Страница:
Вблизи Хилла оказалась совсем непохожей на обычную деревню. Просторные дома, приподнятые над землей на сваях, напоминали городские усадьбы; улицы были чистые, словно в лучших кварталах Асадаля. Ничего удивительного – каждый мастер старался перещеголять соседа и пустить пыль в глаза столичным скупщикам – оптовикам. В Хилле не было рынка. Каждый резчик продавал свои изделия сам. Возле заборов на подставках, специальных многоярусных стойках, а то и просто на траве рядами были выставлены кувшины, чаны, кадушки, миски, коробки, лари, складные столики, гребни, резные игрушки… Здесь не жалели ярких красок – сочной красной, сияющей зеленой, небесно-синей, кромешно-черной. Лакированная утварь сияла на солнце так, что на нее больно было смотреть. Точно такие же изделия, только еще не готовые, рядами стояли во дворах – на просушку. Из каждого дома доносилось жужжание токарного станка, или звонкие удары топора, раскалывающего плашки заготовок, или густое и липкое бульканье лака в котлах. Запах свежего дерева мешался с причудливой вонью минеральных и растительных красок.
– Взгляни на эти узоры, – вполголоса заметил Сахемоти, проходя мимо очередной усадьбы-мастерской. – Каждый из них – сложный магический символ. Недействующий и нечитаемый, разумеется. Столетие за столетием здешние мастера воспроизводят их, не понимая смысла. Вот, к примеру, расписной ларец просит благословения богов, которые давно ушли из этого мира… Хотя о чем я – ведь ты, как и любой смертный, не можешь их прочитать. Издержки пьяной травки, а?
– Прочитать не могу, – буркнул Херуки. – Зато вижу, что мастер, который расписывал ларь, думал только о деньгах, которые за него получит. Он работал не сердцем и даже не головой, а одними привычными руками. Даже если б он понимал значения узора, благословения богов он все равно бы не дождался.
Сахемоти кивнул с довольным видом.
– Вот для этого я тебя с собой и взял. Раз ты так хорошо читаешь в душах смертных, то мне понадобится твоя помощь. Найди мне здесь лучшего из мастеров. Такого, у которого есть не только голова и руки, но и душа… такого, у которого ожил бы магический узор, даже если бы он не понимал его смысла.
Херуки пристально посмотрел на него.
– А ты знаешь, что будет дальше с тем человеком, у которого узор оживет? Или тебя это не интересует?
– Ты не хуже меня знаешь, что это невозможно. Я выразился аллегорически. Найди мне лучшего мастера. Вот, к примеру, этот…
Бывшие боги медленно пошли вдоль улицы. Дом следовал за домом, и возле каждого красовались выставленные на продажу образцы изделий. Херуки поначалу выбирал неохотно, но вскоре увлекся и вошел во вкус. Иногда ему хватало одного поверхностного взгляда, иногда он останавливался и долго вертел утварь в руках.
– Здесь рисунок точен, но краски так тусклы, как будто их смешивали осенним вечером… А в этом расписном бочонке чувствуется нетерпение – вон, линии так и пляшут, словно хотят убежать с крышки в ближайший кабак…Ого, сколько посуды у этих ворот! Да только ее резали и расписывали подмастерья, а хозяин лишь ставил подпись. Если так будут поступать все, славе Хиллы быстро придет конец. А вот тут…о, взгляни, Сахемоти! Вот то, что нам надо. Твердая рука, сильные линии и живые цвета…
– …и что ни узор, то отступление от канона, – добавил Сахемоти. – Не знаю, к добру это или к худу. Что ж, давай зайдем.
Мастер оказался старше, чем они предполагали. Почти старик, худой и малорослый, с суровым морщинистым лицом и внимательными глазами. Волосы он на крестьянский манер остриг кружком, зато усы отпустил до самой груди. Руки и одежда мастера были густо покрыты застарелыми и свежими пятнами краски, и даже усам досталось – один был красный, другой зеленый. Звали его громким именем Крапчатый Карась Восемнадцатый. Покупателей он встретил довольно равнодушно.
– Я в розницу не торгую, – сказал он, выходя на крыльцо. – Эта посуда, что у изгороди развешана, уже продана оптовику. Ежели хотите, можете оставить заказ.
– Именно за этим мы и пришли.
– Тогда заходите.
Две трети обширного дома занимала мастерская. Повсюду неустойчивыми башнями громоздились золотистые заготовки, на полу хрустела стружка. Сахемоти прошел к верстаку, снял с плеча короб и достал оттуда нечто плоское, тщательно упакованное в много слоев бумаги и ветоши. Развернув бумагу, он выложил на столешницу деревянную маску.
Маска изображала лицо прекрасной девушки. Белый, с тонким розоватым отливом лак покрылся густой сеткой трещинок, но очертания высокого лба и по-детски округлых щек были так мягки и изящны, что захватывало дух. Пухлые губки маски были раздвинуты в полуулыбке, которая могла означать всё что угодно. В миндалевидных глазницах пряталась темнота.
– Ух ты! – выпалил Херуки, нагибаясь над столом. – Да ведь это маска Безупречной Красавицы!
– Настоящая древнекиримская работа! – хрипло воскликнул Крапчатый Карась, отпихивая Везунчика. – Где вы ее украли?
– Еще чего, «украли»! Она принадлежит хозяину театра, в котором мы служим.
– А, так это тот балаган на пр`оклятой горе у Репейников, о котором болтают все подряд?
Сахемоти кивнул.
– Наш хозяин желает, чтобы вы изготовили еще три маски по образцу этой. Мастер благоговейно взял маску красавицы и поднес ее к свету.
– «Хозяин желает», – передразнил он. – Вы хоть знаете, неучи, что таких масок во всём Кириме осталось не больше десятка? Что за такую маску знающий человек повозку серебра отдаст? А вы для балагана ее приспособить хотите! Шедевр древности – зевакам на потеху!
– Думается мне, в древности его и использовали для балаганных представлений.
– Болтаете то, что и сами не понимаете, – проворчал мастер, самозабвенно любуясь маской. – Вся эта мода на старину – самое что ни на есть кощунство. Прежде люди были другие, богам угождали, а нынче лишь бы развлекаться. Вот маска эта, небось, храм украшала, а вы ее в балаган. Тьфу!
– Так вы отказываетесь от заказа?
– Нет, с чего вы взяли!
– В таком случае, слушайте: нам нужны еще три маски, выполненные в том же стиле. Юноша, старик и морской царь-дракон. Юноша – рыбак, простолюдин. Старик – что-то вроде обычного отшельника. Дракон… ну, должен выглядеть как обычный дракон.
– Хех, «обычный», ну вы и пошутили. Сроки какие?
– Как можно скорее. Желательно сделать маски сегодня, самое позднее – завтра. Мы торопимся.
– Да вы издеваетесь! Три резные расписные маски в натуральную величину за день?!
– Ой, да видел я, как работают здешние мастера! – не выдержал Везунчик. – Столичным купцам цену набивай! В технике «не отрывая кисти» роспись занимает столько времени, сколько требуется, чтобы чихнуть и сказать «на здоровьичко». А резьба…
– Мы же не просим вас сделать такую же маску, – подхватил Сахемоти. – Попроще, погрубее; главное – чтобы издалека смотрелось хорошо. Лакировать не обязательно. Мы же понимаем, что ваш профиль – крынки да бочонки…
Крапчатый Карась надменно выпрямился.
– Старца и рыбака я вам хоть сейчас вырежу. С морским царем же будет посложнее. Откуда мне знать, как выглядит дракон?
–Вы уж постарайтесь, – вкрадчиво сказал Сахемоти. – Кто как не вы, способен изобразить невиданное? Думаете, почему мы обратились именно к вам?
– Да уж ясно почему, – довольно ухмыльнулся мастер. – Я один в Хилле режу и расписываю по-своему, прочие только вторят канонам. Попробовать можно, почему нет. Но такая срочная работа обойдется вам недешево…
– Цену назначайте сами, – небрежно сказал Сахемоти.
– Кхм, – только и выдавил Крапчатый Карась. На дне его глаз загорелся огонек алчности. Херуки покосился на Сахемоти и сокрушенно вздохнул.
Под вечер, когда Сахемоти и Херуки вернулись в дом Крапчатого Карася, две маски были уже готовы. Личины старца и юноши сохли у южной стенки. Рядом топтался Крапчатый Карась, еще более мрачный и нелюбезный, чем утром.
– Прекрасно, – Сахемоти взял в руки маску юноши. – Именно то, что надо. Конопатый парнишка-рыбак, простодушный, но не без коварства. Кого-то он мне напоминает, а, Везунчик? Старец тоже вполне достойный…
– Краска будет сохнуть до завтра, – буркнул Карась. – Потом надобно отлакировать, а это дело небыстрое. Возвращайтесь через три-четыре дня… с деньгами.
– Ладно, время стерпит, пришлем кого-нибудь. А где царь-дракон?
– Еще не доделал. Не вижу я его пока, не представляю. Может, к завтрашнему утру что-нибудь намалюю.
Сахемоти и Херуки переглянулись.
– Ну и куда нам податься, на ночь глядя?
– Хотите, можете заночевать у меня, – предложил Карась. – Я всё равно буду работать ночью в мастерской.
Приглашение было принято. Карась предоставил гостям всю жилую половину дома, а сам зажег светильник и удалился в мастерскую.
Неожиданная любезность мастера насторожила Херуки. До поздней ночи к нему не шел сон. Вся Хилла уже давно спала, а бывший бог удачи всё вертелся под одеялом на тростниковой циновке, вслушиваясь в шорох и шаги за стенкой, принюхиваясь и всматриваясь в темноту.
– Эй, Сахемоти, – наконец, не выдержав, прошептал он, пихнув в бок спящего соседа. – Я все думаю о Карасе. Он, кстати, тоже не спит.
– Да, знаю, – неожиданно внятно ответил Сахемоти. – Должно быть, работает над маской дракона?
– Нет. Он наварил яда. Мне знаком его запах. Очень хороший яд. Здешние лаковары в минералах разбираются. Если этот яд налить в ухо спящему, он выест весь мозг, а снаружи будет совсем незаметно. Яд уже готов, и теперь Крапчатый Карась собирается с духом.
– Что же его подвигло на такое страшное дело? – спросил Сахемоти, словно бы и не удивленный новостью. – Благородное стремление уберечь шедевр от кощунства или банальная алчность?
– Карась и сам не понимает. То раздумывает, кому будет продавать маску, то благочестиво прикидывает, какую часть полученных за нее денег отдать на храм какого-нибудь безымянного. А может, и себе оставит. Слишком сильное искушение помутило его разум. Бедняга! Угораздило же его напороться на таких, как мы…
– Ну, допустим, яд ты учуял. А мысли? Только не говори, что прочитал.
– Ох, да чего там читать, и так всё ясно. Просто я хорошо разбираюсь в смертных… Ага, он решился! Тсс, молчи! Он идет сюда! Что будем делать?
Сахемоти, не вставая, что-то прошептал по-древнекиримски. Шаги за стеной смолкли, раздался глубокий вздох, вслед за ним – сладкий зевок, звук падающего тела и наконец мирное похрапывание.
– Ты его усыпил?
Сахемоти, холодно улыбаясь в темноте, продолжал тем же почти беззвучным шепотом плести наговор. Похрапывание оборвалось. Спящий тревожно пошевелился, охнул, что-то неразборчиво забормотал во сне, потом застонал – сначала тихо, потом громче, – и вдруг из мастерской донесся ужасный крик. Хруст разрываемой оконной бумаги сменился треском перегородок, а затем все потонуло в оглушительном грохоте поваленных полок с заготовками. Херуки вскочил на ноги.
– Что это?! Что там случилось?
– Ничего особенного. Небольшое наказание.
Суматоха в мастерской прекратилась нескоро. Но вот наконец грохот затих, всхлипывание и сопение умолкло, и в дом вернулась тишина.
– Спокойной ночи, Везунчик. – пожелал Сахемоти, заворачиваясь в одеяло.
Херуки, ничего не ответив, встал и через разгромленную мастерскую вышел во двор.
Крапчатый Карась обнаружился на крыльце. Он сидел, съежившись, и жадно хлебал воду из ковша.
– Что, не спится? – спросил его Херуки, присаживаясь рядом.
Мастер вздрогнул так, что вода выплеснулась из ковша ему на штаны.
– Вот и мне не спится, – как ни в чем не бывало продолжал Херуки. – Приятель мой уснул, а ты устроил такой тарарам, что весь сон прогнал. Кошмар приснился, да?
– Я вроде как на корабле по морю плыл, – заговорил Карась глухим, дрожащим голосом, как будто сон отпустил его еще не полностью. – Вдруг заштормило. Волны как горы, так и кидают корабль, то вверх, то и вниз, вот-вот потонем. И тут глядь – дракон! То нырнет, то выскочит, как будто ему до корабля и дела нет. Волны всё злее, а дракон играет, веселится. В лапах у него пылающий мяч, вроде солнца в огненной бороде. И он этот мяч то подкинет, то поймает. Весело ему, дракону, а море вокруг него бурлит, и корабль гибнет… И вот упал я в волны, и дракон меня увидел… Фух, как вспомню драконий взгляд, так нутро леденеет…
Крапчатый Карась снова вздрогнул. Херуки слушал с любопытством.
– Надо же… Не каждому такое привидится. Как дракон-то выглядел?
– Огромный, белый, чешуя словно лак блестит. Морда ужаснейшая, зубастая, врагу такую увидеть не пожелаю. А взгляд у него человеческий. Словно из-под личины глядит…
Поговорив последние слова, Карась вдруг задумался. И, кажется, перестал дрожать.
– Эх, повезло тебе! – с завистью сказал Херуки.
– Ничего себе повезло!
– Конечно, повезло. Дракона собственными глазами увидел, и в живых остался. Встреть ты его в море на самом деле… Эй, ты куда?
– Работать, – донеслось со стороны мастерской. – Резать маску.
Следующим утром, на заре, когда сады и усадьбы Хиллы еще дремали в розовом тумане, Сахемоти и Херуки уже шагали по безлюдной дороге в сторону побережья. В коробе Сахемоти, завернутые в тонкую рисовую бумагу, лежали три маски. Старинная «Безупречная Красавица», «Старец», и «Юноша». Четвертую маску – «Царя-Дракона», – Везунчик осторожно нес в руках, стараясь не смазать не просохшую еще краску. Время от времени он бросал взгляд на Царя-Дракона и мысленно сочувствовал Карасю, которому довелось увидеть такое чудовище, пусть даже во сне. Законченную маску Сахемоти обнаружил утром на верстаке. Рядом, уронив голову на руки, крепко спал мастер – судя по его безмятежному лицу, на этот раз без кошмаров. Бывшие боги оставили ему плату, забрали маски и тихонько ушли.
– Театр построен, – произнес Херуки, когда Хилла скрылась за холмом. – Музыканты и статисты прибыли, костюмы доставлены. Вот мы и маски раздобыли. Что дальше?
– Репетиции. Потом премьера.
– И все-таки, зачем вам это надо?
– А если я тебе отвечу – ты признаешься, в чем твой настоящий источник силы?
– Хм…спасибо, не надо. Лучше я попробую догадаться сам.
– Знаешь, я тоже. И я, пожалуй, найду ответ раньше тебя. Когда ты ночью пошел утешать Карася, прекрасно зная, что он перед этим собирался тебя убить…
– Я не собирался его утешать! Ты его до полусмерти напугал, послав ему этот сон с драконом. А я помог ему от страха избавиться. Он выпустил его из себя – и создал шедевр! Согласись, маски Старика и Юноши ничем не примечательны, зато Царь-дракон вышел ничуть не хуже Безупречной Красавицы.
– Не лукавь перед самим собой – ты его просто пожалел, – сказал Сахемоти. – Помог ему забыть об алчности, пробудил лучшее в душе. Эта маска – твоя заслуга, не его. Ты принес ему удачу.
– Но вырезал-то он ее сам! Смертные сильны и слабы одновременно. Много им не надо – только чуть-чуть поддержать в нужный миг. Это и есть удача.
– Чтобы почувствовать этот нужный миг, надо очень хорошо знать смертных. А, чтобы, узнав их поближе, желать им блага, надо их по-настоящему любить.
– Но они заслуживают блага!
Сахемоти вспомнил слова Цукиеми: «Невзрачный, самый обычный парнишка, но в артели его любят…», и сказал торжествующе:
– Вот он, твой источник, Херуки. Ты живешь за счет человеческой любви.
– Ну и что? – Херуки с вызовом вскинул голову. – Ты против?
– Нет, отчего же. Это довольно необычно. Большинство богов находят источник силы в человеческом страхе. Но подумай вот о чем. Сейчас тебя привечают просто как славного парня – а насколько больше любили бы как бога! Совершенно новый культ, – мечтательно проговорил Сахемоти. – Культ, основанный не на страхе, а на любви! Просто любите вашего бога, и он дарует вам удачу, счастье и вообще всё, что пожелаете…
Херуки нахмурился и отвернулся.
– Не буду врать, что я об этом не мечтал, – сказал он, глядя себе под ноги. – Ты намекаешь, что можешь мне это дать, если я поддержу тебя в твоих замыслах?
– Не намекаю, а говорю прямо.
– Я тебе не верю, – страдальчески сказал Херуки. – Такие вещи нельзя получить в дар. Может быть, заслужить…
– Вот и послужи мне. А за наградой дело не станет.
Херуки долго шел молча, обдумывая предложение бога-дракона. Оно не было для него неожиданным. Уже давно, едва прослышав о театре в священной роще и нанявшись из любопытства в плотничью артель, он предчувствовал, что его судьба связана с судьбой Сахемоти. Теперь настал момент сделать выбор. Можно уйти – и еще пятьсот лет бродить по дорогам Среднего мира, покуривая пьяную травку. А можно рискнуть.
Херуки тряхнул головой, прогоняя сомнения, и весело сказал:
– Видно, ты мне так и не расскажешь, зачем тебе этот театр! Придется остаться и понаблюдать самому.
– Не понаблюдать, а поучаствовать. Мне нужен актер-напарник. Думаю, бог, который пятьсот лет успешно притворялся человеком, легко сможет вжиться в любую роль.
– А как ты объяснишь мое превращение из подмастерья в актера-напарника?
– Ну… представим тебя как актера-конкурента, проникшего в артель, чтобы подсмотреть секреты моего мастерства. А я, предположим, тебя распознал и перекупил…
Херуки засмеялся.
– Всё так и было! Что ж… пожалуй, я не против поучаствовать в твоей затее.
«Еще бы ты был против, – подумал Сахемоти. – Теперь, когда со мной бог удачи, ничто не должно помешать спектаклю. У меня есть театр, есть маски, есть второй актер. Осталось самое последнее и самое важное…»
Глава 26. Яшмовое зеркало
– Взгляни на эти узоры, – вполголоса заметил Сахемоти, проходя мимо очередной усадьбы-мастерской. – Каждый из них – сложный магический символ. Недействующий и нечитаемый, разумеется. Столетие за столетием здешние мастера воспроизводят их, не понимая смысла. Вот, к примеру, расписной ларец просит благословения богов, которые давно ушли из этого мира… Хотя о чем я – ведь ты, как и любой смертный, не можешь их прочитать. Издержки пьяной травки, а?
– Прочитать не могу, – буркнул Херуки. – Зато вижу, что мастер, который расписывал ларь, думал только о деньгах, которые за него получит. Он работал не сердцем и даже не головой, а одними привычными руками. Даже если б он понимал значения узора, благословения богов он все равно бы не дождался.
Сахемоти кивнул с довольным видом.
– Вот для этого я тебя с собой и взял. Раз ты так хорошо читаешь в душах смертных, то мне понадобится твоя помощь. Найди мне здесь лучшего из мастеров. Такого, у которого есть не только голова и руки, но и душа… такого, у которого ожил бы магический узор, даже если бы он не понимал его смысла.
Херуки пристально посмотрел на него.
– А ты знаешь, что будет дальше с тем человеком, у которого узор оживет? Или тебя это не интересует?
– Ты не хуже меня знаешь, что это невозможно. Я выразился аллегорически. Найди мне лучшего мастера. Вот, к примеру, этот…
Бывшие боги медленно пошли вдоль улицы. Дом следовал за домом, и возле каждого красовались выставленные на продажу образцы изделий. Херуки поначалу выбирал неохотно, но вскоре увлекся и вошел во вкус. Иногда ему хватало одного поверхностного взгляда, иногда он останавливался и долго вертел утварь в руках.
– Здесь рисунок точен, но краски так тусклы, как будто их смешивали осенним вечером… А в этом расписном бочонке чувствуется нетерпение – вон, линии так и пляшут, словно хотят убежать с крышки в ближайший кабак…Ого, сколько посуды у этих ворот! Да только ее резали и расписывали подмастерья, а хозяин лишь ставил подпись. Если так будут поступать все, славе Хиллы быстро придет конец. А вот тут…о, взгляни, Сахемоти! Вот то, что нам надо. Твердая рука, сильные линии и живые цвета…
– …и что ни узор, то отступление от канона, – добавил Сахемоти. – Не знаю, к добру это или к худу. Что ж, давай зайдем.
Мастер оказался старше, чем они предполагали. Почти старик, худой и малорослый, с суровым морщинистым лицом и внимательными глазами. Волосы он на крестьянский манер остриг кружком, зато усы отпустил до самой груди. Руки и одежда мастера были густо покрыты застарелыми и свежими пятнами краски, и даже усам досталось – один был красный, другой зеленый. Звали его громким именем Крапчатый Карась Восемнадцатый. Покупателей он встретил довольно равнодушно.
– Я в розницу не торгую, – сказал он, выходя на крыльцо. – Эта посуда, что у изгороди развешана, уже продана оптовику. Ежели хотите, можете оставить заказ.
– Именно за этим мы и пришли.
– Тогда заходите.
Две трети обширного дома занимала мастерская. Повсюду неустойчивыми башнями громоздились золотистые заготовки, на полу хрустела стружка. Сахемоти прошел к верстаку, снял с плеча короб и достал оттуда нечто плоское, тщательно упакованное в много слоев бумаги и ветоши. Развернув бумагу, он выложил на столешницу деревянную маску.
Маска изображала лицо прекрасной девушки. Белый, с тонким розоватым отливом лак покрылся густой сеткой трещинок, но очертания высокого лба и по-детски округлых щек были так мягки и изящны, что захватывало дух. Пухлые губки маски были раздвинуты в полуулыбке, которая могла означать всё что угодно. В миндалевидных глазницах пряталась темнота.
– Ух ты! – выпалил Херуки, нагибаясь над столом. – Да ведь это маска Безупречной Красавицы!
– Настоящая древнекиримская работа! – хрипло воскликнул Крапчатый Карась, отпихивая Везунчика. – Где вы ее украли?
– Еще чего, «украли»! Она принадлежит хозяину театра, в котором мы служим.
– А, так это тот балаган на пр`оклятой горе у Репейников, о котором болтают все подряд?
Сахемоти кивнул.
– Наш хозяин желает, чтобы вы изготовили еще три маски по образцу этой. Мастер благоговейно взял маску красавицы и поднес ее к свету.
– «Хозяин желает», – передразнил он. – Вы хоть знаете, неучи, что таких масок во всём Кириме осталось не больше десятка? Что за такую маску знающий человек повозку серебра отдаст? А вы для балагана ее приспособить хотите! Шедевр древности – зевакам на потеху!
– Думается мне, в древности его и использовали для балаганных представлений.
– Болтаете то, что и сами не понимаете, – проворчал мастер, самозабвенно любуясь маской. – Вся эта мода на старину – самое что ни на есть кощунство. Прежде люди были другие, богам угождали, а нынче лишь бы развлекаться. Вот маска эта, небось, храм украшала, а вы ее в балаган. Тьфу!
– Так вы отказываетесь от заказа?
– Нет, с чего вы взяли!
– В таком случае, слушайте: нам нужны еще три маски, выполненные в том же стиле. Юноша, старик и морской царь-дракон. Юноша – рыбак, простолюдин. Старик – что-то вроде обычного отшельника. Дракон… ну, должен выглядеть как обычный дракон.
– Хех, «обычный», ну вы и пошутили. Сроки какие?
– Как можно скорее. Желательно сделать маски сегодня, самое позднее – завтра. Мы торопимся.
– Да вы издеваетесь! Три резные расписные маски в натуральную величину за день?!
– Ой, да видел я, как работают здешние мастера! – не выдержал Везунчик. – Столичным купцам цену набивай! В технике «не отрывая кисти» роспись занимает столько времени, сколько требуется, чтобы чихнуть и сказать «на здоровьичко». А резьба…
– Мы же не просим вас сделать такую же маску, – подхватил Сахемоти. – Попроще, погрубее; главное – чтобы издалека смотрелось хорошо. Лакировать не обязательно. Мы же понимаем, что ваш профиль – крынки да бочонки…
Крапчатый Карась надменно выпрямился.
– Старца и рыбака я вам хоть сейчас вырежу. С морским царем же будет посложнее. Откуда мне знать, как выглядит дракон?
–Вы уж постарайтесь, – вкрадчиво сказал Сахемоти. – Кто как не вы, способен изобразить невиданное? Думаете, почему мы обратились именно к вам?
– Да уж ясно почему, – довольно ухмыльнулся мастер. – Я один в Хилле режу и расписываю по-своему, прочие только вторят канонам. Попробовать можно, почему нет. Но такая срочная работа обойдется вам недешево…
– Цену назначайте сами, – небрежно сказал Сахемоти.
– Кхм, – только и выдавил Крапчатый Карась. На дне его глаз загорелся огонек алчности. Херуки покосился на Сахемоти и сокрушенно вздохнул.
Под вечер, когда Сахемоти и Херуки вернулись в дом Крапчатого Карася, две маски были уже готовы. Личины старца и юноши сохли у южной стенки. Рядом топтался Крапчатый Карась, еще более мрачный и нелюбезный, чем утром.
– Прекрасно, – Сахемоти взял в руки маску юноши. – Именно то, что надо. Конопатый парнишка-рыбак, простодушный, но не без коварства. Кого-то он мне напоминает, а, Везунчик? Старец тоже вполне достойный…
– Краска будет сохнуть до завтра, – буркнул Карась. – Потом надобно отлакировать, а это дело небыстрое. Возвращайтесь через три-четыре дня… с деньгами.
– Ладно, время стерпит, пришлем кого-нибудь. А где царь-дракон?
– Еще не доделал. Не вижу я его пока, не представляю. Может, к завтрашнему утру что-нибудь намалюю.
Сахемоти и Херуки переглянулись.
– Ну и куда нам податься, на ночь глядя?
– Хотите, можете заночевать у меня, – предложил Карась. – Я всё равно буду работать ночью в мастерской.
Приглашение было принято. Карась предоставил гостям всю жилую половину дома, а сам зажег светильник и удалился в мастерскую.
Неожиданная любезность мастера насторожила Херуки. До поздней ночи к нему не шел сон. Вся Хилла уже давно спала, а бывший бог удачи всё вертелся под одеялом на тростниковой циновке, вслушиваясь в шорох и шаги за стенкой, принюхиваясь и всматриваясь в темноту.
– Эй, Сахемоти, – наконец, не выдержав, прошептал он, пихнув в бок спящего соседа. – Я все думаю о Карасе. Он, кстати, тоже не спит.
– Да, знаю, – неожиданно внятно ответил Сахемоти. – Должно быть, работает над маской дракона?
– Нет. Он наварил яда. Мне знаком его запах. Очень хороший яд. Здешние лаковары в минералах разбираются. Если этот яд налить в ухо спящему, он выест весь мозг, а снаружи будет совсем незаметно. Яд уже готов, и теперь Крапчатый Карась собирается с духом.
– Что же его подвигло на такое страшное дело? – спросил Сахемоти, словно бы и не удивленный новостью. – Благородное стремление уберечь шедевр от кощунства или банальная алчность?
– Карась и сам не понимает. То раздумывает, кому будет продавать маску, то благочестиво прикидывает, какую часть полученных за нее денег отдать на храм какого-нибудь безымянного. А может, и себе оставит. Слишком сильное искушение помутило его разум. Бедняга! Угораздило же его напороться на таких, как мы…
– Ну, допустим, яд ты учуял. А мысли? Только не говори, что прочитал.
– Ох, да чего там читать, и так всё ясно. Просто я хорошо разбираюсь в смертных… Ага, он решился! Тсс, молчи! Он идет сюда! Что будем делать?
Сахемоти, не вставая, что-то прошептал по-древнекиримски. Шаги за стеной смолкли, раздался глубокий вздох, вслед за ним – сладкий зевок, звук падающего тела и наконец мирное похрапывание.
– Ты его усыпил?
Сахемоти, холодно улыбаясь в темноте, продолжал тем же почти беззвучным шепотом плести наговор. Похрапывание оборвалось. Спящий тревожно пошевелился, охнул, что-то неразборчиво забормотал во сне, потом застонал – сначала тихо, потом громче, – и вдруг из мастерской донесся ужасный крик. Хруст разрываемой оконной бумаги сменился треском перегородок, а затем все потонуло в оглушительном грохоте поваленных полок с заготовками. Херуки вскочил на ноги.
– Что это?! Что там случилось?
– Ничего особенного. Небольшое наказание.
Суматоха в мастерской прекратилась нескоро. Но вот наконец грохот затих, всхлипывание и сопение умолкло, и в дом вернулась тишина.
– Спокойной ночи, Везунчик. – пожелал Сахемоти, заворачиваясь в одеяло.
Херуки, ничего не ответив, встал и через разгромленную мастерскую вышел во двор.
Крапчатый Карась обнаружился на крыльце. Он сидел, съежившись, и жадно хлебал воду из ковша.
– Что, не спится? – спросил его Херуки, присаживаясь рядом.
Мастер вздрогнул так, что вода выплеснулась из ковша ему на штаны.
– Вот и мне не спится, – как ни в чем не бывало продолжал Херуки. – Приятель мой уснул, а ты устроил такой тарарам, что весь сон прогнал. Кошмар приснился, да?
– Я вроде как на корабле по морю плыл, – заговорил Карась глухим, дрожащим голосом, как будто сон отпустил его еще не полностью. – Вдруг заштормило. Волны как горы, так и кидают корабль, то вверх, то и вниз, вот-вот потонем. И тут глядь – дракон! То нырнет, то выскочит, как будто ему до корабля и дела нет. Волны всё злее, а дракон играет, веселится. В лапах у него пылающий мяч, вроде солнца в огненной бороде. И он этот мяч то подкинет, то поймает. Весело ему, дракону, а море вокруг него бурлит, и корабль гибнет… И вот упал я в волны, и дракон меня увидел… Фух, как вспомню драконий взгляд, так нутро леденеет…
Крапчатый Карась снова вздрогнул. Херуки слушал с любопытством.
– Надо же… Не каждому такое привидится. Как дракон-то выглядел?
– Огромный, белый, чешуя словно лак блестит. Морда ужаснейшая, зубастая, врагу такую увидеть не пожелаю. А взгляд у него человеческий. Словно из-под личины глядит…
Поговорив последние слова, Карась вдруг задумался. И, кажется, перестал дрожать.
– Эх, повезло тебе! – с завистью сказал Херуки.
– Ничего себе повезло!
– Конечно, повезло. Дракона собственными глазами увидел, и в живых остался. Встреть ты его в море на самом деле… Эй, ты куда?
– Работать, – донеслось со стороны мастерской. – Резать маску.
Следующим утром, на заре, когда сады и усадьбы Хиллы еще дремали в розовом тумане, Сахемоти и Херуки уже шагали по безлюдной дороге в сторону побережья. В коробе Сахемоти, завернутые в тонкую рисовую бумагу, лежали три маски. Старинная «Безупречная Красавица», «Старец», и «Юноша». Четвертую маску – «Царя-Дракона», – Везунчик осторожно нес в руках, стараясь не смазать не просохшую еще краску. Время от времени он бросал взгляд на Царя-Дракона и мысленно сочувствовал Карасю, которому довелось увидеть такое чудовище, пусть даже во сне. Законченную маску Сахемоти обнаружил утром на верстаке. Рядом, уронив голову на руки, крепко спал мастер – судя по его безмятежному лицу, на этот раз без кошмаров. Бывшие боги оставили ему плату, забрали маски и тихонько ушли.
– Театр построен, – произнес Херуки, когда Хилла скрылась за холмом. – Музыканты и статисты прибыли, костюмы доставлены. Вот мы и маски раздобыли. Что дальше?
– Репетиции. Потом премьера.
– И все-таки, зачем вам это надо?
– А если я тебе отвечу – ты признаешься, в чем твой настоящий источник силы?
– Хм…спасибо, не надо. Лучше я попробую догадаться сам.
– Знаешь, я тоже. И я, пожалуй, найду ответ раньше тебя. Когда ты ночью пошел утешать Карася, прекрасно зная, что он перед этим собирался тебя убить…
– Я не собирался его утешать! Ты его до полусмерти напугал, послав ему этот сон с драконом. А я помог ему от страха избавиться. Он выпустил его из себя – и создал шедевр! Согласись, маски Старика и Юноши ничем не примечательны, зато Царь-дракон вышел ничуть не хуже Безупречной Красавицы.
– Не лукавь перед самим собой – ты его просто пожалел, – сказал Сахемоти. – Помог ему забыть об алчности, пробудил лучшее в душе. Эта маска – твоя заслуга, не его. Ты принес ему удачу.
– Но вырезал-то он ее сам! Смертные сильны и слабы одновременно. Много им не надо – только чуть-чуть поддержать в нужный миг. Это и есть удача.
– Чтобы почувствовать этот нужный миг, надо очень хорошо знать смертных. А, чтобы, узнав их поближе, желать им блага, надо их по-настоящему любить.
– Но они заслуживают блага!
Сахемоти вспомнил слова Цукиеми: «Невзрачный, самый обычный парнишка, но в артели его любят…», и сказал торжествующе:
– Вот он, твой источник, Херуки. Ты живешь за счет человеческой любви.
– Ну и что? – Херуки с вызовом вскинул голову. – Ты против?
– Нет, отчего же. Это довольно необычно. Большинство богов находят источник силы в человеческом страхе. Но подумай вот о чем. Сейчас тебя привечают просто как славного парня – а насколько больше любили бы как бога! Совершенно новый культ, – мечтательно проговорил Сахемоти. – Культ, основанный не на страхе, а на любви! Просто любите вашего бога, и он дарует вам удачу, счастье и вообще всё, что пожелаете…
Херуки нахмурился и отвернулся.
– Не буду врать, что я об этом не мечтал, – сказал он, глядя себе под ноги. – Ты намекаешь, что можешь мне это дать, если я поддержу тебя в твоих замыслах?
– Не намекаю, а говорю прямо.
– Я тебе не верю, – страдальчески сказал Херуки. – Такие вещи нельзя получить в дар. Может быть, заслужить…
– Вот и послужи мне. А за наградой дело не станет.
Херуки долго шел молча, обдумывая предложение бога-дракона. Оно не было для него неожиданным. Уже давно, едва прослышав о театре в священной роще и нанявшись из любопытства в плотничью артель, он предчувствовал, что его судьба связана с судьбой Сахемоти. Теперь настал момент сделать выбор. Можно уйти – и еще пятьсот лет бродить по дорогам Среднего мира, покуривая пьяную травку. А можно рискнуть.
Херуки тряхнул головой, прогоняя сомнения, и весело сказал:
– Видно, ты мне так и не расскажешь, зачем тебе этот театр! Придется остаться и понаблюдать самому.
– Не понаблюдать, а поучаствовать. Мне нужен актер-напарник. Думаю, бог, который пятьсот лет успешно притворялся человеком, легко сможет вжиться в любую роль.
– А как ты объяснишь мое превращение из подмастерья в актера-напарника?
– Ну… представим тебя как актера-конкурента, проникшего в артель, чтобы подсмотреть секреты моего мастерства. А я, предположим, тебя распознал и перекупил…
Херуки засмеялся.
– Всё так и было! Что ж… пожалуй, я не против поучаствовать в твоей затее.
«Еще бы ты был против, – подумал Сахемоти. – Теперь, когда со мной бог удачи, ничто не должно помешать спектаклю. У меня есть театр, есть маски, есть второй актер. Осталось самое последнее и самое важное…»
Глава 26. Яшмовое зеркало
Главным и единственным украшением рабочего кабинета Ринго, младшего мужа княгини и невидимого защитника интересов рода Касима, была расписная ширма шириной в целую стену и высотой до самых потолочных балок. На золоченом фоне неба, среди перламутровых облаков, вздымались снежные вершины гор. На самой высокой зеленела сосна, символ долголетия. А в ветвях сосны сидел ястреб – когтистая серовато-бурая птица с крючковатым клювом и немигающим взглядом желтых глаз. Великолепие золотистого неба и серебряных гор ничуть не смущало невзрачного хищника. Спокойный, неподвижный, он был готов в любой миг сорваться с вершин и камнем упасть из-за облаков на жертву.
Ринго сидел на возвышении непосредственно под ястребом и глядел на посетителей поверх заваленного свитками стола таким же невыразительным взглядом, помогая им проводить нужные параллели и делать правильные выводы. Грязная старуха, припавшая к полу, казалась ощипанной курицей, на которую с неба пала тень ястребиных крыльев.
– Столица полна чудес и странных событий, – вполголоса говорил Ринго, не глядя на старуху. – По городу ходят удивительные слухи. Какие-то оборотни, демоны, нечистая сила. Упорно болтают о том, что на днях в одном из чайных домов состоялась грандиозная оргия с участием монахов Семизвездного и продажных девиц из квартала Мимолетных Развлечений.
Ринго хмыкнул. Старуха угодливо захихикала, но хихиканье сразу же перешло в басовитый хриплый кашель.
– Этот слух распространился так широко, что настоятелю пришлось официально заявить, что никто из братии в ту ночь не покидал стены монастыря. А что той же ночью сгорел чайный домик у Северной заставы, то это, дескать, случайное совпадение. Тот еще притон был этот чайный домик, откровенно говоря. Соседи утверждают, что он вспыхнул как стог сена, в который попала молния, и если кто и был в доме, так уж точно выскочить бы не успел…
– Так ведь не было меня в доме-то, господин Ринго, – жалобно просипела Прекрасная Азалия. – Я под утро в канаве очнулась. То ли кто-то пожалел старуху, то ли сама в беспамятстве отползла… Открыла глаза, а вокруг уж рассвело. Глядь – от дома одни головешки остались. Осталась я, горемычная, под старость нищей побродяжкой…
Старуха снова надсадно закашлялась.
– Угорела я, дыма надышалась – вон, аж голос пропал! Говорить больно, в глазах темно, а вы меня мучаете. Уже четвертый раз ведь вам рассказываю, как все было, а вы как будто и не слушаете…
– Четверо монахов и четверо кисэн гульнули так, что ненароком сожгли дом свиданий. Вот как это выглядит на первый взгляд. Смех, да и только. Жаль, что от восьми гостей ни одного трупа на пепелище не нашли. Хоть бы завалящий черепок остался.
– Я ж сказала, что это были бесы, – пискнула старуха. – Не верите, что ль? Не забыли про глаза-то на затылке? Желтые, звериные? Она, стерва, пальцами щелк – и я…
– Не забыл, – Ринго наконец опустил взгляд на сводню. – Доказано, что все монахи Семизвездного были ночью в монастыре. Проверены учетные книги в квартале кисэн, где все вызовы расписаны на месяцы вперед. Никто из них не мог быть той ночью в твоем притоне. Тут поневоле задумаешься о нечистой силе. Но нечистая сила по моему ведомству не проходит. Так что вернемся еще раз к первому монаху – тому, который с тобой расплачивался. Во всяком случае, деньги были настоящие…
Прекрасная Азалия, не удержавшись, бросила на Ринго злобный взгляд. Связка монет, которой Кагеру с ней расплатился, проходила по делу вещественным доказательством, и получить ее назад старуха даже не надеялась.
– Я уже говорила, что он был в шапке, и его лица я не видела.
– Постарайся, Азалия. Иные детали говорят о человеке больше, чем лицо. За что мы, в конце концов, столько лет тебе платим?
– Ох… Ну монах – и монах…
– Не ряженый?
– Вы уже три раза спрашивали. Я поначалу решила, что ряженый, но теперь думаю, нет. Натуру не подделаешь. В отличие от тех, – ну, бесов, – это был настоящий. Не местный, пришел издалека, и сразу ко мне – сандалии стоптаны, ряса в пыли. Ряса самая обычная, порядком заношенная. Должно быть, из странствующих…
– Говорил как? С акцентом какой провинции?
– Как северянин. Но знаете, такой, который много лет в столице прожил… Вот, еще вспомнила! – воскликнула Прекрасна Азалия и тут же схватилась за горло, подавившись кашлем. – Голос! Я еще тогда подумала – нарочно он шепчет, что ли? А теперь дошло – горло у него болело. Вот как у меня сейчас. Дыма горячего на пожаре надышалась, да и…
Старухин голос сорвался на сип, и она снова принялась кашлять и растирать шею. Ринго смотрел на нее, хмурясь. Он уже слышал такой голос и видел такой жест.
Преподобный Кагеру.
«Я-то всё думал, чем он болен! Значит, он тоже побывал в огне и сильно обгорел. Очень давно, много лет назад. Всё зажило, изгладились даже шрамы, возможно, не без помощи магии, но привычка осталась. Привычка говорить тихо, оберегая горло, ходить так, словно каждое движение причиняет боль, морщиться от резких движений…»
Аскет, книгочей, знаток старины Кагеру, с его постным лицом и мудреными речами – чародей, заклинатель демонов? Просто в голове не укладывалось. Другое дело – его протеже, этот крайне подозрительный мастер Терновая Звезда. Человек без прошлого, актер несуществующей труппы. Ринго давно уже собирался заняться им вплотную, но мешала княгиня, которую этот проходимец с присущим ему коварством успел очаровать. К тому же лицедея защищала безупречная репутация Кагеру. Но теперь, когда монах сам угодил под подозрение…
Ринго мысленно перебрал факты. Из одного косвенного свидетельства старухи не составишь обвинения. Но это уже повод начать расследование. Задержать Кагеру. Устроить очную ставку с Прекрасной Азалией. А там дойдет очередь и до мастера Терновой Звезды…
Ринго представил себе надменную бледную физиономию «знаменитого актера» – и в первый раз этот образ не вызвал у него приступа ревности. Ему стало так легко и радостно, словно с души свалилась целая гора.
«Тогда Иро наконец поймет, с кем связалась, и перестанет безо всякой надобности торчать целыми днями на побережье, а по ночам вздыхать и отодвигаться от меня на дальний край постели. И снова всё станет как раньше. А проклятому театру придет конец…»
– Пригнитесь, мастер Звезда. Осторожно, здесь ступеньки…
Сахемоти послушно пригнулся, но все равно задел макушкой о шероховатый каменный свод. Пространство вокруг складывалось из шороха шагов, шелеста одежды, запаха пыли и кисло-сладких цветочных духов Касимы, ощущения ее пальцев на запястье. Ладони княгини были влажными от волнения, но, в отличие от своего спутника, быстро шагая в темноте, она ни разу не споткнулась.
– Княгиня, здесь темновато. – Сахемоти в очередной раз зацепил головой потолок. – Может, все-таки стоит вернуться за фонарем?
– Входить в княжескую сокровищницу с огнем запрещено. Не беспокойтесь, фонарь не понадобится. Теперь направо…
Вскоре впереди замаячил бледный, рассеянный свет. Они вышли в узкий, пыльный коридор, прорубленный в скале. Свет сочился откуда-то сверху, но сами световые колодцы были искусно спрятаны. В воздухе, несмотря на пыльную муть, ощущалось дыхание лета.
– Освещение и вентиляция, – отметил Сахемоти. – Отлично сделано. Кто проектировал ваш замок, княгиня? Эти ходы выглядят довольно старыми.
– Они и есть очень старые. Думаю, они были здесь еще прежде замка. Но ими пользуются и сегодня. Здешние подземелья очень удобны. Замок деревянный, он уже несколько раз сгорал дотла, и его строили заново…
– В таком подземелье удобно отсиживаться во время штурма.
– О чем вы, какой штурм? На верхних ярусах – кладовые, ледники, хозяйственные службы, а здесь, в самом сердце горы – княжеская сокровищница.
Ринго сидел на возвышении непосредственно под ястребом и глядел на посетителей поверх заваленного свитками стола таким же невыразительным взглядом, помогая им проводить нужные параллели и делать правильные выводы. Грязная старуха, припавшая к полу, казалась ощипанной курицей, на которую с неба пала тень ястребиных крыльев.
– Столица полна чудес и странных событий, – вполголоса говорил Ринго, не глядя на старуху. – По городу ходят удивительные слухи. Какие-то оборотни, демоны, нечистая сила. Упорно болтают о том, что на днях в одном из чайных домов состоялась грандиозная оргия с участием монахов Семизвездного и продажных девиц из квартала Мимолетных Развлечений.
Ринго хмыкнул. Старуха угодливо захихикала, но хихиканье сразу же перешло в басовитый хриплый кашель.
– Этот слух распространился так широко, что настоятелю пришлось официально заявить, что никто из братии в ту ночь не покидал стены монастыря. А что той же ночью сгорел чайный домик у Северной заставы, то это, дескать, случайное совпадение. Тот еще притон был этот чайный домик, откровенно говоря. Соседи утверждают, что он вспыхнул как стог сена, в который попала молния, и если кто и был в доме, так уж точно выскочить бы не успел…
– Так ведь не было меня в доме-то, господин Ринго, – жалобно просипела Прекрасная Азалия. – Я под утро в канаве очнулась. То ли кто-то пожалел старуху, то ли сама в беспамятстве отползла… Открыла глаза, а вокруг уж рассвело. Глядь – от дома одни головешки остались. Осталась я, горемычная, под старость нищей побродяжкой…
Старуха снова надсадно закашлялась.
– Угорела я, дыма надышалась – вон, аж голос пропал! Говорить больно, в глазах темно, а вы меня мучаете. Уже четвертый раз ведь вам рассказываю, как все было, а вы как будто и не слушаете…
– Четверо монахов и четверо кисэн гульнули так, что ненароком сожгли дом свиданий. Вот как это выглядит на первый взгляд. Смех, да и только. Жаль, что от восьми гостей ни одного трупа на пепелище не нашли. Хоть бы завалящий черепок остался.
– Я ж сказала, что это были бесы, – пискнула старуха. – Не верите, что ль? Не забыли про глаза-то на затылке? Желтые, звериные? Она, стерва, пальцами щелк – и я…
– Не забыл, – Ринго наконец опустил взгляд на сводню. – Доказано, что все монахи Семизвездного были ночью в монастыре. Проверены учетные книги в квартале кисэн, где все вызовы расписаны на месяцы вперед. Никто из них не мог быть той ночью в твоем притоне. Тут поневоле задумаешься о нечистой силе. Но нечистая сила по моему ведомству не проходит. Так что вернемся еще раз к первому монаху – тому, который с тобой расплачивался. Во всяком случае, деньги были настоящие…
Прекрасная Азалия, не удержавшись, бросила на Ринго злобный взгляд. Связка монет, которой Кагеру с ней расплатился, проходила по делу вещественным доказательством, и получить ее назад старуха даже не надеялась.
– Я уже говорила, что он был в шапке, и его лица я не видела.
– Постарайся, Азалия. Иные детали говорят о человеке больше, чем лицо. За что мы, в конце концов, столько лет тебе платим?
– Ох… Ну монах – и монах…
– Не ряженый?
– Вы уже три раза спрашивали. Я поначалу решила, что ряженый, но теперь думаю, нет. Натуру не подделаешь. В отличие от тех, – ну, бесов, – это был настоящий. Не местный, пришел издалека, и сразу ко мне – сандалии стоптаны, ряса в пыли. Ряса самая обычная, порядком заношенная. Должно быть, из странствующих…
– Говорил как? С акцентом какой провинции?
– Как северянин. Но знаете, такой, который много лет в столице прожил… Вот, еще вспомнила! – воскликнула Прекрасна Азалия и тут же схватилась за горло, подавившись кашлем. – Голос! Я еще тогда подумала – нарочно он шепчет, что ли? А теперь дошло – горло у него болело. Вот как у меня сейчас. Дыма горячего на пожаре надышалась, да и…
Старухин голос сорвался на сип, и она снова принялась кашлять и растирать шею. Ринго смотрел на нее, хмурясь. Он уже слышал такой голос и видел такой жест.
Преподобный Кагеру.
«Я-то всё думал, чем он болен! Значит, он тоже побывал в огне и сильно обгорел. Очень давно, много лет назад. Всё зажило, изгладились даже шрамы, возможно, не без помощи магии, но привычка осталась. Привычка говорить тихо, оберегая горло, ходить так, словно каждое движение причиняет боль, морщиться от резких движений…»
Аскет, книгочей, знаток старины Кагеру, с его постным лицом и мудреными речами – чародей, заклинатель демонов? Просто в голове не укладывалось. Другое дело – его протеже, этот крайне подозрительный мастер Терновая Звезда. Человек без прошлого, актер несуществующей труппы. Ринго давно уже собирался заняться им вплотную, но мешала княгиня, которую этот проходимец с присущим ему коварством успел очаровать. К тому же лицедея защищала безупречная репутация Кагеру. Но теперь, когда монах сам угодил под подозрение…
Ринго мысленно перебрал факты. Из одного косвенного свидетельства старухи не составишь обвинения. Но это уже повод начать расследование. Задержать Кагеру. Устроить очную ставку с Прекрасной Азалией. А там дойдет очередь и до мастера Терновой Звезды…
Ринго представил себе надменную бледную физиономию «знаменитого актера» – и в первый раз этот образ не вызвал у него приступа ревности. Ему стало так легко и радостно, словно с души свалилась целая гора.
«Тогда Иро наконец поймет, с кем связалась, и перестанет безо всякой надобности торчать целыми днями на побережье, а по ночам вздыхать и отодвигаться от меня на дальний край постели. И снова всё станет как раньше. А проклятому театру придет конец…»
– Пригнитесь, мастер Звезда. Осторожно, здесь ступеньки…
Сахемоти послушно пригнулся, но все равно задел макушкой о шероховатый каменный свод. Пространство вокруг складывалось из шороха шагов, шелеста одежды, запаха пыли и кисло-сладких цветочных духов Касимы, ощущения ее пальцев на запястье. Ладони княгини были влажными от волнения, но, в отличие от своего спутника, быстро шагая в темноте, она ни разу не споткнулась.
– Княгиня, здесь темновато. – Сахемоти в очередной раз зацепил головой потолок. – Может, все-таки стоит вернуться за фонарем?
– Входить в княжескую сокровищницу с огнем запрещено. Не беспокойтесь, фонарь не понадобится. Теперь направо…
Вскоре впереди замаячил бледный, рассеянный свет. Они вышли в узкий, пыльный коридор, прорубленный в скале. Свет сочился откуда-то сверху, но сами световые колодцы были искусно спрятаны. В воздухе, несмотря на пыльную муть, ощущалось дыхание лета.
– Освещение и вентиляция, – отметил Сахемоти. – Отлично сделано. Кто проектировал ваш замок, княгиня? Эти ходы выглядят довольно старыми.
– Они и есть очень старые. Думаю, они были здесь еще прежде замка. Но ими пользуются и сегодня. Здешние подземелья очень удобны. Замок деревянный, он уже несколько раз сгорал дотла, и его строили заново…
– В таком подземелье удобно отсиживаться во время штурма.
– О чем вы, какой штурм? На верхних ярусах – кладовые, ледники, хозяйственные службы, а здесь, в самом сердце горы – княжеская сокровищница.