Страница:
Оторвав взгляд от дисплея, Коля с удивлением обнаружил, что деревце, вырванное им, растет там же, где и росло. Нетронутое! И никаких следов возле него на влажном песке!
— Вот это техника! — Николай подошел к деревцу, внимательно оглядел и его, и песок вокруг. — Вот это работа над ошибками, я понимаю. Это же сколько такой приборчик-то на самом деле стоит? А?
— Несчитано, — ответил откуда-то сверху поросенок, вновь взлетевший вслед за невидимыми лучами, тянущимися от штрих-кодера. — Ты опустил бы прибор. На пояс повесь себе. Там есть защепка. А то я так и буду по облакам летать…
— Извини. — Николай повесил штрих-кодер на пояс, и поросенок спланировал вниз. — Ну ладно. Поэкспериментировали…
— Нет, не совсем еще! — возразил Алексей и, подойдя к деревцу, сломал его пополам. — Посмотри-ка, пап, — то же самое?
— Хорошая идея! — согласился Коля, включая «Предварительный просмотр».
На кухонном столе — черпаки с молоком. Мед и гигантские ломти хлеба.
— Садитесь есть, мальчики! — приглашает к столу Олена.
Он сел, взял ломоть хлеба.
— Медом намажь. Намазал.
— Пей молоко!
Сделал приличный глоток. Хорошее молоко. Вкусное. Бывает так себе, а это их, местного молокозавода. Отличное молоко!
Тишина.
— Вкусное молоко какое! — сказала Олена.
— Да. У нас молоко хорошее, — подтвердил Николай.
— Как в Берестихе, такое же, — кивнула Олена чуть грустно.
— Нашего молокозавода, — пояснил Алешка. Тишина.
— Ну, что будем делать сегодня? — спросил Николай.
— С кем? — уточнил Алешка.
— Сначала позавтракаем, — сказала Олена. — А то пустое брюхо к раздумьям глухо.
Она вдруг фыкнула от какого-то смешного воспоминания.
— Алешка, ты б хоть музыку поставил, — сказал Николай. — А то тишина на уши давит.
— Я сейчас поставлю, — вскочила Олена. — Руки от меда липкие, сполосну…
— Ты кухонным полотенцем для посуды руки вытираешь? — заметил Николай.
— А я все им вытираю, — сообщила Олена, радостно улыбаясь. — Ноги, голову.
— А из ванной-то куда полотенца делись?
— Я их выстирала и спрятала!
— Куда? Зачем?
— В чулан. На старость. На черный день! — с гордостью сообщила Олена, скрываясь в комнате.
— Тринадцатый век… — пошевелил губами Алексей, боясь рассмеяться.
В комнате громко заиграл полонез Огинского.
— С работы звонят! — вскочил Николай. — Прихвати там сотку мою, Олена!
— Это не тебя! — ответила Олена, возвращаясь на кухню. — Это я радио включила.
— Принеси тогда сотку, пожалуйста! Я сам в часть позвоню!
— Это еще зачем, папа? — удивился Алексей. — Ты же в отпуске?
— Коля, мы же все на озеро вместе с Катей собирались поехать. Ты забыл? — сказала Олена.
— И что, пап, то же самое?
— Нет, — с удивлением ответил Николай. — Совсем другое.
Поросенок, лучше, видно, понявший возникшую ситуацию, заметил:
— Отсутствие событий — это тоже событие. Штрих-кодер пискнул и выдал запрос: «Сохранить?»
— Нет! — решительно отреагировал Николай. Штрих-кодер спросил: «Сохранить в качестве параллельного мира, присвоив отдельный штрих-код?»
— А что это значит — «в качестве параллельного мира, присвоив отдельный штрих-код»?
— Ну, это ты как бы оставляешь, резервируешь найденный мир. Случись что, ты в него сможешь перебраться. И он станет твоим основным миром, а этот ты зарезервируешь в качестве параллельного либо вообще уничтожишь, если станет не нужен.
— Понятно…
Нажав «нет», Николай пояснил:
— Мир без музыки нам ни к чему. Даже в качестве запасного.
— Знаю я эту музыку… — ехидно хмыкнул поросенок. — Полонез Огинского называется… Прощай, родина…
— Прощай! — согласился Аверьянов-старший, нажимая на пульте «выкл.».
— Ты что ж выключаешь-то меня? — возмутился поросенок, начав таять. — Ты чего, оху…
Не договорив, он исчез, растворился в воздухе без теда.
— Зачем ты так, папа, действительно?
— Слишком он, Алеш, разговорчивым стал… Да и то, знаешь… Для первого знакомства достаточно. — Николай помолчал. — Так. Принеси-ка, Алексей, канистру-термос нашу из багажника… Надо бы бульончика этого мне с собой прихватить…
— Я чувствую, у тебя план созрел? — спросил Алеша, протягивая отцу канистру-термос.
— Созрел, созрел… Так, полная. Отлично! Пошли. По местам — и полетели.
— Куда? Что ты задумал, папа?
— Да ничего нового. Все как и было решено. Мы сейчас возвращаемся, я тебя высажу дома. Вы с Катей берете Олену — и вместе на экскурсию в Москву. Дня на три. А я тем временем рвану кое-куда… посмотреть обстановку… Вопросы есть?
— Есть. Первый вопрос. Почему бы тебе не посмотреть обстановку там и не вернуться сюда секунду спустя? Вместе бы в Москву и поехали? Олена же ждет. Вместе бы оттянуться на весь день и поехали бы!
— Нет, я к этому, пожалуй, не готов. Я у Олены вызываю завихрение в мозгах, напоминаю ей ту жизнь, Берестиху, и вместе с тем я тут, я современный человек. Ей это трудно воспринять. Она все время будет то вокруг смотреть, то на меня. Вот голова у нее и отвертится. Никакой концентрации. Сплошное сумасшествие. А с вами ей намного проще. Вы вместе съездите концерт там какой посмотреть или купить что-нибудь. Вы — молодежь, вы друг друга лучше поймете. Словом, ясная общая цель. Когда есть ясная цель, то все просто, прозрачно становится.
— Я тебя понял, папа. Ты просто устал от нее немного.
— Не буду врать, и это тоже.
— Я тебя понимаю. Я от Катерины тоже устаю.
— И еще одно, — добавил Николай. — Штрих-кодер параллельных миров я, говоря прямо, спер. Они могут догадаться о том, что я их провел, — ну, начнут меня искать. А меня нету, понятно? Скажешь им — на рыбалку папа поехал… Если застанут меня дома после рекогносцировки, по глазам прочтут, что я в курсе штрих-кодеров их и прочих дел. Или по биотокам там каким-нибудь, раз у них такая техника совершенная. А так — нет и нет. И суда нет. Рыбу поехал ловить. На Селигер. С ребятами, с водкой… Это их успокоит.
— А на самом-то деле куда ты?
— Туда, где им и в голову меня искать не придет.
— То есть?
— В Северную Америку. В девятый-десятый-одиннадцатый век. Викингов встречать.
— Зачем?!
— Как «зачем»? Они же меня именно туда загнать и хотели! А я уперся рогом и смылся от них, прихватив штрих-кодер. Ну и где меня им искать теперь? Где я скрываюсь от них? Да где угодно, только не там. В голову не придет. Это как от ментов, по всему городу рыщущих, в ихней же собственной ментовке на нары залечь. Сроду не найдут!
— Ну ты даешь!
— А что — не так?
— Да так, конечно. Гений!
Тяжело вздохнув, Алексей отследил угасающее дрожание воздуха на том месте, где только что был хронотоп, и, повернувшись, пошел к шоссе.
Шагов через пять его походка уже стала легкой, непринужденной, уверенной: расслабляться нельзя. Жизнь — она не для слабых. Конечно, лучше было бы рвануть сейчас с отцом — в дали дальние. Путешествия, приключения, битвы, ловушки, засады. Победы. Свежий ветер в лицо. Рассветы. Закаты. Утренний туман. Романтика — вот дело для мужчин.
А тут? Чем здесь занимаются мужчины в обычной жизни? С работы на работу. С утра до вечера. Семья, пьянки, футбол… Тоска!
Нет-нет! Работа, водка и бабы — это не для мужиков. Он это еще в детском саду понял.
Но отец что ему сказал? И это стало заданием. Да, оно пока не по душе, это задание. Но если какое-то дело не твое, то ты напрягись и постарайся сделать его своим. Постарайся! Оно обязательно станет твоим, это дело. И тогда работа, водка и бабы отойдут на задний план, а из всех искусств, как писал в свое время Ленин, для нас важнейшим станет вино, кино и домино.
«Да, — поймал самого себя в этом месте Алешка, уже подходя к дому, — с мозгами у меня что-то не того, первобытный бульон еще сказывается…»
— Ну да. Можно просто Алексей.
— А я Коптин Сергей Ильич. Начальник Управления разведтелепортации, из Службы внешней разведки. — Коптин предъявил удостоверение и кинул взгляд в сторону детской площадки, на краю которой стояли стол и лавочки — прибежище доминошников, пустующее в этот час. — Поговорим?
Сев за исписанный и изрезанный стол, они секунд сорок молчали, изучая друг друга.
Поняв, что от Алексея вопросов он не дождется, Коптин решил начать сам.
— Хочу спросить тебя, Алексей, где сейчас твой отец?
— Рыбачить поехал. На Селигер, — ответил Алешка не моргнув глазом.
— На Селигер… — задумчиво повторил Коптин. — Селигер большой…
— Очень большой, — подтвердил Алешка.
— Масса островов, заводей, заливов, лагун.
— Укромных мест полно!
— Одни камыши, заросли чего стоят… Да, есть где сетку-то небольшую поставить.
— Где удочки раскинуть, — поправил Алеша. — Отец не браконьерит.
— Так, значит, он там удочки раскидывает?
— Ну да. Я думаю.
— А я здесь, как думаешь, слушаю тебя и уши раскидываю?
— Уши не раскидывают, уши развешивают.
— Да нет, бывает, и раскидывают, — возразил Коптин. — В случае самоубийства, например. Выстрел в рот или прямо в нос, если из крупного калибра, — так уши вот именно разлетаются… Вправо-влево… — Коптин задумался. — А с кем же он на рыбалку-то поехал?
— Да со своими…
— С кем «со своими»?
— А я и не знаю даже, честно говоря…
— Ага. Невесту оставил здесь одну, на тебя, а сам — с друзьями — на рыбалку… — Коптин приподнял палец и наставительно подчеркнул: — С неустановленными друзьями!
— В каком смысле «неустановленными»?
— Да в том смысле, что ты не можешь их назвать по именам.
— Могу. Но зачем? — пожал плечами Алексей.
— Действительно, зачем? — Коптин помолчал, подумал и решил: — Действительно, незачем.
— Не понял, — удивился Алексей. — Если незачем, то к чему тогда весь этот разговор?
— Ну, во-первых, я хотел с тобой познакомиться, Алексей Николаевич. А во-вторых, очень хотелось посмотреть, если честно, как ты умеешь врать…
— Ну и как — удалось?
— Да. Все идет, как я и предполагал. С небольшими отклонениями, но, я бы сказал, в лучшую сторону. Впечатление ты производишь вполне положительное, врать еще не мастер, но задатки чувствуются сразу, причем недюжинные…
— Вот интересно! С чего вы это взяли, что я вру? Вы меня что, поймали на вранье, что ли?
— Нет, не поймал, — вздохнул Коптин. — Так ведь и цели такой у меня не было…
— Если вы уверены, что я вру, то, значит, знаете хотя бы часть правды.
— Знаю! — согласился Коптин. — Секрета нет, могу сказать. Мне кажется, что твой папа сейчас находится где-то в одиннадцатом веке на атлантическом побережье Северной Америки. Мне кажется также, что он там находится не со своими мифическими друзьями, а совершенно один… Один, но при поддержке штрих-кодера параллельных миров, который он прикарманил, введя в глубокое заблуждение полковника Астахова. В глубокое! — подчеркнул Коптин, имея в виду, вероятно, что-то свое. — А еще мне кажется, — вздохнул Коптин, — что отец твой ждет там высадки викингов… И наконец, мне также кажется, что Аверьянов Николай Николаевич уже начал разработку некоторого плана, позволяющего викингам закрепиться в точке высадки, имея верную перспективу обосноваться в Америке — всерьез и надолго…
— Хм-м… — растерянно почесал репу Алешка. — Поразительная осведомленность…
— Пожалуй, я тебя и во лжи вот только что уличил, — добродушно улыбнулся Коптин. — Как говорится, заодно…
— Кажется, — голосом Коптина ответил Алешка. — Это вам только кажется, потому что «поразительная осведомленность» я сказал иронично, а не растерянно.
— Возможно, — согласился Коптин. — Но глаза твои мне сказали иное. Они были скорее ошеломленными, чем насмешливыми. — Впрочем, что мы будем спорить о пустяках? Пусть каждый останется при своем мнении… — Коптин слегка привстал, показывая, что тема беседы исчерпана. — У тебя вопросов ко мне нет?
— Есть, — кивнул Алексей. — Вы подслушивали? Жучки, да?
— Нет, — отрицательно покачал головой Коптин. — Никаких жучков. Я не подслушивал.
— Откуда ж вы все знаете? Если вы не подслушивали? Ведь этого не может быть.
— Почему? Что ж тут невозможного? Я правда не подслушивал. Но я это все подстроил.
— Как это?!
— Да просто! Найди дурака подчиненного, дай ему задание. Пятнадцать минут разговора — и полный провал. Однако интерес у твоего отца к штрих-кодеру я успел вызвать заранее. Ну вот, отец твой штрих-кодер и увел. С моей подставки. Я слегка ему помог. О чем он, думаю, и не подозревает. Теперь у него задача — от нас смыться. Лечь на дно, отлежаться, во всем разобраться. А смыться куда лучше всего, имея свой хронотоп?
— Туда, где меньше всего искать будут!
— То есть отправиться встречать викингов! Там-то искать просто в голову никому не придет, — заметил не без иронии Коптин.
— Ага… — Алешка вдруг осекся. — Но откуда вам известно, что у нас есть свой хронотоп?
— Это проще пареной репы. Если я — начальник Управления хроноразведки, а хронотопы — мое основное орудие производства, так сказать, — производят в единственном месте — в ОКБ «Хронотоп», — так что ж ты думаешь, у меня там своих людей нет? Были, есть и будут.
— Отец говорил, что там все чисто.
— Отец забыл «Прометея», запойного инженера Сальникова, которого он сам и вывозил. Вот единственное, что меня настораживает в отношении твоего отца, — его слабое знание психологии. А человеческий фактор — серьезнейший момент. Важнее любого штрих-кодера. У меня в юности был случай, когда молодая девушка, майор, в 1812 году подожгла Москву на час раньше положенного по истории срока и постарела сразу на шестьдесят лет… Это был человеческий фактор, а мы, ломая головы, чуть с ума не сошли тогда, помню…
— Это интересно! — встрепенулся Алексей. — Загадки я люблю.
Коптин кинул взгляд на часы и, поняв, что Алексея ему удалось зацепить за живое, с облегчением кивнул:
— Успеваю. Ну, слушай… — начал он. — Дело было так…
— А она действительно постарела? Или просто поседела от страха, когда поняла, что Москву подожгла?
— Нет. Именно постарела. Во всех смыслах. Зубы выпали, мышцы дряблые, пигментные пятна — полный комплект. Умирать буду, не забуду, как мы ее тащили — мне чуть кишки все наружу не вывернуло от перенапряжения! Ну ладно. Все ж таки успели!
— А тут что, в Москве?
— В Москве ее положили на обследование в госпиталь, установили новый биологический возраст — восемьдесят пять лет…
— И что с ней потом? — Подумав, Алексей вдруг хитровато улыбнулся: — Мне кажется, что через небольшое время ваша Валечка снова помолодела, вернувшись в свои биологические двадцать шесть. Сама собой?
— Именно, — хмыкнул Коптин несколько озадаченно. — Похоже, ты на верном пути…
— Я думаю, — продолжил Алексей, — что после вечерних процедур старушка вышла в скверик при госпитале погулять, подышать перед сном свежим воздухом и неожиданно для всех вновь помолодела. Пошла погулять старухой, а в палату свою вернулась молодой красавицей?
— Точно. Ты догадался?
— А что ж тут такого сложного? Просто старая и юная Валя Дроздова из двух параллельных миров на несколько дней поменялись друг с другом местами, а потом «разменялись» опять, разошлись по своим местам-мирам-временам. «Принц и нищий» эта история называется. Но вот зачем они это сделали, я не знаю, конечно.
— Это мы выяснили. Завадский, который был тогда с нами третьим, в 1812 году, по долгу службы рыл одно дело и толкался в параллельных мирах, очень близких нашему. Его самого, Завадского, кстати, с трудом удалось вернуть в наш мир после одной его истории со стрельцами в кабаке, в петровские времена… В сентябре 1698-го… А когда мы его вернули, вытащили, он как раз начал заниматься различными накладками, возникающими при путешествиях во времени. Ну, совсем близких. Просто почти совпадающих. Так вот, среди совсем близких нашему миров он нашел один, в котором этой истории со старением вообще не было. В Москве в 1812-м наша группа побывала, сеновал Валентина окурком подожгла, пожар мы потушить не смогли. Москва загорелась на час раньше, а мы все трое еле успели вовремя стартовать, бежали на горку из последних сил, до рвоты выложились. Но, повторяю, никто не постарел. Да и вообще никаких последствий преждевременного начала пожара не было. Единственное, что группу, допустившую такой ужасный проступок, чреватый бог знает чем, естественно, расформировали. Кого куда, а Валентину загнали на Дальний Восток, потом в командировки посылали ее черт знает куда — к скифам, неандертальцам, в Древнюю Грецию, Рим… Ну, она, как и все женщины, надолго дом оставлять не хотела, возвращалась, конечно, через пару минут после того, как убывала… А командировки бывали и длительные — полгода, год, два года, десять лет — с питекантропами там или с Сократом тем же, положим, быстро кашу не сваришь, надо беседовать, уважение показать… Словом, к 1994 году ей по документам — тридцать, а реальный биологический возраст — восемьдесят пять. Слава богу, кругом все свои, все понимают. Пробили ей почетную пенсию, она уж генерал-майор к тому времени была, три боевых ордена за одного синантропа получила, ну и так далее… Провожать на заслуженный покой решили торжественно — во Дворце дальневосточного хроноразведчика… А перед выходом Валентины на сцену, в президиум, кто-то там, еще в гримерной, возьми и спроси ее: «Что было самое тяжелое в жизни, Валентина Константиновна?» Она отвечает: «Да в молодости, еще майором была, Москву на час раньше подожгла, потушить не смогли, так потом в горку так бежали, — ужас, думала, сдохну от бега! Самое тяжелое вот это, пожалуй, было. А остальное — просто удовольствие. Особенно в Древней Греции». А мужики-то, полковники из оперативной хроноразведки, которые рядом стояли, тут и говорят: «А давайте мы вам подарок сделаем? Избавим от этого ужаса?» — «Как избавите?» — «А у нас тут во дворике хронотоп стоит, сейчас слетаем в 1812-й, подменим вас незаметно для ваших мужиков. Они вас, постаревшую, на руках на горку вознесут. Только вы им ничего не объясняйте — постарела, дескать, и все!»
— А, вот в чем дело-то!
— Ну да! Улучили они момент, когда Валька наша в сени убежала, чтоб из дома к горящему сеновалу попасть. В этот момент она с наших глаз скрылась — ну, тут их и подменили, хохмы ради. Только и всего! А во Дворце дальневосточного хроноразведчика тоже весело получилось. Объявляют: «Генерал-майор Дроздова Валентина Константиновна… тыры-пыры… из своих биологических восьмидесяти пяти лет шестьдесят два биологических года отдавшая хроноразведке!» И тут выходит на сцену, садится на почетное место в президиуме — ветеран из ветеранов, три боевых ордена, правнуков, правнучек не счесть — двадцатишестилетняя красивая девчушка… По залу — стон… Ну потом, конечно, через недельку, шутники-полковники их назад поменяли. Прабабушка вновь стала прабабушкой — отметив юбилей с молодым задором, конечно… Ну а в госпитале старая Валентина Константиновна Дроздова снова помолодела совершенно внезапно… И все бы оно ничего, да кто-то нажал на штрих-кодер и сделал этот параллельный мир нашим основным — тот, который с заменой. Задал головной боли нашим хроноаналитикам-экспертам — ну, до бровей…
— Неплохо… — задумчиво сказал Алексей. — С самим собой из другого возраста на время поменяться…
— Да, — согласился Коптин. — Я бы поменялся. Я даже бы совсем ушел… — Он осекся, почувствовав, что в порыве сказал лишнее.
— В какой же возраст вы ушли бы, если не секрет? — встрепенулся Алексей.
— Тут дело не в возрасте, — отвернулся Коптин. — Тут вопрос не «куда?», а «зачем?».
— Любовь, — совершенно серьезно сказал Алексей.
— Будем считать, — кивнул Коптин.
— Кто ж вам мешает? Дети? Внуки? Жена?
— У меня никого нет. — Коптин посмотрел прямо в глаза Алексею. — Все это я оставил в феврале 1584 года. От всего отказался. Смалодушничал.
— А что ж тогда теперь не вернуть, не исправить?
— Штрих-коды экспедиционных точек засекретили. Я пытался искать на авось, но…
— Но вы же разведчик! Секрет можно выкрасть, раскрыть…
— Конечно. Но все не так просто. Я знаю одно, как заговор, как заклинание: если башни-«близнецы» устоят, то я вернусь к ней. Я вернусь!
— Башни-«близнецы»? Это из «Властелина колец», что ли?
— Нет. Мои башни-«близнецы» есть на самом деле. Это два небоскреба. Через несколько дней им предстоит рухнуть. Но они должны устоять, понимаешь? Они должны устоять!
— Понимаю. Догадываюсь даже, что если они небоскребы, то, наверное, они в Америке.
— Нью-Йорк, на Манхэттене. Если бы Америка была чуть-чуть другой, они устояли б… Чуть-чуть другой… Немного другой… Слегка другой… Если Америка сильно изменится, башен не будет вообще. Их не построят… Или… Словом, сильно менять Штаты нельзя — смысл тогда пропадет. Надо чуть-чуть… Только чтоб башни мои устояли!
— Так вот зачем папа высаживать викингов двинул…
— Ну, не только, — возразил Коптин и замолчал.
— Вы тоже врать не мастер, знаете?
— Я знаю одно, Алексей: башни должны устоять!
— Раз папа взялся — устоят!
— Тут дело зависит не только от твоего отца.
— Конечно. Но за что отец взялся, то он железно сделает!
— Надеюсь…
— А можно еще вопрос?
— Сыпь.
— Зачем вы мне все это рассказали?
— Не знаю. Может, некому больше… А скорее всего, чтобы… — Коптин улыбнулся, достал свою визитку и положил на стол перед Алексеем, — завербовать тебя. Чтобы ты меня держал в курсе, а я бы сообщал тебе все, что буду узнавать… Я рассказал тебе, чтобы сделать тебя своим союзником… Да нет, скромнее — хотя бы сторонником. Не противником.
— Вам это удалось, — кивнул Алексей. — Я ваш… — он запнулся, — сторонник. Я — за любовь. И я за то, чтобы башни стояли. Не падали.
«Ну, и где же тут викинги? — спросил сам себя Аверьянов-старший, выходя из хронотопа и ежась от ледяного, достающего до костей ветра. — И это, блин, лето еще, считай».
Достав из внутреннего кармана теплой армейской куртки штрих-кодер, он, поеживаясь, нажал «вкл.».
— Ух, Аверьянов! — тут же раздался знакомый поросячий голос с небес. — Других мест, что ль, нет на Земле?
— Да нет, получается, нет. Где-то тут все случилось, — пожал плечами Николай. — Место то еще, конечно. Но в данном случае на нем свет клином сошелся. Место встречи!
— Если место встречи изменить нельзя, то давай изменим время встречи? — предложил поросенок. — Два миллиарда лет назад тут было значительно теплее, вот бля буду! Бля-голограммой…
— Тебе что, тоже холодно?
— Мне — нет. Я ж говорил, я только видимость. Но я воспринимаю твои биотоки — не я, конечно, а штрих-кодер, — и мне от них становится холодно. Обратная связь. В чипах штрих-кодера набухают сигналы тревоги. Они заставляют меня дать тебе совет: создай голограмму костра и заставь ее излучать тепло. У тебя же в руках энергии — страсть — как в небольшой атомной электростанции.
— Как это сделать?
— Скажи: хочу. А я все сделаю.
— Хочу!
Поросенок кивнул, кашлянул… Но ничего не изменилось.
— Ну?
— Что «ну»? До чего же вы, люди, в чудеса верите, просто смех. Вон палки собери по пляжу, плавник, сложи их в кучу… Мы чего сюда приперлись?
— Америку поставить на колени, я так понял, — ответил Николай, сдвигая две коряги.
— Вон еще палка хорошая, — указал взглядом поросенок. — За камнем, на лягушку похожим… Ага, вон там. Так! И на чем мы остановились? Ах да! Америку на колени поставить… Ну, это флаг тебе в руки, горн — в губы, — ехидничал поросенок. — Наверное, просто, Да? Было бы желание.
— Желание есть. Как раз вот про коряги я сейчас вспомнил. Для аквариума. Американская система торговли. Вот гады!
— Суть не ясна, но эмоциональность вызывает сочувствие, — хмыкнул насмешливо поросенок.
— Долго объяснять. Я тебя для другого позвал. Где-то здесь, как говорят историки, произошла высадка викингов. Около тысячного года. Главное, что задолго до Колумба. Но самое смешное, что неизвестно когда и где. Протяженность побережья тут — тысячи километров. И по времени тоже прилично — от восьмисотого года до тысяча четыреста пятидесятого… Одним словом, ищи-свищи!
— Вот это техника! — Николай подошел к деревцу, внимательно оглядел и его, и песок вокруг. — Вот это работа над ошибками, я понимаю. Это же сколько такой приборчик-то на самом деле стоит? А?
— Несчитано, — ответил откуда-то сверху поросенок, вновь взлетевший вслед за невидимыми лучами, тянущимися от штрих-кодера. — Ты опустил бы прибор. На пояс повесь себе. Там есть защепка. А то я так и буду по облакам летать…
— Извини. — Николай повесил штрих-кодер на пояс, и поросенок спланировал вниз. — Ну ладно. Поэкспериментировали…
— Нет, не совсем еще! — возразил Алексей и, подойдя к деревцу, сломал его пополам. — Посмотри-ка, пап, — то же самое?
— Хорошая идея! — согласился Коля, включая «Предварительный просмотр».
* * *
Утро. Его родная квартира. Вот он выходит из ванной. В ванной исчезли все полотенца, но лучше эту тему отложить на потом…На кухонном столе — черпаки с молоком. Мед и гигантские ломти хлеба.
— Садитесь есть, мальчики! — приглашает к столу Олена.
Он сел, взял ломоть хлеба.
— Медом намажь. Намазал.
— Пей молоко!
Сделал приличный глоток. Хорошее молоко. Вкусное. Бывает так себе, а это их, местного молокозавода. Отличное молоко!
Тишина.
— Вкусное молоко какое! — сказала Олена.
— Да. У нас молоко хорошее, — подтвердил Николай.
— Как в Берестихе, такое же, — кивнула Олена чуть грустно.
— Нашего молокозавода, — пояснил Алешка. Тишина.
— Ну, что будем делать сегодня? — спросил Николай.
— С кем? — уточнил Алешка.
— Сначала позавтракаем, — сказала Олена. — А то пустое брюхо к раздумьям глухо.
Она вдруг фыкнула от какого-то смешного воспоминания.
— Алешка, ты б хоть музыку поставил, — сказал Николай. — А то тишина на уши давит.
— Я сейчас поставлю, — вскочила Олена. — Руки от меда липкие, сполосну…
— Ты кухонным полотенцем для посуды руки вытираешь? — заметил Николай.
— А я все им вытираю, — сообщила Олена, радостно улыбаясь. — Ноги, голову.
— А из ванной-то куда полотенца делись?
— Я их выстирала и спрятала!
— Куда? Зачем?
— В чулан. На старость. На черный день! — с гордостью сообщила Олена, скрываясь в комнате.
— Тринадцатый век… — пошевелил губами Алексей, боясь рассмеяться.
В комнате громко заиграл полонез Огинского.
— С работы звонят! — вскочил Николай. — Прихвати там сотку мою, Олена!
— Это не тебя! — ответила Олена, возвращаясь на кухню. — Это я радио включила.
— Принеси тогда сотку, пожалуйста! Я сам в часть позвоню!
— Это еще зачем, папа? — удивился Алексей. — Ты же в отпуске?
— Коля, мы же все на озеро вместе с Катей собирались поехать. Ты забыл? — сказала Олена.
* * *
Николай встряхнул головой, отгоняя видение. Обалдело посмотрел на штрих-кодер. Вмешательство Коптина и Астахова в его частную жизнь можно было бы уничтожить одним нажатием кнопки.— И что, пап, то же самое?
— Нет, — с удивлением ответил Николай. — Совсем другое.
Поросенок, лучше, видно, понявший возникшую ситуацию, заметил:
— Отсутствие событий — это тоже событие. Штрих-кодер пискнул и выдал запрос: «Сохранить?»
— Нет! — решительно отреагировал Николай. Штрих-кодер спросил: «Сохранить в качестве параллельного мира, присвоив отдельный штрих-код?»
— А что это значит — «в качестве параллельного мира, присвоив отдельный штрих-код»?
— Ну, это ты как бы оставляешь, резервируешь найденный мир. Случись что, ты в него сможешь перебраться. И он станет твоим основным миром, а этот ты зарезервируешь в качестве параллельного либо вообще уничтожишь, если станет не нужен.
— Понятно…
Нажав «нет», Николай пояснил:
— Мир без музыки нам ни к чему. Даже в качестве запасного.
— Знаю я эту музыку… — ехидно хмыкнул поросенок. — Полонез Огинского называется… Прощай, родина…
— Прощай! — согласился Аверьянов-старший, нажимая на пульте «выкл.».
— Ты что ж выключаешь-то меня? — возмутился поросенок, начав таять. — Ты чего, оху…
Не договорив, он исчез, растворился в воздухе без теда.
— Зачем ты так, папа, действительно?
— Слишком он, Алеш, разговорчивым стал… Да и то, знаешь… Для первого знакомства достаточно. — Николай помолчал. — Так. Принеси-ка, Алексей, канистру-термос нашу из багажника… Надо бы бульончика этого мне с собой прихватить…
— Я чувствую, у тебя план созрел? — спросил Алеша, протягивая отцу канистру-термос.
— Созрел, созрел… Так, полная. Отлично! Пошли. По местам — и полетели.
— Куда? Что ты задумал, папа?
— Да ничего нового. Все как и было решено. Мы сейчас возвращаемся, я тебя высажу дома. Вы с Катей берете Олену — и вместе на экскурсию в Москву. Дня на три. А я тем временем рвану кое-куда… посмотреть обстановку… Вопросы есть?
— Есть. Первый вопрос. Почему бы тебе не посмотреть обстановку там и не вернуться сюда секунду спустя? Вместе бы в Москву и поехали? Олена же ждет. Вместе бы оттянуться на весь день и поехали бы!
— Нет, я к этому, пожалуй, не готов. Я у Олены вызываю завихрение в мозгах, напоминаю ей ту жизнь, Берестиху, и вместе с тем я тут, я современный человек. Ей это трудно воспринять. Она все время будет то вокруг смотреть, то на меня. Вот голова у нее и отвертится. Никакой концентрации. Сплошное сумасшествие. А с вами ей намного проще. Вы вместе съездите концерт там какой посмотреть или купить что-нибудь. Вы — молодежь, вы друг друга лучше поймете. Словом, ясная общая цель. Когда есть ясная цель, то все просто, прозрачно становится.
— Я тебя понял, папа. Ты просто устал от нее немного.
— Не буду врать, и это тоже.
— Я тебя понимаю. Я от Катерины тоже устаю.
— И еще одно, — добавил Николай. — Штрих-кодер параллельных миров я, говоря прямо, спер. Они могут догадаться о том, что я их провел, — ну, начнут меня искать. А меня нету, понятно? Скажешь им — на рыбалку папа поехал… Если застанут меня дома после рекогносцировки, по глазам прочтут, что я в курсе штрих-кодеров их и прочих дел. Или по биотокам там каким-нибудь, раз у них такая техника совершенная. А так — нет и нет. И суда нет. Рыбу поехал ловить. На Селигер. С ребятами, с водкой… Это их успокоит.
— А на самом-то деле куда ты?
— Туда, где им и в голову меня искать не придет.
— То есть?
— В Северную Америку. В девятый-десятый-одиннадцатый век. Викингов встречать.
— Зачем?!
— Как «зачем»? Они же меня именно туда загнать и хотели! А я уперся рогом и смылся от них, прихватив штрих-кодер. Ну и где меня им искать теперь? Где я скрываюсь от них? Да где угодно, только не там. В голову не придет. Это как от ментов, по всему городу рыщущих, в ихней же собственной ментовке на нары залечь. Сроду не найдут!
— Ну ты даешь!
— А что — не так?
— Да так, конечно. Гений!
* * *
Хронотоп, возникнув на секунду на полянке недалеко от въезда в военгородок, высадил Алексея Аверьянова и тут же растаял, направляясь в иные времена, иные веси…Тяжело вздохнув, Алексей отследил угасающее дрожание воздуха на том месте, где только что был хронотоп, и, повернувшись, пошел к шоссе.
Шагов через пять его походка уже стала легкой, непринужденной, уверенной: расслабляться нельзя. Жизнь — она не для слабых. Конечно, лучше было бы рвануть сейчас с отцом — в дали дальние. Путешествия, приключения, битвы, ловушки, засады. Победы. Свежий ветер в лицо. Рассветы. Закаты. Утренний туман. Романтика — вот дело для мужчин.
А тут? Чем здесь занимаются мужчины в обычной жизни? С работы на работу. С утра до вечера. Семья, пьянки, футбол… Тоска!
Нет-нет! Работа, водка и бабы — это не для мужиков. Он это еще в детском саду понял.
Но отец что ему сказал? И это стало заданием. Да, оно пока не по душе, это задание. Но если какое-то дело не твое, то ты напрягись и постарайся сделать его своим. Постарайся! Оно обязательно станет твоим, это дело. И тогда работа, водка и бабы отойдут на задний план, а из всех искусств, как писал в свое время Ленин, для нас важнейшим станет вино, кино и домино.
«Да, — поймал самого себя в этом месте Алешка, уже подходя к дому, — с мозгами у меня что-то не того, первобытный бульон еще сказывается…»
* * *
— Алексей Николаевич? — Мужчина с легкой проседью встал с лавочки, стоящей возле подъезда, и сделал шаг навстречу, протягивая руку.— Ну да. Можно просто Алексей.
— А я Коптин Сергей Ильич. Начальник Управления разведтелепортации, из Службы внешней разведки. — Коптин предъявил удостоверение и кинул взгляд в сторону детской площадки, на краю которой стояли стол и лавочки — прибежище доминошников, пустующее в этот час. — Поговорим?
Сев за исписанный и изрезанный стол, они секунд сорок молчали, изучая друг друга.
Поняв, что от Алексея вопросов он не дождется, Коптин решил начать сам.
— Хочу спросить тебя, Алексей, где сейчас твой отец?
— Рыбачить поехал. На Селигер, — ответил Алешка не моргнув глазом.
— На Селигер… — задумчиво повторил Коптин. — Селигер большой…
— Очень большой, — подтвердил Алешка.
— Масса островов, заводей, заливов, лагун.
— Укромных мест полно!
— Одни камыши, заросли чего стоят… Да, есть где сетку-то небольшую поставить.
— Где удочки раскинуть, — поправил Алеша. — Отец не браконьерит.
— Так, значит, он там удочки раскидывает?
— Ну да. Я думаю.
— А я здесь, как думаешь, слушаю тебя и уши раскидываю?
— Уши не раскидывают, уши развешивают.
— Да нет, бывает, и раскидывают, — возразил Коптин. — В случае самоубийства, например. Выстрел в рот или прямо в нос, если из крупного калибра, — так уши вот именно разлетаются… Вправо-влево… — Коптин задумался. — А с кем же он на рыбалку-то поехал?
— Да со своими…
— С кем «со своими»?
— А я и не знаю даже, честно говоря…
— Ага. Невесту оставил здесь одну, на тебя, а сам — с друзьями — на рыбалку… — Коптин приподнял палец и наставительно подчеркнул: — С неустановленными друзьями!
— В каком смысле «неустановленными»?
— Да в том смысле, что ты не можешь их назвать по именам.
— Могу. Но зачем? — пожал плечами Алексей.
— Действительно, зачем? — Коптин помолчал, подумал и решил: — Действительно, незачем.
— Не понял, — удивился Алексей. — Если незачем, то к чему тогда весь этот разговор?
— Ну, во-первых, я хотел с тобой познакомиться, Алексей Николаевич. А во-вторых, очень хотелось посмотреть, если честно, как ты умеешь врать…
— Ну и как — удалось?
— Да. Все идет, как я и предполагал. С небольшими отклонениями, но, я бы сказал, в лучшую сторону. Впечатление ты производишь вполне положительное, врать еще не мастер, но задатки чувствуются сразу, причем недюжинные…
— Вот интересно! С чего вы это взяли, что я вру? Вы меня что, поймали на вранье, что ли?
— Нет, не поймал, — вздохнул Коптин. — Так ведь и цели такой у меня не было…
— Если вы уверены, что я вру, то, значит, знаете хотя бы часть правды.
— Знаю! — согласился Коптин. — Секрета нет, могу сказать. Мне кажется, что твой папа сейчас находится где-то в одиннадцатом веке на атлантическом побережье Северной Америки. Мне кажется также, что он там находится не со своими мифическими друзьями, а совершенно один… Один, но при поддержке штрих-кодера параллельных миров, который он прикарманил, введя в глубокое заблуждение полковника Астахова. В глубокое! — подчеркнул Коптин, имея в виду, вероятно, что-то свое. — А еще мне кажется, — вздохнул Коптин, — что отец твой ждет там высадки викингов… И наконец, мне также кажется, что Аверьянов Николай Николаевич уже начал разработку некоторого плана, позволяющего викингам закрепиться в точке высадки, имея верную перспективу обосноваться в Америке — всерьез и надолго…
— Хм-м… — растерянно почесал репу Алешка. — Поразительная осведомленность…
— Пожалуй, я тебя и во лжи вот только что уличил, — добродушно улыбнулся Коптин. — Как говорится, заодно…
— Кажется, — голосом Коптина ответил Алешка. — Это вам только кажется, потому что «поразительная осведомленность» я сказал иронично, а не растерянно.
— Возможно, — согласился Коптин. — Но глаза твои мне сказали иное. Они были скорее ошеломленными, чем насмешливыми. — Впрочем, что мы будем спорить о пустяках? Пусть каждый останется при своем мнении… — Коптин слегка привстал, показывая, что тема беседы исчерпана. — У тебя вопросов ко мне нет?
— Есть, — кивнул Алексей. — Вы подслушивали? Жучки, да?
— Нет, — отрицательно покачал головой Коптин. — Никаких жучков. Я не подслушивал.
— Откуда ж вы все знаете? Если вы не подслушивали? Ведь этого не может быть.
— Почему? Что ж тут невозможного? Я правда не подслушивал. Но я это все подстроил.
— Как это?!
— Да просто! Найди дурака подчиненного, дай ему задание. Пятнадцать минут разговора — и полный провал. Однако интерес у твоего отца к штрих-кодеру я успел вызвать заранее. Ну вот, отец твой штрих-кодер и увел. С моей подставки. Я слегка ему помог. О чем он, думаю, и не подозревает. Теперь у него задача — от нас смыться. Лечь на дно, отлежаться, во всем разобраться. А смыться куда лучше всего, имея свой хронотоп?
— Туда, где меньше всего искать будут!
— То есть отправиться встречать викингов! Там-то искать просто в голову никому не придет, — заметил не без иронии Коптин.
— Ага… — Алешка вдруг осекся. — Но откуда вам известно, что у нас есть свой хронотоп?
— Это проще пареной репы. Если я — начальник Управления хроноразведки, а хронотопы — мое основное орудие производства, так сказать, — производят в единственном месте — в ОКБ «Хронотоп», — так что ж ты думаешь, у меня там своих людей нет? Были, есть и будут.
— Отец говорил, что там все чисто.
— Отец забыл «Прометея», запойного инженера Сальникова, которого он сам и вывозил. Вот единственное, что меня настораживает в отношении твоего отца, — его слабое знание психологии. А человеческий фактор — серьезнейший момент. Важнее любого штрих-кодера. У меня в юности был случай, когда молодая девушка, майор, в 1812 году подожгла Москву на час раньше положенного по истории срока и постарела сразу на шестьдесят лет… Это был человеческий фактор, а мы, ломая головы, чуть с ума не сошли тогда, помню…
— Это интересно! — встрепенулся Алексей. — Загадки я люблю.
Коптин кинул взгляд на часы и, поняв, что Алексея ему удалось зацепить за живое, с облегчением кивнул:
— Успеваю. Ну, слушай… — начал он. — Дело было так…
* * *
— Так вот, — закончил рассказ Коптин, — эта история родила сразу три загадки. Первая состояла в том, почему она постарела, вторая — почему именно она, а не кто-то другой. А третья загадка, может быть главная, — почему ничего другого, кроме ее старения, не произошло? Как тебе это? Ты ведь мастак, я слыхал, клады искать?— А она действительно постарела? Или просто поседела от страха, когда поняла, что Москву подожгла?
— Нет. Именно постарела. Во всех смыслах. Зубы выпали, мышцы дряблые, пигментные пятна — полный комплект. Умирать буду, не забуду, как мы ее тащили — мне чуть кишки все наружу не вывернуло от перенапряжения! Ну ладно. Все ж таки успели!
— А тут что, в Москве?
— В Москве ее положили на обследование в госпиталь, установили новый биологический возраст — восемьдесят пять лет…
— И что с ней потом? — Подумав, Алексей вдруг хитровато улыбнулся: — Мне кажется, что через небольшое время ваша Валечка снова помолодела, вернувшись в свои биологические двадцать шесть. Сама собой?
— Именно, — хмыкнул Коптин несколько озадаченно. — Похоже, ты на верном пути…
— Я думаю, — продолжил Алексей, — что после вечерних процедур старушка вышла в скверик при госпитале погулять, подышать перед сном свежим воздухом и неожиданно для всех вновь помолодела. Пошла погулять старухой, а в палату свою вернулась молодой красавицей?
— Точно. Ты догадался?
— А что ж тут такого сложного? Просто старая и юная Валя Дроздова из двух параллельных миров на несколько дней поменялись друг с другом местами, а потом «разменялись» опять, разошлись по своим местам-мирам-временам. «Принц и нищий» эта история называется. Но вот зачем они это сделали, я не знаю, конечно.
— Это мы выяснили. Завадский, который был тогда с нами третьим, в 1812 году, по долгу службы рыл одно дело и толкался в параллельных мирах, очень близких нашему. Его самого, Завадского, кстати, с трудом удалось вернуть в наш мир после одной его истории со стрельцами в кабаке, в петровские времена… В сентябре 1698-го… А когда мы его вернули, вытащили, он как раз начал заниматься различными накладками, возникающими при путешествиях во времени. Ну, совсем близких. Просто почти совпадающих. Так вот, среди совсем близких нашему миров он нашел один, в котором этой истории со старением вообще не было. В Москве в 1812-м наша группа побывала, сеновал Валентина окурком подожгла, пожар мы потушить не смогли. Москва загорелась на час раньше, а мы все трое еле успели вовремя стартовать, бежали на горку из последних сил, до рвоты выложились. Но, повторяю, никто не постарел. Да и вообще никаких последствий преждевременного начала пожара не было. Единственное, что группу, допустившую такой ужасный проступок, чреватый бог знает чем, естественно, расформировали. Кого куда, а Валентину загнали на Дальний Восток, потом в командировки посылали ее черт знает куда — к скифам, неандертальцам, в Древнюю Грецию, Рим… Ну, она, как и все женщины, надолго дом оставлять не хотела, возвращалась, конечно, через пару минут после того, как убывала… А командировки бывали и длительные — полгода, год, два года, десять лет — с питекантропами там или с Сократом тем же, положим, быстро кашу не сваришь, надо беседовать, уважение показать… Словом, к 1994 году ей по документам — тридцать, а реальный биологический возраст — восемьдесят пять. Слава богу, кругом все свои, все понимают. Пробили ей почетную пенсию, она уж генерал-майор к тому времени была, три боевых ордена за одного синантропа получила, ну и так далее… Провожать на заслуженный покой решили торжественно — во Дворце дальневосточного хроноразведчика… А перед выходом Валентины на сцену, в президиум, кто-то там, еще в гримерной, возьми и спроси ее: «Что было самое тяжелое в жизни, Валентина Константиновна?» Она отвечает: «Да в молодости, еще майором была, Москву на час раньше подожгла, потушить не смогли, так потом в горку так бежали, — ужас, думала, сдохну от бега! Самое тяжелое вот это, пожалуй, было. А остальное — просто удовольствие. Особенно в Древней Греции». А мужики-то, полковники из оперативной хроноразведки, которые рядом стояли, тут и говорят: «А давайте мы вам подарок сделаем? Избавим от этого ужаса?» — «Как избавите?» — «А у нас тут во дворике хронотоп стоит, сейчас слетаем в 1812-й, подменим вас незаметно для ваших мужиков. Они вас, постаревшую, на руках на горку вознесут. Только вы им ничего не объясняйте — постарела, дескать, и все!»
— А, вот в чем дело-то!
— Ну да! Улучили они момент, когда Валька наша в сени убежала, чтоб из дома к горящему сеновалу попасть. В этот момент она с наших глаз скрылась — ну, тут их и подменили, хохмы ради. Только и всего! А во Дворце дальневосточного хроноразведчика тоже весело получилось. Объявляют: «Генерал-майор Дроздова Валентина Константиновна… тыры-пыры… из своих биологических восьмидесяти пяти лет шестьдесят два биологических года отдавшая хроноразведке!» И тут выходит на сцену, садится на почетное место в президиуме — ветеран из ветеранов, три боевых ордена, правнуков, правнучек не счесть — двадцатишестилетняя красивая девчушка… По залу — стон… Ну потом, конечно, через недельку, шутники-полковники их назад поменяли. Прабабушка вновь стала прабабушкой — отметив юбилей с молодым задором, конечно… Ну а в госпитале старая Валентина Константиновна Дроздова снова помолодела совершенно внезапно… И все бы оно ничего, да кто-то нажал на штрих-кодер и сделал этот параллельный мир нашим основным — тот, который с заменой. Задал головной боли нашим хроноаналитикам-экспертам — ну, до бровей…
— Неплохо… — задумчиво сказал Алексей. — С самим собой из другого возраста на время поменяться…
— Да, — согласился Коптин. — Я бы поменялся. Я даже бы совсем ушел… — Он осекся, почувствовав, что в порыве сказал лишнее.
— В какой же возраст вы ушли бы, если не секрет? — встрепенулся Алексей.
— Тут дело не в возрасте, — отвернулся Коптин. — Тут вопрос не «куда?», а «зачем?».
— Любовь, — совершенно серьезно сказал Алексей.
— Будем считать, — кивнул Коптин.
— Кто ж вам мешает? Дети? Внуки? Жена?
— У меня никого нет. — Коптин посмотрел прямо в глаза Алексею. — Все это я оставил в феврале 1584 года. От всего отказался. Смалодушничал.
— А что ж тогда теперь не вернуть, не исправить?
— Штрих-коды экспедиционных точек засекретили. Я пытался искать на авось, но…
— Но вы же разведчик! Секрет можно выкрасть, раскрыть…
— Конечно. Но все не так просто. Я знаю одно, как заговор, как заклинание: если башни-«близнецы» устоят, то я вернусь к ней. Я вернусь!
— Башни-«близнецы»? Это из «Властелина колец», что ли?
— Нет. Мои башни-«близнецы» есть на самом деле. Это два небоскреба. Через несколько дней им предстоит рухнуть. Но они должны устоять, понимаешь? Они должны устоять!
— Понимаю. Догадываюсь даже, что если они небоскребы, то, наверное, они в Америке.
— Нью-Йорк, на Манхэттене. Если бы Америка была чуть-чуть другой, они устояли б… Чуть-чуть другой… Немного другой… Слегка другой… Если Америка сильно изменится, башен не будет вообще. Их не построят… Или… Словом, сильно менять Штаты нельзя — смысл тогда пропадет. Надо чуть-чуть… Только чтоб башни мои устояли!
— Так вот зачем папа высаживать викингов двинул…
— Ну, не только, — возразил Коптин и замолчал.
— Вы тоже врать не мастер, знаете?
— Я знаю одно, Алексей: башни должны устоять!
— Раз папа взялся — устоят!
— Тут дело зависит не только от твоего отца.
— Конечно. Но за что отец взялся, то он железно сделает!
— Надеюсь…
— А можно еще вопрос?
— Сыпь.
— Зачем вы мне все это рассказали?
— Не знаю. Может, некому больше… А скорее всего, чтобы… — Коптин улыбнулся, достал свою визитку и положил на стол перед Алексеем, — завербовать тебя. Чтобы ты меня держал в курсе, а я бы сообщал тебе все, что буду узнавать… Я рассказал тебе, чтобы сделать тебя своим союзником… Да нет, скромнее — хотя бы сторонником. Не противником.
— Вам это удалось, — кивнул Алексей. — Я ваш… — он запнулся, — сторонник. Я — за любовь. И я за то, чтобы башни стояли. Не падали.
* * *
Серые, холодные воды Атлантики накатывались на каменные валуны-бегемоты, выступавшие из пенной, бурлящей воды: сначала только своими огромными мокрыми черными лысинами, а затем уж показываясь целиком, приобретая вместе с волнами и низким свинцовым небом одно-единственное общее название: «негостеприимный берег».«Ну, и где же тут викинги? — спросил сам себя Аверьянов-старший, выходя из хронотопа и ежась от ледяного, достающего до костей ветра. — И это, блин, лето еще, считай».
Достав из внутреннего кармана теплой армейской куртки штрих-кодер, он, поеживаясь, нажал «вкл.».
— Ух, Аверьянов! — тут же раздался знакомый поросячий голос с небес. — Других мест, что ль, нет на Земле?
— Да нет, получается, нет. Где-то тут все случилось, — пожал плечами Николай. — Место то еще, конечно. Но в данном случае на нем свет клином сошелся. Место встречи!
— Если место встречи изменить нельзя, то давай изменим время встречи? — предложил поросенок. — Два миллиарда лет назад тут было значительно теплее, вот бля буду! Бля-голограммой…
— Тебе что, тоже холодно?
— Мне — нет. Я ж говорил, я только видимость. Но я воспринимаю твои биотоки — не я, конечно, а штрих-кодер, — и мне от них становится холодно. Обратная связь. В чипах штрих-кодера набухают сигналы тревоги. Они заставляют меня дать тебе совет: создай голограмму костра и заставь ее излучать тепло. У тебя же в руках энергии — страсть — как в небольшой атомной электростанции.
— Как это сделать?
— Скажи: хочу. А я все сделаю.
— Хочу!
Поросенок кивнул, кашлянул… Но ничего не изменилось.
— Ну?
— Что «ну»? До чего же вы, люди, в чудеса верите, просто смех. Вон палки собери по пляжу, плавник, сложи их в кучу… Мы чего сюда приперлись?
— Америку поставить на колени, я так понял, — ответил Николай, сдвигая две коряги.
— Вон еще палка хорошая, — указал взглядом поросенок. — За камнем, на лягушку похожим… Ага, вон там. Так! И на чем мы остановились? Ах да! Америку на колени поставить… Ну, это флаг тебе в руки, горн — в губы, — ехидничал поросенок. — Наверное, просто, Да? Было бы желание.
— Желание есть. Как раз вот про коряги я сейчас вспомнил. Для аквариума. Американская система торговли. Вот гады!
— Суть не ясна, но эмоциональность вызывает сочувствие, — хмыкнул насмешливо поросенок.
— Долго объяснять. Я тебя для другого позвал. Где-то здесь, как говорят историки, произошла высадка викингов. Около тысячного года. Главное, что задолго до Колумба. Но самое смешное, что неизвестно когда и где. Протяженность побережья тут — тысячи километров. И по времени тоже прилично — от восьмисотого года до тысяча четыреста пятидесятого… Одним словом, ищи-свищи!