Горюнов Андрей. Варяжский десант

   — Я первый раз ощутил себя полезным людям! — восторженно признался поросенок. — Действительно полезным: они ведь так давно не разминались! А тут, считай, спартакиада, многоборье! Я оказался полезным!
   — Причем простым людям! — заметил Николай.
   — Трудовому народу! Редкий анимированный интерфейс может этим похвалиться!
   — Бесспорно! Представляешь, как они сейчас счастливы — под прикрытием леса!
   — Это я сделал их счастливыми! — подчеркнул поросенок. — Ведь я мог бы продолжать… Летал бы сейчас над лесом…
   — Да нет, ты совершенно верно поступил. Мы выполнили свою задачу. Раз. И мы сделали целое племя — попутно — счастливым. Два.
   — Я понял, Коля, понял! — восторженно тараторил поросенок. — Счастье — это не когда тебя понимают. Счастье — это когда тебя нет!
   — Что верно, то верно. — Коля потянулся, зевнул и, решительно плюхнувшись в кресло хронопилота, положил руки на штурвал. — Второй этап нашей программы — подготовка к встрече варягов.
   — А что только что было? Сейчас? — растерялся поросенок.
   — Зачистка территории. Теперь предстоит уборка мусора, создание интерьера встречи, экстрима и интима. Что в этом случае играет ключевую роль? — спросил сам себя Аверьянов и сам же себе ответил: — Кадры! Кадры решают все!

* * *

   Девочки — Варя и Елизавета, — остановившиеся возле кока-кольно-хот-догского киоска на Тверской, искали хорошую тему, чтобы здесь, на свободе, всласть поговорить о своем, о наболевшем.
   Они всего месяц назад приехали в Москву: Варя — из-под Полтавы, а Елизавета — из-под Кишинева, так что наболевших тем у них было более чем достаточно. Но большинство тем общего содержания, объединяемые одним названием: «А у нас еще хуже!» — были давно уже замылены до жути и находились под негласным запретом. Конечно, они портили настроение, кровь, а значит, и кожу, и рожу, увеличивая и шелушение, и «секучесть» волос, всех волос, в том числе и волос на голове, то есть видимой всем прически.
   Говорить на работе следовало только о приятном.
   — Слышала, в среду Ольгу братаны сняли, вывезли в шикарный пансионат, там всю ночь вчетвером пялили, а утром, по дороге назад, подарили ей тонну баксов, а когда взяла, остановили джип, вытащили и дали ей прямо у трассы таких кренделей, что она уже вторые сутки в реанимации отсыпается на пента… пента… забыла! Ее там колют, чтоб спала. Вот мне бы так… — Лиза потянулась, зевая.
   — А баксы?
   — Тут самое смешное. Братки ее так в восемь ног метелили, что даже баксы потом отобрать забыли! И отоспится теперь, и с приданым!
   — Ну, брось — в больнице, конечно, украли.
   — А может, нет? Ее какой-то фермер случайный в больницу привез. В кювете валялась, а он подобрал! Он не дурак, раз он фермер. Небось обыскал ее сразу, первым делом, верно? Ну и бабки-то себе — он-то знал, куда ее везет! А Олька выйдет из больнички, он ее разыщет и отдаст ей! Ну что ты ржешь? Ты что, «Алые паруса»-то не читала?
   — Нет.
   — Ну да?! Ты и книжки-то в руках не держала небось ни разу в жизни?
   — Держала. Медицинскую. Когда продавщицей на рынок устраивалась.
   — Чего ж ты ушла-то оттуда? На рынке с черными-то — золотое дно, если уметь.
   — Да мне эти черные как раз недостачу и подставили. На восемьсот сорок баксов.
   — И что? — Лизка задумалась на мгновение и тут же удивилась: — А им зачем нужно-то? С тебя же, кроме трусов, и снять-то нечего!
   — А вот они трусы как раз и сняли. Ты угадала.
   — Ну, первый раз, что ли?
   — Тебе бы так. Вшестером… — Варя замолчала, явно не желая продолжать.
   — А потом? — заинтересовалась Лиза.
   — А потом вдвоем, ногами, как Ольку. Месяц кровью ссала…
   Лизка вздохнула, сочувствуя.
   — Я тоже грубых мужчин не люблю. Я бы вот вышла замуж только за доброго парня.
   — Добрые все импотенты.
   — Ну, не добрые, а такие, которые относятся к тебе не как к куску мяса в кружевах, а как к божественному созданию, как тоже к человеку. Ведь девушка — такая же, как и ты сам…
   — Если он считает, что девушка — такая же, как он сам, то сам он — пидор!
   — Почему ты, Варя, так плохо относишься к людям? Что, скажешь, не бывает таких мужиков, которые все несут в семью? У которых красивый дом или роскошная квартира? С утра до ночи которые работают, домой приносят цветы и подарки? За ними, как за каменной стеной: любой из них и за себя постоять может, и тебя никому в обиду не даст. Что, скажешь, нет таких?
   — Есть. Это бандиты. Домой жене — цветы, а тебя на обочину вытащит с друганами из джипа, поставит в стойку…
   — Даже слушать тебя не желаю! Возьми, Варя, Грина, прочти «Алые паруса». Там простая девочка, рыбачка, Ассоль, ждала все свое детство Принца. А когда ей исполнилось восемнадцать, Принц приплыл на паруснике с алыми парусами и взял ее к себе на палубу…
   — … Привязал к мачте и — всей командой, по очереди! А потом отмудохал, конечно… Да так, что паруса у ей в глазах позеленели… — закончила Варя.
   — Я ненавижу тебя, Варька!
   — Ай, брось ты! Все они одинаковые. Вон, смотри лучше, какая машина едет! Свадебная! Вся в цветах! Жених-невеста, куклы на капоте!
   — Вот видишь, живут же люди!
   — Люди-то живут. А мы с тобой, Лизок, существуем…
   — Здравствуйте, девочки! — поздоровался Аверьянов, выходя из белоснежного лимузина «линкольн» на одиннадцать мест, содержащего TV, Video, бар, караоке 3-AN System C2004. — Как вы насчет с ветерком прокатиться?
   — А далеко катиться-то? — поинтересовалась практичная Варя.
   — Не близко, врать не буду. До понедельника, на трое суток. К морю.
   — К морю?! — восторженно ахнула идеалистка Лиза, но тут же спохватилась: — А бить вы нас будете?
   — А надо? — поинтересовался Коля.
   — Не надо! — Лиза махнула рукой примирительно. — Мы ведь и без битья на все согласны…
   Но Варя оказалась не столь сговорчивой:
   — А что так — к морю, трое суток? Какая в том необходимость?
   — Ну, мы на море фильм снимаем как бы… — пояснил Николай. — Художественный. Скрытой как бы камерой…
   — И мы сниматься тоже будем?! — ахнула от восторга Лиза.
   — Что значит это ваше «как бы»? — сухо поинтересовалась Варя, не разделявшая восторг подруги.
   — Это ничего не значит, девушка… так просто теперь молодежь говорит: «Однажды Красная Шапочка пошла в темный лес как бы к бабушке, чтобы отнести ей молочка, творога и пирожков как бы с мясом…» Неужели не слышали? Я, кстати, тоже не понял, девушка, в свою очередь, — Коля галантно поклонился Варваре, — вы как бы за или вы как бы против поездки к морю? Ведь если вы не хотите, то ничего как бы страшного не произойдет, я найду вместо вас как бы других…
   — Ну-ну-ну-ну! — пошла на попятную Варя. — Я не сказала, что отказываюсь!
   — Тогда — вперед! — распахнув дверь лимузина, пригласил Николай.
   — Ты что? — удивилась Варя. — Сначала надо заплатить.
   — Садись в машину — сразу заплачу. Не здесь же мне платить, на людях? — Коля оглянулся на густой поток прохожих, многие из которых с интересом кидали взгляд в их сторону и в тот же миг отводили. — Или вы что, не верите?
   — Не нам платить-то! — Варя скосила взгляд в сторону кока-кольно-хот-догского киоска. — Ты что же, первый раз, что ль?
   — Ну, как бы да, — уклончиво ответил Коля. — Я из провинции.
   — Вот то-то я смотрю…

* * *

   — А ты, смотрю, совсем не при делах, — хмыкнул киоскер, продавец хот-догов, принимая от Николая шестьсот долларов. — Сам посчитай: на трое суток, двух девок. По сто за сутки. Потому что оптом. Потому что — срок. А на ночь одну дробь одну было бы двести. Да ты поезди, спроси у других: найдешь дешевле, я разницу отдам…
   — Да ты не понял, я как раз и сказал именно это — недорого.
   — Оптом всегда дешевле.
   — Чем больше, тем дешевле, что ли?
   — Конечно.
   — То есть рота втрое дешевле взвода обойдется?
   — Особенно если на несколько ночей сразу.
   — Не знал. А то ведь мне много надо…
   — А «много» — это сколько?
   — Штук сто пятьдесят.
   — Ого!
   — Ну, сто сорок это точно, за этими морем придут… И еще, конечно, скрилинги привалят, — прикинул Коля. — Давай двести.
   — Ты так бы и сказал сразу. — Продавец взял мобилу. — Ты клиент очень серьезный. Глядишь, мы тебе сами еще заплатим.
   — Не понял?
   — Ну, не ты нам, а мы — тебе. Я шучу, конечно. Но вроде того — знаешь ведь: в каждой шутке есть доля шутки. Сейчас коллегам-конкурентам позвоню, друзьям заклятым… Если действительно двести возьмешь, да на трое суток, тебе, поди, баксов по пятьдесят за шалашовку выйдет, не дороже… Привет, Тимур Альфредыч! — Продавец уважительно кивнул, прижимая мобилу к уху. — Здесь оптовый заказ подплыл… на свадебном «линкольне», понимаешь, шутка ли… На трое суток двести девок… Я сам сначала не поверил. Конечно, налом, какой кредит? Я разве с дуба рухнул? Только кэш. Стопроцентная предоплата. Ваш подход понял! Я с ним согласен. Конечно! Хорошо! Придержимся того же мнения. И ему поклон передавайте. Рад за него: должность завидная. Салют! Ну вот что, дорогой, — обратился продавец к Аверьянову, спрятав сотку. — Берешь двести и на трое суток — мы отдаем по сорок баксов за шалашовку в сутки. А если всех их замуж там выдашь, так сказать, — приезжай, еще две тонны получишь назад от Тимура и от меня, — ну, если ни одна из них больше сюда не вернется.
   — То есть? — насторожился Коля.
   — То есть приз. Нас новые девки подпирают, новый товар — два поезда на той неделе приехали.
   — Откуда приехали?
   — Да из ближнего зарубежья. Ты что, больной? Там же вообще жить невозможно. И жить невозможно, и сдохнуть дорого. Все сюда летят.
   — Понятно…
   — А девочки — чудо! Их ставить надо, клиенту ж новье все время подавай. А эти… — продавец кивнул в сторону Елизаветы и Варвары, — это уже сервизы фарфоровые… эпохи Дзынь, ты понял? Они уже — все! Отговорила роща золотая. Примелькамшись клиенту. Так что… завезешь их куда и бросишь, убьешь, замуж выдашь или в рабство продашь — нам все равно. В течение месяца не вернулись — все! — тебе две штуки, без базара.
   — Да я не киллер! — возмутился Аверьянов.
   — И я не киллер! — радостно подхватил продавец. — Я сутенер. И я тебе дело говорю. А ты уж думай сам. А то вон — «киллер»! Да разве киллер за две тонны… Насмешил! Да двести шалашовок в Подмосковье с «калаша» тебе любой москвич за пятьсот баксов в ближайший ров теплотрассы положит с радостью! А киллер — человек серьезный, ему сто тысяч дай. Но киллер шушеру мочить не станет, лицо терять. Вот ты и думай, если ты на «линкольне» свадебном приехал… Тебе зачем самому-то двести девок надо?
   — Ну, замуж выдать, если честно.
   — За иностранцев — угадал?
   — Ну, угадал!
   — Причем, мне кажется, за скандинавов — верно?
   — Шерлок Холмс в тебе умер…
   — Видишь, опять попадание! А почему? Северные «горячие парни» от наших южных балдеют — от украинок, молдаванок… Какую ни возьми — огонь девки, а если у нее к тому ж и жопа как тормозной парашют — ну, тут вообще — руби концы! Арабам, что им? Им нужно белочек, понимаешь? «Со снопом волос твоих овсяных…» Шииту, ваххабиту и прочему рахат-лукуму подавай тростиночек, шахидочек, он на бабу с пiд Полтавы, с грудями как у сфинкса, не полезет. А я смотрю, ты на Варюху глаз положил — все ясно, норвежцы либо шведы у тебя в прицеле!
   — Точно.
   — А вот хочешь знать, кого китайцы ценят больше риса и собак?..
   — Слушай, ты прости, мне некогда. — Николай протянул в окошко восемь тонн баксов. — У меня тут как бы самолет…
   — Понятно. Тогда вон Варьку и Лизку сажай, они тебе все точки дислокации покажут. Отбираешь двести, какие на глаз лягут, на выбор, на свое усмотрение! Там дальше, увидишь, стоят, ну ва-аще, есть таки-и-е! Ахнут твои викинги! От счастья обделаются!
   — Хотелось бы! — согласился Аверьянов.
   — Да мы ж с тобой профессионалы, я гляжу!
   — Спасибо! Вот так комплимент!
   — Тебе спасибо!

* * *

   Сев рядом с водителем «линкольна», Николай поставил ему задачу:
   — Едем, собираем девиц, ну таких, которые…
   — Да понял. Их одно время во дворы с тротуаров сдвинули, но теперь, смотрю, опять повылезли. Отстегнули, видать, — опять вернисаж!
   — И везем их к памятнику Пушкина, на Пушкинскую. Как двести девок соберем — за двадцать ходок приблизительно, — так едем к загсу.
   — Ух! — Водитель «линкольна» уважительно качнул головой. — Планы у тебя — громадье, чувствуется, как у Ленина в семнадцатом…
   — А то!
   — Ну тогда как бы и у тебя такая же херня не вышла бы…
   — Не волнуйся. Если и будет хреновато, то как бы не здесь…
   — Так все говорят сначала, — кивнул водитель и тронул свой белоснежный лайнер уолл-стритов и бродвеев вдоль Тверской. — «Ах вернисаж, ах вернисаж… Какой портрет, какой пейзаж… Вот кто-то в профиль и анфас… А у меня один лишь бакс…»
   — А вы вот про «Красную Шапочку» рассказывали, — спросила Лиза у Николая, когда машина тронулась. — Вы ее сами читали или по телику видели?
   Николай обернулся:
   — Сыну читал, лет десять назад.
   — Импотент, — глядя в пол, прислонившись плечом к Лизке, прошептала Варя.
   — А сами вы режиссер? — спросила Лиза Николая. — Фильм, вы сказали, снимаете…
   — Режиссер… — согласился Коля. — Но и сам тоже играю роль.
   — Ой! А какую?
   — Я играю роль капитана.
   — Капитана корабля или подводной лодки?
   — Капитана спецназа.
   — А-а-а… Боевик…
   — Блокбастер.
   — А блокбастер — это про что?
   — Даже не знаю, — признался Николай.
   — Блокбастер — это не про что. Это фильм с неопределенным жанром, — пояснил водитель. — Если с английского перевести, то блокбастер — это просто фильм с огромным успехом. Специально выяснял. Вся наша жизнь — блокбастер.
   — Ага, — кивнула Варюха. — Это у тех, кто, как ты, на «линкольнах» разъезжает. А у меня жизнь — один фильм ужасов с комедией под мышкой.
   — А зачем для одного фильма так много героинь понадобилось? — спросила Лиза громко. — Зачем вам двести девушек нужно?
   — Лично мне девушки совершенно не нужны, — кинул ей, не оборачиваясь, Аверьянов.
   — Педик, — с грустью в голосе констатировала Лиза.
   — Пожалуйста, вот вам и шлюхи, товарищ бандит, — повернулся водитель к Аверьянову, останавливая лимузин.

* * *

   — А это главная улица Москвы — Тверская, — объяснил Алеша, подмигнув Олене сквозь стекло заднего обзора. — И тоже, видишь, сплошь все магазины.
   — Куда все люди так спешат? — поинтересовалась Олена, ласково поглаживая свой «Набор туриста», который она уже повесила себе на шею. — Как будто у них у всех недоеная корова дома осталась.
   — Такой ритм жизни тут. Шальной немного, верно?
   — А вот смотри, девушки стоят и никуда не спешат! И ничего не покупают! Ох, какие красавицы!
   — Это точно…
   — Они, как и мы, приезжие?
   — И да и нет… В основном приезжие. — Катя решила больше не закруглять углов. — Это проститутки.
   — И вот, и вот, и вот! Тоже? Очень красивые!
   — Естественно! Им надо продать себя повыгоднее, подороже.
   — Куда продать? — испугалась Олена. — В рабство?
   — Конечно, нет! Вернее, не совсем в рабство.
   — На поденщину?
   — Да вроде. Только «поденщина» от слова «день», а они на ночь продаются. — Катя запнулась, не зная, как объяснить. — Ну, блуд по-вашему, или я не знаю, как сказать… Ну, за денежки, с мужиком… Понимаешь?
   — Чего же не понять? — вздохнула Олена. — У нас это тоже есть… Есть, есть! Не такие уж мы от вас отсталые. В каждом крупном селении, почитай. А уж на ярмарке, осенью, сплошь все скоморохи да блудницы…
   — Ну да, — кивнул Алексей. — Древнейшая профессия. Да и, кроме того, у нас всю жизнь сплошная ярмарка, вот тебе и пожалуйста…
   — Только ведь им ворота-то дегтем намажут! — со слегка торжествующей интонацией сказала Олена. — Возьмут ночью и вымажут.
   — У них нет ворот. Они в квартирах живут, как мы. Кто — в своих, а кто у других людей квартиры снимает…
   — Квартирную дверь, значит, и вымажут дегтем! — пожала плечами Олена. — Какая разница?
   — Да где ты деготь-то возьмешь? — удивился Алексей. — Его уж лет пятьдесят в помине нет!
   — Вот поэтому у вас их так и много — ворот нет, дегтя нет, — констатировала Олена. — И страха, значит, нет, раз Бога куполами ослепили!
   — Ну хватит, ты не заводись. Вон, смотри, свадебный кортеж нам навстречу едет!
   — Ух ты, какая машина! Вся в цветах!
   — Это «линкольн» на одиннадцать мест, со встроенным телевизором, видаком, баром и с караоке — 3-AN System C2004! — дал справку Алеша.
   — У нас на такой машине жених за невестой в день свадьбы приезжает, сажает ее рядом с собой и в церковь под венец везет! — похвалилась Катя.
   — Ну уж не все так, — поправил ее Алексей, скидывая скорость, чтобы Олена успела как следует рассмотреть чудо-автомобиль. — А только очень богатые. Ну, или если невеста уж очень красивая! — подмигнул он Олене в зеркало заднего обзора.
   В свою очередь и «линкольн», словно желая себя получше показать, снизил скорость, подплыл к тротуару и замер.
   — Ой! — охнула Катя. — Смотрите!.. — и в тот же момент прикусила язык.
   Но было поздно. Все увидели, как из «линкольна» бодро выскочил Николай и, подцепив трех девушек, быстро охмурил их, что-то воркуя всем трем сразу. Затем, подсаживая и придерживая каждую за талию, он усадил девиц в машину…
   Явно довольный уловом, Николай потер руки, посмотрел вверх, то ли что-то считая, то ли прикидывая, а затем удовлетворенно, видно, хмыкнул и нырнул вслед за девочками в чрево свадебного лимузина. В ту же секунду «линкольн» тронулся. Все было исполнено в четком, стремительном темпе: ребята не знали, что эти трое были уже из четырнадцатой группы и что, усадив в «линкольн» за последний час более ста тридцати девиц, Коля, конечно, успел набить руку и поставить вступительно-ознакомительную речь на высочайший профессиональный уровень.
   Ему предстояло сделать еще много до вечера, и он торопился.
   В салоне «опеля» повисла тишина. «Вот это да! — подумал Алексей. — Поехал к викингам — очень похоже, ха-ха!.. “Нужно на время скрыться от Коптина, от хроноразведки…” — Алексей процитировал отца по памяти. — Ну и ну!.. А ведь он натянул нос Коптину: тот-то считает, что отец в десятом веке, в Америке, на хроноразведку пашет, а он… Вот уж и вправду в голову-то не придет его тут искать. Молодец, папа! Ничего не скажешь! Хотя ведь, может, он и не скрывается, а просто оттянуться решил. Лицо у него довольное до соплей… Да и вообще, как капитана получил, так словно его подменили. А дальше ведь… Если дальше подумать — к чему все это ведет? В целом-то, если подумать, — просто кошмар!»
   Чувствуя, что ему надо отдышаться, Алешка резко свернул в Малый Гнездиковский и встал, проехав метров сто по этому тихому переулку.
   Мысли в голове носились вихрем. Картины детства, связанные с отцом, только с отцом и больше ни кем, кроме отца, грозили выпрямить все мозговые извилины и разорвать мозги изнутри.
   Внезапно все мысли, все картины исчезли, погасли в сознании.
   Алексей увидел вдруг себя самого сидящим во дворе за столиком, прямо напротив Коптина.
   Коптин молчал, но взгляд его был испытующим.
   «Нет, — решил Алексей. — Здесь что-то не то. Не то! И, во-вторых, так нельзя! Каждый имеет право на объяснение. Заочно осуждать может только гад, только тот, кто хочет осудить, кто осудил уже в душе».
   «Психологически здесь действует стремление поднять себя самого в своих же глазах, безнаказанно, а может, и безвинно топча другого. Обычная тяга к самовосхвалению, если разобраться, — сказал в его сознании Коптин. — Такие штуки надо пресекать в себе в корне, если ты мужик».
   — Нет, это не отец был! — сказал Алеша вслух. — А как похож! Ну просто копия, близнец! Я тоже сначала попался: смотрю, да это ж батя! Нет, ни фига! Просто похож.
   Сильный шорох вдруг прозвучал прямо за его спиной.
   Чуть наклонившись вбок и вскинув глаза вверх, на зеркальце заднего вида, Алексей увидел Олену, выхватывающую из «Набора туриста» нож и бьющую им себе в сердце…
   Он ничего не мог сделать — он не успевал никак.
   Катя, сидевшая рядом с ним, по диагонали от Олены, успела выбросить руку между спинками передних кресел и ухватить двумя пальцами Олену за рукав: удар, потерявший на излете силу, был сорван.
   В ту же секунду Катя отлетела на заднее сиденье.
   В полете, наваливаясь на Олену, Катя успела увидеть, как та, откинувшись всем телом назад, уклоняясь от ее броска, крепко зажмурив глаза, успела с нечеловеческой силой полоснуть себя ножом по горлу…
   «Все! — Поймав и подмяв под себя руки Олены, Катя почувствовала, что от напряжения вдруг ослепла: в глазах был только серый фон с черными пятнами и мелкими яркими головастиками. — Если сонную артерию вскрыла — ничто ее не спасет!»
   Высвободив руку, Катя завела ее вверх, за затылок Олены, и пригнула ей голову, чтобы хоть как-то снизить кровопотерю: сейчас кровь рванет — обильно, бурно.
   Рука Катерины не ощутила влажности. Не было и ощущения тепла чужой крови.
   «Крови почти что нет. Отлично!» — мелькнуло в сознании.
   Зрение вернулось к Кате так же резко, как и пропало секунду назад: будто кто-то включил ее глаза.
   «Как странно!» — подумала она.
   Крови на груди Олены не было ни капли.
   Где кровь? И что теперь делать?
   Первое — это лишить Олену инициативы. Если она сейчас вскинет голову, то тут же кровь хлынет ручьем. А если нет, то, может, удастся дотянуть до «скорой».
   Ее надо шокировать, обессилить!
   Катя знала по рассказам отца о буднях горячих точек, что в подобном состоянии можно и нужно молоть что угодно, хоть полную чушь, сбивая с настроения, растормозить, свести с «тропы», хоть что, ну, хоть ударить по щеке — нет-нет, нельзя: по роже дашь — из горла брызнет… Лучше наврать, укусить за нос, нет-нет, тоже плохо: за нос укусишь — мордой мотнет, и хлынет тут же… Вот, блин, субботка выдалась!
   — Держи ее, Катька! — Алексей уже открывал дверь и выскакивал из машины. — Лепи ей что-нибудь!
   — Что? Ничего не приходит на ум!
   — Да что угодно. — Алексей? раскрыв заднюю дверь, схватил Олену сзади, склоняя ей голову вперед. — Неси что хочешь, надо вывести ее из тупика, из ступора!
   — Ты дура! — взорвалась Катя, впадая в какое-то пограничное состояние между истерикой и сумасшествием. — Ты больная! Ты бы сначала узнала, зачем он проституток ловит!
   — А зачем он проституток ловит? — еле слышно прошептала Олена, не открывая глаз.
   — Зачем-зачем! Зачем все, за тем и он! Вчера родилась, что ли? С луны свалилась? Из Чикаго приехала?! Чокнутая! — Катя почувствовала, что ее несет не туда, и круто сменила направление мысли: — Зачем все, абсолютно все проституток ловят?! И у нас, и за Уралом?! Начальство требует — лови!!! Приказ! Закон! Статья седьмая Конституции: ловить-поймать! Тут равноправие! Устав! Он офицер! Он служит Родине! Он ловит проституток, раз сказали! Страна сказала — солдат поймал! Население когда еще дубину народной войны найдет-поднимет! А офицер уж тут как тут!
   «Во, Катька! — подумал Алексей, выпадая в осадок от напора демагогии и пустобрехства. — Папина дочка: от четырех комиссий отбрехаться — как делать нечего!»
   — Он в действующей армии! На действительной службе! — продолжала Катерина в режиме скорострельной роторной пушки. — Кадровый состав! Он выполняет приказ! Он должен, обязан уметь! Стрелять, копать, владеть ножом, зажечь пожар и тут же потушить, на барабане бренькать, танк под водой водить и самолет, по всем рулежкам и без тягача, — да-да! И проституток должен снять уметь российский офицер — причем в одно касание, бесплатно, с первого захода, — ты поняла?! И бабок срубить, и дом сварить, и роды принять-передать-завещать, и лес прочесать, и в метро воровать, с парашютом плясать, на спину — и вприсядку плясать, а не только прыгать с самолета, лечить коров должен уметь, причем по памяти, без подглядывания! Он капитан теперь, он литр выпить должен — и ни в одном глазу! Даже если пивом запивал! Ты поняла?
   — Да, он говорил… — слабым голосом призналась Олена, — что русский офицер должен все уметь делать…
   — Ну вот! А ты ему не поверила! Какое ты право-то имела Николаю Николаевичу не поверить?!
   — Никакого… — согласилась Олена.
   — Ведь он экзамены сдавал по проституткам! А ты подумала — на самом деле?!
   — А я подумала… — кивнула Олена и заплакала. Крови на груди у Олены не было — ни капли!
   — А теперь горло покажи, идиотка!
   — Не надо! — взмолился Алексей, тупо соображая, как вызвать по мобиле «скорую», чтоб она мобильно приехала? Мобильно, но не виртуально? Эсэмэску, что ли, на ноль-три послать?
   — Погоди звонить… — остановила его Катя. — У нее… Она цела.
   Осторожно приподняв Олене подбородок, Катя внимательно осмотрела ее горло и констатировала:
   — Ни-че-го!
   — Вот это нож! — восхитился Алешка. — «Набор туриста»!
   — Ты забыл про дом на экзотических островах… — слабым голосом напомнила Олена. — С бассейном.
   — В бассейне можно утопиться, понял, Алексей? — пояснила Катя.
   — А я считаю, это верно! — Алеша хлопнул ладонями по рулю. — Турист поел? Поел. И решил вдруг зарезаться, представляете? Ну нет — и это учтено!
   — Все учтено… — тихо кивнула Олена.
   — Что ты имеешь в виду? — подозрительно спросила Катя, отвязав «Набор туриста» от шнурка и изымая его из обращения.
   — У вас есть все, — кивнула Олена, судорожно сглатывая подступающие из горла слезы. — Все! У вас в этом мире есть все, что только можно желать… У вас одного только нет…