Страница:
Улыбка ее была милой и располагающей.
– Когда я начну?
– Сейчас.
Познакомив Эллен с расположением комнат в офисе, Джейк отвел ей место в «блиндаже» на втором этаже. Он вручил ей папку с делом Хейли, и Эллен в течение примерно часа занималась выписками из него. Сам же Джейк решил отдохнуть.
Он поднялся с дивана, стоявшего в его кабинете, в половине третьего и направился в расположенную внизу комнату для заседаний. Эллен сняла со стеллажей примерно половину книг и разложила их по всему столу; большинство томов ощетинилось закладками через каждые пятьдесят страниц. С чрезвычайно занятым видом Эллен писала что-то в свой блокнот.
– А у вас неплохая библиотека, – заметила она, не поднимая головы.
– Кое-какие из этих фолиантов не раскрывались лет двадцать.
– Я поняла это по пыли.
– Есть хотите?
– Умираю от голода.
– Тут, за углом, есть небольшое кафе, их фирменное блюдо – жирная свинина и жареные овощи. Мой желудок требует сейчас именно такой пищи.
– Звучит очень аппетитно.
В обход площади они отправились к Клоду, у которого, ввиду того что стояла вторая половина субботы, народу было немного. Среди посетителей они оказались единственными белыми. Сам Клод отсутствовал, и без него в помещении стояла оглушительная тишина. Джейк заказал чизбургер, жареный лук колечками и три порошка от головной боли.
– Голова болит? – спросила у него Эллен.
– Раскалывается.
– Стресс?
– Похмелье.
– Похмелье? А я-то думала, что вы трезвенник.
– Это еще с чего вы взяли?
– "Ньюсуик". В статье говорилось, что вы идеальный семьянин, трудоголик, истый пресвитерианец, не берущий капли в рот и позволяющий себе лишь хорошую сигару. Не помните? Неужели вы могли забыть о таком?
– И вы верите всему, что прочтете в газете или журнале?
– Нет.
– Это хорошо, поскольку прошлым вечером я напился так, что сегодня меня рвало целое утро.
Похоже, признание Джейка ее развеселило.
– И что же вы пили?
– Н-не помню. Не помню, что пил ночью. После окончания колледжа со мной это случилось в первый и, надеюсь, в последний раз. Я успел позабыть, насколько утренние ощущения мучительны.
– Почему все юристы так много пьют?
– Приучаются к этому еще в стенах колледжа. Ваш отец пьет?
– И вы спрашиваете? Да он же католик. Но старается не выходить из рамок.
– А вы?
– Еще бы, постоянно, – с гордостью заявила Эллен.
– Ну, тогда вы наверняка станете великим юристом.
Джейк тщательно размешал свои порошки в стакане ледяной воды и, поморщившись, выпил, утерев губы рукой. Девушка не сводила с него веселого взгляда.
– Что, интересно, скажет ваша жена?
– О чем?
– О похмелье. Такой добропорядочный муж!
– Она ничего не знает. Уехала от меня сегодня утром.
– Извините.
– Отправилась к своим родителям до окончания суда. Уже два месяца нам звонят и угрожают убить, а вчера ночью под окно нашей спальни подложили фунта три динамита. Полиция сработала вовремя и задержала двоих типов, похоже, они из Клана. Динамита хватило бы, чтобы сровнять с землей дом. По-моему, это неплохой повод, чтобы напиться.
– Мне вас искренне жаль.
– Работа, которую вы так хотели получить, может оказаться весьма опасной. Лучше вам узнать об этом сейчас.
– Мне тоже случалось получать угрозы. Прошлым летом в Алабаме мы защищали двух чернокожих подростков, изнасиловавших и задушивших восьмидесятилетнюю женщину. Никто из адвокатов штата не захотел заниматься этим делом, поэтому они обратились в Лигу защиты. Мы галопом примчались в город, и, встречая нас на улицах, местные жители готовы были линчевать к нас тоже. Никогда в жизни я не испытывала еще такой к себе ненависти. Пришлось жить в мотеле в соседнем городке. Все было нормально до того вечера, когда ко мне подошли двое мужчин в баре и попытались насильно увезти куда-то.
– Что же произошло?
– В сумочке у меня был короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра, и мне удалось убедить их, что я умею пользоваться оружием.
– Револьвер тридцать восьмого калибра?
– Отец подарил мне его, когда мне исполнилось пятнадцать. У меня и лицензия имеется.
– Он отчаянный человек, ваш отец.
– В него стреляли несколько раз. Он очень любит спорные дела, о таких часто пишут в газетах. Публика в зале требует, чтобы обвиняемого повесили как можно быстрее и без всякого суда или адвоката. Такие дела – его конек. У него собственный телохранитель.
– Ну еще бы. У меня тоже есть. По имени Несбит. Из своей пушки не попадет даже в стену амбара. Его только вчера ко мне прикрепили.
Принесли еду. Эллен осторожно убрала с фирменного бутерброда Клода колечки лука и кетчуп и предложила Джейку поделиться с ним жареными овощами. Разрезав чизбургер на две половины, она, как птичка, начала отщипывать крошечные кусочки и класть их себе в рот. Пропитавший ломти хлеба горячий жир капал на тарелку. После каждого кусочка Эллен приходилось вытирать рот.
Лицо ее было освещено приветливой мягкой улыбкой, скрывавшей – и Джейк знал это – решительный и твердый характер, чья обладательница была в состоянии столь откровенно говорить о своих связях с Национальной ассоциацией юристов, посылать к чертям лифчики и демонстрировать свое неженское умение постоять за себя. Ни малейших признаков косметики. Да она была Эллен и не нужна. Красавицей ее не назовешь, кокетливой – тем более, все говорило о том, что мысли Эллен были очень далеко от таких мелочей. Кожа ее была белой и очень нежной, как у всех рыжих, на чуть вздернутом носике – семь или восемь веснушек. Когда девушка улыбалась, показывая великолепные зубы, на ее щеках появлялись симпатичные, милые ямочки. Улыбка ее вызывала у собеседника доверие, но в то же время в ней прятался какой-то таинственный вызов. Зеленые, с металлическим отливом, глаза излучали с трудом укрощаемую энергию; когда Эллен говорила, то взгляд ее становился неподвижным, она даже переставала мигать.
Интеллигентное лицо и привлекательное до невозможности.
Расправляясь со своим чизбургером, Джейк чувствовал, как его желудок наполняется добротной, тяжелой пищей, и первый раз за сегодняшний день в голове промелькнула мысль о том, что, возможно, он и выживет.
– А если серьезно, почему вы выбрали «Оле Мисс»? – спросил он.
– Это солидная юридическая школа.
– Это и моя школа. Но как правило, к нам редко приезжают молодые дарования с северо-востока. Наоборот, мы сами шлем туда наших детей. Как же – прославленная лига «Лавровой ветви».
– Мой отец презирает каждого юриста, который получил свой диплом в школах этой лиги. У него не было ничего за душой, и, чтобы закончить образование, ему приходилось по ночам заниматься самой черной работой. Всю свою жизнь он вынужден был сносить насмешки набитых деньгами, вроде бы образованных, а на самом деле абсолютно некомпетентных коллег. Зато теперь он смеется над ними. Он сказал мне, что я могу поступать в любой юридический колледж страны, но если выберу какую-нибудь школу лиги, он откажется платить за обучение. А потом, мать. Я росла в окружении волшебных сказок о жизни на вашем дальнем Юге, вот мне и захотелось самой все увидеть. К тому же южные штаты упорно настаивают на широком применении смертной казни – так что, я думаю, работы мне здесь хватит.
– Почему вы так настроены против смертной казни?
– А вы – нет?
– Нет, наоборот, я – за.
– Просто неслыханно! И это говорит адвокат, работающий по уголовным делам!
– Я бы с радостью восстановил старую традицию, когда преступника принародно вешали на площади перед зданием суда.
– Скажите, что вы пошутили. Я очень на это надеюсь. Скажите же.
– Я не шучу.
Она перестала есть. Улыбка сошла с ее лица, глаза засверкали гневом, высматривая в лице Джейка малейшие проявления слабости.
– Так вы говорите серьезно?
– Абсолютно. Проблема вся в том, что мы недостаточно решительно ее применяем.
– Вы и мистеру Хейли это говорили?
– Мистер Хейли не заслуживает смертной казни. Другое дело те двое, что надругались над его дочерью.
– Понятно. Только как вы определяете, кто заслуживает смерти, а кто – нет?
– Это совсем нетрудно. Вы смотрите на преступника и на содеянное им. Если торговец наркотиками стреляет в офицера полиции и убивает его, он идет в газовую камеру. Если это подонок, который насилует трехлетнюю девочку, а потом топит ее, опуская ее голову в лужу с грязной водой, а в довершение всего сбрасывает ее тело с моста, – тогда вы смело забираете его жизнь, и слава Богу. Если сбежавший из тюрьмы заключенный врывается ночью на ферму и, перед тем как сжечь ее вместе с пожилой супружеской парой, издевается и глумится над стариками, вы усаживаете его на стул, пристегиваете ремнями его руки и ноги, опутываете проводами, молитесь за его душу и включаете рубильник. А если перед вами двое накачавшихся наркотиками ублюдков, которые по очереди насиловали десятилетнего ребенка, били его ногами, обутыми в ковбойские сапоги, так, что в нескольких местах сломали малышке челюсть, – вы со спокойной душой, радуясь и ликуя, вознося хвалу небу, захлопываете за ними дверь газовой камеры и, глядя в стеклянное окошко, наблюдаете за их последними судорогами. Это очень просто.
– Это варварство.
– Варварство – это их преступления. Смерть – слишком милостивое для них наказание. Слишком мягкое.
– А если мистера Хейли признают виновным и осудят на смерть?
– Если это произойдет, то последующие десять лет я проведу в яростной борьбе за то, чтобы, используя все законные способы, спасти ему жизнь. И когда его все-таки отправят в газовую камеру, я уверен, что мы вместе с вами выйдем под стены тюрьмы, а к нам еще присоединятся священники и сотни других людей, у которых живые, человеческие души, и мы будем петь гимны, держать в руках зажженные свечи и молиться за него. А потом я встану у его могилы, вырытой подле церкви, рядом с его вдовой и детьми и скажу себе, что лучше бы мне было никогда в жизни не встречать этого человека.
– Вам приходилось когда-нибудь присутствовать при исполнении приговора?
– Не припомню такого.
– Я видела это дважды. Вам хватило бы и раза, чтобы изменить свое мнение.
– Возможно. Но я этого не увижу.
– Это жуткое зрелище.
– А семьи жертв преступника тоже присутствовали?
– Да, в обоих случаях.
– А они испытывали ужас? А они изменяли свое мнение? Нет. Они благодарили Бога, что их кошмары закончились.
– Вы меня удивляете.
– А я вечно не понимаю таких, как вы. Почему вы с таким рвением защищаете тех, кто своими руками сделал все, чтобы заслужить себе смерть, положенную к тому же и по закону?
– По какому закону? В Массачусетсе такого закона нет.
– Бросьте! Вы были единственным штатом, принявшим такую поправку под нажимом Макговерна в семьдесят втором. А все прежние годы ваши жители шли нога в ногу со всей страной.
Забытые чизбургеры остывали на тарелках, голоса споривших становились все громче. Посмотрев по сторонам, Джейк заметил, что кое-кто из посетителей начинает обращать на них внимание. Улыбнувшись, Эллен подцепила пальцем колечко лука.
– А что вы думаете о Национальной ассоциации юристов? – спросила она, положив колечко в рот.
– Я думаю, вы повсюду таскаете с собой ее членскую карточку.
– Вы правы.
– Тогда можете считать себя уволенной.
– Я вступила в нее, когда мне было еще шестнадцать.
– А чего же так поздно? Наверное, последней из вашего скаутского отряда?
– Есть ли у вас хоть какое-то уважение к «Биллю о правах»?
– Я его обожаю. И терпеть не могу, когда судьи начинают интерпретировать его. Ешьте.
В полном молчании они закончили еду, внимательно следя друг за другом. Джейк заказал кофе и еще два порошка.
– Так каким же образом собираемся мы выиграть это дело? – спросила Эллен.
– Мы?
– Я работаю у вас или нет?
– Работаете. Только не забывайте, что я – ваш босс, а вы – моя подчиненная.
– Само собой, босс. И какая у вас стратегия?
– А что предприняли бы вы?
– Ну, насколько мне известно, наш клиент тщательно спланировал убийство и совершенно хладнокровно застрелил их на шестой день после случая с его дочерью. Выходит, он полностью отдавал себе отчет в том, что делал.
– Именно так.
– Так что защищаться нам нечем, мы должны стоять на том, что он заслуживает пожизненного заключения, и тем самым попытаться избежать газовой камеры.
– Да, вы настоящий борец.
– Я шучу. Единственный способ защиты – признание его невменяемым. А доказать это, похоже, невозможно.
– Вы слышали что-нибудь о «правиле М. Нотена»?
– Да. У нас есть психиатр?
– Нечто вроде. Он заявит все, что нам потребуется, если, конечно, он будет трезвым в суде. Одной из ваших самых сложных задач на тот период, что вы станете со мной работать, будет проследить за тем, чтобы наш психиатр явился в суд трезвым. Это совсем непросто, поверьте мне.
– Непредвиденные ситуации в зале суда меня только радуют.
– Хорошо, Ро-арк, возьмите ручку. Вот вам салфетка. Сейчас ваш босс продиктует вам свои инструкции.
Она приготовилась записывать.
– Мне нужна краткая справка о всех заключениях М. Нотена, принятых к рассмотрению Верховным судом штата Миссисипи за последние пятьдесят лет. Что-то всего около сотни. Там будет большое дело, датированное семьдесят шестым годом, «Штат против Хилла», мнения там разделились пять к четырем, а трое склонялись к более широкому толкованию невменяемого состояния. Справка не должна превышать двадцати страниц. Печатать умеете?
– Девяносто слов в минуту.
– Буду знать. Она нужна мне к среде.
– Вы ее получите.
– Потребуется еще уточнить некоторые свидетельские показания. Вам придется увидеть фотоснимки тел, они очень натуралистичны. Как правило, Нуз дает жюри возможность ознакомиться с такими фотографиями, мне же хотелось бы, чтобы они прошли мимо их глаз. Посмотрите, можно ли что-нибудь сделать.
– Это будет непросто.
– Важнейшим моментом защиты явится факт изнасилования. Необходимо, чтобы присяжным были известны мельчайшие подробности. Будьте в этом особенно тщательны. Я дам вам ознакомиться с двумя-тремя делами, чтобы было с чего начать. Думаю, мы сможем убедить Нуза в том, что изнасилование дочери могло повергнуть отца в состояние некоторого помешательства.
– О'кей, что еще?
– Не знаю. Когда голова придет в порядок, придумаю еще что-нибудь, но пока вам должно хватить и этого.
– О проделанном доложить вам в понедельник утром?
– Да, но не раньше девяти. Я ценю свои утренние часы.
– Что насчет правил в одежде?
– Вы смотритесь отлично.
– Можно в джинсах и без носков?
– У меня работает еще одна сотрудница, секретарша по имени Этель. Ей шестьдесят четыре, толста, но, слава Богу, носит лифчик. Подумайте об этом.
– Подумаю.
– Не хочу, чтобы меня что-то отвлекало.
Глава 27
– Когда я начну?
– Сейчас.
Познакомив Эллен с расположением комнат в офисе, Джейк отвел ей место в «блиндаже» на втором этаже. Он вручил ей папку с делом Хейли, и Эллен в течение примерно часа занималась выписками из него. Сам же Джейк решил отдохнуть.
Он поднялся с дивана, стоявшего в его кабинете, в половине третьего и направился в расположенную внизу комнату для заседаний. Эллен сняла со стеллажей примерно половину книг и разложила их по всему столу; большинство томов ощетинилось закладками через каждые пятьдесят страниц. С чрезвычайно занятым видом Эллен писала что-то в свой блокнот.
– А у вас неплохая библиотека, – заметила она, не поднимая головы.
– Кое-какие из этих фолиантов не раскрывались лет двадцать.
– Я поняла это по пыли.
– Есть хотите?
– Умираю от голода.
– Тут, за углом, есть небольшое кафе, их фирменное блюдо – жирная свинина и жареные овощи. Мой желудок требует сейчас именно такой пищи.
– Звучит очень аппетитно.
В обход площади они отправились к Клоду, у которого, ввиду того что стояла вторая половина субботы, народу было немного. Среди посетителей они оказались единственными белыми. Сам Клод отсутствовал, и без него в помещении стояла оглушительная тишина. Джейк заказал чизбургер, жареный лук колечками и три порошка от головной боли.
– Голова болит? – спросила у него Эллен.
– Раскалывается.
– Стресс?
– Похмелье.
– Похмелье? А я-то думала, что вы трезвенник.
– Это еще с чего вы взяли?
– "Ньюсуик". В статье говорилось, что вы идеальный семьянин, трудоголик, истый пресвитерианец, не берущий капли в рот и позволяющий себе лишь хорошую сигару. Не помните? Неужели вы могли забыть о таком?
– И вы верите всему, что прочтете в газете или журнале?
– Нет.
– Это хорошо, поскольку прошлым вечером я напился так, что сегодня меня рвало целое утро.
Похоже, признание Джейка ее развеселило.
– И что же вы пили?
– Н-не помню. Не помню, что пил ночью. После окончания колледжа со мной это случилось в первый и, надеюсь, в последний раз. Я успел позабыть, насколько утренние ощущения мучительны.
– Почему все юристы так много пьют?
– Приучаются к этому еще в стенах колледжа. Ваш отец пьет?
– И вы спрашиваете? Да он же католик. Но старается не выходить из рамок.
– А вы?
– Еще бы, постоянно, – с гордостью заявила Эллен.
– Ну, тогда вы наверняка станете великим юристом.
Джейк тщательно размешал свои порошки в стакане ледяной воды и, поморщившись, выпил, утерев губы рукой. Девушка не сводила с него веселого взгляда.
– Что, интересно, скажет ваша жена?
– О чем?
– О похмелье. Такой добропорядочный муж!
– Она ничего не знает. Уехала от меня сегодня утром.
– Извините.
– Отправилась к своим родителям до окончания суда. Уже два месяца нам звонят и угрожают убить, а вчера ночью под окно нашей спальни подложили фунта три динамита. Полиция сработала вовремя и задержала двоих типов, похоже, они из Клана. Динамита хватило бы, чтобы сровнять с землей дом. По-моему, это неплохой повод, чтобы напиться.
– Мне вас искренне жаль.
– Работа, которую вы так хотели получить, может оказаться весьма опасной. Лучше вам узнать об этом сейчас.
– Мне тоже случалось получать угрозы. Прошлым летом в Алабаме мы защищали двух чернокожих подростков, изнасиловавших и задушивших восьмидесятилетнюю женщину. Никто из адвокатов штата не захотел заниматься этим делом, поэтому они обратились в Лигу защиты. Мы галопом примчались в город, и, встречая нас на улицах, местные жители готовы были линчевать к нас тоже. Никогда в жизни я не испытывала еще такой к себе ненависти. Пришлось жить в мотеле в соседнем городке. Все было нормально до того вечера, когда ко мне подошли двое мужчин в баре и попытались насильно увезти куда-то.
– Что же произошло?
– В сумочке у меня был короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра, и мне удалось убедить их, что я умею пользоваться оружием.
– Револьвер тридцать восьмого калибра?
– Отец подарил мне его, когда мне исполнилось пятнадцать. У меня и лицензия имеется.
– Он отчаянный человек, ваш отец.
– В него стреляли несколько раз. Он очень любит спорные дела, о таких часто пишут в газетах. Публика в зале требует, чтобы обвиняемого повесили как можно быстрее и без всякого суда или адвоката. Такие дела – его конек. У него собственный телохранитель.
– Ну еще бы. У меня тоже есть. По имени Несбит. Из своей пушки не попадет даже в стену амбара. Его только вчера ко мне прикрепили.
Принесли еду. Эллен осторожно убрала с фирменного бутерброда Клода колечки лука и кетчуп и предложила Джейку поделиться с ним жареными овощами. Разрезав чизбургер на две половины, она, как птичка, начала отщипывать крошечные кусочки и класть их себе в рот. Пропитавший ломти хлеба горячий жир капал на тарелку. После каждого кусочка Эллен приходилось вытирать рот.
Лицо ее было освещено приветливой мягкой улыбкой, скрывавшей – и Джейк знал это – решительный и твердый характер, чья обладательница была в состоянии столь откровенно говорить о своих связях с Национальной ассоциацией юристов, посылать к чертям лифчики и демонстрировать свое неженское умение постоять за себя. Ни малейших признаков косметики. Да она была Эллен и не нужна. Красавицей ее не назовешь, кокетливой – тем более, все говорило о том, что мысли Эллен были очень далеко от таких мелочей. Кожа ее была белой и очень нежной, как у всех рыжих, на чуть вздернутом носике – семь или восемь веснушек. Когда девушка улыбалась, показывая великолепные зубы, на ее щеках появлялись симпатичные, милые ямочки. Улыбка ее вызывала у собеседника доверие, но в то же время в ней прятался какой-то таинственный вызов. Зеленые, с металлическим отливом, глаза излучали с трудом укрощаемую энергию; когда Эллен говорила, то взгляд ее становился неподвижным, она даже переставала мигать.
Интеллигентное лицо и привлекательное до невозможности.
Расправляясь со своим чизбургером, Джейк чувствовал, как его желудок наполняется добротной, тяжелой пищей, и первый раз за сегодняшний день в голове промелькнула мысль о том, что, возможно, он и выживет.
– А если серьезно, почему вы выбрали «Оле Мисс»? – спросил он.
– Это солидная юридическая школа.
– Это и моя школа. Но как правило, к нам редко приезжают молодые дарования с северо-востока. Наоборот, мы сами шлем туда наших детей. Как же – прославленная лига «Лавровой ветви».
– Мой отец презирает каждого юриста, который получил свой диплом в школах этой лиги. У него не было ничего за душой, и, чтобы закончить образование, ему приходилось по ночам заниматься самой черной работой. Всю свою жизнь он вынужден был сносить насмешки набитых деньгами, вроде бы образованных, а на самом деле абсолютно некомпетентных коллег. Зато теперь он смеется над ними. Он сказал мне, что я могу поступать в любой юридический колледж страны, но если выберу какую-нибудь школу лиги, он откажется платить за обучение. А потом, мать. Я росла в окружении волшебных сказок о жизни на вашем дальнем Юге, вот мне и захотелось самой все увидеть. К тому же южные штаты упорно настаивают на широком применении смертной казни – так что, я думаю, работы мне здесь хватит.
– Почему вы так настроены против смертной казни?
– А вы – нет?
– Нет, наоборот, я – за.
– Просто неслыханно! И это говорит адвокат, работающий по уголовным делам!
– Я бы с радостью восстановил старую традицию, когда преступника принародно вешали на площади перед зданием суда.
– Скажите, что вы пошутили. Я очень на это надеюсь. Скажите же.
– Я не шучу.
Она перестала есть. Улыбка сошла с ее лица, глаза засверкали гневом, высматривая в лице Джейка малейшие проявления слабости.
– Так вы говорите серьезно?
– Абсолютно. Проблема вся в том, что мы недостаточно решительно ее применяем.
– Вы и мистеру Хейли это говорили?
– Мистер Хейли не заслуживает смертной казни. Другое дело те двое, что надругались над его дочерью.
– Понятно. Только как вы определяете, кто заслуживает смерти, а кто – нет?
– Это совсем нетрудно. Вы смотрите на преступника и на содеянное им. Если торговец наркотиками стреляет в офицера полиции и убивает его, он идет в газовую камеру. Если это подонок, который насилует трехлетнюю девочку, а потом топит ее, опуская ее голову в лужу с грязной водой, а в довершение всего сбрасывает ее тело с моста, – тогда вы смело забираете его жизнь, и слава Богу. Если сбежавший из тюрьмы заключенный врывается ночью на ферму и, перед тем как сжечь ее вместе с пожилой супружеской парой, издевается и глумится над стариками, вы усаживаете его на стул, пристегиваете ремнями его руки и ноги, опутываете проводами, молитесь за его душу и включаете рубильник. А если перед вами двое накачавшихся наркотиками ублюдков, которые по очереди насиловали десятилетнего ребенка, били его ногами, обутыми в ковбойские сапоги, так, что в нескольких местах сломали малышке челюсть, – вы со спокойной душой, радуясь и ликуя, вознося хвалу небу, захлопываете за ними дверь газовой камеры и, глядя в стеклянное окошко, наблюдаете за их последними судорогами. Это очень просто.
– Это варварство.
– Варварство – это их преступления. Смерть – слишком милостивое для них наказание. Слишком мягкое.
– А если мистера Хейли признают виновным и осудят на смерть?
– Если это произойдет, то последующие десять лет я проведу в яростной борьбе за то, чтобы, используя все законные способы, спасти ему жизнь. И когда его все-таки отправят в газовую камеру, я уверен, что мы вместе с вами выйдем под стены тюрьмы, а к нам еще присоединятся священники и сотни других людей, у которых живые, человеческие души, и мы будем петь гимны, держать в руках зажженные свечи и молиться за него. А потом я встану у его могилы, вырытой подле церкви, рядом с его вдовой и детьми и скажу себе, что лучше бы мне было никогда в жизни не встречать этого человека.
– Вам приходилось когда-нибудь присутствовать при исполнении приговора?
– Не припомню такого.
– Я видела это дважды. Вам хватило бы и раза, чтобы изменить свое мнение.
– Возможно. Но я этого не увижу.
– Это жуткое зрелище.
– А семьи жертв преступника тоже присутствовали?
– Да, в обоих случаях.
– А они испытывали ужас? А они изменяли свое мнение? Нет. Они благодарили Бога, что их кошмары закончились.
– Вы меня удивляете.
– А я вечно не понимаю таких, как вы. Почему вы с таким рвением защищаете тех, кто своими руками сделал все, чтобы заслужить себе смерть, положенную к тому же и по закону?
– По какому закону? В Массачусетсе такого закона нет.
– Бросьте! Вы были единственным штатом, принявшим такую поправку под нажимом Макговерна в семьдесят втором. А все прежние годы ваши жители шли нога в ногу со всей страной.
Забытые чизбургеры остывали на тарелках, голоса споривших становились все громче. Посмотрев по сторонам, Джейк заметил, что кое-кто из посетителей начинает обращать на них внимание. Улыбнувшись, Эллен подцепила пальцем колечко лука.
– А что вы думаете о Национальной ассоциации юристов? – спросила она, положив колечко в рот.
– Я думаю, вы повсюду таскаете с собой ее членскую карточку.
– Вы правы.
– Тогда можете считать себя уволенной.
– Я вступила в нее, когда мне было еще шестнадцать.
– А чего же так поздно? Наверное, последней из вашего скаутского отряда?
– Есть ли у вас хоть какое-то уважение к «Биллю о правах»?
– Я его обожаю. И терпеть не могу, когда судьи начинают интерпретировать его. Ешьте.
В полном молчании они закончили еду, внимательно следя друг за другом. Джейк заказал кофе и еще два порошка.
– Так каким же образом собираемся мы выиграть это дело? – спросила Эллен.
– Мы?
– Я работаю у вас или нет?
– Работаете. Только не забывайте, что я – ваш босс, а вы – моя подчиненная.
– Само собой, босс. И какая у вас стратегия?
– А что предприняли бы вы?
– Ну, насколько мне известно, наш клиент тщательно спланировал убийство и совершенно хладнокровно застрелил их на шестой день после случая с его дочерью. Выходит, он полностью отдавал себе отчет в том, что делал.
– Именно так.
– Так что защищаться нам нечем, мы должны стоять на том, что он заслуживает пожизненного заключения, и тем самым попытаться избежать газовой камеры.
– Да, вы настоящий борец.
– Я шучу. Единственный способ защиты – признание его невменяемым. А доказать это, похоже, невозможно.
– Вы слышали что-нибудь о «правиле М. Нотена»?
– Да. У нас есть психиатр?
– Нечто вроде. Он заявит все, что нам потребуется, если, конечно, он будет трезвым в суде. Одной из ваших самых сложных задач на тот период, что вы станете со мной работать, будет проследить за тем, чтобы наш психиатр явился в суд трезвым. Это совсем непросто, поверьте мне.
– Непредвиденные ситуации в зале суда меня только радуют.
– Хорошо, Ро-арк, возьмите ручку. Вот вам салфетка. Сейчас ваш босс продиктует вам свои инструкции.
Она приготовилась записывать.
– Мне нужна краткая справка о всех заключениях М. Нотена, принятых к рассмотрению Верховным судом штата Миссисипи за последние пятьдесят лет. Что-то всего около сотни. Там будет большое дело, датированное семьдесят шестым годом, «Штат против Хилла», мнения там разделились пять к четырем, а трое склонялись к более широкому толкованию невменяемого состояния. Справка не должна превышать двадцати страниц. Печатать умеете?
– Девяносто слов в минуту.
– Буду знать. Она нужна мне к среде.
– Вы ее получите.
– Потребуется еще уточнить некоторые свидетельские показания. Вам придется увидеть фотоснимки тел, они очень натуралистичны. Как правило, Нуз дает жюри возможность ознакомиться с такими фотографиями, мне же хотелось бы, чтобы они прошли мимо их глаз. Посмотрите, можно ли что-нибудь сделать.
– Это будет непросто.
– Важнейшим моментом защиты явится факт изнасилования. Необходимо, чтобы присяжным были известны мельчайшие подробности. Будьте в этом особенно тщательны. Я дам вам ознакомиться с двумя-тремя делами, чтобы было с чего начать. Думаю, мы сможем убедить Нуза в том, что изнасилование дочери могло повергнуть отца в состояние некоторого помешательства.
– О'кей, что еще?
– Не знаю. Когда голова придет в порядок, придумаю еще что-нибудь, но пока вам должно хватить и этого.
– О проделанном доложить вам в понедельник утром?
– Да, но не раньше девяти. Я ценю свои утренние часы.
– Что насчет правил в одежде?
– Вы смотритесь отлично.
– Можно в джинсах и без носков?
– У меня работает еще одна сотрудница, секретарша по имени Этель. Ей шестьдесят четыре, толста, но, слава Богу, носит лифчик. Подумайте об этом.
– Подумаю.
– Не хочу, чтобы меня что-то отвлекало.
Глава 27
Понедельник, 15 июля. Одна неделя до суда. За выходные быстро разнеслась весть о том, что суд будет проходить в Клэнтоне, и городок охватила горячка подготовки к захватывающему действу. В трех мотелях беспрерывно звонили телефоны: журналисты и их подручные спешили заказать номера. Кафе едва не лопались от наплыва посетителей. Команда маляров и штукатуров принялась после завтрака подновлять и приводить в порядок здание суда. Из тюрьмы Оззи послал несколько заключенных, чтобы подстричь обширный газон. Старики, собиравшиеся кучками у монумента ветеранам вьетнамской войны, только посвистывали, взирая на царившую в центре города суматоху. Полицейский, надзиравший за общественным порядком, вежливо попросил их сплевывать табак, который они жевали, на траву, а не на тротуары. Его послали к черту. К девяти утра в роскошной, густой траве газона уже были установлены и брызгали во все стороны водой поливальные фонтанчики.
В десять температура поднялась до девяноста двух градусов по Фаренгейту. Торговцы в выходивших на площадь лавочках распахнули свои двери навстречу знойному влажному воздуху, справиться с которым внутри их заведений вентиляторам было явно не под силу. Сейчас они ожидали указаний из Мемфиса, Джексона и Чикаго относительно списка тех товаров, которые, начиная со следующей недели, можно продавать по специальным ценам.
Нуз позвонил Джин Гиллеспи, клерку окружного суда, и уведомил ее, что она отвечает за подготовку присяжных. Джин должна была выслать сто пятьдесят повесток кандидатам в члены жюри присяжных. Защита потребовала расширить список тех, из кого будут отобраны двенадцать заседателей, и Нуз согласился. Джин и двое ее подчиненных всю субботу провели листая списки избирателей и выписывая наугад имена. Следуя инструкциям Нуза, они сразу выбраковывали тех, кому было уже за семьдесят. Имя вместе с адресом писалось на специальную карточку. Карточек получилось ровно одна тысяча. Они были положены в картонную коробку, из которой два судейских чиновника по очереди, не глядя, вытаскивали карточки. Один чиновник был белым, другой – черным. Извлеченная из коробки карточка аккуратно укладывалась на столе. Когда количество карточек на столе достигло ста пятидесяти, коробку с оставшимися унесли, а машинистка села печатать длинный список имен кандидатов в члены жюри присяжных для судебного процесса «Штат против Хейли». Все делалось в точном соответствии с инструкциями достойного Омара Нуза, хорошо знавшего, что он говорит. Если жюри вдруг окажется полностью белым, если обвиняемого признают виновным и осудят на смертную казнь, то в апелляции, которую подаст защита, будет дотошно разобран каждый шаг процедуры выборов присяжных. Такое уже случалось раньше и приносило Нузу одни неприятности. Ничего, больше это не повторится.
После того как был составлен общий список, занялись выписыванием персональных повесток. Они пролежали в сейфе в кабинете Джин до понедельника, когда за ними приехал шериф Оззи Уоллс. Налив ему чашку кофе, Джин знакомила шерифа с инструкциями Нуза.
– Судья сказал, чтобы повестки разнесли сегодня между четырьмя пополудни и двенадцатью ночи.
– Хорошо.
– Члены жюри должны явиться сюда без опозданий в девять утра следующего понедельника.
– О'кей.
– В повестках не указано ни название дела, ни его суть, и сообщать об этом что-либо членам жюри не допускается.
– Думаю, им самим об этом все известно.
– Очень может быть, но так настаивает Нуз. Разнося повестки, ваши люди должны держать язык за зубами. Имена и фамилии будущих присяжных являются конфиденциальной информацией и не подлежат огласке по крайней мере до среды. Не спрашивайте почему – так приказал Нуз.
Оззи взвесил в руке пачку повесток:
– И сколько же их здесь?
– Сто пятьдесят.
– Сто пятьдесят! Для чего так много?
– Дело-то какое большое. Нуз приказал.
– Все мои люди окажутся занятыми этим.
– Мне очень жаль.
– Ну да ладно. Если это то, чего хочет его честь...
Оззи вышел, а через несколько мгновений на его месте уже стоял Джейк и заигрывал с молоденькими секретаршами, улыбаясь Джин Гиллеспи. Пройдя следом за ней в кабинет, Джейк прикрыл за собой дверь. Джин уселась за свой стол и погрозила Джейку пальцем.
– Я знаю, для чего ты здесь, – сурово проговорила она. – Но ты этого не получишь.
– Дай мне список. Джин.
– Я не могу, Джейк. Неужели ты хочешь, чтобы у меня были неприятности?
– Дай мне список, Джин.
– До среды – нет. Так приказал Нуз.
– Почему до среды?
– Не знаю, но Омар настаивал на этом.
– У тебя не будет никаких неприятностей, потому что никто ни о чем не узнает. Тебе же известно, как я умею хранить тайны. – Теперь Джейк не улыбался. – Джин, дай мне этот чертов список.
– Джейк, я не могу.
– Он нужен мне, нужен прямо сейчас. Я не могу терпеть до среды. Меня ждет работа.
– Это будет нечестно по отношению к Бакли, – слабым голосом проговорила Джин.
– К дьяволу Бакли! По-твоему, он играет честно? Да он же змея, и ты ненавидишь его так же, как и я.
– Может, даже больше.
– Дай мне список, Джин.
– Джейк, мы всегда были друзьями. Из всех моих знакомых юристов ты – самый близкий мне человек. Когда мой сын попал в беду, я ведь обратилась к тебе, так ведь? Я верю тебе и хочу, чтобы ты выиграл это дело. Но нарушить приказ судьи я не могу.
– Кто помог тебе на последних выборах – я или Бакли?
– Джейк, прошу тебя...
– Кто не дал твоему сыну сесть за решетку – я или Бакли?
– Пожалуйста...
– Кто пытался засадить его в тюрьму – я или Бакли?
– Это нечестно, Джейк.
– Кто поддержал твоего мужа, когда все в церкви, каждый человек встал и потребовал, чтобы он вышел вон, поскольку записи в бухгалтерских книгах не сходились?
– Дело здесь не в преданности тебе, Джейк. Я очень люблю и тебя, и Карлу, и Ханну, но я просто не могу сделать этого.
Хлопнув дверью, Джейк стремительно вышел из ее кабинета.
Сидя за столом, Джин вытирала слезы.
– Не задавай мне вопросов, – сказал Гарри. Напротив каждого имени были сделаны пометки: «не знаю», «бывший клиент, ненавидит черных» или «работает на обувной фабрике, может оказаться сочувствующим».
Джейк медленно вчитывался в каждую строчку, пытаясь представить лицо человека, вспомнить что-нибудь характерное. В списке не было ничего, кроме имен. Ни адреса, ни возраста, ни рода занятий. Только имена, одни имена. Его школьная учительница из Кэрауэя. Одна из подруг матери по клубу садоводов. Бывший клиент, попавшийся с поличным на воровстве в магазине, как вспомнилось Джейку. А это имя он слышал в церкви. Вот завсегдатай кафе. Состоятельный фермер. Большинство имен принадлежало белым, хотя, конечно, в списке значились и такие, как Уилли Мэй Джоунз, Лерой Вашингтон, Рузвельт Такер, Бесси Лу Бин, бывшие явно чернокожими. Однако в целом список выглядел ужасающе бледным. Знакомых имен Джейк насчитал от силы тридцать.
– Ну что? – поинтересовался Гарри Рекс.
– Трудно сказать. Белых – большинство, но этого и следовало ожидать. Где ты его взял?
– Не спрашивай. Я отметил тебе двадцать шесть имен – это все, что я мог сделать. Другие мне незнакомы.
– Ты настоящий друг, Гарри.
– Я волшебник. А к суду ты уже готов?
– Нет пока. Зато у меня появилось секретное оружие.
– Какое?
– Увидишь ее чуть позднее.
– Ее?
– Да. В среду вечером ты чем-нибудь занят?
– Не думаю. А в чем дело?
– Отлично. Встретимся здесь. Подойдет Люсьен, может, еще один-два человека. Я хочу попросить вас уделить мне часа два времени и поговорить о жюри. Кто нам нужен? Попробуем слепить собирательный образ идеального присяжного и начнем плясать от него дальше. Обсудим каждое имя, посмотрим, кто нам совершенно неизвестен.
– Ну что ж, это обещает быть неплохим развлечением. Приду. Как ты себе представляешь идеального присяжного?
– Не знаю еще. Думаю, что убийство из мести как-то больше глянется людям попроще. Оружие, насилие, защита женщин – деревенщине это наверняка придется по вкусу. Но мой подзащитный – черный, и они готовы будут поджарить его на медленном огне – еще бы, ведь он уложил двоих таких же, как они сами.
– Согласен. Я бы еще держался подальше от женщин. Они ничуть не станут сочувствовать насильнику, но жизнь человеческую они все же ценят выше. Взять в руки «М-16» и отстрелить кому-то голову – такого женщины просто не поймут. Это понимаем мы с тобой, потому что мы отцы. Нам с этим все ясно, это по-нашему. Насилие и кровь нас не волнуют. Мы восхищаемся твоим подзащитным. Нужно подыскать людей, разделяющих наше мнение. Скорее всего это будут молодые отцы, получившие некоторое образование.
– Интересно. А Люсьен говорит, что предпочел бы иметь дело с женщинами, поскольку они более чувствительны.
– Я так не думаю. Я знаком с некоторыми, которые готовы будут тебе горло перерезать, если ты вздумаешь вступить с ними в спор.
– Бывшие клиентки?
– Да, и одна из них есть в этом списке. Франсина Берлин. Выбери ее, и я объясню ей, как нужно проголосовать.
– Серьезно?
– Да. Она сделает все, что я скажу.
– Не мог бы ты прийти в понедельник в суд? Хочу, чтобы ты посмотрел на членов жюри в ходе отбора и помог бы мне определиться с теми двенадцатью.
– С огромным удовольствием.
Услышав внизу голоса, Джейк прижал палец к губам. Он напряженно прислушался, затем улыбнулся и кивком предложил Гарри Рексу двигаться за ним. На цыпочках они подошли к верхней ступеньке лестницы и стали с интересом прислушиваться к беседе внизу, у стола Этель.
– Безусловно, вы здесь не работаете, – настаивала Этель.
– Безусловно, работаю. Меня в субботу нанял Джейк Брайгенс, который, я уверена, является и вашим боссом.
– Нанял для чего? – потребовала ответа Этель.
– В качестве его юридического помощника.
– Но видите ли, со мной он этого не обсуждал.
– Он обсуждал это со мной. И дал мне работу.
– Сколько же он вам платит?
– Сто долларов в час.
– О Господи! Сначала я должна поговорить с ним.
– Я уже говорила с ним, Этель.
– Для вас – миссис Туитти. – Этель окинула ее внимательным взглядом. Выцветшие, застиранные джинсы, дешевые кроссовки на босу ногу, безразмерный белый балахон из хлопка, под которым явно больше ничего не было. – Для работы в офисе на вас не тот костюм. Вы... вы выглядите неприлично.
В десять температура поднялась до девяноста двух градусов по Фаренгейту. Торговцы в выходивших на площадь лавочках распахнули свои двери навстречу знойному влажному воздуху, справиться с которым внутри их заведений вентиляторам было явно не под силу. Сейчас они ожидали указаний из Мемфиса, Джексона и Чикаго относительно списка тех товаров, которые, начиная со следующей недели, можно продавать по специальным ценам.
Нуз позвонил Джин Гиллеспи, клерку окружного суда, и уведомил ее, что она отвечает за подготовку присяжных. Джин должна была выслать сто пятьдесят повесток кандидатам в члены жюри присяжных. Защита потребовала расширить список тех, из кого будут отобраны двенадцать заседателей, и Нуз согласился. Джин и двое ее подчиненных всю субботу провели листая списки избирателей и выписывая наугад имена. Следуя инструкциям Нуза, они сразу выбраковывали тех, кому было уже за семьдесят. Имя вместе с адресом писалось на специальную карточку. Карточек получилось ровно одна тысяча. Они были положены в картонную коробку, из которой два судейских чиновника по очереди, не глядя, вытаскивали карточки. Один чиновник был белым, другой – черным. Извлеченная из коробки карточка аккуратно укладывалась на столе. Когда количество карточек на столе достигло ста пятидесяти, коробку с оставшимися унесли, а машинистка села печатать длинный список имен кандидатов в члены жюри присяжных для судебного процесса «Штат против Хейли». Все делалось в точном соответствии с инструкциями достойного Омара Нуза, хорошо знавшего, что он говорит. Если жюри вдруг окажется полностью белым, если обвиняемого признают виновным и осудят на смертную казнь, то в апелляции, которую подаст защита, будет дотошно разобран каждый шаг процедуры выборов присяжных. Такое уже случалось раньше и приносило Нузу одни неприятности. Ничего, больше это не повторится.
После того как был составлен общий список, занялись выписыванием персональных повесток. Они пролежали в сейфе в кабинете Джин до понедельника, когда за ними приехал шериф Оззи Уоллс. Налив ему чашку кофе, Джин знакомила шерифа с инструкциями Нуза.
– Судья сказал, чтобы повестки разнесли сегодня между четырьмя пополудни и двенадцатью ночи.
– Хорошо.
– Члены жюри должны явиться сюда без опозданий в девять утра следующего понедельника.
– О'кей.
– В повестках не указано ни название дела, ни его суть, и сообщать об этом что-либо членам жюри не допускается.
– Думаю, им самим об этом все известно.
– Очень может быть, но так настаивает Нуз. Разнося повестки, ваши люди должны держать язык за зубами. Имена и фамилии будущих присяжных являются конфиденциальной информацией и не подлежат огласке по крайней мере до среды. Не спрашивайте почему – так приказал Нуз.
Оззи взвесил в руке пачку повесток:
– И сколько же их здесь?
– Сто пятьдесят.
– Сто пятьдесят! Для чего так много?
– Дело-то какое большое. Нуз приказал.
– Все мои люди окажутся занятыми этим.
– Мне очень жаль.
– Ну да ладно. Если это то, чего хочет его честь...
Оззи вышел, а через несколько мгновений на его месте уже стоял Джейк и заигрывал с молоденькими секретаршами, улыбаясь Джин Гиллеспи. Пройдя следом за ней в кабинет, Джейк прикрыл за собой дверь. Джин уселась за свой стол и погрозила Джейку пальцем.
– Я знаю, для чего ты здесь, – сурово проговорила она. – Но ты этого не получишь.
– Дай мне список. Джин.
– Я не могу, Джейк. Неужели ты хочешь, чтобы у меня были неприятности?
– Дай мне список, Джин.
– До среды – нет. Так приказал Нуз.
– Почему до среды?
– Не знаю, но Омар настаивал на этом.
– У тебя не будет никаких неприятностей, потому что никто ни о чем не узнает. Тебе же известно, как я умею хранить тайны. – Теперь Джейк не улыбался. – Джин, дай мне этот чертов список.
– Джейк, я не могу.
– Он нужен мне, нужен прямо сейчас. Я не могу терпеть до среды. Меня ждет работа.
– Это будет нечестно по отношению к Бакли, – слабым голосом проговорила Джин.
– К дьяволу Бакли! По-твоему, он играет честно? Да он же змея, и ты ненавидишь его так же, как и я.
– Может, даже больше.
– Дай мне список, Джин.
– Джейк, мы всегда были друзьями. Из всех моих знакомых юристов ты – самый близкий мне человек. Когда мой сын попал в беду, я ведь обратилась к тебе, так ведь? Я верю тебе и хочу, чтобы ты выиграл это дело. Но нарушить приказ судьи я не могу.
– Кто помог тебе на последних выборах – я или Бакли?
– Джейк, прошу тебя...
– Кто не дал твоему сыну сесть за решетку – я или Бакли?
– Пожалуйста...
– Кто пытался засадить его в тюрьму – я или Бакли?
– Это нечестно, Джейк.
– Кто поддержал твоего мужа, когда все в церкви, каждый человек встал и потребовал, чтобы он вышел вон, поскольку записи в бухгалтерских книгах не сходились?
– Дело здесь не в преданности тебе, Джейк. Я очень люблю и тебя, и Карлу, и Ханну, но я просто не могу сделать этого.
Хлопнув дверью, Джейк стремительно вышел из ее кабинета.
Сидя за столом, Джин вытирала слезы.
* * *
В десять утра к Джейку вошел Гарри Рекс и бросил ему на стол копию списка с именами и фамилиями потенциальных присяжных.– Не задавай мне вопросов, – сказал Гарри. Напротив каждого имени были сделаны пометки: «не знаю», «бывший клиент, ненавидит черных» или «работает на обувной фабрике, может оказаться сочувствующим».
Джейк медленно вчитывался в каждую строчку, пытаясь представить лицо человека, вспомнить что-нибудь характерное. В списке не было ничего, кроме имен. Ни адреса, ни возраста, ни рода занятий. Только имена, одни имена. Его школьная учительница из Кэрауэя. Одна из подруг матери по клубу садоводов. Бывший клиент, попавшийся с поличным на воровстве в магазине, как вспомнилось Джейку. А это имя он слышал в церкви. Вот завсегдатай кафе. Состоятельный фермер. Большинство имен принадлежало белым, хотя, конечно, в списке значились и такие, как Уилли Мэй Джоунз, Лерой Вашингтон, Рузвельт Такер, Бесси Лу Бин, бывшие явно чернокожими. Однако в целом список выглядел ужасающе бледным. Знакомых имен Джейк насчитал от силы тридцать.
– Ну что? – поинтересовался Гарри Рекс.
– Трудно сказать. Белых – большинство, но этого и следовало ожидать. Где ты его взял?
– Не спрашивай. Я отметил тебе двадцать шесть имен – это все, что я мог сделать. Другие мне незнакомы.
– Ты настоящий друг, Гарри.
– Я волшебник. А к суду ты уже готов?
– Нет пока. Зато у меня появилось секретное оружие.
– Какое?
– Увидишь ее чуть позднее.
– Ее?
– Да. В среду вечером ты чем-нибудь занят?
– Не думаю. А в чем дело?
– Отлично. Встретимся здесь. Подойдет Люсьен, может, еще один-два человека. Я хочу попросить вас уделить мне часа два времени и поговорить о жюри. Кто нам нужен? Попробуем слепить собирательный образ идеального присяжного и начнем плясать от него дальше. Обсудим каждое имя, посмотрим, кто нам совершенно неизвестен.
– Ну что ж, это обещает быть неплохим развлечением. Приду. Как ты себе представляешь идеального присяжного?
– Не знаю еще. Думаю, что убийство из мести как-то больше глянется людям попроще. Оружие, насилие, защита женщин – деревенщине это наверняка придется по вкусу. Но мой подзащитный – черный, и они готовы будут поджарить его на медленном огне – еще бы, ведь он уложил двоих таких же, как они сами.
– Согласен. Я бы еще держался подальше от женщин. Они ничуть не станут сочувствовать насильнику, но жизнь человеческую они все же ценят выше. Взять в руки «М-16» и отстрелить кому-то голову – такого женщины просто не поймут. Это понимаем мы с тобой, потому что мы отцы. Нам с этим все ясно, это по-нашему. Насилие и кровь нас не волнуют. Мы восхищаемся твоим подзащитным. Нужно подыскать людей, разделяющих наше мнение. Скорее всего это будут молодые отцы, получившие некоторое образование.
– Интересно. А Люсьен говорит, что предпочел бы иметь дело с женщинами, поскольку они более чувствительны.
– Я так не думаю. Я знаком с некоторыми, которые готовы будут тебе горло перерезать, если ты вздумаешь вступить с ними в спор.
– Бывшие клиентки?
– Да, и одна из них есть в этом списке. Франсина Берлин. Выбери ее, и я объясню ей, как нужно проголосовать.
– Серьезно?
– Да. Она сделает все, что я скажу.
– Не мог бы ты прийти в понедельник в суд? Хочу, чтобы ты посмотрел на членов жюри в ходе отбора и помог бы мне определиться с теми двенадцатью.
– С огромным удовольствием.
Услышав внизу голоса, Джейк прижал палец к губам. Он напряженно прислушался, затем улыбнулся и кивком предложил Гарри Рексу двигаться за ним. На цыпочках они подошли к верхней ступеньке лестницы и стали с интересом прислушиваться к беседе внизу, у стола Этель.
– Безусловно, вы здесь не работаете, – настаивала Этель.
– Безусловно, работаю. Меня в субботу нанял Джейк Брайгенс, который, я уверена, является и вашим боссом.
– Нанял для чего? – потребовала ответа Этель.
– В качестве его юридического помощника.
– Но видите ли, со мной он этого не обсуждал.
– Он обсуждал это со мной. И дал мне работу.
– Сколько же он вам платит?
– Сто долларов в час.
– О Господи! Сначала я должна поговорить с ним.
– Я уже говорила с ним, Этель.
– Для вас – миссис Туитти. – Этель окинула ее внимательным взглядом. Выцветшие, застиранные джинсы, дешевые кроссовки на босу ногу, безразмерный белый балахон из хлопка, под которым явно больше ничего не было. – Для работы в офисе на вас не тот костюм. Вы... вы выглядите неприлично.