Автор выше приведенных строк писатель Александр Авдеенко, который по рекомендации Максима Горького и распоряжению наркома Генаха Гиршевича Ягоды был назначен заместителем начальника лагеря на канале Москва-Волга, с присвоением воинского звания, ношением оружия и всеми вытекающими из этого правами и обязанностями. Кроме того, ему вменялось в обязанность восхвалять режим и писать о том, как "десятки тысяч (...) правонарушителей будут перекованы трудом, приносящим радость..." Меж тем "мастера ОГПУ", призванные "переустраивать души" (Габрилович), блистая предупредительностью и добродушием, знакомят московских правдолюбов с героическими успехами строителей-заключенных, так сказать, в их "перекованном" виде, а в каждом пункте прибытия их встречают с великими почестями: гремят оркестры, преподносится хлеб-соль, одаряются цветами и морем лучезарных улыбок, дирижируемых начальством Гулага... После возвращения в Москву - за работу: дружно заскрипели перья летописцев и на листы бумаги полилась лживая словесная патока. Глядь, а уже выдана на гора роскошно изданная книга о Белбалтлаге.
   И.В. Сталин взял ее в руки, полистал, презрительно усмехнулся в усы и немало подивился тому, с каким пафосом сытые сочинители разглагольствовали о "величайшем эксперименте п о п е р е к о в к е профессиональных преступников, кулаков и прочих государственных преступников". Не ускользнуло от его внимания и славословие условий жизни в лагере, способствующих перековке зэков из угрюмых, озлобленных обстоятельствами людей в жизнерадостных ударников труда...
   Пройдет совсем немного времени, и авторы пафосной книги в сафьяновом переплете на деле убедятся, что спецлагеря далеко не курортные места... А пока Габриловичи, Авербахи, Кассили, Безыменские и иже с ними изображают жестокую классовую борьбу по переустройству общества в выгодных для них розовых красках и третируют (этот процесс будет продолжаться многие десятилетия) тех, кто писал честные и правдивые произведения, в которых изображалась жизнь, как она есть.
   ***
   "Величайшие произведения искусства, созданные революцией, - писал Ромен Роллан в предисловии к французскому изданию романа Николая Островского "Как закалялась сталь", - это люди, порожденные ею". Развитие и становление новых моральных принципов и духовных ценностей осуществлялось в ходе глубоких экономических и социально-политических преобразований. Молодая литература следовала принципу правдивого освещения происходящих событий, подсвеченных жестокой братоубийственной войной. Раскрывая народные характеры, возвеличивая человеческую личность, писатели поспешествовали росту общественного сознания, пробуждению национального достоинства широких масс. Их произведения - это многоплановая мозаика времени, полная трагизма и народ выступает в ней как могучая сила истории.
   Новая российская словесность и ее теория формировались и совершенствовались в ходе трудных социальных преобразований. Осмысливая ее первые шаги, поражаешься смелости первопроходцев. Первый съезд писателей (1934) подвел итоги пройденного пути, приняв "Устав Союза советских писателей", в котором определены главные принципы литературы нового типа. "Социалистический реализм, - записано в уставе, - требует от художника правдивого, исторически конкретного изображения действительности в ее революционном развитии. При этом правдивость и историческая конкретность художественного изображения действительности должны сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся в духе социализма".21 Это отвечало общественным устремлениям, вносило ясность и определенность в разброд и шатания.
   Труден путь первооткрывателя. Вздыбленная, растревоженная действительность жестко ставила перед писателями множество сложных задач, требующих совершенствования форм выражения и углубления художественного анализа. Шел трудный, порою мучительный поиск, возникали тупиковые ситуации, разочарования. По идейным, эстетическим и политическим убеждениям сшибались между собой различные группы, течения, объединения. За редким исключением, писатели входили в то или иное образование.
   Первые десятилетия, несмотря на драматизм переходного периода, ознаменовались такими шедеврами, как "Тихий Дон" Михаила Шолохова, "Педагогическая поэма" Антона Макаренко, "Как закалялась сталь" Николая Островского, "Петр I" Алексея Толстого, сатирическая комедия "Клоп" Владимира Маяковского и другие.
   В названных произведениях сложные представления о жизни, об обществе и государстве, правде и кривде рассмотрены в контексте широкой исторической перспективы. С другой стороны, произошло укрупнение героя, создание образа духовно богатой, цельной личности с ее верой в идеалы добра и социальную справедливость.
   Большим достижением литературы было создание образа положительно прекрасного человека, идеал которого - мир гармонического развития личности, мир высокого духовного уровня и нравственного совершенства. Не менее важно и то, что впервые в художественной практике русская литература продемонстрировала стремление не только к глубокому отражению действительности, но и к синтезу ее лучших сторон осмысленных через призму жизни, мышления и видения простого человека.
   К выдающимся произведениям 20-х - начала 30-х годов относятся "Падение Даира" (1923) А. Малышкина, "Города и годы" (1925) К. Федина, "Барсуки" (1925) Л. Леонова. Драматургия представлена пьесами "Бронепоезд 14-69" (1922) Вс. Иванова, "Любовью Яровой" (1927) К. Тренева, "Разломом" (1927) Б. Лавренева. Глубокое раскрытие тема революции и гражданской войны получила в "Чапаеве" (1923) Д. Фурманова, "Железном потоке" (1924) А. Серафимовича, "Разгроме" (1927) А. Фадеева, а также в романе Н. Островского "Как закалялась сталь" (весь роман вышел в 1934 году). В этот же период создаются эпопеи "Тихий Дон" М. Шолохова (тома I и II - 1928, том III 1929 - 1932) и "Хождение по мукам" А. Толстого ("Сестры" 1921 - 1922, "Восемнадцатый года" 1927 -- 1928).
   Творческий процесс обогащался новыми явлениями. Художественное открытие в литературе не является лишь результатом внутреннего самодвижения литературы; ее новаторство строго обусловлено коренными сдвигами в социальной жизни общества, достигнутыми писателем и выраженными в соответственной форме. Творчество Льва Толстого, по определению В. И. Ленина, - "шаг вперед в художественном развитии всего человечества". В русской литературе А.С. Пушкин, по словам Максима Горького, - "начало всех начал". Определяя новаторство М.Ю. Лермонтова, В.Г. Белинский утверждал: "Равен ли по силе таланта или еще и выше Пушкина был Лермонтов - не в том вопрос: несомненно только, что, даже и не будучи выше Пушкина, Лермонтов призван был выразить собою и удовлетворить своею поэзией несравненно высшее, по своим требованиям и своему характеру, время, чем то, которого выражением была поэзия Пушкина". Открытие нового в жизни и его воплощение в художественном произведении - свидетельство несомненной одаренности автора. "Когда мы говорим "художник-новатор", - писал А. Фадеев, - то, конечно, вкладываем в это сочетание слов не то значение, или, вернее, не только то значение, что писатель открыл новые приемы, новые формы. Такие открытия, спору нет, необходимы. Без них немыслимо движение искусства вперед. Но для нас новаторство приобретает значение неизмеримо большее. Новатором мы называем человека, который прежде всего открыл новое в жизни, открыл и художественно отобразил это новое в его развитии, в перспективе".
   Нельзя забывать и о другой стороне дела. Новаторство литературы органически связано с культурным наследием. Это сложный диалектический процесс, требующий серьезного исследования. Дело в том, что перед каждым обществом неизбежно встает необходимость определить свое отношение к прошлому, решить, что из него и в каком объеме следует принимать, усваивать, развивать, а что отодвигать в сторону, отвергать как обветшалое или даже в чем-то вовсе неприемлемое. Жизнь находится в постоянном движении, преодолевая препятствия и противоречия. На разных этапах развития социалистической цивилизации отмечаются различные подходы к наследию.
   Речь идет о трех таких этапах, обусловленных общественным развитием, уровнем национального самосознания. Первый этап - это ранний послеоктябрьский период, когда решался вопрос: быть или не быть духовному наследию важнейшей составной частью новой культуры. В силу ряда объективных (и субъективных) причин давала о себе знать тенденция недоверчивого, нигилистического отношения ко всему тому, что осталось от "старого мира". С предельной ясностью проявилось это в теории и в практике Пролеткульта, критика ошибок которого дала возможность расчистить путь к многоликому океану классики. Второй этап, начиная с 30-х годов, являет собой поворот к непреходящим духовным ценностям прошлых веков. Однако главное внимание в это время привлекают в основном те явления художественного наследия, которые были созвучны идейным устремлениям общества. В эти годы растет интерес к тому, что по сути своей выражало пафос отрицания, непримиримости ко всей системе нравственного, социального и физического закрепощения человека. В таком действительно избирательном подходе была своя логика и безусловная историческая справедливость: огромный пласт культурных ценностей минувшего включался в бескомпромиссную борьбу за переустройство жизни. Но это была лишь часть целого, которое по-настоящему еще не воспринималось как прочный фундамент новой духовности. Наконец - третий этап овладения наследием, начиная с 40-х - вплоть до 90-х годов, характеризуется рядом примечательных особенностей и представляет более высокий уровень по сравнению с двумя предыдущими: достоянием общества становятся многие, ранее преданные забвению, а то и вовсе отвергнутые художники, литературные направления, а равно сложные явления национальной и мировой культуры... Увы, в начале девяностых годов этот процесс был насильственно приостановлен... К этой проблеме мы еще вернемся.
   Вместе с литературой набирает силу и теоретическая мысль. Уже в 20 30-е годы, а затем в последующие десятилетия генезису, становлению и сущности изящной словесности было посвящено множество исследований. О плодотворности творческих усилий ученых свидетельствует их влияние на живой художественный процесс. Не будем перечислять имена и научные труды, нам важно определить о б щ е е н а п р а в л е н и е теоретической мысли, характеризующейся ее приверженностью литературе. Здесь надо сказать и о том, что она была обращена к широкой исторической перспективе, а равно и к мировой художественной культуре. Истинность, действенность научной теории (в том числе и литературной) проверяется практикой. Общественно-политическая ситуация тридцатых, а затем пятидесятых годов явилась для литературной теории, очередным испытанием на прочность. В борьбе с шатаниями, ревизионистской истерией и спекулятивными концепциями она выстояла, открыв новые возможности для углубления художественного анализа. Последующие годы принесли ряд трудов, исследующих широту возможностей искусства, его генезис, национальное своеобразие и соотношение с другими направлениями. Вместе с тем углубился анализ взаимосвязей между содержанием и формой, принципа народности и художественного историзма.
   Сформировавшись в конкретно-исторических условиях, литературная теория исповедовала гуманистический тезис, согласно которому социалистическая культура есть закономерный этап дальнейшего развития отечественной традиции. Перед критиками и литературоведами встала задача объяснения феномена литературы нового типа. Но всегда ли им доставало знаний и историзма при объяснении сложных процессов развития словесности? Истина состоит в том, что несмотря на известные конъюнктурные предпосылки и методологические просчеты, литературоведческая мысль была верна передовым идеям и главным принципам искусства.
   Начиная с 70-х годов заметно обостряется борьба вокруг толкования законов искусства. Литературоведение и критика вновь оказались перед неизбежностью совершенствования, уточнения, а в некоторых вопросах и пересмотра выводов и определений, которые уже не объясняли глубину и многообразие литературы второй половины XX столетия. Увы, наши высоколобые теоретики, а вслед за ними и критики с оглядкой на Запад начали "уточнять", "размягчать" коренные эстетические принципы, вследствие чего был опошлен образ положительно прекрасного человека, как сердцевина эстетического идеала, размывались такие понятия как "правда", "идейность" "классовость" и т.д. Так, в конце концов, литературная теория, подобно унтер-офицерской вдове, сама себя высекла, о чем речь впереди.
   III
   С первых лет своего существования новая литература подверглась ожесточенным и изощренным нападкам, кои продолжаются до сих пор, меняя формы и методы, но оставаясь несправедливыми и беспощадными. Так в 1924 году злая, как фурия, Зинаида Гиппиус вещала, будто в России с 1918 года "нет литературы, нет писателей, нет ничего: темный провал". Впрочем, год спустя, небезызвестный недруг России Федор Степун вынужден был констатировать: "Нет спора: недостатков и очень неприятных в советской литературе много, - и все же важнее ее достоинства. Главное достоинство советской литературы в том, что она, при всех своих недостатках, как-никак есть".22 "Свободный цивилизованный" мир, включая Италию, США, Францию, Японию, Англию всеми доступными ему способами (замалчивание, идеологическое давление, фальсификация, ложь) всячески препятствовал и препятствует распространению лучших книг наших писателей.
   Подвергались преследованию и те писатели Запада, которые исповедовали социалистические идеи. Вот яркий пример. 29 декабря 1939 года Теодор Драйзер писал директору ИМЛИ им. Горького И.И. Анисимову. "Дорогой мистер Анисимов, вчера я отправил Вам письмо в связи с предполагаемым 10-томным изданием моих произведений. В этом письме Вы найдете все указания. Я пишу сейчас, чтобы добавить к этому письму (оно и без того было уж слишком большим), что я благодарю Вас за перевод на 377,25 доллара от Государственного издательства. Он был получен 14 ноября 1939 г. Сейчас гонорары из-за границы для меня как нельзя кстати, поскольку наши издатели все как один делают кислую мину, едва к ним попадает рукопись, в которой нет ничего антикоммунистического, мало того, ничего такого, что можно было бы истолковать как выпад против борьбы за социальное равенство; так что пристроить что бы то ни было, что мною подписано, нелегко. Не хочу тем самым сказать, что у меня не осталось приверженцев, однако зарабатываю своими писаниями я очень мало. Католическая церковь и контролируемые ею организации пристально следят за всем, что я пишу, и за каждым моим публичным выступлением и добиваются, чтобы мои книги были изъяты из библиотек. Крупные корпорации посредством своих агентов в прессе, в библиотеках, в учебных заведениях, всюду и везде тоже стараются, и небезуспешно, запрещать мои книги, статьи, рассказы, брошюры, записи выступлений и т.п. (...) Несколько издательств, которые меня печатали, закрыты. В Италии я запрещен. Франция вообще никогда не платит иностранным авторам. А в Нобелевской премии мне отказано потому, что я известен своими симпатиями к России. Даже здесь, в Голливуде, на меня, похоже, по той же самой причине наложено табу".23
   Английская Би-би-си (6 марта 1967 года) очень "беспокоилась" о том, что социалистический реализм, мол, скомпрометировал себя, поскольку стал "слепо подражать повествовательным методам прошлого века". А французская газета "Монд" в номере от 23 октября 1970 года "сокрушалась" в связи с тем, что принципы партийности, разработанные В.И. Лениным в статье "Партийная организация и партийная литература", имеют отношение только к публицистике и прочее.
   В процесс травли, извращения и клеветы вовлечены многие идеологические учреждения и научные центры Запада. При самых больших университетах созданы научные институты с богатыми библиотеками и картотеками. Вопросы социалистического искусства и его теории стали предметом трудов академиков, профессоров, докторов наук. Была выработана общая стратегия, в основе которой лежит известный прием - признать частности и отвергнуть общее, сущностное. Сие относится как к социальному, общественному строю, так и к социалистической идеологии и искусству. В открытом письме американскому советологу Эрнесту Дж. Симонсу современный автор писал: ""Уступки", которые были сделаны лет десять - пятнадцать назад, выражаются в том, что где-то, кем-то было решено - не ставить себя в чересчур уж смешное положение и признать, что Горький, Шолохов, Леонов талантливы, но, дескать, пишут "по старинке" и в лучших своих достижениях к социалистическому реализму не имеют отношения. А если имеют, то лишь постольку, поскольку социалистический реализм обуславливает недостатки их произведений. Тогда же было решено раздробить советскую литературу на куски и противопоставить друг другу, акцентировать внимание на "срывах", а не на достижениях отдельных писателей, считать ведущими фигурами русской литературы ХХ столетия не Горького, Маяковского, Шолохова, Фадеева, Толстого, а Замятина, Пильняка, Пастернака, Мандельштама... И вот пошли кочевать эти догмы из книги в книгу "советологов" Г. Струве и Э. Мучник, М. Слонима и Р. Мэтьюсона, Э. Брауна и В. Александровой".24
   В то же время русская литература нередко выдается сугубо традиционалистской, исключающей новаторство; при этом ставятся под сомнение ее художественность и правдивость, ибо она подходит-де к действительности выборочно, избегает острых жизненных ситуаций и коллизий. Разумеется, яростным нападкам подвергаются ее идейность, народность и социалистический гуманизм, коим тут же противопоставляются всякого рода формалистские концепции искусства и прочее.
   Особенно пылко возлюбили противники нашей словесности идею противопоставления двадцатых годов - тридцатым. В 1970 году Ежи Биджеевич едко заметил: "Излюбленная теория, которая кочует в последнее время из статьи в статью, из книги в книгу американских "советологов", состоит в том, что "золотой век" советской литературы падает-де на 20-е годы, что начиная с 30-х годов в ней не было создано ничего замечательного. Но ведь совсем недавно они утверждали другое: "сокрушались" о "гибели" великой русской литературы после Октября 1917 года. Однако довольно быстро им пришлось отказаться от подобной "теории" - уж слишком очевидно противоречила она фактам. Да и нынешнюю концепцию разбить не составляет особого труда. Как, скажем, согласовать заявления об упадке многонациональной советской литературы с все возрастающим числом ее переводов на иностранные языки? Увеличение изданий произведений советских писателей во всех странах мира - факт объективный, независимо от того, желают его замечать или нет реакционные критики".25
   Молодая литература XX века впитала в себя прогрессивные достижения, многих веков и народов. Что из этого следует? Что она, открывая широчайшие возможности проявления всех особенностей искусства как специфической формы духовной деятельности человека, вбирает в себя в преобразованном виде все лучшее. Что наша культура была призвана не только критически осваивать и творчески развивать классическое наследие, но и создавать новые ценности. Обоснована и общая постановка вопроса о том, что следовать классикам - это вовсе не означает быть похожим на них в чисто профессиональном отношении.
   И еще один аспект проблемы. В мире насчитывается множество различных школ, течений, воззрений, откровенно и проникновенно претендующих на монополию в искусстве и отвергающих все другие направления, и, прежде всего социалистическое, которое вызывало и продолжает вызывать бешеную неприязнь реакционных сил. И не оттого, что оно так или иначе сформулировано, а потому что открыто отстаивает идеалы правды и социальной справедливости.
   Благодаря новому типу художественного отражения действительности, перед всем миром открылось величие советского человека. Именно социалистическое искусство, отличительными чертами коего являются народность и художественное мастерство, высоко подняло знамя гуманизма, который определяется интересами и целями трудового человека. Это важно учитывать при рассмотрении сложного пути нашего искусства. История его развития - это история непримиримой борьбы против буржуазной идеологии, против всех форм реакционных течений в художественной культуре. Пожалуй, это одна из его важнейших особенностей, которая проявлялась в способе художественного мировоззрения, в содержании и форме, в углубленном психологизме и т.д. Известно, что каждый художник в меру широты взгляда на жизнь, таланта и умонастроения открывает поэтические материки окружающей действительности. Но раздвинуть границы эстетически познанного, увидеть мир с неожиданной стороны и выразить дух эпохи в ее высшем проявлении может лишь тот, кто способен по-настоящему постичь происходящее в мире и оценить увиденное с подлинно народных позиций.
   Роль сознания в формировании художественного метода огромна и не следует отождествлять художественный метод с мировоззрением. Это приводит к размыванию природы и специфики искусства, равно как и понятия метода как способа художественного воспроизведения. Однако борьба против такого отождествления отнюдь не означает отрицания или в какой-то степени принижения роли мировоззрения. Нет искусства социально индифферентного, бесцельного, а стало быть абсолютно лишенного связи с окружающим миром. Мировоззрение советских писателей обогатилось новыми открытиями науки, движением философской мысли, опытом общественных потрясений - буржуазной и социалистической революциями. Вместе с тем показ сложных внутренних переживаний потребовал разработки иных художественных средств, усовершенствование социально-нравственного анализа.
   Реализм, как принцип художественного отражения мира, способствует выявлению обусловленности общественного сознания конкретными социальными и историческими условиями. Отсюда приверженность писателей к показу человеческой личности в ее многообразных жизненных связях, строго вписанных в контекст времени. Социалистический реализм обогатил художество новыми открытиями, раздвинув горизонты искусства. Анализ глубинных процессов действительности в их диалектической взаимообусловленности предполагает наличие у художника исключительной чуткости и впечатлительности, а равно и его интеллектуальную решимость доходить до главной сути в постижении важнейших явлений жизни. Он, художник, является бескомпромиссным летописцем, называющим вещи своими именами, т.е. утверждающий правду. Здесь, видимо, надо сделать одно существенное уточнение.
   Принцип социального анализа при всех его несомненных достоинствах не следует рассматривать как доминирующий способ воссоздания реальности такой подход обедняет диалектическую сложность художественного мира. С другой стороны, это не дает права отвергать социальную природу искусства. Истинные мастера реалистического искусства настойчиво напоминают об этом. Ромен Роллан писал: "Нам было предназначено судьбой родиться в самой гуще великой борьбы. Мы не вправе уединиться, уйти от борьбы. Правда, иные возводят уединение, в некий закон гордого духа, в миссию искусства (неизвестно от кого полученную), которая якобы дает им право уйти от мира. В доводах у них, как известно, недостатка нет. Никто не оспаривает права, даже долга всякого истинного художника сосредоточиться, уйти в свой внутренний мир... Но речь идет о том, что этот мир не может быть постоянным домом писателя, безопасным убежищем, в котором укрываются эгоисты, решив более не появляться на свет божий. Уединение оправдано тогда, когда в нем черпают новые силы для возвращения к действию".26 Тут по-настоящему выявляется назначение искусства и призвание художника.
   В обстановке взаимопонимания и творческого сближения развивались социалистические литературы. Их движение было обусловлено расстановкой общественных, идеологических и культурных сил. Поэтому по времени и интенсивности этот процесс проходил по-разному, демонстрируя общую закономерность взаимодействия, в частности славянских литератур. Вот что говорили их выдающиеся представители. "Наша украинская культура, утверждал Максим Рыльский, - проявление и создание гения украинского народа, но эта культура - составная часть грандиозной культуры всех народов Советского Союза, она достигла гигантских вершин при Советской власти и благодаря Советской власти".27 Обретение государственности способствовало расцвету и другой братской культуры. По свидетельству Янки Купалы, "рождение белорусской поэзии связано с революцией 1905 года, как и расцвет ее - с социалистической революцией".28 С этой позиции следует рассматривать творчество М. Шолохова, А. Толстого, Л. Леонова, П. Тычины, Я. Коласа, Я. Купалы, Г. Караславова, Т. Павлова и многих других. "Не устаю повторять, заявлял польский писатель Ярослав Ивашкевич, - что советская литература в силу своих прекрасных традиций, благодаря современному своему богатству и значению, благодаря ее страстной любви к действительности занимает выдающееся место среди всех литератур мира".29 Приведем слова классика болгарской литературы Георгия Караславова: "В развитии нашей родной национальной литературы нет ни одного писателя, который бы не черпал знания и вдохновения в революционном слове советских мастеров".30