Страница:
Федь Николай
Литература мятежного века
Николай Федь
Литература мятежного века
В двух частях
Диалектика российской словесности. 1918 - 2001 гг.
Точка зрения Николая Федя на литературу и писателей ХХ века
В сердце солнечное горенье,
Половодье российских рек.
Вот она, моя точка зрения,
От рождения и - вовек.
Дмитрий Блынский
Думается, что неизменная точка зрения Николая Михайловича Федя на литературу и творчество писателей мятежного ХХ века так же широка, как половодье российских рек, и так же ярко выражена, как солнечное горенье в его сердце. "Железный Федь" - негласный псевдоним, которым окрестили ученого некоторые писатели, в полной мере соответствует его нравственной стойкости и воле в отстаивании чести и достоинства русской классической и современной изящной словесности. И эту благородную миссию он выполняет не только профессионально, проявляя глубокие знания в области всемирной и русской культуры, но и с высоким чувством гражданского долга и ответственности за судьбу Отечества.
В данном труде впервые предпринята попытка рассмотреть диалектику художественного процесса, в контексте социалистической цивилизации. На конкретном историческом материале книга отражает напряженный драматизм двадцатого столетия - времени поразительных взлетов и трагических потрясений, преломленных в судьбах реальных живых лиц.
Анализируя историю развития литературы России в двадцатом веке, исследователь подчеркивает, что она с первых шагов следует принципу освещения не только трудного пути общества, но и сложности построения новой жизни, воспитания человека, осознающего свою личную ответственность за общее дело. Огорчаясь, нынешняя словесность еще не ответила достойным словом на излом судьбы народа и перелом в его мировоззрении, он в то же время выражает убежденность, что зреющее сознание своего достоинства и патриотического устремления народа являются мощным стимулом для новых художественных открытий. Величие мысли составляет величие человека. "Да будет же она свободна, - провозгласил А. С. Пушкин, - как должен быть свободен человек". Именно под таким значением мысли и благожелательным взором рассматриваются здесь острые процессы противоречивого развития российского общества и литературы ХХ века.
Естественно, что главным ориентиром для такого сложного анализа служит литературное творчество Михаила Шолохова, Петра Проскурина и Леонида Леонова -великих писателей, возвысивших литературу. В то же время исследователь отмечает и другие яркие таланты социалистической цивилизации, корни которых глубоко уходят в народную почву. Среди них Сергей Есенин, Александр Твардовский, Федор Абрамов, Василий Шукшин и многие другие. "Судя по состоянию теперешней изящной словесности, можно предположить, что и в двадцать первом столетии она будет снова прирастать периферией, сохранившей корневые основы духовности и нравственности русского народа".
И с этим утверждением можно полностью согласиться, ибо только писатели, находящиеся в самой гуще народа и переживающие вместе с ним крушение сбалансированного жизненного уклада, могут подняться до глубокого понимания общественно-политической реальности и смелого отстаивания подлинно народных чаяний.
В монографии о Шолохове "Парадокс гения" ("Советский писатель", 1998) Николай Федь раскрыл духовное величие писателя, который по остроте и глубине социального анализа, по богатству художественных образов далеко превосходит все, что создано в ХХ веке. "Никто из его современников не обладал такой силой творческой мысли, такой страстностью темперамента и непоколебимой верой в созидательную природу человека, как он. Под его пером оживают гордые и вольнолюбивые люди, поставленные в экстремальные обстоятельства - за или против. Но судьба шолоховских героев - это и его, художника, судьба. Потому-то всякое явление окружающей действительности, каждое историческое событие он измерял "народным аршином", ибо вмещал в своем сердце радость и скорбь, боль и гнев, надежды поколений и, как мы знаем, жизнь целого народа".
В книге "Опавшие листья" (2002) Федь выступает как исследователь состояния изящной словесности за последние двадцать пять лет, устанавливая ее неразрывную взаимосвязь с социально-экономическим развитием общества и духовно-нравственным миром самого человека, включая современного писателя. "Тем не менее о литературе надо судить по законам литературы". Он так и судит о ней. Может быть этот "суд" свершается не очень лицеприятно для некоторых, но достаточно аргументировано и в сравнении с нормами нравственного поведения и в сравнении с нормами нравственного уровня классиков.
Ставя во главу угла социалистической литературы произведения М. А. Шолохова, среди которых он особенно выделяет "Тихий Дон", автор приводит слова писателя о реализме, как об искусстве правды жизни, правды, понятой и осмысленной художником с позиций простого человека и своей убежденности. А кто сползает с этой позиции и начинает двоится в своих убеждениях, тот обязательно утопает в трясине сомнений, пессимизма или того хуже предательства национальных интересов.
И, конечно, как бы не были известными иные литераторы по своим прежним работам, они не могут избежать "праведного суда" строгого литературного критика, если он заметит в их поведении признаки хамелеонов или певцов с чужого голоса. Именно с этих позиций рассматривается А. Солженицын, коего "творческую и личную судьбу нельзя рассматривать вне той среды, в которой протекали его зрелые годы, а она, эта среда, - здесь и там, "за бугром", враждебны по отношению к коренным интересам России. Отсюда - фанаберия. Отсюда же - патологическая зависть к гениальному Шолохову".
Сожалея о потере у некоторых русских писателей в конце их жизни гражданского долга и ответственности, автор подчеркивает, что литература не может замыкаться в кругу общественных курьезов и странностей, она обязана исходить из ясных представлений о жизни, давать четкое понятие об идеале, который исповедует писатель. "Двойственность человеческой натуры с особой силой проявляется у людей творческих профессий - в своем ремесле они блистают добротой, благородством и искренностью, а в реальной действительности нередко лучше не иметь с ними дела".
Сила литературы не ослабевает тогда, когда в ней сохранятся высокое творческое дыхание, насыщенное чистым воздухом правды и созвучное сердцебиению простого люда, его мыслям, чаяниям и устремлениям. И это утверждение совершенно справедливо, ибо имя писателя становится бессмертным, если он, по выражению А. С. Пушкина, чувства добрые в народе пробуждает и в жестокий век прославляет свободу. Вера в народ, в его патриотический дух и колоссальные творческие возможности пронизывают все литературное творчество Федя, приводя его к мысли о неизбежности появления новых талантов и гениев в русской литературе XXI века.
Путь к этому уже положили такие замечательные писатели конца ХХ века, как Василий Шукшин, Петр Проскурин, Анатолий Знаменский и другие, о которых с особой теплотой отзывается Федь в книге "Опавшие листья". "Шукшин опирался на традиции русской литературы, в которой юмор и сатира играли огромную роль в деле пробуждения самосознания русских". Вместе с тем писатель остро ощущал жизнь простого люда. Он призывал современников к справедливости и осознанию своего достоинства и высокой личной ответственности за устройство жизни. И не случайно в книге сравниваются образы Шукшина с образами героев бессмертных произведений Шолохова. Одним из достойных представителей социалистической цивилизации, благоверное влияние которой сказалось на всем человечестве, был Петр Проскурин. Его романы "Судьба", "Имя твое", "Отреченье", "Число зверя" стали любимыми произведениями многих читателей. Художник еще при жизни высоко оценил работу Николая Федя "Опавшие листья", в которой отражены изменения, происшедшие в жизни России, на фоне коих он не утрачивает веру в охранительные идеи, когда окрепнет новое поколение, способное совершить творческий взлет.
Исследователь относит Петра Проскурина к числу немногих народных писателей, принявших на себя самые страшные удары дикого капитализма, но не потерявших силы духа и воли к сопротивлению. Возрождать отечественную словесность суждено таким русским писателям, как Проскурин: "Эпоха духовной капитуляции радикальной интеллигенции перед Западом не поколебала его (Проскурина) социальных и эстетических идеалов, не принудила искать обходных путей для выражения патриотических убеждений". Романист с особой яркостью осветил сущность верховной власти и ее отношение к народу. У него народ не только творец истории, но и та сила, которая используется властью для воплощения в жизнь своих честолюбивых замыслов. В романе "Число зверя" Проскурин представляет читателю возможность самому проникнуть в причины измельчания власти и сделать соответствующие выводы... Жаждущие власти над людьми не любят свободы, равно как любящие свободу не рвутся к власти. Это неизбежное противоречие всегда разделяет вождей и народ на противоположные стороны и очень редко в истории человечества их интересы совпадают. Но даже при этом применяющий власть всегда осуществляет то или иное насилие над человеком. Поэтому в демократическом обществе вождь не должен обладать неограниченным правом, он обязан быть таким же послушным перед Законом и Богом, как и все его соотечественники. "Теперь можно с полной уверенность утверждать, - заключает автор, - что Петр Проскурин первый приступил к переосмыслению эпохи в такой сложной и вечной сфере, как народ и власть" (К этому вопросу мы еще вернемся).
Мне, знающему Петра Лукича близко более сорока лет и имевшему возможность лично общаться с ним в различных ситуациях и на различной почве, хотелось бы подчеркнуть основную сущность этого прекрасного и архиталантливого человека - гениальную простоту и величие мысли. Дай Бог, чтобы этими качествами обладали новые литературные таланты, которых мы жаждем увидеть в XXI веке на российском небосводе.
Особую озабоченность исследователь высказывает в связи с отсутствием в современной литературе героев, в образе которых воплотились бы важнейшие жизненные и эстетические идеалы. "Литература, освобожденная то положительного идеала и внутреннего трагизма, - отмечает он, - весьма удобная форма очернения всего светлого в русском народе". Между тем в истории советской литературы все крупные писатели во главу угла ставили задачу создать образы героев, которые воспринимались бы как вполне реальные люди, яркие значительные личности, на примере которых воспитывалось бы не одно поколение.
При этом народная правда у настоящих писателей, отраженная в образах их героев, всегда брала верх над инстинктом самосохранения и эгоизмом художника. И это тоже являлось проявлением гражданского мужества и творческой силы. Придерживаясь лучших традиций социалистической литературы, исследователь демонстрирует открытый и честный взгляд на жизни и противоречия общественного сознания, отдает должное авторам, не меняющим в угоду политической конъюнктуре своих мировоззренческих убеждений. Вместе с тем он не приемлет диссидентства и приспособленчества. В этой связи приводится мнение ленинградского автора Юрия Белова: "Оторвавшись от родовых национальных корней, они создали свой искусственный мир. Мир псевдоценностей, жесткого рационализма, где достижение их цели оправдывает любое средство, свобода признается только для избранных. Лицемерие и ложь обязательное условие сохранения их среды обитания. Социальные идеалы им нужны для маскировки своей истинной природы - природы крайнего индивидуализма".
Задумаемся, по каким же признакам можно судить о принадлежности писателя к национальной литературе?Посмотрим. Язык? Безусловно, это важнейший признак, если, конечно, имеется в виду живая народная речь (...) Реализм, то есть глубокий социальный и психологический анализ? Несомненно. Тем не менее язык, тематика, традиция и идейная позиция - увы! - еще не позволяют литератору утверждать: "Я русский писатель!. Для того, что таковым быть, необходима еще и сыновняя любовь к народу своему, к родине, а равно и неразделенность жизни художника с судьбой нации. Именно по таким признакам следует судить о его принадлежности к художественной культуре народа. Только это дает ему право на титул настоящего художника - все остальное суесловие... Между тем русская словесность всегда исповедовала идеалы правды и человечности и не чуралась вечных вопросов бытия: Что есть жизнь? В чем смысл бессмертия? Что есть Вера и как она соотносится с церковными установлениями? В чем суть борьбы добра со злом? Или: зачем приходит человек в этот мир? Кто определяет срок его жизни, судьбу? Не для того же он рождается, чтобы стремиться вверх и через мгновенье падать на голые скалы с обломанными крыльями надежды, или постоянно терпеть страдания и боль, зная о неотвратимости конца пути своего? "Родясь на свет, мы плачем" (Шекспир). Что это, протест против перехода из одного состояния в другое? И зачем существует грань между этими состояниями? Никто не помнит часа своего рождения и никто не знает смысла сущего в конце земного пути. Загадка, перед которой бессилен человеческий разум, великая тайна, охраняемая его же беспамятством... В этих вопросах-размышлениях заключается существо эстетической и жизненной позиции ученого, литератора. Следует отдать ему должное: художественная литература двадцатого века рассматривается им в период ее подъема и временного падения на пороге XXI века.
И что особенно важно, он диалектически связывает годы расцвета литературы с развитием общества и раскрывает причины духовного обнищания некоторых писателей в период их лавирования между властью и народом. Он порицает Распутина за проявление двоедушия и импульсивного мышления. Естественно, нельзя согласиться с Распутиным в его обвинениях всей русской литературы за то, что она якобы сыграла немалую роль в разрушении России. Таким пассажем можно перечеркнуть все авторитеты, включая Пушкина, Достоевского, Толстого, Шолохова, Горького, Маяковского и других писателей - государственников, непоколебимо стоящих за честь и достоинство своей Родины... Безысходность, прозвучавшая в рассказе Валентина Распутина "Изба", ставит под сомнение убежденность многих людей в неминуемое возрождение России. Если у одних исчезает интерес к окружающей реальности и усиливается внутренний разлад, то у других прослеживается постижение диалектики эпохи и проникновение в глубины бытия и возникающие со временем противоречия. Искусство мастеров стремится помочь людям решать назревшие проблемы в духе своего времени, но на основе нравственности, твердых мировоззренческих убеждений. Этот путь "пролегает, - читаем, - через страдание, осознание своих ошибок и заблуждений к возрождению, оплодотворенному духом созидательной энергии человеком".
Свидетельством тому служит и предлагаемая книга "Литература мятежного века", выражающая надежду, что все лучшее, что было достигнуто на огромной части нашей планеты, еще возродится и станет большим жизненным материалом для плодотворного творчества художников слова. В ее первой части, названной "Корни и ветви великой культуры", прослеживается нелегкий путь новой словесности. Оставаясь верным своим принципам рассматривать художественное творчество на фоне больших исторических перемен, автор соединяет мысленно и на наглядных примерах крепкие корни русской классической литературы с молодыми побегами быстро растущих художников нового типа, образующих обновленную крону вечнозеленого древа эстетического познания жизни. Ссылаясь на Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, Ромэна Роллана, Генриха Манна и других мастеров мировой культуры, он убедительно проводит мысль о том, что новое искусство рождается вместе с новым миром, который предопределяет развитие и своеобразие творческих явлений.
Революционная действительность начала ХХ века выдвинула не известные ранее социально-психологические критерии, которые в свою очередь потребовали от писателей нахождения художественных форм, предвещавших или соответствующих новым задачам жизни. "Молодые таланты, - читаем в рассматриваемой книге, - пришедшие в литературу из самой гущи народной солдатских, рабочих и крестьянских масс, - не только знали народную стихию, они сами были ее частицей. Они хорошо владели народным языком и, что особенно важно, чувствовали, понимали и выражали образ мышления народа, его психологический и умозренческий настрой, революционный пафос, и стремились поведать о событиях революции и гражданской войны, как бы устами самого участника, отразив его личностное видение и восприятие. Литература отражала не только пафос победной революции, но и огромные трудности по ее защите, выходу из военной разрухи, построению нового общества и воспитанию нового человека". При этом все творчество писателей вырастало на народной основе, беря свое начало от Пушкина - выразителя духа народной поэзии и Н. С. Лескова, покорявшего красотой сказового слога и изяществом русского языка. И, конечно же, все их творчество находилось под могучим влиянием величайших писателей и поэтов: И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского и других, являющихся предвестниками нового искусства.
Конечно, первые шаги советским писателям, как и их предшественникам, давались нелегко. К тому же речь шла об искусстве совершенно неизвестного ранее типа - народном искусстве, которое не всеми воспринималось и принималось сразу. Кроме того, в среде писателей не утихали различные разногласия, связанные с признанием народовластия. По словам А. М. Горького, многие молодые писатели того времени стремились виртуозничать и фокусничать словами раньше, чем поняли грандиозность исторических свершений. В этой связи представляет интерес запись из дневника Дм. Фурманова: "1. Глумление над прошлым. 2. Отрицание заслуг других школ и течений. 3. Расчет на монополию. 4. В расчете на вечность. 5. Заумничанье и жонглирование "мудрой" терминологией. 6. Бахвальство, игра в величие. 7. Однодневки. 8. Бесталантность задорных, заносчивых "пионеров". 9 Вычурность, оригинальничанье".
Как это похоже на сочиненья многих современных писак, пытающихся добиться ложного авторитета в обществе своим глумлением над прошлым и выпуском скверной литературы.
К счастью, порожденные революцией и одухотворенные динамикой утверждения народовластия нового общества, многие сочинители отказались от мелкой суеты авангардизма, пустословия и кривляния. Уже в первое десятилетие своего существования наша изящная словесность стала быстро распространяться за рубежом. Ее популярность значительно выросла после Второй мировой войны. В этом плане представляет интерес вышедшая в 1946 году в Париже книга Ивана Тхоржевского "От Горького до наших дней", которая начинается иронической нотой. Эмигранты думали, пишет он, будто вместе с собой унесли и всю русскую литературу, а на деле все произошло иначе - "ни Россия, ни русская литература не погибли в руках большевиков". Литература развивается под влиянием Максима Горького, "устремленного к новой России". На открытии Второго съезда писателей РСФСР (1965 г.) Михаил Шолохов скажет: "У нас есть чем гордиться, есть что противопоставить крикливому, но бесплодному абстракционизму. И хотя мы видим, как много еще предстоит нам сделать, чтобы оправдать доверие народа, хотя по большому счету мы еще недовольны своей работой, нам все же никогда не следует забывать, сколько внесено нашей литературой в духовную сокровищницу человечества, как велик и неоспорим ее авторитет во всем мире".
Следует отметить, что исследователь обозначил три этапа, обусловленных общественным развитием и уровнем национального самосознания. Первый из них - ранний послеоктябрьский, когда осуждение пролеткульта расчистило путь к многоликому классическому наследству. Второй этап, начиная с 1930-х годов, определил поворот к непреходящим духовным ценностям прошлых веков, созвучным идейным устремлениям общества. Третий этап, начиная с 40-х годов ХХ века, представлял собой более высокий уровень развития литературы.
Отказавшись от величайших достижений, определенные силы классической литературы этого третьего периода перетащили в XXI век низменную манеру издавать за деньги высших чинов, не имеющих ничего общего с подлинным художеством. Дальше - больше, в ход пошло все то, что способствовало опошлению образа положительно прекрасного человека и размывало такие понятия, как правда, идейность и классовость. "В конце концов, - замечает ученый, - литературная теория, подобно унтер-офицерской вдове, сама себя высекла". И никакие потуги махровых антисоветчиков и их поводырей, стремящихся оболгать и принизить роль нашей литературы и воспетых ею героев, не в силах заглушить колокол социалистической цивилизации". Именно в его звуках мы слышим раскаты бессмертных произведений Максима Горького, Михаила Шолохова, Владимира Маяковского, Александра Блока, Антона Макаренко, Леонида Леонова, Алексея Толстого, Петра Проскурина, Александра Твардовского, Дмитрия Фурманова, Николая Островского, Александра Фадеева, Александра Серафимовича, Всеволода Вишневского и многих других наших замечательных писателей.
Во второй главе книги раскрывается природа и характеры героев труда и войны. Свои рассуждения исследователь начинает со слов М. Горького на Первом съезде писателей: "Основным героем наших книг мы должны избрать труд". И далее он разъясняет четкую позицию пролетарского писателя, что труд надо понимать как творчество и как выражение человеческой сути. В этой связи вспоминаются уже забываемые и, наверное, непрочитанные молодежью сочинения участников трудовых свершений и Великой отечественной войны. Наиболее примечательной из этих книг была повесть "Горизонты" (1971 г.) Ольги Власенко, в которой описывается напряженный труд металлургов, инженеров и молодых рабочих завода. И не просто труд, а судьбы каждого человека, включая повествователя, в общей борьбе за подъем экономики страны и укрепление ее обороноспособности. Люди воевали и думали о мирных днях, о радостной жизни. "И не только думали, но строили дома для тех, кто после войны начнет новую жизнь. Эти люди, по горло занятые неотложным военным делом, урывая час-другой, пилили лес, корчевали деревья и рубили дома, в которые была вложена неугасимая вера строителей в силу народа. И какую же великую любовь к жизни надо иметь, каким щедрым сердцем надо обладать, чтобы совершать такое!"... В повести Виктора Тельпугова "Все по местам" также показан трудовой подвиг народа в тяжелейших условиях лихолетья, когда надо было срочно передислоцировать завод и в короткий срок в холоде и голоде запустить производство. В тяжелейших условиях люди действовали решительно, самоотверженно и расчетливо. Произведение Тельпугова тоже автобиографично, так как он, подобно своему герою, работал на таком заводе, куда был направлен после фронтового ранения... Надо сказать, интерес к социально-нравственным проблемам трудовых коллективов был в центре внимания и других писателей послевоенной поры. Не выпала из поля зрения исследователя и деревенская тема. Он считает, что в 50-60-е годы писатели стали более исторично смотреть на деревню и ее перспективы. В качестве примеров приводится повесть Алексея Зверева "Лыковцы и лыковские гости" (1985 г.) и сочинение алтайского писателя Евгения Гущина "Бабье поле". В первой из них автор поведал о людях с разной совестью, о варварском отношении к природе, приводящим к обеднению человеческого в человеке. В "Бабьем поле" воспевается женщина-труженица, которая и сейчас является главной фигурой сельскохозяйственного производства. Евгений Гущин изобразил сельскую жизнь без прикрас, но каждый образ у него - это живое запоминающееся лицо и своя судьба, свои переживания и свои думы, о которых увлекательно поведал писатель. И вместе с ним мы окунемся в мир, в котором проходит повседневная жизнь русской крестьянки. Одобрительно отнесясь к таким житейским темам, художественно отображенным в произведениях мастеров слова, наш "Железный Федь" занимает непримиримую позицию по отношению к тем, кто исподволь начал "поправлять" Шолохова, предавая анафеме коллективизацию и организаторов колхозов, стеная о единственном, на их взгляд, хозяине - середняке. Острой критике в связи с этим подвергнут роман Можаева "Мужики и бабы", в коем он изложил свое узкое видение русской деревни 30-х годов. По мнению критика, романист слишком тенденциозно и со скудным теоретическим и слабым художественным потенциалом подошел к разрешению поднятой темы... Не имея возможности входить здесь в подробности, укажем только, что радужные надежды на всемогущество российского фермера, так и не оправдались. Село за последнее десятилетие потеряло более половины скота и едва восстановило хлебное производство, да и то с помощью пока еще действующих коллективных хозяйств. В результате более половины мяса для кормления собственного народа завозится ныне из-за рубежа. Сами крестьяне быстрее всех усвоили, что им надо держаться вместе, возрождать машинно-тракторные станции и сооружать цеха по переработке выращенного урожая, чтобы не попасть в кабальную зависимость от тех, кто уже протянул жадные руки к крестьянской земле, стремится купить ее за копейки.
Давно требуется новый Шолохов, чтобы описать горькую судьбу нынешней российской деревни.
Литература мятежного века
В двух частях
Диалектика российской словесности. 1918 - 2001 гг.
Точка зрения Николая Федя на литературу и писателей ХХ века
В сердце солнечное горенье,
Половодье российских рек.
Вот она, моя точка зрения,
От рождения и - вовек.
Дмитрий Блынский
Думается, что неизменная точка зрения Николая Михайловича Федя на литературу и творчество писателей мятежного ХХ века так же широка, как половодье российских рек, и так же ярко выражена, как солнечное горенье в его сердце. "Железный Федь" - негласный псевдоним, которым окрестили ученого некоторые писатели, в полной мере соответствует его нравственной стойкости и воле в отстаивании чести и достоинства русской классической и современной изящной словесности. И эту благородную миссию он выполняет не только профессионально, проявляя глубокие знания в области всемирной и русской культуры, но и с высоким чувством гражданского долга и ответственности за судьбу Отечества.
В данном труде впервые предпринята попытка рассмотреть диалектику художественного процесса, в контексте социалистической цивилизации. На конкретном историческом материале книга отражает напряженный драматизм двадцатого столетия - времени поразительных взлетов и трагических потрясений, преломленных в судьбах реальных живых лиц.
Анализируя историю развития литературы России в двадцатом веке, исследователь подчеркивает, что она с первых шагов следует принципу освещения не только трудного пути общества, но и сложности построения новой жизни, воспитания человека, осознающего свою личную ответственность за общее дело. Огорчаясь, нынешняя словесность еще не ответила достойным словом на излом судьбы народа и перелом в его мировоззрении, он в то же время выражает убежденность, что зреющее сознание своего достоинства и патриотического устремления народа являются мощным стимулом для новых художественных открытий. Величие мысли составляет величие человека. "Да будет же она свободна, - провозгласил А. С. Пушкин, - как должен быть свободен человек". Именно под таким значением мысли и благожелательным взором рассматриваются здесь острые процессы противоречивого развития российского общества и литературы ХХ века.
Естественно, что главным ориентиром для такого сложного анализа служит литературное творчество Михаила Шолохова, Петра Проскурина и Леонида Леонова -великих писателей, возвысивших литературу. В то же время исследователь отмечает и другие яркие таланты социалистической цивилизации, корни которых глубоко уходят в народную почву. Среди них Сергей Есенин, Александр Твардовский, Федор Абрамов, Василий Шукшин и многие другие. "Судя по состоянию теперешней изящной словесности, можно предположить, что и в двадцать первом столетии она будет снова прирастать периферией, сохранившей корневые основы духовности и нравственности русского народа".
И с этим утверждением можно полностью согласиться, ибо только писатели, находящиеся в самой гуще народа и переживающие вместе с ним крушение сбалансированного жизненного уклада, могут подняться до глубокого понимания общественно-политической реальности и смелого отстаивания подлинно народных чаяний.
В монографии о Шолохове "Парадокс гения" ("Советский писатель", 1998) Николай Федь раскрыл духовное величие писателя, который по остроте и глубине социального анализа, по богатству художественных образов далеко превосходит все, что создано в ХХ веке. "Никто из его современников не обладал такой силой творческой мысли, такой страстностью темперамента и непоколебимой верой в созидательную природу человека, как он. Под его пером оживают гордые и вольнолюбивые люди, поставленные в экстремальные обстоятельства - за или против. Но судьба шолоховских героев - это и его, художника, судьба. Потому-то всякое явление окружающей действительности, каждое историческое событие он измерял "народным аршином", ибо вмещал в своем сердце радость и скорбь, боль и гнев, надежды поколений и, как мы знаем, жизнь целого народа".
В книге "Опавшие листья" (2002) Федь выступает как исследователь состояния изящной словесности за последние двадцать пять лет, устанавливая ее неразрывную взаимосвязь с социально-экономическим развитием общества и духовно-нравственным миром самого человека, включая современного писателя. "Тем не менее о литературе надо судить по законам литературы". Он так и судит о ней. Может быть этот "суд" свершается не очень лицеприятно для некоторых, но достаточно аргументировано и в сравнении с нормами нравственного поведения и в сравнении с нормами нравственного уровня классиков.
Ставя во главу угла социалистической литературы произведения М. А. Шолохова, среди которых он особенно выделяет "Тихий Дон", автор приводит слова писателя о реализме, как об искусстве правды жизни, правды, понятой и осмысленной художником с позиций простого человека и своей убежденности. А кто сползает с этой позиции и начинает двоится в своих убеждениях, тот обязательно утопает в трясине сомнений, пессимизма или того хуже предательства национальных интересов.
И, конечно, как бы не были известными иные литераторы по своим прежним работам, они не могут избежать "праведного суда" строгого литературного критика, если он заметит в их поведении признаки хамелеонов или певцов с чужого голоса. Именно с этих позиций рассматривается А. Солженицын, коего "творческую и личную судьбу нельзя рассматривать вне той среды, в которой протекали его зрелые годы, а она, эта среда, - здесь и там, "за бугром", враждебны по отношению к коренным интересам России. Отсюда - фанаберия. Отсюда же - патологическая зависть к гениальному Шолохову".
Сожалея о потере у некоторых русских писателей в конце их жизни гражданского долга и ответственности, автор подчеркивает, что литература не может замыкаться в кругу общественных курьезов и странностей, она обязана исходить из ясных представлений о жизни, давать четкое понятие об идеале, который исповедует писатель. "Двойственность человеческой натуры с особой силой проявляется у людей творческих профессий - в своем ремесле они блистают добротой, благородством и искренностью, а в реальной действительности нередко лучше не иметь с ними дела".
Сила литературы не ослабевает тогда, когда в ней сохранятся высокое творческое дыхание, насыщенное чистым воздухом правды и созвучное сердцебиению простого люда, его мыслям, чаяниям и устремлениям. И это утверждение совершенно справедливо, ибо имя писателя становится бессмертным, если он, по выражению А. С. Пушкина, чувства добрые в народе пробуждает и в жестокий век прославляет свободу. Вера в народ, в его патриотический дух и колоссальные творческие возможности пронизывают все литературное творчество Федя, приводя его к мысли о неизбежности появления новых талантов и гениев в русской литературе XXI века.
Путь к этому уже положили такие замечательные писатели конца ХХ века, как Василий Шукшин, Петр Проскурин, Анатолий Знаменский и другие, о которых с особой теплотой отзывается Федь в книге "Опавшие листья". "Шукшин опирался на традиции русской литературы, в которой юмор и сатира играли огромную роль в деле пробуждения самосознания русских". Вместе с тем писатель остро ощущал жизнь простого люда. Он призывал современников к справедливости и осознанию своего достоинства и высокой личной ответственности за устройство жизни. И не случайно в книге сравниваются образы Шукшина с образами героев бессмертных произведений Шолохова. Одним из достойных представителей социалистической цивилизации, благоверное влияние которой сказалось на всем человечестве, был Петр Проскурин. Его романы "Судьба", "Имя твое", "Отреченье", "Число зверя" стали любимыми произведениями многих читателей. Художник еще при жизни высоко оценил работу Николая Федя "Опавшие листья", в которой отражены изменения, происшедшие в жизни России, на фоне коих он не утрачивает веру в охранительные идеи, когда окрепнет новое поколение, способное совершить творческий взлет.
Исследователь относит Петра Проскурина к числу немногих народных писателей, принявших на себя самые страшные удары дикого капитализма, но не потерявших силы духа и воли к сопротивлению. Возрождать отечественную словесность суждено таким русским писателям, как Проскурин: "Эпоха духовной капитуляции радикальной интеллигенции перед Западом не поколебала его (Проскурина) социальных и эстетических идеалов, не принудила искать обходных путей для выражения патриотических убеждений". Романист с особой яркостью осветил сущность верховной власти и ее отношение к народу. У него народ не только творец истории, но и та сила, которая используется властью для воплощения в жизнь своих честолюбивых замыслов. В романе "Число зверя" Проскурин представляет читателю возможность самому проникнуть в причины измельчания власти и сделать соответствующие выводы... Жаждущие власти над людьми не любят свободы, равно как любящие свободу не рвутся к власти. Это неизбежное противоречие всегда разделяет вождей и народ на противоположные стороны и очень редко в истории человечества их интересы совпадают. Но даже при этом применяющий власть всегда осуществляет то или иное насилие над человеком. Поэтому в демократическом обществе вождь не должен обладать неограниченным правом, он обязан быть таким же послушным перед Законом и Богом, как и все его соотечественники. "Теперь можно с полной уверенность утверждать, - заключает автор, - что Петр Проскурин первый приступил к переосмыслению эпохи в такой сложной и вечной сфере, как народ и власть" (К этому вопросу мы еще вернемся).
Мне, знающему Петра Лукича близко более сорока лет и имевшему возможность лично общаться с ним в различных ситуациях и на различной почве, хотелось бы подчеркнуть основную сущность этого прекрасного и архиталантливого человека - гениальную простоту и величие мысли. Дай Бог, чтобы этими качествами обладали новые литературные таланты, которых мы жаждем увидеть в XXI веке на российском небосводе.
Особую озабоченность исследователь высказывает в связи с отсутствием в современной литературе героев, в образе которых воплотились бы важнейшие жизненные и эстетические идеалы. "Литература, освобожденная то положительного идеала и внутреннего трагизма, - отмечает он, - весьма удобная форма очернения всего светлого в русском народе". Между тем в истории советской литературы все крупные писатели во главу угла ставили задачу создать образы героев, которые воспринимались бы как вполне реальные люди, яркие значительные личности, на примере которых воспитывалось бы не одно поколение.
При этом народная правда у настоящих писателей, отраженная в образах их героев, всегда брала верх над инстинктом самосохранения и эгоизмом художника. И это тоже являлось проявлением гражданского мужества и творческой силы. Придерживаясь лучших традиций социалистической литературы, исследователь демонстрирует открытый и честный взгляд на жизни и противоречия общественного сознания, отдает должное авторам, не меняющим в угоду политической конъюнктуре своих мировоззренческих убеждений. Вместе с тем он не приемлет диссидентства и приспособленчества. В этой связи приводится мнение ленинградского автора Юрия Белова: "Оторвавшись от родовых национальных корней, они создали свой искусственный мир. Мир псевдоценностей, жесткого рационализма, где достижение их цели оправдывает любое средство, свобода признается только для избранных. Лицемерие и ложь обязательное условие сохранения их среды обитания. Социальные идеалы им нужны для маскировки своей истинной природы - природы крайнего индивидуализма".
Задумаемся, по каким же признакам можно судить о принадлежности писателя к национальной литературе?Посмотрим. Язык? Безусловно, это важнейший признак, если, конечно, имеется в виду живая народная речь (...) Реализм, то есть глубокий социальный и психологический анализ? Несомненно. Тем не менее язык, тематика, традиция и идейная позиция - увы! - еще не позволяют литератору утверждать: "Я русский писатель!. Для того, что таковым быть, необходима еще и сыновняя любовь к народу своему, к родине, а равно и неразделенность жизни художника с судьбой нации. Именно по таким признакам следует судить о его принадлежности к художественной культуре народа. Только это дает ему право на титул настоящего художника - все остальное суесловие... Между тем русская словесность всегда исповедовала идеалы правды и человечности и не чуралась вечных вопросов бытия: Что есть жизнь? В чем смысл бессмертия? Что есть Вера и как она соотносится с церковными установлениями? В чем суть борьбы добра со злом? Или: зачем приходит человек в этот мир? Кто определяет срок его жизни, судьбу? Не для того же он рождается, чтобы стремиться вверх и через мгновенье падать на голые скалы с обломанными крыльями надежды, или постоянно терпеть страдания и боль, зная о неотвратимости конца пути своего? "Родясь на свет, мы плачем" (Шекспир). Что это, протест против перехода из одного состояния в другое? И зачем существует грань между этими состояниями? Никто не помнит часа своего рождения и никто не знает смысла сущего в конце земного пути. Загадка, перед которой бессилен человеческий разум, великая тайна, охраняемая его же беспамятством... В этих вопросах-размышлениях заключается существо эстетической и жизненной позиции ученого, литератора. Следует отдать ему должное: художественная литература двадцатого века рассматривается им в период ее подъема и временного падения на пороге XXI века.
И что особенно важно, он диалектически связывает годы расцвета литературы с развитием общества и раскрывает причины духовного обнищания некоторых писателей в период их лавирования между властью и народом. Он порицает Распутина за проявление двоедушия и импульсивного мышления. Естественно, нельзя согласиться с Распутиным в его обвинениях всей русской литературы за то, что она якобы сыграла немалую роль в разрушении России. Таким пассажем можно перечеркнуть все авторитеты, включая Пушкина, Достоевского, Толстого, Шолохова, Горького, Маяковского и других писателей - государственников, непоколебимо стоящих за честь и достоинство своей Родины... Безысходность, прозвучавшая в рассказе Валентина Распутина "Изба", ставит под сомнение убежденность многих людей в неминуемое возрождение России. Если у одних исчезает интерес к окружающей реальности и усиливается внутренний разлад, то у других прослеживается постижение диалектики эпохи и проникновение в глубины бытия и возникающие со временем противоречия. Искусство мастеров стремится помочь людям решать назревшие проблемы в духе своего времени, но на основе нравственности, твердых мировоззренческих убеждений. Этот путь "пролегает, - читаем, - через страдание, осознание своих ошибок и заблуждений к возрождению, оплодотворенному духом созидательной энергии человеком".
Свидетельством тому служит и предлагаемая книга "Литература мятежного века", выражающая надежду, что все лучшее, что было достигнуто на огромной части нашей планеты, еще возродится и станет большим жизненным материалом для плодотворного творчества художников слова. В ее первой части, названной "Корни и ветви великой культуры", прослеживается нелегкий путь новой словесности. Оставаясь верным своим принципам рассматривать художественное творчество на фоне больших исторических перемен, автор соединяет мысленно и на наглядных примерах крепкие корни русской классической литературы с молодыми побегами быстро растущих художников нового типа, образующих обновленную крону вечнозеленого древа эстетического познания жизни. Ссылаясь на Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, Ромэна Роллана, Генриха Манна и других мастеров мировой культуры, он убедительно проводит мысль о том, что новое искусство рождается вместе с новым миром, который предопределяет развитие и своеобразие творческих явлений.
Революционная действительность начала ХХ века выдвинула не известные ранее социально-психологические критерии, которые в свою очередь потребовали от писателей нахождения художественных форм, предвещавших или соответствующих новым задачам жизни. "Молодые таланты, - читаем в рассматриваемой книге, - пришедшие в литературу из самой гущи народной солдатских, рабочих и крестьянских масс, - не только знали народную стихию, они сами были ее частицей. Они хорошо владели народным языком и, что особенно важно, чувствовали, понимали и выражали образ мышления народа, его психологический и умозренческий настрой, революционный пафос, и стремились поведать о событиях революции и гражданской войны, как бы устами самого участника, отразив его личностное видение и восприятие. Литература отражала не только пафос победной революции, но и огромные трудности по ее защите, выходу из военной разрухи, построению нового общества и воспитанию нового человека". При этом все творчество писателей вырастало на народной основе, беря свое начало от Пушкина - выразителя духа народной поэзии и Н. С. Лескова, покорявшего красотой сказового слога и изяществом русского языка. И, конечно же, все их творчество находилось под могучим влиянием величайших писателей и поэтов: И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского и других, являющихся предвестниками нового искусства.
Конечно, первые шаги советским писателям, как и их предшественникам, давались нелегко. К тому же речь шла об искусстве совершенно неизвестного ранее типа - народном искусстве, которое не всеми воспринималось и принималось сразу. Кроме того, в среде писателей не утихали различные разногласия, связанные с признанием народовластия. По словам А. М. Горького, многие молодые писатели того времени стремились виртуозничать и фокусничать словами раньше, чем поняли грандиозность исторических свершений. В этой связи представляет интерес запись из дневника Дм. Фурманова: "1. Глумление над прошлым. 2. Отрицание заслуг других школ и течений. 3. Расчет на монополию. 4. В расчете на вечность. 5. Заумничанье и жонглирование "мудрой" терминологией. 6. Бахвальство, игра в величие. 7. Однодневки. 8. Бесталантность задорных, заносчивых "пионеров". 9 Вычурность, оригинальничанье".
Как это похоже на сочиненья многих современных писак, пытающихся добиться ложного авторитета в обществе своим глумлением над прошлым и выпуском скверной литературы.
К счастью, порожденные революцией и одухотворенные динамикой утверждения народовластия нового общества, многие сочинители отказались от мелкой суеты авангардизма, пустословия и кривляния. Уже в первое десятилетие своего существования наша изящная словесность стала быстро распространяться за рубежом. Ее популярность значительно выросла после Второй мировой войны. В этом плане представляет интерес вышедшая в 1946 году в Париже книга Ивана Тхоржевского "От Горького до наших дней", которая начинается иронической нотой. Эмигранты думали, пишет он, будто вместе с собой унесли и всю русскую литературу, а на деле все произошло иначе - "ни Россия, ни русская литература не погибли в руках большевиков". Литература развивается под влиянием Максима Горького, "устремленного к новой России". На открытии Второго съезда писателей РСФСР (1965 г.) Михаил Шолохов скажет: "У нас есть чем гордиться, есть что противопоставить крикливому, но бесплодному абстракционизму. И хотя мы видим, как много еще предстоит нам сделать, чтобы оправдать доверие народа, хотя по большому счету мы еще недовольны своей работой, нам все же никогда не следует забывать, сколько внесено нашей литературой в духовную сокровищницу человечества, как велик и неоспорим ее авторитет во всем мире".
Следует отметить, что исследователь обозначил три этапа, обусловленных общественным развитием и уровнем национального самосознания. Первый из них - ранний послеоктябрьский, когда осуждение пролеткульта расчистило путь к многоликому классическому наследству. Второй этап, начиная с 1930-х годов, определил поворот к непреходящим духовным ценностям прошлых веков, созвучным идейным устремлениям общества. Третий этап, начиная с 40-х годов ХХ века, представлял собой более высокий уровень развития литературы.
Отказавшись от величайших достижений, определенные силы классической литературы этого третьего периода перетащили в XXI век низменную манеру издавать за деньги высших чинов, не имеющих ничего общего с подлинным художеством. Дальше - больше, в ход пошло все то, что способствовало опошлению образа положительно прекрасного человека и размывало такие понятия, как правда, идейность и классовость. "В конце концов, - замечает ученый, - литературная теория, подобно унтер-офицерской вдове, сама себя высекла". И никакие потуги махровых антисоветчиков и их поводырей, стремящихся оболгать и принизить роль нашей литературы и воспетых ею героев, не в силах заглушить колокол социалистической цивилизации". Именно в его звуках мы слышим раскаты бессмертных произведений Максима Горького, Михаила Шолохова, Владимира Маяковского, Александра Блока, Антона Макаренко, Леонида Леонова, Алексея Толстого, Петра Проскурина, Александра Твардовского, Дмитрия Фурманова, Николая Островского, Александра Фадеева, Александра Серафимовича, Всеволода Вишневского и многих других наших замечательных писателей.
Во второй главе книги раскрывается природа и характеры героев труда и войны. Свои рассуждения исследователь начинает со слов М. Горького на Первом съезде писателей: "Основным героем наших книг мы должны избрать труд". И далее он разъясняет четкую позицию пролетарского писателя, что труд надо понимать как творчество и как выражение человеческой сути. В этой связи вспоминаются уже забываемые и, наверное, непрочитанные молодежью сочинения участников трудовых свершений и Великой отечественной войны. Наиболее примечательной из этих книг была повесть "Горизонты" (1971 г.) Ольги Власенко, в которой описывается напряженный труд металлургов, инженеров и молодых рабочих завода. И не просто труд, а судьбы каждого человека, включая повествователя, в общей борьбе за подъем экономики страны и укрепление ее обороноспособности. Люди воевали и думали о мирных днях, о радостной жизни. "И не только думали, но строили дома для тех, кто после войны начнет новую жизнь. Эти люди, по горло занятые неотложным военным делом, урывая час-другой, пилили лес, корчевали деревья и рубили дома, в которые была вложена неугасимая вера строителей в силу народа. И какую же великую любовь к жизни надо иметь, каким щедрым сердцем надо обладать, чтобы совершать такое!"... В повести Виктора Тельпугова "Все по местам" также показан трудовой подвиг народа в тяжелейших условиях лихолетья, когда надо было срочно передислоцировать завод и в короткий срок в холоде и голоде запустить производство. В тяжелейших условиях люди действовали решительно, самоотверженно и расчетливо. Произведение Тельпугова тоже автобиографично, так как он, подобно своему герою, работал на таком заводе, куда был направлен после фронтового ранения... Надо сказать, интерес к социально-нравственным проблемам трудовых коллективов был в центре внимания и других писателей послевоенной поры. Не выпала из поля зрения исследователя и деревенская тема. Он считает, что в 50-60-е годы писатели стали более исторично смотреть на деревню и ее перспективы. В качестве примеров приводится повесть Алексея Зверева "Лыковцы и лыковские гости" (1985 г.) и сочинение алтайского писателя Евгения Гущина "Бабье поле". В первой из них автор поведал о людях с разной совестью, о варварском отношении к природе, приводящим к обеднению человеческого в человеке. В "Бабьем поле" воспевается женщина-труженица, которая и сейчас является главной фигурой сельскохозяйственного производства. Евгений Гущин изобразил сельскую жизнь без прикрас, но каждый образ у него - это живое запоминающееся лицо и своя судьба, свои переживания и свои думы, о которых увлекательно поведал писатель. И вместе с ним мы окунемся в мир, в котором проходит повседневная жизнь русской крестьянки. Одобрительно отнесясь к таким житейским темам, художественно отображенным в произведениях мастеров слова, наш "Железный Федь" занимает непримиримую позицию по отношению к тем, кто исподволь начал "поправлять" Шолохова, предавая анафеме коллективизацию и организаторов колхозов, стеная о единственном, на их взгляд, хозяине - середняке. Острой критике в связи с этим подвергнут роман Можаева "Мужики и бабы", в коем он изложил свое узкое видение русской деревни 30-х годов. По мнению критика, романист слишком тенденциозно и со скудным теоретическим и слабым художественным потенциалом подошел к разрешению поднятой темы... Не имея возможности входить здесь в подробности, укажем только, что радужные надежды на всемогущество российского фермера, так и не оправдались. Село за последнее десятилетие потеряло более половины скота и едва восстановило хлебное производство, да и то с помощью пока еще действующих коллективных хозяйств. В результате более половины мяса для кормления собственного народа завозится ныне из-за рубежа. Сами крестьяне быстрее всех усвоили, что им надо держаться вместе, возрождать машинно-тракторные станции и сооружать цеха по переработке выращенного урожая, чтобы не попасть в кабальную зависимость от тех, кто уже протянул жадные руки к крестьянской земле, стремится купить ее за копейки.
Давно требуется новый Шолохов, чтобы описать горькую судьбу нынешней российской деревни.