Ёсикава Эйдзи. Честь самурая

   Весной, когда Хиёси пошел четырнадцатый год, Онака сказала ему:
   — На этот раз ты должен исправно трудиться, иначе моя сестра не посмеет взглянуть в глаза мужу, господину Като. Все станут смеяться и говорить: «Вот, опять!» Если тебя еще раз выставят за дверь, не жди моего прощения.
   На следующий день тетя повела его в Синкаву. Большой красивый дом, в который они пришли, принадлежал Сутэдзиро, богатому гончару и купцу. Офуку вырос в бледного шестнадцатилетнего юношу; помогая приемному отцу, он и сам мало-помалу освоил гончарное дело.
   В лавке у гончара строго соблюдались различия между хозяином и работниками. Во время разговора Хиёси смиренно стоял на коленях на деревянной галерее, а Офуку находился в доме, ел рисовые колобки и весело болтал с родителями.
   — Ага, явилась обезьянка бедного Яэмона! Отец твой умер, а Тикуами стал тебе отчимом. Ты, значит, хочешь поступить ко мне на службу. У нас все работают в поте лица.
   Тирада была произнесена столь назидательным тоном, что оставалось лишь изумляться рассудительности юного Офуку.
   — Да, мой господин, — ответил Хиёси.
   Его отвели в помещение для работников, где слышны были смех и голоса хозяев, находившихся в гостиной. Былой приятель не выказывал ни малейших признаков дружелюбия, поэтому Хиёси совсем затосковал.
   — Эй, Обезьяна! — все с той же суровостью произнес Офуку. — Завтра с утра пораньше отправишься в Киёсу. Поскольку товар предназначен для важной особы, доставишь его на ручной тележке. На обратном пути заглянешь к перевозчику и выяснишь, не прибыл ли наш груз из провинции Дзэн. Зазеваешься в дороге или опоздаешь, как на днях случилось, тебя не пустят в дом.
   Хиёси отвечал не просто «Да» или «Да, мой господин», а так, как говорили старшие работники:
   — Воля ваша, мой господин, с величайшей охотой выполню ваше поручение.
   Хиёси часто посылали по делам в Киёсу или в Нагою. В этот раз он загляделся на белые стены и высокие каменные башни крепости Киёсу. «Интересно, какие люди живут там, — подумал он. — Вот бы мне тоже попасть туда». Он почувствовал себя жалким и ничтожным червяком. Бредя по городу с тяжелой тележкой, груженной гончарной утварью, он услышал ставшие привычными его уху слова:
   — Вот и Обезьяна к нам пожаловал!
   — Обезьяна тележку везет!
   Куртизанки в вуалях, изысканно одетые горожанки, красивые молодые женщины из приличных семей шептались, когда он проходил мимо, глазели и показывали на него пальцем. Ему тоже нравилось разглядывать самых хорошеньких из них, тем обидней было то, что все воспринимали его как уродца.
   Замком Киёсу владел Сиба Ёсимунэ, а одним из его главных приближенных состоял Ода Нобутомо. Вид с места, где крепостной ров сходился с рекой Годзё, хранил следы былого величия рода Асикага. Благополучие, сохранившееся здесь вопреки бесконечным усобицам в стране, снискало Киёсу славу самого процветающего города во всей Японии.
   «Хочешь сакэ — пожалуй в винную лавку, хорошего чаю — в чайный домик. Желаешь развлечься с изысканной женщиной — отправляйся в веселый квартал Сугагути в городе Киёсу», — гласила поговорка.
   В квартале Сугагути вдоль улиц тянулись и публичные дома. Днем обитательницы заведений играли на улице в пятнашки и распевали песни. Хиёси, погруженный в мечтания, проталкивался среди них с тележкой. Как стать великим? Ничего в голову не приходило, и он мучительно думал о будущем. Когда-нибудь… Да, со временем… Одна картина сменялась другой. В городе полно заманчивых вещей, недоступных Хиёси: вкусная снедь, богатые дома, дорогое оружие и конская сбруя, роскошные наряды и драгоценности.
   Представляя бедную, худенькую сестренку, оставшуюся в Накамуре, он глядел на пар, поднимающийся над чайниками в лавках сладостей, и мечтал накупить ей побольше вкусной еды. У старинной аптеки он завороженно всматривался в мешочки с целебными травами и мысленно говорил: «Мама, сумей я раздобыть такие лекарства, ты давно бы поправилась». Хиёси даже во сне часто грезил о том, как вызволяет из нищеты мать и сестру. О Тикуами он никогда не думал.
   Сегодня Хиёси вошел в город и побрел по улице, охваченный привычными размышлениями и мечтами. Когда-нибудь… В будущем… Но когда? Каким образом?..
   — Дурень!
   Он неожиданно очутился в середине шумной толпы на перекрестке двух торговых улиц и задел тележкой коня, на котором восседал знатный самурай. Десять оруженосцев шли следом с длинными копьями, ведя запасного коня. Переложенные соломой горшки и плошки вывалились на мостовую и разбились вдребезги. Хиёси в растерянности застыл над черепками.
   — Ты что, ослеп?
   — Дуралей!
   Оруженосцы накинулись на Хиёси, топча осколки разбитой посуды. Никто из прохожих не пытался ему помочь. Хиёси, собрав черепки, сложил их на тележку и продолжил путь. Лицо его пылало от оскорбления, нанесенного ему на глазах у всех. И впервые в его детских мечтах возник вопрос: сумеет ли он, став взрослым, подчинить себе тех, кто сейчас прилюдно унизил его?
   Вскоре он вспомнил и о том, какое наказание ждет его в доме у гончара; он представил суровое лицо молодого Офуку. Прекрасные мечты, парившие в небе как птица феникс, поглотила пучина тревоги.
   Опустились сумерки. Хиёси спрятал тележку в кустах и вымыл ноги в реке у дамбы. Хозяйство Сутэдзиро, именовавшееся Гончарной усадьбой, не уступало имению знатного воинского рода. Огромный главный дом был окружен множеством пристроек. Мастерские тянулись рядами.
   — Обезьянка! Эй, обезьянка!
   Офуку подошел поближе, и Хиёси поднялся на ноги:
   — Чего?
   Офуку стегнул Хиёси по плечу бамбуковой тросточкой, которую всегда имел при себе, когда заходил в жилища наемных работников или отдавал распоряжения по работе. Он бил Хиёси не в первый раз. Хиёси споткнулся, перепачкавшись грязью.
   — Кто это говорит «Чего?», обращаясь к хозяину? Сколько ни учи тебя хорошим манерам, все без толку! Тебе здесь не крестьянский двор!
   Хиёси промолчал.
   — Почему не отвечаешь? Не понял? Скажи: «Слушаюсь, мой господин!»
   — Слушаюсь, мой господин, — повторил Хиёси, опасаясь второго удара.
   — Когда ты вернулся из Киёсу?
   — Только что.
   — Врешь! Я спросил на кухне, мне сказали, что ты уже поел.
   — Голова закружилась. Я испугался, что упаду в обморок.
   — С какой стати?
   — От голода. Я ведь весь день был в дороге.
   — От голода! А почему сразу же не пошел к хозяину с докладом?
   — Я собирался, только решил сперва помыть ноги.
   — Отговорки, пустые отговорки! На кухне мне рассказали, будто большую часть товара ты умудрился разбить. Это правда?
   — Да.
   — Вот я и думаю, что ты нарочно не пошел ко мне с извинениями. Решил придумать какую-нибудь историю, обратить все дело в шутку или попросить поваров не выдавать тебя. На этот раз я тебя проучу. — Офуку схватил Хиёси за ухо и дернул изо всех сил. — Ну давай, выкладывай!
   — Прошу прощения.
   — Совсем разболтался. Пора разобраться с тобой как следует. Пошли к отцу.
   — Прости меня, пожалуйста. — Сейчас голос Хиёси действительно походил на жалобный крик обезьяны.
   Офуку, все еще крепко держа его за ухо, повел Хиёси к дому. Тропа, ведущая от склада к воротам в сад, терялась в зарослях бамбука.
   Хиёси внезапно остановился.
   — Послушай-ка! — сказал он, стряхнув с себя руку Офуку и глядя ему прямо в глаза. — Хочу кое-что тебе сказать.
   — Что еще такое? Я здесь хозяин, не забывай! — дрожащим голосом отозвался Офуку, побледнев.
   — Поэтому я выполняю твои приказания. Офуку, неужели ты забыл о прежних годах? Мы ведь с тобой дружили в детстве.
   — Что было, то прошло.
   — Положим, но тебе не следует забывать об этом. Помнишь, как тебя обижали и дразнили китайчонком? Кто тогда заступался за тебя?
   — Помню.
   — Тебе не кажется, что ты мне кое-чем обязан?
   Хиёси говорил сурово. Он был гораздо ниже ростом, чем Офуку, но выглядел не по годам серьезным.
   — Другие работники тоже жалуются, — добавил он. — Все говорят, что хозяин очень хороший, а вот у молодого нет ни жалости, ни стыда. Тебе, никогда не знавшему ни нужды, ни тяжелой работы, следовало бы послужить в чужом доме. Только посмей еще раз накинуться на меня или кого другого! Держись тогда! Не забывай, что я — родственник ронина из Микурии! В его в войске больше тысячи человек. Он может стереть с лица земли ваш дом за одну ночь!
   Нелепые угрозы, лившиеся потоком из уст Хиёси, и огонь, горевший в его в глазах, привели трусливого Офуку в ужас.
   — Господин Офуку!
   — Господин Офуку! Где вы, господин Офуку!
   Слуги повсюду разыскивали молодого хозяина, но он не решался откликнуться, завороженный пристальным взглядом Хиёси.
   — Тебя зовут, — сказал Хиёси и добавил повелительным тоном: — Можешь идти, но не забывай моих слов.
   Хиёси повернулся к Офуку спиной и не спеша направился к черному ходу в дом. Потом он с волнением ждал, накажут ли его, но ничего не произошло. Все сделали вид, будто ничего не случилось.
 
   Приближался конец года. Пятнадцатилетние юноши в деревнях и городах в это время обычно праздновали совершеннолетие. Никто и не подумал вручить подарок Хиёси, не говоря уж о том, чтобы устроить ему праздник. Но время было новогоднее, поэтому он уселся в углу с остальными работниками и накинулся на угощение.
   «Есть ли новогодние рисовые колобки у матери и Оцуми?» — горько размышлял он. Их семья сеяла рис и просо, но он помнил несколько новогодних праздников, когда у них не было положенных блюд на столе. Его сотрапезники между тем ворчали:
   — Вечером к хозяину пожалуют гости, придется нам опять сидеть не шелохнувшись и выслушивать в сотый раз его рассказы.
   — Я скажу, что у меня разболелся живот, и отпрошусь спать.
   — Невыносимая скука. Особенно на Новый год!
   Два-три раза в год Сутэдзиро созывал к себе множество гостей — гончаров из Сэто, важных заказчиков из Нагои и Киёсу вместе с семьями и непременно самураев, родственников, знакомых и даже знакомых своей родни. Под вечер в доме начинался переполох.
   Сегодня Сутэдзиро пребывал в необычайно приподнятом настроении. Он встречал каждого гостя низким поклоном и извинялся за то, что в минувшем году не уделил ему должного внимания. В чайной комнате, украшенной изысканным цветком, красавица жена Сутэдзиро подносила гостям чай. Посуда поражала редким изяществом.
   В конце прошлого столетия князь Асикага Усимаса превратил чаепитие в ритуал, совершенный, как искусство. Чайная церемония постепенно проникла в среду простых людей, и вскоре чай стал душой жизни народа. В небольшой чайной комнате, украшенной одним цветком и единственной чашкой чаю, полагалось отринуть превратности жизни и человеческие страдания. В мире, погрязшем в скверне, чайная церемония настраивала людей на возвышенные мысли и чувства.
   — Позволительно ли мне обратиться к хозяйке дома? — произнес огромного роста воин, пришедший вместе с другими гостями. — Меня зовут Ватанабэ Тэндзо, я друг вашего родича Ситиробэя. Он пригласил меня с собой, но, к глубочайшему сожалению, заболел, так что я оказался незваным гостем.
   Тэндзо вежливо поклонился. Несмотря на хорошие манеры, грубоватые черты лица выдавали в нем деревенского самурая. Жена Сутэдзиро подала ему чай в желтой чашке работы гончаров из Сэто.
   — Я не знаю этикета чайной церемонии, — сказал Тэндзо, оглядываясь по сторонам. — В доме столь достославного и богатого господина посуда несравненного качества. Простите за дерзость, но не принадлежит ли чашка, которую вы держите в руках, работе мастеров из школы Акаэ?
   — Как любезно, что вы обратили на нее внимание!
   — Хороша! — Тэндзо поглядывал вокруг, блаженно потягивая чай. — Попади она к купцам из Сакаи, бьюсь об заклад, они запросили бы за нее не меньше тысячи золотых монет. Дело, конечно, не в цене, куда удивительнее красота этой вещи.
   Так они и обменивались любезностями, пока гостей не позвали во внутренние покои на ужин. Хозяйка вошла в гостиную вместе с Тэндзо. Подушки для сидения разложили кругом. Сутэдзиро восседал в центре, поочередно приветствуя каждого гостя. Когда его жена со служанками закончили обносить всех сакэ, он занял место за одним из столиков. Поднимая чашечку сакэ, хозяин рассказывал истории о стране Мин, где прожил долгие годы. Он, казалось, мог бесконечно рассказывать о своих приключениях в Китае, который для большинства японцев оставался диковинной страной. Сутэдзиро, похоже, приглашал и угощал гостей столь щедро с единственной целью — предаться дорогим воспоминаниям о былом.
   — Да, пир на славу, — сказал один из гостей. — А какие удивительные истории!
   — Напился и наелся до отвала. Поздно уже, пора домой, — сказал другой.
   — Я тоже.
   Гости принялись откланиваться, застолье подходило к концу.
   — Вот и хорошо, — пробормотал слуга. — Гостям истории о Китае, может, и забавны, да мы-то слушаем их круглый год.
   Полусонные слуги и работники — и среди них Хиёси — лениво взялись за уборку. Наконец погасли лампы в главной кухне, в гостиной и в комнатах Сутэдзиро и Офуку. А ворота в глинобитной стене вокруг дома надежно закрыты на засов. Жилища зажиточных самураев и купцов обычно окружались глинобитной стеной или рвом с водой, за которым возвышалось несколько укреплений наподобие небольших бастионов. Ночами и горожане, и жители сельской местности не чувствовали себя в безопасности. Дома стали укреплять со времени больших смут прошлого века, и все уже привыкли к защитным стенам и рвам.
   Спать ложились с заходом солнца. Работники, единственной отрадой для которых был сон, спали безмятежно, как котята. Хиёси лежал в комнате для работников в углу, под тонкой соломенной циновкой, голова его покоилась на деревянном изголовье. Он выслушал сегодня рассказы хозяина о великой стране Мин, но, в отличие от других работников, получил огромное удовольствие. Он так разволновался, что ворочался без сна, словно в горячке.
   «Что это?» — насторожился он вдруг. Хиёси напряг слух. Ему показалось, что во дворе хрустнула ветка на дереве, а мгновением раньше прозвучали приглушенные человеческие шаги. Хиёси встал и, пройдя через кухню, вышел из дому. Стояла ясная и холодная ночь, вода в большом чане замерзла, и длинные сосульки свисали с деревянных решеток на окнах. Оглядевшись, Хиёси увидел, что по большому дереву во дворе карабкается человек. Значит, ветка, треск которой он слышал, сломалась под ногой незнакомца. Хиёси наблюдал за странным поведением ночного гостя. У него был фонарик, крохотный, как светлячок. «Запальный шнур?» — подумал Хиёси. Язычок пламени то разгорался, то гас, разбрасывая искры. Похоже, незнакомец подавал сигналы кому-то за стеной.
   «Спускается», — подумал Хиёси и притаился, как ласка, в густой тени. Мужчина, спрыгнув с дерева, широким шагом направился в глубь двора. Хиёси крадучись двинулся следом.
   — Ага! Так ведь он был сегодня в гостях! — пробормотал Хиёси, не веря собственным глазам. Этот гость представился хозяевам как Ватанабэ Тэндзо; хозяйка сама подала ему чай, и он до глубокой ночи увлеченно слушал рассказы Сутэдзиро. Все гости давно разошлись, а где же прятался Тэндзо? Зачем? Теперь он был одет не так, как на торжестве. На нем были соломенные сандалии, штанины хакама подвернуты, на поясе большой тяжелый меч. Тэндзо по-ястребиному хищно озирался по сторонам. Ясно, что он собирается кого-то убить.
   Не успел Тэндзо подойти к воротам, как люди, поджидавшие его снаружи, навалились на створки.
   — Подождите! Сейчас отопру! Тише!
   «Неужели разбойничий налет? Предводитель банды сигналил фонариком сообщникам. Сейчас они налетят на дом, как саранча», — думал Хиёси, затаившись в глубокой тени. Разбойники! Кровь его вскипела, и, сам того не осознавая, он был готов пожертвовать жизнью, лишь бы спасти хозяина и его добро. Последующие его поступки были совершенно безрассудными.
   — Эй, ты! — окликнул Хиёси разбойника, отчаянно шагнув из тени.
   Он оказался за спиной у Тэндзо в тот момент, когда тот почти открыл ворота. Тэндзо вздрогнул, не предполагая, что имеет дело с пятнадцатилетним разносчиком из гончарной лавки. Обернувшись, он испытал не страх, а изумление при виде мальчишки со странным выражением на обезьяньем лице. Тэндзо окинул его тяжелым взглядом.
   — Ты кто такой? — недоуменно спросил он.
   Хиёси начисто забыл о грозившей ему опасности. Он строго и смело смотрел на незваного гостя.
   — Скажи-ка лучше, как ты сам здесь оказался!
   — Что?
   Тэндзо растерялся. «Может, мальчишка — полоумный», — подумал он. Ярость и презрение взрослого, зрелого мужа, написанные на мальчишеском лице Хиёси, окончательно его смутили. Разбойник невольно отвел взгляд.
   — Мы — ронины, вольные самураи из Микурии. Поднимешь шум, и я прикончу тебя на месте, хотя мы здесь не для того, чтобы убивать детей. Убирайся! Марш в амбар! — Он недвусмысленно прикоснулся к рукоятке длинного меча.
   Но Хиёси лишь ухмыльнулся, сверкнув всеми своими белыми зубами.
   — Выходит, ты разбойник? Придется тебе убраться ко всем чертям!
   — Рехнулся! Пошел вон!
   — Я-то уйду, но если ты откроешь ворота, ни один из вас не останется в живых.
   — О чем это ты?
   — Не знаешь! Никто не знает! Только я знаю!
   — Слушай, ты соображаешь, что ты не в своем уме?
   — Вот именно. Это у тебя с головой не в порядке, раз ты решился напасть на этот дом.
   Люди Тэндзо нетерпеливо забарабанили по воротам.
   — Эй! Что случилось?
   — Погодите-ка минутку! — отозвался Тэндзо и вновь обратился к Хиёси: — Говоришь, нас всех убьют, если мы войдем в дом. С какой стати я должен тебе верить?
   — Это сущая правда.
   — Если ты меня дурачишь, я отрублю тебе голову. Выкладывай, что у тебя на уме!
   — Задаром не выложу. Придется дать мне кое-что взамен.
   — Вот как?
   Тэндзо сердился на себя за малодушие, но что-то настораживало его в словах мальчика. Небо посветлело, но усадьба гончара, обнесенная стеной, была погружена во тьму.
   — Чего же ты хочешь? — раздраженно спросил Тэндзо.
   — Хочу стать членом вашей шайки.
   — Хочешь к нам?
   — Именно так.
   — А сколько тебе лет?
   — Пятнадцать.
   — Почему ты хочешь стать вором?
   — Хозяин издевается надо мной. Все бранят меня и обзывают Обезьяной, проходу не дают. Лучше стать разбойником, чтобы за все с ними рассчитаться.
   — Хорошо, согласен, но прежде докажи, что говоришь правду. Ну а теперь растолкуй свои угрозы.
   — Что вас всех убьют?
   — Да.
   — Пожалуйста. Твой замысел сорвался. Вечером ты проник в дом под видом гостя.
   — Ну и что?
   — Тебя узнали.
   — Не выдумывай!
   — Как знаешь, но хозяин знал о тебе всю правду. Поздно вечером по его приказу я отправился в дом Като на Ябуяму и сообщил ему, что нынешней ночью на нас могут напасть, и попросил помощи.
   — Като с горы Ябуяма… Это, должно быть, соратник Оды по имени Като Дандзё.
   — Като и мой хозяин — родичи, поэтому Като собрал дюжину соседних самураев, и все они под видом гостей пришли на праздник. Сейчас они в доме и ждут твоего налета. Честное слово!
   По бледности, залившей лицо Тэндзо, Хиёси понял, что разбойник поверил ему.
   — Вот как? — произнес Тэндзо. — Где они сейчас, что делают?
   — Сперва сидели за столом, пили сакэ и ждали, потом, решив, что для налета уже слишком поздно, улеглись спать. А меня в такую стужу оставили дожидаться твоего появления.
   Тэндзо набросился на Хиёси.
   — Убью, если пикнешь! — зашипел он, зажав рот Хиёси огромной ладонью.
   Хиёси удалось на мгновение высвободиться и произнести:
   — Господин, ты только что обещал мне совсем другое! Кричать я не буду. Убери руку! — Хиёси вцепился ногтями в жесткую ладонь Тэндзо.
   Тэндзо покачал головой:
   — Ничего не поделаешь. Я действительно Ватанабэ Тэндзо из Микурии. По-твоему, в доме ждут моего налета, но я все равно не могу уйти отсюда с пустыми руками. Мои люди не простят мне этого.
   — Но послушай…
   — Что еще?
   — Я могу вынести из дома все, что прикажешь.
   — Ты?
   — Только так и надо поступить. Ты получишь свое, не убивая людей и не рискуя самому расстаться с жизнью.
   — Ты серьезно? — Пальцы Тэндзо сомкнулись на горле Хиёси.
   Разбойники, встревоженные и испуганные, громким шепотом призывали своего вожака и скреблись в створки ворот.
   — Эй, Тэндзо, ты там живой?
   — Что вам?
   — Почему не отпираешь?
   Тэндзо, приподняв засов, прошептал в щель:
   — Кое-что не заладилось, немного потерпите. Не стойте всей оравой, разойдитесь и спрячьтесь!
   Выслушав, чем желал завладеть Тэндзо, Хиёси прокрался в дом с черного хода. Только он заметил, что в комнате Сутэдзиро горит светильник.
   — Хозяин! — позвал Хиёси, подойдя к его комнате со стороны веранды.
   Ответа не последовало, но он чувствовал, что и гончар, и его жена не спят.
   — Хозяйка!
   — Кто там? — отозвалась госпожа Сутэдзиро дрожащим голосом.
   Они только что проснулись, разбуженные шумом и голосами у ворот. Оба оцепенели от страха. Хиёси отодвинул сёдзи и на коленях проскользнул в комнату. Сутэдзиро и его жена уставились на него широко раскрытыми глазами.
   — Разбойники! И их тьма-тьмущая за воротами, — произнес Хиёси.
   Сутэдзиро с женой тяжело вздохнули, словно утратив дар речи.
   — Беда, если они сюда ворвутся. Они свяжут вас обоих, убьют или искалечат много народу. Я кое-что придумал, их вожак ждет вашего ответа.
   Хиёси пересказал им разговор с разбойником.
   — Хозяин, лучше отдайте им все, что они хотят. Я передам вещи Тэндзо, и он уберется прочь.
   — Хиёси, что ему нужно? — спросил гончар, помолчав немного.
   — Чайник работы Акаэ.
   — Что?
   — Сказал, что уйдет, если получит чайник. Пустяк ведь! Отдайте его! Я все сам придумал, — гордо добавил Хиёси. — Я притворюсь, будто сам украл его для разбойника.
   Отчаяние и страх исказили лица Сутэдзиро и его жены, и мальчик принялся их уговаривать:
   — Тот самый, что достали вчера для чайной церемонии из шкафа? Этот, верно? Разбойник спятил, раз приказал мне принести такую ерунду!
   Хиёси упивался собственной изобретательностью.
   Госпожа Сутэдзиро сидела, словно окаменев. С тяжелым вздохом ее муж произнес:
   — Какое несчастье! — и умолк, предавшись невеселым мыслям.
   — Хозяин, стоит ли так расстраиваться? Чайник как чайник, зато никакого кровопролития!
   — Это не простой чайник. Даже в стране Мин есть всего несколько вещиц вроде этой. Мне стоило немалых трудов вывезти его из Китая. Это ведь и память о моем учителе Сёндзуе.
   — В гончарных лавках Сакаи, — добавила хозяйка, — за него дадут больше тысячи золотых.
   Налет, однако, страшил их. Если не отдать чайник, начнется резня, потом спалят дотла и дом, и мастерские. И не такое случалось в эти страшные времена!
   Размышлять было некогда. Сутэдзиро, казалось, не в силах расстаться с драгоценной вещью, но благоразумие взяло верх, и он произнес:
   — Придется покориться судьбе. — Он вынул из лаковой шкатулки ключи от кладовой и швырнул их под ноги Хиёси: — Отнеси ему! — Потрясенный случившимся, Сутэдзиро не мог выдавить из себя благодарности Хиёси, оценив изобретательность пятнадцатилетнего мальчика.
   Хиёси принес из кладовой деревянный ящичек с чайником. Положив ключи в ладонь хозяина, он сказал:
   — Вам, наверное, лучше погасить светильник и лечь спать. Будьте спокойны!
   Получив чайник, разбойник Тэндзо словно не верил своим глазам. Открыв ящичек, он тщательно осмотрел добычу.
   — Тот самый, — произнес он, и суровое выражение на его лице смягчилось.
   — А теперь поскорее уводи отсюда своих людей! Пока я искал эту штуку в стенном шкафу, мне пришлось зажечь свечу. Като и его самураи наверняка проснулись и вот-вот пойдут дозором по саду.
   Тэндзо рванулся к воротам.
   — В любое время разыщешь меня в Микурии. Я беру тебя! — С этими словами он растворился во тьме.
 
   Ужасная ночь миновала.
   Наступил полдень следующего дня. Шла первая неделя Нового года, и гости бесконечной вереницей тянулись в главный дом. В усадьбе гончара царило непривычное уныние. Сутэдзиро был мрачен и немногословен, а его приветливая жена вовсе не показывалась.
   Офуку сел у изголовья матери. Она не оправилась от недавнего кошмара и лежала в постели. Лицо ее было смертельно бледным.
   — Мама, я только что говорил с отцом. Надеюсь, все уладится.
   — Правда? А что он сказал?
   — Сначала он сомневался, но когда я рассказал ему о том, как Хиёси напал на меня на заднем дворе, грозя позвать на подмогу разбойников из Микурии, отец задумался.
   — Он его выгонит?
   — Нет. Сказал, что Обезьяна подает серьезные надежды. Я поинтересовался, уж не хочет ли отец вырастить подручного с большой дороги.
   — Мне никогда не нравилось, как Хиёси смотрит на тебя.
   — Я и об этом сказал отцу. В конце концов он порешил, что Обезьяну придется уволить, если с ним никто не уживается. Сделать это непросто, потому что он отвечает перед Като с Ябуямы за этого негодника. Он рассудил, что лучше всего выгнать его, воспользовавшись безобидным поводом.
   — Хорошо. Противно, что этот мальчишка с обезьяньим лицом у нас работает. Чем он сейчас занимается?
   — Укладывает товар в лавке. Позвать его к тебе?
   — Пожалуйста, не надо. Отвратительно смотреть на него. Теперь, когда твой отец дал согласие на увольнение, может, прямо сейчас объявишь ему хозяйскую волю и отправишь его восвояси?
   — Хорошо, — неуверенно сказал Офуку. — А его жалованье?