Горулев Николай. Прощайте, любимые

   — Сыночек мой, кровиночка моя! И почему ты такой невезучий?
   — Ты ошибаешься, мама, — спокойно сказал Сергей. — Все как раз наоборот.
   — Ты ж второй раз при смерти... — сказала мать, вытирая слезы.
   Она и не думала обидеть Веру, но Сергей почувствовал, что упоминание о том довоенном злополучном вечере по-прежнему бросает на Веру ненужную тень.
   — Пока мы вместе, — сказал Сергей и взял Веру за руку, — мы не пропадем, мама. Кстати, — добавил он, и голос его дрогнул. — Все было некогда сказать вам, что Вера — моя жена.
   Отец от неожиданности ничего не нашелся сказать, только понимающе и одобрительно качал головой. Мать подошла к Вере, обняла ее, и они обе расплакались.
   — Вот те раз, — с усилием улыбнулся Сергей. — Вместо того чтобы радоваться, вы ревете.
   — И правда, мать, подавай-ка лучше на стол. — Отец открыл буфет, достал бутылку вина, — По маленькой возьмем назло врагам и на радость молодым.
   — Какая уж тут радость, — вздохнула мать, ставя на стол тарелки и кастрюлю. — Не знаю, доживем ли мы до нее.
   — Доживем, мама. — Сергей подумал и продолжал: тут нас винтовки да бутылки с горючей смесью, а они против нас с танками да самолетами ничего сделать не могут. А как только главное командование подбросит... побегут они назад в свою Германию.
   — Смотри как бы не побежали, — усмехнулась Вера. — Не будем спорить, — отец налил рюмку. — Кто-то же там, наверху, ломает голову, как исправить положение, а я предлагаю выпить за молодежь.
   — Такой свадьбы не припомню. Молодой лежит раненый, невеста на позиции торопится, — заметила мать.
   — Я не тороплюсь. — Вера взяла рюмку для Сергея, а потом для себя. — Нас пока отвели в город. На пополнение.
   — А с ребятами что?
   — Не волнуйся, целы твои ребята, обещали наведаться.
   — Тогда, может, повременим с рюмкой?
   — Как хочешь...
   Со двора позвонили.
   — Вот, наверное, и они... — улыбнулась Вера, но в комнату вошли мать и девушка в хорошо подогнанной форме военного врача.
   — Вот сюда, пожалуйста, — пригласила ее мать. — Вот это и есть Сергей, по фамилии Петрович.
   — Здравствуйте, — сказала всем девушка и поставила свой саквояж возле кровати, на которой лежал Сергей. — Я из госпиталя. Эдик приказал мне утром быть здесь. Меня зовут Маша.
   Маша быстро сообщила все, что можно было сообщить при первой встрече, словно боялась, что ей будут долго задавать вопросы. Сергей сразу узнал девушку, но не хотел в этом признаваться и лежал молча. Ему было приятно, что у него такие друзья, а у друзей такие подруги.
   — Вы могилевская? — спросил отец.
   — Я почти ваша соседка. Мой дом за нефтебазой.
   — Что вы говорите? — удивился отец. — Так вы, наверное, моя ученица?
   — Нет, я училась в 16-й, но вас хорошо знаю, — весело щебетала Маша. — Здесь, в железнодорожном поселке, мы все друг друга хорошо знаем.
   Вера с любопытством и даже с каким-то обожанием рассматривала Машу и, кажется, завидовала ей. Маша деловито распорядилась дать ей горячую воду, полотенце, заставила Веру помочь ей повернуть Сергея на правый бок. Быстро и ловко сняла повязку, по ходу бросив замечание, что сделана она неопытными руками, и также быстро и ловко, наложив новую, облегченно вздохнула:
   — Я думала, будет хуже. Эдик рассказывал такие страхи. А это просто глубокая царапина от осколка. Рана легкая и, как говорят, до свадьбы заживет...
   — А у нас как раз сегодня свадьба, — кивнул отец на рюмки. — Вот давайте и отпразднуем.
   — Сережа хотел подождать ребят, — напомнила Вера.
   — А вы их не ждите, — сказала Маша. — Ребята не придут. Они выехали на базу снабжения куда-то под Чаусы за боеприпасами и оружием. Эдик с Федором заскочили ко мне на полуторке.
   — Значит, без них? — спросил Сергей.
   — Без них, Сережа, — ответила Маша и взяла рюмку. — Так вы серьезно, ребята, — она посмотрела на Веру и Сергея, — или разыгрываете?
   — Вполне серьезно, — сказал Сергей.
   Маша выпила и, поморщившись, схватилась за закуску:
   — А я все-таки не верю.
   — Почему? — Вера подняла на нее большие глаза.
   — Мне всегда казалось, что война — не время для свадеб.
   — Я вас понимаю, Маша, — сказал отец и налил еще по рюмке. — Свадьба в нашем представлении — торжество с многочисленными гостями и бесконечным весельем. С обильной выпивкой и закуской. А свадьба в селе? Это праздник на целую неделю, в котором принимают участие все жители деревни от мала до велика. Ну, а если просто два человека, которые любят друг друга, хотят быть вместе не тайком, а чтобы об этом знали их близкие, родные?
   — Да, конечно... — сказала Маша и задумалась. — А ваши родные знают? — спросила она вдруг Веру.
   — Нет.
   — Почему?
   — Во-первых, это было неожиданно для меня самой, а во-вторых... — губы Веры дрогнули, она закрыла лицо руками, облокотилась на край стола и заплакала, вздрагивая всем телом.
   Сергей встревоженно приподнялся на локте:
   — Вера, что случилось?
   Вера не отвечала. Она по-прежнему нервно вздрагивала, не открывая лица. Маша положила ей руку на плечо:
   — Ну успокойся. У тебя дома несчастье? — Сволочи... — сказала Вера, — сволочи. В ту ночь, когда ребята ушли на Бобруйское шоссе, они бомбили город. Я дежурила в горкоме комсомола. И вдруг вижу — горит Дубровенка. Сердце мое екнуло. Отец у меня парализованный, из дому не выходит... Прибежала, а на месте моего дома глубоченная воронка. И никого кругом нет. А потом соседи сказали, что мать с сестренкой хотели вывезти отца на коляске, да не успели...
   Наступило тягостное молчание. Только теперь Сергей понял, почему появилась в окопах Вера. Он смотрел на нее и удивлялся. Сколько мужества надо было иметь, чтобы не расслабиться, не утонуть в своем горе, а найти силы для мести, для рискованной работы под огнем противника.
   Отец встал и незаметно убрал со стола бутылку — неуместной показалась она ему. Маша открыла и снова закрыла саквояж, ища предлога, чтобы встать и уйти. И тут нашелся отец. Он решил перевести разговор в другое русло:
   — Вот вы, Маша, человек военный и знаете больше нашего...
   — Какой я военный, — виновато улыбнулась Маша. — Я даже еще ни одного фашиста не убила.
   — Это не обязательно. Но вы ведь располагаете сведениями, что будет с Могилевом, с нами, в конце концов?
   — Трудно сказать. — Маша снова задумалась. — Обстановка сложная... Видя, что в лоб Могилев не взять, гитлеровцы решили его обойти. Им удалось прорвать нашу оборону и форсировать Днепр у Шклова и Быхова. Говорят, они намерены замкнуть кольцо в Чаусах. Не буду утверждать, что это именно так. Но раненые рассказывают.
   — Значит, они перешли Днепр? — встревожился Сергей.
   — В двух местах, — подтвердила Маша. — Вот все, что я могу сказать.
   — Мы сейчас же должны идти в институт, Вера. Там очень нужны люди... — Сергей хотел приподняться, но Маша удержала его на кровати.
   — Полежите несколько дней. Еще успеете, Это я вам обещаю...
 

Глава пятнадцатая
В КОЛЬЦЕ

   Приказ городского штаба народного ополчения был коротким — с базы снабжения под Чаусами доставить две машины оружия и боеприпасов. Полуторку вел Федор — пригодилась летняя практика в родном колхозе, — а машину ЗИС шофер с труболитейного — боец народного ополчения.
   Рядом с Федором сидел представитель облвоенкомата — старший лейтенант атлетического сложения. В кабине ЗИСа рядом с шофером были Иван и Эдик.
   В вечерних сумерках проехали по Луполовскому мосту. У перил стояли бочки с мазутом и бензином.
   — Неужели придется жечь? — спросил Федор.
   — На всякий случай, — ответил старший лейтенант.
   Улица на Луполове была пустынна. Но стоило только свернуть на Чаусы, как Федор увидел шлях, забитый повозками, машинами, людьми. Вся эта лавина двигалась, пользуясь темнотой, на восток, и прибавить газу не было никакой возможности.
   Федор пристроился в хвост потоку. Дорога была настолько разбита, что колеса по ступицы увязали в сыпучем песке. Мотор гудел надрывно, словно жаловался кому-то на эту дорогу, на эти повозки и машины, которые неизвестно почему медленно ползли вперед, словно на ощупь пробираясь по нехоженому незнакомому пути.
   Старший лейтенант начал нервничать:
   — Так мы и до утра не доберемся, а ведь нам еще возвращаться!
   — Поищем объезда? — предложил Федор.
   — Попробуй, дорогой, — взмолился старший лейтенант. — Полковник Воеводин расстреляет, если не выполним приказа.
   — Так уж и расстреляет, — проворчал Федор и поправил съехавшую самозарядную винтовку, что лежала между старшим лейтенантом и им, упираясь прикладом в дно кабины.
   — Запросто! — воскликнул старший лейтенант. — Ему как коменданту Могилева говорят — сдашь город противнику — расстреляем. А он это самое обещает нам. При слабом свете покрытых синькою фар Федор заметил поворот на проселочную дорогу.
   — Поедем? — кивнул он старшему лейтенанту,
   — Давай, может, обгоним.
   Федор крутнул баранкой и чуть не наехал на людей, которые с котомками тащились вдоль обочины.
   — Куда тебя черт несет! — крикнула какая-то женщина.
   — По делам, бабуся, по делам! — ответил ей Федор и начал сворачивать на проселок.
   — Какая я тебе бабуся, выродок ты этакий...
   — В темноте не видно! — засмеялся Федор. Он нажал на газ, и машина, словно сбросив с себя непосильный груз тяжелой дороги, рванулась вперед. Федор оглянулся — повернул и ЗИС. Не поспели проехать метров двести — впереди замаячила фигура красноармейца с белым фанерным щитом в руках.
   — Стой, — заорал красноармеец. — Стой, тебе говорят. Ты что, в летчики хочешь записаться?
   Федор остановился:
   — Почему в летчики?
   — А потому что взлетишь в небо со своей таратайкой. Не видишь? — махнул он белым фанерным щитом. — Заминировано. Повертай назад.
   Из кабины выскочил старший лейтенант.
   — Куда это повертай, когда нам срочно, понимаешь, срочно надо в Чаусы.
   — А что я сделаю, товарищ командир, — оправдывался красноармеец, — когда был такой приказ. Он ведь прет по оршанскому шоссе со стороны Шклова.
   — А по полю объехать твои мины нельзя?
   — Нельзя, товарищ командир. Тут, понимаете, танкоопасное направление. Так что лучше повертайте.
   Старший лейтенант сел в кабину, сочно выругался.
   — Что ж, повертай, дорогой.
   Федор начал разворачиваться, а красноармеец все бегал кругом и кричал:
   — Осторожно! Стой! Дальше колесами нельзя!
   ЗИСу было еще труднее, но он первым выехал к шляху и уступил дорогу полуторке. Теперь надо было пристраиваться к колонне, но никто не хотел подождать, потесниться, чтобы машины, выехавшие из проселка, могли влиться в общий поток. Старший лейтенант, обозленный неудачей на проселке, вскочил на подножку и, выхватил пистолет, выстрелил вверх.
   — Стой! Дорогу машинам со срочным заданием! Огромный газогенератор, груженный неизвестно чем, притормозил. Из кабины высунулась лохматая голова шофера.
   — Знаем твое задание! Драпаешь вместе со всеми? Федор поспешил занять место в колонне. Старший лейтенант с силой захлопнул дверцу и снова сочно выругался.
   — Ты видишь? Не верят! И неудивительно — все неудержимо, как снежный ком с горы, катится на восток. А где остановка? В Москве или на Урале? Я б на месте главного командования всех, кто только может держать оружие, остановил бы на дорогах да в окопы. Больше толку было бы.
   — Оружия не хватает, — заметил Федор. — Мы ведь за ним едем.
   — А где оно подевалось, черт возьми! — гремел заведенный старший лейтенант. — Неужели нельзя было наклепать его вдоволь. Столько заводов по России!
   Федор не поддержал разговора. Он внимательно смотрел на дорогу, над которой иногда вспыхивали ракеты — и тут не обходилось без сигнальщиков. Старший лейтенант, вспыливший на проселке, скоро успокоился. Он тоже стал смотреть вперед. Усталые веки его опускались на глаза, и он спохватывался, вытирая лицо руками, словно желал смахнуть непрошеную дрему.
   У переправы через маленький, но заболоченный ручей образовалась пробка. Небольшой бревенчатый мостик был сломан, машины и повозки ехали вброд и размесили маленькое болотце так, что машины утопали по самые кузова. Тогда все, кто находился поблизости, подставляли плечи и буквально выносили машины на руках. Ожидая, пока впереди идущая машина преодолеет брод, Федор остановился. В этот момент к ним подошли двое в комсоставских фуражках, плащ-палатках, с карабинами, висящими на плечах дулом вниз.
   Один из них вскочил на подножку, осветил фонариком старшего лейтенанта и строго спросил:
   — Куда следуете?
   — Куда надо, — так же строго бросил старший лейтенант. — Патруль НКВД. Ваши документы!
   Старший лейтенант молча расстегнул карман гимнастерки, предъявил предписание полковника Воеводина.
   — Понятно, — сказал военный с фонариком, возвратил предписание старшему лейтенанту. И в тот момент, когда тот застегивал карман гимнастерки, военный с фонариком выстрелил в него из парабеллума. Федор отчетливо увидел парабеллум — ему показывали такой на Буйничном поле, подобранный у фашистского офицера.
   Все это произошло так быстро и так неожиданно, что Федор в первое мгновение растерялся. Он посмотрел на осунувшегося старшего лейтенанта, который не успел произнести ни единого слова, и, схватив свою самозарядку, выскочил из кабины и бросился к ЗИСу. Оттуда уже бежали Иван и Эдик.
   — Старшего лейтенанта убили!
   — Кто?
   — Переодетые диверсанты.
   Втроем они бросились через ручей, утопая в грязи, выскочили туда, где собралось побольше людей — гражданских и раненых красноармейцев, способных передвигаться.
   — Среди нас диверсанты! — громко крикнул Федор. — На них плащ-палатки.
   — Диверсанты! Диверсанты! — понеслось по дороге. Где-то впереди и в стороне раздались выстрелы, и люди снова принялись толкать буксующие грузовики.
   Федор сказал ребятам: — Пошли к машинам.
   — Что будем делать без старшего лейтенанта?
   — Ехать, — ответил Федор, — не он, так другие должны выполнить приказ.
   Подошли к полуторке. Иван стал на подножку.
   — Где у него документы?
   — В гимнастерке... — Федор влез в кабину и снова поставил у ног свою самозарядку.
   Иван расстегнул гимнастерку, достал предписание полковника Воеводина и положил себе в пиджак.
   — Будут спрашивать — покажу.
   — Но ты ведь не старший лейтенант?
   — Какая разница. Главное, куда следуют машины.
   — А как же быть с ним? — Федор кивнул на старшего лейтенанта.
   — Не выбросишь среди ночи. Человек ведь, — глухо сказал Иван. — Придется везти, а там видно будет.
   — Ты потерпи, Федя, — заметил Эдик.
   — Конечно, — недовольно согласился Федор. — Попробовали бы вы сами ехать с мертвым по этой дороге...
   Но хлопцы уже не слышали. Они поспешили к своему ЗИСу. Федор посидел еще немного и, видя, что дорога впереди освобождается, завел мотор. Он чувствовал прилив безысходной злости, оттого что так неожиданно погиб этот незнакомый старший лейтенант, что им не удалось даже напасть на след диверсантов, что они так медленно добираются до базы снабжения.
   Федор нажал на газ. Машина взвыла и со стоном рванулась через болотце. Ее качнуло вправо, влево, потом подбросило вверх, и вот она снова в песчаной колее, глубокой и вязкой.
   Во время толчков тело старшего лейтенанта сползло на плечо Федору. Федор с трудом отодвинул его на место, как живого, и от этого прикосновения ему вдруг захотелось поговорить с этим, ушедшим из жизни человеком, как с живым.
   — Вот видите, как все получилось, — говорил Федор, не глядя в сторону старшего лейтенанта. — А вы боялись, что вас расстреляет полковник Воеводин за невыполнение приказа. А у вас, наверное, жена и дети в Могилеве. А может, они успели уехать куда-нибудь на восток? Все равно они ждут отца и волнуются. Не говоря уже, конечно, о жене. Вон у меня есть одна хорошая знакомая, даже любимая моя, Катюша, так она до сих пор помнит своего погибшего мужа и будет помнить всю жизнь. Вот какие дела...
   Колея стала мельче, машина пошла легче. Федор посмотрел на старшего лейтенанта — он, казалось, слушал и дремал.
   — Вы, конечно, не знаете Кати, — продолжал Федор. — И я сегодня могу признаться, что не знаю ее. То мне кажется, что она без меня тоскует, что наши встречи приносят ей радость, то, наоборот, я вдруг чувствую себя лишним и ненужным человеком. У вас, наверное, не бывало такого. А у меня сложно. Не знаю теперь, что с ней и как. Там проходит фронт. Выживет ли она с ребенком в этом аду?
   На востоке начало алеть. Наступал рассвет, а до базы снабжения было еще далеко. Рассвет — это вольная воля для истребителей и желтобрюхих бомбардировщиков. Что будет на этой запруженной дороге с рассветом?
   Вскоре колонна остановилась. Впереди послышалась винтовочная и пулеметная стрельба. Побежавший туда Иван принес известие — наши части завязали бои с фашистскими мотоциклистами. Откуда они взялись? Слух о мотоциклистах облетел всю дорогу. Люди бросились прочь — в перелески, луга, в заросли хлебного поля. Федор, Иван, Эдик и шофер с ЗИСа собрались у полуторки. В отсутствие старшего лейтенанта Иван взял командование на себя.
   — Говорят, влево по проселку можно еще проехать в сторону Чаус. Попробуем?
   Они вынесли из кабины тело старшего лейтенанта. Оно застыло в сидячем положении и не разгибалось. Ребята посадили его у дороги спиной к дереву и сняли шапки.
   — Простите, что так получилось, — сказал Федор. — Хоронить некогда.
   Они обогнули остановившиеся на дороге машины и вскоре выехали на узенький проселок. Был он какой-то заброшенный, ненаезженный. На колее успела вырасти молодая трава. Но зато он был совершенно свободен, и хлопцы гнали как только могли.
   За треском и грохотом кузова Федор не услышал выстрелов, и только посыпавшееся лобовое стекло вовремя предупредило об опасности. Федор изо всей силы нажал на тормоза.
   Полуторку занесло в сторону. Они с Иваном вывалились из кабины в густую зрелую рожь, что поднималась вдоль дороги.
   Федор услышал из ближайшего перелеска очереди крупнокалиберного пулемета. Он увидел, как неуправляемый ЗИС с ходу налетел на полуторку. Раздался взрыв.
   — Эдик! Эдик! — истошным голосом закричал Иван. — Эдик!
   Кто-то тяжело бежал во ржи. Хлопцы вскинули винтовки.
   — Что вы орете? — спросил, запыхавшись, Эдик. — Опередили нас, гады.
   — Ты что, ранен? — спросил Иван, увидев на шее и лице Эдика кровавые пятна.
   — Как будто нет... — ответил Эдик и на всякий случай попробовал руки и плечи.
   — Пятно у тебя на лице, — заметил Иван.
   — Это не моя кровь. Шофера. Убили первой очередью...
   Выстрелы из перелеска начали приближаться. Ребята увидели, как, подминая под себя спелую рожь, на дорогу осторожно выползла танкетка с черными крестами. За чей еще одна и еще.
   — Придется отходить на Могилев, — проворчал Иван.
   — А база снабжения? — спросил Эдик.
   — Ты что, слепой? — Федор вытер вспотевшее лицо. — Теперь база в их руках.
   Иван сплюнул и ожесточенно потер лоб:
   — Пошли. Видите, хлеб загорелся...
   Огонь из грузовиков переметнулся на спелую рожь. Легкий ветерок легко раздувал пламя, и оно, зловещее и беспощадное, двигалось на хлопцев.
   Танкетки снова открыли стрельбу, но в горящую рожь не двинулись.
   Когда хлебное поле кончилось, ребята вышли на маленький лужок, заросший невысоким ивняком. В ивняке журчал ручей.
   — Тот, наверное, который мы переезжали. — Федор набрал в пригоршни воду, с удовольствием сполоснул лицо, упал на траву, широко разбросав руки. — Эх, вздремнуть бы часок.
   Эдик умылся и прилег в тени ивняка. Рядом опустился Иван.
   — Могилев окружен, — словно про себя проговорил Иван. — Надо во что бы то ни стало пробиваться к своим.
   — На восток? — осторожно спросил Эдик.
   — Ты что? — возмутился Иван и встал с места. — Географии не знаешь? Федя, подъем... На дорогу не возвращались — знали, гитлеровцы рвутся прежде всего к магистралям — железнодорожным, шоссейным и даже грунтовым, если по ним можно двигаться технике. Шли едва заметными тропками, иногда заброшенными, которые едва угадывались. На одной такой тропке они наткнулись на красноармейскую засаду.
   — Документы! — потребовал младший сержант, молодой, совсем безусый парень.
   Иван второпях подал предписание полковника Воеводина. Младший сержант прочитал, бросил взгляд на Ивана и спросил:
   — Струсили, товарищ старший лейтенант?
   — Почему струсили? — Иван недоумевал.
   — Переоделись в гражданскую и драпать? Иван скупо улыбнулся:
   — Во-первых, я не старший лейтенант. Он был с нами, но погиб.
   — Вот как! — словно обрадовался младший сержант. — Нынче ваш брат кем только не прикидывается. Сдать оружие!
   Хлопцы бросили винтовки на землю.
   — А вы кто такие? — гневно спросил Иван. — Мы ведь вас тоже не знаем. Одни вот такие проверили документы у нашего старшего лейтенанта, и будь здоров...
   — Разговорчики! — прикрикнул младший сержант и приказал одному из красноармейцев: — Пойдешь со мной. А вы — вперед!
   Хлопцев привели на опушку борового леса. Невысокого роста, щупленький, чисто выбритый и подтянутый капитан сидел над развернутой картой с красным карандашом в руке. Левая рука была забинтована и висела на перевязи.
   — Разрешите доложить, товарищ капитан. Капитан поднял красные усталые глаза.
   — Неизвестные, товарищ капитан, а при них вот этот документ.
   Капитан взял правой рукой предписание Воеводина, пробежал его глазами, усмехнулся:
   — Подмахнули за Воеводина?
   — Почему за Воеводина? — не понял Иван.
   — А потому, что он комендант Могилева и прекрасно знает, что вчера еще Чаусы заняты фашистами и посылать на базу снабжения людей не имело смысла.
   — Мы ехали на двух машинах... — заметил Федор. — Но нас обстреляли, и мы возвращаемся назад. Вот такие дела...
   — Неплохо придумано, — усмехнулся капитан. — Веди их к особистам. Там разберутся.
   Особист — болезненного вида, сутулый лейтенант — хмуро посмотрел на хлопцев, взял принесенную младшим сержантом бумагу Воеводина и распорядился:
   — Платонов, примите оружие! А вы, младший сержант, можете продолжать службу.
   Младший сержант повернулся, бросил на хлопцев недобрый взгляд и ушел.
   — Платонов, — снова позвал особист, — обыщите их. Подошел Платонов — рослый, стройный брюнет лет тридцати, со строго сдвинутыми черными бровями.
   — Раздевайтесь, — сказал он ребятам каким-то извиняющимся тоном.
   — Совсем? — с недоумением посмотрел на него Эдик.
   — Останетесь в трусах, — прежним тоном сказал Платонов и стал в сторонке, направив на ребят карабин.
   — С ума сошли... — ворчал Иван, снимая ботинки, брюки, пиджак.
   — У нас так положено, — спокойно сказал Платонов, с любопытством разглядывая хлопцев.
   — Какие еще есть документы, кроме этого предписания? — устало спросил лейтенант.
   — Вот, комсомольские билеты... — сказал Платонов.
   — Ну, давайте, выкладывайте все начистоту.
   — А что нам выкладывать? — зло проговорил Федор. — Мы студенты Могилевского пединститута — бойцы народного ополчения. Получили приказ доставить с базы снабжения под Чаусами боеприпасы и оружие в Могилев и поехали под командованием старшего лейтенанта, на которого выдано предписание. Но фашисты уже перекрыли дорогу. Вот и все.
   — Легенда подходящая, — хмуро бросил лейтенант.
   — Какая это легенда, черт побери, когда это чистая правда? — взорвался Иван.
   Лейтенант испытующе посмотрел на него:
   — А чего ты горячишься, парень? Горячкой ничего не докажешь. Платонов, проверь одежду как следует, пока я их комсомольские документы посмотрю. Осмоловский Федор Михайлович, билет выдан Могилевским горкомом в 1938 году, Стасевич Эдуард Семенович, Ледник Иван Матвеевич... — Лейтенант как-то вдруг оживился, еще раз внимательно глянул на хлопцев.
   — С одеждой все в порядке, — сказал Платонов, — наша, отечественная, живого места нету.
   — Ясно, одевайтесь. Который из вас Ледник?
   — Я, — сказал Иван. Лейтенант прищурил глаза:
   — А кто из Ледников у тебя еще есть в семье?
   — Мать, — ответил Иван, — да еще брат Виктор. Был Виталик, но лет десять тому назад умер.
   — Виктор? Он жив?
   — Жив, — ответил Иван. — ЦК послал на Гродненщину партизанить.
   — Платонов, — так же негромко приказал лейтенант. — Дай хлопцам поесть, верни оружие и сбегай на склад, может, обмундирование завалялось новое. А то видишь, до чего хлопцы доносились.
   — Вы знаете Виктора? — оживился Иван.
   — Знал. Много лет. А потом пути наши разошлись. Молчаливый до этого Эдик не выдержал:
   — Виктор — это случайность. А если бы вы не знали его, что с нами было бы?
   — Может, расстреляли бы, — спокойно ответил лейтенант,
   — Безобразие! — возмутился Эдик. — Погибнуть от своих.
   — А теперь трудно разобраться, кто свой, кто чужой... Курите? — Лейтенант протянул пачку папирос, и Федор с Эдиком с жадностью закурили.
   Когда хлопцы поели, отлучившийся на время невозмутимый Платонов доложил:
   — Склад наш пропал, товарищ лейтенант, так что с обмундированием ничего не получится.
   — Как это пропал?
   — А вот так. Захватили его фашисты в Благовичах.
   — Не надо нам ничего, — сказал Иван. — Мы уже привыкли к своему, а новенькое будет еще подозрительнее.