Ёсикава Эйдзи. Честь самурая

   — Ты готов говорить?
   — Да.
   — Хорошо. Я буду допрашивать, — сказал Мицухару.
   — Начинай.
   — Что ты скажешь о…
   Выдержка Хиёси заставила его умолкнуть на полуслове, и Мицухару пробормотал:
   — Он какой-то чудной. Может, просто дурковат от природы, а может, дурачит нас.
   Хиёси зло усмехнулся, но Мицухидэ оставался серьезным, обеспокоенно поглядывая на юношу. Мицухидэ и Мицухару снова принялись расспрашивать его.
   — Ладно, — ответил Хиёси. — Я расскажу о том, что задумано. Сам я в заговоре не участвую и не имею с разбойниками ничего общего, поэтому обещайте сохранить мне жизнь!
   — Договорились, тем более что цена ее невелика.
   — Сегодня ночью вспыхнет большой пожар, если ветер будет подходящий.
   — Где?
   — Точно не знаю, но ронины, остановившиеся на постоялом дворе, тайком обсуждали это. При южном или западном ветре они соберутся в роще за храмом Дзёдзайдзи, потом разобьются на группы и подожгут город.
   — Что?
   Мицухару разинул рот. Мицухидэ сглотнул комок, подкативший к горлу.
   Хиёси, не обращая внимания на их смятение, поклялся, что больше ничего не знает, а все сказанное случайно подслушал из разговора соседей по ночлежке. Он заверил, что хочет поскорее распродать свой товар и немедленно вернуться домой, в Накамуру, к любимой матушке. Мицухидэ и Мицухару понемногу пришли в себя.
   — Мы тебя отпустим, но не раньше ночи. Матаити, забери его и покорми, — распорядился Мицухидэ.
   Ветер начал усиливаться, он дул с юго-запада.
   — Мицухидэ, что, по-твоему, они предпримут? Ветер западный.
   Мицухару озабоченно смотрел на проносящиеся по небу тучи. Мицухидэ молча сел на веранде у входа в библиотеку. Уставившись в пустоту, он погрузился в размышления.
   — Мицухару, — произнес он, — в последние дни не говорил ли дядя чего-нибудь необычного? Может быть, даже странного?
   — Нет.
   — Ты уверен?
   — Ну, сейчас, когда ты задал такой вопрос… Сегодня утром, отправляясь в крепость Сагияма, он сказал, что нас ждут большие неприятности, поскольку отношения между князем Досаном и князем Ёситацу резко ухудшились. Сказал, что на случай непредвиденных событий следует, по обыкновению, держать наготове людей, лошадей и оружие.
   — Он сказал это сегодня утром?
   — Да.
   — Вот оно что! — Мицухидэ хлопнул себя по колену. — Он намекнул тебе на то, что ночью будет сражение. В заговорах даже ближайших родственников держат в неведении. Он, вероятно, участвует в этих кознях.
   — Ночью будет битва?
   — Люди, собирающиеся в полночь за храмом Дзёдзайдзи, — вражеские лазутчики, засланные князем Досаном. Скорей всего, они из клана Хатидзука.
   — Князь Досан, похоже, решился изгнать князя Ёситацу из крепости.
   — Да.
   Мицухидэ самодовольно кивнул, но тут же мрачно закусил губу:
   — Мне кажется, что план князя Досана провалится. Князь Ёситацу готов к любым неожиданностям. Кровопролитие между отцом и сыном — великий грех. Их покарают боги! Не важно, кто из них победит, в любом случае прольется родная кровь, а владения клана Сайто не увеличатся. Соседи выжидают подходящий момент для вторжения в наши пределы. Смута охватит всю провинцию. — Он тяжело вздохнул.
   Мицухару, не говоря ни слова, мрачно следил за облаками. Ничего не поделаешь, когда у тебя двое господ и они вступают в поединок. Мицуясу, отец Мицухару — преданный сторонник Досана, следовательно, он в первых рядах пойдет на штурм крепости, в которой засел Ёситацу.
   — Мы должны предотвратить зверскую резню! В этом состоит долг верноподданных. Мицухару, немедленно отправляйся в Сагияму и разыщи там отца. Вы с отцом должны отговорить князя Досана от его замыслов.
   — Хорошо.
   — А я вечером отправлюсь к храму Дзёдзайдзи и попытаюсь расстроить планы лазутчиков. Остановлю их любой ценой.
   Три больших очага стояли в ряд на кухне. Над ними высились огромные котлы, каждый вмещал несколько мешков риса. Стоило приподнять крышки, как из-под них вырывались облака пара. Хиёси прикинул, что в доме обитает не менее ста человек. «Здесь столько риса, а матушка и сестра, наверно, голодают», — подумал он. Еда напомнила ему о родном доме.
   — Ветер нынче разгулялся! — сказал старый повар, входя на кухню. Обращаясь к поварятам, он добавил: — Ветер не стихнет и после захода солнца. Поосторожней с огнем! — Он с любопытством посмотрел на Хиёси.
   — А это что за обезьяна? У нас вроде не было таких? — спросил он у слуги.
   — Его поймал господин Мицухидэ. Матаити сторожит его.
   Старый повар взглянул на Матаити, пристроившегося в теплом уголке.
   — Славное занятие! — сказал он, не понимая, что происходит. — Он что, надерзил господам?
   — Нет. Я и сам не знаю, что случилось. Выполняю приказ господина Мицухидэ.
   Матаити было велено держать язык за зубами.
   — Господин Мицухидэ не по годам мудр и проницателен. — Повар почитал Мицухидэ и не упускал случая выразить свое восхищение им. — Редкий человек! Господин Мицухидэ не из тех, кто презирает учение, похваляется тяжестью своего меча и меткостью копья или количеством убитых на поле боя. Как ни заглянешь в библиотеку, он все читает и читает, а ведь и воин отменный! Он много добьется в жизни, уверяю вас.
   Матаити, польщенный тем, что так расхваливают его хозяина, добавил:
   — Ты прав. Я состою при нем с тех пор, когда он был еще мальчиком. Никогда не встречал такого доброго господина. Он — почтительный сын, любит мать, никогда не забывает ей написать.
   — Случается, что годам к двадцати пяти смельчак становится хвастуном, а благородный человек — хлыщом, — заметил старик. — И ведет себя так, словно появился на свет в стойле. Забывает родителей, живет только ради себя…
   — Кстати, несмотря на благородство, — заметил Матаити, — господин мой — человек буйного нрава, хотя с виду и не скажешь. Ярость редко находит на него, но в гневе нет страшнее господина Мицухидэ.
   — Значит, хотя с виду он хладнокровный, но если вдруг рассердится…
   — Точно. Вот, например, как сегодня.
   — Как сегодня?
   — В затруднительном положении, когда ему предстоит решить, кто прав, а кто виноват, он тщательно все взвешивает. Но приняв решение, действует с напором, как мощный поток, прорывающий дамбу. Отдает распоряжения своему двоюродному брату Мицухару.
   — Быть ему полководцем, он прирожденный военачальник.
   — Господин Мицухару во всем полагается на двоюродного брата и выполняет любые его поручения. Сегодня он помчался в крепость Сагияма.
   — Что-то случилось там?
   — Не знаю.
   — Приготовьте побольше рису и сделайте колобки для воинов. Ночью может произойти битва. Так сказал господин Мицухару перед отъездом.
   — Предосторожность, верно?
   — Хорошо бы дело ограничилось одной предосторожностью. Начнись война между Инабаямой и Сагиямой, на какой стороне нам прикажешь сражаться? В любом случае придется стрелять из лука в друзей и родственников.
   — Ну, может, до этого дело и не дойдет. Господин Мицухидэ предпримет все для предотвращения битвы. Я молюсь за его успех. Вот коли соседи на нас нападут, я готов с ними сразиться!
   Настала ночь. Небо было черным-черно. Порывы ветра проникали и в кухню, раздувая пламя в очагах. Хиёси, сидевший около очага, почувствовал запах пригоревшего риса.
   — Эй, рис пригорел! Слышите!
   — Не лезь не в свое дело! — закричали слуги.
   И, пригасив огонь в очагах, один из слуг подставил лестницу к чану и начал перекладывать рис из больших чанов. Свободные от работы начали лепить рисовые колобки. Хиёси работал наравне со всеми. Он отправил себе в рот несколько пригоршней риса, но никто не обратил на это внимания. Все сосредоточенно готовили колобок за колобком, оживленно болтая.
   — Видать, сразимся, а?
   — Неужели не договорятся?
   Готовя припасы на случай боевых действий, каждый надеялся на мирный исход.
   В час Собаки Мицухидэ прислал человека за Матаити. Тот вышел, но сразу же вернулся и закричал с порога:
   — Продавец иголок! Где тут продавец иголок?!
   Хиёси вскочил с места, на ходу слизывая крупинки риса с пальцев. Он вышел из дома, и пронзительный ветер чуть не сшиб его с ног.
   — Пошли! Господин Мицухидэ ждет. Поторапливайся!
   Хиёси поспешил за Матаити. Слуга был в легких доспехах, словно приготовился к битве. Хиёси не знал, куда они направляются. Они оказались у главных ворот, и он понял, что его привели с заднего двора в сад перед домом. Их поджидал какой-то всадник. Это был Мицухидэ в той же одежде, что и днем. В руках он сжимал поводья, а под мышкой держал копье.
   — Матаити?
   — Да, господин.
   — Продавец иголок с тобой?
   — Да.
   — Оба идите вперед.
   — Пошли, парень! — скомандовал Матаити, повернувшись к Хиёси.
   Они побрели в непроглядную ночь. Мицухидэ ехал следом, приноравливая лошадь к их шагу. На перекрестках Мицухидэ приказывал повернуть то налево, то направо. Наконец Хиёси увидел, что они добрались до ворот храма Дзёдзайдзи, где был назначен сбор лазутчиков из клана Хатидзука. Мицухидэ молча спешился.
   — Матаити, стой здесь и держи коня, — сказал он, передавая слуге поводья. — Мицухару через час должен прибыть сюда из крепости Сагияма. Если он не появится в назначенный срок, мы все отменим. Наш город стал прибежищем демонов разрушения. Может ли простой человек ведать, что предвещает ему грядущий день, — мрачно заметил Мицухидэ. — Продавец, показывай дорогу.
   — Куда? — Хиёси съежился от порыва ветра.
   — В рощу, где собираются люди Хатидзуки.
   — Да, но я ведь не знаю этих мест.
   — Они, по крайней мере, узнают тебя в лицо.
   — А?
   — Не прикидывайся дурачком!
   «Плохо дело, — подумал Хиёси. — Не удалось обвести его вокруг пальца».
   Мицухидэ разгадал хитрость юноши.
   В роще стояла непроглядная тьма. Ветер сгибал макушки деревьев, и тяжелые ветви бились о крышу храма, подобно морским валам, захлестывающим в бурю корабельную палубу. Роща напоминала разбушевавшийся океан.
   — Продавец!
   — Да, господин.
   — Твои дружки уже тут?
   — Откуда мне знать?
   Мицухидэ присел на низкий каменный фонарь у задней стены храма.
   — Близится половина часа Собаки. Если ты — единственный посланный ими лазутчик, они забеспокоятся о тебе.
   Под мощным порывом ветра копье Мицухидэ уткнулось острием под ноги Хиёси.
   — Иди покажись им!
   Хиёси понял, что Мицухидэ разгадал его замысел.
   — Скажи им, что Акэти Мицухидэ хочет поговорить с предводителем людей Хатидзуки.
   — Слушаюсь, господин. — Хиёси поклонился, но не двинулся с места. — Можно объявить это вслух?
   — Да.
   — Для этого вы привели меня сюда?
   — Да. Ступай.
   — Хочу вам кое-что сказать на тот случай, если нам больше не доведется встретиться.
   — Слушаю.
   — Позорно уйти, не объяснившись с вами. По-вашему, я — всего лишь лазутчик Хатидзуки.
   — Верно.
   — Вы очень умны, но взгляд ваш слишком острый — он пронзает цель насквозь, не успев разглядеть ее. Забивая гвоздь, человек не вгоняет в стену шляпку. Это было бы так же неосмотрительно, как забить его лишь наполовину. Ваша проницательность похожа на гвоздь. Я сознаюсь, что прибыл в Инабаяму с людьми Хатидзуки. Но душой я совсем не с ними. Я родился в крестьянской семье в Накамуре и пробавляюсь пустяками вроде торговли иголками, но стремлюсь к иному. Я не намерен всю жизнь есть холодные объедки со стола разбойников или за ничтожную плату заниматься подстрекательством. Если судьба сведет нас еще раз, я докажу вам, что ваша проницательность не всегда полезна. Сейчас я пойду к Хатидзуке Ситинаи, передам ему ваши слова и немедленно исчезну. Удачи вам! Берегите себя и учитесь прилежно!
   Мицухидэ молча выслушал отповедь странного юноши. Хиёси скрылся во тьме, когда Мицухидэ крикнул ему вслед:
   — Продавец! Вернись!
   Хиёси в реве бури уже не мог расслышать его оклик. Он мчался под черными деревьями, пока не очутился на маленькой поляне, защищенной от ветра. Он увидел людей, похожих на табун диких лошадей на водопое. Одни стояли, другие сидели, третьи переминались с ноги на ногу.
   — Кто там?
   — Я!
   — Хиёси?
   — Да.
   — Куда ты запропастился? Последним пришел. Все беспокоятся, — заворчал один из воинов.
   — Извините за опоздание, — сказал Хиёси. Он дрожал. — А где господин Ситинаи?
   — Где-то здесь. Поди и извинись перед ним. Он очень сердится.
   Ситинаи стоял в окружении пятерых соратников.
   — Обезьяна явилась? — спросил он, оглядываясь по сторонам.
   Хиёси пробормотал невнятные извинения.
   — Где тебя черти носили?
   — Я весь день просидел под арестом у сторонника клана Сайто, — признался Хиёси.
   — Что?
   Все гневно уставились на юношу, страшась того, что их план может сорваться.
   — Болван! — Ситинаи грубо схватил Хиёси за ворот и выволок его на середину круга. — Кто и где держал тебя под арестом? Не проболтался ли ты?
   — Я все им рассказал.
   — Что?!
   — Иначе меня бы убили, и я не смог бы прийти к вам.
   — Ах ты, ублюдок! — Ситинаи грубо встряхнул Хиёси. — Мерзавец! Заговорил, чтобы спасти собственную шкуру! Придется тебе стать первой жертвой в сегодняшней битве.
   Ситинаи отпустил Хиёси и размахнулся, чтобы ударить его, но юноша успел отскочить. Двое воинов схватили Хиёси и заломили ему руки за спину.
   — Не сходите с ума! Сначала выслушайте меня! Я проболтался, но выслушайте! Я был у приверженцев князя Досана!
   Новость немного успокоила людей, но не рассеяла их сомнений.
   — Выкладывай, кто они такие.
   — Дом Акэти Мицуясу. Поймал меня не сам господин Акэти, а его племянник Мицухидэ.
   — А, он живет у дяди, — пробормотал один из воинов.
   Хиёси обвел взглядом весь отряд:
   — Господин Мицухидэ хочет встретиться с нашим предводителем. Он пришел вместе со мной и ждет у храма. Господин Ситинаи, не соизволите ли побеседовать с ним?
   — Племянник Акэти Мицуясу пришел с тобой?
   — Да.
   — И ты обо всем рассказал Мицухидэ?
   — Он и сам догадался бы. Он — истинный гений.
   — Зачем он пришел?
   — Не знаю. Он велел мне привести его в храм.
   — И ты выполнил его приказ?
   — А что мне оставалось?
   Воины ловили каждое слово Хиёси и Ситинаи, затаив дыхание. Ситинаи возвестил о завершении разговора, громко щелкнув языком.
   — Так где этот Акэти Мицухидэ? — спросил он.
   Все заговорили наперебой, обсуждая предстоящую встречу. Идти в одиночку слишком опасно, кто-то должен сопровождать Ситинаи, а может, следует тайком окружить место встречи.
   — Люди клана Хатидзука! Я сам пришел к вам и хочу поговорить с господином Ситинаи! — послышался незнакомый голос.
   Все ошеломленно обернулись на голос. Мицухидэ, неслышно подкравшись к отряду, хладнокровно разглядывал воинов.
   Ситинаи смутился, но с важным видом шагнул навстречу пришельцу.
   — Вы Хатидзука Ситинаи? — спросил Мицухидэ.
   — Он самый. — Ситинаи гордо поднял голову.
   Он находился под защитой сообщников, к тому же не в обычае разбойников робеть перед самураем, состоящим на службе у князя или у более могущественной особы.
   У Мицухидэ было копье, но он смиренно поклонился и вежливо заговорил:
   — Весьма польщен встречей с вами. Много слышал о вас, равно как и о достопочтенном господине Короку. Я — Акэти Мицухидэ, сторонник князя Сайто Досана.
   Учтивость удивила Ситинаи.
   — Что вам угодно? — спросил он.
   — План действий на сегодняшнюю ночь.
   — Какой еще план? — с наигранным простодушием осведомился Ситинаи.
   — Речь идет о подробностях того, что я выведал у продавца иголок. Сегодняшний мятеж, — вероятно, правильней назвать его выступлением, — так вот, ваше выступление с военной точки зрения подготовлено скверно. Не могу поверить, что князь Досан разработал подобную операцию. Прошу вас немедленно отказаться от этой затеи.
   — Ни за что! — надменно воскликнул Ситинаи. — Все затевается не по моему приказу. Это распоряжение господина Короку, а действует он по просьбе князя Досана.
   — Нечто похожее я, увы, и предполагал, — спокойно возразил Мицухидэ. — Разумеется, вы не будете отвечать за отмену вылазки. Мой двоюродный брат Мицухару отправился в Сагияму, чтобы получить согласие князя Досана. Мицухару приедет сюда. Прошу ничего не предпринимать до его прибытия.
   Мицухидэ всегда и со всеми держался вежливо, что не умаляло ни его решительности, ни отваги. Подобная учтивость по-разному действует на людей, порой лишь раздражает собеседника или придает ему чрезмерную уверенность в собственных силах.
   «Вот еще! Жалкий юнец! Понахватался учености, а у самого молоко на губах не обсохло. Бормочет какие-то извинения», — думал Ситинаи. А вслух он произнес вот что:
   — Мы никого не собираемся ждать! Господин Мицухидэ, не лезьте в чужие дела. Вы — всего лишь приживал в дядюшкином доме.
   — Я не намерен обсуждать мое положение с вами. Я действую в интересах моего сюзерена.
   — В таком случае вы запаслись бы оружием и продовольствием, как мы, и с факелом в руках пошли бы в первых рядах на штурм Инабаямы.
   — Я бы так не поступил. Верность князю состоит в другом.
   — Любопытно!
   — Князь Ёситацу — наследник князя Досана. Верно? Князь Досан — наш господин, следовательно, и князь Ёситацу тоже наш господин.
   — Но они враждуют друг с другом.
   — Весьма прискорбно. Неужели отец и сын вправе идти друг на друга войной? Ни у птиц, ни у зверей такого не заведено. Люди не должны нарушать законы природы.
   — Не морочьте нам голову! Возвращайтесь домой, а мы уж как-нибудь справимся с грязной работой.
   — Не могу.
   — Почему?
   — Я не уйду, не дождавшись Мицухару.
   Ситинаи вдруг почувствовал решимость и силу в голосе молодого человека. Он посмотрел на острие копья, которое держал Мицухидэ.
   — Мицухидэ, ты здесь? — задыхаясь, спросил Мицухару.
   — Да. Какие вести из крепости?
   — Ничего утешительного. — Мицухару взял двоюродного брата за руку. — Князь Досан и слышать не хочет об отмене выступления. Мой отец поддержал его. Отец считает, что мы, младшие члены семьи, не должны быть в стороне от дела.
   — Неужели дядюшка не послушал тебя?
   — Он в ярости. Я готов пожертвовать жизнью, лишь бы остановить его от неверного шага. Положение отчаянное. Войска готовы к выступлению из Сагиямы. Я опасался, что город уже подожгли, поэтому мчался сюда сломя голову. Мицухидэ, что будем делать?
   — Значит, князь Досан намерен сжечь Инабаяму?
   — Ничего не поделаешь. Нам, кажется, остается исполнить свой долг и сложить голову за нашего повелителя.
   — Нет! Будь он трижды нашим господином и князем! Недостойно умирать за столь презренное дело. Воистину собачья смерть!
   — Но как нам поступить?
   — Если город не подожгут, войско вряд ли выступит из Сагиямы. Надо остановить поджигателей! — Мицухидэ преобразился. От учтивости не осталось и следа. Он обернулся к Ситинаи, держа копье наизготове.
   Люди Хатидзуки зажали братьев в кольцо.
   — Что ты надумал? — заорал Ситинаи на Мицухидэ. — Метишь в меня копьем! Сдурел, что ли? Копье у тебя никудышное!
   — Вы не ошиблись! — Голос Мицухидэ звучал твердо. — Ни один из вас отсюда не уйдет. Подумай немного и сам согласишься, что лучше отказаться от поджога по собственной воле. Тогда вы сможете вернуться в Хатидзуку. Мы оставим вас в живых, и я щедро награжу тебя за послушание. Согласен?
   — Шутишь?
   — Положение тяжелое. Дело может обернуться крушением клана Сайто. Я хочу предотвратить события, которые способны погубить обе крепости — и Инабаяму, и Сагияму.
   — Дурень! — злобно выкрикнул Ситинаи. — Молоко на губах не обсохло! И ты надеешься остановить нас? Одна попытка, и ты мертв!
   — Смерть меня не страшит. — Брови Мицухидэ изогнулись дугой, как у злого демона. — Мицухару, грядет смертный бой. Готов ли ты умереть со мной?
   — Конечно! Не беспокойся за меня!
   Мицухару обнажил длинный меч, и они с Мицухидэ встали спиной к спине, готовясь отразить нападение. Не теряя надежды на торжество здравого смысла, Мицухидэ обратился к Ситинаи:
   — Если ты боишься позора вернуться с пустыми руками в Хатидзуку, возьми меня в заложники! Я кое-чего стою! Я докажу господину Короку свою правоту, и он одобрит нас за то, что мы сумели избежать кровопролития.
   Слова, исполненные терпения и рассудительности, показались заговорщикам жалкой отговоркой.
   — Заткнись! Не слушайте его! Торопитесь! Условленное время истекает!
   Разбойники издали воинственный клич, и в мгновение ока братьев словно окружила волчья стая. На них обрушились мечи, алебарды и копья. Вопли и лязг оружия смешались с воем ветра.
   Обломки мечей разлетались во все стороны, мелькали окровавленные копья. Хиёси поспешно вскарабкался на дерево. Он прежде видел, как мужчины обнажают мечи, но впервые наблюдал настоящее сражение. Неужели Инабаяма погибнет в огне? Разгорится ли война между Досаном и Ёситацу? При виде смертельного боя Хиёси почувствовал небывалое волнение.
   Трое заговорщиков рухнули наземь, и люди Хатидзуки обратились в бегство.
   «Ага, удирают!» — подумал Хиёси. На всякий случай он не слезал с дерева. Это был, верно, каштан, потому что руки и шея у Хиёси оказались исколотыми. Орехи и ветви с треском падали на землю от бури. Хиёси презирал разбойников, хвастунов и трусов, банду которых с легкостью рассеяли двое смельчаков. В воздухе потянуло гарью. Хиёси раздвинул ветви. Люди Хатидзуки, убегая, поджигали все вокруг. Роща кое-где пылала, огнем было охвачено несколько домов за храмом Дзёдзайдзи.
   Хиёси, спрыгнув с дерева, помчался прочь, боясь, что заживо сгорит в роще. Из горящего леса он попал в горящий город. Языки пламени взмывали высоко в небо. Сейчас в багровых отсветах белые стены крепости Инабаяма казались ближе, чем днем. Красные тучи войны клубились над ними.
   — Война! — кричал Хиёси, мчась по улицам. — Война! Конец всему! Погибнут и Сагияма, и Инабаяма! На пепелище вырастет свежая трава. Никто не посмеет спалить молодую поросль!
   Он с разбегу врезался в толпы людей, высыпавших на улицу. Мимо промчалась лошадь без седока.
   На перекрестках толпились горожане, охваченные ужасом. В небывалом волнении Хиёси несся вперед, выкрикивая мрачные пророчества. Куда ему бежать? В Хатидзуку возвращаться нельзя. Он без сожаления прощался с тем, что казалось ему самым ненавистным, — со злыми людьми, с коварным князем, со смутой, со всем злом, которое обрушилось на провинцию Мино.
   Зиму он продрожал в тонком хлопковом кимоно, продавая иголки под холодным небом и бредя туда, куда несли ноги. На следующий, двадцать второй год правления Тэммон, когда повсюду зацвели персики, он все еще странствовал, крича: «Иголки! Иголки из столицы! Швейные иголки из столицы!»
   На окраине города Хамамацу он оказался в обычном для себя беззаботном настроении.

У НОВОГО ХОЗЯИНА

   Мацусита Кахэй был сыном сельского самурая из провинции Энсю. Став сторонником клана Имагава в Суруге, он получал ежегодное жалованье в три тысячи канов. Он являлся комендантом крепости Дзудаяма и распорядителем станции у моста Магомэ. В те времена река Тэнрю распадалась на два рукава — Большую и Малую Тэнрю. Дом Мацуситы находился на берегу Большой Тэнрю, в нескольких сотнях дзё к востоку от Дзудаямы.
   Кахэй возвращался из соседнего замка Хикума, в котором встречались приверженцы Имагавы. Влиятельные люди провинции постоянно проводили такие встречи, чтобы укрепить власть и предотвратить вторжение соседних кланов Токугава, Ода и Такэда.
   Кахэй на скаку обернулся.
   — Нохатиро! — окликнул он одного из своих спутников.
   Тага Нохатиро, бородатый воин с длинным копьем, поспешил к господину. Они проезжали по дороге между Хикуманаватой и переправой Магомэ. Вдоль дороги тянулась аллея деревьев, а за ними простирались рисовые поля.
   — Не крестьянин, и на паломника не похож, — пробормотал Кахэй.
   Нохатиро, посмотрев в ту же сторону, что и его хозяин, увидел ярко-желтые цветы горчицы, зеленые всходы ячменя, затопленные водой рисовые поля. Но человека не заметил.
   — Что-нибудь подозрительное?
   — На тропе, возле рисового поля, какой-то человек идет, шагает, как цапля. Интересно, куда он направляется?
   Нохатиро разглядел путника, бредущего вдоль рисового поля.
   — Выясни, кто такой.
   Нохатиро поскакал по узкой тропе. В провинции существовал неписаный закон: не оставлять без внимания ничего, что казалось подозрительным. Живя в постоянном страхе за безопасность своих границ, местные правители особенно остерегались людей со стороны.
   — Утверждает, что он продавец иголок из Овари. Одет в белое хлопковое тряпье, порядочно перепачканное. Вот почему вам показалось, будто он похож на цаплю. Роста маленького, а лицом — вылитая обезьяна! — доложил Нохатиро.
   — Ха-ха-ха! Значит, не цапля и не ворона, а обезьяна!
   — И говорящая к тому же! Кого угодно заболтает. Я его допрашивал, а он все пытался вывернуть разговор наизнанку. Выспрашивал меня, кому я служу, а когда я назвал ваше имя, так он нагло поглядел в вашу сторону. Говорит, что остановился на постоялом дворе в Магомэ, а сейчас идет к пруду, собирать ракушек на ужин.
   Кахэй заметил, что Хиёси не пошел к пруду, а направился по дороге, обогнув остановившихся всадников.
   — Не показался он тебе подозрительным?
   — Вроде бы нет.
   Кахэй тронул поводья.