Фаллон Дженнифер. Башня Измены

   Вонулус недовольно поморщился.
   — Вы трактуете определение очень прямолинейно, а у нас…
   — Ясно, — перебила его Адрина. — А меня могут посчитать грешницей даже за одну греховную мысль? — «О боги! Вот я попалась так попалась!» — А как вы узнаете, о чем я думаю?
   — А мне не нужно этого знать, ваше высочество. Хафиста видит все. Всевышнему все известно!
   — Тогда, наверное, он очень занят, — дерзко заметила Адрина.
   — Сопротивляясь греховным мыслям, — продолжал Вонулус, — мы освобождаем нашего бога от необходимости постоянно присматривать за нами.
   — А вы, леди, тоже сопротивляетесь искушению?
   Молодые девушки дружно кивнули в ответ. «Слишком уж дружно», — неприязненно отметила Адрина.
   — Всевышний учит, что ведущий борьбу с соблазном будет вознагражден в следующей жизни, — сказала Пасифика.
   — То есть если в этой жизни вы будете хорошей девочкой, то в следующей вас не превратят в таракана?
   Вонулус тяжело вздохнул.
   — Ваше высочество, вопрос о переселении душ мы обсуждали несколько дней назад. Подобного переселения не существует. Нам дается только одна жизнь. И когда мы умрем, наши души вознесутся к престолу Всевышнего, если мы жили согласно его заповедям.
   — Или на веки вечные погрузятся в море отчаяния, если мы не соблюдали их. — Адрина кивнула. — Я помню это обсуждение. Тогда, по вашему определению, все души, существовавшие на этом свете, но не почитавшие Хафисту, погрузились в море отчаяния, даже не зная, в чем ошиблись. Там сейчас, наверное, яблоку негде упасть.
   — Ваша непочтительность может вам дорого обойтись, ваше высочество, — предупредил Вонулус. — Будьте осторожны. При дворе в Ярнарроу такие замечания будут восприняты как оскорбление.
   Адрина не смутилась.
   — Вонулус, разве ваша религия не предполагает справедливого подхода к делу? Вы хотите, чтобы я уверовала в вашего бога, и в то же время вас возмущают мои расспросы о том, чего я не понимаю. Моих богов гораздо больше, но они, по крайней мере, обладают чувством юмора.
   — Ваше высочество, чувство юмора вам не поможет, если вы не получите милости, когда умрете. Первичные боги, которым вы поклонялись, не что иное, как явления природы, которым непросвещенные люди приписывали божественные качества. Вы должны быть счастливы, что, выйдя замуж за принца Кратина, получите возможность принять единственного истинного бога.
   Адрина умиротворяюще улыбнулась жрецу. Ладно, хватит с него на сегодня. Все усилия, которые предпринимались ради обращения ее в «истинную» веру, пропадали втуне. Но, будучи женщиной неглупой, Адрина не собиралась дать это понять кому бы то ни было и намеревалась вести себя так, словно и вправду хотела перейти в другую веру. Но ее собственные убеждения были столь крепки и надежны, что никакой жрец, будь он хоть семи пядей во лбу, не смог бы поколебать их.
   — Спасибо за совет, сударь, — поблагодарила она, потупив глаза. — Надеюсь, Всевышний простит мне мое варварское невежество.
   Вонулус испытующе посмотрел на принцессу и кивнул.
   — Всевышний видит вас насквозь, ваше высочество. И будет судить вас соответственно.
   — Значит, мне не о чем тревожиться?
   — Надеюсь, — осторожно согласился Вонулус.
   Через два дня судно бросило якорь в Сетентоне. Это был первый настоящий город, который Адрина увидела с тех пор, как оказалась в Кариене. От своих грязных и перенаселенных собратьев, разбросанных по берегам реки, Сетентон отличался лишь тем, что имел широкую пристань да шумный базар. На холме за городской стеной, словно страж, высилась мрачная громада с массивными стенами — замок лорда Терболта, герцога Сетентонского и, по стечению обстоятельств, отца леди Честити, как поспешила сообщить Адрине леди Хоуп. Дожидаясь окончания швартовки, Адрина изредка поглядывала на молодую герцогиню, но признаков радости от предстоящей встречи с отцом на ее лице не заметила. Зато она заметила другое: девица то и дело стреляла глазками в сторону Кратина, всячески пытаясь привлечь его внимание. Но, к чести молодого принца, он старательно игнорировал эти попытки.
   На берегу гостей встречал почетный караул. Увидев их лица, Адрина заулыбалась — это была ее личная гвардия, все как один фардоннцы, в полной парадной форме.
   Ее отец придерживался мнения, что огромное богатство — ерунда, если не выставлять его напоказ, и не пожалел денег на экипировку гвардейцев. Пятьсот сильных и красивых мужчин, восседавших на сытых гнедых конях с Джаланарских равнин, были одеты в серебристо-белое — от богато украшенных серебряных шлемов и коротких белых накидок, отделанных редким мехом медалонской снежной лисицы, до белых, окаймленных серебром высоких сапог.
   Как гласила фардоннская легенда, обычай носить белое появился у королевской гвардии почти тысячу лет назад, когда король Волдон Миролюбивый отнял трон у своего кузена Блэгдона Мясника. Его гвардия была одета во все белое, чтобы люди знали: на руках солдат нет невинной крови. Впрочем, легенды легендами, но парадная форма выглядела великолепно, и Тристан гарцевал на коне так лихо, словно родился в седле. «Слишком уж лихо, — подумала Адрина. — Как бы чего не вышло». Она боялась, что Кассандра уже успела перебаламутить Кариен и теперь Тристан почти наверняка вляпается в какую-нибудь историю. Его необузданность, которую при дворе приходилось тщательно скрывать, до добра не доведет.
   Налюбовавшись бравым видом гвардии своей невесты, Кратин подал Адрине руку, и в сопровождении свиты они двинулись по трапу на берег. Внизу их дожидался Тристан.
   — Ваша светлость, ваше королевское высочество! — выкрикнул он по-фардоннски, молодцевато отдав честь. — Гвардия фардоннской принцессы просит разрешения сопровождать вас в замок Сетентон! — Он посмотрел на сестру и, не меняя выражения лица, Добавил: — Хочу сообщить, что сей замок такой же щелистый и блохастый, как все, что построено в этой богом забытой стране, и мне бы очень хотелось вернуться домой.
   Адрина повернулась к Кратину.
   — Мой брат приветствует нас и готов жизнь отдать за то, чтобы мы целыми и невредимыми добрались до замка, — бесстрастно перевела она, мысленно благодаря судьбу за то, что Вонулус задержался на корабле. «Ах, Тристан, ну почему ты так неосторожен?»
   Кратин нахмурился.
   — Это ваш брат?
   — Сводный, — уточнила Адрина. — Тристан — один из незаконнорожденных сыновей моего отца.
   При этих словах леди Пасифика невольно вздохнула. Тристан, который, как считалось, не понимал кариенского языка, невозмутимо улыбнулся. Кратин же, как и следовало ожидать, залился пунцовым румянцем.
   — Э-э, пожалуйста, скажите вашему… капитану, что мы благодарим его, — заикаясь, проблеял принц. — Хотя, если честно, я сомневаюсь, что путь до замка сопряжен со смертельным риском.
   — Его высочеству трудно понять, что такое незаконнорожденный, — перевела Адрина.
   — Его высочество выглядит так, словно вот-вот лопнет. Готов поспорить, что ты не можешь дождаться свадьбы. Ну что, пошли? — Тристан протянул Адрине руку, та легонько оперлась на нее и, обернувшись, одарила жениха улыбкой.
   Высокие гости уселись в открытый экипаж и по мощеным улицам Сетентона покатили к замку. По краям дороги на всем пути их следования толпился народ: людям не терпелось увидеть иностранку, которая однажды должна была стать королевой Кариена. Расточая во все стороны улыбки, Адрина без устали махала руками, и кариенцы, похоже, оценили такое внимание. По крайней мере, простые горожане.
   Леди Мадрен некоторое время молча наблюдала за происходящим и, наконец, не выдержала:
   — Не следует идти у них на поводу, ваше высочество.
   — На поводу, миледи? Но ведь это мой народ, не так ли? Я хочу понравиться им.
   — Главное — не понравиться, ваше высочество, — назидательно промолвила Мадрен. — Главное — чтобы они вас уважали и боялись.
   — У нас в Фардоннии, миледи, говорят: «Короля, любезного народу, убить трудней, чем короля-тирана». К тому же моя любезность мне ничего не стоит.
   — Но это неприлично, ваше высочество, — не унималась Мадрен.
   — А вы что скажете, принц Кретин? Вам не хочется, чтобы люди вас любили?
   — Люди должны любить Всевышнего, ваше высочество. Это по его благословению наше семейство правит страной. А чувства людей значения не имеют.
   — Ну, так полагайтесь на Всевышнего, — сказала Адрина. — А я буду улыбаться и махать руками. Я пока еще не член вашего благословенного семейства.
   И, не обращая больше внимания на сердитую Мадрен и растерянного Кратина, Адрина вновь повернулась к ликующим горожанам. В этот момент Тристан, возглавлявший процессию, оглянулся. Принцесса скорчила ему рожу. Он засмеялся и пришпорил коня. И Адрине показалось, что впереди ее ждет очень длинный день.
 
   Вот уже несколько тысячелетий Фардоннией управляла одна королевская династия, которая из поколения в поколение руководствовалась одним незыблемым правилом: процветающей стране незачем воевать. Со временем оборонительные элементы почти ушли из фардоннской архитектуры и теперь встречались исключительно редко. Гармония и красота стали единственной целью, которой пытались достичь нынешние зодчие. Впрочем, если кому-то уж очень хотелось сделать свой дом крепостью, строители возводили фортификационные сооружения, но так, чтобы ничто не напоминало об их истинном предназначении.
   Кариенцы придерживались противоположной точки зрения, и стремления фардоннцев к красоте не понимали и не признавали. Замок Сетентон был крепостью, и ничем иным. Высоченные стены толщиной в два человеческих роста надежно охраняли двор, в котором всегда толклись вооруженные люди.
   Адрина вышла из экипажа и осмотрелась. Во дворе толпились люди, фыркали лошади, где-то звонко стучали кузнечные молоты. «Интересно, — подумала она, — так ли хороши медалонские защитники, как о них говорят?» Втайне она очень надеялась на это. Ведь иначе огромное кариенское войско попросту задавит немногочисленных медалонцев своей массой.
   Габлету был необходим длительный конфликт на северной границе Медалона. Он не мог тащить всю армию по Восточным горам, чтобы оттуда вторгнуться в Хитрию. А вот пройти по равнинам Медалона и повернуть на юг — другое дело. Кариенцы, конечно, подумают, что он намеревается захватить Медалон, чтобы помочь своим союзникам. И пока они не выяснят истинное направление удара фардоннцев, король может спать спокойно. Адрине этот замысел не нравился — ведь когда предательство обнаружится, кариенцы могут отыграться на ней. На этот случай отец посоветовал ей заранее продумать сценарий бегства. Судя по всему, он нимало не тревожился о том, что его планы могут стоить Адрине головы.
   Лорд Терболт встретил гостей на ступенях замка. Это был высокий человек с карими глазами под тяжелыми веками и унылым выражением лица. Первым делом он сердечно поприветствовал Кратина и только после этого взглянул на Адрину.
   — Ваше высочество, — произнес он и слегка поклонился. — Добро пожаловать в замок Сетентон.
   — Благодарю вас, лорд Терболт, — ответствовала Адрина. — Надеюсь, наше присутствие не будет для вас слишком разорительным. Прошу вас оказать гостеприимство моим гвардейцам. Обещаю, они не причинят вам лишнего беспокойства.
   Терболт покачал головой.
   — Что вы, ваше высочество, какое беспокойство! Надо лишь сообразить, на каком языке с ними объясняться, — вот и все. Разрешите, я провожу вас в ваши покои. Вы, наверное, устали. А нам, мужчинам, нужно обсудить кое-какие дела. Вам это будет неинтересно.
   Адрине, естественно, тут же стало интересно, но поди убеди этих варваров, что женщина тоже может кое-что смыслить в политике и войнах.
   — Конечно, милорд. Может быть, Тристан будет вам чем-нибудь полезен? Думаю, он сможет уловить суть вопроса и предложить свою точку зрения.
   — Но ведь он не говорит по-кариенски, ваше высочество, — возразил Кратин.
   — Ну, если нужно, я могу перевести, — быстро нашлась принцесса. — Вообще-то я нисколько не устала, милорды. Вы, лорд Терболт, верно заметили, что мне эти разговоры неинтересны. Но мы ведь теперь союзники, не так ли? Прошу вас только не говорить слишком быстро, чтобы я могла уследить за ходом обсуждения. Тристан!
   Ни Терболта, ни Кратина предложение принцессы не воодушевило, а бедная Мадрен, казалось, готова была лишиться чувств. Но Адрина не оставила им выбора.
   — Как пожелаете, ваше высочество, — с недовольным видом уступил Терболт.
   Принцесса приподняла подол юбки и вместе с Тристаном вошла в замок.
   — Адрина, тебе эти встречающие не осточертели? — тихо спросил Тристан, когда они очутились в сумрачном зале, оставив позади сопровождающих.
   Адрина быстро оглянулась: Терболт радостно приветствовал леди Честити — наверное, они и впрямь давно не виделись.
   — Ты о чем? — спросила она и пристально посмотрела на брата. — Они просто дураки.
   — Не исключено. Но мне вдруг пришло в голову: а что, если и мы сваляли дурака.
   — Опомнился! Раньше нужно было думать, Тристан, — прошептала Адрина, когда вся делегация ступила на устланный камышом каменный пол.
   На стенах висели знамена, украшенные знаком Всевышнего и гербом лорда Терболта — серебряным копьем на красном поле. Считалось, что красное символизирует мутный Железный Поток.
   — Ты же сам посоветовал мне согласиться на этот брак.
   — Да знаю я, знаю. — Тристан вздохнул. — Но у меня какое-то странное чувство. Не могу определить его, но оно не дает мне покоя. Будь осторожна.
   — Это ты будь осторожен. Хотя, как мне известно из достоверного источника, если ты будешь оказывать внимание только незамужним женщинам, можешь быть уверен — тебя не побьют камнями.
   — Боюсь, Рина, грядет долгая и холодная зима. Риной он называл ее в детстве.
   — Ты, по крайней мере, вернешься домой. А мне придется всю жизнь провести с этими людьми. Не говоря уже о принце Кретине Раболепствующем.
   Тристан пригнулся к самому уху сестры, хотя предосторожность эта была лишней — их и так никто не мог подслушать, поскольку разговор шел на фардоннском.
   — Не смотри на вещи так мрачно. Через месяц-другой он отправится на войну и может проторчать там несколько лет. Это же хорошо.
   — Было бы еще лучше, если бы его там проткнули стрелой, — прошептала Адрина и, повернувшись к жениху, умильно ему улыбнулась.
   Кратин посмотрел на нее как-то странно. С раздражением? Нет, это было что-то иное… «Отвращение!» — внезапно догадалась Адрина, и ей стало не по себе.

Глава 14

   Тарджа возвращался в лагерь вечером. Отпустив поводья, он ехал и размышлял о давешнем разговоре с Дженгой. Лорд Защитник пытался противостоять огромной силе. Тарджа знал это, и то, что Дженга при этом хитрил, угнетало его невероятно. Лорд Защитник собирался защищать границу, но не хотел проявлять инициативу и предпочитал ждать нападения кариенцев. В этом Тарджа был с ним совершенно не согласен. За лето кариенский лагерь, получивший пополнение в лице пяти сотен рыцарей, разросся весьма солидно. И врагу следовало дать бой прямо сейчас, не дожидаясь, когда вражьей силы станет видимо-невидимо.
   И в один прекрасный день Тарджа нарушил границу. Случилось это так. Используя тактику хитрианцев, которую те успешно применяли на юге, когда воровали медалонский скот, Тарджа с горсткой солдат под покровом темноты проникли на территорию вражеского лагеря и переполошили там боевых коней. Произведенные животными разрушения оказались крайне удовлетворительными — и, возможно, задержали начало боевых действий на несколько недель. Трое нарушителей, правда, получили ранения, но в целом вылазку можно было считать небольшой победой.
   Однако Дженга смотрел на случившееся иначе. Узнав о происшествии, он пришел в бешенство, обозвал Дамиана безответственным дикарем за то, что он родил эту «блестящую» идею, а Тарджу — бестолочью-раздолбаем за то, что послушал хитрианца.
   Два года, прошедшие с тех пор, как Тарджа стал дезертиром, он мечтал вернуться на службу и в воинское братство. Но вернувшись, разочаровался. Теперь он понимал, что ему нравилось командовать мятежниками. Приказывать, распоряжаться, а не просто служить. Он был прирожденным командиром, и, без лишней скромности, командиром хорошим. При всем уважении к Дженге Тарджа привык принимать собственные решения. Дженга был добрым служакой, но уже больше двадцати лет занимал пост Лорда Защитника, а следовательно, приобрел больше опыта в политике, нежели в военном деле. Тарджа провел свои лучшие годы на войне — сначала с хитрианцами, потом с защитниками, теперь вот с кариенцами. А у Дженги меч, наверное, заржавел в ножнах.
   На границе по-прежнему стояли шесть тысяч защитников — ровно половина общего их количества — да тысяча хитрианских налетчиков из Кракандара. Стоило Тардже вспомнить о хитрианцах, как в голову ему опять, уж в который раз, пришла мысль: «Куда же запропастился Дамиан Вулфблэйд?»
   Никто не видел военлорда без малого месяц — с тех пор, как он сообщил, что собирается поговорить со своим богом. Альмодавар, который мог что-то знать, помалкивал и не проявлял ни малейших признаков беспокойства. И солдаты не роптали. Если господину вздумалось поговорить с богом войны и попросить его благословения, никто не возражал. Они верили, что Зигарнальд поможет им, и рассчитывали на его поддержку.
   Подъехав к лагерю, Тарджа машинально взглянул на палатки хитрианцев. Может, Альмодавар что-нибудь узнал наконец? Убеждать Дженгу, что Дамиан не бросил их на произвол судьбы, с каждым днем было все трудней.
   Проезжая мимо стана хитрианцев, Тарджа почувствовал, что там что-то происходит, и решил разузнать, в чем дело. В отличие от защитников, налетчики не почитали ранги и чины и уважали человека за воинскую доблесть, а не за знаки отличия. Некоторые из этих воинов встречались с Тарджей на южной границе. И, зная его как храброго воина, не находили ничего странного в союзе своего военлорда с его прежним врагом.
   Защитники не были столь лояльны. Они не любили хитрианцев и не скрывали этого. Тарджа даже подозревал, что, демонстрируя по поводу и без повода свою военную выучку, защитники хотели показать хитрианцам, какой должна быть настоящая армия. Кроме того, защитники презирали наемников, а большинство налетчиков Дамиана были именно таковыми. Сам Тарджа относился к ним терпимо. Если бы не мятеж, он и сам, наверное, подался бы в наемники. Однако время шло, а противостояние все усиливалось, и теперь уже частенько приходилось пресекать драки. Поначалу, дабы примирить враждующие стороны, Тарджа и Дамиан решили проводить общие тренировочные бои. Благое начинание не успело стать традицией — один за другим погибли трое солдат, и Дженга приказал отменить совместные занятия. Теперь тренировки проходили отдельно.
   Посреди хитрианского лагеря обнаружилась большая шумная толпа налетчиков. Судя по возгласам, кто-то на кого-то делал ставки. Тарджа подъехал поближе и среди общего шума различил страдальческий крик. Спрыгнув с лошади, Тарджа бросил поводья на шею Тени и решительно полез в толпу.
   Центром всеобщего внимания оказались двое юношей, окровавленные и израненные. Судя по их виду, драка шла уже давно. Старший из бойцов — белокурый мускулистый хитрианец лет шестнадцати — был учеником кузнеца. Тарджа видел его пару раз. Младший, невысокий пацан лет десяти-одиннадцати, — кариенец. Несмотря на разницу в росте и комплекции, он отчаянно защищался. Его веснушчатое лицо заливала кровь, одежда была порвана, глаза горели ненавистью. Когда Тарджа наконец-то пробрался сквозь толпу, мальчишка уже едва стоял на ногах.
   Увидев, как старший в очередной раз бросился на своего противника и ударил его в подбородок, Тарджа болезненно поморщился. Паренек дернул головой и со стоном упал на землю. Ученик кузнеца засмеялся и, тяжело дыша, поставил ногу на поверженного врага. Потом нагнулся, сорвал с шеи мальчишки амулет и поднял его вверх под радостные вопли зрителей. В сумраке тускло блеснули пятиконечная звезда и стрела Всевышнего. «Убей его!» — крикнул кто-то. «Убей! Убей!» — заорала толпа. Ученик кузнеца усмехнулся и вытащил из-за пояса кинжал. Тарджа обвел взглядом хитрианцев и с ужасом понял, что они действительно этого хотят.
   — Хватит! — рявкнул он, шагнув в круг. Его красный мундир одиноко алел среди бурых кольчуг хитрианцев.
   Толпа умолкла. «Что я делаю?» — мелькнуло в голове у Тарджи, стоявшего посреди оравы налетчиков, жаждавших крови. Все выжидательно смотрели на смельчака. Их молчание было страшнее, чем дикие вопли. Тарджа подошел к оторопевшему ученику кузнеца и вырвал у него кинжал.
   — Иди работай, парень, — велел он тоном, не терпящим возражений.
   Хитрианец посмотрел на него и отступил от своей жертвы. В толпе послышался недовольный ропот. Наконец вперед вышел какой-то тощий человек, горло которого пересекал страшный шрам от уха до уха. И как ему удалось остаться в живых после такого ранения?
   — Ты тут не командуй, защитник, — промолвил он. — Убирайся к своим солдатикам и дай нам разобраться с этим кариенским мерзавцем.
   Тарджа почти физически ощутил враждебность, исходящую от хитрианских наемников. Что делать? Защитники далеко, а о Дамиане, который мог бы привести их в чувство, они, поди, и думать забыли. Внезапно его как пронзило: «А ведь они могут меня убить!» Наемники подступили ближе, и Тарджа сделал то, что первым пришло в голову. Он ударил хитрианца локтем в лицо и пнул его по ногам. Хитрианец упал как подкошенный, остальные даже отреагировать не успели. Тарджа наступил сапогом на его изуродованное горло и обвел взглядом налетчиков.
   — Ну? — спросил он, стараясь выглядеть грозно. — Кто следующий?
   Человек отчаянно извивался под сапогом, судорожно хватая ртом воздух.
   — Думаю, они вас поняли, капитан.
   Увидев Альмодавара, Тарджа с трудом сдержал вздох облегчения. Хитрианский капитан проревел несколько слов своим людям, и толпа быстро рассосалась. Тарджа убрал ногу. Человек с трудом поднялся и, схватившись за горло, дал стрекача — только пятки засверкали. Альмодавар угрюмо усмехнулся.
   — Я не думал, что вы ищете смерти, капитан, — заметил он, покачав головой. — Вам бы следовало знать, что нельзя мешать налетчикам, когда они требуют крови.
   — Вашим налетчикам больше делать нечего, как подзадоривать убийцу.
   Тарджа опустился перед мальчиком на колени, легонько похлопал его по щекам и, увидев, что его веки дрогнули, вздохнул с облегчением. Альмодавар посмотрел на парнишку и пожал плечами.
   — Полегче, капитан. Этот пацан сам напросился. Он хотел умереть за своего Всевышнего.
   Тарджа подхватил мальчика под мышки и поставил на ноги, но тот вдруг вырвался. Казалось, он был совсем не рад неожиданному спасению.
   — Я не приму помощь безбожника, — сказал он на ломаном хитрианском, с трудом шевеля разбитыми губами.
   Значит, он довольно долго пробыл в плену, коли лопочет по-хитриански. В Кариене он никогда не стал бы изучать этот варварский язык. Тарджа посмотрел на Альмодавара и снова уставился на мальчишку.
   — Значит, ты неблагодарный маленький щенок? — сказал он по-кариенски.
   Альмодавар, внешне напоминавший неграмотного пирата, прекрасно говорил по-кариенски, а также по-медалонски и по-фардоннски. Дамиан не уставал повторять, что знание вражеского языка — первый шаг на пути к пониманию неприятеля. Обнаружив, что большинство налетчиков бегло говорят на нескольких языках, Тарджа очень удивился. Его защитники, по крайней мере офицеры, могли изъясняться по-медалонски и по-кариенски. Умение беседовать с союзниками на их языках считалось признаком аристократизма, а вот язык южан изучали немногие. Тарджа быстро усвоил урок Дамиана, но убедить Дженгу в том, что защитникам необходимо освоить хитрианский, так и не смог.
   — Вот именно, — подтвердил Альмодавар, без малейшего усилия перейдя на язык врагов. — Он петушится уже не в первый и, я уверен, не в последний раз. Они с братцем сообщили нам о союзе Фардоннии и Кариена. Братец, правда, быстро присмирел, а этот собирался одолеть нас одной левой.
   Тарджа некоторое время с любопытством разглядывал парнишку.
   — Так это кариенский шпион?
   Услышав в голосе Тарджи издевку, мальчишка рассвирепел:
   — Безбожник! Свинья! Всевышний утопит тебя в море отчаяния!
   — Я начинаю жалеть, что спас тебя, мальчик, — предупредил его Тарджа. — Думай что говоришь.
   — Меня спас Всевышний!
   — Что-то я не заметил его здесь, — хохотнул Альмодавар и быстро перешел на медалонский: — Вы не хотите забрать его с собой? У нас этот мелкий наглец вряд ли долго протянет.
   Тарджа нахмурился. Вот чего им в лагере не хватает, так это десятилетнего неуправляемого горлопана с его Всевышним. Однако Альмодавар прав: парень не заживется среди хитрианцев. Тарджа наскоро все обдумал и повернулся к капитану.
   — Хорошо, я возьму его с собой, — сказал он по-кариенски, чтобы мальчишка мог следить за ходом беседы. — А братец его пусть остается у вас. Если этот фрукт станет зарываться, я вам сообщу. А вы в ответ на каждую мою жалобу будете присылать мне один братишкин пальчик. Когда кончатся пальцы на руках, начинайте кромсать ноги. Может быть, перспектива увидеть беспалого брата поможет ему научиться держать себя в руках. Очевидно, это достоинство не поощряется их Всевышним.