Страница:
Он последователен и настойчив в своей неприязни к "этой" стране и ее народу. Стоило "бухому Борьке" издать указ о запрете компартии, как Шафаревич тут как тут со своим предложением о создании антикоммунистического комитета для борьбы с "последствиями 74-летнего господства коммунистической идеологии", ибо эти последствия "не могут быть ликвидированы никакими административными мерами". "Есть у нас Антифашистский комитет. В Италии или Германии он был бы, наверное, нужен. Для нас - кажется затеей довольно академической. Вот Антикоммунистический комитет действительно необходим..." Что значит узаконенный комитет для борьбы "с последствиями 74-летнего господства коммунистической идеологии"? Это почти то же, к чему призывал Солженицын, т. е. уничтожить Россию атомными бомбами. Только на сей раз опираясь на систему концлагерей, запретов на профессию, полицейских и юридических преследований и прочее.
Таков настоящий облик сегодняшнего кумира литературных "патриотов", да и не только оных. И нельзя не согласиться с выводами Глушковой, что Шафаревич "был, есть и, похоже, пребудет не кем иным, как типичным БУРЖУАЗНЫМ ДЕМОКРАТОМ ПРАВОРАДИКАЛЬНОГО ТОЛКА, который (этот именно толк) позволяет ему принять, как в последние годы, национальную русско-национальную - окраску, допускает перейти на позиции "русского национализма", а в перспективе, возможно что, и фашизма гитлеровской закваски, - хотя, по существу, национальный характер, национальное преломление подобной идеологии весьма утопично: оно на деле останется в плане желаний в плане намерений, несбыточных "по определению"..."4
* * *
Пойдем дальше. На почве, обильно унавоженной шафаревичами, солженицынами и их нынешними воздыхателями, то бишь литературными "патриотами", произрастает гнусная русофобия, проводимая криминально-компрадорской властью. И от этого никак не отвертеться оным "патриотам", как говорится, черного кобеля до бела не отмоешь. Результаты их деятельности налицо. В 1998 году Кох, вице-премьер правительства, председатель Госимущества, призванного распродавать все имущество России, заявил, похохатывая, корреспонденту радио Израиля: "Народ не был ограблен приватизацией... Россия получила... э... э... э... порядка 20 миллиардов долларов, и этого достаточно... Будущее России - сырьевой придаток. Далее развал, превращение в десяток маленьких государств... Россия никому не нужна (смеется). В мировом хозяйстве нет для нее места... Россия только мешает. Участь её безусловно печальна... Россия никому не нужна (смеется), не нужна Россия никому (смеется), как вы не поймете!... Я не понимаю, чего такого особого в этой России?.. Никаких перспектив у нее нет (смеется). Ну, Примаков, если видит, пускай работает (смеется)... Как ни верти, это обанкротившаяся страна. Любые методы хозяйствования здесь бесполезны... Русские до сих пор восхищаются своим балетом и своей классической литературой XIX века, они уже не в состоянии ничего нового сделать... Да, безрадостная картина. А почему она должна быть радостной? (смеется)... Этот народ по заслугам пожинает то, что он плодил..."
И тут снова встает вопрос об отношении литературных "патриотов" и прежде всего самого заслуженного из них (по мнению правдолюбца Виктора Кожемяко) Вадима Кожинова к "еврейскому вопросу". В его поздней работе "Россия. Век XX. 1901-1989" (М., 2001. С. 257-258) можно прочитать: "Тот факт, что Троцкий (и, конечно, другие большевики еврейского происхождения) по-разному относились к своим одноплеменникам и, с другой стороны, к остальному населению России (Евреи и остальные! - Н.Ф.), вызывает сегодня у многих русских людей крайнее негодование. Но такая - чисто эмоциональная реакция едва ли сколько-нибудь основательна и справедлива. Ведь те, кто безоговорочно осуждают еврейскую солидарность в условиях жестокой революционной эпохи, вместе с тем готовы восхищаться проявлениями русской солидарности, которые - пусть и в гораздо более редких случаях (ибо русские никогда не обладали той сплоченностью, которая присуща рассеявшимся по миру евреям) - всё же имели место в то время... И негоже по-различному оценивать еврейскую и русскую солидарность, согласитесь".
И это написано в наше время, когда "еврейская солидарность" устроила геноцид русскому народу! Но обратимся к фактам первых лет Советской власти. В 1934 году, когда во главе внутренних дел был еврей Ягода, из 96 руководящих работников комиссариата 37 были евреями, 30 - русскими, а к моменту снятия Ягоды с поста наркома 26 сентября 1936 года из 110 руководителей 43 еврея, 33 - русские.5 Между тем Кожинов уверял: "Поскольку большевики-евреи были "чужаками" в русской жизни, их ответственность и их вина должны быть признаны безусловно менее тяжкими, нежели ответственность и вина тех русских людей, которые действовали рука об руку с ними" (цит. соч., С. 258).
Стремясь во что бы то ни стало оправдать презрительное отношение евреев к русским, Кожинов пишет: "В связи с этим следует со всей определенностью сказать, что среди евреев-большевиков было очень мало таких, которые к 1917 году более или менее приобщились к русской культуре и быту. Те евреи, которые становились большевиками, начинали свою жизнь в собственно еврейской среде, где все русское воспринималось как чужое или даже прямо враждебное, а также как заведомо второсортное либо вообще примитивное" (С. 258-259). И как авторитета цитирует некоего "видного филолога" М.С. Альтмана (1896-1986 гг.), родившегося и выросшего в уездном городке Витебской губернии: "Русские у евреев вообще не считались "людьми". Русских мальчиков и девушек называли "шейгец" и "шикса", т. е. нечистью... Для русских даже была особая номенклатура: он не ел, а жрал, не спал, а дрых, даже не умирал, а издыхал. У русского, конечно, не было души, душа была только у еврея..." (С.260).
Предоставим слово Владимиру Бушину. В обстоятельном исследовании о проделках литературных "патриотов", опубликованном в десяти номерах еженедельника "Патриот" за 2001 год, он пишет: "Продолжая размышление на тему вины и ответственности, В. Кожинов вспомнил четырех выдающихся военачальников Гражданской войны: И.Л. Сорокина, Б.М. Думенко, Ф.К. Миронова и Н.А. Щорса. Как можно понять из его рассказа, все они в той или иной мере выступали против того, что творил в армии Троцкий, в том числе против самоуправства комиссаров, многие из которых были евреями. Так, командарм Второй Конной армии Миронов писал 31 июля 1919 года Ленину: "Социальная жизнь русского народа должна быть построена в соответствии с его историческими, бытовыми и религиозными традициями и мировоззрением, а дальнейшее должно быть предоставлено времени" (Там же. С. 280). Ленин два часа беседовал с Мироновым. Но еще до этого, пишет Кожинов, 13 сентября 1919 года Троцкий издал приказ: "Как изменник и предатель Миронов объявлен вне закона. Каждый гражданин, которому Миронов попадется на пути, обязан пристрелить его как собаку" (Там же). А в 1920 году Миронов оказался в Бутырской тюрьме и там 2 апреля 1921 года его расстреляли. По обвинению в том, что они "проводили юдофобскую и антисоветскую политику, обзывая руководителей Красной Армии жидами" (Там же, с. 281), 24 февраля 1920 года были арестованы, а 11 мая расстреляны командующий Первым конным корпусом Думенко и его штаб. 30 августа 1919 года во время боя пулей в затылок был убит и комдив Щорс. Доказывается, что убил политинспектор Реввоенсовета еврей П.С. Танхиль-Танхилевич. И мы узнаем, что ранее Троцкому было доложено, что "в частях дивизии развит антисемитизм" (Там же). Сорокин, командующий войсками на Северном Кавказе сам 13 октября 1918 года арестовал председателя ЦИК Кавказской республики еврея Рубина и трех его заместителей, из которых двое тоже евреи, и 21 октября расстрелял их. За это 1 ноября и сам был расстрелян. И вот что пишет обо всем этом Кожинов: "Необходимо вдуматься в объективный смысл этой трагической ситуации". Вот он вдумался. И что же? "Во-первых, при беспристрастном размышлении становится ясно... (А как остаться беспристрастным при виде таких жутких дел?) ...ясно, что такие люди, как Сорокин, Думенко, Миронов и Щорс, если бы даже они свергли стоявших над ними <чужаков> (т. е. евреев), едва ли смогли в тогдашних условиях создать и удержать власть" (Там же).
И вот всё это, по убеждению Кожинова, должно смягчать, уменьшать в глазах русских вину и ответственность тех евреев, которые чем-то нам нашкодили... Но читаем дальше: "Во-вторых, <на стороне Троцкого> было преобладающее большинство русских военачальников" (Там же). Мы уже отмечали, что В. Кожинов любил брать иные слова и речения в кавычки, и этим порой затуманивал их смысл, становилось не ясно, как же их конкретно понимать. Здесь как раз такой случай: что значит военачальники были в кавычках "на стороне Троцкого" - в каком смысле, в чем именно? И конкретные имена, которые тут же следуют, ничего не проясняют: "Так, С.М. Буденный самым активным образом выступал и против Миронова, и против Думенко, <разоблачал> (Опять кавычки! - В.Б.) Думенко и командир Первого конного корпуса Д. П. Жлоба" (С. 281-282)...
Но главное вот: "Нельзя не признать, что <вина> (Кавычки! - В.Б.) этих <одноплеменников> (Кавычки! Имеются в виду названные военачальники. - В.Б.) уж по крайней мере более непростительна, чем тех или иных <чужаков> (Евреев. - В.Б.), с которыми застреленные военачальники к тому же вступили в противостояние сами, первыми..." (Там же). То есть патриот Кожинов опять на стороне "чужаков". Непостижимым образом главным для него оказывается не то, где правда и кто прав, а то, кто первым пошел на противостояние".6
Скучная и грустная история... Скучная потому, что в эпоху, когда общество "срывается с петель" и у людей притупляется восприятие истины и красоты - задают тон всякого рода верования, инстинкты и нестандартные увлечения. В спокойно мыслящее время не стали бы поднимать гвалт по случаю появления сочинения сомнительного свойства. В узком кругу поговорили бы и забыли... Грустная история потому, что Вадим Кожинов всю свою жизнь только тем и занимался, что вкривь и вкось судил об истории России, которую знал понаслышке. Печальное заблуждение!
Скажите на милость, кто, кроме каких-нибудь солженицыных, шафаревичей или, как увидим, куняевых, скажет о России, как сказал "патриот" В.В. Кожинов в своей последней прижизненной публикации: "Россия такая страна, которая всегда надеялась на кого-то: на батюшку-царя, на "отца народов", на кого угодно. Именно поэтому у нас чрезвычайно редок тип человека, который может быть настоящим предпринимателем. Либо это человек, который ждёт, что его накормят, оденут, дадут жильё и работу, либо это тип, стремящийся вот здесь и сейчас что-то урвать для себя - чтобы не работать".7
* * *
Здесь следует вот что осознать. Обычно крупные "агенты влияния", "подставные патриоты", "авторитеты измены" тщательно подбираются и назначаются американскими и зарубежными спецслужбами. Все эти дорогостоящие сахаровы, шафаревичи вкупе с солженицынами - это штучные изделия Запада. Они призваны быть ядром, самодостаточными генераторами, излучающими мощные заряды ненависти к России.
Вокруг них группируется обслуживающий персонал из тех, кто готов за доллары и прочие мелкие подачки на самое неблаговидное дело. Но это лишь составная общей цепочки. Важнейшая задача подобрать распространителей, трансляторов, "адвокатов", без которых никак не внедрить идеи "авторитетов", "агентов влияния" в сознание широких масс. Для сего требуются профессиональные патриоты, т. е. типы с сомнительными моральными качествами, интеллектуальной усредненностью и обязательно руководители газет, журналов, издательств, вроде тех же бородиных, бондаренок, куняевых и иже с ними. Они давно усвоили, что самая опасная ложь - это истины, слегка извращенные, - и с успехом пользуются сим правилом вплоть до сегодняшнего дня.
Слившись с бывшими диссидентами, они обрели "право на бесчестье" (Достоевский) и представляют серьезное препятствие на пути национального развития. Татьяна Глушкова пишет о них в своей фундаментальной работе, что после VII съезда Союза писателей РСФСР важный, а может быть, и главный духовный итог состоит в том, что русские литературные периодические издания (журналы "Москва", "Наш современник", "Кубань", еженедельник "Литературная Россия", бывшие прежде органами союза писателей России, а также и многие книгоиздательства) оказались прямо или закулисно, но "жестко контролируемыми представителями двух специфических меньшинств: во-первых, бывшими диссидентами; во-вторых, эмигрантами 2-й и 3-й волны. Русская национальность многих, пусть даже большинства, этих диссидентов и эмигрантов дела не меняет, ибо все равно это "именно те лица, которые годами (и десятилетиями) были связаны с НТС, ЦРУ, пресловутой радиостанцией "Свободы"; именно те лица, что годами, поощряемые американскими долларами или дойчмарками, "бескорыстно" боролись с "империей зла" - СССР, объективно помогая осуществлению заокеанских планов расчленения нашей страны с соответствующим геноцидом ее народов. И вот в 90-е годы получилось так, что именно эти лица (из двух названных выше меньшинств), дожившие до полного созревания плодов своей антигосударственной, антироссийской и антирусской деятельности, оказались у нас Главными Патриотами, Главными Мыслителями и Политологами, и именно они вознесены патриотической прессой как "России верные сыны", названы "нашей Совестью", "Светочами Истины" и т. п.
Наконец, именно эти лица вошли - поголовно - в так называемую, недавно провозглашенную РУССКУЮ ЭЛИТУ".8
Что же касается Кожинова, то он "полностью", на поверку, не отвергал "ничего: ни коммунизм, ни капитализм, ни интернационализм, ни, как мы знаем, сионизм и т. д., ибо его повадка обычно состоит в том, чтобы держаться некой межи, петлисто переступая ее то вправо, то влево - в зависимости от политической обстановки, тяготея в общем "как бы" (любимое его выражение!) к патриотизму, так сказать, произвольно-гуманитарного спектра... - Не без иронии сообщает Т. Глушкова. - Этого автора никак не отнесешь к максималистам, к непримиримым (вроде того же Солженицына). Система многословных оговорок, оглядчивых "уточнений", густота скользких кавычек вокруг смыслонесущих понятийных слов, не говоря уже о способности плавно, без самокритики, существенно изменить позицию под влиянием зябкого ветерка времени, не позволяет обвинить автора ни в последовательности, ни в откровенности, ни в отважной политической определенности..."9
Меткое наблюдение. Татьяна Николаевна срывает маску с современного российского литературного либерализма и показывает полную несостоятельность его субъективистских тенденций... Что же касается мастеров оговорочек и любителей туманного словоговорения, то о них чуть позже.
Тут надо отметить следующее обстоятельство. Мы уже отмечали, что ныне на первый план выдвинулась проблема патриотизма, а отсюда - роль писателей в общественной жизни потребность тесной связи литературы с бытием и отражение его в существенных чертах. Это старая и вечная истина, которая на каждом историческом этапе, проявляется по-новому, не меняя своей сути. Увлечение же современных писателей фантастикой, мифотворчеством, мистикой свидетельствует об их отрыве от окружающего мира, что является следствием по крайней мере двух причин. Во-первых, незнанием настоящей жизни, и неспособностью проникнуть в ее глубины и, во-вторых, - боязнью грозных событий и ужасающих реалий, а отсюда стремление уйти в вымышленный мир. И то, и другое не только нелепо, но и опасно. Ибо ведет за собой возрождение религии, богословия, метафизики и т. п., способствуя тем самым дальнейшему углублению кризиса художественного творчества, вплоть до его крайнего падения. Как это случилось с литературной критикой.
В самом деле, теперь можно услышать стенания о стагнации художественной литературы, о бедственном положении писателей, но не говорят о драматизме, а по сути исчезновении с литературной карты критики. Более того, иные "замшелые живые классики" (о чем уже приходилось писать), похоже, некоторым образом, даже довольны создавшейся ситуацией, мол, баба с воза - кобыле легче. Они, кажется, забыли ту простую истину, что полнокровный творческий процесс невозможен без критики. Вместе с тем, становление критики, ее созревание гораздо труднее, сложнее, чем возрождение изящной словесности. В искусстве все решает талант, который неистребимо живет в недрах народного сознания, как искра в кремне, и может заявить о себе в любое время при определенном стечении обстоятельств и исторических предпосылок. Именно крупное дарование, гений дает мощный стимул для развития художественного творчества.
Иное дело критика. Здесь, кроме наличия эстетического вкуса и способности аналитического суждения, нужна любовь к словесности, ясность эстетического и социального идеала, четкость общественных и философских ориентиров. Ибо для настоящей критики характерны философские и литературные функции, закрепленные в сознании данного общества. Вот почему вызывает беспокойство судьба научной критики как составной части творческого процесса. Впрочем, такое ее состояние значительно облегчает задачи литературного либерализма, который, по сути дела, выступает в качестве закомуфлированных трубадуров буржуазной идеологии и капитализма, враждебного по своей природе искусству.
II
Настоящий публицист сродни сатирику. Он равнодушен к житейским будням, нюансам личных переживаний и психологическим состояниям. Его занимают острые вопросы общественно-политической жизни и не личности, а типы, отражающие текущее время как бы в сгущенном виде.
Публицист - человек деятельный и целеустремленный, ему чужды постоянство и пассивная созерцательность. Он презирает двойственность и колебания в воззрениях на жизнь, когда решаются коренные проблемы бытия.
Яркий пример тому творчество Владимира Бушина. Писатель не просто выставляет на всеобщее обозрение уродства смутного времени, но подвергая их бичеванию, проникает в их связи с целым комплексом политических, моральных, идеологических и прочих явлений. Если к этому добавить гражданское мужество, непоколебимость убеждений и правдивость, то станет понятна причина его популярности, длящейся вот уже свыше десяти лет подряд завидное долголетие славы даже для талантливейших художников слова нашего времени, да и не только нашего.
Политическая публицистика Владимира Бушина - это смутное время в лицах. Редко-редко встречаются среди них лица прекрасные и человеческие. Как правило, это бессмертные гоголевские типы - кувшиные рыла, требующие, однако, "галантерейного отношения" к себе. Такое время.
Публичное обвинение в государственной измене М.С. Горбачева, показало, что в лице Бушина мы имеем талантливого писателя, но и глубоко мыслящего политика. 14 декабря 1990 года на VII съезде писателей России он не только произнес речь, которая была принята с большим энтузиазмом. Удар пришелся не просто по потускневшим "сиятельным вершинам", а по главе ползучей контрреволюции - по Генеральному секретарю ЦК КПСС и президенту страны. Причем это было первым на таком уровне изобличением предателя.
Бушин, не скрывая своего презрения к генсеку, клеймит его сарказмом, иронией и откровенной насмешкой. И тут же чувствуется его боль, горечь и беспокойство за судьбу великой державы. Странная закономерность, говорил он, чем хуже положение у нас в стране, тем более высокую премию дают Горбачеву, теперь у него международных наград больше, чем было золотых звезд у маршала Брежнева. Между тем, он, как Генеральный секретарь, президент, Главнокомандующий не защитил от клеветы и поношения ни партию, ни армию, ни сам русский народ. К концу речи оратор напоминает о долге, о вере и мужестве, и приводит сцену казни Остапа из "Тараса Бульбы" Гоголя. ""Остап выносил терзания и пытки как исполин. Ни крика, ни стона не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему руки и ноги, когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы отдаленных зрителей... Тарас стоял в толпе, потупив голову и в то же время гордо приподняв очи, одобрительно говорил: <Добре, сынку, добре!> Но когда подвели Остапа к последним смертным мукам - казалось, будто стала подаваться его сила... <О Боже! повел он очами вокруг себя. - Все неведомые, все чужие лица!> Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти!.. И упал он силою, и воскликнул в душевной немощи:
- Батько! Где ты? Слышишь ли ты?
- Слышу! - раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно мгновение вздрогнул..." (Взрыв аплодисментов.) Не так ли и нашу Родину возводят ныне на эшафот, не так ли и ей ломают руки да ноги, не так ли и к вам, президент, несутся, заглушая ужасный хряск, отчаянные клики со всех концов державы на всех языках, что ни есть в ней: "Батько! Где ты! Слышишь ли ты?" Если раздавалось бы в ответ громовое полковничье "Слышу!", то весь трехсотмиллионный народ вздрогнул бы в одно мгновение и воспрял духом. Но нет никакого ответа, и только летят над страной, словно из уст Андрия, мертвые слова "консенсус"... "приватизация"... "чубайс"... "ваучер"..."10 (Бурные аплодисменты.)
Своим мужественным поступком Бушин спас честь русского писателя. (Единственный, кто осудил эту речь, был Виктор Астафьев, который назвал ее "диким вздором, недостойным этого собрания и всего человечества" ("Известия". 1990, 16 декабря). Из стенографического отчета о съезде ("Литературная Россия". 1990, № 50-52) выступление было изъято.
Быть может, бушинское выступление придало решимости чеченке Сажи Умалатовой, бригадиру с машиностроительного завода, когда она говорила с трибуны съезда депутатов СССР: "Руководить дальше страной М.С. Горбачев не имеет морального права. Нельзя требовать с человека больше, чем он может. Все, что мог, Михаил Сергеевич сделал. Развалил страну, столкнув народы, великую державу пустил по миру с протянутой рукой... Уважаемый Михаил Сергеевич! Народ поверил вам и пошел за вами, но он оказался жестоко обманутым. Вы несете разруху, развал, голод, холод, кровь, слезы, гибель невинных людей... Вы должны уйти ради мира и покоя нашей многострадальной страны".
Но утратившая способность по-настоящему мыслить, различать добро и зло, правду и ложь, партийно-советская бюрократия, равно как и ожиревшее и обнаглевшее мещанство, уже ничего не видели и не слышали, кроме зазывных сирен "капиталистического рая". Тем временем страну захлестывали мутные волны зла, на гребнях коих резвились двурушники, предатели и всякого рода подозрительные субъекты. Начался завершающий этап работы по развалу государства, который совпал с захватом власти Ельциным.
Именно о нем, Ельцине, написана одна из самых блестящих статей ("Бадья и оглобля". 1992 г.) Владимира Бушина, в которой "сатирическое воодушевление" достигает своего апогея. Но он не только высмеял эту зловещую фигуру, но и угадал (на много лет вперед) в ней злобного, беспощадного и к тому же тупого разрушителя. В биографии Ельцина, пишет автор, опираясь на его автобиографический опус "Исповедь на заданную тему", было много героического, сама жизнь его часто висела на волоске... При крещении в церкви села Бутка пьяный попик ( не здесь ли истоки пьяной жизни первого президента России?!) едва не утопил малышку в купели, роль которой по бедности выполняла обыкновенная бадья, в каких обычно дают коровам пойло. "Опустил, - а вынуть забыл, давай о чем-то с публикой рассуждать да спорить", - трагически повествует наш герой в упомянутой выше автобиографии. Благо мать Клавдия Васильевна во время спохватилась, выхватила захлебывающееся дитятко, спасла...
И надо же случиться такому совпадению - шолоховского деда Щукаря вот так же едва не лишил живота попик во хмелю... "Со мною постоянно случаются разные истории", - настаивает Ельцин. И действительно: то он лупит молотком по гранате и лишается двух пальцев, то его, проигравшего в карты, уголовники пытаются сбросить с крыши вагона, то его решают утопить в Москва-реке, то, наконец, ему угрожает "громила с топором в руке". Но пусть он сам поведает об этом ужасающем эпизоде: "Я чувствовал по глазам, что он совершенно спокойно грохнет меня по башке, даже не моргнет!.. Я мог, конечно, увернуться, но решил действовать неожиданно. Голос у меня очень громкий, сильный... И я во все горло как рыкну, глядя в глаза: "Пошел вон!" Он опустил топор, выронил его из рук, повернулся и, согнув спину, молча вышел!.." Тут вспоминается оперетта Штрауса "Цыганский барон", в которой Даринкай однажды встретил очковую змею, но не растерялся, а мгновенным ударом разбивает ее очки, и ослепшая змея "плача уползла обратно". Но у Штрауса врет безобидный чудак, а тут врет страшный тип - с целью устрашения своих соотечественников, что он вскоре осуществит на практике: развал державы, расстрел Верховного Совета, спровоцированная им же война в Чечне, геноцид русского народа... У Бушина он смешон и жалок. Более того, он не скрывает своего отвращения к нему. Юмор сильное оружие - недаром Наполеон ничего так не боялся, как быть смешным.
Таков настоящий облик сегодняшнего кумира литературных "патриотов", да и не только оных. И нельзя не согласиться с выводами Глушковой, что Шафаревич "был, есть и, похоже, пребудет не кем иным, как типичным БУРЖУАЗНЫМ ДЕМОКРАТОМ ПРАВОРАДИКАЛЬНОГО ТОЛКА, который (этот именно толк) позволяет ему принять, как в последние годы, национальную русско-национальную - окраску, допускает перейти на позиции "русского национализма", а в перспективе, возможно что, и фашизма гитлеровской закваски, - хотя, по существу, национальный характер, национальное преломление подобной идеологии весьма утопично: оно на деле останется в плане желаний в плане намерений, несбыточных "по определению"..."4
* * *
Пойдем дальше. На почве, обильно унавоженной шафаревичами, солженицынами и их нынешними воздыхателями, то бишь литературными "патриотами", произрастает гнусная русофобия, проводимая криминально-компрадорской властью. И от этого никак не отвертеться оным "патриотам", как говорится, черного кобеля до бела не отмоешь. Результаты их деятельности налицо. В 1998 году Кох, вице-премьер правительства, председатель Госимущества, призванного распродавать все имущество России, заявил, похохатывая, корреспонденту радио Израиля: "Народ не был ограблен приватизацией... Россия получила... э... э... э... порядка 20 миллиардов долларов, и этого достаточно... Будущее России - сырьевой придаток. Далее развал, превращение в десяток маленьких государств... Россия никому не нужна (смеется). В мировом хозяйстве нет для нее места... Россия только мешает. Участь её безусловно печальна... Россия никому не нужна (смеется), не нужна Россия никому (смеется), как вы не поймете!... Я не понимаю, чего такого особого в этой России?.. Никаких перспектив у нее нет (смеется). Ну, Примаков, если видит, пускай работает (смеется)... Как ни верти, это обанкротившаяся страна. Любые методы хозяйствования здесь бесполезны... Русские до сих пор восхищаются своим балетом и своей классической литературой XIX века, они уже не в состоянии ничего нового сделать... Да, безрадостная картина. А почему она должна быть радостной? (смеется)... Этот народ по заслугам пожинает то, что он плодил..."
И тут снова встает вопрос об отношении литературных "патриотов" и прежде всего самого заслуженного из них (по мнению правдолюбца Виктора Кожемяко) Вадима Кожинова к "еврейскому вопросу". В его поздней работе "Россия. Век XX. 1901-1989" (М., 2001. С. 257-258) можно прочитать: "Тот факт, что Троцкий (и, конечно, другие большевики еврейского происхождения) по-разному относились к своим одноплеменникам и, с другой стороны, к остальному населению России (Евреи и остальные! - Н.Ф.), вызывает сегодня у многих русских людей крайнее негодование. Но такая - чисто эмоциональная реакция едва ли сколько-нибудь основательна и справедлива. Ведь те, кто безоговорочно осуждают еврейскую солидарность в условиях жестокой революционной эпохи, вместе с тем готовы восхищаться проявлениями русской солидарности, которые - пусть и в гораздо более редких случаях (ибо русские никогда не обладали той сплоченностью, которая присуща рассеявшимся по миру евреям) - всё же имели место в то время... И негоже по-различному оценивать еврейскую и русскую солидарность, согласитесь".
И это написано в наше время, когда "еврейская солидарность" устроила геноцид русскому народу! Но обратимся к фактам первых лет Советской власти. В 1934 году, когда во главе внутренних дел был еврей Ягода, из 96 руководящих работников комиссариата 37 были евреями, 30 - русскими, а к моменту снятия Ягоды с поста наркома 26 сентября 1936 года из 110 руководителей 43 еврея, 33 - русские.5 Между тем Кожинов уверял: "Поскольку большевики-евреи были "чужаками" в русской жизни, их ответственность и их вина должны быть признаны безусловно менее тяжкими, нежели ответственность и вина тех русских людей, которые действовали рука об руку с ними" (цит. соч., С. 258).
Стремясь во что бы то ни стало оправдать презрительное отношение евреев к русским, Кожинов пишет: "В связи с этим следует со всей определенностью сказать, что среди евреев-большевиков было очень мало таких, которые к 1917 году более или менее приобщились к русской культуре и быту. Те евреи, которые становились большевиками, начинали свою жизнь в собственно еврейской среде, где все русское воспринималось как чужое или даже прямо враждебное, а также как заведомо второсортное либо вообще примитивное" (С. 258-259). И как авторитета цитирует некоего "видного филолога" М.С. Альтмана (1896-1986 гг.), родившегося и выросшего в уездном городке Витебской губернии: "Русские у евреев вообще не считались "людьми". Русских мальчиков и девушек называли "шейгец" и "шикса", т. е. нечистью... Для русских даже была особая номенклатура: он не ел, а жрал, не спал, а дрых, даже не умирал, а издыхал. У русского, конечно, не было души, душа была только у еврея..." (С.260).
Предоставим слово Владимиру Бушину. В обстоятельном исследовании о проделках литературных "патриотов", опубликованном в десяти номерах еженедельника "Патриот" за 2001 год, он пишет: "Продолжая размышление на тему вины и ответственности, В. Кожинов вспомнил четырех выдающихся военачальников Гражданской войны: И.Л. Сорокина, Б.М. Думенко, Ф.К. Миронова и Н.А. Щорса. Как можно понять из его рассказа, все они в той или иной мере выступали против того, что творил в армии Троцкий, в том числе против самоуправства комиссаров, многие из которых были евреями. Так, командарм Второй Конной армии Миронов писал 31 июля 1919 года Ленину: "Социальная жизнь русского народа должна быть построена в соответствии с его историческими, бытовыми и религиозными традициями и мировоззрением, а дальнейшее должно быть предоставлено времени" (Там же. С. 280). Ленин два часа беседовал с Мироновым. Но еще до этого, пишет Кожинов, 13 сентября 1919 года Троцкий издал приказ: "Как изменник и предатель Миронов объявлен вне закона. Каждый гражданин, которому Миронов попадется на пути, обязан пристрелить его как собаку" (Там же). А в 1920 году Миронов оказался в Бутырской тюрьме и там 2 апреля 1921 года его расстреляли. По обвинению в том, что они "проводили юдофобскую и антисоветскую политику, обзывая руководителей Красной Армии жидами" (Там же, с. 281), 24 февраля 1920 года были арестованы, а 11 мая расстреляны командующий Первым конным корпусом Думенко и его штаб. 30 августа 1919 года во время боя пулей в затылок был убит и комдив Щорс. Доказывается, что убил политинспектор Реввоенсовета еврей П.С. Танхиль-Танхилевич. И мы узнаем, что ранее Троцкому было доложено, что "в частях дивизии развит антисемитизм" (Там же). Сорокин, командующий войсками на Северном Кавказе сам 13 октября 1918 года арестовал председателя ЦИК Кавказской республики еврея Рубина и трех его заместителей, из которых двое тоже евреи, и 21 октября расстрелял их. За это 1 ноября и сам был расстрелян. И вот что пишет обо всем этом Кожинов: "Необходимо вдуматься в объективный смысл этой трагической ситуации". Вот он вдумался. И что же? "Во-первых, при беспристрастном размышлении становится ясно... (А как остаться беспристрастным при виде таких жутких дел?) ...ясно, что такие люди, как Сорокин, Думенко, Миронов и Щорс, если бы даже они свергли стоявших над ними <чужаков> (т. е. евреев), едва ли смогли в тогдашних условиях создать и удержать власть" (Там же).
И вот всё это, по убеждению Кожинова, должно смягчать, уменьшать в глазах русских вину и ответственность тех евреев, которые чем-то нам нашкодили... Но читаем дальше: "Во-вторых, <на стороне Троцкого> было преобладающее большинство русских военачальников" (Там же). Мы уже отмечали, что В. Кожинов любил брать иные слова и речения в кавычки, и этим порой затуманивал их смысл, становилось не ясно, как же их конкретно понимать. Здесь как раз такой случай: что значит военачальники были в кавычках "на стороне Троцкого" - в каком смысле, в чем именно? И конкретные имена, которые тут же следуют, ничего не проясняют: "Так, С.М. Буденный самым активным образом выступал и против Миронова, и против Думенко, <разоблачал> (Опять кавычки! - В.Б.) Думенко и командир Первого конного корпуса Д. П. Жлоба" (С. 281-282)...
Но главное вот: "Нельзя не признать, что <вина> (Кавычки! - В.Б.) этих <одноплеменников> (Кавычки! Имеются в виду названные военачальники. - В.Б.) уж по крайней мере более непростительна, чем тех или иных <чужаков> (Евреев. - В.Б.), с которыми застреленные военачальники к тому же вступили в противостояние сами, первыми..." (Там же). То есть патриот Кожинов опять на стороне "чужаков". Непостижимым образом главным для него оказывается не то, где правда и кто прав, а то, кто первым пошел на противостояние".6
Скучная и грустная история... Скучная потому, что в эпоху, когда общество "срывается с петель" и у людей притупляется восприятие истины и красоты - задают тон всякого рода верования, инстинкты и нестандартные увлечения. В спокойно мыслящее время не стали бы поднимать гвалт по случаю появления сочинения сомнительного свойства. В узком кругу поговорили бы и забыли... Грустная история потому, что Вадим Кожинов всю свою жизнь только тем и занимался, что вкривь и вкось судил об истории России, которую знал понаслышке. Печальное заблуждение!
Скажите на милость, кто, кроме каких-нибудь солженицыных, шафаревичей или, как увидим, куняевых, скажет о России, как сказал "патриот" В.В. Кожинов в своей последней прижизненной публикации: "Россия такая страна, которая всегда надеялась на кого-то: на батюшку-царя, на "отца народов", на кого угодно. Именно поэтому у нас чрезвычайно редок тип человека, который может быть настоящим предпринимателем. Либо это человек, который ждёт, что его накормят, оденут, дадут жильё и работу, либо это тип, стремящийся вот здесь и сейчас что-то урвать для себя - чтобы не работать".7
* * *
Здесь следует вот что осознать. Обычно крупные "агенты влияния", "подставные патриоты", "авторитеты измены" тщательно подбираются и назначаются американскими и зарубежными спецслужбами. Все эти дорогостоящие сахаровы, шафаревичи вкупе с солженицынами - это штучные изделия Запада. Они призваны быть ядром, самодостаточными генераторами, излучающими мощные заряды ненависти к России.
Вокруг них группируется обслуживающий персонал из тех, кто готов за доллары и прочие мелкие подачки на самое неблаговидное дело. Но это лишь составная общей цепочки. Важнейшая задача подобрать распространителей, трансляторов, "адвокатов", без которых никак не внедрить идеи "авторитетов", "агентов влияния" в сознание широких масс. Для сего требуются профессиональные патриоты, т. е. типы с сомнительными моральными качествами, интеллектуальной усредненностью и обязательно руководители газет, журналов, издательств, вроде тех же бородиных, бондаренок, куняевых и иже с ними. Они давно усвоили, что самая опасная ложь - это истины, слегка извращенные, - и с успехом пользуются сим правилом вплоть до сегодняшнего дня.
Слившись с бывшими диссидентами, они обрели "право на бесчестье" (Достоевский) и представляют серьезное препятствие на пути национального развития. Татьяна Глушкова пишет о них в своей фундаментальной работе, что после VII съезда Союза писателей РСФСР важный, а может быть, и главный духовный итог состоит в том, что русские литературные периодические издания (журналы "Москва", "Наш современник", "Кубань", еженедельник "Литературная Россия", бывшие прежде органами союза писателей России, а также и многие книгоиздательства) оказались прямо или закулисно, но "жестко контролируемыми представителями двух специфических меньшинств: во-первых, бывшими диссидентами; во-вторых, эмигрантами 2-й и 3-й волны. Русская национальность многих, пусть даже большинства, этих диссидентов и эмигрантов дела не меняет, ибо все равно это "именно те лица, которые годами (и десятилетиями) были связаны с НТС, ЦРУ, пресловутой радиостанцией "Свободы"; именно те лица, что годами, поощряемые американскими долларами или дойчмарками, "бескорыстно" боролись с "империей зла" - СССР, объективно помогая осуществлению заокеанских планов расчленения нашей страны с соответствующим геноцидом ее народов. И вот в 90-е годы получилось так, что именно эти лица (из двух названных выше меньшинств), дожившие до полного созревания плодов своей антигосударственной, антироссийской и антирусской деятельности, оказались у нас Главными Патриотами, Главными Мыслителями и Политологами, и именно они вознесены патриотической прессой как "России верные сыны", названы "нашей Совестью", "Светочами Истины" и т. п.
Наконец, именно эти лица вошли - поголовно - в так называемую, недавно провозглашенную РУССКУЮ ЭЛИТУ".8
Что же касается Кожинова, то он "полностью", на поверку, не отвергал "ничего: ни коммунизм, ни капитализм, ни интернационализм, ни, как мы знаем, сионизм и т. д., ибо его повадка обычно состоит в том, чтобы держаться некой межи, петлисто переступая ее то вправо, то влево - в зависимости от политической обстановки, тяготея в общем "как бы" (любимое его выражение!) к патриотизму, так сказать, произвольно-гуманитарного спектра... - Не без иронии сообщает Т. Глушкова. - Этого автора никак не отнесешь к максималистам, к непримиримым (вроде того же Солженицына). Система многословных оговорок, оглядчивых "уточнений", густота скользких кавычек вокруг смыслонесущих понятийных слов, не говоря уже о способности плавно, без самокритики, существенно изменить позицию под влиянием зябкого ветерка времени, не позволяет обвинить автора ни в последовательности, ни в откровенности, ни в отважной политической определенности..."9
Меткое наблюдение. Татьяна Николаевна срывает маску с современного российского литературного либерализма и показывает полную несостоятельность его субъективистских тенденций... Что же касается мастеров оговорочек и любителей туманного словоговорения, то о них чуть позже.
Тут надо отметить следующее обстоятельство. Мы уже отмечали, что ныне на первый план выдвинулась проблема патриотизма, а отсюда - роль писателей в общественной жизни потребность тесной связи литературы с бытием и отражение его в существенных чертах. Это старая и вечная истина, которая на каждом историческом этапе, проявляется по-новому, не меняя своей сути. Увлечение же современных писателей фантастикой, мифотворчеством, мистикой свидетельствует об их отрыве от окружающего мира, что является следствием по крайней мере двух причин. Во-первых, незнанием настоящей жизни, и неспособностью проникнуть в ее глубины и, во-вторых, - боязнью грозных событий и ужасающих реалий, а отсюда стремление уйти в вымышленный мир. И то, и другое не только нелепо, но и опасно. Ибо ведет за собой возрождение религии, богословия, метафизики и т. п., способствуя тем самым дальнейшему углублению кризиса художественного творчества, вплоть до его крайнего падения. Как это случилось с литературной критикой.
В самом деле, теперь можно услышать стенания о стагнации художественной литературы, о бедственном положении писателей, но не говорят о драматизме, а по сути исчезновении с литературной карты критики. Более того, иные "замшелые живые классики" (о чем уже приходилось писать), похоже, некоторым образом, даже довольны создавшейся ситуацией, мол, баба с воза - кобыле легче. Они, кажется, забыли ту простую истину, что полнокровный творческий процесс невозможен без критики. Вместе с тем, становление критики, ее созревание гораздо труднее, сложнее, чем возрождение изящной словесности. В искусстве все решает талант, который неистребимо живет в недрах народного сознания, как искра в кремне, и может заявить о себе в любое время при определенном стечении обстоятельств и исторических предпосылок. Именно крупное дарование, гений дает мощный стимул для развития художественного творчества.
Иное дело критика. Здесь, кроме наличия эстетического вкуса и способности аналитического суждения, нужна любовь к словесности, ясность эстетического и социального идеала, четкость общественных и философских ориентиров. Ибо для настоящей критики характерны философские и литературные функции, закрепленные в сознании данного общества. Вот почему вызывает беспокойство судьба научной критики как составной части творческого процесса. Впрочем, такое ее состояние значительно облегчает задачи литературного либерализма, который, по сути дела, выступает в качестве закомуфлированных трубадуров буржуазной идеологии и капитализма, враждебного по своей природе искусству.
II
Настоящий публицист сродни сатирику. Он равнодушен к житейским будням, нюансам личных переживаний и психологическим состояниям. Его занимают острые вопросы общественно-политической жизни и не личности, а типы, отражающие текущее время как бы в сгущенном виде.
Публицист - человек деятельный и целеустремленный, ему чужды постоянство и пассивная созерцательность. Он презирает двойственность и колебания в воззрениях на жизнь, когда решаются коренные проблемы бытия.
Яркий пример тому творчество Владимира Бушина. Писатель не просто выставляет на всеобщее обозрение уродства смутного времени, но подвергая их бичеванию, проникает в их связи с целым комплексом политических, моральных, идеологических и прочих явлений. Если к этому добавить гражданское мужество, непоколебимость убеждений и правдивость, то станет понятна причина его популярности, длящейся вот уже свыше десяти лет подряд завидное долголетие славы даже для талантливейших художников слова нашего времени, да и не только нашего.
Политическая публицистика Владимира Бушина - это смутное время в лицах. Редко-редко встречаются среди них лица прекрасные и человеческие. Как правило, это бессмертные гоголевские типы - кувшиные рыла, требующие, однако, "галантерейного отношения" к себе. Такое время.
Публичное обвинение в государственной измене М.С. Горбачева, показало, что в лице Бушина мы имеем талантливого писателя, но и глубоко мыслящего политика. 14 декабря 1990 года на VII съезде писателей России он не только произнес речь, которая была принята с большим энтузиазмом. Удар пришелся не просто по потускневшим "сиятельным вершинам", а по главе ползучей контрреволюции - по Генеральному секретарю ЦК КПСС и президенту страны. Причем это было первым на таком уровне изобличением предателя.
Бушин, не скрывая своего презрения к генсеку, клеймит его сарказмом, иронией и откровенной насмешкой. И тут же чувствуется его боль, горечь и беспокойство за судьбу великой державы. Странная закономерность, говорил он, чем хуже положение у нас в стране, тем более высокую премию дают Горбачеву, теперь у него международных наград больше, чем было золотых звезд у маршала Брежнева. Между тем, он, как Генеральный секретарь, президент, Главнокомандующий не защитил от клеветы и поношения ни партию, ни армию, ни сам русский народ. К концу речи оратор напоминает о долге, о вере и мужестве, и приводит сцену казни Остапа из "Тараса Бульбы" Гоголя. ""Остап выносил терзания и пытки как исполин. Ни крика, ни стона не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему руки и ноги, когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы отдаленных зрителей... Тарас стоял в толпе, потупив голову и в то же время гордо приподняв очи, одобрительно говорил: <Добре, сынку, добре!> Но когда подвели Остапа к последним смертным мукам - казалось, будто стала подаваться его сила... <О Боже! повел он очами вокруг себя. - Все неведомые, все чужие лица!> Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти!.. И упал он силою, и воскликнул в душевной немощи:
- Батько! Где ты? Слышишь ли ты?
- Слышу! - раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно мгновение вздрогнул..." (Взрыв аплодисментов.) Не так ли и нашу Родину возводят ныне на эшафот, не так ли и ей ломают руки да ноги, не так ли и к вам, президент, несутся, заглушая ужасный хряск, отчаянные клики со всех концов державы на всех языках, что ни есть в ней: "Батько! Где ты! Слышишь ли ты?" Если раздавалось бы в ответ громовое полковничье "Слышу!", то весь трехсотмиллионный народ вздрогнул бы в одно мгновение и воспрял духом. Но нет никакого ответа, и только летят над страной, словно из уст Андрия, мертвые слова "консенсус"... "приватизация"... "чубайс"... "ваучер"..."10 (Бурные аплодисменты.)
Своим мужественным поступком Бушин спас честь русского писателя. (Единственный, кто осудил эту речь, был Виктор Астафьев, который назвал ее "диким вздором, недостойным этого собрания и всего человечества" ("Известия". 1990, 16 декабря). Из стенографического отчета о съезде ("Литературная Россия". 1990, № 50-52) выступление было изъято.
Быть может, бушинское выступление придало решимости чеченке Сажи Умалатовой, бригадиру с машиностроительного завода, когда она говорила с трибуны съезда депутатов СССР: "Руководить дальше страной М.С. Горбачев не имеет морального права. Нельзя требовать с человека больше, чем он может. Все, что мог, Михаил Сергеевич сделал. Развалил страну, столкнув народы, великую державу пустил по миру с протянутой рукой... Уважаемый Михаил Сергеевич! Народ поверил вам и пошел за вами, но он оказался жестоко обманутым. Вы несете разруху, развал, голод, холод, кровь, слезы, гибель невинных людей... Вы должны уйти ради мира и покоя нашей многострадальной страны".
Но утратившая способность по-настоящему мыслить, различать добро и зло, правду и ложь, партийно-советская бюрократия, равно как и ожиревшее и обнаглевшее мещанство, уже ничего не видели и не слышали, кроме зазывных сирен "капиталистического рая". Тем временем страну захлестывали мутные волны зла, на гребнях коих резвились двурушники, предатели и всякого рода подозрительные субъекты. Начался завершающий этап работы по развалу государства, который совпал с захватом власти Ельциным.
Именно о нем, Ельцине, написана одна из самых блестящих статей ("Бадья и оглобля". 1992 г.) Владимира Бушина, в которой "сатирическое воодушевление" достигает своего апогея. Но он не только высмеял эту зловещую фигуру, но и угадал (на много лет вперед) в ней злобного, беспощадного и к тому же тупого разрушителя. В биографии Ельцина, пишет автор, опираясь на его автобиографический опус "Исповедь на заданную тему", было много героического, сама жизнь его часто висела на волоске... При крещении в церкви села Бутка пьяный попик ( не здесь ли истоки пьяной жизни первого президента России?!) едва не утопил малышку в купели, роль которой по бедности выполняла обыкновенная бадья, в каких обычно дают коровам пойло. "Опустил, - а вынуть забыл, давай о чем-то с публикой рассуждать да спорить", - трагически повествует наш герой в упомянутой выше автобиографии. Благо мать Клавдия Васильевна во время спохватилась, выхватила захлебывающееся дитятко, спасла...
И надо же случиться такому совпадению - шолоховского деда Щукаря вот так же едва не лишил живота попик во хмелю... "Со мною постоянно случаются разные истории", - настаивает Ельцин. И действительно: то он лупит молотком по гранате и лишается двух пальцев, то его, проигравшего в карты, уголовники пытаются сбросить с крыши вагона, то его решают утопить в Москва-реке, то, наконец, ему угрожает "громила с топором в руке". Но пусть он сам поведает об этом ужасающем эпизоде: "Я чувствовал по глазам, что он совершенно спокойно грохнет меня по башке, даже не моргнет!.. Я мог, конечно, увернуться, но решил действовать неожиданно. Голос у меня очень громкий, сильный... И я во все горло как рыкну, глядя в глаза: "Пошел вон!" Он опустил топор, выронил его из рук, повернулся и, согнув спину, молча вышел!.." Тут вспоминается оперетта Штрауса "Цыганский барон", в которой Даринкай однажды встретил очковую змею, но не растерялся, а мгновенным ударом разбивает ее очки, и ослепшая змея "плача уползла обратно". Но у Штрауса врет безобидный чудак, а тут врет страшный тип - с целью устрашения своих соотечественников, что он вскоре осуществит на практике: развал державы, расстрел Верховного Совета, спровоцированная им же война в Чечне, геноцид русского народа... У Бушина он смешон и жалок. Более того, он не скрывает своего отвращения к нему. Юмор сильное оружие - недаром Наполеон ничего так не боялся, как быть смешным.