Ёсикава Эйдзи. Честь самурая

   — Поздравляю от всей души! Токитиро, мне стыдно перед тобой. Ты очень честный, а я…
   — О чем ты?
   — Ты ничего от меня не скрываешь, а я постоянно кое-что от тебя утаиваю. Честно говоря, я выполняю особые задания, помнишь, ты меня однажды приметил. Я получаю отдельное вознаграждение из рук князя. Я отсылаю эти деньги домой.
   — У тебя есть семья?
   — В Цугэмуре, в провинции Оми, у меня есть дом, семья и человек двадцать прислуги.
   — Правда?
   — Мне неудобно угощаться за твой счет. Если нам суждено чего-то добиться в этой жизни, мы оба сможем и угощать, и принимать угощение. Все в наших руках.
   — Ты прав.
   — Нас с тобой ждет счастливое будущее.
   Токитиро ощутил прилив сил. Мир казался ему необыкновенно ярким и радостным.
   Токитиро был счастлив не из-за того, что получал теперь тридцать канов. Новый пост означал и награду за два года безупречной службы. Расход дров и угля снизился более чем наполовину. Но больше всего Токитиро радовала похвала князя. «Тебя ждут другие дела. Назначаю тебя конюшим», — звучали у него в ушах слова Нобунаги. Прирожденный военачальник, Нобунага знал, как разговаривать со своими воинами. Неожиданный взлет вскружил голову Токитиро. Он походил на дурачка, когда в полном одиночестве с блуждающей улыбкой на лице бродил по улицам Киёсу. Впрочем, он всегда любил гулять по городу.
   В день, когда Токитиро объявили о новом назначении, ему предоставили пятидневный отпуск… Ему нужно было устроиться в новом доме, обзавестись всем необходимым, нанять управляющего и слугу. Правда, дом, отведенный ему, располагался на задней улочке. На воротах его не было таблички с именем хозяина, глинобитная стена оказалась невысокой и непрочной, как обыкновенная изгородь. Дом состоял из пяти комнат. В любом случае это был его дом, и он впервые в жизни чувствовал себя хозяином. Он рассмотрел дом со всех сторон. По соседству жили только конюшие. Токитиро направился засвидетельствовать почтение главному конюшему. Хозяина не оказалось дома, и Токитиро поговорил с его женой.
   — А вы не женаты? — поинтересовалась она.
   Токитиро кивнул в ответ.
   — Это доставит вам некоторые неудобства. У меня есть слуги и лишняя мебель. Пожалуйста, берите все, что вам необходимо.
   — Вы очень добры, — сказал Токитиро.
   Жена главного конюшего проводила его до ворот и кликнула двух своих слуг:
   — Это господин Киносита Токитиро, новый конюший. Он скоро поселится в доме под павлонией. Помогите ему привести там все в порядок.
   В сопровождении слуг Токитиро осмотрел свое жилище. Внутри дом оказался просторнее, чем ему показалось снаружи.
   — Замечательный дом, — пробормотал Токитиро.
   Токитиро узнал, что последним обитателем дома был некто Комори Сикибу. Дом долгое время простоял в запустении, но Токитиро он казался дворцом.
   — Павлония на заднем дворе — вещий знак, ведь с древнейших времен на гербе рода Киносита изображено именно это дерево, — сказал Хиёси слуге.
   Он сомневался в истинности своих слов, но прозвучали они внушительно. Он вроде бы видел похожий герб на старых доспехах или на ножнах отцовского меча.
   Радость переполняла сердце Токитиро, и ему хотелось поделиться ею со всем миром, но его ждали великие свершения, поэтому он воспитывал в себе выдержку. Токитиро уже корил себя за то, что проговорился о павлонии, но не из каких-то опасений, а потому, что не придавал значения гербам. Он не хотел прослыть хвастуном. В душе он признавался себе, что любит прихвастнуть. В конце концов, завистливые и недоброжелательные люди, превратно толкующие каждое его слово, не будут его союзниками и помощниками на пути к блистательному будущему.
   Позже люди видели, как Токитиро покупал мебель. В лавке ношеной одежды он присмотрел себе накидку с вышитой на спине белой павлонией. Такие накидки носили поверх доспехов. Она оказалась недорогой. Токитиро сразу же облачился в обновку. Синяя накидка из тонкого хлопка трепетала на ветру. Ворот украшала золотая парча. Токитиро гадал, кем был прежний владелец накидки, повелевший вышить белую павлонию.
   «Вот бы показаться матушке», — радостно думал Токитиро.
   Здесь, в богатой части города, его охватили горькие воспоминания. Он мысленно вернулся в гончарную лавку в Синкаве. Он вспомнил, какое жалкое зрелище являл собой. Босой мальчонка, толкающий тяжелую тележку с гончарной утварью. Загадочные и высокомерные обитатели города смотрели на него с презрением. Какими красивыми ему казались горожане. Он остановился у мануфактурной лавки, заваленной отменными товарами из Киото.
   — Пожалуйста, доставьте все немедленно, — распорядился Токитиро, расплачиваясь за покупки.
   Оказавшись на улице, он с грустью подметил, что стоит полдня походить по лавкам, и кошелек пустеет.
   «Горячие пышки» — было выведено перламутровыми иероглифами на изящной вывеске у перекрестка. Пышки славились далеко за пределами Киёсу.
   — Добро пожаловать! — поклонилась служанка в красном переднике. — Здесь хотите полакомиться или домой возьмете?
   Токитиро уселся на высокий стул и важно произнес:
   — Сначала я съем одну пышку здесь, а потом попрошу отправить корзину побольше ко мне домой, в Накамуру. Спроси у возчика, когда он собирается в ту сторону. Я заплачу за его усердие.
   Человек, стоявший спиной к Токитиро, пек пышки с завидным старанием. Это был владелец лавочки.
   — Огромное вам спасибо, господин, за вашу щедрость.
   — Я рад, что у вас неплохо идут дела. Я попросил доставить пышки в мой дом.
   — Непременно, господин.
   — Спешки нет, но я надеюсь, вы выполните мою просьбу. Вложите в корзину вот это письмо. — Он протянул лавочнику письмо, на котором значилось: «Матушке от Токитиро».
   Лавочник, взяв письмо, спросил, действительно ли дело не очень срочное.
   — Как вам удобно будет. Твои пышки всегда придутся матушке по вкусу. — С этими словами Токитиро откусил от пышки.
   Ее вкус пробудил в нем грустные воспоминания. Мать очень любила эти пышки. Он вспомнил дни нищего детства, когда, проходя мимо лавочки, мечтал купить пышки для нее и хотя бы одну для себя. Увы, в те дни ему оставалось лишь безропотно толкать перед собой тяжелую тележку.
   Самурай, сидевший в лавочке, поглядывал на Токитиро.
   — Вы не господин Киносита? — спросил он, доев пышки.
   Самурай был с молодой девушкой.
   Токитиро низко поклонился. Это был лучник Асано Матаэмон. Он по-доброму относился к Токитиро еще с тех пор, когда тот был простым слугой. Юноша выказывал лучнику особое уважение. Лавочка находилась далеко от крепости. Матаэмон пребывал в хорошем настроении.
   — Ты здесь один?
   — Да.
   — Садись с нами. Я с дочерью.
   — Так это ваша дочь!
   Токитиро взглянул туда, где девушка лет семнадцати нарочито повернулась к нему спиной. Он видел только белую шею. Вокруг шумели посетители. Девушка была хороша собой, и не только на взгляд Токитиро, в котором рано проснулся вкус к прекрасному. Красота девушки бросалась в глаза всем.
   Токитиро по приглашению Матаэмона пересел к ним.
   — Нэнэ, — представил Матаэмон дочь.
   Красивое имя шло девушке. Взгляд ее был не возрасту проницательным, а черты лица безупречны.
   — А это Киносита Токитиро, его на днях произвели в конюшие. Знакомьтесь!
   — Я… — Нэнэ залилась краской. — Мы с господином Киноситой знакомы.
   — Как это знакомы? Где и когда вы успели познакомиться?
   — Господин Токитиро шлет мне письма и подарки.
   — Неужели! А ты отвечаешь на его письма? — спросил потрясенный отец.
   — Ни разу.
   — Непростительно утаивать такие письма от отца.
   — Я всегда говорила матушке, и она возвращала подарки, кроме тех, что приходили по праздникам, как положено.
   Матаэмон перевел взгляд на Токитиро:
   — Я всегда опасался чего-нибудь подобного. И все же недоглядел. Невероятно! Я слышал, что Обезьяна очень ловкий, но не ведал, что он подбирается к моей дочери.
   Токитиро почесал в затылке. Он побагровел от стыда. Наконец Матаэмон засмеялся, и Токитиро с облегчением вздохнул, хотя щеки у него пылали. Он влюбился в Нэнэ, не ведая о ее чувствах.

Книга вторая
ВТОРОЙ ГОД КОДЗИ
1556

ПЕРСОНАЖИ И МЕСТА ДЕЙСТВИЯ

   А с а н о М а т а э м о н — вассал клана Ода
   Н э н э — дочь Матаэмона
   О к о и — жена Матаэмона
   М а э д а И н у т и ё — оруженосец Оды Нобунаги
   Я м а б у т и У к о н — вассал клана Ода
   Т о к у г а в а И э я с у — князь Микавы
   С э с с а й — буддийский монах и военный советник клана Имагава
   И м а г а в а Ё с и м о т о — князь Суруги
   И м а г а в а У д з и д з а н э — старший сын Ёсимото
   Ё с и т э р у — тринадцатый сёгун династии Асикага
   Н а г о я — двоюродный брат Оды Нобунаги
   И к э д а С ё н ю — вассал клана Ода и друг Токитиро
   Т а к и г а в а К а д з у м а с у — один из самых влиятельных вассалов Нобунаги
 
   Сумпу — главный город провинции Суруга
   Окадзаки — главный город провинции Микава
   Киото — императорская столица Японии

КРАСИВЫЙ МУЖЧИНА

   — Окои! — крикнул Матаэмон с порога собственного дома.
   Жена поспешила навстречу.
   — Приготовь сакэ. Я привел гостя.
   — Кого же?
   — Друга нашей дочери.
   Следом за хозяином в дом вошел Токитиро.
   — Господин Киносита?
   — Окои, ты меня обманывала все это время. Подобное поведение непростительно для жены самурая. Оказывается, господин Киносита и наша Нэнэ давно знакомы, а ты об этом знала, а мне ничего не говорила. Почему?
   — Твои упреки справедливы. Прости меня!
   — Ну ладно! Вообрази, каким скверным отцом считает меня Токитиро!
   — Дочь получала письма, но никогда не скрывала их от меня.
   — Надеюсь.
   — Нэнэ ведь умная девочка. Я уверена, она ничего предосудительного не сделала. Вот мне и казалось, что не обязательно тревожить тебя из-за каждого письма, которое она получает.
   — Захвалила нашу дочь! Впрочем, я совсем не понимаю современную молодежь!
   Матаэмон повернулся к Токитиро, который чесал в затылке, недоуменно поглядывая на хозяев. Матаэмон расхохотался, поняв, что невольно преградил гостю дорогу в дом.
   У Токитиро замирало сердце от счастья, что его пригласили в гости к возлюбленной, причем ее родной отец.
   — Что же мы на пороге топчемся!
   Матаэмон провел Токитиро в гостиную.
   Дома лучников были не лучше жилища Токитиро. Все вассалы клана Ода, независимо от ранга, жили довольно скромно. И здесь единственной роскошью были дорогие доспехи хозяина.
   — А где Нэнэ?
   — Пошла к себе.
   Окои предложила гостю воды.
   — А почему она не ухаживает за гостем? Вечно убегает и прячется.
   — Она, должно быть, приводит себя в порядок.
   — Глупости какие! Скажи, чтобы быстро пришла и помогла накрыть на стол. Угостим Токитиро простой домашней едой.
   — Что ты говоришь! — смутилась Окои.
   Токитиро чувствовал себя скованно. В компании грубых обитателей крепости он слыл остряком и весельчаком, но здесь оказался застенчивым юношей.
   Наконец появилась Нэнэ и учтиво поприветствовала гостя. Девушка немного подкрасилась.
   — Извините за скромный прием, но чувствуйте себя, как дома, — сказала Нэнэ, ставя на стол поднос с закусками и кувшинчиком сакэ.
   Матаэмон расспрашивал Токитиро о жизни, а тот отвечал как во сне, завороженно глядя на красивую девушку. «Прелестный профиль», — думал он, но его пленяло ее безыскусное обаяние. В Нэнэ не было жеманства, присущего многим женщинам, которые пренебрегают мужчинами или притворяются, будто они равнодушны к ним. Кому-то она показалась бы худой, но это была хрупкость полевого цветка, залитого светом луны. Токитиро не сводил с Нэнэ восхищенного взгляда.
   — Еще сакэ? — предложил Матаэмон.
   — Спасибо.
   — Ты ведь сказал, что сакэ понравилось тебе.
   — Правда очень вкусное.
   — Чувствуешь себя хорошо? Голова не кружится?
   — Нет.
   Оперевшись локтем на край стола, Токитиро не отрываясь смотрел на личико Нэнэ, казавшееся при свете лампы болезненно бледным. Она взглянула в его сторону, и юноша смутился.
   — Я, похоже, сегодня слегка переусердствовал, — сказал он, закрыв глаза ладонью, и покраснел, поняв, что выдал свои чувства Нэнэ.
   Токитиро подумал, что когда-нибудь и ему придет пора жениться. Невеста его непременно должна быть красавицей. Он невольно задался вопросом: смогла бы Нэнэ справиться с нищетой и невзгодами и родить ему здоровых детей? В его положении женитьба повлекла бы за собой серьезные денежные затруднения, однако он твердо знал, что и в будущем его не ждут несметные богатства, а неприятностей и тревог окажется в избытке.
   Приглядывая невесту, мужчина обычно судит о ней по внешности и добродетели. Токитиро считал, что не менее важно найти такую жену, которая искренне полюбила бы его мать, простую крестьянку, и воодушевляла и вдохновляла мужа на великие свершения. Вдобавок ко всем достоинствам избранница Токитиро должна смириться с бедностью. «Не такова ли Нэнэ…» — думал он.
   Токитиро серьезно заинтересовался Нэнэ не сегодня. Он давно поглядывал на дочку Матаэмона, думая, что такая девушка достойна его. Он приметил ее, не зная, чья она дочь, и начал втайне посылать ей письма и подарки. Сегодня вечером он осознал глубину своих чувств.
   — Нэнэ, я хочу потолковать с Токитиро с глазу на глаз, пожалуйста, оставь нас ненадолго.
   Слушая Матаэмона, Токитиро представил, будто уже доводится ему зятем, и вновь залился краской.
   Нэнэ вышла из комнаты, а Матаэмон, выпрямив спину, заговорил:
   — Киносита, я буду говорить без обиняков. Я знаю, ты честный человек.
   — Слушаю вас.
   Токитиро польстила откровенность Матаэмона, о чем бы ни зашел разговор. Он тоже выпрямился, готовый выполнить любую просьбу Матаэмона.
   — Видишь ли… Ну ладно… Нэнэ в том возрасте, когда пора замуж.
   — Да, возраст подходящий…
   В горле у Токитиро пересохло, и он почему-то испугался. Зачем он сделал это замечание? Достаточно было промолчать или кивнуть в ответ. Впрочем, Токитиро имел обыкновение вступать в разговор там, где следовало бы помалкивать.
   — Дело в том, что к ней уже сватаются несколько человек. Предложения очень лестные. Женихи занимают высокое положение в обществе. Как отец, я должен сделать выбор.
   — Это, верно, непросто.
   — И все-таки…
   — Да?
   — Тот, кто нравится отцу, не обязательно придется по душе дочери.
   — Понятное дело. Счастье женщины зависит от удачного замужества.
   — У нашего господина есть молодой оруженосец Маэда Инутиё. Ты его, конечно, знаешь.
   — Господина Маэду? — Токитиро часто заморгал.
   — Господин Инутиё из хорошей семьи. Он упорно домогается руки и сердца Нэнэ.
   Токитиро не смог ничего сказать в ответ, лишь горестно вздохнул от внезапного появления опасного соперника. Изящное лицо, красивый голос, безупречные манеры Инутиё, которыми он обзавелся на службе у Нобунаги, вызывали у Токитиро дикую ревность. Его собственная внешность, мягко говоря, удручала его. Все в крепости по-прежнему обзывали его Обезьяной. Слова «красивый мужчина» повергли его в дрожь. Красота Инутиё была очевидной и предвзятому глазу.
   — Вы собираетесь выдать за него Нэнэ?
   Собеседники становились все откровеннее друг с другом.
   — Что? А, нет! — Матаэмон покачал головой. Он поднес к губам чашечку с сакэ с таким видом, словно вопрос Токитиро вывел его из глубочайших раздумий. — Я, как отец, был бы счастлив видеть своим зятем столь благородного господина, как Инутиё, и, честно говоря, уже дал ему согласие. Моя дочь и слышать не хочет отцовского совета. Правда, это единственный пример ее непослушания.
   — Вы хотите сказать, что ей неприятен разговор об Инутиё?
   — Она молчит, но и радости не выказывает. Можно сказать, что она не в восторге от жениха.
   — Понятно.
   — Разговоры о замужестве порой скучны, — сказал Матаэмон, но лицо у самурая оставалось озабоченным.
   В конце концов, замужество дочери — дело чести отца. Матаэмон восхищался Инутиё, считая его молодым человеком с блестящим будущим. Инутиё попросил руки его дочери, и Матаэмон радостно согласился, не посчитав нужным посоветоваться с Нэнэ. Он горделиво объявил дочери о предстоящем замужестве, превознеся достоинства Инутиё, но она восприняла эту весть без радости. Нэнэ разволновалась, но больше от гнева. Отца и дочь связывают кровные узы, но Матаэмон понял, что их взгляды на идеального мужа не совпадают. Теперь Матаэмон не знал, что делать. Ему было стыдно перед Инутиё и как отцу, и как самураю.
   Инутиё, заручившись согласием Матаэмона, объявил друзьям о предстоящей женитьбе на дочери Асано и позвал их на свадьбу.
   Матаэмон поведал Токитиро о возникших затруднениях, а день помолвки неотвратимо приближался. Пока ему удавалось откладывать свадьбу, ссылаясь на то, что «мать Нэнэ нездорова» или, «что, по словам жены, этот год для замужества неудачен». Но запас отговорок иссяк, и Матаэмон совершенно растерялся.
   — Ты парень сообразительный, придумай что-нибудь!
   Токитиро не менялся в лице, если и напивался. До разговора с Матаэмоном он дал волю мечтам, но сейчас, выслушав откровения отца Нэнэ, посерьезнел.
   «Трудный у меня соперник», — подумал он. Инутиё был из тех красавцев, которых ненавидел Токитиро. Безупречным человеком молодого самурая назвать было нельзя. Выросший в охваченной раздорами стране, он был храбр, но упрям и подвержен припадкам неистового гнева.
   Инутиё впервые воевал под водительством Нобунаги в тринадцатилетнем возрасте. Он оказался удачливым и смелым для того, чтобы вернуться с битвы с вражеской головой. Когда приверженцы Нобуюки подняли мятеж, Инутиё отважно бился на стороне старшего брата. Противник поразил его стрелой в правый глаз, но Инутиё, спрыгнув с коня, отрубил лучнику голову и протянул ее Нобунаге. Проделал он это со стрелой в глазу.
   Он был самоотверженным воином и красивым мужчиной, хотя правый глаз у него теперь превратился в узкую щелку, словно бы зашитую ниткой. Его вспыльчивый нрав не мог укротить даже Нобунага.
   — Как быть с Инутиё? — переспросил Матаэмон.
   Обоих охватило отчаяние. Токитиро, отличавшийся изворотливостью ума, не знал, что посоветовать.
   — Ладно, не печальтесь. Я что-нибудь придумаю, — сказал он после долгого молчания.
   Токитиро вернулся в крепость. Забыв о собственных делах, он размышлял над задачей, которую предстояло решить Матаэмону. Токитиро воспринял как большую честь то, что отец возлюбленной доверился ему, хотя хлопоты сулили юноше затруднения.
   Теперь Токитиро понял, как велика его любовь к Нэнэ.
   «Это и есть любовь?» — вопрошал он себя, ощущая загадочный трепет сердца. Произнесенное вслух слово «любовь» вызывало у него неприятное чувство. Ему не нравилось, что оно было у всех на устах. Разве еще в ранней юности он не отказался от надежды на любовь? Его внешность и повадки, которые помогали ему выстоять в борьбе с невзгодами жизни, вызывали у красивых женщин лишь презрение и насмешку. Токитиро в душе волновала красота, ему были не чужды возвышенные чувства. Он воспитал в себе такое терпение, что легкомысленные красавицы и высокомерные красавцы не могли соперничать с ним в жизненной стойкости.
   Судьба награждала Токитиро одними пинками, но он не отступался от задуманного. «Когда-нибудь я им всем покажу!» — поклялся он самому себе. Женщинам еще предстоит перессориться и передраться, добиваясь благосклонности уродливого коротышки. Эта мысль согревала его в любых испытаниях. Токитиро смотрел на женщин словно бы из своего блистательного будущего. Он презирал мужчин, боготворящих женскую красоту. Презирал он и тех, кто превращает любовь в игру воображения и в сокровенную тайну, тех, кто почитает ее высшим благом, дарованным человеку Небесами, тех, кто черпает наслаждение в неутолимой печали от любви.
   Чувство к Нэнэ поколебало сложившиеся представления Токитиро о женщинах и любви. Любовь и ненависть овладевают человеком помимо его воли, Токитиро смирился с тем, что полюбил девушку. Погружаясь в сон, он видел изящный профиль Нэнэ.
 
   Следующий день у Токитиро был свободным от службы. Новый дом под павлонией нуждался в ремонте, кроме того, надо было расставить мебель. Токитиро тем не менее остался в крепости, надеясь как-то подступиться к Инутиё, который всегда держался около Нобунаги. Поднявшись на высокий деревянный помост вместе с князем, Инутиё взирал на остальных вассалов едва ли не важнее, чем его господин. Когда люди вроде Токитиро приходили с делом к Нобунаге, Инутиё выслушивал их с ухмылкой, от которой на щеках у него появлялись ямочки.
   «Обезьяна! Опять глаза мозолит!» Инутиё молчал, но его вид был красноречивее слов. Единственный глаз словно пронзал людей насквозь. Токитиро, считая Инутиё вздорным, и прежде держался от него подальше.
   Пока Токитиро разговаривал со стражем у главных ворот, кто-то прошел мимо, бросив на ходу:
   — Господин Токитиро, у вас сегодня свободный день?
   Обернувшись, Токитиро увидел Инутиё. Он нагнал княжеского оруженосца и сказал:
   — Господин Инутиё, у меня к вам деликатное дело.
   — Государственное или личное? — с обычным высокомерием спросил тот.
   — Я уже сказал, деликатное, то есть личное.
   — В таком случае оно может обождать. Я вернулся в крепость, выполнив поручение князя, и у меня нет времени на пустую болтовню. Прощайте! — Резко оборвав разговор, он поспешил прочь.
   «Неприятный человек, но в служебном рвении ему не откажешь», — подумал Токитиро. Он равнодушно посмотрел вслед Инутиё, затем быстрым шагом направился в город. Подойдя к своему дому, Токитиро увидел, что ему красят ворота и втаскивают в дом какие-то вещи.
   «Может, я ошибся домом?» — подумал Токитиро, оглядываясь по сторонам.
   — Эй! Господин Киносита! Идите сюда! — окликнули его из кухни.
   — Ах, это вы!
   — Что это значит? Где же вы были? За вас другие делают вашу работу! — Это был один из его прежних напарников по кухне. — Ну да ладно! Вы и так, похоже, времени зря не теряете!
   Токитиро вошел, и ему показалось, что он гость в чужом доме. Здесь были и лакированный комод с ящичками, и полки. Все это принесли его друзья, узнав о неожиданном повышении Токитиро. Не обнаружив счастливчика дома, они занялись уборкой, расстановкой мебели и даже решили покрасить ворота.
   — Спасибо! Вы так добры!
   Токитиро принялся помогать незваным помощникам, но ему оставалось только разлить сакэ по кувшинчикам и расставить их по подносам.
   — Господин Киносита, — заговорил один из поставщиков, считавший себя должником Токитиро с тех пор, как тот ведал дровами и углем в крепости, — вот девушка из нашей деревни. У вас теперь много дел по дому. Может, возьмете ее в служанки? — Он указал на круглолицую девушку, ловко хлопотавшую в кухне.
   — Мне нужен еще слуга и мальчик-рассыльный, так что я буду весьма признателен, если вы кого-нибудь присоветуете.
   Вскоре все уселись в кружок и началось застолье по случаю новоселья.
   «Хорошо, что я вернулся сегодня. Какой был бы стыд, если бы меня, хозяина, не оказалось дома». Токитиро стыдился своей забывчивости. Прежде ему не доводилось принимать гостей, но пора осваивать правила хорошего тона.
   Гости пили и беседовали, а соседские жены по очереди заходили в дом, чтобы поздравить юношу с повышением по службе.
   — Господин Киносита! Хозяин дома! — обратился к нему один из гостей.
   — В чем дело?
   — Что за вопрос? А вы уже обошли соседей, чтобы засвидетельствовать им свое почтение?
   — Нет.
   — Неужели? Разве вы из тех, кто поет и пляшет, дожидаясь, пока к нему сами придут? Оденьтесь в парадную одежду и немедленно отправляйтесь по соседям. Представьтесь, сообщите, что вы здесь поселились, и о своем новом назначении.
   Через несколько дней у Токитиро появился слуга. Он был из той же деревни, что и служанка. И затем Токитиро нанял еще одного человека. Несмотря на скромное жалованье, он обзавелся и домом, и челядью. Теперь, когда Токитиро в синем плаще с белой павлонией на спине выходил из дому, его провожали служанка и двое слуг.
   Однажды утром, размышляя о том, что для полноты счастья ему нужно жениться на Нэнэ, Токитиро миновал мост через ров перед крепостью. Замечтавшись, он не заметил человека, с ухмылкой шедшего ему навстречу. Думал о Нэнэ? Нет, теперь он думал об обороне крепости в случае возможной осады. Это ведь не ров, а одно название. Он такой мелкий, что после десяти дней жары в нем оголяется дно. При штурме хватит и тысячи мешков с песком, чтобы завалить его. К тому же в крепости скудный запас питьевой воды. Следовательно, вода оказывается уязвимой точкой обороны. На долгую осаду ее не хватит… Бормоча себе под нос что-то непонятное для чужого уха, Токитиро не обратил внимания на человека гигантского роста, шагавшего ему навстречу.
   — Господин Обезьяна! Уже приступили к службе? — Встречный похлопал Токитиро по плечу.
   Токитиро, подняв глаза, взглянул в лицо говорящему. В это мгновение в голове мелькнул ответ на мучивший его вопрос:
   — Нет, пока развлекаюсь.
   Человеком, прервавшим раздумья Токитиро, был, разумеется, Маэда Инутиё. С тех пор как он грубо оборвал их беседу, они не встречались. Неожиданное столкновение вне стен крепости показалось юноше добрым знаком. Разговор начал сам Инутиё:
   — Господин Обезьяна, тогда в крепости вы мне что-то говорили о деликатном деле. Я сейчас не на службе, поэтому готов вас выслушать.