Федь Николай. Литература мятежного века

   Поэтому я не без любопытства просмотрел труд одного из главных столпов идеологического прикрытия нового режима - "Хронику времен "царя Бориса"". Теперь я понимаю, каких вершин и пределов может достигнуть и достигло неслыханное мужество Олега Максимовича. Да, об авторе можно сказать много и ничего - от этого истина не пострадает. Но раз я согласился высказать свое мнение о сем предмете - сделаю это. С Олегом имею честь быть на дружеской ноге лет тридцать с гаком. Добрейший души человек, и отменный труженик пера, писатель, значит. Хорошее познается в сравнении. С кем из членов этой славной организации его можно сравнить? Скажу так: по таланту он не выше и не ниже всемирно известных Анатолия Приставкина и Александра Солженицына, хотя несколько уступает позднему Андрею Нуйкину, графоману. Вчера я еще раз внимательно просмотрел писательский справочник. Ничего не скажешь, среди них наберется добрая дюжина ярких личностей и самобытных дарований. Правда, гениев не обнаружил. Но, между нами, дорогие мои, все они, не исключая даже Костикова-Ватиканского, пройдут между ног Попцова, не задев головами его срамных мест. Такова, простите, трагическая ситуация на ниве изящной словесности.
   Однако сегодня я буду говорить не о Попцове-писателе, а Попцове-интеллектуале, политике, прорицателе, если хотите, поскольку он то и дело пугает, предостерегает, наставляет, предупреждает, словом, печется о режиме "демократов-растрельщиков".
   Итак, к делу, как говорили древние или - вернемся к нашим баранам, что одно и то же, только почерпнутое из лексикона царя, извините, императора Наполеона. Я позволю себе сравнить данную "Летопись" с зеркалом, с которым автор как угорелый носится по коридорам власти, забыв, что настоящая действительность находится не в них. При этом он тешит себя надеждой, что в его зеркале отражается, как он замечает, король и свита короля, случившееся в России за три года, наконец "мучительные роды демократии" здесь. Увы, он глубоко ошибается. Как, впрочем, ошибаются представители всех континентов, сословий, партийной принадлежности, вероисповедания, социального положения - даже большие кремлевские начальники, позвольте заметить, и те ошибаются. Попцовское же зеркало заполонили в основном люди властолюбивые, корыстные, безнравственные и ограниченные, среди которых немало казнокрадов, отъявленных негодяев и пьяниц. Есть, конечно, и другие. Поэтому я постараюсь говорить, так сказать, об исторических фигурах (разумеется, включая нашего хроникера) и вещах, как мне представляется, прелюбопытнейших.
   Прежде всего отмечу, что наш герой - непревзойденный мастер афоризма. Его изречения должны перейти в пословицы, поговорки, на худой конец, в лозунги "демократов". И только по недосмотру президентской канцелярии они доселе не стали таковыми. Полюбуйтесь: "Сделав невозможное в индустриализации, мы уничтожили деревню". Мы - это значит Попцов во множественном числе. Далее: "Модель извращенного социализма - вот плод влияния личности Сталина", "Система, впитавшая пороки личности, становится порочной", "Десятилетия командного стиля, говоря образно, изменили даже состав крови у некоторых людей". Потрясающе!
   Нет, не могу устоять перед искушением привести еще один развернутый афоризм, который (по убеждению обладателей пещерного мышления из примиримой оппозиции) долго украшал кабинет Раисы Максимовны: "Уставший от тупоумия и партократии человек. Фамилия, имя, отчество: Горбачев Михаил Сергеевич. Он пошел влево (?!) не в силу убеждений, а по причине крайней несимпатичности и ограниченности соратников, с которыми оказался за одним столом президиума. Его раздражал генерал, который сопровождал Брежнева, вплоть до трибуны съезда, куда и помогал ему взобраться. Его раздражал "серый кардинал" Суслов. А затем - канцелярский корифей, возомнивший себя идеологом, - Черненко, Нормальная реакция нормального человека. Если это раздражало и угнетало всех, это должно было раздражать и Горбачева". Говорят (я ни в грош ставлю московские слухи!) Михаил Сергеевич норовил обязательно провести гостя возле попцовского творения, показывая глазами, мол, не перевелись еще умные головы. А "архитектор перестройки" А.Н. Яковлев, бывало, остановится перед красиво написанным плакатиком и, покрутив пальцем у виска, непременно пробубнит? "Экий плюгавец, этот Попцов, но свой в доску", - и, оглянувшись, плюнет.
   Считая себя интеллектуалом и первоклассным интеллигентом, Олег Максимович ставит эти качества превыше всего. Это тот рычаг, при помощи которого он пытается средствами информации перетряхнуть историю союзного государства и заходит в своем рвении слишком далеко. Так далеко, что от правды ничего и не остается. Приведу всего лишь два примера, демонстрирующих его изумительную легкость в мыслях, чтобы не сказать чего-нибудь покруче. Он пишет: "Общеизвестно (?!), что первое советское правительство было самым образованным и интеллигентным правительством. Не по сравнению с тем, что имело место до того, а по сравнению, что было после. Это уточнение принципиально".
   - Ну, если дело дошло "до принципиальных уточнений", - улыбнулся Эрудит, - нам придется волей-неволей прибегнуть к историческим документам. Итак, первый ленинский Совнарком в основном состоял из революционеров-профессионалов, по разным причинам не получивших высшего образования. Зато это были люди твердых убеждений, прошедшие суровую школу жизни. Возьмем наиболее известные имена: Ногин (городское училище), Шляпников (рабочий), Ульнов-Ленин (высшее), Рыков (1 курс Казанского университета), Сталин (духовная семинария), Дыбенко (приходская школа), Крыленко (высшее), Троцкий (реальное училище), Луначарский (гимназия, два курса Цюрихского университета), Коллонтай (домашнее образование). Более того, ни один из членов данного правительства, включая Ульянова-Ленина, никогда не работал в государственном аппарате.
   Надо полагать, Попцов принимает всех нас, мягко говоря, за недоумков, либо вкладывает в это понятие не соответствующий смысл. То же самое можно сказать и о таком его утверждении: "Хрущевским реформам... не хватало интеллектуальной среды". Между тем ларчик просто открывается: сегодня у власти, как утверждает "царский" хроникер, интеллектуалы и профессионалы, которые вправе делать все, что им заблагорассудится. У нас еще будет возможность убедиться в деловых качества правительственной команды интеллектуалов, а сейчас присмотримся к двум из них - это Егор Гайдар и Григорий Явлинский ("интеллектуалы, превосходные полемисты, со знанием экономики"). Собственно, мы вплотную подошли к проблеме - власть и интеллигенция.
   Гайдар в бытность своего премьерства с благословения Президента развалил экономику, поставил страну в зависимость от западного капитала, обокрал народ, лишив его денежных вкладов и нормальной зарплаты. 2 января 1992 год стало днем изнуряющего роста цен, поставивших подавляющее большинство населения России на грань голодного существования. Этот попцовский интеллектуал совершил тяжкое преступление перед народом. А вот его теория. В своей книжонке "Государство и эволюция" называет себя "русским государственником и патриотом" и предлагает (в соответствии с западным типом общества) структуру социального устройства, основополагающим признаком которого будет "слабое государство и сильно развитая частная собственность", то есть освобождение личности от любой ответственности перед государством. Но ведь это старая погудка на новый лад. Тотальная пропаганда "прав человека" и игнорирование "прав человека и общества", "прав человека и гражданина" - весьма показательны с точки зрения буржуазной пропаганды, которая, не переставая восхвалять прелести "прав личности", в то же время демонстрирует свое пренебрежение к правам нации и государства. Такова сущность Гайдара, именующего себя, заметьте, "русским патриотом".
   Писатель Попцов в восторге от гайдаровщины.
   После Гайдара Грише Явлинскому уже нечего было разрушать, крушить и уничтожать по-крупному. Программа "500 дней", изготовленная в США, была выполнена Гайдаром. Что ему оставалось? Поставить экономический эксперимент на ограниченной областью территории? Попробовал в Нижнем Новгороде и с треском провалился, угрохав огромные средства. Еще раз выяснилось (и до этого всем известное, кроме ельцинско-черномырдинских "ребят"), что это тип деятеля, который на словах все знает и понимает, а на деле мало в чем смыслит и ничего путного делать не может. Попцов даже не подозревает, какую убийственную характеристику дает своему любимцу: "Есть люди, у которых разум написан на лице. Явлинский принадлежит к этому типу". Прекрасно! Но сказать так, значит ничего не сказать, то есть превратить объект в н и ч т о, поскольку всегда есть опасность подменить интеллект умным выражением физиономии. Между тем, кроме умного лица, которое научилось делать (елико это возможно по причине природных данных!) иные демократы, встречаются типы с умным голосом, умным взглядом, глубокомысленным мычанием или молчанием и т.д. и т.п. Но разве это является показателем культуры, высокой морали, общего развития и прочее данного человека? Ничуть!
   Любопытная особенность Попцова состоит в его чрезмерной увлеченности ставить логические ловушки, в которые он сам же и попадает. Его страсть к афористичности высказывания поразительна. Однако внешне красивая, хлесткая фраза коварна и деспотична. Закрепляя за собой право на истину в последней инстанции, она не оставляет места для объективного анализа и спокойной рассудительности.
   Впрочем, исследование типа Явлинского, Гайдара, Чубайса, Собчака как и Попова вряд ли заслуживает глубины и прозрения. Тут все лежит на поверхности - это желание власти, денег и судорожная боязнь правды. Угроза потерять власть увеличивает их страх, и они, интернационал-радикалы, способны на все. Даже "Тишайший Гриша", как нарекли остряки Явлинского, сбросил маску добродушного умника в тяжелую, а точнее позорную для "демократов" годину. Меж тем Попцов восторженно отзывается о поведении Гриши в дни массовых убийств в октябре 1993 года: "В "Вестях" собралась практически вся информационная команда... Из всех выступлений, прозвучавших в эфире в эти дни нескончаемые часы, я бы выделил прежде всего Явлинского.
   Он позвонил мне и спросил:
   - Как к тебе проехать?
   Я объяснил.
   - Мы сейчас подъедем. Я тебе кое-что покажу.
   Этим "кое-что" оказалась кассета.
   - Там, в Белом доме, сосредоточилось зло. Неуемное желание расправы над инакомыслием, над неугодными. Есть люди, исповедующие фашизм, их охраняют, значит, с именами Руцкого и Хасбулатова русские фашисты связывают свои надежды.
   - Отлично, сказал я, - мы ставим эту пленку немедленно.
   Изобразив на лице отрешенность, Явлинский попросил:
   - Поставь прямо сейчас, а?
   Я был не против".
   Тут есть деталь, стоящая очень много: "изобразив на лице отрешенность, Явлинский..." Браво! Острому глазу Попцова цены нет, он сам не знает об этом. В сем "изобразив" Явлинский весь как на ладони: даже обуянный страхом, он "изображает", то есть играет, лицедействует... Сегодня он рвется "изображать" президента России, но, как сказано, ростом не вышел, а что будет "изображать" завтра? Что же касается ненависти к людям, сказавшим "нет!" кровавому антинародному режиму, то ее изображает он не лучше других, причисливших себя к интеллигентской элите "этой страны". В ночь с 3 на 4 октября Л. Ахеджакова, например, криком кричала "раздавить их всех гадов", а дражайшая супруга "демократа-виолончелиста" Ростроповича, больше русских печалящегося "за судьбу России", певичка Галина Вишневская умоляла по телефону "не щадить никого". А ведь у них не менее отчетливо, чем у Явлинского, "разум написан на лице".
   IV
   Продолжение рассказа о заслуживающих внимания вещах, равно как и об остроумном словопрении, имевшем место между Эрудитом и Господином Главнокомандующим.
   - Люди, подобно Луне, к одним повернуты освещенной стороной, а к другим напротив - затемненной. Далеко не ко всем одинаково относится и сочинитель Попцов. Скажем, на инакомыслящих он смотрит волком, наделяя их самыми позорными и отвратительными качествами, прибегая к передержкам и откровенной клевете. Его можно понять, но никак не простить. Речь идет не только о его непринятии людей определенных убеждений, но и исторического прошлого России, её государственного и культурного наследия, национального самоопределения и самосознания.
   В таких случаях он начисто теряет чувство меры и самообладание, впадает в истерику и становится донельзя груб. Руководитель Союза офицеров подполковник Терехов производит на него "впечатление маниакальной личности", глаза генерала Стерлигова "излучают болезнь и непримиримость". На Зюганова он набрасывается с пеной у рта, не объясняя причины своей ненависти, которая, впрочем, легко просматривается: страх потерять все и, в частности, доходное место председателя Российского радио и телевидения, ибо никогда и никаких твердых идейных убеждений у Попцова не было и быть не могло по причине большого интеллектуального и морального недобора, а равно и крайнего индивидуализма. Зюганова же изображает эдаким неотесанным мужланом, догматиком и циником: "На крупном, мясистом, раскрасневшемся лице, скорее напоминавшем немецкого бюргера, никак не лидера российских коммунистов..." Далее: у него "тяжелое, налившееся кровью лицо", "говорит зло, вымучивает из себя ораторство, самовзвинчивается", "интеллектуальная бедность - факт, как говорится, очевидный" и т.д.
   В Москве среди здравомыслящих людей, кои встречаются все реже, можно услышать: "Дрянь и болван этот Попцов, посмотрите только, во что он превратил радио и телевидение - пакость одна". "А я не согласен, - сказал помедлив Эрудит. - Мне жаль его - он несчастный человек, заблудившийся в лабиринтах кривых политических зеркал ... Право, жаль!"
   - Понимаю, многим эта жалость может показаться моей слабостью, неким проявлением комплекса непротивления (ударят по левой щеке, подставь правую). Не спорю, возможно, все так и есть: но мне уже поздно менять свои взгляды. Хотя жестокость и ложь сильно бьют по человеческому достоинству людей самых разных воззрений.
   Не будем лукавить, в книге "царского" хроникера иногда встречаются весьма любопытные вещи, толкающие на размышления. Правда, то, о чем он сообщает, хорошо известно московской публике. И все же, случается он говорит о предметах и событиях, вполне правдоподобных при всех их видимой нелепости. Таков рассказ об одной чуть не оборвавшейся карьере.
   Но послушаем "царского" хроникера: "Феликс Кузнецов, в то время возглавлявший писательскую организацию Москвы, делал очередной политический вираж, сверяя свой курс с новым политическим руководством. Он хорошо ладил с предшественником Ельцины, Гришиным. Настолько хорошо, что, когда после смерти Сергея Наровчатова ему предложили возглавить журнал "Новый мир", Гришин его не отпустил, сказав, что-то партийно-пафосное сначала о значимости Москвы в общесоюзной жизни, затем о значимости Кузнецова в жизни общественной и литературной, умеющего сохранить зыбкое согласие в непростом писательском мире".
   Но тут произошла осечка, вспоминает Попцов. "На двух партийных пленумах Кузнецов выступил с прямо противоположными взглядами. Это дало повод Ельцину при встрече с Кузнецовым обвинить его в двурушничестве и политической корысти. Кузнецов, дипломат и хитрец, двурушничество отрицал. Расстались, по его словам, почти дружелюбно, однако на будущее каких-либо уважительных отношений не получилось, не сложились.
   - Мы с Кузнецовым в ту пору были дружны, и я переживал эту его неудачу. Честно говоря, ему было непросто: пик его авторитета в организации уже прошел, он искал возможности почетно, без скандала уйти на новое значимое дело. Эту услугу ему оказал Александр Яковлев, в то время член Политбюро, сделав его членом-корреспондентом Академии наук и директором Института мировой литературы".
   Экая невидаль в наше время, когда предательство и двуличие возведены чуть ли не в ранг государственной политики и нравственной нормы. Ну был достопочтенный Феликс Феодосиевич на коротком поводке у Яковлева, а теперь еще и у Солженицына и Черномырдина. Ведь это так естественно.
   - Бают, ваш ученый коллега планирует выпустить в свет бессмертные изречения Черномырдина о "Тихом Доне".
   - Опять Кальсонкин шалит, - определил по голосу Председатель автора реплики.
   - Влияние магнитных бурь, - спокойно отреагировал Эрудит и продолжал:
   - Еще Платон утверждал, что подобное льнет к подобному... Понимает ли Попцов, что для масштабно воспринимающей мир, а равно и крупно мыслящей фигуры, главное - это творческие открытия, обогащающие человечество?
   Отпив глоток чаю, Эрудит продолжал свою речь.
   - Самая яркая личность в "Хронике", разумеется, после Попцова и Ельцина - это Михаил Полторанин ("страшный человек" - И. Силаев). Если верить автору, Полторанин интеллектуал первой пробы, блюститель высокой нравственности и, конечно же, если не отец, то уж точно - флагман нынешней либеральной интеллигенции. Словом, гигант демократии, - заключил Эрудит. Не буду обсуждать сей предмет. Замечу только, что его парафраза: "Умри, Олег, лучше не напишешь!", после прочтения "Хроники", изобличает в нем недюжинный талант мыслителя.
   То там, то здесь разумеется, вопреки его воле, - Эрудит указал на лежащий перед ним толстый фолиант, - проскальзывают весьма ценные факты, свидетельства и признания, характеризующие антирусскую сущность нынешнего режима, а равно тщеславие, корыстолюбие, властолюбие и безмыслие обслуживающего этот режим персонала. Словом, шахрай (на украинском языке это слово означает - мошенник, жулик, плут) сидит на шахрае и шахраем погоняет. "Их воззрения, - пытается автор доказать историческую закономерность появления "новых русских", - сформировались в период застоя, когда чистота помыслов уже не числилась как достоинство, скорее анахронизмом. Они грамотны, холодны, рациональны и циничны". Именно такие люди, по мнению Попцова, достойны быть хозяевами жизни.
   - Критиковать может и дурак, - глубокомысленно изрек Господин Главнокомандующий, прервав выступление Эрудита. Он входил в роль, но как-то вяло, скучно. - А ты сделай, а потом сядь и напиши. Слабо! Вот, к примеру, - я устаю при исполнении до чертиков, пальцем не пошевельну. Думаю, все, баста! А тут Бурбулис (я убрал его к чертовой матери, признаться, давно испытывал дискомфорт из-за его постной физиономии, с новым указом или документом, мол, подпиши, наложи резолюцию - и смотрит своим холодным немигающим взглядом, как у Змея Горыныча. Шта?! Собираю всю свою волю в кулак (крутит кулаком, явно любуясь им) и накладываю... Этот ушел, вкатывается Шахрай со своими, как пишет ваш Попцов, усами, эмоциональной предвзятостью и карьерным мышлением, и тоже - подпиши, наложи... Накладываю, понимаешь, в сотый, тысячный раз. Так стервецы и Указ 1400 подсунули, а сами в кусты... Но не об этом хочу сказать. Дома расслабишься, стакан-другой нарзанчика приголубишь и начинаешь чувствовать эдакое шевеление творческой мысли. А тут еще внутренний шопот: надо бы, дескать, оставить что-нибудь и для вечности, книжонку какую тиснуть... Я понимаю Попцова... Не успеешь подумать, а акулы пера тут как тут, глядишь, вскорости красуется фамилия на пухлом томе о каковом до этого я слухом и духом не знал. Шустрые ребята... Потом, правда, начинается потеха: критика, придирки, обвинения... Один даже в суд подал на меня - вот уже как год... А почему не трогают этого краснобая и горе-сочинителя, ну, этого, как его (а, черт, забыл!)... Горбача меченого, да Горбачева?.. А мне, понимаешь, повестку в суд. Несправедливо...
   - Тоже мне, "инженер человеческих душ" объявился, - с нескрываемой иронией произнес Эрудит. - Наложил, наложил... А когда будешь выгребать?
   Господин Главнокомандующий пропустил поначалу мимо ушей реплику. Казалось, его мозг был поглощен проблемой опохмелки, и он уже ни на что не реагировал. Вдруг он приподнялся на своем верстаке - бронетехники и, сверкнув глазами, прорычал:
   - Выгребать!.. Я вам такого человечка в президенты готовлю, что вы будете за раба божьего Ельцина, как за благодетеля, ставить свечи в церквах. Шта?!
   Эрудит пристально посмотрел в его сторону и грустно усмехнулся
   - Мне осталось вкратце остановиться на фигуре "царя Бориса" - как он изображен в "Хронике". Надо сказать, здесь талант Попцова проявился во всем своем блеске, то есть двойственности и изощренном (не хочу говорить иезуитском) лицемерии. С одной стороны - и это для него естественно, он горячо поддерживает и оправдывает все разрушительные и кровавые действия "главного демократа", а с другой - настойчиво подчеркивает, что "Ельцин очень русский" (крупные черты лица, сумрачное выражение, невоздержанность, хитрость, подозрительность, скандальные истории личного свойства и т.д. все, мол, как у русских). Подобная двойственность к обожаемому герою, разумеется, выражает двойственность натуры сочинителя, мешкотность мышления, раздвоенность обыденного сознания, которыми руководствуется Попцов в своей жизни. Однако не это главное. Тут просматривается более широкий замысел: поставить знак равенства между частным лицом и народом и таким образом навязать недостатки и пороки данной конкретной личности всем русским. Улавливаете? Полторанин по достоинству оценил сей хитроумный замысел, когда, размахивая рукой, как лопатой, возопил: "Умри, Олег, лучше не напишешь!" Между тем автор умеет кое-что получше делать, чем это представляется многим и тому же, в общем, простодушному Полторанину. Вот ведь что он пишет: "Нельзя от демократии отгородиться национальными традициями, хотя бы уже потому, что состояние демократии внетерриториальное. Это всегда отношение целого к части, когда внепредельным является все-таки демократия".
   Честно говоря, я очень сомневаюсь, что авторство этого пассажа принадлежит Олегу Максимовичу - слишком уж он "мудрен" для него, ну да бог с ним. Сей пассаж, дает понять истинное отношение сочинителя к нации, народу, России... Проще говоря, он обыкновенный "гражданин мира", не более того.
   Скажите на милость, какой же русский , немец, итальянец, француз, вообще любой человек, сохранивший в себе хоть что-то человеческое, с таким цинизмом поведал бы об убийстве, как это сделал неуважаемый мною сочинитель:
   "Зрелище было богатым: праздная толпа считала выстрелы, которые делались по Белому дому: спорили, в какое окно угодил снаряд. Хвалили за меткость. Один с пониманием сказал:
   - Аккуратно стреляют. Внешне практически никаких повреждений.
   Горело несколько этажей...
   Долгожданный ОМОН... опатрулил все значимые улицы, перегородил их. Движение по пропускам, строго по пропускам... При неисполнении команды "стоять" стреляют без предупреждения, как в заправдашнем фильме. Ночью в Москве постреливали".
   - Если, - продолжал Эрудит, - интеллигенты типа ростроповичей, попцовых, явлинских, полтораниных и иже с ними лично не убивали людей, то своими действиями они оправдывали ельцинских палачей, обрекали миллионы на медленную смерть, а у новых поколений отнимали право называться людьми...
   Эрудит умолк, низко наклонив голову, украдкой приложил к глазам носовой платок. Помедлив, произнес:
   - Все! Как говорили древние, сказал и облегчил тем душу.
   V
   О даме, возомнившей себя военным министром, и других не менее великих и уморительных событиях.
   - Уж больно жалостливо вы говорите, - неожиданно прозвучал женский голос, и все повернули головы к выходу. В проеме открытой двери стояло подобие дамы в самодельных генеральских штанах, яркой желтой блузе и парике а-ля Старовойтова. - Все-то у вас высокие материи: родина, человеческое в человеке, - говорила она, приближаясь широким размашистым шагом к сцене. А что вы хотели, чтобы мы отдали власть совкам? - Удобно устроившись в кресле, ни к кому конкретно не обращаясь, строго спросила: - Что он обо мне... нагородил? Ваш Попцик...Ну!
   Суровый-Попцов зашелестел страницами.
   - О, вас он немного, совсем немного... Но сочно и не без колорита, сказал Суровый.
   - Еще бы, знает кошка, чье сало съела.
   - Ага, вот: "Старовойтова - фигура яркая..."
   - У него все "яркие". Словари надо читать, коли не знаешь иностранных и вообще.
   - Человек, то есть "Старовойтова, - пояснил Суровый, - страдает очевидным комплексом самоуверенности и надменной ироничности... У нее, конечно же, мужской ум". - О, снова о комплексе (мадам "Старовойтова" заерзала в кресле): "страдает комплексом поучительства... Самолюбива... Обладает властным характером... Слишком превозносит свое "я"..."
   - Хватит!
   - Про мытье оконных стекол вы уже слышали. А вот еще: "Сильный полемист".
   - О, завилял хвостом летописец, завилял. Все ходил, кланялся, улыбался, вынюхивал, и таки накропал. Ладно, полистаем сей кирпич. Когда-нибудь на досуге...
   Она внимательно осмотрела присутствующих.
   - Со всем, что заявлял Господин Главнокомандующий, согласна. Правда, надо еще проверить его по методу "а ну, дыхни", но мыслит он в нужном направлении. В ораторстве, конечно, он не силен, но понять можно... Не его вина: секретари обкомов развивались, как правило, в направлении кулака, чтоб столешницы раскалывались от одного удара.