Страница:
– И он работал с тобой?
– Именно это я тебе и сказал. Для своих лет у него неплохой опыт. Это не первое его дело об убийстве, только, если я не ошибаюсь, первое, в котором его подзащитный сходит с ума.
– Рад это слышать. Мне бы не хотелось отвечать на кучу глупых вопросов.
– Спасибо, что хоть моему мнению ты еще веришь. Подожди, пока он придет.
– Мне не очень-то все это нравится. Мы уже дважды пытались, и ничего не получилось.
Люсьен в недоумении покачал головой:
– Должно быть, ты самый робкий из всех докторов, каких я встречал.
– И самый бедный.
– Тебе полагается быть гордым и заносчивым. Ты же эксперт. Так и будь им. Кто это осмелится оспаривать твою профессиональную точку зрения здесь, в Клэнтоне, штат Миссисипи?
– У штата есть свои эксперты.
– Да, есть один психиатр из Уитфилда. Он потратит на обвиняемого пару часов, а затем прикатит в суд и покажет под присягой, что Хейли – самый здравомыслящий человек из всех, когда-либо обращавшихся к психиатру. Он добавит, будто ему в жизни еще не доводилось видеть психически ненормального обвиняемого. Для него сумасшедших вообще не существует. Каждый из живущих просто обречен на полное душевное здоровье. И сам Уитфилд битком набит абсолютно нормальными людьми, правда, пока речь не заходит о правительственных субсидиях лечебнице – вот тогда-то они там все лишаются рассудка. Да его просто выгонят с работы, вздумай он показать, что обвиняемый невменяем. Вот каков твой соперник.
– И жюри поверит мне автоматически?
– Ты должен действовать так, будто никогда раньше ни в чем подобном не принимал участия.
– Дважды – не забывай! Первый был насильником, второй – убийцей. И оба – в полном сознании, вне зависимости от того, что я там говорил. И оба сейчас находятся там, где находятся.
Люсьен сделал еще один большой глоток и теперь рассматривал на свет плескавшуюся в стакане светло-коричневую жидкость с кубиками льда.
– Ты сказал, что поможешь мне. Видит Бог, ты мне действительно задолжал. Сколько я устроил тебе разводов?
– Три. И я все три раза вынужден был прилюдно полоскать свое грязное белье.
– Сам виноват. Развод такое дело: либо ты уступаешь, либо все твои привычки детально обсуждаются открытым слушанием.
– Так оно и было, я помню.
– А скольких клиентов, вернее, пациентов, я направил к тебе за все эти годы?
– Не так уж и много для того, чтобы я мог расплатиться с алиментами.
– А помнишь тот случай нарушения врачебной этики, когда курс лечения, который ты назначил одной леди, заключался в еженедельном катании вместе с тобой по медицинской кушетке? Твоя больная тогда еще отказалась от защиты, и тебе пришлось звонить своему другу Люсьену, который уладил все за какие-то гроши и не допустил дело до суда.
– Свидетелей никаких не было.
– Кроме самой леди. А папки в суде, полные заявлений твоих бывших жен, требовавших развода по причине постоянных измен мужа?
– Доказать они ничего не могли.
– Им не дали возможности. Нам обоим, помнишь, пришлось ради этого постараться.
– Хорошо, довольно, довольно. Я же сказал, что помогу. Я должен буду представлять какие-нибудь собственные документы, регалии?
– Ты что, вояка, что ли?
– Нет. Просто когда начинаю думать о судебном присутствии, я нервничаю.
– Твой престиж и так достаточно высок. Тебя и раньше квалифицировали в качестве свидетеля-эксперта. Не переживай.
– А как насчет этого? – Он выразительно приподнял свой стакан с виски.
– Ну, конечно, тебе не стоит пить так много, – ханжеским голосом ответил Люсьен.
Едва не выронив стакан. Басс зашелся хохотом. Вывалившись из кресла, он скатился к самому краю крыльца, хватаясь руками за живот и содрогаясь от смеха.
– Ты напился, – заметил Люсьен и отправился за новой бутылкой.
– Джейк, мальчик мой, как дела? – сонным голосом проблеял тот.
– Отлично, Люсьен. А вы здесь неплохо устроились. – Джейк бросил взгляд на пустые бутылки и на одну, в которой еще чуть-чуть оставалось.
– Я хотел познакомить тебя с этим человеком. – Люсьен сделал попытку сесть прямо.
– Кто это?
– Наш психиатр. Доктор У. Т. Басс, из Джексона. Мой старый друг. Он поможет вам с Хейли.
– Хороший специалист?
– Лучший. Нам приходилось работать вместе по ряду дел.
Джейк сделал несколько шагов по направлению к Бассу и замер. Их психиатр, в расстегнутой донизу рубашке и с раскрытым ртом, исторгал низкий, какой-то булькающий храп. У ноздрей доктора У.Т. Басса кружил овод размером с небольшую ласточку, испуганно шарахавшийся к спинке кресла при каждом мощном выдохе. Вместе с храпом по крыльцу разносился и перегар, повисавший в воздухе невидимым туманом.
– Это он – врач? – поинтересовался Джейк, усаживаясь рядом с Люсьеном.
– Психиатр, – с гордостью подтвердил Люсьен.
– И он помог тебе управиться с этим? – Джейк кивнул на бутылки.
– Это я помог ему. Он пьет как рыба. Но в суде будет абсолютно трезв.
– Звучит обнадеживающе.
– Он тебе понравится. И берет недорого. Он у меня в долгу. Обойдется просто даром.
– Я уже почти влюблен в него.
Лицо Люсьена было примерно таким же красным, как и белки его глаз.
– Хочешь выпить?
– Нет. Сейчас всего половина четвертого.
– Да ну! А какой сегодня день?
– Среда, двенадцатое июня. И давно вы с ним так пьете?
– Уже лет тридцать. – Люсьен захохотал, зазвенел льдом в стакане.
– Я имею в виду сегодня.
– С завтрака. Да какое это имеет значение?
– Он работает?
– Нет, ушел на пенсию.
– По собственному желанию?
– Ты хочешь спросить, не поперли ли его, так сказать, как меня?
– Да, так сказать.
– Ну что ты! Его лицензия до сих пор при нем, а послужной список безукоризнен.
– Он и выглядит безукоризненно.
– Выпивка начала сказываться на нем несколько лет назад, когда ему пришлось делать выплаты по алиментам. Всеми его тремя разводами занимался я сам. Сейчас он дошел до того, что его доходы полностью уходят на алименты бывшим женам и детям, поэтому он и забросил работу.
– Тогда как же он умудряется?..
– Мы... гм... он смог кое-что припрятать от своих жен и их голодных адвокатов. Нет, теперь он себя неплохо чувствует.
– По нему это сразу видно.
– Ну а потом он чуток промышляет наркотиками, но дело имеет только с богатыми клиентами. Не наркотиками, собственно говоря, а наркосодержащими лекарствами, которые он имеет официальное право выписывать. В этом нет ничего незаконного, может, несколько неэтично, и все.
– А что он делает здесь?
– Наезжает ко мне иногда. Он живет в Джексоне, но ненавидит его. Я позвонил ему в воскресенье, после разговора с тобой. Он хочет как можно раньше увидеться с Хейли, завтра, например, если сможет.
Басс пробормотал что-то во сне и повернулся на бок, отчего кресло несколько раз качнулось. Тело врача дернулось, и он вновь захрапел. Пытаясь устроить поудобнее правую ногу, он ткнул ею в острый конец какой-то ветки, и тут же кресло-качалка, нелепо подпрыгнув, перевернулось, выбросив доктора на деревянный пол крыльца. Головой он ударился о доски, а правая нога застряла в ручке кресла. Басс скорчил гримасу, закашлялся, но тут же его грудь начала снова исторгать могучий храп. Джейк инстинктивно рванулся было помочь ему, однако на полпути остановился, видя, что почтенный доктор не понес никакого ущерба и продолжает спать как ни в чем не бывало.
– Оставь его в покое! – сквозь душивший его смех выговорил Люсьен.
Выудив из стакана кубик льда, он метнул его в своего собутыльника, но промахнулся. Зато вторым кубиком Люсьен угодил психиатру точно в кончик носа.
– Прямое попадание! – удовлетворенно промычал он. – Вставай, ты, алкоголик!
Спускаясь по ступенькам крыльца и идя затем к своей машине, Джейк слышал у себя за спиной хохот и ругань Люсьена, продолжавшего швыряться льдом в доктора У. Т. Басса, психиатра и свидетеля защиты.
Глава 21
– Именно это я тебе и сказал. Для своих лет у него неплохой опыт. Это не первое его дело об убийстве, только, если я не ошибаюсь, первое, в котором его подзащитный сходит с ума.
– Рад это слышать. Мне бы не хотелось отвечать на кучу глупых вопросов.
– Спасибо, что хоть моему мнению ты еще веришь. Подожди, пока он придет.
– Мне не очень-то все это нравится. Мы уже дважды пытались, и ничего не получилось.
Люсьен в недоумении покачал головой:
– Должно быть, ты самый робкий из всех докторов, каких я встречал.
– И самый бедный.
– Тебе полагается быть гордым и заносчивым. Ты же эксперт. Так и будь им. Кто это осмелится оспаривать твою профессиональную точку зрения здесь, в Клэнтоне, штат Миссисипи?
– У штата есть свои эксперты.
– Да, есть один психиатр из Уитфилда. Он потратит на обвиняемого пару часов, а затем прикатит в суд и покажет под присягой, что Хейли – самый здравомыслящий человек из всех, когда-либо обращавшихся к психиатру. Он добавит, будто ему в жизни еще не доводилось видеть психически ненормального обвиняемого. Для него сумасшедших вообще не существует. Каждый из живущих просто обречен на полное душевное здоровье. И сам Уитфилд битком набит абсолютно нормальными людьми, правда, пока речь не заходит о правительственных субсидиях лечебнице – вот тогда-то они там все лишаются рассудка. Да его просто выгонят с работы, вздумай он показать, что обвиняемый невменяем. Вот каков твой соперник.
– И жюри поверит мне автоматически?
– Ты должен действовать так, будто никогда раньше ни в чем подобном не принимал участия.
– Дважды – не забывай! Первый был насильником, второй – убийцей. И оба – в полном сознании, вне зависимости от того, что я там говорил. И оба сейчас находятся там, где находятся.
Люсьен сделал еще один большой глоток и теперь рассматривал на свет плескавшуюся в стакане светло-коричневую жидкость с кубиками льда.
– Ты сказал, что поможешь мне. Видит Бог, ты мне действительно задолжал. Сколько я устроил тебе разводов?
– Три. И я все три раза вынужден был прилюдно полоскать свое грязное белье.
– Сам виноват. Развод такое дело: либо ты уступаешь, либо все твои привычки детально обсуждаются открытым слушанием.
– Так оно и было, я помню.
– А скольких клиентов, вернее, пациентов, я направил к тебе за все эти годы?
– Не так уж и много для того, чтобы я мог расплатиться с алиментами.
– А помнишь тот случай нарушения врачебной этики, когда курс лечения, который ты назначил одной леди, заключался в еженедельном катании вместе с тобой по медицинской кушетке? Твоя больная тогда еще отказалась от защиты, и тебе пришлось звонить своему другу Люсьену, который уладил все за какие-то гроши и не допустил дело до суда.
– Свидетелей никаких не было.
– Кроме самой леди. А папки в суде, полные заявлений твоих бывших жен, требовавших развода по причине постоянных измен мужа?
– Доказать они ничего не могли.
– Им не дали возможности. Нам обоим, помнишь, пришлось ради этого постараться.
– Хорошо, довольно, довольно. Я же сказал, что помогу. Я должен буду представлять какие-нибудь собственные документы, регалии?
– Ты что, вояка, что ли?
– Нет. Просто когда начинаю думать о судебном присутствии, я нервничаю.
– Твой престиж и так достаточно высок. Тебя и раньше квалифицировали в качестве свидетеля-эксперта. Не переживай.
– А как насчет этого? – Он выразительно приподнял свой стакан с виски.
– Ну, конечно, тебе не стоит пить так много, – ханжеским голосом ответил Люсьен.
Едва не выронив стакан. Басс зашелся хохотом. Вывалившись из кресла, он скатился к самому краю крыльца, хватаясь руками за живот и содрогаясь от смеха.
– Ты напился, – заметил Люсьен и отправился за новой бутылкой.
* * *
Когда примерно часом позже на дорожке, которая вела к дому, показался Джейк, Люсьен медленно раскачивался в своем массивном кресле. Доктор спал в таком же кресле, стоявшем в дальнем углу крыльца. Его босые ноги, простертые за невысокие перильца, скрывались от нескромных взоров густым кустарником; окаймлявшим крыльцо. Поднявшись по ступенькам, Джейк легонько коснулся плеча задремавшего Люсьена.– Джейк, мальчик мой, как дела? – сонным голосом проблеял тот.
– Отлично, Люсьен. А вы здесь неплохо устроились. – Джейк бросил взгляд на пустые бутылки и на одну, в которой еще чуть-чуть оставалось.
– Я хотел познакомить тебя с этим человеком. – Люсьен сделал попытку сесть прямо.
– Кто это?
– Наш психиатр. Доктор У. Т. Басс, из Джексона. Мой старый друг. Он поможет вам с Хейли.
– Хороший специалист?
– Лучший. Нам приходилось работать вместе по ряду дел.
Джейк сделал несколько шагов по направлению к Бассу и замер. Их психиатр, в расстегнутой донизу рубашке и с раскрытым ртом, исторгал низкий, какой-то булькающий храп. У ноздрей доктора У.Т. Басса кружил овод размером с небольшую ласточку, испуганно шарахавшийся к спинке кресла при каждом мощном выдохе. Вместе с храпом по крыльцу разносился и перегар, повисавший в воздухе невидимым туманом.
– Это он – врач? – поинтересовался Джейк, усаживаясь рядом с Люсьеном.
– Психиатр, – с гордостью подтвердил Люсьен.
– И он помог тебе управиться с этим? – Джейк кивнул на бутылки.
– Это я помог ему. Он пьет как рыба. Но в суде будет абсолютно трезв.
– Звучит обнадеживающе.
– Он тебе понравится. И берет недорого. Он у меня в долгу. Обойдется просто даром.
– Я уже почти влюблен в него.
Лицо Люсьена было примерно таким же красным, как и белки его глаз.
– Хочешь выпить?
– Нет. Сейчас всего половина четвертого.
– Да ну! А какой сегодня день?
– Среда, двенадцатое июня. И давно вы с ним так пьете?
– Уже лет тридцать. – Люсьен захохотал, зазвенел льдом в стакане.
– Я имею в виду сегодня.
– С завтрака. Да какое это имеет значение?
– Он работает?
– Нет, ушел на пенсию.
– По собственному желанию?
– Ты хочешь спросить, не поперли ли его, так сказать, как меня?
– Да, так сказать.
– Ну что ты! Его лицензия до сих пор при нем, а послужной список безукоризнен.
– Он и выглядит безукоризненно.
– Выпивка начала сказываться на нем несколько лет назад, когда ему пришлось делать выплаты по алиментам. Всеми его тремя разводами занимался я сам. Сейчас он дошел до того, что его доходы полностью уходят на алименты бывшим женам и детям, поэтому он и забросил работу.
– Тогда как же он умудряется?..
– Мы... гм... он смог кое-что припрятать от своих жен и их голодных адвокатов. Нет, теперь он себя неплохо чувствует.
– По нему это сразу видно.
– Ну а потом он чуток промышляет наркотиками, но дело имеет только с богатыми клиентами. Не наркотиками, собственно говоря, а наркосодержащими лекарствами, которые он имеет официальное право выписывать. В этом нет ничего незаконного, может, несколько неэтично, и все.
– А что он делает здесь?
– Наезжает ко мне иногда. Он живет в Джексоне, но ненавидит его. Я позвонил ему в воскресенье, после разговора с тобой. Он хочет как можно раньше увидеться с Хейли, завтра, например, если сможет.
Басс пробормотал что-то во сне и повернулся на бок, отчего кресло несколько раз качнулось. Тело врача дернулось, и он вновь захрапел. Пытаясь устроить поудобнее правую ногу, он ткнул ею в острый конец какой-то ветки, и тут же кресло-качалка, нелепо подпрыгнув, перевернулось, выбросив доктора на деревянный пол крыльца. Головой он ударился о доски, а правая нога застряла в ручке кресла. Басс скорчил гримасу, закашлялся, но тут же его грудь начала снова исторгать могучий храп. Джейк инстинктивно рванулся было помочь ему, однако на полпути остановился, видя, что почтенный доктор не понес никакого ущерба и продолжает спать как ни в чем не бывало.
– Оставь его в покое! – сквозь душивший его смех выговорил Люсьен.
Выудив из стакана кубик льда, он метнул его в своего собутыльника, но промахнулся. Зато вторым кубиком Люсьен угодил психиатру точно в кончик носа.
– Прямое попадание! – удовлетворенно промычал он. – Вставай, ты, алкоголик!
Спускаясь по ступенькам крыльца и идя затем к своей машине, Джейк слышал у себя за спиной хохот и ругань Люсьена, продолжавшего швыряться льдом в доктора У. Т. Басса, психиатра и свидетеля защиты.
* * *
Выйдя из больницы на костылях, Луни посадил в машину жену и троих детей и отправился в тюрьму, где его уже ждали шериф со своими заместителями, коллеги и друзья; все они приготовили для Луни небольшие подарки и накрыли для чаепития стол. Теперь Луни становился вечным дежурным – за ним сохранялось право носить форму, нагрудный знак и получать прежний оклад.
Глава 21
Комната для собраний членов общины церкви Спрингдэйл была вычищена до блеска, складные столы и стулья протерты от пыли и расставлены аккуратными рядами. Это была самая большая негритянская церковь округа, и располагалась она в Клэнтоне, так что преподобный отец Эйджи счел необходимым собраться именно здесь. Целью предстоящей пресс-конференции было оповестить общественность, выразить поддержку своему прихожанину, совершившему доброе дело и очутившемуся в беде, а также объявить об официальном учреждении Фонда защиты Карла Ли Хейли. В пресс-конференции принял участие национальный директор Ассоциации борцов за права негритянского населения. Он вручил представителю фонда чек на пять тысяч долларов и обещал еще более значительную поддержку в ближайшем будущем. Исполнительный директор мемфисского отделения ассоциации с гордым видом выложил на стол ту же сумму наличными. Вместе с Эйджи они помещались позади соединенных торцами двух столов в центре комнаты, вдоль стен которой сидели члены церковного совета и более двухсот прихожан. Рядом с Эйджи находилась Гвен. Газетчиков, теле – и фоторепортеров пришло гораздо меньше, чем ожидалось.
Вдохновленный лампами-вспышками и юпитерами, Эйджи начал свое выступление первым. Он поведал собравшимся о семье Хейли, о доброте, безгреховности набожности каждого из ее членов, о крещении, которое приняла Тони, когда ей было всего восемь лет. Он говорил о семейном счастье, разрушенном расизмом и ненавистью. Аудитория начала сморкаться и всхлипывать. Голос святого отца набирал силу, он переходил к обличениям. С гневом праведника обрушился он на существующую юридическую систему, всей своей мощью готовую раздавить доброго и порядочного человека, не совершившего ничего дурного, человека, которого, будь он белым, никто не решился бы потащить в суд, человека, которому предъявлено чудовищное обвинение лишь потому, что он негр. Именно это, подчеркнул преподобный отец, и является самым страшным в процессе Карла Ли Хейли.
Эйджи удалось найти верный тон; наэлектризовав собравшихся, он умело повел их за собой, и пресс-конференция стала походить на молельное собрание охваченных экстазом религиозных фанатиков. Речь его длилась ровно сорок пять минут.
Выдержать заданную выступлением Эйджи высокую ноту было не всякому по силам, но тем не менее национальный директор ассоциации ни минуты не колебался. В течение тридцати минут с небывалым ораторским мастерством он гневно клеймил расизм, причем ни разу не повторился. Улучив момент, он принялся бросать в слушавших пригоршни статистических данных, иллюстрирующих состояние преступности и деятельность правоохранительных общественных институтов. Он привел паству к единственному логическому выводу: вся юридическая система страны находится под жестким контролем белых, которые бесчестно угнетают с ее помощью чернокожее население. В охватившей его вспышке благородного гнева докладчик перешел к анализу положения дел в округе Форд. С убежденностью он констатировал, что местные судебные власти не в состоянии справедливо и беспристрастно рассмотреть дело Карла Ли Хейли. Яркие лучи осветительных приборов высветили в бровях – национального директора крупные капли пота, жаркое оранжерейное сияние подогревало его пыл. Он вошел даже в еще больший раж, чем преподобный Эйджи: топал ногами и грозно потрясал руками, едва не опрокидывая все микрофоны на столе. Жертвуйте, жертвуйте деньги, взывал он, до тех пор, пока правда не восторжествует! Еще пройдут демонстрации и марши! Начало процесса послужит боевым кличем для негритянского населения и всех угнетаемых!
Затем пламенный трибун ответил на вопросы. Сколько денег будет собрано? Они рассчитывают по меньшей мере на пятьдесят тысяч. Защита Карла Ли Хейли может обойтись и дороже, возможно, и пятидесяти тысяч не хватит, однако любая сумма обязательно будет собрана. Вопрос заключается только в сроках. На что пойдут деньги? На гонорары адвокатам и судебные издержки. Понадобится целая команда профессиональных правозащитников и врачей. Прибегнут ли к услугам адвокатов ассоциации? Безусловно. Штатные сотрудники в Вашингтоне в любой момент готовы включиться в дело. Уже создана специальная группа защиты, которая займется всеми аспектами предстоящего процесса. Карл Ли Хейли является в настоящее время для ассоциации фигурой номер один, и все находящиеся в распоряжении ассоциации средства будут использоваться в интересах его дела.
Закончив, национальный директор уступил место перед микрофонами отцу Эйджи. Тот, ни слова не говоря, кивнул человеку, сидящему за пианино в углу. По помещению поплыли звуки музыки. Все присутствующие встали и, взявшись за руки и ритмично раскачиваясь, трогательно, в один голос запели «We Shall Overcome»[11].
Об учреждении Фонда защиты Карла Ли Хейли Джейк прочитал в газете во вторник. До него доходили какие-то слухи о сборе пожертвований, однако при этом говорили, что средства пойдут на поддержку семьи. Но пятьдесят тысяч в качестве гонораров для адвокатов! Джейк испытал легкую злость, но информация его заинтересовала. Опять он получит отставку? А если предположить, что Карл Ли откажется от услуг адвокатов ассоциации, куда пойдут собранные деньги? До суда еще пять недель – времени вполне достаточно для того, чтобы десант столичных стряпчих высадился в Клэнтоне. Джейку приходилось читать о них в прессе: группа из шести адвокатов, занимавшихся исключительно делами о предумышленных убийствах. Они разъезжали по всему Югу, защищая в судах чернокожих, обвинявшихся в различных гнусных преступлениях. Их прозвали командой смерти. Отличные юристы, образованные, талантливые, красноречивые, посвятившие себя спасению чернокожих убийц от газовых камер и электрических стульев. Ничем другим, кроме убийств, они не занимались и в своем деле были очень, очень хороши. Всеми их действиями руководила ассоциация: она собирала для них деньги, организовывала местное население, обеспечивала внимание прессы. Их излюбленным, а часто и единственным методом защиты были ссылки на расизм, лежавший в основе любого преступления. И хотя проигрывали они свои дела все же чаще, чем выигрывали, нельзя сказать, что результат их деятельности был нулевым. Ведь брались они за явно безнадежные случаи. Обычной их практикой было еще до суда сделать из обвиняемого мученика, а потом уповать лишь на решение жюри.
Теперь они собирались в Клэнтон.
Ранним утром в среду Джейк и Оззи пили кофе в кабинете шерифа, ожидая, пока Карл Ли примет душ и переоденется. До Уитфилда было три часа езды, нового пациента там рассчитывали увидеть в девять. На языке у Джейка крутились последние инструкции.
– Как долго вы там пробудете? – спросил он у Оззи.
– Ты же сам юрист. Сколько на все это может уйти времени?
– Три-четыре дня. Ты же уже ездил туда раньше, разве нет?
– Само собой. Приходилось возить немало чокнутых. Но такой случай у меня впервые. Где они будут его держать?
– У них есть и палаты, и камеры.
В кабинет вошел Хастингс, с сонным видом жующий уже засохший пирожок.
– Много нам потребуется машин?
– Две, – ответил ему Оззи. – Моя и твоя. Я посажу к себе Пертла и Карла Ли, а ты возьмешь Райли и Несбита.
– Оружие?
– По три револьвера на машину. Побольше патронов. На всех, включая Карла Ли, – бронежилеты. Иди займись машинами. Я хочу выехать около половины шестого.
Пробурчав что-то, Хастингс удалился.
– Ожидаешь чьих-нибудь выходок? – поинтересовался Джейк.
– Нам тут кто-то несколько раз звонил. Два раза говорилось именно об этой поездке в Уитфилд. Путь по шоссе туда довольно долог.
– Как вы думаете добираться?
– Большинство водителей выбирают двадцать вторую автостраду, с которой выезжают потом на главную дорогу, верно? Для нас было бы безопаснее передвигаться по незаметным проселкам.
Скажем, сначала шоссе номер четырнадцать, а за ним – восемьдесят девятое.
– Такого от вас, конечно, никто не ждет.
– Тем лучше. Рад, что тебе понравился этот план.
– Он же мой клиент, ты знаешь.
– Во всяком случае, пока это так.
– Знаю, Джейк. Хочешь, чтобы я прикинулся чокнутым? – со смешком спросил Карл Ли.
У Оззи его вопрос тоже вызвал улыбку.
– Я не шучу, Карл Ли. Лучше бы тебе послушать.
– Да в чем дело? Ты же сам говорил: не имеет никакого значения то, что я стану там болтать или вытворять. Они не скажут, что я сумасшедший, даже если бы я там всех перестрелял. Ведь тамошние врачи работают на штат, верно? Штат возбудил против меня уголовное дело, верно? Тогда какая разница, что я буду говорить или делать? Решение-то у них в любом случае уже есть. Или я не прав, Оззи?
– Я не собираюсь совать нос в ваши дела. Я тоже состою на службе штата.
– Ты состоишь на службе округа, – уточнил Джейк.
– Имя, последняя должность и личный номер – вот все, что им от меня понадобится. – Карл Ли закончил свой завтрак.
– Очень смешно, – заметил Джейк.
– Он расколется, Джейк, – произнес Оззи. Вставив в ноздри две пластиковые соломинки, Карл Ли на цыпочках зашагал вдоль стен кабинета, высматривая что-то на потолке и совершая у себя над головой резкие хватательные движения. Время от времени он склонялся над своей сумкой, чтобы сложить в нее добычу. Вернувшийся Хастингс раскрыл дверь, но так и остался на пороге. Карл Ли ухмыльнулся и кинул на него дикий взгляд, а затем, подпрыгнув, опять поймал кого-то в воздухе.
– Черт побери, чем это он занят? – Хастингс ничего не понимал.
– Ловлей бабочек, – ответил ему Карл Ли.
Джейк подхватил свой кейс и направился к двери.
– Думаю, вам нужно будет оставить его в лечебнице. – Хлопнув дверью, он вышел из здания тюрьмы.
С другой стороны, Бакли выставит целую дюжину своих свидетелей, весьма достойных граждан: выборных чиновников, юристов, бизнесменов, может, кого-нибудь из шерифов – и все они в один голос станут утверждать, что лишь краем уха слышали что-то о Карле Ли Хейли, что суд в Клэнтоне сможет самым объективным и беспристрастным образом разобраться в его деле.
Внутренне Джейку и самому хотелось, чтобы суд проходил здесь, в Клэнтоне, в здании суда, стоявшем напротив его собственного офиса, перед лицами знакомых ему сограждан. Судебные заседания всегда были тяжелым испытанием: с их нервным напряжением, с бессонными ночами и гнетущей тоской. Переносить все это гораздо легче, когда находишься в родной для себя обстановке, в трех минутах ходьбы от собственного крыльца. Во время перерывов в заседании он мог бы сидеть в своем собственном кабинете, готовить необходимые материалы, беседовать со свидетелями или просто отдыхать. Мог бы пойти пообедать в кафе или к Клоду, а то успел бы даже сбегать домой. И его клиент тоже оставался бы здесь, в местной тюрьме, неподалеку от своей семьи.
И в прессе, безусловно, он выглядел бы куда более выигрышно. По утрам газетчики собирались бы у дверей его офиса и преследовали его по пятам, пока он неторопливой походкой пересекал бы улицу по направлению к зданию суда. Размышляя об этом, Джейк испытывал восхитительное волнение.
И в самом деле – так ли уж важно, где будет проходить суд? Люсьен был прав: случай Карла Ли был известен жителям каждого округа в штате. Так к чему же менять место? Все присяжные штата в глубине души давно уже решили, виновен Карл Ли или нет.
Нет, все-таки это важно. Потому что кто-то из присяжных был белым, кто-то – чернокожим. Если исходить из процентного состава населения, то в их округе белых присяжных в жюри должно быть больше, чем в соседних. Джейк любил иметь дело с чернокожими присяжными в уголовных делах, и особенно когда его подзащитный сам был чернокожим. В таких случаях присяжные боялись показаться слишком кровожадными. До их сердец можно было достучаться. Да и в гражданских делах с ними было проще. Все они недолюбливали большие корпорации и страховые компании, с куда большим удовольствием они защищали финансовые интересы обыкновенных людей. Как правило, Джейк всегда старался апеллировать к чернокожим присяжным, вот только было их в округе Форд очень мало.
Нет, нет, это совершенно необходимо – добиться переноса суда в другой округ, где процент негритянского населения выше. Всего один черный голос может решить участь его клиента. А если же их будет большинство, то они смогут и оправдать его подзащитного. Две недели жизни в каком-нибудь мотеле и работа в чуждой ему обстановке ничуть не соблазняли Джейка, но эти маленькие неудобства не шли ни в какое сравнение с теми преимуществами, что давало чернокожее жюри.
Требование о перемене места рассмотрения дела было внимательно изучено Люсьеном. Джейк, как ему и было сказано, без опоздания, хотя и с большой неохотой, прибыл к Люсьену ровно в восемь утра. На крыльце Салли накрыла для них завтрак. Джейк пил кофе и апельсиновый сок, Люсьен – виски и содовую. В течение трех часов они самым детальным образом обсуждали все аспекты, связанные с такой переменой. Люсьен хранил у себя копии решений Верховного суда за последние восемь лет, и, размахивая ими, он вел себя перед Джейком как профессор, читающий лекцию первокурснику. Ученик его что-то конспектировал, изредка спорил, а главным образом внимательно слушал.
– Где Карл Ли? – чуть ли не в панике прокричал кто-то из репортеров.
– В другой машине, – бросил Оззи, подмигнув Карлу Ли, сидевшему на заднем сиденье.
– Он во второй машине! – Толпа ринулась к автомобилю Хастингса.
– Где Хейли? – Это уже был другой голос.
Сидевший впереди Пертл указал на Хастингса:
– Вот он.
– Это вы Карл Ли Хейли? – громко завопил газетчик.
– Да.
– А почему вы за рулем?
– А почему на вас эта форма?
– Меня сделали заместителем шерифа, – ответил Хастингс с каменным лицом.
В этот момент ворота раскрылись, и машины, газанув, рванули в них.
Карла Ли вместе с Оззи и двумя его помощниками провели через главное здание в другое, где он был обыскан и помещен в отдельную камеру, или палату, как ее здесь называли. Дверь за его спиной закрыли на замок. Оззи и его людям было предложено вернуться в Клэнтон, что они и сделали.
После обеда в палату к Карлу Ли вошел какой-то чиновник в белом халате, а при нем ассистент с портативной пишущей машинкой. Начались вопросы. Карла Ли спрашивали обо всех мало-мальски значимых событиях его жизни начиная с самого детства. Допрос этот длился два часа. В четыре часа пополудни вошли два охранника, надели на Карла Ли наручники, усадили в крошечный карт, которым пользуются на полях для гольфа, и привезли в современное, сложенное из кирпича здание, стоявшее примерно в полумиле от того, где находилась палата. Карла Ли провели в кабинет доктора Уилберта Родхивера – главного врача. Охранники остались ждать снаружи у двери.
Вдохновленный лампами-вспышками и юпитерами, Эйджи начал свое выступление первым. Он поведал собравшимся о семье Хейли, о доброте, безгреховности набожности каждого из ее членов, о крещении, которое приняла Тони, когда ей было всего восемь лет. Он говорил о семейном счастье, разрушенном расизмом и ненавистью. Аудитория начала сморкаться и всхлипывать. Голос святого отца набирал силу, он переходил к обличениям. С гневом праведника обрушился он на существующую юридическую систему, всей своей мощью готовую раздавить доброго и порядочного человека, не совершившего ничего дурного, человека, которого, будь он белым, никто не решился бы потащить в суд, человека, которому предъявлено чудовищное обвинение лишь потому, что он негр. Именно это, подчеркнул преподобный отец, и является самым страшным в процессе Карла Ли Хейли.
Эйджи удалось найти верный тон; наэлектризовав собравшихся, он умело повел их за собой, и пресс-конференция стала походить на молельное собрание охваченных экстазом религиозных фанатиков. Речь его длилась ровно сорок пять минут.
Выдержать заданную выступлением Эйджи высокую ноту было не всякому по силам, но тем не менее национальный директор ассоциации ни минуты не колебался. В течение тридцати минут с небывалым ораторским мастерством он гневно клеймил расизм, причем ни разу не повторился. Улучив момент, он принялся бросать в слушавших пригоршни статистических данных, иллюстрирующих состояние преступности и деятельность правоохранительных общественных институтов. Он привел паству к единственному логическому выводу: вся юридическая система страны находится под жестким контролем белых, которые бесчестно угнетают с ее помощью чернокожее население. В охватившей его вспышке благородного гнева докладчик перешел к анализу положения дел в округе Форд. С убежденностью он констатировал, что местные судебные власти не в состоянии справедливо и беспристрастно рассмотреть дело Карла Ли Хейли. Яркие лучи осветительных приборов высветили в бровях – национального директора крупные капли пота, жаркое оранжерейное сияние подогревало его пыл. Он вошел даже в еще больший раж, чем преподобный Эйджи: топал ногами и грозно потрясал руками, едва не опрокидывая все микрофоны на столе. Жертвуйте, жертвуйте деньги, взывал он, до тех пор, пока правда не восторжествует! Еще пройдут демонстрации и марши! Начало процесса послужит боевым кличем для негритянского населения и всех угнетаемых!
Затем пламенный трибун ответил на вопросы. Сколько денег будет собрано? Они рассчитывают по меньшей мере на пятьдесят тысяч. Защита Карла Ли Хейли может обойтись и дороже, возможно, и пятидесяти тысяч не хватит, однако любая сумма обязательно будет собрана. Вопрос заключается только в сроках. На что пойдут деньги? На гонорары адвокатам и судебные издержки. Понадобится целая команда профессиональных правозащитников и врачей. Прибегнут ли к услугам адвокатов ассоциации? Безусловно. Штатные сотрудники в Вашингтоне в любой момент готовы включиться в дело. Уже создана специальная группа защиты, которая займется всеми аспектами предстоящего процесса. Карл Ли Хейли является в настоящее время для ассоциации фигурой номер один, и все находящиеся в распоряжении ассоциации средства будут использоваться в интересах его дела.
Закончив, национальный директор уступил место перед микрофонами отцу Эйджи. Тот, ни слова не говоря, кивнул человеку, сидящему за пианино в углу. По помещению поплыли звуки музыки. Все присутствующие встали и, взявшись за руки и ритмично раскачиваясь, трогательно, в один голос запели «We Shall Overcome»[11].
Об учреждении Фонда защиты Карла Ли Хейли Джейк прочитал в газете во вторник. До него доходили какие-то слухи о сборе пожертвований, однако при этом говорили, что средства пойдут на поддержку семьи. Но пятьдесят тысяч в качестве гонораров для адвокатов! Джейк испытал легкую злость, но информация его заинтересовала. Опять он получит отставку? А если предположить, что Карл Ли откажется от услуг адвокатов ассоциации, куда пойдут собранные деньги? До суда еще пять недель – времени вполне достаточно для того, чтобы десант столичных стряпчих высадился в Клэнтоне. Джейку приходилось читать о них в прессе: группа из шести адвокатов, занимавшихся исключительно делами о предумышленных убийствах. Они разъезжали по всему Югу, защищая в судах чернокожих, обвинявшихся в различных гнусных преступлениях. Их прозвали командой смерти. Отличные юристы, образованные, талантливые, красноречивые, посвятившие себя спасению чернокожих убийц от газовых камер и электрических стульев. Ничем другим, кроме убийств, они не занимались и в своем деле были очень, очень хороши. Всеми их действиями руководила ассоциация: она собирала для них деньги, организовывала местное население, обеспечивала внимание прессы. Их излюбленным, а часто и единственным методом защиты были ссылки на расизм, лежавший в основе любого преступления. И хотя проигрывали они свои дела все же чаще, чем выигрывали, нельзя сказать, что результат их деятельности был нулевым. Ведь брались они за явно безнадежные случаи. Обычной их практикой было еще до суда сделать из обвиняемого мученика, а потом уповать лишь на решение жюри.
Теперь они собирались в Клэнтон.
* * *
За неделю до этого Бакли составил документ, согласно которому Карла Ли должны были освидетельствовать независимые врачи штата. Джейк предложил, чтобы медицинский осмотр состоялся в Клэнтоне, желательно в офисе самого Джейка. Нуз ответил отказом и приказал шерифу доставить Карла Ли в психиатрическую лечебницу штата Миссисипи в Уитфилде. Джейк попробовал настоять на том, чтобы ему было разрешено сопровождать своего клиента и присутствовать при его освидетельствовании. Однако Нуз отказал вновь.Ранним утром в среду Джейк и Оззи пили кофе в кабинете шерифа, ожидая, пока Карл Ли примет душ и переоденется. До Уитфилда было три часа езды, нового пациента там рассчитывали увидеть в девять. На языке у Джейка крутились последние инструкции.
– Как долго вы там пробудете? – спросил он у Оззи.
– Ты же сам юрист. Сколько на все это может уйти времени?
– Три-четыре дня. Ты же уже ездил туда раньше, разве нет?
– Само собой. Приходилось возить немало чокнутых. Но такой случай у меня впервые. Где они будут его держать?
– У них есть и палаты, и камеры.
В кабинет вошел Хастингс, с сонным видом жующий уже засохший пирожок.
– Много нам потребуется машин?
– Две, – ответил ему Оззи. – Моя и твоя. Я посажу к себе Пертла и Карла Ли, а ты возьмешь Райли и Несбита.
– Оружие?
– По три револьвера на машину. Побольше патронов. На всех, включая Карла Ли, – бронежилеты. Иди займись машинами. Я хочу выехать около половины шестого.
Пробурчав что-то, Хастингс удалился.
– Ожидаешь чьих-нибудь выходок? – поинтересовался Джейк.
– Нам тут кто-то несколько раз звонил. Два раза говорилось именно об этой поездке в Уитфилд. Путь по шоссе туда довольно долог.
– Как вы думаете добираться?
– Большинство водителей выбирают двадцать вторую автостраду, с которой выезжают потом на главную дорогу, верно? Для нас было бы безопаснее передвигаться по незаметным проселкам.
Скажем, сначала шоссе номер четырнадцать, а за ним – восемьдесят девятое.
– Такого от вас, конечно, никто не ждет.
– Тем лучше. Рад, что тебе понравился этот план.
– Он же мой клиент, ты знаешь.
– Во всяком случае, пока это так.
* * *
Карл Ли быстро расправлялся с яйцами и бисквитами, а Джейк в это время рассказывал ему, что его ждет в Уитфилде.– Знаю, Джейк. Хочешь, чтобы я прикинулся чокнутым? – со смешком спросил Карл Ли.
У Оззи его вопрос тоже вызвал улыбку.
– Я не шучу, Карл Ли. Лучше бы тебе послушать.
– Да в чем дело? Ты же сам говорил: не имеет никакого значения то, что я стану там болтать или вытворять. Они не скажут, что я сумасшедший, даже если бы я там всех перестрелял. Ведь тамошние врачи работают на штат, верно? Штат возбудил против меня уголовное дело, верно? Тогда какая разница, что я буду говорить или делать? Решение-то у них в любом случае уже есть. Или я не прав, Оззи?
– Я не собираюсь совать нос в ваши дела. Я тоже состою на службе штата.
– Ты состоишь на службе округа, – уточнил Джейк.
– Имя, последняя должность и личный номер – вот все, что им от меня понадобится. – Карл Ли закончил свой завтрак.
– Очень смешно, – заметил Джейк.
– Он расколется, Джейк, – произнес Оззи. Вставив в ноздри две пластиковые соломинки, Карл Ли на цыпочках зашагал вдоль стен кабинета, высматривая что-то на потолке и совершая у себя над головой резкие хватательные движения. Время от времени он склонялся над своей сумкой, чтобы сложить в нее добычу. Вернувшийся Хастингс раскрыл дверь, но так и остался на пороге. Карл Ли ухмыльнулся и кинул на него дикий взгляд, а затем, подпрыгнув, опять поймал кого-то в воздухе.
– Черт побери, чем это он занят? – Хастингс ничего не понимал.
– Ловлей бабочек, – ответил ему Карл Ли.
Джейк подхватил свой кейс и направился к двери.
– Думаю, вам нужно будет оставить его в лечебнице. – Хлопнув дверью, он вышел из здания тюрьмы.
* * *
Слушание вопроса о перемене места рассмотрения дела Нуз назначил в Клэнтоне на понедельник, 24 июня. Слушание обещало быть долгим и привлечь внимание прессы. Поскольку Джейк настаивал на новом месте, именно на нем лежала необходимость доказать, что в округе Форд суд не в состоянии вынести справедливое и непредвзятое решение по делу Карла Ли Хейли. Джейку понадобятся свидетели. Люди, пользующиеся уважением и доверием местных жителей, которые готовы будут подтвердить, что справедливый суд здесь невозможен. Эткавэйдж сказал, что рад был бы оказать услугу, но его банку это может не понравиться. Гарри Рекс согласился с удовольствием и сразу. Отец Эйджи заявил, что обязательно помог бы, если бы ассоциация не послала уже своих адвокатов. Что касается Люсьена, то, поскольку авторитет его давно был несколько подорван, Джейк серьезно и не задумывался о том, чтобы просить его помощи.С другой стороны, Бакли выставит целую дюжину своих свидетелей, весьма достойных граждан: выборных чиновников, юристов, бизнесменов, может, кого-нибудь из шерифов – и все они в один голос станут утверждать, что лишь краем уха слышали что-то о Карле Ли Хейли, что суд в Клэнтоне сможет самым объективным и беспристрастным образом разобраться в его деле.
Внутренне Джейку и самому хотелось, чтобы суд проходил здесь, в Клэнтоне, в здании суда, стоявшем напротив его собственного офиса, перед лицами знакомых ему сограждан. Судебные заседания всегда были тяжелым испытанием: с их нервным напряжением, с бессонными ночами и гнетущей тоской. Переносить все это гораздо легче, когда находишься в родной для себя обстановке, в трех минутах ходьбы от собственного крыльца. Во время перерывов в заседании он мог бы сидеть в своем собственном кабинете, готовить необходимые материалы, беседовать со свидетелями или просто отдыхать. Мог бы пойти пообедать в кафе или к Клоду, а то успел бы даже сбегать домой. И его клиент тоже оставался бы здесь, в местной тюрьме, неподалеку от своей семьи.
И в прессе, безусловно, он выглядел бы куда более выигрышно. По утрам газетчики собирались бы у дверей его офиса и преследовали его по пятам, пока он неторопливой походкой пересекал бы улицу по направлению к зданию суда. Размышляя об этом, Джейк испытывал восхитительное волнение.
И в самом деле – так ли уж важно, где будет проходить суд? Люсьен был прав: случай Карла Ли был известен жителям каждого округа в штате. Так к чему же менять место? Все присяжные штата в глубине души давно уже решили, виновен Карл Ли или нет.
Нет, все-таки это важно. Потому что кто-то из присяжных был белым, кто-то – чернокожим. Если исходить из процентного состава населения, то в их округе белых присяжных в жюри должно быть больше, чем в соседних. Джейк любил иметь дело с чернокожими присяжными в уголовных делах, и особенно когда его подзащитный сам был чернокожим. В таких случаях присяжные боялись показаться слишком кровожадными. До их сердец можно было достучаться. Да и в гражданских делах с ними было проще. Все они недолюбливали большие корпорации и страховые компании, с куда большим удовольствием они защищали финансовые интересы обыкновенных людей. Как правило, Джейк всегда старался апеллировать к чернокожим присяжным, вот только было их в округе Форд очень мало.
Нет, нет, это совершенно необходимо – добиться переноса суда в другой округ, где процент негритянского населения выше. Всего один черный голос может решить участь его клиента. А если же их будет большинство, то они смогут и оправдать его подзащитного. Две недели жизни в каком-нибудь мотеле и работа в чуждой ему обстановке ничуть не соблазняли Джейка, но эти маленькие неудобства не шли ни в какое сравнение с теми преимуществами, что давало чернокожее жюри.
Требование о перемене места рассмотрения дела было внимательно изучено Люсьеном. Джейк, как ему и было сказано, без опоздания, хотя и с большой неохотой, прибыл к Люсьену ровно в восемь утра. На крыльце Салли накрыла для них завтрак. Джейк пил кофе и апельсиновый сок, Люсьен – виски и содовую. В течение трех часов они самым детальным образом обсуждали все аспекты, связанные с такой переменой. Люсьен хранил у себя копии решений Верховного суда за последние восемь лет, и, размахивая ими, он вел себя перед Джейком как профессор, читающий лекцию первокурснику. Ученик его что-то конспектировал, изредка спорил, а главным образом внимательно слушал.
* * *
Уитфилд был расположен в нескольких милях от Джексона, в сельском районе округа Рэнкин. У ворот психиатрической лечебницы стояли два охранника и лениво переругивались с газетчиками. Им было известно лишь то, что Карла Ли должны привезти к девяти. В восемь тридцать перед воротами остановились два патрульных автомобиля с гербами округа Форд на бортах. Журналисты и фоторепортеры кинулись к водительской дверце первой машины. Оззи опустил стекло.– Где Карл Ли? – чуть ли не в панике прокричал кто-то из репортеров.
– В другой машине, – бросил Оззи, подмигнув Карлу Ли, сидевшему на заднем сиденье.
– Он во второй машине! – Толпа ринулась к автомобилю Хастингса.
– Где Хейли? – Это уже был другой голос.
Сидевший впереди Пертл указал на Хастингса:
– Вот он.
– Это вы Карл Ли Хейли? – громко завопил газетчик.
– Да.
– А почему вы за рулем?
– А почему на вас эта форма?
– Меня сделали заместителем шерифа, – ответил Хастингс с каменным лицом.
В этот момент ворота раскрылись, и машины, газанув, рванули в них.
Карла Ли вместе с Оззи и двумя его помощниками провели через главное здание в другое, где он был обыскан и помещен в отдельную камеру, или палату, как ее здесь называли. Дверь за его спиной закрыли на замок. Оззи и его людям было предложено вернуться в Клэнтон, что они и сделали.
После обеда в палату к Карлу Ли вошел какой-то чиновник в белом халате, а при нем ассистент с портативной пишущей машинкой. Начались вопросы. Карла Ли спрашивали обо всех мало-мальски значимых событиях его жизни начиная с самого детства. Допрос этот длился два часа. В четыре часа пополудни вошли два охранника, надели на Карла Ли наручники, усадили в крошечный карт, которым пользуются на полях для гольфа, и привезли в современное, сложенное из кирпича здание, стоявшее примерно в полумиле от того, где находилась палата. Карла Ли провели в кабинет доктора Уилберта Родхивера – главного врача. Охранники остались ждать снаружи у двери.