Страница:
Вик сделал паузу, скорее чтобы растянуть удовольствие от своего ораторства, нежели дождаться ответа Грига, но Григ уверенно кивнул, чем оборвал паузу и вызвал на лице Отца явное удовлетворение.
— Но есть и кое-что еще, — продолжил Вик, усмехнувшись. — Ускорение А вот оно таково, что не зазорно удивиться и Первым Братьям. Лайнер разгоняется и тормозит практически мгновенно, один бог ведает как! И не подумай, мой дорогой братец, что речь идет о каком-то неповторимом военном или навигационном крейсере, оснащенном по последнему слову техники. Обыкновенный пассажирский лайнер, точнее грузопассажирский, но стандартный рейсовый лайнер, принадлежащий некой достаточно развитой гуманоидной расе. И вот этот обыкновенный агрегат нужен нам, Григ, как воздух, чтобы понять, можно ли сменить наши охотничьи угодья на эти новые, можно ли брать местную дичь голыми руками, а если нет, то как и чем ее брать? Мы должны знать все, что знают они, и владеть всем, чем владеют они. «Мир принадлежит Братству!»
Григ резко выпрямился, насколько он мог выпрямиться в говорящем кресле, и прижал кулак к сердцу: Вик произнес знаменитый девиз абордажников. Кас едва удержался от такого же жеста и сердито посмотрел на брата. Тот как ни в чем не бывало продолжил:
— Вот именно, Григ, каждый Брат пойдет на смерть ради Братства, и потому нет силы, способной противостоять нам. Нет и никогда не было. Но глупо умирать просто так там, где можно выиграть умом и хитростью, сохранив жизни Братьев и славу «Улья». Ведь правда? И вот поэтому мы не станем нападать обычным способом — лоб в лоб, слишком велика вероятность, что цели удастся оторваться, вывернуться, скрыться, вызвать патруль и так далее. Кроме того, цель современна во всех отношениях: разведчики утверждают, что видели четыре ряда подкрылок с батареями излучателей класса выше «С». Если это верно, батарей не так много, но стоит лишь лайнеру сохранить свободу маневрирования, и… — Вик смотрел на Каса, — никакая отвага не поможет. Потому-то, Григ, мы решили выбрать всего одного храбреца и поручить ему одну очень важную миссию…
Вот оно! Кровь ударила в виски, едва не заглушая своим стуком слова Брата. Григ еще не знал, что конкретно от него потребуют, но сердце парня наполнилось такой радостью и гордостью, что большого труда стоило удержать в себе нервную дрожь. Настоящее мужское дело, настоящая абордажная операция, первоклассная цель и… ему не только разрешают участвовать, ему отводят первостепенную роль! Ему — еще вчера простому мальчишке, лишенному звания, не имеющему личного оружия…
— Этот храбрец, — говорил Вик, — должен выйти в космос на обыкновенном паруснике, дождаться цели и проникнуть в нее. Затем в нужное время парализовать внимание экипажа любым доступным ему в сложившихся обстоятельствах способом и встретить остальных Братьев, которые и довершат исход дела.
— Довольно, Вик!
До этого, казалось, безучастно слушавший Отец поднял руку и наклонился вперед.
— Мы выбрали тебя, Григ! — сказал он. — Ты хорошо управляешься с парусником, ты еще молод, а потому вызовешь меньше подозрений, чем, скажем, Кас или Дор. Ты любознателен и умен. Как мне говорили, знаком с культурой нескольких галактических цивилизаций. Изучал несколько языков. — Заметив, что взгляд юноши забегал, Отец улыбнулся и успокоил: — Не бойся, Григ. Я ведь не сказал, что ты ДОЛЖЕН знать или ХОРОШО должен знать инопланетные культуры и языки. Просто знаешь лучше других своих сверстников — вполне достаточно и похвально. Ты изучал корабельные журналы покоренных лайнеров, просматривал архивы, смотрел фильмы, разговаривал с пленными, с женщинами… — Опять добрая и мягкая улыбка человека, который умел жестоко наказывать, но не всегда стремился это делать. — Я все про тебя знаю, Григ. И я не против твоего увлечения — «Улью» нужны Братья, знакомые с окружающим нас миром и способные жить в нем. Ты нужен «Улью»!
Это тоже прозвучало как девиз. Григ почувствовал, что его пусть пока еще короткая жизнь УЖЕ прожита не зря: услышать такие слова от самого Отца, в присутствии Первых Братьев! Не важно, что будет дальше — пусть даже долгая мучительная смерть где-нибудь в самом адском пекле, — ему, Григу, дадут возможность, о которой с детства мечтал и мечтает каждый Брат от Младшего до Старшего — возможность умереть героем, одному — за весь «Улей». В висках стучало. В ушах стоял какой-то гул, и поверх него тамтамом продолжали греметь слова Отца:
— Григ! Мы бросим тебя здесь на паруснике, а сами перейдем в точку на трассе, куда цель прибудет ровно через двое суток после того, как подберет тебя. Восемь суток ты станешь ждать в паруснике один, без связи с нами, без оружия. Тебе оставят питание всего на пять дней. Но еще таблетки, позволяющие отключаться от двух до четырех часов. Отключаясь, можно подобрать такой режим, чтобы выдержать. Воды будет достаточно, воздуха тоже. Маяк парусника станет непрерывно подавать сигнал бедствия — тебя заметят и подберут. Поступить иначе и пройти мимо они не смогут — сам знаешь: традиции, законы ассоциаций, общегалактические законы и прочая чепуха, всегда игравшая нам на руку. Не могут тебя и не заметить — переходя на досветовую скорость после прыжка, корабли «озираются»: не произошло ли каких-либо изменений в космосе, можно ли продолжить движение по расчетной траектории или лучше сменить курс. Находке суденышка в открытом космосе не слишком удивятся; лайнер движется по стандартному маршруту — не он один завершает прыжок в этом месте, не на нем одном путешествуют люди.
Тебя найдут через восемь дней. Ослабленного в достаточной мере, чтобы вызвать жалость и заставить забыть о ненужных подозрениях. Языковой барьер помешает допросить тебя должным образом. В любом случае легенда такая: ты ненадолго покинул галактический лайнер, на котором путешествовал, отключился, а когда пришел в себя, оказался один на один с холодной безграничной бездной. Ты не знаешь, к какой системе мер принадлежат спасители, потому не можешь найти на их картах свой мир. В кораблях и навигации не разбираешься. Как представитель вполне развитого мира, категорически протестуешь против зондирования и любых других форм насилия над сознанием, даже если их предложат как вполне естественную для организма помощь.
На первое время измученное на вид тело станет твоей лучшей защитой: восемь суток без движения и еды — тебе будет трудно, Григ, поверь, очень трудно. Но и не перестарайся; едва попав на лайнер, нужно заняться самовосстановлением — впереди основная работа: ознакомиться с кораблем, войти в доверие к экипажу, разобраться с устройством систем шлюзования, систем навигационной разведки, с двигательными отсеками… Я не стану ничего советовать, Григ, — это твое испытание, и лишь тебе выпала честь победить или проиграть один на один с самим собой. Но ровно через двое суток после того как парусник подберут и доставят на объект, Братья пойдут на дело, и тогда лишь от тебя, сын, будет зависеть, смогут они достичь цели и сразиться с противником или погибнут еще в космосе, лишенные счастья битвы и славы героев. Ты знаешь, насколько это важно! В твоих руках, Григ, судьбы десяти тысяч лучших из лучших наших Братьев! Не важно как, не важно чем, не важно, какой ценой, но через двое суток после возвращения к жизни ты обязан задержать атаку инопланетян и удерживать ее, пока не установится силовой мешок, а абордажные бригады не вступят в слепую зону излучателей. И запомни, Григ! Если погибнешь — умрешь смертью героя и Старшего Брата! Справишься — станешь моим сыном!!!
… Самым трудным оказалось сохранить рассудок. Тишина подавляла, резала слух, казалась материальной, живой, жестокой. Полная, абсолютная тишина. Когда дыхание напоминает шум парового котла, а шорох одежды — скрежет закрывающегося ржавого люка мусоросборника. Когда звук собственного голоса кажется громким, резким, пугающим, недозволенным и никак не вписывающимся в этот мир абсолютного покоя и беспредельного царства смерти.
Боли в животе, яростно требовавшем своего привычного и так регулярно на протяжении семнадцати лет поставляемого топлива, не давали спать, доводили до тошноты, радужных кругов, искр и тумана перед глазами. Спать не давала и тишина. Стоило закрыть глаза, она словно взрывалась высокочастотным гулом барабанных перепонок, нервировала, не давала думать о чем-то привычном и спокойном. Таблеток оставалось совсем немного, но и одного воспоминания о них вполне хватало, чтобы в голове все начинало путаться, а цвета кабины блекли и растворялись в серой дымке утраченного мировосприятия. Григ ненавидел глубокой ненавистью и сами таблетки, и того, кто их выдуман.
Суставы ныли так, словно их обладатель долго и упорно работал руками и ногами. Ныли уже очень давно — дней пять или шесть. То сильнее, то слабее, но так, что забыть о боли не получалось никакими упражнениями по самоконтролю. Почему-то ныли и ребра, и позвонки — такое удобное, как когда-то казалось, кресло при долгом и тесном общении не нашло общего языка со спиной Грига и его шеей. Они враждовали. Враждовали со всей возможной непримиримостью и со всей неоспоримой бессмысленностью: за креслом сохранялось явное стопроцентное преимущество: в отличие от спины и шеи, кресло могло ждать бесконечно.
«Бесконечно». Это и было то самое слово, которое съедало рассудок, как песок, который медленно, но уверенно вгрызается в многовековые плиты древних памятников. Когда не с чем сравнить, когда нечем измерить, когда трудно представить, невозможно понять, нельзя оценить… Григ никогда не думал, что космос может стать таким жестоким! Не было смысла куда-то двигаться — движение в абсолютной пустоте не ощущалось, а ускорение только вредило и без того измученному без работы желудку. Не было смысла считать минуты — протяженность каждой из них могла меняться от бездонной пропасти ожидания до одного короткого и незаметного мгновения. Не было смысла смотреть вокруг — минута за минутой, час за часом, вздох за вздохом там оставалось одно и то же, одно и то же, одно и то же…
Он вырос в космосе. Он обожал пустоту во всех ее ипостасях. Он любил свой послушный, удобный, надежный кораблик. Он обожал стремительные полеты вокруг «Улья», обожал спринтерские и стайерские гонки с Братьями, обожал самоубийственный слалом в метеоритных облаках… Этот мир умер! Не стало ни «Улья», ни Братьев, ни метеоритов. Ничего не стало? Только Время и Боль. Боль и Время…
Когда маяк вспыхнул ярким указателем перед глазами Грига и зуммер шлема обрадованно заныл, услыхав наконец ответ на постоянный и беззвучный, отчаянно требующий помощи вопль в пустоту, Григу было уже все равно. Он не ждал, что будет дальше. Найдут или нет, подберут или бросят. Все это не имело значения. Ничто в этой пустоте не имело и не могло иметь значения!!!
ГЛАВА 2
— Но есть и кое-что еще, — продолжил Вик, усмехнувшись. — Ускорение А вот оно таково, что не зазорно удивиться и Первым Братьям. Лайнер разгоняется и тормозит практически мгновенно, один бог ведает как! И не подумай, мой дорогой братец, что речь идет о каком-то неповторимом военном или навигационном крейсере, оснащенном по последнему слову техники. Обыкновенный пассажирский лайнер, точнее грузопассажирский, но стандартный рейсовый лайнер, принадлежащий некой достаточно развитой гуманоидной расе. И вот этот обыкновенный агрегат нужен нам, Григ, как воздух, чтобы понять, можно ли сменить наши охотничьи угодья на эти новые, можно ли брать местную дичь голыми руками, а если нет, то как и чем ее брать? Мы должны знать все, что знают они, и владеть всем, чем владеют они. «Мир принадлежит Братству!»
Григ резко выпрямился, насколько он мог выпрямиться в говорящем кресле, и прижал кулак к сердцу: Вик произнес знаменитый девиз абордажников. Кас едва удержался от такого же жеста и сердито посмотрел на брата. Тот как ни в чем не бывало продолжил:
— Вот именно, Григ, каждый Брат пойдет на смерть ради Братства, и потому нет силы, способной противостоять нам. Нет и никогда не было. Но глупо умирать просто так там, где можно выиграть умом и хитростью, сохранив жизни Братьев и славу «Улья». Ведь правда? И вот поэтому мы не станем нападать обычным способом — лоб в лоб, слишком велика вероятность, что цели удастся оторваться, вывернуться, скрыться, вызвать патруль и так далее. Кроме того, цель современна во всех отношениях: разведчики утверждают, что видели четыре ряда подкрылок с батареями излучателей класса выше «С». Если это верно, батарей не так много, но стоит лишь лайнеру сохранить свободу маневрирования, и… — Вик смотрел на Каса, — никакая отвага не поможет. Потому-то, Григ, мы решили выбрать всего одного храбреца и поручить ему одну очень важную миссию…
Вот оно! Кровь ударила в виски, едва не заглушая своим стуком слова Брата. Григ еще не знал, что конкретно от него потребуют, но сердце парня наполнилось такой радостью и гордостью, что большого труда стоило удержать в себе нервную дрожь. Настоящее мужское дело, настоящая абордажная операция, первоклассная цель и… ему не только разрешают участвовать, ему отводят первостепенную роль! Ему — еще вчера простому мальчишке, лишенному звания, не имеющему личного оружия…
— Этот храбрец, — говорил Вик, — должен выйти в космос на обыкновенном паруснике, дождаться цели и проникнуть в нее. Затем в нужное время парализовать внимание экипажа любым доступным ему в сложившихся обстоятельствах способом и встретить остальных Братьев, которые и довершат исход дела.
— Довольно, Вик!
До этого, казалось, безучастно слушавший Отец поднял руку и наклонился вперед.
— Мы выбрали тебя, Григ! — сказал он. — Ты хорошо управляешься с парусником, ты еще молод, а потому вызовешь меньше подозрений, чем, скажем, Кас или Дор. Ты любознателен и умен. Как мне говорили, знаком с культурой нескольких галактических цивилизаций. Изучал несколько языков. — Заметив, что взгляд юноши забегал, Отец улыбнулся и успокоил: — Не бойся, Григ. Я ведь не сказал, что ты ДОЛЖЕН знать или ХОРОШО должен знать инопланетные культуры и языки. Просто знаешь лучше других своих сверстников — вполне достаточно и похвально. Ты изучал корабельные журналы покоренных лайнеров, просматривал архивы, смотрел фильмы, разговаривал с пленными, с женщинами… — Опять добрая и мягкая улыбка человека, который умел жестоко наказывать, но не всегда стремился это делать. — Я все про тебя знаю, Григ. И я не против твоего увлечения — «Улью» нужны Братья, знакомые с окружающим нас миром и способные жить в нем. Ты нужен «Улью»!
Это тоже прозвучало как девиз. Григ почувствовал, что его пусть пока еще короткая жизнь УЖЕ прожита не зря: услышать такие слова от самого Отца, в присутствии Первых Братьев! Не важно, что будет дальше — пусть даже долгая мучительная смерть где-нибудь в самом адском пекле, — ему, Григу, дадут возможность, о которой с детства мечтал и мечтает каждый Брат от Младшего до Старшего — возможность умереть героем, одному — за весь «Улей». В висках стучало. В ушах стоял какой-то гул, и поверх него тамтамом продолжали греметь слова Отца:
— Григ! Мы бросим тебя здесь на паруснике, а сами перейдем в точку на трассе, куда цель прибудет ровно через двое суток после того, как подберет тебя. Восемь суток ты станешь ждать в паруснике один, без связи с нами, без оружия. Тебе оставят питание всего на пять дней. Но еще таблетки, позволяющие отключаться от двух до четырех часов. Отключаясь, можно подобрать такой режим, чтобы выдержать. Воды будет достаточно, воздуха тоже. Маяк парусника станет непрерывно подавать сигнал бедствия — тебя заметят и подберут. Поступить иначе и пройти мимо они не смогут — сам знаешь: традиции, законы ассоциаций, общегалактические законы и прочая чепуха, всегда игравшая нам на руку. Не могут тебя и не заметить — переходя на досветовую скорость после прыжка, корабли «озираются»: не произошло ли каких-либо изменений в космосе, можно ли продолжить движение по расчетной траектории или лучше сменить курс. Находке суденышка в открытом космосе не слишком удивятся; лайнер движется по стандартному маршруту — не он один завершает прыжок в этом месте, не на нем одном путешествуют люди.
Тебя найдут через восемь дней. Ослабленного в достаточной мере, чтобы вызвать жалость и заставить забыть о ненужных подозрениях. Языковой барьер помешает допросить тебя должным образом. В любом случае легенда такая: ты ненадолго покинул галактический лайнер, на котором путешествовал, отключился, а когда пришел в себя, оказался один на один с холодной безграничной бездной. Ты не знаешь, к какой системе мер принадлежат спасители, потому не можешь найти на их картах свой мир. В кораблях и навигации не разбираешься. Как представитель вполне развитого мира, категорически протестуешь против зондирования и любых других форм насилия над сознанием, даже если их предложат как вполне естественную для организма помощь.
На первое время измученное на вид тело станет твоей лучшей защитой: восемь суток без движения и еды — тебе будет трудно, Григ, поверь, очень трудно. Но и не перестарайся; едва попав на лайнер, нужно заняться самовосстановлением — впереди основная работа: ознакомиться с кораблем, войти в доверие к экипажу, разобраться с устройством систем шлюзования, систем навигационной разведки, с двигательными отсеками… Я не стану ничего советовать, Григ, — это твое испытание, и лишь тебе выпала честь победить или проиграть один на один с самим собой. Но ровно через двое суток после того как парусник подберут и доставят на объект, Братья пойдут на дело, и тогда лишь от тебя, сын, будет зависеть, смогут они достичь цели и сразиться с противником или погибнут еще в космосе, лишенные счастья битвы и славы героев. Ты знаешь, насколько это важно! В твоих руках, Григ, судьбы десяти тысяч лучших из лучших наших Братьев! Не важно как, не важно чем, не важно, какой ценой, но через двое суток после возвращения к жизни ты обязан задержать атаку инопланетян и удерживать ее, пока не установится силовой мешок, а абордажные бригады не вступят в слепую зону излучателей. И запомни, Григ! Если погибнешь — умрешь смертью героя и Старшего Брата! Справишься — станешь моим сыном!!!
… Самым трудным оказалось сохранить рассудок. Тишина подавляла, резала слух, казалась материальной, живой, жестокой. Полная, абсолютная тишина. Когда дыхание напоминает шум парового котла, а шорох одежды — скрежет закрывающегося ржавого люка мусоросборника. Когда звук собственного голоса кажется громким, резким, пугающим, недозволенным и никак не вписывающимся в этот мир абсолютного покоя и беспредельного царства смерти.
Боли в животе, яростно требовавшем своего привычного и так регулярно на протяжении семнадцати лет поставляемого топлива, не давали спать, доводили до тошноты, радужных кругов, искр и тумана перед глазами. Спать не давала и тишина. Стоило закрыть глаза, она словно взрывалась высокочастотным гулом барабанных перепонок, нервировала, не давала думать о чем-то привычном и спокойном. Таблеток оставалось совсем немного, но и одного воспоминания о них вполне хватало, чтобы в голове все начинало путаться, а цвета кабины блекли и растворялись в серой дымке утраченного мировосприятия. Григ ненавидел глубокой ненавистью и сами таблетки, и того, кто их выдуман.
Суставы ныли так, словно их обладатель долго и упорно работал руками и ногами. Ныли уже очень давно — дней пять или шесть. То сильнее, то слабее, но так, что забыть о боли не получалось никакими упражнениями по самоконтролю. Почему-то ныли и ребра, и позвонки — такое удобное, как когда-то казалось, кресло при долгом и тесном общении не нашло общего языка со спиной Грига и его шеей. Они враждовали. Враждовали со всей возможной непримиримостью и со всей неоспоримой бессмысленностью: за креслом сохранялось явное стопроцентное преимущество: в отличие от спины и шеи, кресло могло ждать бесконечно.
«Бесконечно». Это и было то самое слово, которое съедало рассудок, как песок, который медленно, но уверенно вгрызается в многовековые плиты древних памятников. Когда не с чем сравнить, когда нечем измерить, когда трудно представить, невозможно понять, нельзя оценить… Григ никогда не думал, что космос может стать таким жестоким! Не было смысла куда-то двигаться — движение в абсолютной пустоте не ощущалось, а ускорение только вредило и без того измученному без работы желудку. Не было смысла считать минуты — протяженность каждой из них могла меняться от бездонной пропасти ожидания до одного короткого и незаметного мгновения. Не было смысла смотреть вокруг — минута за минутой, час за часом, вздох за вздохом там оставалось одно и то же, одно и то же, одно и то же…
Он вырос в космосе. Он обожал пустоту во всех ее ипостасях. Он любил свой послушный, удобный, надежный кораблик. Он обожал стремительные полеты вокруг «Улья», обожал спринтерские и стайерские гонки с Братьями, обожал самоубийственный слалом в метеоритных облаках… Этот мир умер! Не стало ни «Улья», ни Братьев, ни метеоритов. Ничего не стало? Только Время и Боль. Боль и Время…
Когда маяк вспыхнул ярким указателем перед глазами Грига и зуммер шлема обрадованно заныл, услыхав наконец ответ на постоянный и беззвучный, отчаянно требующий помощи вопль в пустоту, Григу было уже все равно. Он не ждал, что будет дальше. Найдут или нет, подберут или бросят. Все это не имело значения. Ничто в этой пустоте не имело и не могло иметь значения!!!
ГЛАВА 2
— Неужели он пробыл в космосе несколько дней?!
В большом зале ангара перед центральным шлюзом несколько человек следили за разморозкой и дебактеризацией малюсенького космического кораблика с находящимся в нем человеческим существом мужского рода. Кораблик висел в метре над полом, поддерживаемый гравитационным полем камеры шлюза, и зондировался десятками электронных глаз. Перед людьми же разворачивались в самых различных ракурсах голографические изображения: самого кораблика; его привода в разрезе и так, самых элементарных, какие можно только себе представить, приборов, тонких необычной конструкции крыльев-поглотителей; и наконец вращающаяся голограмма отважного пилота — похоже, совсем еще мальчишки.
Трудно сказать, какое из изображений особенно не нравилось людям в комнате, но лица большинства из них были мрачными.
Нарушивший напряженную тишину звонкий голосок заставил всех обернуться. Голос принадлежал красивой темноволосой девчонке в спортивном комбинезоне, украшенном знаком отличия курсанта Высшей школы Леноса. Аналогичный наряд облегал ее подругу — такую же высокую симпатичную девушку, только блондинку.
Обе смотрели большими, полными удивления и интереса глазами, обе держались за руки и обе, судя по всему, намеревались присоединиться к мужчинам в зале, явно не ожидавшим подобных гостей. Эта парочка наверняка только что покинула спортзал и попала сюда совершенно случайно, из чистого любопытства, проходя мимо и что-то пронюхав.
И они явились не одни, а с охраной — тот, кто мог позволить своим отпрыскам обучение в Школе Леноса, вряд ли отпустил бы драгоценных детишек одних даже в самую невинную прогулку от родного дома до соседского, а не то что на космическом лайнере в другой конец Галактики. Итого вместе с девушками в ангар ввалилось десять парней без каких-либо систем защиты, в обычных шортах и безрукавках, но зато вооруженных с головы до пят.
— Что здесь делают пассажиры?! — непонятно к кому обращаясь, рассерженно выпалил капитан — высокий и далеко не молодой мужчина в ослепительно белом кителе.
Все переглянулись. Похоже, вопрос предназначался для подружек, но те только пожали плечами и застенчиво улыбнулись, вероятно, ожидая, что за такие очаровательные улыбки им простят все что угодно.
Улыбок капитан не заметил — он кивнул одному из офицеров службы безопасности, который до этого с куда большим вниманием, чем все остальные в помещении, изучал космического страдальца.
— Майор! — Голос капитана зазвенел такой сталью, что офицер вздрогнул. — Немедленно попросите гостей покинуть ангар!
— Слушаюсь!
Солдаты службы безопасности — а их число в огромном зале ангара переваливало за пятьдесят (смешно, учитывая, что причиной переполоха послужил всего один попавший в беду ребенок!) — зашевелились, но никакого действия с их стороны так и не последовало, сопровождавшие подруг парни с какой-то непонятной в такой ситуации агрессивностью повыхватывали из заплечных чехлов излучатели и рассредоточились вокруг девушек, бегло обводя прицелами всех находящихся в зале. На какое-то время воцарилось «неловкое» молчание.
— Что это значит? — Капитан явно растерялся. Брюнетка хотела что-то выкрикнуть, но блондинка одернула ее:
— Ничего не значит, сэр. Но нельзя же нас выпроваживать таким хамским способом!
— Вот именно! — поддержала брюнетка. — Мы добрые, милые создания, а вы, капитан, вместо того чтобы продемонстрировать хоть какой-то элементарный такт, вместо того чтобы самому нас пригласить, проявить какую-то галантность, я не знаю… командуете своим лбам применить силу! Что же нам остается?
— Здорово, — заключил капитан. С каким-то усталым видом он вызвал себе кресло, упал в него и некоторое время молча осматривал «пассажирок» с головы до ног, массируя при этом висок. — Два чепе за день!
— Мы совсем не чепе! — То, как повернулась ситуация, брюнетку явно не задевало, а забавляло. Она скорчила обиженную мину, хотя и дала понять всем своим видом и блеском глаз, что попросту заигрывает с капитаном.
На заигрывания капитан не среагировал — вместо гостьи он посмотрел на дородного мужчину в шикарном тяжелом халате.
— Не подскажете, как на корабль компании попали люди с оружием? — спросил он.
Мужчина поморщился и принял вид человека, который знает, что делает:
— В качестве исключения…
— Какого исключения?! — Капитана словно подбросило. Он подскочил к мужчине, навис над ним всей своей рослой фигурой и вроде бы добился, чего хотел — некоторое смущение появилось на круглой сытой физиономии оппонента.
— А такого, — проворчал мужчина. — Компания не может позволить себе отказать двум альтинкам лишь потому, что они пользуются собственной службой безопасности!
Слово «альтинки» заставило большинство людей в зале посмотреть на девушек по-новому — с нескрываемым уважением и интересом. Но только не капитана.
— На корабле не может быть пассажиров с оружием! — рявкнул капитан. — Это устав! Не устраивает — командуйте тут сами!
— Ну и что, чего расшумелись? — представитель компании отстранился, ему все-таки удалось сохранить спокойствие. — Продолжите в том же духе, сэр, — я потребую медицинской проверки вашей психики… Нет тут ничего страшного. Это же не дети с бластерами, а лучшие наемники Лиги. Бартерианский военный орден, профессионалы. И знаете, сколько они заплатили?
— Бартерианский… — пробормотал капитан. — И сколько же их?
— Двадцать солдат и офицер. Офицер не бартерианец, но тоже при оружии.
— То есть более чем достаточно, чтобы захватить весь этот лайнер вместе с охраной и экипажем, так, что ли? Вы в своем уме, уважаемый Эрлидо?!
— Да перестаньте… На кой черт им ваш лайнер?
Солдаты безопасности напряженно ждали команды. Наемники «пробегали» прицелами каждый по «своим» целям, также не торопясь открывать огонь.
— Я ведь тебе говорила… — Блондинка укоризненно посмотрела на подругу. — Не надо было тащить с собой всех этих берсеркеров. Люди их пугаются. Твой папа готов отправить нас на военном крейсере, только бы испортить путешествие!
— А мне они нравятся! — Брюнетка кокетливо улыбнулась, подошла к ближайшему к ней солдату и обняла того за шею. — Смотри, какой красавец!
Тон, каким это было сказано, мог бы завести любого нормального мужчину, тем более что, несмотря на относительно юный возраст, подруги выглядели по-женски привлекательно, особенно их фигуры в облегающей блестящей ткани спортивных комбинезонов. Но наемник даже не позволил себе скосить глаз — приклад остался лежать твердо прижатым к плечу, а прицел продолжил перебегать от одной «мишени» к другой. Девушка провела кончиками пальцев по словно окаменевшему лицу, по мощной шее, по покрытой броней мышц груди — у солдата не дрогнул ни один мускул. Он продолжал стоять на полусогнутых, будто застыл в этой самой позе.
Куда более скромная подруга покраснела.
— Ну, Кани, зачем ты мешаешь человеку? Он же на работе!
— Мешаю? — Брюнетка пожала плечами — Вот, смотри! — Она присела на полусогнутую ногу солдата, и тот даже не шелохнулся. — Это же НАСТОЯЩИЙ мужчина! У бартерианцев, Линти, такая подготовка, что помешать им можно, только если убить. Папа ведь разбирается в людях. — И Кани взялась трепать волосы на голове солдата, продолжая восседать на его колене, затем она обворожительно улыбнулась и протянула: — Они лу-у-учшие!
Блондинка фыркнула и отвернулась.
Капитан, наблюдавший всю эту сцену широко открытыми от изумления глазами, вдруг встряхнулся:
— Еще один вопрос, Эрлидо. Еще такие пассажиры у нас есть?
Представитель компании опять поморщился, поплотнее запахивая свой халат, словно в ангаре стало холодно.
— Капитан, мне за вас стыдно! Как можно задавать такие бестактные вопросы в присутствии дам? — Он поклонился девушкам, а те вежливо улыбнулись и чуть присели в реверансе (Кани даже приподнялась со своего экзотического сиденья)
— Ну откуда на корабле взяться еще одному гражданин Альтины!
— Хм! Вам виднее!
— Не ведите себя как ребенок, сэр. Если бы к нам часто обращались такие клиенты, я бы тут с вами не разговаривал! — Эрлидо повернулся к подругам и опять поморщился, увидев направленный прямо ему в лицо указатель излучателя. — От имени всей компании и всего экипажа лайнера приношу наши извинения, девушки. Что вам будет угодно?
— Да мы… так… — Линти кокетливо потупила взгляд, хотя явно переигрывала.
— Мальчики, вольно! — Теперь Кани с легкостью отодвинула своего «красавца» на задний план. Наемники спрятали оружие и приняли расслабленные естественные позы настолько быстро, что никто не заметил, когда именно они успели это сделать. Бартерианцы и в самом деле считались лучшими солдатами в Галактике, во всяком случае — самыми дорогими. — Мы только хотели посмотреть, что за героя нашли в космосе. Разве это запрещено?
— Это может быть опасно, — проворчал капитан, видимо уже смирившись. Все равно ничего не изменишь, в общем, к их компании прибыло.
— Но мы же только посмотрим! — тоном просящей конфетку девочки протянула Кани.
— Оставайтесь, ладно. Все равно вас ведь не выгонишь…
— Правильно, и не надо нас выгонять… — Едва получив согласие остаться, девчонки оказались среди членов «комиссии по спасению», причем в самых первых ее рядах. Если им и была свойственна природная скромность или врожденное чувство такта, то сейчас любопытство бесследно уничтожило и то и другое.
Теперь офицеры корабля могли рассмотреть представительниц легендарной Альтины спокойно. Девушки оказались красивы, даже слишком красивы. Ухоженные длинные распущенные волосы у Линти и уложенные в некое подобие цветка паргуса у Кани. Большие наивные сверкающие глаза у обеих: у Кани — карие, у Линти — синие. Нежная, чуть загорелая и без единого пятнышка кожа. Ярко-алые, насмешливо поджатые губки, лишенные банальной косметики. Холеные тонкие пальцы. Стройные фигурки, длинные ножки… Вероятно, каждый мужчина в зале думал сейчас, как хорошо быть богатым и красивым… Всегда молодым — вряд ли. Это «искусство» было доступно без проблем всем желающим, проходящим по первому пункту — то есть богатым. Выбрать же возраст по характеру и по положению куда сложнее… А вот девушки еще ничего и не выбирали. Хотя теперь офицеры могли заметить, что подруги старше, чем казалось на первый взгляд. Навскидку им можно было дать около девятнадцати или даже больше. И каждый понимал, что узнать точно ему суждено только не в этой жизни…
— Эй! — Капитан окликнул техника. — Ты-то о чем задумался?! Объект давно разморожен!
— Сэр! Простите… — Техник взглянул на фасеточный глаз магнитного Мозга, отдавая мысленную команду.
Стена шлюза распалась, исчезла, и одноместный остроносый кораблик медленно вплыл в зал, лелеемый и поддерживаемый все тем же гравитационным полем. Люди расступились, солдаты насторожились, механизмы «поспешили» приступить к работе — одни заблокировали корпус корабля, другие отстегнули полимерную прозрачную крышку, третьи бережно извлекли тело пилота и сняли шлем его бутафорского скафандра.
Пилот действительно оказался еще молод. Лет семнадцати, от силы — девятнадцати. Расовые признаки нельзя назвать яркими — обыкновенное для большинства гуманоидных систем лицо овальной формы с тонко очерченной линией носа и бровей, большие глаза. Кожа светлая, чуть красноватая, но последнее, возможно, просто от загара.
Как бы там ни было, пилот выглядел неважно. Под глазами чернели круги, губы потрескались, конечности подрагивали. Он тяжело дышал, блуждая взглядом по лицам спасителей, ни на ком не останавливаясь.
— Давай реанимационную! — распорядился техник, обращаясь все к тому же глазу Мозга.
Откуда-то сверху опустился своеобразный «саркофаг», механизмы подняли тело парня и загрузили внутрь, так что зрителям уже ничего не стало видно.
— Что с ним? — участливо спросила Линти. Техник оглянулся и вопросительно посмотрел на капитана.
— Да, Гаерд, что с ним? — нетерпеливо поддержал девушку капитан. — Мы все ждем ответа!
— Насколько я понимаю, сэр, мисс, парнишка просто сильно истощен, как физически, так и морально. В шоке. Питание вон в том баллоне закончилось по крайней мере сутки назад, а воды осталось всего на день, не более, но обычной воды, сэр, даже не минеральной. Пилот давно ничего не ел, кроме того, в этой одноместной кабине невозможно выпрямиться в полный рост — у бедняги затекли конечности, но по тому, что они не атрофировались, я сужу, что парень как-то ухитрялся выпрямлять то руки, то ноги по очереди.
— Бедняжка! — непритворно вздохнула Линти. Кани многозначительно хмыкнула.
— И? — поторопил капитан, но, видя, что техник не понимает, добавил: — Ну и что мы можем для него сделать? Сколько нужно времени для реабилитации?
— А! — Техник заметно оживился, — Да ничего страшного, сэр! Минут десять-пятнадцать, и можно будет поставить пилота на ноги (в переносном смысле, конечно)! Подкормим его внутривенно, давлением восстановим кровеносную систему, немного поддержим сердце, мышцы попросту встряхнем током, сухожилия расслабим, ну… еще слегка облучим — так, чтобы оживить обмен, и… и, собственно, все, сэр. Будет, как новенький. Некоторая слабость продлится еще день-два, неплохо бы поработать с психикой, психологически реабилитировать, так сказать, но это все уже в процессе, а так — десять-пятнадцать минут.
— Хорошо. Подождем, — лаконично заключил капитан. Он подошел к маленькому кораблику и посмотрел на него долгим задумчивым взглядом. Все остальные молча ждали. Минуты текли томительно медленно.
— Не понимаю! — неожиданно выпалил капитан, пожимая плечами. — Какого черта ему понадобилось умирать в столь юном возрасте?! Он что, ненормальный?!
— Сейчас узнаем, сэр. Еще пару минут…
Техник следил за диаграммами, повисшими прямо перед ним в воздухе. — А насчет нормальности, сэр, могу сказать уже сейчас, никаких отклонений Мозгом не обнаружено. Может быть, стресс, может, хотел кому-то что-то доказать, но мышление парня вполне соответствует норме. Еще минутку…
Наконец верхняя часть «саркофага» ушла в сторону. Прошло всего несколько минут, а тело этого человека уже никак нельзя было назвать истощенным. Вполне обыкновенный мальчик, почти мужчина. С развитой мускулатурой, хорошо сложенный. Цвет кожи здоровый. Огромные глаза наполнились жизнью и блеском, хоть он и не спешил пока выбрать какой-либо объект для детального осмотра, и, словно испугавшись, отводил глаза, каждый раз натыкаясь на заинтересованные, голодные взгляды зрителей.
В большом зале ангара перед центральным шлюзом несколько человек следили за разморозкой и дебактеризацией малюсенького космического кораблика с находящимся в нем человеческим существом мужского рода. Кораблик висел в метре над полом, поддерживаемый гравитационным полем камеры шлюза, и зондировался десятками электронных глаз. Перед людьми же разворачивались в самых различных ракурсах голографические изображения: самого кораблика; его привода в разрезе и так, самых элементарных, какие можно только себе представить, приборов, тонких необычной конструкции крыльев-поглотителей; и наконец вращающаяся голограмма отважного пилота — похоже, совсем еще мальчишки.
Трудно сказать, какое из изображений особенно не нравилось людям в комнате, но лица большинства из них были мрачными.
Нарушивший напряженную тишину звонкий голосок заставил всех обернуться. Голос принадлежал красивой темноволосой девчонке в спортивном комбинезоне, украшенном знаком отличия курсанта Высшей школы Леноса. Аналогичный наряд облегал ее подругу — такую же высокую симпатичную девушку, только блондинку.
Обе смотрели большими, полными удивления и интереса глазами, обе держались за руки и обе, судя по всему, намеревались присоединиться к мужчинам в зале, явно не ожидавшим подобных гостей. Эта парочка наверняка только что покинула спортзал и попала сюда совершенно случайно, из чистого любопытства, проходя мимо и что-то пронюхав.
И они явились не одни, а с охраной — тот, кто мог позволить своим отпрыскам обучение в Школе Леноса, вряд ли отпустил бы драгоценных детишек одних даже в самую невинную прогулку от родного дома до соседского, а не то что на космическом лайнере в другой конец Галактики. Итого вместе с девушками в ангар ввалилось десять парней без каких-либо систем защиты, в обычных шортах и безрукавках, но зато вооруженных с головы до пят.
— Что здесь делают пассажиры?! — непонятно к кому обращаясь, рассерженно выпалил капитан — высокий и далеко не молодой мужчина в ослепительно белом кителе.
Все переглянулись. Похоже, вопрос предназначался для подружек, но те только пожали плечами и застенчиво улыбнулись, вероятно, ожидая, что за такие очаровательные улыбки им простят все что угодно.
Улыбок капитан не заметил — он кивнул одному из офицеров службы безопасности, который до этого с куда большим вниманием, чем все остальные в помещении, изучал космического страдальца.
— Майор! — Голос капитана зазвенел такой сталью, что офицер вздрогнул. — Немедленно попросите гостей покинуть ангар!
— Слушаюсь!
Солдаты службы безопасности — а их число в огромном зале ангара переваливало за пятьдесят (смешно, учитывая, что причиной переполоха послужил всего один попавший в беду ребенок!) — зашевелились, но никакого действия с их стороны так и не последовало, сопровождавшие подруг парни с какой-то непонятной в такой ситуации агрессивностью повыхватывали из заплечных чехлов излучатели и рассредоточились вокруг девушек, бегло обводя прицелами всех находящихся в зале. На какое-то время воцарилось «неловкое» молчание.
— Что это значит? — Капитан явно растерялся. Брюнетка хотела что-то выкрикнуть, но блондинка одернула ее:
— Ничего не значит, сэр. Но нельзя же нас выпроваживать таким хамским способом!
— Вот именно! — поддержала брюнетка. — Мы добрые, милые создания, а вы, капитан, вместо того чтобы продемонстрировать хоть какой-то элементарный такт, вместо того чтобы самому нас пригласить, проявить какую-то галантность, я не знаю… командуете своим лбам применить силу! Что же нам остается?
— Здорово, — заключил капитан. С каким-то усталым видом он вызвал себе кресло, упал в него и некоторое время молча осматривал «пассажирок» с головы до ног, массируя при этом висок. — Два чепе за день!
— Мы совсем не чепе! — То, как повернулась ситуация, брюнетку явно не задевало, а забавляло. Она скорчила обиженную мину, хотя и дала понять всем своим видом и блеском глаз, что попросту заигрывает с капитаном.
На заигрывания капитан не среагировал — вместо гостьи он посмотрел на дородного мужчину в шикарном тяжелом халате.
— Не подскажете, как на корабль компании попали люди с оружием? — спросил он.
Мужчина поморщился и принял вид человека, который знает, что делает:
— В качестве исключения…
— Какого исключения?! — Капитана словно подбросило. Он подскочил к мужчине, навис над ним всей своей рослой фигурой и вроде бы добился, чего хотел — некоторое смущение появилось на круглой сытой физиономии оппонента.
— А такого, — проворчал мужчина. — Компания не может позволить себе отказать двум альтинкам лишь потому, что они пользуются собственной службой безопасности!
Слово «альтинки» заставило большинство людей в зале посмотреть на девушек по-новому — с нескрываемым уважением и интересом. Но только не капитана.
— На корабле не может быть пассажиров с оружием! — рявкнул капитан. — Это устав! Не устраивает — командуйте тут сами!
— Ну и что, чего расшумелись? — представитель компании отстранился, ему все-таки удалось сохранить спокойствие. — Продолжите в том же духе, сэр, — я потребую медицинской проверки вашей психики… Нет тут ничего страшного. Это же не дети с бластерами, а лучшие наемники Лиги. Бартерианский военный орден, профессионалы. И знаете, сколько они заплатили?
— Бартерианский… — пробормотал капитан. — И сколько же их?
— Двадцать солдат и офицер. Офицер не бартерианец, но тоже при оружии.
— То есть более чем достаточно, чтобы захватить весь этот лайнер вместе с охраной и экипажем, так, что ли? Вы в своем уме, уважаемый Эрлидо?!
— Да перестаньте… На кой черт им ваш лайнер?
Солдаты безопасности напряженно ждали команды. Наемники «пробегали» прицелами каждый по «своим» целям, также не торопясь открывать огонь.
— Я ведь тебе говорила… — Блондинка укоризненно посмотрела на подругу. — Не надо было тащить с собой всех этих берсеркеров. Люди их пугаются. Твой папа готов отправить нас на военном крейсере, только бы испортить путешествие!
— А мне они нравятся! — Брюнетка кокетливо улыбнулась, подошла к ближайшему к ней солдату и обняла того за шею. — Смотри, какой красавец!
Тон, каким это было сказано, мог бы завести любого нормального мужчину, тем более что, несмотря на относительно юный возраст, подруги выглядели по-женски привлекательно, особенно их фигуры в облегающей блестящей ткани спортивных комбинезонов. Но наемник даже не позволил себе скосить глаз — приклад остался лежать твердо прижатым к плечу, а прицел продолжил перебегать от одной «мишени» к другой. Девушка провела кончиками пальцев по словно окаменевшему лицу, по мощной шее, по покрытой броней мышц груди — у солдата не дрогнул ни один мускул. Он продолжал стоять на полусогнутых, будто застыл в этой самой позе.
Куда более скромная подруга покраснела.
— Ну, Кани, зачем ты мешаешь человеку? Он же на работе!
— Мешаю? — Брюнетка пожала плечами — Вот, смотри! — Она присела на полусогнутую ногу солдата, и тот даже не шелохнулся. — Это же НАСТОЯЩИЙ мужчина! У бартерианцев, Линти, такая подготовка, что помешать им можно, только если убить. Папа ведь разбирается в людях. — И Кани взялась трепать волосы на голове солдата, продолжая восседать на его колене, затем она обворожительно улыбнулась и протянула: — Они лу-у-учшие!
Блондинка фыркнула и отвернулась.
Капитан, наблюдавший всю эту сцену широко открытыми от изумления глазами, вдруг встряхнулся:
— Еще один вопрос, Эрлидо. Еще такие пассажиры у нас есть?
Представитель компании опять поморщился, поплотнее запахивая свой халат, словно в ангаре стало холодно.
— Капитан, мне за вас стыдно! Как можно задавать такие бестактные вопросы в присутствии дам? — Он поклонился девушкам, а те вежливо улыбнулись и чуть присели в реверансе (Кани даже приподнялась со своего экзотического сиденья)
— Ну откуда на корабле взяться еще одному гражданин Альтины!
— Хм! Вам виднее!
— Не ведите себя как ребенок, сэр. Если бы к нам часто обращались такие клиенты, я бы тут с вами не разговаривал! — Эрлидо повернулся к подругам и опять поморщился, увидев направленный прямо ему в лицо указатель излучателя. — От имени всей компании и всего экипажа лайнера приношу наши извинения, девушки. Что вам будет угодно?
— Да мы… так… — Линти кокетливо потупила взгляд, хотя явно переигрывала.
— Мальчики, вольно! — Теперь Кани с легкостью отодвинула своего «красавца» на задний план. Наемники спрятали оружие и приняли расслабленные естественные позы настолько быстро, что никто не заметил, когда именно они успели это сделать. Бартерианцы и в самом деле считались лучшими солдатами в Галактике, во всяком случае — самыми дорогими. — Мы только хотели посмотреть, что за героя нашли в космосе. Разве это запрещено?
— Это может быть опасно, — проворчал капитан, видимо уже смирившись. Все равно ничего не изменишь, в общем, к их компании прибыло.
— Но мы же только посмотрим! — тоном просящей конфетку девочки протянула Кани.
— Оставайтесь, ладно. Все равно вас ведь не выгонишь…
— Правильно, и не надо нас выгонять… — Едва получив согласие остаться, девчонки оказались среди членов «комиссии по спасению», причем в самых первых ее рядах. Если им и была свойственна природная скромность или врожденное чувство такта, то сейчас любопытство бесследно уничтожило и то и другое.
Теперь офицеры корабля могли рассмотреть представительниц легендарной Альтины спокойно. Девушки оказались красивы, даже слишком красивы. Ухоженные длинные распущенные волосы у Линти и уложенные в некое подобие цветка паргуса у Кани. Большие наивные сверкающие глаза у обеих: у Кани — карие, у Линти — синие. Нежная, чуть загорелая и без единого пятнышка кожа. Ярко-алые, насмешливо поджатые губки, лишенные банальной косметики. Холеные тонкие пальцы. Стройные фигурки, длинные ножки… Вероятно, каждый мужчина в зале думал сейчас, как хорошо быть богатым и красивым… Всегда молодым — вряд ли. Это «искусство» было доступно без проблем всем желающим, проходящим по первому пункту — то есть богатым. Выбрать же возраст по характеру и по положению куда сложнее… А вот девушки еще ничего и не выбирали. Хотя теперь офицеры могли заметить, что подруги старше, чем казалось на первый взгляд. Навскидку им можно было дать около девятнадцати или даже больше. И каждый понимал, что узнать точно ему суждено только не в этой жизни…
— Эй! — Капитан окликнул техника. — Ты-то о чем задумался?! Объект давно разморожен!
— Сэр! Простите… — Техник взглянул на фасеточный глаз магнитного Мозга, отдавая мысленную команду.
Стена шлюза распалась, исчезла, и одноместный остроносый кораблик медленно вплыл в зал, лелеемый и поддерживаемый все тем же гравитационным полем. Люди расступились, солдаты насторожились, механизмы «поспешили» приступить к работе — одни заблокировали корпус корабля, другие отстегнули полимерную прозрачную крышку, третьи бережно извлекли тело пилота и сняли шлем его бутафорского скафандра.
Пилот действительно оказался еще молод. Лет семнадцати, от силы — девятнадцати. Расовые признаки нельзя назвать яркими — обыкновенное для большинства гуманоидных систем лицо овальной формы с тонко очерченной линией носа и бровей, большие глаза. Кожа светлая, чуть красноватая, но последнее, возможно, просто от загара.
Как бы там ни было, пилот выглядел неважно. Под глазами чернели круги, губы потрескались, конечности подрагивали. Он тяжело дышал, блуждая взглядом по лицам спасителей, ни на ком не останавливаясь.
— Давай реанимационную! — распорядился техник, обращаясь все к тому же глазу Мозга.
Откуда-то сверху опустился своеобразный «саркофаг», механизмы подняли тело парня и загрузили внутрь, так что зрителям уже ничего не стало видно.
— Что с ним? — участливо спросила Линти. Техник оглянулся и вопросительно посмотрел на капитана.
— Да, Гаерд, что с ним? — нетерпеливо поддержал девушку капитан. — Мы все ждем ответа!
— Насколько я понимаю, сэр, мисс, парнишка просто сильно истощен, как физически, так и морально. В шоке. Питание вон в том баллоне закончилось по крайней мере сутки назад, а воды осталось всего на день, не более, но обычной воды, сэр, даже не минеральной. Пилот давно ничего не ел, кроме того, в этой одноместной кабине невозможно выпрямиться в полный рост — у бедняги затекли конечности, но по тому, что они не атрофировались, я сужу, что парень как-то ухитрялся выпрямлять то руки, то ноги по очереди.
— Бедняжка! — непритворно вздохнула Линти. Кани многозначительно хмыкнула.
— И? — поторопил капитан, но, видя, что техник не понимает, добавил: — Ну и что мы можем для него сделать? Сколько нужно времени для реабилитации?
— А! — Техник заметно оживился, — Да ничего страшного, сэр! Минут десять-пятнадцать, и можно будет поставить пилота на ноги (в переносном смысле, конечно)! Подкормим его внутривенно, давлением восстановим кровеносную систему, немного поддержим сердце, мышцы попросту встряхнем током, сухожилия расслабим, ну… еще слегка облучим — так, чтобы оживить обмен, и… и, собственно, все, сэр. Будет, как новенький. Некоторая слабость продлится еще день-два, неплохо бы поработать с психикой, психологически реабилитировать, так сказать, но это все уже в процессе, а так — десять-пятнадцать минут.
— Хорошо. Подождем, — лаконично заключил капитан. Он подошел к маленькому кораблику и посмотрел на него долгим задумчивым взглядом. Все остальные молча ждали. Минуты текли томительно медленно.
— Не понимаю! — неожиданно выпалил капитан, пожимая плечами. — Какого черта ему понадобилось умирать в столь юном возрасте?! Он что, ненормальный?!
— Сейчас узнаем, сэр. Еще пару минут…
Техник следил за диаграммами, повисшими прямо перед ним в воздухе. — А насчет нормальности, сэр, могу сказать уже сейчас, никаких отклонений Мозгом не обнаружено. Может быть, стресс, может, хотел кому-то что-то доказать, но мышление парня вполне соответствует норме. Еще минутку…
Наконец верхняя часть «саркофага» ушла в сторону. Прошло всего несколько минут, а тело этого человека уже никак нельзя было назвать истощенным. Вполне обыкновенный мальчик, почти мужчина. С развитой мускулатурой, хорошо сложенный. Цвет кожи здоровый. Огромные глаза наполнились жизнью и блеском, хоть он и не спешил пока выбрать какой-либо объект для детального осмотра, и, словно испугавшись, отводил глаза, каждый раз натыкаясь на заинтересованные, голодные взгляды зрителей.