик и став за спинами Морн и Дэвиса с рукой на пистолете.
   Дэвис был слишком наивен, чтобы держать свои мысли при себе. Его разум был сформирован на основе разума Морн; его мысли питались ее желаниями и отвращениями.
   – Когда-нибудь, – пробормотал он, – я сделаю из него лепешку, чтобы он помнил «сукиного сына».
   Ник снова взорвался смехом.
   Амнион требует обладания
   Морн сунула руку в карман и увеличила интенсивность излучения шизо-имплантата.
   С Дэвисом, стоящим рядом с ней, и Лиете Корреджио с пистолетом за ее спиной она ждала эмиссара.
   Внезапно Ник сказал мостику:
   – Ну хорошо. Слушайте. Нам нужно кое о чем подумать, прежде чем вернется Микка. – Он на время забыл о своей ярости. – Амнион хочет заключить сделку. Я бы не хотел, – подчеркнул он, – упускать такую возможность. Но у нас есть все, что нам необходимо. Включая, – он достал кредитную карточку, – достаточно денег, чтобы починить прыжковый двигатель. Дьявол, у нас достаточно денег, чтобы заменить это дерьмо. Тогда о чем же мы будем торговаться?
   Лиете не колебалась.
   – О возможности выбраться отсюда.
   – Для чего? – спросил он. – Они и так сказали нам, что мы можем убраться отсюда. Почему мы должны просить нечто, что они и так обещали нам?
   Вектор открыл глаза.
   – Нет, Ник. Лиете права. – Его взгляд был отстраненным и Вектор не улыбался; кожа на его лице словно бы обвисла. – Все не так просто. Ты сам сказал, что если они задержат нас на достаточно долгое время, то у них хватит времени закончить анализ твоей крови. Но проблемы заключаются не только в этом. Если мы покинем их достаточно медленно, то у них будет достаточно времени. И они отправятся вслед за нами. Они поймают нас. – Голос Вектора казался таким же скрипучим, как пораженные артритом суставы. – А мы, – его руки разошлись в стороны и снова сомкнулись, – в половине светового года от Малого Танатоса. Для нас это целый год на максимальной скорости. У них будет время, чтобы догнать нас, пока мы будем пытаться выжить шесть или девять месяцев, в зависимости от расхода еды.
   – Давай к делу, – сказал Ник все так же резко и враждебно.
   – А дело заключается в том, – Вектор вздохнул, словно отвердел под напряженным взглядом Морн, – что, если ты не отдашь им Дэвиса в качестве компенсации за то, что обманул их, нам крышка. Можно даже не произносить молитв.
   – Кто он? – спросил Дэвис Морн, не слишком тихо, словно составляя список врагов и включая туда Вектора.
   …обладание новым человеческим отпрыском
   – Не сейчас, – прошипела она. – Пожалуйста.
   Ник игнорировал ее и Дэвиса. Вместо этого он набросился на Вектора.
   – Что, если мы продадим его за починку прыжкового двигателя?
   – Я думал об этом. – Несмотря на свою позу и мятые черты лица, Вектор не дрогнул под взглядом Ника. – Но это не сработает. Это отнимет слишком много времени. Судя по тому, что я слышал, их оборудование состоит из тех же частей, что и наше, но отдельные части несовместимы. Мы можем позволить им ковыряться с нашим двигателем, пока они совместят части. Но это создает новую проблему. Нужно будет позволить им подняться на борт. По кораблю постоянно будут бродить амнионцы. Они могут устроить диверсию – или просто схватить нас – когда им это взбредет в голову.
   Инженер, казалось, утверждал, что гибель «Каприза капитана» неотвратима, но Ник отверг эту идею. Все так же небрежно, словно давно предвидел подобную ситуацию – словно расставляя персональную ловушку – он спросил:
   – А что, если мы продадим его за части, а ты починишь двигатель?
   Вектор продолжал смотреть на Ника; но его рот приоткрылся. Через мгновение он пробормотал:
   – Ник, я не настолько хорош.
   – Ты уж постарайся, – сказал Ник почти ласково, – потому что это единственный шанс, который у нас есть. Я дам тебе три часа.
   Краем глаза Морн заметила, как на лице Вектора выступает пот, и свет отражается в маленьких влажных каплях на его физиономии. Но она не думала сейчас ни о нем, ни о том, что он сказал. Конечно же, он был прав; без работоспособного прыжкового двигателя «Каприз капитана» был все равно что мертв; слишком далек от человеческого космоса, чтобы сбежать, когда жульничество Ника будет обнаружено. Но эта дилемма не имела ничего общего с ней. Ее проблема заключалась совсем в другом.
   Намерения Ника были серьезными. Он действительно собирался отдать Дэвиса Амниону.
   Только шизо-имплантат позволил ей удержать вой отчаяния. Мгновение она была готова напасть на Ника – и совершить какой-нибудь безумный поступок, который позволил бы ей погибнуть, пока она еще была человеком и в безопасности; и что могло бы убить и Дэвиса, когда он станет защищать ее. Лучше умереть в битве на мостике корабля Ника, чем стать амнионцем…
   Но вживленное искусственное спокойствие сдерживало ее. Вместо того, чтобы кричать или плакать, она подалась вперед.
   Излучение ее черной коробочки было формой безумия; от нервной стимуляции она начала ткать полотно ресурсов настолько мощное, что вопли и насилие по сравнению с ним казались разумными.
   Она могла сделать это. Если она будет осторожна, она сможет сделать это. Если она потерпит неудачу…
   Если она провалится, ничто на «Капризе капитана» или Станции Возможного не сможет остановить ее. Она ничему не позволит остановить ее.
   Лиете стояла слишком близко; Морн не могла говорить с Дэвисом, не будучи услышанной. Она должна верить, что сможет доверять его разумности, когда Ник вернет его Амниону.
 
 
   Несмотря на максимальность включения, у нее до сих пор оставалась способность – ее шизо-имплантат предоставлял это – быть шокированной когда Микка Васацк привела эмиссара Амниона на мостик.
   Либо существо рядом с Миккой когда-то было человеком и получило мутаген, который не до конца сработал, либо оно начинало как амнионец, а его соплеменники не смогли придать ему человеческий облик. Морн предполагала первое, потому что человеческие части существа выглядели очень убедительно.
   В общих чертах, как и по некоторым деталям, в этом существе можно было узнать мужчину. У него была одна человеческая рука, и большая часть торса была такой же, как у людей. Кожа его голеней над ботинками была бледной и обычной. Половина лица выглядела точно так же, как у любого другого человека. И он дышал атмосферой корабля почти без труда.
   Но его скафандр был сделан из инопланетного материала, поглощающего свет, – был скроен так, чтобы облегать толстые отростки амнионской кожи выше колен. Вторая его рука тоже была голой; амнионские конечности не нуждались в прикрывании материей. Нечеловеческая часть его лица была приспособлена к сернистому свету и жгучей атмосфере Станции Возможного. Глаз амнионца не мигая смотрел с этой стороны лица; из безгубого отверстия рта такого же, как у охранников, торчали несколько зубов.
   – Ник… – сказала бесцветно Микка, словно все эмоции оставили ее, – это эмиссар Амниона.
   – Это, – сказала она, показывая на Ника существу, стоящему рядом с ней, – капитан Ник Саккорсо.
   Продолжая сжимать в руке пистолет, она отступила на шаг и напряглась.
   – Я желаю сесть, – сказало существо голосом, похожим на скрежет ржавого железа.
   Все вокруг уставились на него. Дэвис нахмурился, словно ему попал в глаза дым от горящего масла, по причинам, которых он, наверное не мог бы назвать. Тошнота исказила лицо Альбы. Бледность и пот на лице Вектора придавали ему вид тяжело больного. Рансум барабанила пальцами по пульту, и стаккато демонстрировало ее напряжение. Карстер и второй оператор скана были явно поражены; может быть, они никогда раньше не видели амнионца. Вцепившись руками в сиденье, Скорц тупо бормотал ругательства себе под нос.
   Шрамы под глазами Ника, казалось, слегка изогнулись, словно улыбки.
   – Печально, – ответил он. – У нас нет дополнительных сидений.
   Человеческая половина лица эмиссара вздрогнула при этом сообщении; амнионская часть не шевельнулась. С теми же самыми интонациями он повторил:
   – Я желаю сесть.
   Ник подался вперед, словно его враждебность придавала ему сил.
   – Ты что, оглох? Так вот почему они послали тебя провести это дело – потому что ты ничего не слышишь? Это сделает тебя крутым сукиным сыном для торговли. Я уже сказал, что у нас нет лишних сидений.
   Существо повернуло голову. Казалось, амнионец заметил оружие Лиете, так же, как и пистолет Микки. Его глаза медленно обвели весь мостик. Если он был особо заинтересован в Дэвисе или Морн, он не показывал этого.
   И словно ничто не могло поколебать его – словно амнионец не мог заставить себя измениться – он повторил:
   – Я желаю сесть.
   – В таком случае, – буркнул Ник, позволяя себе продемонстрировать свой гнев, – ты можешь убираться отсюда. Если ты будешь отнимать у нас время, требуя вежливости, которой у нас нет, то говорить нам не о чем.
   Кивок эмиссара позволял предположить, что он ничего не понял. И снова он сказал:
   – Я желаю сесть.
   Кровавая ярость засверкала в глазах Ника.
   – Хорошо, Микка. Отстрели ему ноги. Тогда это дерьмо сможет сесть на палубу, мать твою.
   Микка подняла пистолет и прицелилась.
   Амнионец, должно быть, понимал то, что слышал. Он повернулся и смерил взглядом Микку. Его человеческий глаз резко мигнул, сигнализируя о взволнованности; нечеловеческий смотрел неподвижно. Затем он повернулся и посмотрел на Ника.
   – Я желаю сесть.
   Ник смотрел на эмиссара так, словно готов был его уничтожить. Но существо не дрогнуло и не проявило никакой другой реакции – за исключением семафора своим человеческим глазом – и Ник внезапно развел руками.
   – Дерьмо всемогущее! – застонал он. – Если так вы собираетесь вести дела, мы все умрем от скуки прежде, чем о чем-нибудь договоримся. Садись здесь. – Он сделал жест в сторону пульта рулевого. – Рансум, уступи место. Отключи свое место и позволь нашему трахнутому гостю сесть.
   Рансум вскочила; ее пальцы скользнули по панели. Как только все индикаторы потухли, она отошла с дороги эмиссара.
   Без всякого выражения существо подошло к месту рулевого и село. Словно устраиваясь, амнионец положил свои неодинаковые руки на панель.
   – Для вашего удобства, – сказал он ржавым голосом, – меня зовут Марк Вестабуль. Как вы можете заметить, я экспериментальное существо. Я был когда-то одним из вас. Амнион хотел проверить, можно ли изменить мою генетическую сущность не меняя моей формы. Попытка была не совсем успешной. Но моя прошлая идентичность дает мне преимущество в делах с людьми. Я могу, – он сделал паузу, – понимать их.
   – Некоторые фразы исчезают, и я потерял смысловые куски языка. Это потому, что некоторые формы знания и поведения заложены скорее генетически, нежели нейрологически. Я упоминаю это на тот случай, если в выполнении моих обязанностей не хватает точности. Тем не менее, я обычно защищен от осложнений, которые мешают нашим попыткам перевести человеческий язык и мысли. Таким образом мне был придан статус принятия решений. Я облечен властью предпринимать действия в данной ситуации.
   – Каковы ваши требования?
   В некотором смысле Нику тоже был «придан статус принятия решений». Не желая выглядеть колеблющимся, он сказал коротко:
   – Так случилось, что у меня несколько требований. Вот первое. Я хочу услышать объяснения.