Голль Шарль де
Военные мемуары - Единство 1942-1944

   де Голль Шарль
   Военные мемуары: Единство 1942-1944
   Пер. с фр. Вайсман Б.С., Жаркова H.М, Немчинова Н.И. и др.
   {1} Так помечены ссылки на примечания редакции. Примечания в конце текста
   Аннотация издательства: Во втором томе мемуаров де Голля значительное место уделяется взаимоотношениям Французского комитета национального освобождения с союзниками по антигитлеровской коалиции - СССР, США и Англией. В книге представлен обширный фактический и документальный материал, представляющий большой интерес для интересующихся политической историей Франции в период Второй мировой войны. Благодаря усилиям де Голля поверженная Франция вошла в число стран-победительниц во Второй мировой войне и стала одной из пяти великих держав в послевоенном мире. Де Голль много писал о необходимости военного и дипломатического взаимодействия СССР и Франции и приложил немало усилий для укрепления советско-французских, связей. Руководствуясь опытом исторического развития Европы, он заявлял, что для обеих стран безопасность всегда была связана с объединением их военно-политических интересов.
   С о д е р ж а н и е
   От издательства
   Глава первая. Интермедия
   Глава вторая. Трагедия
   Глава третья. Комедия
   Глава четвертая. Алжир
   Глава пятая. Политика
   Глава шестая. Дипломатия
   Глава седьмая. Сражение
   Глава восьмая. Париж
   Документы
   Интермедия
   Трагедия
   Комедия
   Алжир
   Политика
   Дипломатия
   Сражение
   Париж
   Приложения
   Примечания
   От издательства
   Предлагаемый вниманию читателей второй том "Военных мемуаров" Шарля де Голля посвящен военным и политическим событиям 1942-1944.
   Во втором томе мемуаров де Голль рисует политическую ситуацию в Европе и европейских колониях, цели дипломатии союзников по антигитлеровской коалиции, изменения военной ситуации и то влияние на политические отношения европейских стран, которое оказал "коренной перелом" в войне, а также роль, которую стали играть США в лагере союзников. Подробно описаны усилия Национального Совета Сопротивления и Сражающейся Франции для открытия Второго фронта, освобождения метрополии от оккупантов, организации будущей политической власти, создания новой администрации на местах и обретение Францией веса на международной арене и статуса великой державы.
   Значительное место в книге отведено описанию и рассмотрению политических и дипломатических отношений Французского комитета национального освобождения с союзниками по антигитлеровской коалиции СССР, США и Англией. Читатель найдет в книге обширный фактический и документальный материал, представляющий несомненный интерес для изучения политической истории Франции периода Второй мировой войны.
   По мнению де Голля непоколебимым союзником США в этот период оставалась только Великобритания, передавшая США не только свое колониальное наследие, но и богатейший политический и дипломатический опыт. Генерал восхищался, как твердо и искусно англичане защищали свои интересы, их сплоченность поражала де Голля и вызывала у него чувство зависти и уважения, однако он подчеркивал, что в конечном итоге Великобритания всегда поддержит США.
   Характеризуя франко-советские отношения тех лет, автор отмечал плодотворное сотрудничество Французского комитета национального освобождения с Советским правительством. Негативно де Голль оценивал политику СССР в отношении Польши и других стран будущего соцлагеря. Он рассматривал возможный политический союз с СССР как противовес гегемонии США в Европе и мощному военно-политическому союзу Великобритании и США. Де Голлю принадлежит авторство известной доктрины "Европы до Урала", согласно которой интересы континентальной Европы как единого геополитического пространства должны отстаиваться всеми странами региона на международной арене.
   Де Голль вошел в историю не только как великий государственный деятель, поднявший Францию из глубокой политической и военной беспомощности и национального унижения, в своих мемуарах он писал: "Конец веры в себя, в свой народ - это конец независимости", он победил потому, что его вера в величие Франции была непоколебима, как и его патриотизм.
   Глава первая.
   Интермедия
   С наступлением третьей военной весны, судьба вынесла свой приговор. Ставки сделаны. Чаши весов заколебались. В США огромные ресурсы превратились в средства ведения войны. Россия воспрянула - об этом скажет миру Сталинград. Англии удалось восстановить свои позиции в Египте. Сражающаяся Франция наращивала силы и во Франции и за ее пределами. Сопротивление угнетенных народов, особенно поляков, югославов, греков, стало ощутимым фактором войны. В условиях, когда силы Германии на пределе, Италия деморализована, Венгрия, Румыния, Болгария и Турция прочно держатся позиции нейтралитета, на Тихом океане замедлено военное продвижение Японии и укреплена защита Китая, - в этих условиях все побуждает союзников перейти от пассивной обороны к удару. На Западе подготавливается военная операция широкого размаха.
   Я вижу, как она назревает. Ощущая вокруг себя некоторую пустоту по сравнению с партнерами, не могущими пожаловаться на одиночество, - бедняк среди богачей, - я хотя и полон надежд, но одолеваем заботами: в самом деле, в центре планируемой операции, так или иначе, окажется Франция. Для нас речь идет не только об изгнании врага с французской территории, но и о будущем Франции как нации и как государства. Если она так и останется обессиленной, это будет означать конец ее веры в себя и тем самым конец ее независимости. Она сползет от "молчания моря"{1} к неизлечимому параличу, от рабства, навязанного врагом, к подчинению в отношении своих союзников. И, напротив, если она восстановит свое единство и займет место в общем строю - ничто не потеряно. И на этот раз будущее еще может быть спасено при условии, что к моменту, когда разыграется последнее действие драмы, Франция будет воюющей Францией, сплоченной вокруг единой власти.
   Какой власти? Ясно, что речь может идти о режиме Виши. В глазах французского народа и всего мира Виши символизирует приятие катастрофы. Какими бы обстоятельствами ни объяснялись заблуждения этого режима, сама их глубина такова, что правительство Виши будет вынуждено упорствовать, хотя бы повинуясь демону отчаяния. Конечно, тот или иной из властителей Виши, отмежевавшись от него, может еще сыграть эпизодическую роль. Но трудно будет убедить кого бы то ни было, что это запоздалое раскаяние не продиктовано простым расчетом, уступкой обстоятельствам. Конечно, крупный военный деятель может, призвав армию к честному бою, увлечь профессиональных военных, которые в душе только и ждут такого призыва. Но подобная инициатива ничего не изменит в самом народе, поскольку состояние умов уже определилось. Нет также ни малейших шансов, что в условиях национального бедствия народные массы обратят свои чаяния, свою веру к тому политическому режиму, который недавно был сметен катастрофой. Лучше всего это понимают как раз те самые люди, которые были наиболее характерными представителями этого режима. Кое-кто из них примыкает к вишистам, многие присоединяются к де Голлю; есть и такие, которые еще не решились на выбор, однако ни одному из них не приходит в голову встать у штурвала на корабле прошлого.
   Но существует коммунистическая партия. С тех пор как Гитлер вторгся в Россию, коммунистическая партия выступает как поборник войны. Эта партия, не считаясь с жертвами, принимает участие в движении Сопротивления, напоминает о бедах, переживаемых Францией, и о народном горе, стараясь слить национальное восстание и социальную революцию в единую освободительную силу, и претендует на ореол спасителя общества. Располагая организацией, которую не сдерживают никакие сомнения и не останавливают никакие разногласия, великолепно умеющая растворить другие силы и пользоваться всеми лексиконами, эта партия хотела бы казаться силой, способной обеспечить какой-то порядок в тот день, когда волна анархии может разлиться по стране. А кроме того, разве эта партия не сможет предложить Франции, униженной Франции, активную помощь России, самой мощной державы в Европе? Таким образом, коммунистическая партия рассчитывает, что крушение режима Виши предоставит ей случай установить у нас диктатуру. Это так! Но этот расчет окажется напрасным, если государство будет воссоздано по-другому, если французы отдадут свои симпатии национальному правительству, если его глава, в озарении победы, вдруг появится в Париже.
   Вот моя задача! Перегруппировать французские силы в войне. Избавить Францию от опасностей коммунистического переворота; сделать так, чтобы ее судьба вновь зависела от нее самой. Вчера достаточно было действий кучки французов на полях брани, чтобы встретить события во всеоружии. Завтра все будет предрешать вопрос о такой центральной власти, за которой пошла бы и которую приветствовала бы страна. Для меня в этой фазе речь будет идти уже не о том, чтобы бросить в огонь борьбы те или иные силы, не о том, чтобы воссоединить тут и там отдельные клочки территории, не о том, чтобы складывать гимны в честь величия французской нации. Мне нужно будет сплотить весь французский народ, каков он есть. Противостоя врагу, наперекор союзникам, несмотря на ужасные внутренние раздоры, мне придется воссоздать единство растерзанной Франции.
   Вполне понятно мое настойчивое желание сорвать завесу тайны, за которой американцы и англичане скрывали свои намерения в период интермедии. В действительности инициатива в решениях принадлежала Соединенным Штатам, поскольку отныне на их долю выпали главные усилия. В Вашингтоне президент, министры, руководящие деятели отныне чувствовали себя главами коалиции. Об этом достаточно ясно свидетельствовал их тон и их манера держать себя. В Великобританию прибывали передовые части американской армии, авиации, военного флота и устраивались на английских базах и военных лагерях. Улицы, магазины, кинотеатры, кабачки Лондона кишели янки в военной форме, этакими добродушно-бесцеремонными парнями. Главнокомандующий американскими войсками генерал Эйзенхауэр{2}, генерал Кларк{3}, адмирал Старк{4}, генерал Спаатс{5}, соответственно командовавшие сухопутными, морскими и воздушными силами США в Европе, щеголяли новеньким с иголочки оснащением своих штабов на фоне традиционной машины английского военного министерства, морского министерства, королевских военно-воздушных сил. Англичане, несмотря на все свое самообладание, не могли скрыть некоторой грусти, которую порождало сознание, что они уже не хозяева в собственном доме и что они лишились той первой роли, которую в течение минувших двух лет играли - и достойно играли! - в нынешней войне.
   Не скрою, что, наблюдая, как англичане идут на буксире у пришельцев, я испытывал некоторое беспокойство. Справедливость требует отметить, что как в общественной среде, так и в руководящих кругах можно было наблюдать немало людей, которые не без труда приспособлялись к этому в общем зависимому положению. Так было, например, в Форин офис. Но поставки по ленд-лизу своим сокрушительным весом сдерживали эти порывы независимости. Сам Черчилль, будь то по тактическим или эмоциональным мотивам, решил отныне быть лишь "лейтенантом Рузвельта". Учитывая, что Франция не могла играть свою традиционную роль вдохновителя Старого света, это самоустранение Англии, которая, несмотря на свое островное положение, была тесно связана с европейским материком, не сулило ничего доброго в будущем, когда в конце концов будут решаться европейские дела.
   В тот момент американцы еще колебались в выборе своей стратегии. Две различные концепции владели умами Рузвельта и его советников. Подчас, уступая напору национального динамизма, который продолжался великолепными усилиями в области вооружения и организации, Вашингтон лелеял замыслы скорой высадки. Тем более что русские, на чью долю выпали адские испытания под напором немецких армий, громко требовали открытия "второго фронта". Настойчивость русских производила впечатление на англичан и американцев, которые втайне беспокоились, считая возможным внезапный поворот Москвы. Каковы бы ни были секретные планы американских руководителей, мы все же знали, что они подготовляют операцию, имеющую целью создать во Франции к концу года предмостное укрепление.
   Но Америка, лелея смелые планы, одновременно прислушивалась к голосу осторожности. Рассматривался также план высадки в Северной Африке, с тем чтобы решительные удары на территории европейского материка были отложены на более поздний срок. Ведь американским войскам предстояло втянуться в военные действия по ту сторону Атлантики, и руководители США действительно испытывали большие опасения. Впервые в истории американцам предстояло возглавить крупные военные операции. Даже в годы первого мирового военного столкновения более или мене значительные американские войска появились на полях сражений лишь в последних операциях. Да и то в качестве подсобных сил и, так сказать, в порядке подчинения другим. Правда, начиная с 1939, США твердо решили, что они должны создавать военную мощь. Но если американский флот, в то время уже сильнейший в мире, без труда мог принять на вооружение любое количество судов и самолетов, которые ему будут предоставлены, то с сухопутными и военно-воздушными силами дело обстояло иначе: они только-только вышли из зачаточного состояния, и требовался известный срок, чтобы они могли приспособиться к операциям столь колоссального размаха. Вот почему, хотя в военных лагерях формировались в серийном порядке по настоянию генерала Маршалла многочисленные дивизии, в Пентагоне - только что организованном - со страхом раздумывали, как поведут себя лицом к лицу с вермахтом наспех организованные дивизии, располагавшие кое-как подготовленными кадрами и весьма разномастными по своему составу штабами. Накануне выступления проявилась склонность действовать лишь постепенно и последовательными этапами.
   Тем более что и англичане со своей стороны не были расположены торопить события. Вынужденные отказаться от роли "лидеров", они желали, чтобы победа - если уж она в основном будет не их победой - по крайней мере не обошлась слишком дорого. Отодвигая сроки решающих битв, можно выиграть время, пока будут накапливаться американские армии, и сберечь английские силы. Кроме того, Лондон, видя, как растут американские вооружения, рассчитывал, что материальное превосходство, которым уже располагали союзники, станет ощутимым в 1943 и подавляющим в 1944. Кроме того, зачем излишне рисковать и, быть может, идти на новый Дюнкерк, в то время как на русском фронте с каждым днем все больше и больше изматываются силы врага? К тому же бомбардировка немецких городов английской авиацией и воздушными эскадрами США начинали серьезно мешать промышленности гитлеровской Германии, между тем как немецкая авиация весьма редко нападала на Англию. И, наконец, в действие вступили американские грузовые и конвойные суда, что решало вопрос о транспорте. К этому нужно добавить, что политика Лондона в данных условиях была нацелена на Средиземноморье, где Англия защищала уже завоеванные позиции как в Египте и вообще в арабских странах, так и на Кипре, на Мальте, в Гибралтаре; предполагалось овладеть новыми позициями в Ливии, Сирии, Греции, Югославии. Вот почему Великобритания старалась направить англо-американское наступление в сторону этого военного театра. Но в отношении Сражающейся Франции поведение правительства Вашингтона определялось тем, где произойдет высадка - во Франции или же в Марокко, Алжире, Тунисе. В первом случае помощь французского Сопротивления развертывающимся битвам понадобится сразу же. А ведь было известно - на сей счет сомневались только для вида, - что генерал де Голль сумеет предпринять определенные действия. Значит, обойти его нельзя. Но во втором варианте дело свелось бы к тому плану, который государственный департамент вынашивал с 1940: утвердиться в Северной Африке, добившись содействия местных властей и удерживая де Голля вне сферы операции. Нам предстояло убедиться, что наши американские союзники применят в отношении нас оба варианта поочередно.
   К концу мая 1942 они склонялись к сближению с нами. 21 мая Джон Вайнант{6}, их достойный посол в Лондоне, официально консультировался со мной о перспективах наступательных операций по ту сторону Ла-Манша, о той роли, которую мы непосредственно могли бы играть в этих операциях, и о тех взаимоотношениях, которые в связи с этим установились бы между Французским национальным комитетом и союзными правительствами. 1 июня по просьбе посла состоялась наша вторая встреча. На этот раз - в присутствии Идена, поскольку англичане считали для себя желательным участвовать в этих беседах. 29 июня Иден говорил со мной с глазу на глаз по вопросу о признании и в качестве посредника предложил моему вниманию формулу, выдвинутую правительством Вашингтона. На следующий день у меня состоялась новая беседа с Вайнантом, на которую я пригласил Плевена. Одновременно Черчилль, находившийся в Вашингтоне для консультации по стратегическим вопросам, стремился склонить президента хоть к какой-нибудь договоренности со мной.
   Все это привело к тому, что 9 июля государственный департамент обратился ко мне с меморандумом, формулировки которого были заранее согласованы со мной. В этом документе, преамбула которого гласила, что "генерал де Голль с удовлетворением ознакомился с этим меморандумом", заявлялось, что "правительство США и Французский национальный комитет уже осуществляют тесное сотрудничество в определенных областях...; далее, что для того, чтобы сделать это сотрудничество более эффективным, правительство США назначило адмирала Старка в качестве своего представителя для консультации с Французским национальным комитетом по всем вопросам, касающимся ведения войны...; что правительство Соединенных Штатов признает вклад генерала де Голля и усилия Французского национального комитета в деле поддержания духа французских традиций и институтов...; что для наилучшего осуществления наших общих целей следует оказывать всяческую военную помощь и поддержку Французскому национальному комитету, являющемуся символом французского Сопротивления державам оси".
   Четыре дня спустя англичане опубликовали декларацию, в которой заявляли о расширении основ англо-французских отношений. Соглашаясь с тем, что отныне "движение свободных французов должно именоваться "Сражающаяся Франция", английское правительство признавало 13 июля, что Сражающаяся Франция представляет собой "Союз французских граждан, где бы они ни находились, и французских территорий, которые объединяются вместе, чтобы сотрудничать с европейскими нациями в войне против общих врагов..., и что "Французский национальный комитет представляет интересы этих французов и этих территорий перед правительством Соединенного Королевства". Слова эти могли иметь только тот смысл, что английская декларация содержала, по крайней мере с английской стороны, гарантию, что мне не будут чинить препятствий в осуществлении власти в тех частях Франции и ее заморских владений, которые возобновят борьбу.
   Последовали еще и другие выступления и демарши, свидетельствующие о том, что отношение союзников к нам стало более благоприятным: 14 июля, когда я делал смотр французским военным частям в Лондоне, я мог констатировать, что на параде присутствовали генерал Эйзенхауэр и адмирал Старк. В тот же день Иден, обращаясь по радио к французскому народу с пожеланиями по случаю его национального праздника, заявлял: "Я говорю с вами не просто как с друзьями, а как с союзниками... Благодаря решению генерала де Голля Франция никогда не покидала поля битвы... Англия с надеждой и восхищением следила за тем, как растет сопротивление французского народа... Для нас восстановление Франции, ее величия и независимости не только многообещающая надежда, но также и необходимость, ибо без этого тщетно было бы пытаться перестроить Европу". 23 июля генерал Маршалл и адмирал Кинг, вновь посетивший Лондон, на этот раз пожелали встретиться со мной. Встреча состоялась при участии Арнольда{7}, Эйзенхауэра и Старка. Во время нашей беседы я ознакомил американских руководителей с нашей точкой зрения на открытие второго фронта, указав, какой вклад могла бы внести Франция как внутри, так и за пределами страны. Наконец, я сказал о тех условиях, с которыми должны согласиться союзники, чтобы между нами могло установиться полезное сотрудничество.
   Я, естественно, был за прямые наступательные операции в Европе, предпринятые из Великобритании. Никакая иная операция не могла решить дело. К тому же для Франции лучшим вариантом явится тот, который поможет положить конец испытаниям оккупации и ускорит национальное объединение, иными словами, перенести битву на территорию метрополии. Конечно, Виши продолжало бы признавать власть немцев. Но вишисты при этом потеряли бы остатки доверия. Конечно, захватчик оккупировал бы свободную зону, но зато положение стало бы недвусмысленно ясным и африканская армия, а возможно, и флот, возобновили бы борьбу, тогда как в самой Франции многие перешли бы на сторону Сопротивления. Возникла бы возможность объединить в единую центральную власть различные французские учреждения, воспрепятствовать перевороту внутри страны и обеспечить за ее пределами авторитетное представительство французских интересов. Все это, конечно, при условии, что силы союзников не будут сброшены в море.
   При обмене мнениями с Черчиллем, Иденом, Вайнантом, Маршаллом и другими я примерно подсчитал, какие силы, по моему мнению, необходимы для осуществления высадки. "Немцы, - заявлял я в устной и в письменной форме, располагают во Франции, согласно данным нашей сети, примерно 25, 26 или 27 дивизиями - число это меняется в различные периоды. Еще примерно 15 дивизий они могут набрать в Германии. Таким образом, к началу операции союзникам придется иметь дело примерно с 40 дивизиями противника. Учитывая неопытность большой части английской и американской армии и преимущества врага, который имеет возможность укрепить занимаемую им территорию, необходимо иметь для начала по меньшей мере 50 дивизий, в том числе 6 или 7 танковых. Кроме того, необходимо обеспечить подавляющее превосходство в воздухе. Если наступление развернется в течение нынешней осени, немцы, чьи главные силы будут тогда втянуты в борьбу на русском фронте, смогут лишь с большим трудом перебросить оттуда некоторые части. Сверх того, взаимодействие союзной авиации и французского Сопротивления на вражески коммуникациях, согласно "плану Грюн", выработанному Сражающейся Францией, будет серьезно затруднять переброску немецких резервов и снаряжения на французской территории.
   Я заявил союзным руководителям, что мы, свободные французы, можем выставить в качестве авангарда одну дивизию, переброшенную с Востока, одну сводную бригаду из Экваториальной Африки, команды десантников и парашютистов, четыре авиагруппы, все военные и грузовые суда, находящиеся в нашем распоряжении. Я лично уже в начале июля дал указания держать наготове все эти силы на случай возможной их переброски. Кроме того, я предвидел, что когда будет создано предмостное укрепление во Франции, наши силы могут быть пополнены там за счет ресурсов небольшого клочка освобожденной территории. Я считал вероятным, что 8 дивизий и 15 авиагрупп, которые предстоит сформировать в Северной и Западной Африке, а также немалое число судов, пребывающих в вынужденном бездействии в Тулоне, Александрии, Бизерте, Касабланке, Дакаре, Фор-де-Франсе, смогут и захотят после нескольких недель, необходимых для восстановления их боеспособности, принять участие во второй высадке, которая должна быть осуществлена на французском побережье Средиземного моря и в Италии. Наконец, по мере продвижения союзников по французской территории будет сформирован третий эшелон французских войск, ядро которого составят части тайной армии. 21 июля я обратился к Черчиллю и генералу Маршаллу с нотой, доведенной до сведения Москвы, относительно военного вклада, который Франция способна будет внести на последующих этапах борьбы, и уточнил, какое количество оружия и военного снаряжения я прошу у союзника.
   Между тем вскоре стало ясно, что англичане и американцы в нынешнем году не рискнут осуществить высадку во Франции. Они нацелились на Северную Африку, исключив, однако, наше участие в этих операциях. Множество бесспорных фактов убеждало нас в том, что американцы не желают предоставить "Свободной Франции" возможность заняться Марокко, Алжиром, Тунисом. Между тем мы вплоть до весны 1941 сохраняли там секретные связи, но с тех пор были полностью лишены непосредственного общения с этими территориями. Ни разу нашим эмиссарам не удалось попасть туда. Ни разу до нас не дошли послания оттуда, адресованные нам, в частности, полковником Брейаком в Тунисе, Люизн в Алжире, полковником Лелоном и Франком Брентано в Марокко. Было ясно, что это делается по прямому предписанию Вашингтона. Но мы кружным путем получили сведения относительно действий, которые предприняли Соединенные Штаты как в Африке, так и в Виши, в надежде обеспечить себе определенное содействие.
   Нам было известно, что Роберт Мэрфи{8}, генеральный консул в Алжире, был вдохновителем "специальной" деятельности, которую вело во Франции американское посольство, консульство и секретные службы. Мэрфи, человек способный и решительный, в течение долгого времени вращавшийся в светских кругах и, по-видимому, склонный верить, что Франция - это те самые люди, с которыми он встречается в салонах, организовал в Северной Африке заговор с целью помочь операциям по высадке. Он попытался также вызвать в самом Виши дворцовый переворот. В этой связи Мэрфи сначала оказал поддержку генералу де Лалоранси, который по возвращении из Парижа рассчитывал взять Сопротивление под свою эгиду, чтобы оказать нажим на Петена и вступить в правительство. "А де Голль?" - спрашивали его. "Ну что ж, мы его амнистируем". Одновременно Мэрфи подговаривал некоторых офицеров из окружения Вейгана вовлечь последнего в своего рода пронунциаменто с целью занять место Лаваля. Но поскольку Лалоранси не имел сторонников, а Вейган отказывался восстать против Петена, Мэрфи вошел в контакт с генералом Жиро{9}, бежавшим из плена и жаждавшим вновь начать борьбу. Мэрфи полагал, что Жиро способен повести за собой африканскую армию, для чего ему достаточно лишь предстать перед ней собственной персоной.