Страница:
– …и будет бродить вокруг да около, выжидать удобного момента, – радостно говорил мальчик. – А мы уж его встретим…
– Кстати, – в дверь просунулась голова Лиу, – это непростой демон. Мои боевые духи подсказывают мне, что он родом из преисподней для Неправедных судей и Тех, кто сомневался, что император заботится о народе. Что он очень давно бродит по Среднему миру и на его счету немало злодеяний.
– Чур это будет мой демон! – встрял малыш Мик, вбегая в комнату.
– Кто его поймает, того и будет, – возразил мечник.
– Разумеется, это буду я!
– Предлагаю в знак вассальной преданности сразу отдать демона самому родовитому, – предложил мальчик с луком. – То есть мне!
Ким слушал, как мальчики азартно делят неубитого Тошнотника, и недоверчиво переводил взгляд с одного на другого. Они что, серьезно?
– Похоже, все-таки придется объяснить тебе, куда ты так неудачно забрел, – сказал целитель. – Просто чтобы ты вел себя поскромнее. Да, у нас нет вражды с монастырем. Некоторые называют это мужским и женским хэ, но это не совсем точное определение. Дуализм двух хэ гораздо сложнее. Монахи Каменной Иголки называют наш путь черным, вкладывая в это слово негативный смысл. А мы говорим – почему бы нет? Черный – прекрасный цвет. Это цвет магии и власти.
– Чей – ваш? Кто вы такие?
– Те, кто следует Пути Ветра и Луны и правилам Восьми предписаний. Здесь, в Горах Цветов, расположена одна из самых древних и лучших в империи тренировочных баз. Эти мальчики – будущие хвараны.
– Хвараны?! – у Кима словно открылись глаза. – Боги, как же я раньше не догадался!
Конечно, Ким много раз слышал о хваранах – элитной юношеской гвардии императора, – и их знаменитых, таинственных тренировочных лагерях, куда мечтал попасть каждый знатный мальчик империи. Хвараном был Сайхун, любимый сводный брат Кима, и сам он страстно желал пойти по его стопам. Но князь Вольгван давным-давно объяснил Киму, что безродный приемыш не может даже мечтать о такой чести. Но вот – судьба распорядилась так, что он все же угодил в лагерь хваранов… правда, в качестве ходячего пособия по медицине. «Хорошо хоть не по некромантии. Про колдовство хваранов болтают всякое…»
– Я – пожизненный руководитель этого лагеря, назначенный лично Неименуемым, – продолжал целитель. – Ранг «государственного святого» дает мне полную власть над жизнью подопечных – разумеется, на время их обучения. От своего имени и рода я отказался, вступив в должность, и подчиняюсь напрямую императору. Ученики могут называть меня «господин вонхва». Это древнее звание, означающее «хозяин цветов».
Он перевел взгляд на мальчиков.
– Назовите-ка ваши полные имена, «цветочки», – приказал он. – Чтобы наш гость не особо важничал.
– Я – Дон Гван Парамун, – с достоинством сказал старший подросток.
– Я – Мик Нгаукх Аукан, – заявил смуглый малыш.
«Ого!» – подумал Ким.
Оба этих родовых имени были ему хорошо известны. Парамуны были самым богатым и знатным семейством на севере империи. Ауканы правили югом.
– Я – Лиу Ирран, – лениво сообщил красавчик.
– Врешь! – выпалил Ким.
Все засмеялись.
Фамилия «Ирран» была единственной в империи, которая не передавалась по наследству, а даровалась особым указом Небесного города. Она означала не просто принадлежность к правящему роду империи, Солнечной династии. Если ребенок получал это имя, а не имя рода своей матери, значит, он был включен в список наследников престола. Веселый лучник оказался сыном императора!
Но настоящий сюрприз ожидал Кима под конец.
– Я – Сеннай Ёнгон, – представился маленький мечник.
– Из тех самых Енгонов? – воскликнул Ким, подскакивая на кровати. – Из Лунной династии?!
– Да, – гордо сказал мальчик.
– Чей ты сын?
Сеннай назвал имя. Ким его вспомнил – это был один из старших сыновей дяди Ильчена, того самого генерала, который когда-то готовил его к экзамену на должность.
– А ты знаешь Сайхуна?
– Сайхун – мой двоюродный дядя. Он служит на юге…
– А князь Вольгван? Он жив?
– Конечно, – удивленно сказал Сеннай. – Мой уважаемый двоюродный дед – глава рода, да проживет он тысячу лет. А почему ты спрашиваешь? И откуда ты так хорошо знаешь род Енгон?
Все это время наставник – вонхва наблюдал за ними, посмеиваясь.
– Почему бы ему и не знать? Ну что, наговорились, родственнички?
– Что?! – вразнобой завопили мальчики. – Почему «родственники?»
– Вы ошибаетесь, учитель, – возразил Сеннай. – Я этого монаха впервые вижу!
Ким молчал, не зная, что сказать…
– Действительно, тут мудрено ошибиться, – довольно ядовито сказал вонхва. – Особенно мне, который ежегодно бывает в Небесном Городе и знает всю нашу знать в лицо. Конечно, нет ничего особенного в маленьком послушнике, у которого замашки юного князя, и который разговаривает как житель столицы. Совершенно обычное дело, Сеннай, что вы с ним похожи как братья, и что он едва не одолел тебя в бою, вооруженный одним старым мечом. Разве ты забыл свои слова, что он фехтует так, как будто вас учил один мастер меча? Полагаю, именно так оно и было, – он повернулся к Киму и сказал, ухмыляясь:
– Добро пожаловать в горы Цветов, сын Вольгвана Енгона.
Ким побледнел. Сеннай, наоборот, покраснел и воскликнул:
– У моего деда не было такого сына! Разве что незаконный…
– Думаю, я могу объяснить, – сказал вонхва. – В прошлом году, когда ты уже учился здесь, после известных событий на островах Кирим князь Енгон перевез в Сонак уцелевших детей от брака с киримской княжной из клана Касима. А в нашем госте есть явная примесь киримской крови – взгляните хоть на его вытаращенные голубые глаза…Я, правда, не слыхал, чтобы кого-то из детей Вольгвана отдали учиться в монастырь Иголки. Ну да я не всеведущ…
Ким промолчал. У него не поворачивался язык сказать «хозяину цветов», что все его гладкое умозаключение неверно.
Сеннай несколько мгновений хлопал глазами, а потом сложил руки перед грудью и низко поклонился Киму – как старшему брату.
Глава 17. Божество в поисках памяти
Глава 18. Хозяйка приливов
– Кстати, – в дверь просунулась голова Лиу, – это непростой демон. Мои боевые духи подсказывают мне, что он родом из преисподней для Неправедных судей и Тех, кто сомневался, что император заботится о народе. Что он очень давно бродит по Среднему миру и на его счету немало злодеяний.
– Чур это будет мой демон! – встрял малыш Мик, вбегая в комнату.
– Кто его поймает, того и будет, – возразил мечник.
– Разумеется, это буду я!
– Предлагаю в знак вассальной преданности сразу отдать демона самому родовитому, – предложил мальчик с луком. – То есть мне!
Ким слушал, как мальчики азартно делят неубитого Тошнотника, и недоверчиво переводил взгляд с одного на другого. Они что, серьезно?
– Похоже, все-таки придется объяснить тебе, куда ты так неудачно забрел, – сказал целитель. – Просто чтобы ты вел себя поскромнее. Да, у нас нет вражды с монастырем. Некоторые называют это мужским и женским хэ, но это не совсем точное определение. Дуализм двух хэ гораздо сложнее. Монахи Каменной Иголки называют наш путь черным, вкладывая в это слово негативный смысл. А мы говорим – почему бы нет? Черный – прекрасный цвет. Это цвет магии и власти.
– Чей – ваш? Кто вы такие?
– Те, кто следует Пути Ветра и Луны и правилам Восьми предписаний. Здесь, в Горах Цветов, расположена одна из самых древних и лучших в империи тренировочных баз. Эти мальчики – будущие хвараны.
– Хвараны?! – у Кима словно открылись глаза. – Боги, как же я раньше не догадался!
Конечно, Ким много раз слышал о хваранах – элитной юношеской гвардии императора, – и их знаменитых, таинственных тренировочных лагерях, куда мечтал попасть каждый знатный мальчик империи. Хвараном был Сайхун, любимый сводный брат Кима, и сам он страстно желал пойти по его стопам. Но князь Вольгван давным-давно объяснил Киму, что безродный приемыш не может даже мечтать о такой чести. Но вот – судьба распорядилась так, что он все же угодил в лагерь хваранов… правда, в качестве ходячего пособия по медицине. «Хорошо хоть не по некромантии. Про колдовство хваранов болтают всякое…»
– Я – пожизненный руководитель этого лагеря, назначенный лично Неименуемым, – продолжал целитель. – Ранг «государственного святого» дает мне полную власть над жизнью подопечных – разумеется, на время их обучения. От своего имени и рода я отказался, вступив в должность, и подчиняюсь напрямую императору. Ученики могут называть меня «господин вонхва». Это древнее звание, означающее «хозяин цветов».
Он перевел взгляд на мальчиков.
– Назовите-ка ваши полные имена, «цветочки», – приказал он. – Чтобы наш гость не особо важничал.
– Я – Дон Гван Парамун, – с достоинством сказал старший подросток.
– Я – Мик Нгаукх Аукан, – заявил смуглый малыш.
«Ого!» – подумал Ким.
Оба этих родовых имени были ему хорошо известны. Парамуны были самым богатым и знатным семейством на севере империи. Ауканы правили югом.
– Я – Лиу Ирран, – лениво сообщил красавчик.
– Врешь! – выпалил Ким.
Все засмеялись.
Фамилия «Ирран» была единственной в империи, которая не передавалась по наследству, а даровалась особым указом Небесного города. Она означала не просто принадлежность к правящему роду империи, Солнечной династии. Если ребенок получал это имя, а не имя рода своей матери, значит, он был включен в список наследников престола. Веселый лучник оказался сыном императора!
Но настоящий сюрприз ожидал Кима под конец.
– Я – Сеннай Ёнгон, – представился маленький мечник.
– Из тех самых Енгонов? – воскликнул Ким, подскакивая на кровати. – Из Лунной династии?!
– Да, – гордо сказал мальчик.
– Чей ты сын?
Сеннай назвал имя. Ким его вспомнил – это был один из старших сыновей дяди Ильчена, того самого генерала, который когда-то готовил его к экзамену на должность.
– А ты знаешь Сайхуна?
– Сайхун – мой двоюродный дядя. Он служит на юге…
– А князь Вольгван? Он жив?
– Конечно, – удивленно сказал Сеннай. – Мой уважаемый двоюродный дед – глава рода, да проживет он тысячу лет. А почему ты спрашиваешь? И откуда ты так хорошо знаешь род Енгон?
Все это время наставник – вонхва наблюдал за ними, посмеиваясь.
– Почему бы ему и не знать? Ну что, наговорились, родственнички?
– Что?! – вразнобой завопили мальчики. – Почему «родственники?»
– Вы ошибаетесь, учитель, – возразил Сеннай. – Я этого монаха впервые вижу!
Ким молчал, не зная, что сказать…
– Действительно, тут мудрено ошибиться, – довольно ядовито сказал вонхва. – Особенно мне, который ежегодно бывает в Небесном Городе и знает всю нашу знать в лицо. Конечно, нет ничего особенного в маленьком послушнике, у которого замашки юного князя, и который разговаривает как житель столицы. Совершенно обычное дело, Сеннай, что вы с ним похожи как братья, и что он едва не одолел тебя в бою, вооруженный одним старым мечом. Разве ты забыл свои слова, что он фехтует так, как будто вас учил один мастер меча? Полагаю, именно так оно и было, – он повернулся к Киму и сказал, ухмыляясь:
– Добро пожаловать в горы Цветов, сын Вольгвана Енгона.
Ким побледнел. Сеннай, наоборот, покраснел и воскликнул:
– У моего деда не было такого сына! Разве что незаконный…
– Думаю, я могу объяснить, – сказал вонхва. – В прошлом году, когда ты уже учился здесь, после известных событий на островах Кирим князь Енгон перевез в Сонак уцелевших детей от брака с киримской княжной из клана Касима. А в нашем госте есть явная примесь киримской крови – взгляните хоть на его вытаращенные голубые глаза…Я, правда, не слыхал, чтобы кого-то из детей Вольгвана отдали учиться в монастырь Иголки. Ну да я не всеведущ…
Ким промолчал. У него не поворачивался язык сказать «хозяину цветов», что все его гладкое умозаключение неверно.
Сеннай несколько мгновений хлопал глазами, а потом сложил руки перед грудью и низко поклонился Киму – как старшему брату.
Глава 17. Божество в поисках памяти
Сахемоти сидел на верхушке поросшей травой, подмытой морем дюны и смотрел, как волны набегают на песок и уползают, оставляя за собой пенные разводы. Издалека доносились стук топора, визг пилы и голоса плотников. Спина Сахемоти была идеально прямой, ноги удобно скрещены, руки расслабленно лежали на коленях. В его полузакрытых глазах отражались лиловые облака. Он был здесь и одновременно нигде; тело само подсказало ему, что и как надо делать. Откуда же оно взялось, это тело? Сахемоти не помнил. Он, так много знающий о прошлом трех миров, очень мало знал о своих собственных возможностях.
«Я – Сахемоти, – медленно текли его мысли. – Дракон-вани, акулий бог? Да – но не только. Копьеносец, хранитель равновесия? Это лишь слова. Только две грани, и не самые главные. Хранитель… Долина Высокого Неба… Нет, попробуем по-другому. Долой личины. Я не бог-вани…я не копьеносец…я – не Сахемоти. Я что-то иное. Что же?»
Длинная волна пришла и ушла, оставив пенный шлейф. Когда последние клочья пены с шипением впитались в холодный песок, мысли покинули сознание Сахемоти, а дыхание стало едва уловимым. Только глухой стук сердца нарушал внутреннюю тишину. Сахемоти приказал сердцу биться как можно тише и медленнее. Тело повиновалось превосходно. Это было тренированное тело аскета, и откуда бы ни вытащил его Кагеру своим колдовством, бывший бог собирался воспользоваться им в полной мере.
Сейчас Сахемоти начинал охоту за своей памятью. Он собирал знание о себе по крупицам, разыскивая и улавливая обрывки видений в темноте прошлого. Воспоминания бога не таковы, как у обычного человека. Сахемоти не знал, где хранится его память и что она скрывает. Память возвращалась осколками, яркими и малопонятными образами, и порой он даже не мог сказать, его ли это видения, или чужие. Это было похоже на ловлю рыбы в мутной воде, или на блуждание с завязанными глазами, или на ночной полет в неизвестность. Ветер шелестел в сухой траве. Что он принесет на этот раз?
Казалось, он просидел так вечность, вслушиваясь в шум ветра и рокот волн, пока не почувствовал, что существо по имени Сахемоти растаяло без остатка. И почти сразу пришло видение.
Огромные сосны уходят прямо в облака, позолоченные восходящим солнцем. Растут, свободно раскинув ветки, не мешая друг другу. Каждая сосна – как золотая колонна в храме, и сама – как башня. Медовая кора, малахитовые иглы. Землю ярко-зеленым ковром покрывает мох, густо усыпанный сдвоенными сухими иглами. Крупные шишки лежат повсюду так, как их сбросил ветер – многолетние россыпи черных шариков под рыжими стволами. Ветер не шевелит ни единой веткой – здесь царит величественное молчание, торжественная тишина. Лес Годзен – место, где рождается утро. Ни один смертный никогда не найдет его, обойди он хоть всю вселенную от края до края. Душа Сахемоти наполняется радостью. Он чувствует приближение высшего божества…
«Эй, проваливай, Копьеносец!» – раздается сердитый женский голос среди стволов.
– Почему? – спрашивает Сахемоти. – Кто мне приказывает?
«Морскому богу не место в Небесной Заводи! Брат, я вообще не понимаю, как он сюда попал! Иди сюда и выгони его, пока он не привлек внимание…»
Видение тускнеет и расплывается. Ветер летит дальше. Чтобы подстегнуть его, Сахемоти совсем останавливает сердце. Это опасно – он не знает, насколько хватит прочности тела и успеет ли он запустить сердце снова, – но жажда новых воспоминаний сильнее.
«Так… по крайней мере, меня там знают. И где место морскому богу? Ладно…»
Ветер меняет направление. Теперь он дует в сторону океана. Сахемоти обращается к самым свежим воспоминаниям – цепочке рифовых островов у далекого южного побережья, – и вскоре его посщает второе видение.
Запах водорослей, блестящие пятна морской соли на скалах. Острые камни под водой, мертвые серые кораллы, рябь света и колыхание волн наверху. Дно здесь похоже на гористую пустыню, сплошь каньоны и хребты, утесы и пещеры. Медленно понижаясь, оно уводит в глубину. И вдруг обрыв – роскошная живая стена, многоцветный каменный лес. Розовые, сиреневые, лимонные ветви, то неподвижные и хрупкие, то скользкие и податливые; прозрачные медузы и устрашающе колючие ежи, стаи рыб – голубых, алых, желтых, черных, зеленых…Из темных гротов выглядывают неподвижные глаза хищников – серых и крапчатых, как придонная часть рифа. На дне, в синей мути, распластались в засаде плоские морские коты с ядовитыми хвостами. Волнистая, розовая с белым щель в скале вдруг открывается, словно челюсти, и тут же смыкается, превращаясь в дивный морской цветок. Смерть здесь тоже красива, она сбрасывает маску только в тот миг, когда жертва уже схвачена. Пятна размытого света трепещут на окаменевших ветвях, и кажется, что они шевелятся под ветром. Вдали, в густой голубизне открытого моря, движутся узкие тени – акулы.
Вдруг пурпурный ветвистый нарост прямо под ним начинает шевелиться. Текуче перебирая многочисленными щупальцами, со дна всплывает огромный спрут. Неподвижный взгляд подводной твари устремлен прямо на него. «Не собирается ли он напасть? Уж не принял ли он меня за утопленника или ныряльщика? Нет, чепуха. Он не может меня видеть…»
– Это ты, царь-дракон? – спрашивает спрут, зависая над рифом…
По воде пробежала рябь, и бывшего бога посетило третье видение. Посреди океана, в глубине мор, перед Сахемоти предстала женщина, страшная и обольстительная одновременно. Хищница из каменного леса, сбросившая маску. Кровь на руках и губах, цветы в черных волосах, многоцветное одеяние: сочный матовый красный, сине-зеленые переливы, черный блеск. Косы, словно щупальца, руки, словно змеи. Сахемоти мог поклясться, что уже встречал ее прежде, но как ни старался, не мог вспомнить ее имя…
Видение вдруг засмеялось.
– А я сразу и не узнала тебя без тела, – сказало оно глубоким мелодичным голосом. – Какое приятное зрелище! Неужели мои надежды сбылись и ты наконец развоплотился?
«Что-то не похоже на видение», – отметил Сахемоти.
– Что ж – раз ты теперь призрак, тогда уходи! Бестелесному не место в пучине Тайхео. Теперь морем правлю я!
Сахемоти улыбнулся.
– Вот как! И отсюда гонят! Стоит только отлучиться на десяток-другой лет, как кто-то уже претендует на власть. И куда ты предлагаешь мне уйти, красавица?
– Куда хочешь. Отправляйся в Небесную заводь, если брат с сестрой тебя туда пустят…
«Брат с сестрой? Небесная Заводь?»
Толща воды вдруг колыхнулась, словно по поверхности прокатилась большая волна.
– Ага, вот вы где спрятались, мастер Звезда! – послышался далекий голос княгини Касимы.
Откуда-то снизу донесся глухой удар. Вслед за ним пришла тупая боль в груди. Глухой звук удара, потом тишина, потом снова удар, и снова боль. «Сердце! – вспомнил Сахемоти. – Я же остановил его!» Его сознание медленно возвращалось в тело. Он уже ощущал онемевшие суставы, но в глазах все еще было зелено от морской воды.
– Мастер Звезда! – теперь голос Касимы раздался ближе. – Простите, что побеспокоила…Что с вами?
Удары сердца учащались и выравнивались. Сахемоти чувствовал себя так, как будто вынырнул с огромной глубины. Он осторожно вдохнул и не без труда сфокусировал взгляд. Первым, что он увидел, было озабоченное лицо княгини Касимы. Ветер растрепал ее прическу и разрумянил щеки, на лицо свешивались черные прядки.
– Вы слышите меня, мастер? Вы нездоровы?
– Теперь здоров, – медленно сказал Сахемоти, выравнивая дыхание. – Только немного оскорблен и совсем чуть-чуть рассержен. Подумать только, даже на развалинах мироздания все поделено! Хотел бы я знать, где скрывалась эта красотка, когда я правил океаном… Простите, госпожа княгиня. Я… сочиняю пьесу.
Княгиня взглянула на него с подозрением. Но от «великого актера» не пахло ни вином, ни пьяной травкой.
– Мне показалось, вы даже посинели. Вы не видели меня и не слышали, и, кажется, не дышали…
– Всё так и было. Пожалуй, я должен поблагодарить вас зато, что вы меня так бесцеремонно окликнули.
Касима с удивлением взглянула на лицедея. Что за ахинею он несет? Но на этот раз ее почему-то не покоробила его дерзость. – Вы хотели со мной поговорить? – спросил Сахемоти, расплетая ноги и разминая кисти рук. – Теперь я готов.
– Ах, да…
Княгиня откинула с лица волосы и уселась на сухую траву рядом с бывшим богом. На ней был костюм для верховой езды, какой носят в империи знатные мальчики – широкие кожаные штаны, расшитая бисером курточка и сапоги с высокими каблуками; длинные волосы завязаны на затылке в тугой конский хвост.
– Хорошо здесь у вас, – заговорила она, потягиваясь. – Вот вы давеча спросили меня, нравится ли мне эта гора. Еще как нравится. Меня сюда прямо тянет, особенно после вашего волшебного танца между кострами. Но иногда мне думается, что лучше бы перенести нашу театральную затею в какое-нибудь другое место.
Сахемоти поглядел на нее с беспокойством.
– В чем дело? Вы передумали? Разонравилась идея с театром?
– Конечно, нет! Вы удивитесь, мастер Звезда, но мне кажется, что я в жизни не затевала ничего более важного.
– Поверьте, княгиня, уж мне-то это ощущение знакомо.
– Нет, вы не понимаете. Вы – актер, это просто ваша работа. А меня… только не смейтесь, – княгиня оглянулась и сказала вполголоса, – посещают предчувствия. Недобрые предчувствия. И видения. Всякий раз, как побываю здесь, на побережье. Вас не мучают видения, мастер Звезда?
– Хм-м…
– Так я и знала, что вы не поймете! Вот и мужья мне не верят, младший совсем задразнил. А я уже не знаю, что делать. Как ни засну – сразу одно и то же. Будто стою я здесь на берегу, на море отлив, мертвая тишина, даже чаек не слышно, а небо там, на горизонте, всё темнеет и темнеет. И вот смотрю я на это небо, а внутри меня как будто голос кричит: «Убегай! Спасайся!»
Княгиня содрогнулась и посмотрела в сторону моря, как будто ожидая увидеть на горизонте темную тучу. Она не заметила, как нахмурился мастер Звезда.
– Иногда мне хочется прекратить всю нашу театральную затею, потому что эти страхи определенно связаны с ней. Я спросила совета у старшего мужа, а он предложил пригласить с десяток жрецов из храма Небесного Балдахина и устроить здесь, на горе Омаэ, обряд очищения… а лучше перенести театр в другое место.
Касима умолкла и выжидающе взглянула на актера.
– Если вы прикажете остановить подготовку, или приведете сюда жрецов, – хладнокровно сказал Сахемоти, – вы никогда не узнаете, кто из богов насылает эти видения, и с какой целью. Я верю вам, и смеяться тут не над чем. Правители всегда были ближе к богам, чем простые смертные. Всякая власть – божественная тайна. В империи лишь две династии – Солнечная и Лунная – созданы богами для того, чтобы править Средним миром, и из обеих линий выходили равно как правители, так и вещие чародеи…
– Но мы-то не в империи! Мне было бы очень лестно, если бы род Касима был богами предназначен править архипелагом. Но ведь это не так. Мы просто наместники, имперские боги нами гнушаются. Вот послушайте, какую мудрую вещь сказал мне давеча преподобный Кагеру…
Касима продекламировала:
– «Цивилизованный народ с высоким уровнем культуры отличается от варварских племен наличием развитой системы богопочитания». Развитой системы! А у нас даже собственного эпоса нет. Одни только глупые деревенские суеверия. Это одна из главных причин, почему я затеяла всю эту возню с театром…
Сахемоти усмехнулся.
– Нет собственных богов? А как же безымянные? По всему Кириму еще стоят развалины их храмов…
– Ах, не знаю я, что это за развалины. Должны же были остаться хоть какие-то имена. Но их нет! Даже в вашей сказке про солнце и ветер. Вчера я перебирала в уме все известные древние легенды, пытаясь вспомнить хоть одно имя – бесполезно, только голова разболелась.
– Разрешите дать вам совет? Постарайтесь больше не приезжать на эту гору без крайней необходимости. Если снова начнут беспокоить видения, не давайте им сбить вас с толку… а пройдите обряд очищения, как вам посоветовал старший муж.
– А если обряд не поможет?
– Тогда – делать нечего, – приезжайте сюда снова. Будем вместе обсуждать ваши видения и предчувствия.
Касима рассмеялась и взглянула на лицедея гораздо благосклоннее, чем в начале беседы.
– Может, сразу начать с последнего совета? – игриво спросила она, поднимаясь с травы. – Мне очень полегчало после нашего разговора, мастер Звезда. Признаюсь, ваши манеры,– вернее, их отсутствие, – не очень мне по нраву, но теперь я вижу, что под бесцеремонностью скрыто доброе сердце, способное чувствовать и сопереживать. Пожалуй, мы с вами сумеем подружиться.
– Это честь для меня, – церемонно ответил Сахемоти, тоже поднимаясь и кланяясь.
Они вместе дошли до площадки у подножия горы, где кипела стройка, а княгиню ожидала ее свита, и там простились, довольные друг другом, хоть и по разным причинам. Сахемоти думал о том, что по пустяковой причине едва не сорвалась вся его затея. Касима же мысленно перебирала предлоги для очередного визита на гору.
– А ведь с нашей пьесой та же история, что и с безымянными богами, – задумчиво сказала она, расставаясь с Сахемоти. – Имя рыбака известно. А имя морского бога – нет. И принцессы тоже. Попросту Морская дева…
Поздно ночью, когда княжеский кортеж прибыл в замок Ниэно и смертельно уставшая Касима наконец упала в постель, Ринго, ее младший муж, вдруг сказал:
– Знаешь, Иро…Только не сердись. Пока вы ездили на побережье, я приказал собрать сведения о твоем лицедее, Терновой Звезде.
– Что? – Касима резко подняла голову с его плеча. – Каком еще лицедее?
– О том самом, который организует для тебя театр в старинном духе на горе Омаэ.
– Проклятие! Все-таки кто-то проболтался! Так и знала – никакой секрет нельзя доверить…
– Ты же знаешь, что секреты – это моя специальность… Так вот, о лицедее. Иро, это не человек, а призрак.
– Что?!
– Я имею в виду, он возник словно из воздуха. Словно барсук из чугунного котелка. Никто не слышал ни о нем, ни о его труппе. А преподобный Кагеру, кажется, назвал его «самым известным актером севера».
– Он говорил с чужих слов. Все лицедеи перехваливают себя и безудержно хвастаются, – сонно сказала Касима, заворачиваясь в одеяло.
– Нет, ты не поняла, – не унимался Ринго. – Такого театра вообще нет. И не существует кукольника по имени Терновая Звезда. Кстати, очень подозрительное прозвище.
– Почему?
– «Терновая звезда» – это океанский моллюск с южного побережья Тайхео. Такой черно-пурпурный, игольчатый, с пятью щупальцами. В горных реках Лесного Предела, как ты догадываешься, он не водится.
– Послушай, милый, – сердито отозвалась княгиня. – Я бы тебя послушала, если бы не увидела своими глазами танец мастера Звезды. Он – гениальный актер!
– Угу, – проворчал муж. – Многие мошенники – гениальные актеры.
– Ты и в собственной спальне скоро будешь ловить врагов дома Касима! Что я тебе, торговка на базаре, у которой хотят выманить связку монет? Как меня может обмануть какой-то провинциальный комедиант?!
Касима отвернулась, накрывшись одеялом с головой, давая понять, что собирается уснуть. Однако упрямый супруг, вместо того, чтобы умолкнуть, пробормотал, как бы про себя:
– Вот и я думаю – как?
Касима чуть не вспылила, но в последний момент сдержалась. Гнев по пустякам недостоин главы семьи, а уж тем более, хозяйки провинции. Она глубоко вздохнула, изгоняя раздражение, и медленно повторила про себя мудрые слова матери, которые всегда помогали ей проявить терпение в семейных и придворных неурядицах:
«Мужчина – это ребенок, который никогда не станет взрослым. Таким уж его создали боги. В детстве он играет в солдатиков и в войну, а когда вырастает, ничего не меняется – только игрушки становятся больше и опаснее. Ни один мужчина не видит великих основ жизни, не способен отличить главное от второстепенного, вечное от преходящего. Будь снисходительна к мужчинам, не требуй от них невозможного. Обязательно показывай своим мужьям, как ты ценишь их старания преуспеть в своих занятиях, иначе они расстроятся и могут сделать что-нибудь неприятную глупость – назло или просто с досады. Мудрая женщина не будет вмешиваться в игры ребенка…»
Поэтому, вместо того, чтобы обрушиться на мужа с руганью, Касима обняла его и промурлыкала ласково:
– Что бы я делала без твоей поддержки! Пожалуйста, милый – оставь в покое мой любительский театр! Раз уж ты всё выведал, так давай сохраним секрет вместе – пусть он останется тайной хоть для кого-то! Актера мне привел преподобный Кагеру, человек проницательный, уважаемый, достойный доверия – мне его рекомендовал сам настоятель монастыря Семи Звезд в Асадале…
– Опытному жулику монаха обмануть труд невелик, – проворчал Ринго едва слышно, чтобы не услышала Касима. А про себя подумал: «Сколько лет прошло, а поневоле пожалеешь, что нет больше принца Имори. Вот кто всё про всех знал. Что самое обидное, и прикончили-то его напрасно – архивами нам все равно воспользоваться не удалось… Ну ничего, время у меня есть. Рано или поздно этот тип, Терновая Звезда, себя выдаст. И тогда Иро поймет, кто из нас был прав…»
«Я – Сахемоти, – медленно текли его мысли. – Дракон-вани, акулий бог? Да – но не только. Копьеносец, хранитель равновесия? Это лишь слова. Только две грани, и не самые главные. Хранитель… Долина Высокого Неба… Нет, попробуем по-другому. Долой личины. Я не бог-вани…я не копьеносец…я – не Сахемоти. Я что-то иное. Что же?»
Длинная волна пришла и ушла, оставив пенный шлейф. Когда последние клочья пены с шипением впитались в холодный песок, мысли покинули сознание Сахемоти, а дыхание стало едва уловимым. Только глухой стук сердца нарушал внутреннюю тишину. Сахемоти приказал сердцу биться как можно тише и медленнее. Тело повиновалось превосходно. Это было тренированное тело аскета, и откуда бы ни вытащил его Кагеру своим колдовством, бывший бог собирался воспользоваться им в полной мере.
Сейчас Сахемоти начинал охоту за своей памятью. Он собирал знание о себе по крупицам, разыскивая и улавливая обрывки видений в темноте прошлого. Воспоминания бога не таковы, как у обычного человека. Сахемоти не знал, где хранится его память и что она скрывает. Память возвращалась осколками, яркими и малопонятными образами, и порой он даже не мог сказать, его ли это видения, или чужие. Это было похоже на ловлю рыбы в мутной воде, или на блуждание с завязанными глазами, или на ночной полет в неизвестность. Ветер шелестел в сухой траве. Что он принесет на этот раз?
Казалось, он просидел так вечность, вслушиваясь в шум ветра и рокот волн, пока не почувствовал, что существо по имени Сахемоти растаяло без остатка. И почти сразу пришло видение.
Огромные сосны уходят прямо в облака, позолоченные восходящим солнцем. Растут, свободно раскинув ветки, не мешая друг другу. Каждая сосна – как золотая колонна в храме, и сама – как башня. Медовая кора, малахитовые иглы. Землю ярко-зеленым ковром покрывает мох, густо усыпанный сдвоенными сухими иглами. Крупные шишки лежат повсюду так, как их сбросил ветер – многолетние россыпи черных шариков под рыжими стволами. Ветер не шевелит ни единой веткой – здесь царит величественное молчание, торжественная тишина. Лес Годзен – место, где рождается утро. Ни один смертный никогда не найдет его, обойди он хоть всю вселенную от края до края. Душа Сахемоти наполняется радостью. Он чувствует приближение высшего божества…
«Эй, проваливай, Копьеносец!» – раздается сердитый женский голос среди стволов.
– Почему? – спрашивает Сахемоти. – Кто мне приказывает?
«Морскому богу не место в Небесной Заводи! Брат, я вообще не понимаю, как он сюда попал! Иди сюда и выгони его, пока он не привлек внимание…»
Видение тускнеет и расплывается. Ветер летит дальше. Чтобы подстегнуть его, Сахемоти совсем останавливает сердце. Это опасно – он не знает, насколько хватит прочности тела и успеет ли он запустить сердце снова, – но жажда новых воспоминаний сильнее.
«Так… по крайней мере, меня там знают. И где место морскому богу? Ладно…»
Ветер меняет направление. Теперь он дует в сторону океана. Сахемоти обращается к самым свежим воспоминаниям – цепочке рифовых островов у далекого южного побережья, – и вскоре его посщает второе видение.
Запах водорослей, блестящие пятна морской соли на скалах. Острые камни под водой, мертвые серые кораллы, рябь света и колыхание волн наверху. Дно здесь похоже на гористую пустыню, сплошь каньоны и хребты, утесы и пещеры. Медленно понижаясь, оно уводит в глубину. И вдруг обрыв – роскошная живая стена, многоцветный каменный лес. Розовые, сиреневые, лимонные ветви, то неподвижные и хрупкие, то скользкие и податливые; прозрачные медузы и устрашающе колючие ежи, стаи рыб – голубых, алых, желтых, черных, зеленых…Из темных гротов выглядывают неподвижные глаза хищников – серых и крапчатых, как придонная часть рифа. На дне, в синей мути, распластались в засаде плоские морские коты с ядовитыми хвостами. Волнистая, розовая с белым щель в скале вдруг открывается, словно челюсти, и тут же смыкается, превращаясь в дивный морской цветок. Смерть здесь тоже красива, она сбрасывает маску только в тот миг, когда жертва уже схвачена. Пятна размытого света трепещут на окаменевших ветвях, и кажется, что они шевелятся под ветром. Вдали, в густой голубизне открытого моря, движутся узкие тени – акулы.
Вдруг пурпурный ветвистый нарост прямо под ним начинает шевелиться. Текуче перебирая многочисленными щупальцами, со дна всплывает огромный спрут. Неподвижный взгляд подводной твари устремлен прямо на него. «Не собирается ли он напасть? Уж не принял ли он меня за утопленника или ныряльщика? Нет, чепуха. Он не может меня видеть…»
– Это ты, царь-дракон? – спрашивает спрут, зависая над рифом…
По воде пробежала рябь, и бывшего бога посетило третье видение. Посреди океана, в глубине мор, перед Сахемоти предстала женщина, страшная и обольстительная одновременно. Хищница из каменного леса, сбросившая маску. Кровь на руках и губах, цветы в черных волосах, многоцветное одеяние: сочный матовый красный, сине-зеленые переливы, черный блеск. Косы, словно щупальца, руки, словно змеи. Сахемоти мог поклясться, что уже встречал ее прежде, но как ни старался, не мог вспомнить ее имя…
Видение вдруг засмеялось.
– А я сразу и не узнала тебя без тела, – сказало оно глубоким мелодичным голосом. – Какое приятное зрелище! Неужели мои надежды сбылись и ты наконец развоплотился?
«Что-то не похоже на видение», – отметил Сахемоти.
– Что ж – раз ты теперь призрак, тогда уходи! Бестелесному не место в пучине Тайхео. Теперь морем правлю я!
Сахемоти улыбнулся.
– Вот как! И отсюда гонят! Стоит только отлучиться на десяток-другой лет, как кто-то уже претендует на власть. И куда ты предлагаешь мне уйти, красавица?
– Куда хочешь. Отправляйся в Небесную заводь, если брат с сестрой тебя туда пустят…
«Брат с сестрой? Небесная Заводь?»
Толща воды вдруг колыхнулась, словно по поверхности прокатилась большая волна.
– Ага, вот вы где спрятались, мастер Звезда! – послышался далекий голос княгини Касимы.
Откуда-то снизу донесся глухой удар. Вслед за ним пришла тупая боль в груди. Глухой звук удара, потом тишина, потом снова удар, и снова боль. «Сердце! – вспомнил Сахемоти. – Я же остановил его!» Его сознание медленно возвращалось в тело. Он уже ощущал онемевшие суставы, но в глазах все еще было зелено от морской воды.
– Мастер Звезда! – теперь голос Касимы раздался ближе. – Простите, что побеспокоила…Что с вами?
Удары сердца учащались и выравнивались. Сахемоти чувствовал себя так, как будто вынырнул с огромной глубины. Он осторожно вдохнул и не без труда сфокусировал взгляд. Первым, что он увидел, было озабоченное лицо княгини Касимы. Ветер растрепал ее прическу и разрумянил щеки, на лицо свешивались черные прядки.
– Вы слышите меня, мастер? Вы нездоровы?
– Теперь здоров, – медленно сказал Сахемоти, выравнивая дыхание. – Только немного оскорблен и совсем чуть-чуть рассержен. Подумать только, даже на развалинах мироздания все поделено! Хотел бы я знать, где скрывалась эта красотка, когда я правил океаном… Простите, госпожа княгиня. Я… сочиняю пьесу.
Княгиня взглянула на него с подозрением. Но от «великого актера» не пахло ни вином, ни пьяной травкой.
– Мне показалось, вы даже посинели. Вы не видели меня и не слышали, и, кажется, не дышали…
– Всё так и было. Пожалуй, я должен поблагодарить вас зато, что вы меня так бесцеремонно окликнули.
Касима с удивлением взглянула на лицедея. Что за ахинею он несет? Но на этот раз ее почему-то не покоробила его дерзость. – Вы хотели со мной поговорить? – спросил Сахемоти, расплетая ноги и разминая кисти рук. – Теперь я готов.
– Ах, да…
Княгиня откинула с лица волосы и уселась на сухую траву рядом с бывшим богом. На ней был костюм для верховой езды, какой носят в империи знатные мальчики – широкие кожаные штаны, расшитая бисером курточка и сапоги с высокими каблуками; длинные волосы завязаны на затылке в тугой конский хвост.
– Хорошо здесь у вас, – заговорила она, потягиваясь. – Вот вы давеча спросили меня, нравится ли мне эта гора. Еще как нравится. Меня сюда прямо тянет, особенно после вашего волшебного танца между кострами. Но иногда мне думается, что лучше бы перенести нашу театральную затею в какое-нибудь другое место.
Сахемоти поглядел на нее с беспокойством.
– В чем дело? Вы передумали? Разонравилась идея с театром?
– Конечно, нет! Вы удивитесь, мастер Звезда, но мне кажется, что я в жизни не затевала ничего более важного.
– Поверьте, княгиня, уж мне-то это ощущение знакомо.
– Нет, вы не понимаете. Вы – актер, это просто ваша работа. А меня… только не смейтесь, – княгиня оглянулась и сказала вполголоса, – посещают предчувствия. Недобрые предчувствия. И видения. Всякий раз, как побываю здесь, на побережье. Вас не мучают видения, мастер Звезда?
– Хм-м…
– Так я и знала, что вы не поймете! Вот и мужья мне не верят, младший совсем задразнил. А я уже не знаю, что делать. Как ни засну – сразу одно и то же. Будто стою я здесь на берегу, на море отлив, мертвая тишина, даже чаек не слышно, а небо там, на горизонте, всё темнеет и темнеет. И вот смотрю я на это небо, а внутри меня как будто голос кричит: «Убегай! Спасайся!»
Княгиня содрогнулась и посмотрела в сторону моря, как будто ожидая увидеть на горизонте темную тучу. Она не заметила, как нахмурился мастер Звезда.
– Иногда мне хочется прекратить всю нашу театральную затею, потому что эти страхи определенно связаны с ней. Я спросила совета у старшего мужа, а он предложил пригласить с десяток жрецов из храма Небесного Балдахина и устроить здесь, на горе Омаэ, обряд очищения… а лучше перенести театр в другое место.
Касима умолкла и выжидающе взглянула на актера.
– Если вы прикажете остановить подготовку, или приведете сюда жрецов, – хладнокровно сказал Сахемоти, – вы никогда не узнаете, кто из богов насылает эти видения, и с какой целью. Я верю вам, и смеяться тут не над чем. Правители всегда были ближе к богам, чем простые смертные. Всякая власть – божественная тайна. В империи лишь две династии – Солнечная и Лунная – созданы богами для того, чтобы править Средним миром, и из обеих линий выходили равно как правители, так и вещие чародеи…
– Но мы-то не в империи! Мне было бы очень лестно, если бы род Касима был богами предназначен править архипелагом. Но ведь это не так. Мы просто наместники, имперские боги нами гнушаются. Вот послушайте, какую мудрую вещь сказал мне давеча преподобный Кагеру…
Касима продекламировала:
– «Цивилизованный народ с высоким уровнем культуры отличается от варварских племен наличием развитой системы богопочитания». Развитой системы! А у нас даже собственного эпоса нет. Одни только глупые деревенские суеверия. Это одна из главных причин, почему я затеяла всю эту возню с театром…
Сахемоти усмехнулся.
– Нет собственных богов? А как же безымянные? По всему Кириму еще стоят развалины их храмов…
– Ах, не знаю я, что это за развалины. Должны же были остаться хоть какие-то имена. Но их нет! Даже в вашей сказке про солнце и ветер. Вчера я перебирала в уме все известные древние легенды, пытаясь вспомнить хоть одно имя – бесполезно, только голова разболелась.
– Разрешите дать вам совет? Постарайтесь больше не приезжать на эту гору без крайней необходимости. Если снова начнут беспокоить видения, не давайте им сбить вас с толку… а пройдите обряд очищения, как вам посоветовал старший муж.
– А если обряд не поможет?
– Тогда – делать нечего, – приезжайте сюда снова. Будем вместе обсуждать ваши видения и предчувствия.
Касима рассмеялась и взглянула на лицедея гораздо благосклоннее, чем в начале беседы.
– Может, сразу начать с последнего совета? – игриво спросила она, поднимаясь с травы. – Мне очень полегчало после нашего разговора, мастер Звезда. Признаюсь, ваши манеры,– вернее, их отсутствие, – не очень мне по нраву, но теперь я вижу, что под бесцеремонностью скрыто доброе сердце, способное чувствовать и сопереживать. Пожалуй, мы с вами сумеем подружиться.
– Это честь для меня, – церемонно ответил Сахемоти, тоже поднимаясь и кланяясь.
Они вместе дошли до площадки у подножия горы, где кипела стройка, а княгиню ожидала ее свита, и там простились, довольные друг другом, хоть и по разным причинам. Сахемоти думал о том, что по пустяковой причине едва не сорвалась вся его затея. Касима же мысленно перебирала предлоги для очередного визита на гору.
– А ведь с нашей пьесой та же история, что и с безымянными богами, – задумчиво сказала она, расставаясь с Сахемоти. – Имя рыбака известно. А имя морского бога – нет. И принцессы тоже. Попросту Морская дева…
Поздно ночью, когда княжеский кортеж прибыл в замок Ниэно и смертельно уставшая Касима наконец упала в постель, Ринго, ее младший муж, вдруг сказал:
– Знаешь, Иро…Только не сердись. Пока вы ездили на побережье, я приказал собрать сведения о твоем лицедее, Терновой Звезде.
– Что? – Касима резко подняла голову с его плеча. – Каком еще лицедее?
– О том самом, который организует для тебя театр в старинном духе на горе Омаэ.
– Проклятие! Все-таки кто-то проболтался! Так и знала – никакой секрет нельзя доверить…
– Ты же знаешь, что секреты – это моя специальность… Так вот, о лицедее. Иро, это не человек, а призрак.
– Что?!
– Я имею в виду, он возник словно из воздуха. Словно барсук из чугунного котелка. Никто не слышал ни о нем, ни о его труппе. А преподобный Кагеру, кажется, назвал его «самым известным актером севера».
– Он говорил с чужих слов. Все лицедеи перехваливают себя и безудержно хвастаются, – сонно сказала Касима, заворачиваясь в одеяло.
– Нет, ты не поняла, – не унимался Ринго. – Такого театра вообще нет. И не существует кукольника по имени Терновая Звезда. Кстати, очень подозрительное прозвище.
– Почему?
– «Терновая звезда» – это океанский моллюск с южного побережья Тайхео. Такой черно-пурпурный, игольчатый, с пятью щупальцами. В горных реках Лесного Предела, как ты догадываешься, он не водится.
– Послушай, милый, – сердито отозвалась княгиня. – Я бы тебя послушала, если бы не увидела своими глазами танец мастера Звезды. Он – гениальный актер!
– Угу, – проворчал муж. – Многие мошенники – гениальные актеры.
– Ты и в собственной спальне скоро будешь ловить врагов дома Касима! Что я тебе, торговка на базаре, у которой хотят выманить связку монет? Как меня может обмануть какой-то провинциальный комедиант?!
Касима отвернулась, накрывшись одеялом с головой, давая понять, что собирается уснуть. Однако упрямый супруг, вместо того, чтобы умолкнуть, пробормотал, как бы про себя:
– Вот и я думаю – как?
Касима чуть не вспылила, но в последний момент сдержалась. Гнев по пустякам недостоин главы семьи, а уж тем более, хозяйки провинции. Она глубоко вздохнула, изгоняя раздражение, и медленно повторила про себя мудрые слова матери, которые всегда помогали ей проявить терпение в семейных и придворных неурядицах:
«Мужчина – это ребенок, который никогда не станет взрослым. Таким уж его создали боги. В детстве он играет в солдатиков и в войну, а когда вырастает, ничего не меняется – только игрушки становятся больше и опаснее. Ни один мужчина не видит великих основ жизни, не способен отличить главное от второстепенного, вечное от преходящего. Будь снисходительна к мужчинам, не требуй от них невозможного. Обязательно показывай своим мужьям, как ты ценишь их старания преуспеть в своих занятиях, иначе они расстроятся и могут сделать что-нибудь неприятную глупость – назло или просто с досады. Мудрая женщина не будет вмешиваться в игры ребенка…»
Поэтому, вместо того, чтобы обрушиться на мужа с руганью, Касима обняла его и промурлыкала ласково:
– Что бы я делала без твоей поддержки! Пожалуйста, милый – оставь в покое мой любительский театр! Раз уж ты всё выведал, так давай сохраним секрет вместе – пусть он останется тайной хоть для кого-то! Актера мне привел преподобный Кагеру, человек проницательный, уважаемый, достойный доверия – мне его рекомендовал сам настоятель монастыря Семи Звезд в Асадале…
– Опытному жулику монаха обмануть труд невелик, – проворчал Ринго едва слышно, чтобы не услышала Касима. А про себя подумал: «Сколько лет прошло, а поневоле пожалеешь, что нет больше принца Имори. Вот кто всё про всех знал. Что самое обидное, и прикончили-то его напрасно – архивами нам все равно воспользоваться не удалось… Ну ничего, время у меня есть. Рано или поздно этот тип, Терновая Звезда, себя выдаст. И тогда Иро поймет, кто из нас был прав…»
Глава 18. Хозяйка приливов
С самого утра с океаном происходило что-то непонятное. С криками носились стаи чаек, словно под волнами мигрировали огромные косяки рыбы. В отлив вода ушла дальше, чем обычно, оставив на песке шевелящееся месиво из водорослей, крабов и медуз. Артельщики отправились вдоль линии прибоя насобирать мидий на обед, но вскоре с криками прибежали обратно:
– Сюда плывут вани! – орали они. – Вон там их целая стая!
– Да какие же это вани, – фыркнул Анук, вглядевшись в темные силуэты, выпрыгивающие из воды на горизонте. – Самые обычные морские собаки. Они умны и любопытны, но обычно людей сторонятся…
Стая морских собак подплыла почти к самому берегу. Морские твари, похожие на серых крутолобых рыб, долго играли в бухте, оглашая побережье пронзительными криками.
– Правда, странно, брат? – обратился Анук к Сахемоти. – Почему их сюда занесло? Лето выдалось жаркое, но все равно им в этих краях слишком холодно…
Сахемоти пожал плечами. Он один не казался удивленным, вел себя как обычно и вообще не смотрел в сторону моря.
К вечеру на море установилось полное безветрие. Морские собаки уплыли, разлетелись стаи чаек. Никто поначалу не обратил внимания на необычно высокий прилив. Вода с тихим вкрадчивым упорством наползала на берег. Незаметно, пядь за пядью, она накрыла полосу пляжа, добралась до прибрежных дюн, подмочила корни сосен, где устроил шалаш Анук. Плотники дважды перетаскивали вещи, с немым изумлением наблюдая, как вода неторопливо и бесшумно подкрадывается к недостроенной сцене. Казалось, еще немного – и все их труды пойдут прахом. Но, не добравшись десятка шагов до нижней каменной террасы, прилив наконец остановился. А вскоре вода начала понемногу отступать.
Уже протянулись длинные вечерние тени, но никто не торопился покинуть сосновую гору. Артельщики, затаив дыхание, следили за причудами океана.
– Море сошло с ума! – шептались между собой они, вспоминая рыбачьи байки о клювоголовых морских демонах, которые вылезают на берег по ночам и задорого покупают души рыбаков. Смелый и отчаянный, посвященный в тайну (а знают ее все жители побережья от мала до велика), поступит так: серебро возьмет и низко поклонится демону, желая ему здравствовать до скончания века и всячески его, мерзкого, восхваляя. Туповатый морской демон поклонится в ответ – и его мозги вытекут на песок, как суп из котелка. После этого забирай серебро и спокойно иди домой.
– Сюда плывут вани! – орали они. – Вон там их целая стая!
– Да какие же это вани, – фыркнул Анук, вглядевшись в темные силуэты, выпрыгивающие из воды на горизонте. – Самые обычные морские собаки. Они умны и любопытны, но обычно людей сторонятся…
Стая морских собак подплыла почти к самому берегу. Морские твари, похожие на серых крутолобых рыб, долго играли в бухте, оглашая побережье пронзительными криками.
– Правда, странно, брат? – обратился Анук к Сахемоти. – Почему их сюда занесло? Лето выдалось жаркое, но все равно им в этих краях слишком холодно…
Сахемоти пожал плечами. Он один не казался удивленным, вел себя как обычно и вообще не смотрел в сторону моря.
К вечеру на море установилось полное безветрие. Морские собаки уплыли, разлетелись стаи чаек. Никто поначалу не обратил внимания на необычно высокий прилив. Вода с тихим вкрадчивым упорством наползала на берег. Незаметно, пядь за пядью, она накрыла полосу пляжа, добралась до прибрежных дюн, подмочила корни сосен, где устроил шалаш Анук. Плотники дважды перетаскивали вещи, с немым изумлением наблюдая, как вода неторопливо и бесшумно подкрадывается к недостроенной сцене. Казалось, еще немного – и все их труды пойдут прахом. Но, не добравшись десятка шагов до нижней каменной террасы, прилив наконец остановился. А вскоре вода начала понемногу отступать.
Уже протянулись длинные вечерние тени, но никто не торопился покинуть сосновую гору. Артельщики, затаив дыхание, следили за причудами океана.
– Море сошло с ума! – шептались между собой они, вспоминая рыбачьи байки о клювоголовых морских демонах, которые вылезают на берег по ночам и задорого покупают души рыбаков. Смелый и отчаянный, посвященный в тайну (а знают ее все жители побережья от мала до велика), поступит так: серебро возьмет и низко поклонится демону, желая ему здравствовать до скончания века и всячески его, мерзкого, восхваляя. Туповатый морской демон поклонится в ответ – и его мозги вытекут на песок, как суп из котелка. После этого забирай серебро и спокойно иди домой.